Форум » Хлеб » Гончарная лавка Осмарака Бруттия (мастерская, домус) » Ответить
Гончарная лавка Осмарака Бруттия (мастерская, домус)
Осмарак: За старыми Лавернскими воротами [more] Porta Lavernalis — ворота Сервиевой стены в древнем Риме. Ворота были так названы по алтарю и роще Лаверны[1], богини-покровительницы воров у римлян. Предположительно ворота находились западнее ворот Naevia и Raudusculana, на Авентине [/more] вне древних стен, на оживленной дороге стоит богатый когда-то, но сильно обветшалый домус, двухэтажный в области атрия и одноэтажный в области небольшого озеленённого перистиля. Вдоль перистиля - склады и гончарная мастерская, и черный выход в проулок в котором стоит красильня. По соседству - винная лавка. Водопровода в домусе нет, канализация - выгребная. В хорошем состоянии хозяином поддерживаются только фасад и таберны. [more] [/more]
Шогер: Течение её жизни слишком долго зависело от того как хорошо она могла читать выражения лиц, взгляды - зачатки намерений, примечать и толковать мелкие движения - как по ладоням судьбу читать, только проще. Никогда ничья жизнь не зависела от того грустна она или весела, голодна или довольна, устроена или неприкаяна, о ней заботились иногда - сын, товарки, Дживан... но никогда и никто - чужой, спроста. А тут и лекарь, и вода, и ложе вот так вот со входа. Больной, нежданной рабыне, обузе в небогатый дом. Шогер запомнила что показали и опустила глаза, пряча недоверчивый взгляд. - Благодарю, госпожа, удобно будет, малышке только уголок тихий и нужен. Одежда есть, но теплого нам не дали на осень и зиму. Сложила пекулий на ложе, захлопотала над дочкой, а в купальне даже греть не стала - и лето, и дитя здорово, а что зубки режутся, так в прохладной - лучше. Долго не завозилась. Беспокоилась только, что под рабочий гвалд и покрики малышка не уснёт. Но Анаит, разбуженная засветло, утомлённая дорогой и впечатлениями, начала дремать уже в купальне, а на ложе свернулась как котёнок, сунула, по обыкновению, палец в рот, и засопела. Шогер присевшая на край ложа, всё никак не решалась ни лечь рядом, ни выйти. Всё это никак не напоминало новую жизнь. Просто очередная смена декораций. Но она придумала как подать весть сыну - записка в тайник с деньгами, которые она на смогла - не успела - забрать. офф. жду пост Тихика
Тихик: Тело переполняет истома после дневного сна. Рука машинально, как по привычке, дважды сжала крепко стоящий член и и погладила его, как бы сообщаясь, что проснулись все. Да и продолжила бы, а следом созналась голова с дикой болью и как площадные птицы перед глазами вспорхнули картинки воспоминаний. От это ж, сука, огрело так огрело. Тихик хихикнул про себя, тут же ощутил как опадает член. Ну и славно, коль зайдет кто — вопросов меньше. И вставать легче. А не хочется, ой как не хочется. Повернулся набок и тихо проскулил, придавленный вновь гудящей болью. Вспомнилось, как сидели в саду с тем мальчиком, мутно вспомнилось, как сквозь воду смотреть на небо. Больше прикосновения и волнение под пупком. А воспоминание сладкое... рука вновь потянулась вниз и тут же встретила натянутую от напряжения ткань и крепко сжала гудящий ствол.
Шогер: Спать не получалось - кричали и стучали. Лежать и думать, думать, думать, натыкаясь мыслями то на Артака, то на Дживана, представлять как они мечутся, пытаясь её отыскать, попадаются под руку хозяину, и он... Лучше было сразу в Тибр кинуться. Но эти мысли она передумала ещё в пятнадцать, когда украли, заперли, насиловали, умоляли и подкупали веремешку, бывало что и - в один день. Не передумывать же всё сызнова, когда - двое детей. "Двигайся" говорила, бывало, мать "если плохо тебе, если тошно, если заболела - двигайся, копошись, иди, а лучше всего - поработай". Она так и жила. И помогало ведь. А тут и природа позвала, Шогер осторожно высунулсь из господской кубикулы, огляделась внимательно - это мужики могут себе позволить мешки и балки головой ловить, а мать с младенцем обязана себя блюсти - и поплелась к латрине... с которой крышу уже сняли. "Боги, как здесь жить-то" сменилось смешком уже внутри "как у папки на поле...", и нервным озиранием уже наверх, где работник, прохаживаясь по отдаленным стенам, сносил последнюю гниль. А выйдя она обмерла - работник отдирал здоровенное бревно прямо на верху стены, которая... - Стой, мил человек! Да погоди ты, там же больного пложили, куда, вдруг его второй раз ударит, погоди! - распахнула дверь в рабскую кубикулу и осталась стоять с распахнутыми глазами, пока они не похолодели и не сузились до приличного размера. - Эй! Эй, ты, очнулся так выходи отсюда, вон хоть под навес. Сюда балку роняют, а ты тут... Больше слов не нашлось, она только отвернулась боком, поняв что даже позвать кого - не знает. Не хозяйку же - молоденькую девушку.
работники: - Бгыгы, долбоеб, - буркнул Топор себе под нос и довольный шуточкой, вдарил топором по скрипящей балке. И еще раз. И еще. Прошелся краем над купальней, отрывая куски, оставшиеся после Бури, и рискуя свалиться в воду. Над комнатушкой между купальней и кухней осталось бревно. - Буря, блядь, ты чо, устал нах, ты бревнину пропустил! С тебя чарка, - Топор уперся ногами в стену, нагнулся, поддел бревнину и, напрягаясь из всех сил, даром что не перданув, потащил вверх. Стой, мил человек! Да погоди ты, там же больного положили... - Тиха, мать, тшшшш... сама отойди, щаз все будет в лучшем виде, ничоооо, - крякнув, выдернул бревно и скособочил его, выдохнул и увидел. - Кром! Ха, Кром, тут у тебя ивонов недоумок очнулся, тока держится не за башку почему-то! Пацан, помощь нужна? - поинтересовался Топор и заботливо уронил кусок дерева в кубикулу, но так, чтоб не попасть. - Членовредитель грозный. Кром услышал. В два шага преодолел перестильку и в полтора касания переставил женщину из входа в кубикулу ближе к кухне: - Мать почтенная, ты эта... осторожнее тут. То роняют, то дрочат, не увернешься жеж. Тока не работают нихуя.
Тихик: Ясность и трезвость вернулись в мгновение ока. Тихик застыл, мышцы все напряглись, превратив тело струну. Нервную, потную, еще возбужденную струну. — Так это... куда положили, стало быть, там и лежу, — отчибучил он чуть надломившемся на середине фразы голосом. А ситуация, однако, неловкая. Баба, видать, заподозрила что-то, а повернешься так и вовсе что голый станешь. Тихик резко согнулся и запричитал жалостливым, почти ребячьим голосом. — Положили, а живот болит, собака, так, будто вспороли. Видать задело балкой. А сам поглядывает одним глазом, верят ли не верят ли. Кажись верят. Или нет. Или верят? Так или иначе, тело подуспокоилось. Нужно было вставать — и как знамение на улепёт посыпалась сверху труха и мусор, а могло и что покрупнее следом. И голосок этот трескучий такой, как козий пердёж. Тиха, мать ... сама отойди ... будет в лучшем виде, ничоооо Тут бабу схватил рукастый и Тихик, ловя момент, опрокинулся на пол. Мать почтенная, ты эта... осторожнее тут. То роняют, то дрочат, не увернешься жеж. Тока не работают нихуя Остро приземлившись на колени, и, опираясь о стену, но все еще держась за живот, Тихик зашагал прочь с комнаты. В туалет? В туалет. Вонь там знатная, закончить не даст, а вот неловкости поубавит и поссать не будет лишним. И без того идешь красный как чирик. И вообще так тошно последние дни, сейчас дураком окончательно выглядеть не упало. И... запах. Как интересно она пахнет, зрело. Чуть остро, но очень женственно. А нет, то рукастый не подмылся. Причитая, вкладывая весь актерский дар в игру во славу Дионису, так ска-а-ать... Да только что ж перистиль, сука, такой длинный. Тихик злился, на всех злился. Внутри клокотало, как у ребенка, наказанного за невинную забаву. Новой волной накатывала боль и начинало подташнивать. Тихик ускорился, чтобы скрыть сглаз долой.
Шогер: Варвар набросился на неё как тот шторм в порту, и потащил, она и охнуть не успела. А когда отпустил, ещё долго набирала воздуха в лёгкие, прежде чем напряжение всего безумного утра прорвалось нетихим: - Да что же это за..! Не дом, а латрина портовая! Убери от меня руки, уважаемый, я не амфора, не рассыплюсь тут... - и закашлялась, чудом не рассыпаясь, от набившихся в нос запахов гнилой щепы, пыли, раскиданной повсюду полыни и свежепочищенной латрины. - Кто хоть это? Вы, вижу, нанятые. А этот "ивонов" - не хозяйский? - докашливая, махнула рукой вслед скачущей зайцем заднице. - Кому сказать что встал... весь? - сжала зубы розовея не от стыда - от злости. Хозяин контрабандист, дом полный тихого разврата, двое детей от разных отцов... "То роняют, то дрочат, не увернешься"... тоже ещё, напугали бабу членом! - Да есть ли тут рабы?! Кроме меня... - договаривала уже стихая, как прибитая к месту предположением.
работники: Кабы Кром руки уже не убрал, так отдернул бы, потому что почтенная мать зашлась в крике. - Эй-эй! Не, ну справедливо, - Кром поднял лапищи к груди ладонями вперед, обороняясь от медведицы. А хороша баба, хороша-а-а, грозная. - Хуем бабу не напугаешь, ежели баба знает, што щаз хуй увидит, а ежели не знает, тот тут уж хуй знает... Бля. Эта. Я Кром. Мы нанятые, точняк, крышу колупаем, рабчик тут еще один был, который нас привел. Кучерявый. А так ваще хуй знает, кто тут еще, хозяин мож с кем поехал. Проморгался, повернул башку в сторону Топора и махнул ему, чтоб рубил уже эту треклятую балку. И ваще не понял, почему отчитывается перед женщиной, которая вдобавок рабой оказалась. - Ты хозяйке мелкой-рыжей скажи, што Тихик встал, да скажи ей еще, што мы тут монет ждем на паруса и уже устали их ждать. А как тя звать-то?
Сцинтилла: Кром был строг, уж чего там в его башке пронеслось не понятно, но то, что он сам потопает в порт уже обнадеживало. Кажется же он тут всем заправляет и несет ответственность? Вопрос и не требовал ответа, уж вряд ли таким работникам требовалась дурная слава, а посему уже заранее приготовилась отдать нужную сумму, но ответ Шогер заставил задуматься. На осень они что-нибудь да придумают. Но с чего вообще она решила, что Осмарак обрадуется такому подарку судьбы? Больная рабыня с совсем малюткой дочкой. Но больную подлатать можно, а ребенок - так это они две бабы в доме уж справятся как-нибудь. Она же вот справлялась и не с одним. Тут же немедленно взгрустнулось и не заметила как дошла до кухни и уже машинально начала мыть всю посуду после этой толпы. Прошла большая часть всего лишь первого дня в "новом" Риме, а ей казалось, что почти целую вечность и эта круговерть не закончится никогда. Судя по всему так и было, поскольку вернулся Насмешник и в своей манере продолжил так, что Сцитилла вздрогнула и выронила тарелку на пол и та разлетелась вдребезги. - Ты бы поел все же, прежде чем пойдешь. А то нечестно получается. Садись давай и не спорь! Поешь и пойдешь куда надо. - Бруттия ногой двинула табурет, отерла руки и передала все ту же тарелку с нетронутой едой. - Я не хочу пока. Спасибо за воду, ты мне действительно очень помог. - И улыбнулась немного устало. Когда же накатить-то успело? "Да что же это за..! Не дом, а латрина портовая! Убери от меня руки, уважаемый, я не амфора, не рассыплюсь тут" Бруттия улыбаться перестала и нахмурилась. Голос был, кажется, Шогер и вот уже такое выдает? Сцинтилла ногой отодвинула осколки и не спеша пошла на голос. Голос уже был Крома, это и хорошо сразу и отдаст деньги и ситуацию уладит. - Ну допустим дом гончара, а не латрина портовая. – Остановилась, рассматривая женщину. - Вполне уважаемого гончара Бруттия дом. Кто же обидеть тебя успел, что гадости говорить начала? – Прищурила глаза и голову чуть склонила. - Кром, несу я, несу тебе деньги. Не подведи, пока доверяю тебе. Спасибо! – Протянула мешочек с асами и вздохнула.
Шогер: Шогер стояла посреди пустого перестиля так, словно первый раз за день открыла глаза, обегая взглядом одну обшарпанную дверь за другой, запущенные деревья на неухоженной земле, пропыленные стены, и слушала варвара мимо слов - суть, которую сразу уяснить себе не смогла. Дом беден, рабов, судя по отсутствию лежанок, кроме неё может один-два, хозяйка собственными руками кормит наймитов. Ей рассказывали, что многие течения замыкаются в круг... но вернуться она была не готова, только не так - одна в мире, с крохотной дочкой на руках... - Я Шогер. Но звать меня дело хозяйское, не твоё. И как подтверждение - очередное подхватывающее течение - молоденькая хозяйка влилась в перестиль и беседу. Женщин Шогер не боялась, лишь сторонилась, хозяйки или старшей над ней не было никогда, и от слов девочки, хмурившей брови, в груди только ещё немного похолодело. - Прости, госпожа, - поклонилась низко. Обычная отстраненность грозила стать оцепенением, но нельзя, нельзя, она судорожно вдохнула, стараясь не закашляться. Если не поладят с хозяйкой надо хоть с кем-то из здешних поладить. Или приходящих. А там уж... "если и есть твой бог, Дживан, в неподходящее время он нас оставляет, как тут не врать"... - Встал ударенный, да чуть, не очнувшись, на перестиль не отлил. А работник напугал меня немного. Вот и вырвалось.
Насмешник: А шустрая уж и посуду намывала, каааак вдруг бздын-н-нь! От грохнувшей об пол тарелки Нас втянул голову в плечи и зажмурил один глаз. "Ебена мать, вторую щас об голову жахнет": - Ой, хозяйка, ай! Виноват, прости, - выдал скороговоркой, но заметил отсутствие убийства и распрямился. "Садись давай и не спорь!" - ну легионом же ж голосок командовать, а сам как-то в улыбке расплылся и сел: - Сижу-сижу, есть, ем, - а жрать хотелось. Почти и кусок в рот занес, как снова грохотнуло, вскрикнуло, возмутилось, потом забасило, а Лучик уже бросилась всему этому наперерез. Потому Нас клювом щелкать не стал, по-быстренькому опрокинул в себя еду, как бывало в детстве, когда быстрей пожрешь - быстрей из дома на воздух свалишь, тарелку отполоскал и нагнулся над осколками: - Это жааааль, - произнес глубокомысленно, - хорошая была. ”Тарелок ей что ль припереть? А то как завяжутся там, небось она об них все и перебьет”. Разогнулся, осколки скинул в мусор и двинулся в сторону голосов: - Спасибо, хозяйка, давно так вкусно не ел, - оглядел всех выживших, - пошел я. У дверей не вынес всех сложных щей и хохотнул: - Кого прибьешь, ежели че, в один угол складывай. Ясней, сколько прикапывать, как вернусь. Подмигнул всем и оставил проклятьям вдогонку дверь.
Сцинтилла: Кром почти что молча забрал деньги и пошел, хорошо бы, в порт. Вмешиваться в диалог рыжей Бруттии и рабыни он не стал. - Отлиииить? - Глаза Сцинтиллы округлились в возмущении. - Его тут лечат, считай бесплатно, а он... - Волна возмущения поднялась изнутри, но тут вынырнул Насмешник, сбивая мысль своей шуткой. Кого прибьешь, ежели че, в один угол складывай. Ясней, сколько прикапывать, как вернусь. Сцинтилла только вздохнула и головой качнула, свое внимание с Шогер обращая на то, что этот с утра вовсе незнакомый мужчина, теперь уходил. Да и хорошо, помог, на том спасибо. Спасибо, что не приставал, хотя обещание давал лишь за сегодня. И вернуться грозился, а зачем ей оно? Надо будет Янусу помолиться, если плохой человек, отвадит. - Веста с тобой, Насмешник. Доброй ночи! - И уже не задерживаясь взглядом подошла к Шогер. - Как себя чувствуешь? Не спится? Пошли на кухню, если мелкая спит. Мы услышим, если заплачет. Здесь сейчас хорошо слышно. А с травмированным пусть сами работники разбираются. Не налил же, нефиг тратить силы и время на него.
бестия: Про нее как-то все забыли. Подоили, воды дали, а пожрать как-то нет. Да и посрать захотелось, здесь и сейчас тут же сделала свои дела. Пахло, пахло едой, а значит надо пожрать. Коза повела мордой, несколько раз подала голос, почти что жалобным "Мееее" и пошла по кухне искать еду. В кастрюле хоть и пахло, но уже было пусто. Обидно. А вот и остаток капусты, пусть с полотенцем, зато пожевать можно. Толкнула капусту, та свалилась и прямо под стопку мытых тарелок. Громыхнуло. Коза лишь наклонилась, выискивая упавшую капусту и с упоением начала ее жрать, не забыв при этом немного посрать.
Феликс: >>>>>>>>>>>птичья лавка. вечер 27. август. 66. Незапертая дверь могла означать все что угодно - от изнасилованного трупа до беготни нанятых рабочих. Голоса в полусумраке настроили на второе. Разве что пахло иначе. Хозяйку следовало искать... на кухне, наверное, потому как распоряжался Осмарак, чтоб их, рабочих, вовремя кормили обедом, а время уже такое, что и поужинать, пожалуй, пора - заворочался в животе голод. В кухне коза доедала полотенце и Феликс оторопел на месте: не могло же быть, чтоб ноги принесли к Ифе! Нет, ничего, конечно. Развернуться и уйти. Ну, потеряно время, ну, вероятно, самое страшное и случится именно за этот невольный крюк через чужой дом, но что теперь сделаешь! Он поставил клетку, снова снял пояс и накинул его на шею козе. И только когда выволок в перистиль привязать, узнал этот перистиль. Нет, он не поведет козу к Ифе. Не сегодня. Где-то надо найти козлят и тоже попривязывать пока, чтоб до утра не сожрали все, что не разобьют. В голове звенела битая черепица, которой что-то следовало выстлать. Он привязал козу к первому же дереву, на которое наткнулся, и отнес в кухню мед. Во что-то вступил, подумал, что хорошо бы отмыться, вот только свет принести, посмотреть все ли в порядке на кухне. Глаза, кажется, не режет, уже хорошо. Вышел обратно и направился к двери - к уличной воде, полить на голову и прийти в память.
работники: Кром денежки только пересчитал, пересыпав из одной лапы в другую, да отошел от шумных баб от греха подальше. Как лучше ж хотел, и в мыслях не было хватать за просто так, и ваще за ж плечи схватил, не за... другое место. Тихик этот. "Убью нахуй мудака", - подумал Кром и пошел к своим. Топор уже слез с ободранной крыши и рубил в чурки последнюю балку, нехорошо улыбаясь и поглядывая в сторону занятой латрины, Буря распиливал стропила. Барсук терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу и перекручивая в руках веревку — то вокруг пальцев обмотает, то по кисти, то в петлю сплетет и распустит. Завидев отца, отбросил веревку и потянулся, хрустнув всеми костями сразу: - Бать, чо, в порт? - Ага. Чурки все хуячьте в сарай, хозяйке пригодятся потом. Бля, и щепу приберите, насрали как дома. Буря, глянешь потом с земли, ничо не забыли содрать. Топор... этот как из латрины выпрется, проследи, шоб не уебался еще раз нахуй. На твоей совести. Барсук, попиздовали. * * * - Это будет тебе в денарий за скрупул*. - Чо бля? - Прочнейший ж канвас, чистый лен, чего ты. Эти паруса три моря видели, просоленные, просмоленные, сами с себя воду стряхивают. Ни тоньшины, ни прорехи, прямые, сшивать ничего не надо, набросил на стены... четырнадцать асов. - Чо бля? - Эээ... слушай, да даже чайки на них не срали, крепкие, конопелькой простеганные, четыре моря исходили туда да сюда, ни разу не порвались, чего ты начинаешь, зачем ты... двенадцать давай, ладно. - Чооо? - Блядь, мужик, чего ты! Ты мне жилы рвешь! - Еще не рву. Слыш, как парус твой трещщщит? От так я рву. - Десять... за скрупул. - Два полотнища давай. 16 локтей** на 25 локтей, можно больше. И пеньки накинь сверху, а то темнеет. - ... - ... - Тут сотня всего! - Шисят завтра будут. Хозяйка раба пришлет с остатком. Хозяйка. Молодая Бруттия, слыхал? Брат у ней, говорят, дюже злой. Прям как я. - Блядь. Ладно. Завтра. * * * Вернулись навьюченные, как мулы, когда уже и правда начало темнеть. Буря с Топором развалились на очищенной траве, привалившись спинами к стене домуса. Барсук обрушил с себя аккуратно сложенный лист паруса и упал рядом. Кром ношу положил аккуратно и остался стоять на ногах, но дышал с трудом: - Блядьсукапиздец. Буря, Топор, разворачивай суку эту, привязывай веревки. Тащить будем наверх... Чо там ивонов опёздал, вылез из сортира? Скрупул равен 8,75 кв.м. Локоть равен 44,4 см. Прикупили мы 16 скрупулов парусины (~140 кв.м.) двумя кусками.
полная версия страницы