Форум » Хлеб » Гончарная лавка Осмарака Бруттия (мастерская, домус) » Ответить
Гончарная лавка Осмарака Бруттия (мастерская, домус)
Осмарак: За старыми Лавернскими воротами [more] Porta Lavernalis — ворота Сервиевой стены в древнем Риме. Ворота были так названы по алтарю и роще Лаверны[1], богини-покровительницы воров у римлян. Предположительно ворота находились западнее ворот Naevia и Raudusculana, на Авентине [/more] вне древних стен, на оживленной дороге стоит богатый когда-то, но сильно обветшалый домус, двухэтажный в области атрия и одноэтажный в области небольшого озеленённого перистиля. Вдоль перистиля - склады и гончарная мастерская, и черный выход в проулок в котором стоит красильня. По соседству - винная лавка. Водопровода в домусе нет, канализация - выгребная. В хорошем состоянии хозяином поддерживаются только фасад и таберны. [more] [/more]
Осмарак: >>>Конюшня Суламиты Что сандалий развязался он не видел, пока не наступил на собственный ремешок. А возясь с конструкцией, прикинул в чем можно идти... ночью.
мытарь: - Ты, да ты, подонок государства! - в выражениях он не стеснялся, ведь чем громче орешь, тем лучше доходит до этих плебеев и нищебродов. - Какое, нахер, наследство ты хочешь получить? По закону Империи ты обязан уплатить налог и только потом начинать торговлю! - он старался не сильно брызгать слюной, - Двадцатая часть твоей лавки! В документах у табеллиона эта рухлядь оценена в двадцать тысяч и эту сраную тыщу ты отдашь мне немедленно! Или выметайся вместе с выводком, негодяй!
семья: Септим слушал, безвольно свесив голову и умоляюще прижав руки к груди. И как только смог вставить слово, запричитал: - Так где же я возьму, если не буду торговать? Сам посуди - что было проели, порт сгорел, цены-то какие, мне ж семью кормить... и глину покупать.. тоже... И продать мне нечего. Отсрочить можно? Отсрочить-то... - протянул безнадежно.
мытарь: - Куда тебе отсрочить!? Жрать надо было меньше! Отсро-о-о-очить... - передразнил, - как ты, дурища, не понимаешь, что это закон! И хер ты будешь глину свою покупать, пока не выплатишь налог! Продай пару выблядков, как раз будет подать, - он с отвращением посмотрел в дверной проем, где копошились гончаровы грязнули. - Тока помой прежде.
семья: За спиной, давясь рыданиями, стала подвывать жена. Старшая дочь растопырила руки над младшими как наседка крылья над цыплятами. Септим обречённо сжал в ладони сестерции, выцарапанные с мостовой на курионовой раздаче, шагнул, низко кланяясь, ловя руку сборщика и вдавливая в неё монеты: - Три дня. Три дня обожди, я что-нибудь придумаю... Сам он в это не верил. Просто оттягивал время в надежде на милость богов. Хотя до этого боги не шибко баловали их род.
мытарь: Он скривился от этих бабьих стенаний, от подачки - монеты были запачканы, - но все же вальяжно кивнул: - Ладно. Три дня. Но если денег не будет - пойдете все в лупанарий и на Бычий, лично прослежу. - Он щелкнул плетью по мостовой рядом с гончаром, сплюнул под ноги и удалился терзать свободных дальше.
семья: При виде последних уходящих денег жена завыла в голос, расплакались младшие, и Септим Бруттий торопливо запихнул всех в дом, пока мытарь не передумал.
Осмарак: Горькие будни чужого города доносились сквозь собственные мысли как сквозь воду, но сумели всколыхнуть со дна своё, покрытое илом памяти. Ос ясно представил как сёстры потеряли в войну и чуму родительский дом, как ушли с молотка мамины клумбы, отцовские конюшни, любимый резной столик младшей, бассейн с рыбками - питомцами средней... как считали они гроши, оставшиеся после продажи. И как он нужен был там в этот момент. ...но сандалий был завязан, новая волна звуков, нахлынув, смыла воспоминания, Осмарак выпрямился, не прислушиваясь больше ни к чему, кроме плоти. А там, куда она звала, мужчине следовало появляться без запаха конского пота и скрипа дорожной пыли. Его, недавно омытого морем, сперва передёрнуло от мысли, что ради визита к женщине надо совершать кучу нелепых с точки зрения мужчины действий. Но бывший в мыслишке привкус серой скупости - как вот в этих бедных кварталах, где дрожат над каждой крохой посланных богами благ, заставил свернуть к >>>источнику нимфы Эгерии
Осмарак: >>>Дом лекаря Левия "Хороший человек... у хорошего человека, лекарь, на весах должно лежать что-то большее, чем откопанная весталка... которую неизвестно куда ещё положат". Он едва ли не полчаса уже смотрел на этот дом и чем дольше смотрел, тем больше понимал, что никто за эту рухлядь не даст гончару двадцать тысяч. Даже не смотря на целые таберны и оживлённую улицу. Перекошенную крышу было видно и с мостовой. С черного хода всё было ещё печальнее. Да, от черного хода до конюшни рукой подать, и этот, вспомненный после долгих поисков дом - самое приличное из того, что попалось ему в окрестностях. Но двадцать? "Каждый молится по своему...". Не нравился ему этот дом. В памяти болталось что-то, что никак не хотело подниматься на поверхность. Но если начинать раскачивать весы, то почему не сейчас? Ос зло цыкнул новым клыком, и вошел в лавку. - Аве. Мне нужен хозяин дома.
семья: Она подняла голову, отрезаную у предыдущего посетителя, и осмотрела вошедшего - не мытарь, слава богам! - вой в доме не прекращался ни на мгновение, и сейчас было слышно, как причитает мать да хрустит пальцами отец: - Аве... я позову. - она попятилась к двери в каморку спиной, следя, чтобы бронзовый человек ничего украл. - Папа! На этот крик Септим вышел быстро - утомила его бесконечная ссора с женой - и поклонился услужливо: - Чем могу помочь?
Осмарак: Девушку Ос даже взглядом не проводил - что там было провожать? Одни кости. Да и хозяин сытым не выглядел. - Друг другу можем помочь, - уточнил Ос и добавил медленно, - мне нужен дом, а твой, я слышал, продаётся. За двадцать тысяч. Если я слышал правильно, закрой лавку, поговорим.
семья: Септим сначала побелел, потом покраснел, потом вернулся в обычное состояние, велел дочери немедленно закрыть лавку и повел гостя к лавке, крикнув жене тащить вина: - Давай поговорим, приятель. Клувия раскудахталась, но вино принесла (разбавленное на три четверти!), уж больно суров был голос мужа.
Осмарак: Осмарак сел, внимательно оглядел вполне приличную таберну и начал без обиняков: - Я слышал твой разговор с мытарем и понимаю, что переезжать тебе надо куда-нибудь подальше от дорогого Рима. Ближе к земле, чтоб кормила. Торговля, видно, не твоё. И я готов купить твой дом. Но понимаю, что перевозить большую семью - накладно. Поэтому дам ещё полторы сверху, с условием: я перегрин, чтоб купить дом надо быть гражданином, усынови меня а потом забудь что я существую, из завещаний друг друга исключим. И мы поладим. Меня зовут Осмарак. Каков твой род?
семья: Септим вскинул руки, приветствуя Фортуну, выхватил у жены стакан, посмотрел в него, зашипел: "чиссстое нессси, дуррра!", и снова повернулся к дорогому гостю и любимому сыну: - Поладим, Осмарак, конечно, поладим! - мысль, что не придется продавать детей радовала. - Род у меня плебейский, из Бруттиев, жена - Клувия. И мы как раз подумывали о сынишке. Септим не глядя выдернул из рук жены стакан и сунул его новорожденному: - Ты приносишь деньги, мы идем к табеллиону, потом я собираю семью, уезжаю - а ты делай с этим домом что хочешь.
Осмарак: Ос улыбнулся кривовато на суету - родиться в этом семействе он бы не хотел. Но римлянин не выглядел ни наглым, ни особо жадным, а значит не придётся резать никакого "жадного старикашку". - Осмарак Бруттий... - примерил Ос. Небеса не рухнули, язык к глотке не прилип. Он поднял стакан. - Ну так будь здоров, папаша. Налог заплатить не забудь, чтоб меня мытарь не беспокоил. Мебель забирай, а товар оставь, может я расторгуюсь. Стертые шрамы. Стертое имя. Страна... её, такую, не стереть ни какими войнами. Что ей до него, Оса, и что ему - до неё? Осмарак Бруттий. Пусть так. Табеллион, деньги... Он посмотрел на нареченную мать - измождённую, худую, одетую хуже иных рабынь. Цыкнул золотым клыком, развязал кошель, достал неподарок, вложил в сухонькую руку: - А это приданное для сестры. И, не дожидаясь очередного прилива суеты, бросил, прощаясь: - После обеда зайду, оформим. >>>Харчевня Ксена
семья: Пока старый хрыч провожал новоявленного сына, Клувия осторожно открыла ладошку, и осталась стоять так - глядя на переливающийся камушек, дорогой, красивый. И слезы старушки на нем тоже были красивые. А юная Бруттия из-за спины матери разглядывала приданное, пытаясь понять - что это за человек сейчас приходил?
Осмарак: >>>Контора табеллиона август, 25,день после обеда - Вот. Дом, - показал Ос, исподлобья глядя на небо, не обещающее хороших прогулок ни ему, ни Феликсу, на Беркуту. Из троих он беспокоился только за коня. - Выход к конюшне, куда ставить коня - с черного хода. Гроза будет. Приведешь - оботри сам, там у них пока не конюх, а только сторож. Тут у нас лавка гончарная, внутри мастерская. Гончарами что ли заделаться...
Феликс: >>>Контора табеллиона август, 25,день после обеда >>>>>>> Он всю дорогу, шаря взглядом по земле, тер друг о друга стрелецкие свои мозоли, в смешанных чувствах человека, забывающего предательство благодаря мелочным уколам настоящего, но лицо... лицо почти улыбалось все равно, сквозь все это - что воспоминания не ранят и уколы не имеют под собой почвы. И вскинув глаза на указующее слово, будто почувствовал в пальцах кусочек глины. Гончарами что ли заделаться... - сказал Осмарак, шевеля в душе что-то робкое... что не смело пока высказаться, но отражалось на лице, поскольку Феликс забыл отслеживать.
Осмарак: - Крышу бы надо поправить, - размышлял вслух Ос, смяв в кулаке подбородок. - Как думаешь, сами справимся или нанять кого? Сейчас ливанёт. Как бы не смыло к дэвам покупку... - посмеялся над собой, начиная сомневаться в уме ли был когда такое покупал. Даже на раба это "роскошество" за двадцать тысяч не произвело впечатления. Но это был его дом. И это был - дом. Ос подошел к углу и поправил перекошенный водосток.
Феликс: - Как прикажешь, - услышал Феликс и не узнал своего голоса - звонкого от волнения и сквозь... все-таки улыбку... и даже кашлянул, вспоминая "не", которые только помаячили как голуби с краю сознания да и канули в перспективе заночевать в сухом углу незнакомого дома, где в другом капало бы в ведро... И, честное слово, ему бы это доставило удовольствие.
Осмарак: - С Ивоном надо посоветоваться, он домохозяин, разбирается, - крякнул Ос, поддевая вывернутый булыжник и приставляя на место к порогу лавки. Отошел и осмотрел ещё раз. С фасада выглядело бы вполне прилично, если бы не просевшая крыша. Да и Феликс улыбался, вроде, так что может зря он придирается, особенно после покупки. - Полюбовались и - по кОням. Оставь Авдию за беспокойство сколько попросит, остальные деньги забери, - напомнил Феликсу, - встречаемся до... - но дом был уже тут и Осмарак улыбнулся путанице, - в инсуле. Не задерживайся, смоет. Переезжаем завтра утром. А я по стабулам поищу, этого блудного.
Феликс: Его как стукнуло этим "по кОням", совсем забыл, куда ему нужно было пойти... а начинался дождь. Хорошо, в дождь, перевести строптивого гиганта с одной конюшни на другую... тут он почувствовал - впервые после продажи Кассием - легкий скрип лени, нытливо проводящей длинным ногтем по выражению лица. Впрочем, он помнил все положенные "не", и ему не пришлось вспоминать о последнем законе. Он молча и радостно кивнул. >>>>>>>конюшни Авдиев.>>>>>>>>>>
Осмарак: Дождь уже отстукивал по крыше военный ритм, в кожаном, непромокаемом, сильно полегчавшем большом кошеле приятно похрустывали новенькие пергаменты - документы на дом, об усыновлении-гражданстве и завещание. Такое завещание, какое он и обещал Феликсу. За исключением одного - Феликсу, передумав в последний момент перед диктовкой воли, он завещал коня. Но что такое гроза, если есть очаг, у которого можно обсохнуть, и что такое смерть, если есть кому тебя похоронить, кроме собаки? Ос постоял, раскинув руки, давая дождю отмыть себя после жары и пыльного ветра, и пошел искать того, который не понимал что такое дом. >>>по пригородным стабулам и кумпонам
Осмарак: >>>Харчевня Ксена август, 26, утро "Папаша" переминался с ноги на ногу на пороге, как будто ждал его тут с рассвета. Ос скупо покивал на пространное "своих-то я с барахлом уже отправил... догоню... а эдила нашего зовут... пригодится... а Клувия же прибралась в доме-то... там третья ставня отваливается, не трогать бы её совсем..." и протянул руку: - Ключ. - Так вот же, держи, что и я говорю, хозяйствуй, а от туточки я тебе нацарапал - адресок, в деревне-то жениной, куда мы, ты если что... Ос посмотрел на гончара взглядом никаких "если что" не подразумевающим. - Бывай, папаша. Принял ключ, кусок папируса, и махнул: - Заноси! - входя первым.
Феликс: >>>Харчевня Ксена >>>>>> Снова все заново, думал он, входя под крышу, с которой вчера капало. Место было знакомое, такое, чтоб бояться подумать, и заботило, где бы стать, где бы сесть, куда смотреть чтоб мимо нада не промахнуться. Здесь зато места было довольно, как в обоих прежних домах, спрятаться где угодно можно было, но вот найти занятие..? Читать тут было нечего, конечно. Он бы первым делом на это Осмараку указал, не боясь возражений: сам ведь просил подучить его грамоте... Очень хотелось оторваться сейчас и пойти осмотреться, но нужно было подхватиться с помощью по разгрузке.
Адриан: >>>>> вприпрыжку из харчевни Ксена Он догнал Осмарака и долго шел сзади, но потом все-таки решился и дернул его за тунику осторожно и спросил: - А где мой тючок? Мне его Ифе дала...
Осмарак: Судя по тому как тускло поблёскивала ещё влажная местами старая мозаика на полу атриума, новоприобретённые мать и сестра действительно расстарались с уборкой. Пока грузчики вносили, Осмарак заглянул в имплювий и воду там обнаружил лишь в виде крохотной лужицы у самого водостока. Это после вчерашней грозы-то. Он присел, подозрительно ковырнув отверстие пальцем - так и есть, забито наглухо. А запах плесени и гнили стоял над всем имплювием, и бронзовый орел, терзающий оленя посреди всей этой затхлости, словно силился разогнать вонь взмахами могучих крыльев и не мог. Из трёх кубикул первого этажа Ос определил себе ближайшую к табернам, просто по величине - стены во всех трёх были обшарпаны одинаково. Туда и велел заносить пожитки, на ходу отдавая короткие приказы: - Ложе к правой от двери стене, сундук к противоположной, ковер над ним - трещину закрыть, скамья по над стеной вроде крепкая - одеяло походное на неё. Феликс, разберись с остальным, найди Адриану его узелок. Пожитки на этом кончились, недоумение осталось. Не так он представлял себе жилище столичных граждан империи. Дом был настолько же гол, насколько обшарпан. Триклиний напротив кубикул, видимо давно бывший у бедного семейства жилым, содержал в себе лишь тюфяк, настолько древний, что Ос не стал трогать его даже ногой, чтоб не рассыпался ненароком. Небольшой таблиниум рядом был зияюще пуст. Из кухни, выходящей дверью в перистиль, не вынесли только каменную печь. Лестница на второй этаж, порядком осыпавшаяся, казалась жертвой не одного наводнения, и, подняв голову на потолок над ней, Ос понял что так оно и было, только текло сверху. Зато в перистиле нашлось многое. Цитрон, кусты лавра, приземистая старая яблонька и полузадушенная виноградом молодая олива порадовали его поначалу, пока он бегло обследовал помещения по периметру. Склад с глиной, мастерская с печью для обжига, и склад готового товара, наполненный едва ли на четверть всякой дешевой мелочью тоже не огорчили. Латрина и сарай у черного хода оставили равнодушным. Но замызганная до состояния городской помойки абсолютно сухая пыльная купальня и немаленькая гора черепков в углу перистиля заставили скрипнуть зубами. Дом... как же! Ко всему, за черным ходом обнаружилась немощеная улочка с такой непролазной грязищей, что на этом осмотр окрестностей он решил и закончить, даже на второй этаж подниматься не стал. Домом это нельзя было назвать даже в пьяном бреду. Ос вернулся в атрий, расплатился с носильщиками и присел на корточки у имплювия, смяв в кулаке подбородок, размышляя с чего начать. И думал до тех пор, пока не понял, что в домах он ничего не понимает, но что если подойти к этому как к стоянке каравана? Тогда что? Осмотр местности, вода, сортир, еда. И всё встало на свои места. - Феликс!
Феликс: Распоряжения не заставили долго ждать. Первым делом он окликнул Адриана и откопал его узелок - казалось первоочередным делом, чтоб мальчик был спокоен и ничем не ущемлен. И сразу будто утратил знание, что с этим ребенком дальше делать и как вообще с ним обращаться. Его удручало, что ночевать, судя по всему, снова придется в одной комнате с Осмараком, не смотря на большой дом. И опять на полу, так как Адриана тот, скорее всего, устроит на лавке. А пока он лазал, распределяя привезенное, мысли поискать, нельзя ли где пристроиться на ночь, он не допускал в голову из-за того же Адриана. Просто потому, что вообще не хотел обдумывать всю мысль целиком, хватало настороженности. Поискав латрину, он вышел на запах и даже на какое-то время засомневался, надо ли ему туда. Даже в инсуле это место так не воняло. Осмарак выдернул окриком прямо оттуда, прерывая волевое усилие отныне больше не дышать, справляя нужду. Феликс выдохнул до упора, почти до головокружения, вдохнул только уже выйдя, и предстал Осмараку запыхавшимся, близко не подходя из опасения, что вынес на одежде запах.
Осмарак: Рабские руки, которые он, собственно, и покупал изначально, начинали пригождаться. Наконец-то. Руки не шибко крепкие и умелые, ну уж что купил так тебе и надо. Ос развязал кошель, отсчитывая и распоряжаясь: - Я сейчас повезу мальца к матери в деревню. Вернусь к вечеру, самое позднее - к ночи. Иди на ближайший рынок, найми почистить трубы и выгрести латрину. Пока будут чистить, залежи черепков в углу перистиля раскидаешь на дороге по всей длине дома со стороны постикума. Там непролазно. Чтоб к моему возвращению была улица, ровным слоем. Крупные осколки разбивай. Дочистят, расплатишься. Не раньше. И выдраишь имплювий и купальню. Амфоры, кувшины - на складе полно. Ведро тоже где-то видел. К вечеру наносишь воды, растопишь, заодно тюфяк сожги. Пообедашь в ближайшем термополии, там же купишь на ужин, мне некогда будет. На троих купишь, мало ли. Вопросы есть?
Феликс: Вопросов не было. Слыша это, Феликс уже видел себя битым. Поздно вечером или ночью. Поскольку найти людей, согласных вычистить подобное место, казалось ему чуть ли не труднее, чем взяться самому. Он не мог себе представить, как можно обратиться к человеку с предложением такой работы. До сознания не сразу достучался факт, что сам он при этом будет занят наравне, когда... или скорее если найдет чистильщика. Он взял деньги, посмотрел на них внимательно, словно высчитывая, сколько за что отдать, на деле же бессознательно пытаясь привести себя в порядок, пока сквозь чувства пыталась пробиться идея кошелька, зародившаяся еще когда ему вернули вечно теряющийся сестерций. Лицо как всегда эмоций не выдало. Да и эмоций было раз-два и обчелся, не принимая во внимание причину - "теперь так будет всегда". Это как бросить нож, подойти, подобрать, отойти и опять бросить, и опять подойти подобрать и так пока не попадешь. Он поискал глазами, куда спрятать монеты и пока зажал в кулаке. Думать, что он станет делать, если не попадет, он отошел в сторонку, а именно в угол перистиля, где лежали черепки. По хорошему, он бы сейчас сел и покопался в них, чтоб дать себе время сложить в голове все фрагменты заданной головоломки. Чтобы хотя бы определиться, за что браться в первую очередь. Но было совершенно ясно, что, не выйди он на поиски прямо сейчас - и это будет расценено как пренебрежение обязанностями. А так же отнимет время. Он неподобающе резко повернулся, вспомнив, во что можно завернуть деньги и где это лежит.
Осмарак: Раб убрёл в перистиль с деньгами, молча, Осмарак так же молча оглядел ещё раз дом. Но на вопрос "как съесть слона?" был только один ответ - по частям. - Адриан, пошли, тебе пора домой, к матери, - позвал парнишку и вспомнил. Вид сидящего у горы в перистиле муравья был бы душераздирающим, если бы Ос не знал, что глаза боятся, а руки... как приложишь. Он снял с пояса и протянул: - Ключ. От дома. И лопату купи, если тут нет. - Адриан! >>>Конюшня Суламиты
Адриан: Вокруг была большая суета, хотя производивших ее было всего двое. Адриан получил свой сверточек, отошел в сторону и покопался в нем, так, на всякий случай. Еще хорошо бы снова найти палку какую-нибудь, чтобы на большой меч была похожа, мало ли какие разбойники попадутся? Осмарак окликнул, сказал, что повезет к маме, и Адриан вдруг вспомнил Ифе почему-то и в глазах защипало так резко, что он поднес сверточек к лицу близко-близко, будто что-то вынюхивал - чтобы Осмарак не видел. Засмеют еще... А Ифе он спасет, сначала маму, а потом и Ифе. Втянув слезы внутрь, он сначала подошел к Феликсу, сунул ему в руку медовый пряник и не дожидаясь ответа, побежал к Осмараку: - Я тут! >>>>> Конюшня Суламиты
Феликс: Всучили ключ, потом пряник. Феликс, с полной горстью денег и ключом в другой руке, сначала принял пряник двумя пальцами, потом перехватил в зубы и только потом удивился и опешил, когда уже половину отжевал... Он завязал деньги в лоскут и не взял с собой - поскольку, даже если предположить, что он найдет кого-то, рассчитываться все равно следовало после. А потом уже, из оставшегося, обедать и ужинать на троих... возможно... То есть, Адриана могло с ними уже не быть. Это вносило в ситуацию некоторое облегчение и, если быть честным, грусть: не успели даже пары слов сказать. Даже не как с Филиппом или... никаких или. Феликс тщательно осмотрел дом в поисках лопаты, еще не понимая, зачем, только для того, чтобы не покупать, если она есть. Нашел, вместе с тем, и ведро и сел подумать, с чего начинать, когда вернется. Ничего непонятного ни в отскребании имплювия, ни в битье черепков на дорогу, ни в разведении огня не обнаружил, и, озадаченный единственным вопросом - где взять воду, пошел искать ее ближайший источник, не считая вопросом поиск тех, кого найти не надеялся. >>>>>>>>бычий рынок>>>>>>>
Феликс: >>>>>>>бычий рынок>>>>>>> Он провел их через фонтан у конюшен, указывая, где брать воду, потом, через атриум, позвал к купальне, где сказал: - Здесь будете отмываться. А чтоб вы отмылись, нужно сначала его прочистить, - "начерно, - думал он параллельно, - а я потом после вас отмою". - Думаю, кто-то из вас начнет здесь... Латрина там, - и повел дальше, остановился слишком не приближаясь и спросил: - Что-нибудь нужно, кроме воды?..
прислуга: "Потом отберем у него еще пару монет" - буркнул Мелентий через губу так, чтоб не услышали. По городу до гончарной лавки они шли, стараясь не размахивать ничем, не громить прилавков и не срывать с баб щупом тряпок, хотя это была трудная задача. А тут еще и работа, будь она неладна в такую жару. Выслушивал указания и смотрел на загрязненные объекты сам Примус, остальные тем временем набирали в ведра и найденные в лавке кувшины воду и тащили ее к латрине. - Чумазая какая купаленка-то, а имплюва где? Дай нам еще тележку какую, хозяин, вывозить удобреньице, и корыто еще, которое не жалко, - Примус потянул носом воздух и смачно харкнул. - Вот это мощно, да там одного запаха на два дюжины ведер, не меньше. Спорим, я на запах почую, скока там ведер говнища, а? На сестерций! Вот ты думаешь, скока там?
Феликс: "Что? Где имплювий?" - Имплювий в атрии, только что прошли. Тележку? Феликс задумался и дальнейшие восторги нанятого мужика воспринять связно не смог. - Говнища на сестерций? - повторил он, мысленно отыскивая тележку и сгорая со стыда при догадке, что это же средь бела дня все это говнище... по улице... И порывисто ушел в перистиль, откуда и выкатил две ручки с одним колесом. - Подойдет? Человек не мог предлагать такое серьезно, человек над ним смеялся. Феликс казался ему забавным. Он многим казался забавным, в старом доме еще потому что плохо говорил по-гречески, а тут - потому что старался незаметно задержать дыхание. Заставить человека смотреть по-другому он не мог, но он мог держаться так, как будто его это не задевает. И словно нет в ситуации ничего необычного. Он и держался.
прислуга: - Да не, начальник, ты не понял, поспорим на сестерций, сколько там говнища, - Примус потянул носом снова и аж крякнул. - Ну, вот я говорю, шо там двадцать одно ведро и еще по стенкам полведра. А ты скока гришь? Подумай пока. Примус вытащил телегу, повертел ее в руках, прикинул что-то и велел Мелентию бежать на Бычий за второй, побольше. Мелентий трусцой припустил обратно, а Поркум тем временем красиво расставлял кувшины с водой и пустые ведра рядом с каменной коробкой латрины. - Так, значица ща мы с тобой латриной займемся, нагрузим тележку, потом вы с Мелентием сами ужо, а я там имплюву поковыряю и купаленку, - Примус открыл дверь латрины, пальцами ноги пощупал деревянный настил, пробежался по нему глазами и отошел, берясь за щуп. - Поркум... иди сними пол пока, а я ща щуппп приготовлю. Начальник, тащи сюда лампу, а лучше две, светить. Поркум с топором наперевес ринулся вперед, а потом с утробным "Аааагрххх!!!" ухнул вниз, и даже густой плеск и треск гнилого дерева не могли заглушить этот вопль. - Угу, я так и думал, - Примус заглянул в бездну, щупом откинул доску в сторону и протянул его барахтавшемуся внизу Поркуму. - Начальник... те еще досок добыть придеца и тряпку какую-нить... и винца стаканчик.
Феликс: - Я... - медленно начал Феликс, стараясь не глубоко дышать, - говорю, что нужно вычистить, все, сколько б его там не было. Будет потом, - стискивая волевым усилием желудок, он отползал от страшного места, с достоинством кивая, - и еще сестерций... два сестерция сверху. Его настораживал факт, что человек собирается смотреть имплювий и купальню потом, но додумать эту мысль не успел. "Воды, как можно больше воды..." - бледнея, воззвал он к богам, услышав треск, плеск и вопль. - те еще досок добыть придеца и тряпку какую-нить... и винца стаканчик. - возразил разнорабочий. На тряпки Феликс покромсал обшивку тюфяка, который следовало сжечь. Перистиль по этому поводу предложил доломать навес над битым черепьем. - Все-таки, - попытался он прояснить ситуацию пока не поздно, - может, пока вы не начали, кто-нибудь, кто еще не запачкался, займется трубами в купальне?.. Тряпки и... доски кладу здесь, - предупредил, прежде чем сгонять в ближайший термомолий за вином.
прислуга: - Да не, ну ясен перец, что все вычистим, мы ж эти... как их... профессионалы! - утешил паренька Примус, шаг за шагом вытягивая из ямы мычащего Поркума. Тот только что и промямлил "Вот жеж сука ты" и упал на траву рядом с латриной. Примус, посмеиваясь, облил его водой последовательно из всех кувшинов, бросил ему тряпок. - В сражении главное што? Штоп командир был цел и еще сингнум не помятый, хе-хе. кто-нибудь, кто еще не запачкался, займется трубами в купальне? - Да не боись, начальник, у нас еще Мелентий не обвалянный, я зашлю его на твою имплюву с купаленкой, когда придет, што ж я, зверь што ли, не понимаю. Ты тока ламп еще дай пару, а то ж там ни хрена не видно, - Примус храбро щагнул во тьму, ковыряя щупом во внутренностях каменной коробки. - Ниче так по густоте и комковатости, по дороге меньше размажется... наверное. Поркум! Иди травы нарви у конюшни, свинячий сын! На горизонте показался Мелентий с огромной вонючей телегой с железным днищем-корытом.
Феликс: Замечание о чистом работнике воодушевило. - вы куда будете вывозить? - поинтересовался он, поскольку мыть после них пол дома не улыбалось, а дорогу с черного хода все равно приводить в порядок. - Я могу открыть вам... постикум... Пробежавшись по всему дому, Феликс нашел еще одну драную штору над какой-то дверью и понял, что придется сейчас идти за маслом. Для ламп. Разменяв динарий в ближайшем термополии, он вернулся с маслом и кувшином вина, который до поры спрятал в выбранной Осмараком комнате, заправил лампы и вынес этим героическим гражданам, согласившимся ковыряться в говнище.
прислуга: - Как куда - в поля, канешна, улучшим мир вокруг нас, урожай подымем, - Примус вытащил из телеги мешок с робами и бросил его на ту часть лужайки, что еще оставалась чистой. - Задняя дорога што ли? Ну, вот по ней и вывезем. А навес ты знатно порушил, ну ничо, светлее будет. Пол в сральне - вторая в доме вещь после жаровни. Начальник убежал, а латрина осталась, пришлось переодеваться в рабочее, разбирать инструмент: - Лан, Мелентий, ты пойдешь в купаленку и постараешься там, а то я тя выполощу, как Поркума. Самим же мыца потом. И имплюва тоже твоя. - Да ну нах, какая имплюва, там крысы, я не хочу к крысам! Я лучше тут! - Вот за шо я тя люблю, Мелентий - шо ты от коллегии не отрываешься даж в дерьме. А теперь ты берешь лопату, пробивашку - и идешь чистить купаленку... Идешь... - Примус угрожающе зашипел, и символически потыкал щупом в пространство. Мелентий благоразумно скрылся, прихватив с собой маленькую тележку о трех колесах. - Ну, а мы, Поркум, продолжим дело природы нашей матери и возростим урожай на радость Риму, хе-хе. Именем Стетерция и Клоакины! - они привязали прочно веревки к ведрам и принялись перебрасывать содержимое латрины в телегу, не дожидаясь паренька с лампами.
Феликс: "Собственно, что еще", думал Феликс, чьи обязанности отодвигались на потом. Он только выбрал себе емкость почище и неустанно носил воду, поскольку только этим пока и мог помочь. Он, в общем, был полностью согласен с утверждением, что пол в латрине важнее крыши в перистиле. Которую все равно предстояло крыть заново.
прислуга: Когда Поркум погнал уже третью телегу, Примус решил было навестить Мелентия, но, глянув на себя, а потом на заказчика, понял, что идейка не очень. Поэтому он просто прихватил один фонарь и погрузился в пучину, благо было там уже не глубоко, чуть выше щиколотки. Сверху они уже все отскоблили, и теперь он ковырял самое дно и пересыпал землей остатки, складывая их в рядком расставленные ведра, скребком чистил кирпичи, пожевывая траву, чтоб не мутило, и сплевывая ее тут же под ноги. Загремело железо. - Поркум! Вынимай меня, тут ужо все ведра заряжены, последние! Двадцать одно вышло, как говорил, хе-хе... аааа!!! тваюматьтриждысемихуемвжопу!!! - сверху на веревке прилетел кувшин, от которого Примус увернулся только наполовину. - Ой, а тебе что, воды не надо? - Поркум невинно хрюкнул, вытаскивая орудие покушения наверх. - Я ща вылезу, вот я ща вылезу... - разорялся Примус, карабкаясь по уже сброшенной веревке. - Я тебя тонким слоем по кирпичам размажу для утепления! Я тебя прощууппаю, овечий сын! Однако, ощутив почву под ногами, он просто съездил грязным кулаком по ухмыляющейся физиономии, и как ни в чем не бывало принялся тащить последние ведра. Затем волшебным ревом "Крысиный корм, ты закончил там, ааа?" призвал к себе Мелентия с его тележкой, дабы вывезти все сразу. Что и было наконец проделано. - Буш пользоваться заветной дырой - никада не пырься в нее с лампой, начальник, - предостерег Примус, освещая вычищенную бездну. - Пердячий газ вознесет прямо к Селене в объятия. А теперь - мыца! - Мыца! Мыца!
Феликс: Пока Мелентий драил после купальни имплювий и пока вывозившиеся герои вывозили нечистоты в поля, Феликс спешно таскал воду в обеих руках, так что успел натаскать полбассейна. Встреченный с очередными ведрами советом, по масштабности мышления не укладывающимся в голове по вертикали, он вместо ответа окатил советчика прямо на месте, не иначе как от неожиданности - парню прямо разорвало сознание. Немного охолонув в страхе от собственной дерзости, Феликс рассудил здраво и разделил следующее ведро меж остальными двумя, прежде чем мыть их в купальне, после чего учтиво заметил: - Возможно, вам бы следовало оставить здесь грязную одежду. Щеки не горели только потому, что от запаха Феликс был близок если не к обмороку, то к избавлению от завтрака. Он вежливо подождал и пригласил всех в купальню.
прислуга: - Холодненькая пошла, - заметил Примус, отряхиваясь как кот, не заботясь о тех, кому достанутся отлетающие капли. - Этих двоих негодяев тож неплохо было б окатить, ты тока дождись, када они отвернуца. Будут орать, скажи, я разрешил. И оперся на лопату, помахивая остывающей лампой, ожидая продолжения представления. Вопль Поркума, короткие метания Мелентия, застигнутого врасплох - все это услаждало глаз и душу, и на вопрос начальника - Возможно, вам бы следовало оставить здесь грязную одежду. Примус ответил добродушно: - Да ты истый сын Рима, командир, ежели трех голых мужиков не боисся, - он снял робу, бережно уложил ее в одно из ведер с водой, велел остальным сделать то же самое. - Ну и пральна, я вон сам давеча парнишку типа тебя... не, ты не подумай, избавил! Избавил от одного такого важного гражданина Курия: сижу, такой, значица, на кухне, табуретину под винцо сколачиваю, слышу вдруг - Чу! - крики, возня, грохочет, думаю, ну все, ебут кого не по закону или убивают, вбегаю такой типа пьяный и перегородку срочна починить - а там пацаненок голый и Курий над ним занес ужо... Историйка что надо, даром шо не вру. Пацан меня увидел и шмыг в двери в чем мать родила, а у Курия глазищи наливаются кровищей, вот ей-ей, посмотри, какой я здоровенный - а думал, он меня ща выебет вместо пацана, уже думал, куды тулово дохлое прятать буду. Но ниче, кровища как к башке вся остальная прилила, он мне и перегородку разрешил замутить, и балкон, говорит, ты, Примус, голова, а Васька те поможет, чем смогет... А ниче ты купаленку прибрал, Мелентий, над те будет премию выписать. И уже собираясь погрузиться в чистые воды, напомнил: - Начальник, а винишко-то есть? Насухую пол в сортире не сколотится, а ежели сколотится, то провалится ужо к третьей страже.
Феликс: Он собирался тут же и за вином сходить и за деньгами, а заодно, раз управились так скоро, попросить дорогу почистить за дополнительную, разумеется, плату, но запнулся - на миг, когда напомнили, что в латрине пол не доделан. От недостойного сомнения, что, выпив, они возьмутся доделывать. Но как он мог не доверять слову человека, который вычистил эти авгиевы конюшни не морщась, разговаривал так почтительно, как только позволяло ему разумение и заслуживал понюхать что-то более приятное прежде чем возвращаться к месту, с которого еще не выветрился тяжелый дух. А дух, казалось, проникал всюду, похлеще, чем когда его источник хранился в сарае. Феликс кивнул, ушел за вином и стаканами, и прежде, чем отнести трем гераклам, перевел дыхание над кувшином и неожиданно налил себе. За все время процедуры, начиная от поиска, он ни разу не сжал зубов и не позволил голосу исказиться, но сейчас выпил полный стакан неразбавленного вина и подумал слово, которое не приходило ему в голову даже когда его самого крыли подобным без смазки. В голову медленно поднялся хмель и тело стало легким. Он вынес в купальню, сел на краю бассейна и разлил в четыре стакана - себе, правда, плеснул уже только на дно. И только потом спохватился, что забыл воду. Однако, посмотрев на работников, от предложения разбавить воздержался.
прислуга: Начальник ушел, а Примус блаженно растекся в холодной воде и только цыкал зубом на Поркума, пытавшегося утопить Мелентия: - Ей-ей, как дети... Один в дерьмище чуть не утонул, второй ща в чистой потонет... а вот я бы в кувшин нырнул, однозначно. Вот это ж тот самый момент, ради которого и стоит в телегах говно по городу катать... ну, монеты еще, канешна... Так, ну-ка цыть и быстро упиваться моментом! - Он брызнул в каждого по горсти воды и посмотрел так грозно, что мужики ушли под воду, ненадолго правда. - Мыца! И чтоб через четверть часа воняли тут как подношения Венере. К приходу начальника они уже успели и натереться золой, и ополоснуться, а Поркум даже намазался розовым маслом "Ну а чо, у жены спиздил, не говном же вонять, ну". Примус молча кивнул Мелентию - и бутылечек был отобран и использован по назначению всеми. - Ну чисто дети? - риторически обратился Примус к парню, и поднял стакан. - Шоб сортир стоял и не вонял! И немедленно выпил. После, уже вымытые, в чистых рабочих туниках, они бодро сколачивали пол, отшвыривая в сторону совсем уже плохие и короткие доски, и Поркум ни разу не попал молотком по пальцам, а Мелентий, слава всем богам, не рухнул вниз. Он балансировал на кирпичах, укладывая сколоченный пол, а Примус покрикивал: - Ровнее! Ровнее, мать твою! Ежели ты туда свалишься и кишками заляпаешь яму, мы тя достанем и укокошим! А потом обратно засунем, овечий ты сын. Ровнее... во, самая тютелька... Тааааак... Блядь, дырка сральная где, я вас спрашиваю?! Говно сквозь дерево пойдет, штоли, вы ваще охерели, вашуналево?! Сымай, режь дырку! Но всему на свете приходит конец, и вот Примус перевел дыхание и уже спокойным, правда чуть охрипшим голосом, посоветовал напоследок: - Командир, мы те тут лужайку попачкали. Травку, конеш, мы те не посадим, но, чтоб дух истребить, ты побрызгай тут настойкой тимьяна с маслом. А ваще обращайся еще, если чего надыть. Я Примус, а эти два обормота - Мелентий и Поркум. Ну, где найти знаешь.
Феликс: Гераклы пахли, и в обращении их старшего была простая, легкая прямота. Феликс улыбнулся точному попаданию в собственные мысли: они точно были как дети, и не стеснялись этого, и, делясь своим наблюдением с Феликсом, как с равным, бригадир все равно ни себя, ни Феликса не возвышал. Феликс выпил с ними, что налил себе на дно, и пошел с лопатой ровнять слякотную дорогу. Во хмелю было проще. Битье черепков и устилание закоулка незаметно поглотило время. Понемногу выветрилось из головы вино, медленней расходилась цепкая латринная вонь, но подумать о еде было уже возможно. Хотя, конечно, еще немного подождать... Заметив, что работяги заканчивают, он вынес им шесть динариев и два сестерция. - Благодарю. Я запомнил, Примус, - хотелось сказать напоследок что-то человеческое, но он не умел шутить, только улыбаться. Когда они ушли, он с этой улыбкой снова носил воду, чтоб смыть после купания осадок и выстирать забрызганную и пропахшую тунику, разводил огонь в очаге, стаскивал со всего дома хлам и лом, способный сгореть, мыл полы остатком дверной занавески... С той же улыбкой, окончательно проголодавшись, пошел за ужином в термополий. Вечерело. винная лавка
Феликс: винная лавка>>>>>> Феликс отложил из своей порции цитроновый ломтик, поймал за хвост мысль и вышел в перистиль поискать, не растет ли где мята... А пока сосредоточенно рассматривал травяные кустики на лужайке, в голову пришел образ, от которого сразу стало беспокойно: он вспомнил, где видел этого торговца вином. Он не был уверен, верно ли понял отношение, которое торговец имел к Осмараку, но тревогу срочно потребовалось заесть. Унять ее не получилось и, не способный усидеть на месте, Феликс лишний раз вымыл бассейн и имплювий, выровнял на дороге толстый слой битых черепков, до темноты таскал воду и потом ее грел. Он уже не знал, лучше ли будет Осмараку поскорей вернуться или не возвращаться вовсе. Жалко только было Адриана.
Осмарак: >>>Дом-лавка Суламиты август, 26, вечер Полыни удалось купить по дороге и, нагрузив Адриана и себя такими охапками, что из-за них приходилось выглядывать, чтоб рассмотреть куда ступаешь, Осмарак до самого дома отвлекался от мысли о шальных деньгах горьким терпким запахом. Вот только пробитые руки, и так ноющие постоянно, к ночи разболелись ощутимо и, открыв дверь ногой, едва удерживая этот сноп, Ос гаркнул: - Феликс!
Адриан: Август, вечер 26-го >>>>> Лавка, она же дом Суламиты А вот Адриану полынь совершенно не мешала, то есть мешала только идти и видеть, а вот думать - совсем нет. Сегодня столько всего было, что даже убитый папка и погибший Марк отошли на задний план и даже оттуда старались не выглядывать. А Адриан думал, кто же понравился ему больше: добрая Домиция с ее нервной лошадкой и уточками в пруду или суровая Залика, которая столько всего знает про таинственный Египет и Нил и которая так нежно потрепала его по щеке... Терзаемый муками выбора, он чуть не уронил полынь, когда Осмарак позвал Феликса.
Феликс: Феликс явился пред... пучки полыни, после мгновенного раздумья забрал траву у Осмарака и спросил: - Куда нести? - рассудив, что раз Адриан жив а хозяин сердит, информация о встрече в винной лавке может подождать до удобного часа.
Осмарак: - Тут раскидай, по атрию, - размял предплечья Ос нерезкими движениями, - и по кубикулам. Это от клопов, на всякий случай, пока ещё мебель не купили, потом поздно будет. Адраин, а ты своё раскидай по триклинию и таблиниуму, там вон. Феликс, где тут у нас... дай лампу, надо отлить сходить. Какой-то свет маячил только в перистиле и, едва не навернувшись об бортик имплювия, Ос выругался: - Едрить тебя конём! А ты чего без света сидишь? Я, конечно, безработный, но не до такой степени, чтоб масло экономить.
Феликс: "...с лампой не суйся, пердячий газ вознесет до Селены..." - Феликс не смог бы этого повторить. Не потому что постыдился бы слов или воздержался указывать господину, а потому что вдруг неосторожно представил... и стало безумно смешно. - Ага, - ответил он в траву, роняя по атриуму до комнаты, остальной пучок оставил пока за дверью и пошел с лампой до перистиля, а после со светом в руках к Осмараку.
Адриан: - Аве, Феликс! - Адриан вытянул шею из-за полыни, здороваясь, и хотел еще руками как-нибудь помахать, но побоялся, что траву всю растеряет еще до того, как доберется хотя бы до таблинума. В темноте он скинул наконец тяжелую охапку на пол, разделил ее на две части и начал аккуратно рассовывать пучки по углам - тетка тоже так делала, когда боялась, что появятся клопы или муравьи. Покончив с таблинумом, Адриан перешел в пустой триклиний, где оставшуюся траву просто разбросал по полу - все равно убирать, когда мебель купят. Наконец вся полынь была пристроена; Адриан, отряхнувшись, на ощупь побрел в атриум, на ходу прислушиваясь к шорохам и запахам дома.
Осмарак: При свете повеселело, Осмарак присел у вычищенного имплювия, придирчиво повозил рукой, заглянул в слив и остался доволен: - О, другой разговор! Теперь только дождя дождаться. Пойдём на остальное полюбуемся, - забрал лампу и "остальное" в перистиле сперва унюхал, а потом уж увидел вытоптанную траву, порушенный навес и безжизненную пустыню там, где лежала груда черепков. - А это что за погром? - кивнул на разруху.
Феликс: - Пол провалился, - лаконично ответил Феликс, который вылил пару ведер и на лужайку, но все равно окончательно не смыл; и веселость резко поубавилась. Тут самое время было бы рассказать о соседе-виноторговце, но мало ли, как настроит господина подобное соседство - может, ему нравится махать кулаками, а с собственностью что церемониться... Феликс хотел было добавить, что побоялся надолго отлучиться за тимьяном, но счел, что оправданиями в случае чего делу не поможешь, а обновленную латрину Осмарак сможет оценить по достоинству и без зазывалы.
Осмарак: - Под тобой что ли? - гоготнул Ос, но потом обеспокоился. - Всё нормально, никто не убился? А то тут так перепахано, может ты уже и прикопал кого?
Феликс: - Нет, - так же лаконично откликнулся Феликс, не находя в случившемся ничего смешного. Он был не уверен, что выжил бы, если б пол провалился под ним. И что сохранил бы волю к жизни после того, как выжил. И что ему крупно повезло, и что три геракла отработали свои динарии и кувшин вина в полной мере. - Но неприятная новость все-таки есть.
Осмарак: - Куда ж без них. У меня тоже. Но подождёт, - оборвал Ос и пошел куда собирался, заметив, попутно, что в латрине не только новый приличный пол, но даже каменную полочку для лампы отряхнули от пыли. И спросил только выйдя: - Ну? Ты первый.
Феликс: - Тот человек в харчевне, если он подходил к тебе чтоб подраться... я у него сегодня покупал вино. Лавка рядом. Вино хорошее, - опустил глаза, подразумевая, что пробовал и жив. Возможно, Осмарак и не учуял этого, но какой смысл скрывать. - Ужин в комнате. Разогреть?
Осмарак: - Вот падла! - вызверился Ос ни то на местную Фортуну, ни то на отеческого бога, юморившего уж совсем по-черному. Саданул кулаком в стену латрины и тут же пожалел - рука отозвалась болью по самый копчик. - Тааак, блядь... Постоял, больше скрипя зубами, чем размышляя, потому что размышлять было особо нечего "мой дом - моя крепость" сказал недавно Серторий. А эта крепость была в осаде. Но, в конце-концов, в каждом городе, где ни осядь, были люди которых следовало опасаться, и серьёзно. Зато большинство из них можно было прирезать по-тихому в тёмном переулке и половину бы и искать не стали, про вторую половину никто бы не удивился. Не хотелось, ох как не хотелось начинать новую жизнь с убийства соседа... - Ладно, разберёмся. Пока обходи его десятой дорогой и на глаза не попадайся. Видел он тебя мельком, один раз, может и не узнал. Ты же не говорил ему где мы живём? С какой стороны, говоришь, его лавка?
Феликс: Феликс аж замешкался с ответом. Вспоминая, говорил ли. - Вот она, - вытянул руку в бок. - Через дом. Он спросил, донести ли мне, я ответил, что мне не далеко. "Просто не сразу его вспомнил... А если б вспомнил?" Но он положил ладонь на поясницу Осмараку и тихо позвал: - Пойдем в купальню, господин, все подготовлено.
Осмарак: Он закинул руку Феликсу на плечи, чуть притянул к себе, чтоб лицом к лицу, и почти шепотом, четко разделяя слова предупредил: - Мне придется уехать. Мать мальчишки отправилась в Капую их искать и ждать там. Ехать надо срочно, отвозить Адриана туда, потому что разминемся раз - до конца времён искать будем. Мы уезжаем на рассвете. Ты останешься один, понимаешь? Этот человек опасен. Я хочу чтоб ты не попадался ему на глаза, я не смогу тебя защитить, меня не будет тут три-четыре дня.
Феликс: - Хорошо, - сказал Феликс, как о неважном. Осмарак дышал чуть ли не рот в рот, будто их тут в самом деле мог кто-то подслушать. - Ты сначала есть будешь, или сперва мыться? Если бы делать все правильно, то ему следовало бы посмотреть руки, отмыть с дороги и зельем намазать, и ведь это не единственные раны у него. А он еще колотит в стены.
Осмарак: По взгляду не было понятно прочувствовал ли парень серьёзность момента, но делать нечего, оставалось только надеяться. Ос отстранился, подергал наручи, от которых устал уже как от колодок, и велел: - Мыться, есть, мыться. Где у нас тут... - вспомнил, что раковину, с отводом, видимо, в ту же латрину, он хоть и видел на кухне, да в кухне было шаром покати, и махнул рукой, - мебель всякую и скарб в кухню не купил, не успел, куплю после приезда. Поедим в кубикуле. Подсуетись-ка, на руки слей, тут прямо. Адриан, руки мыть, ужинать! - позвал в атриум, ухмыльнувшись тому как по-семейному это прозвучало.
Адриан: Адриан прислушивался и прислушивался к шороху и едва слышному топотку... как будто маленькие мышки шебуршались под стенкой. Но зычное: Адриан, руки мыть, ужинать! - разогнало все звуки, кроме стука адрианова сердца. Он-то был в принципе не голодный, но с хозяином дома лучше не пререкаться. На голос выйти было проще, чем по стенкам, и вот уже Феликс, Осмарак, и можно подставить ладони под прохладную воду: - Осмарак, в триклинии кажется мыши есть... шуршат.
Феликс: Феликс смотался за водой, он столько раз сегодня оббегал, обползал и обмыл все что достал, что уже сориентировался бы в доме даже в темноте, не то чтобы при лампе, которую только для Адриана взял, но разминуться умудрился. Секрет открылся, когда, ловя струю воды, мальчик пожаловался на мышей в триклинии. "Не боится темноты", - подумалось, и Феликс даже улыбнулся: неприятности вроде как со стороны господина мелкому не грозили, а внешние откладывались до его возвращения, то есть на три дня минимум. - Спасибо за пряник, - шепнул он над головой Адриана.
Осмарак: - Тьфу ты! Кто б сомневался, - сплюнул Осмарак. - Феликс, завтра купишь генетту, они лучше котов справляются. Покупай не детёныша, а молодого зверя в клетке. К моему приезду обывыкнется. Стряхнул руки, забрал лампу, оставив Феликса с Адрианом домываться при свете перистильного факела, и ушел в кубикулу - распоясаться, снять наручи и чуть ослабить повязки под ними.
Адриан: - Не за что... - Адриан заулыбался смущенно и еще тщательнее стал тереть руки, на которых какой только пыли не скопилось за сегодня. - Ух ты, у вас будет своя генетта?? А мне ни тетка, ни мама не разрешали свою завести...
Феликс: - А у нас была кошка, - сказал Феликс неаккуратно, и улыбку пришлось удерживать, потому что кошка когтями потянула за собой Кассия. Феликс постарался все-таки ее оторвать от тоги и улыбка стала шире: он помнил ее котенком. Цеплючим и неугомонным. - Ноги ловила, с крыши на голову падала... вазу один раз уронила... весело было... Это потом уже все успокоилось, и кошка, и Кассий... Феликс помотал головой, вспомнив близкое дыхание Осмарака, которое даже поймать не хотел. И решил, что в следующий раз поймает. Через три дня, или когда там он вернется. С кувшином в одной руке и лампой в другой он так и проводил Адриана в кубикулу, и выставил на блюде холодный ужин и вино на сундук. Огляделся и положил, почти уронил, на пол свернутый валиком ковер. "как за столом", - объяснил себе.
Осмарак: - Рыба, - уныло констатировал Ос, припасший в седельной сумке рыбу же - на дорожный завтрак. - Слыш, Феликс, на будущее - рыбу покупай пореже, птицу и мясо - почаще. И никакой солонины. Ни-ко-гда. И учти, что я не ем больших осьминогов и каракатиц. Они, суки, разумнее меня, тебя и его. Ну что, налетайте. Трапезу благословлять не буду, подозреваю, мы разных вер, - отверг традиции и приступил, всё равно ощущая себя домовладыкой. Впервые в жизни.
Адриан: "Не такие уж эти осьминоги и разумные, если сами в кувшин забираются" - но вслух Адриан говорить не стал, а молча принялся за рыбу, ему-то она никогда не надоедала. Мало ли, почему человек может не любить рыбу.
Феликс: - Хорошо, - ответил он, разливая, и решил, что за три дня, с оставшимися деньгами, может позволить себе рыбу... если генетта не будет стоить слишком дорого. Есть не хотелось. Он только изредка отщипывал из общего, и пробовал мечтать о том, что останется здесь один, на целых три дня, и сможет сам пойти и узнать, что сталось с той тоненькой девочкой в доме, где убили гетеру и какую-то служанку. Найти Ифе можно было попробовать, если расспросить Адриана. А при Осмараке он не решался. И не факт, что решился бы вообще. Это называлось удерживать.
Осмарак: После патрицианских деликатесов рыба из тепмополия как-то не шла, несмотря на то, что была вполне приличной, а он был достаточно голоден. С воспоминаний об обеде мысли всё норовили свернуть к мягким губам, высокой груди и прочим юным прелестям, и приходилось напоминать себе кто она и какую головную боль он себе заработает, если вдруг что. Как держать девчонку на расстоянии и при этом зарабатывать на уроках Осмарак примерно представлял, оставалось разобраться с собой. "Правда что ли рабыньку купить? Заодно готовить будет..." Но чтоб купить рабыньку, надо было сперва на это заработать. "Ладно, хер с ними, город полон лупанаров" встряхнулся Ос, выпив вражеское вино и доедая надоевшую за три года рыбу, и вернулся к более насущным делам: - Феликс, пока меня не будет - будешь делать ремонт. Сходишь утром к Ксену, он сведёт тебя с работниками. И даст своего раба, Тихика. Работников будешь хорошо кормить обедами из термополия. Раба - как наработает. Будет валандаться спустя рукава - будет сосать хе... гм, - глянул на Адриана, и поправился, - оставляй без обеда. В первый день разберёте крышу. Старые балки и доски распилишь на дрова и сложишь в сарай. Старую черепицу раскидаешь по тому же проулку. Послезавтра придет вилик Серториев - Нуб. Дальше он будет распоряжаться. Деньги на все материалы, работников, еду я тебе оставлю в сундуке. Не забывай запирать, чужие люди в доме. Вытер руки о прилагавшиеся к рыбе салфетки для бедняков - фиговые листы, что снова напомнило о необходимости зарабатывать, экономить, снова зарабатывать, и не разбрасываться заработками, даже если патрицианские девчонки целуют в щёку; налил себе и выпил ещё вина и поднялся с ложа, как-то незаметно для себя, потому что если дом - то полагается благодарить накрывшего стол, с обычным домашним, но давно забытым: - Спасибо, Феликс. Постелил на скамье брошенное кое-как носильщиками походное одеяло, кинул подушку: - Адриан, спать тут будешь, в купальню окунешься завтра утром, поздно уже, тебе надо выспаться, вставать рано, путь неблизкий. Можно было бы положить и с собой на ложе, но не хотелось пугать ребёнка - вдруг стояк утренний, а малой под бок подкатится, дэвы что подумает, после того, как чуть не продали на развлечения.
Адриан: А у Адриана и так уже глаза слипались: после вкусной рыбы и разбавленного вина-то и в купальню никакую совсем не хотелось. - Спасибо, Феликс, Осмарак, - он кивнул обоим, прижал подушку к груди, лег и почти сразу провалился в сон - ни голоса не мешали, ни свет, ни возникший на мгновение страх упасть с лавки. Он даже думать уже не мог ни о чем; закрытые глаза еще немного поболели, будто в них песок застрял, а потом пришел сон.
Феликс: Феликс удивился благодарности. От господина. Можно сказать, он ее не принял. Это даже задержало мысль - Осмарак и доволен-то не был, раз рыба, а он ее не любит. Зато Адриан, кажется, остался доволен... О чем-то другом следовало подумать. Нужно было отмыть и полечить господина с дороги, а он забыл распаковать вещи. Постаравшись найти все нужное без суеты, собрал в руках скребки, пузырек с лекарством, обнаружил масло, снова удивился и понес все это в купальню, оставив Осмараку светить.
Осмарак: Пока возился Феликс, Ос ещё подумал укрыть ли Адриана покрывалом или простынёй, но ночь, вроде, прохлады не предвещала и он просто прихватил полотенце из сундука. Бриться, конечно, было лучше при нескольких лампах, но спарашивать в очередной раз "а где у нас тут..." самому смешно было, да и бессмысленно - на складе наверняка было полно новых, непроданных, но их пока заправишь... В купальне, поставив лампу он первым делом заковырял повязки на руках. - Ща, мыться сперва, брить потом будешь, бля, я тебе полотенце забыл... ну потом сходишь, тихо только, там заснул уже небось... - хрустя шеей и сводя в потягивании лопатки, предупредил раба, - про ремонт-то понял? Про материалы не беспокойся, я в этом тоже ничего не смыслю, Нуб всё закупит, деньги ему можешь смело доверить, этот не из тех, что по-мелочи тянут.
Феликс: - Давай сюда, - тихо сказал Феликс, когда избавился от ноши, и стал развязывать. - Понял, - отвечал на вопрос так же тихо, опасаясь чересчур дернуть, если прилипло. Сошло без особого труда, чуть пришлось подмочить, и все это не давало испугаться ответственности за ремонт, и даже вспомнить о "не". Так что Феликс потом просто отпустил губу, отвернувшись, и, предоставив Осмараку разоблачаться самостоятельно, зачерпнул воды и сливать потом начал тоже с рук.
Осмарак: Когда отлепилось, он посмотрел на поганые эти шрамы, сделал ладони чашами и покачал вверх-вниз, представляя весы. Перевешивало так, что одной руке стало ощутимо тяжело... но он тут же сардонически поморщился, вспомнив, что лупил левой рукой в стенку. Хорошо, что в правой была тогда лампа. Лучше уж думать о девчонке, о рабыньке, о ремонте, предложении Сертория, да о чем угодно, только не об этом. Если всё время взвешивать - можно сразу пойти и попрыгать в латрине, чтоб новый пол провалился. Ощущения всё равно примерно те же. Но вместо чего-нибудь простого и насущного вроде баб и найма на работу, в голову лез водопад с дармовым золотом. В плеске сливаемой Феликсом на руки воды он слышал его шум, а лампа бросала золотые отблески на стену... Стянув тунику Ос почувствовал как задеревенело за день тело, которому он уже десятый день не давал возможности в покое восстановиться после травм, проверил шов на бедре и сел на каменную скамью у купели, осторожно разминая мышцы вокруг почти зажившей раны. - Лей, прям сверху, на голову. Стоять тяжело, день, гад, длинный, да ещё и съездили напрасно.
Феликс: Он слил, плотно мазнул ладонью по плечу и принялся натирать маслом, вдавливая пальцы в скользящее напряжение. Еще покалывали после тетивы подушечки, но уже заживающей коркой. А усталость после этого долгого дня была неполной. Приходилось признать, что тело томится и хочет... Только не так, как этот взял его в прошлый раз, а... да, если как Кассий. Именно потому, что не Кассий. Может, тогда станет ясно, что и Кассий-то тут не при чем - продал и продал. А ласка бывает в жизни и без Кассия. И можно любить ласку и не любить того, кто потом предает.
Осмарак: Чтобы домазать и отскребаться всё равно пришлось встать, но от этого почти массажа попускало и, нешироко разведя ноги и руки, Ос подставил тело скребку, вспоминая прошедший день уже спокойно и лениво, рассказывая через зевок: - Девчонку сегодня на дороге прижал чуток, груди - дыньки, губы - роса, норовистая как набатейская кобылица... прикинь - высокородной оказалась, чуть не влип... но знакомство полезное, согласился уроки меча давать. Я в здешних не разбираюсь, отец Гней Домиций Агенобарб, поспрашивай где их дом, приеду - сходишь туда. Надо тренироваться, в форму входить... Песок от штукатурки останется, ты заровняй и присыпь угол от стены где гора лежала до латрины, чтоб ровная площадка была...
Феликс: Феликса оттолкнуло... от этого "груди-дыньки". Даже как-то обидно стало, за Ифе, за потресканные пальцы ее, взгляд беличий... да нет! за вообще весь облик, неделимый в движении, дыхании и зрительном образе на дыньки и росу, к ней и мед приставал от витушек и делался частью ее слюны, и когда он монеты сдувал с ее кожи, он не думал, какой формы у нее грудь, потому что она отдельно не существовала... Оказывается, все эти мысли заняли не так много времени, и не отвлекли рук со скребком, только и того, что ответил Феликс слишком равнодушно, точно не связав между собой одно с другим: - Я знаю, где их дом. Это род императора.
Осмарак: - Чегооо? - глаза у Оса округилились как у совы, которой из задницы одним махом все перья выдернули. - Чей род??? - а потом он вздрогнул всем рельефом и согнулся пополам от неудержимого хохота. Ржал он долго, перемежая приступы всхлипывающим отрывистым матерком, а когда почти досмеялся, отобрал у раба скребок, доскрёб ягодицы и ниже, и особенно осторожно - бедро у шва, и погрузился в купель, всё ещё похохатывая: - Вот блядь!.. ну ити ж ты конём!.. ну я бараааан...
Феликс: Почему дыньки - это смешно только по отношению к родственникам императора, ясно было только теоретически. То есть, так было положено, так было заведено, и не странно только потому что привычное не странно. Но уж сильно хотелось, чтоб Осмарак прекратил ржать, может, потому, что стоять без дела, дожидаясь окончания прихоти и возможности выполнить распоряжение, рано или поздно надоест. Можно помнить все не, проявлять терпение и даже не раздражаться, когда тебя вынуждают охотиться на свои обязанности, но мимо внимания такие вещи не проходят. Едва дождавшись затишья, Феликс влез к Осмараку прямо одетым, спросил взглядом - чуть дольше задержав в глазах - размазал ладонью по его щекам остаток масла и поднес нож к его челюсти. Не станет же он дергаться, не враг себе. Было не совсем удобно, и Феликс осторожно направил пальцами наклон шеи и поворот подбородка. Рука съезжала в петлю шнурка, на котором что-то болталось.
Осмарак: Феликс залез в одежде, мазнул, поднёс нож... одетым. Боялся, брезговал, демонстрировал? Это было всё равно, потому что Ос думал "понятно. да... баран я редкостный. и вдвойне баран, что надеялся, что быстро замириться получится после такого..." Он плавно, но твёрдо перехватил запястье руки с ножом, слегка сжал и напомнил, не отпуская, стараясь говорить как можно нейтральнее: - Эй, парень, ты влез немытым в чистую воду. Я тут моюсь между прочим. Ты можешь раздеться при мне, намазаться маслом, скрестись - спокойно. Я же сказал - не трону.
Феликс: Феликс был чистый - после такой эпохальной уборки в доме попробуй не отмойся и не переоденься - но команды говорить не было, а кто в доме хозяин, тот и умный, так что проще было вылезти, раздеться и повторить, даром что отцарапывался он тщательно и на скребке теперь оставалось одно масло, да и поворачиваться лицом к Осмараку при этом было не обязательно. Даже слезая обратно в бассейн, опираясь на борт. А там вода уже покрывала и последствия его неловкости в виде синяка на животе, и свидетельство молодости организма, не убитое даже безропотным терпением. Потом Феликс повторил и взгляд, и жест, поднося нож к челюсти, и даже пресек мысль, а не боится ли господин сам, откладывая бритье под любым предлогом.
Осмарак: Выпустив руку как только Феликс дёрнулся из воды, Ос погрузился с головой, забыв про масло на морде, и вынырнул, отфыркиваясь, откидываясь спиной о край купели - полулежать и думать как бы, лярвы его драли, поправить наделанное той ночью когда погибла долбанная гетера, и думал до тех пор, пока парень не залез обратно. А потом ему хватило взгляда чтоб понять, что он тут вообще ни при чём. Мало того - его и его чувства вообще не берут в расчет. Как и он не брал в расчёт позавчерашней ночью. Всё вспомнилось моментально и всё встало на свои места - первая ночь, предложение, и всё что мелькало, но не улавливалось до этого. Его, Оса, хотели использовать чтоб забыться... забыть кого-то. Точно так же как и он сам. Использовать по тому же назначению. И, в принципе, это было справедливо - баш на баш. И могло бы стать вполне подъёмной ценой замирения, тем более что тут, в воде, расслабленное тело вспоминало обе ночи тоже, а после той, целованной на дороге, так и не получив желаемого всё равно хотело... Он покосился на поднесённый нож "забавно..." и в ответ на вопросительный взгляд, усмехнулся той стороной лица, к которой поднесли сталь. - Да, - чуть откидывая голову, но смотреть продолжая в глаза.
Феликс: Дальше уже все по правилам, что бы там кто ни подумал, куда бы смотреть ни приказал, а чтоб руки не дрогнули и не осталось на коже повода наказать, как за забытые ключи, ударом в живот, сосредоточиться на щеке и лезвии, не вздыхать, не вспоминать ни отторжения, ни потребностей. И к чему бы ни относилось это "да", это огонь, на нем готовят еду, это вода, ею заливают огонь, это тело нужно побрить, эту душу нужно терпеть, это единственный возможный выход, и если нужно прикоснуться, чтоб направить поворот головы, то прикоснуться и направить, и если прикосновение или взгляд мажется, то и отскоблить его ножом вместе со щетиной. Ничего сложного, ничего превышающего силы, ничего такого, чего не было прежде.
Осмарак: Только вот... он был рабом. И каждое телодвижение могло быть истолковано как приказ. А если он что-то понял не так, примерив на себя, то всё запутается к дэвам ещё сильнее. Ос закрыл глаза, вздохнул шумно как вол, и расслабился. А доверять кому-то горло, после стольких лет, всё-таки было забавно.
Феликс: И все бы ничего, если б он не наловчился управляться. Он в какой-то момент будто вспомнил, как комочек сырой глины разминал, и теперь будто шлифовал твердый рельеф лица, снимая неровности, особенно осторожно на горле, поскольку гладкое, широкое, чтоб не оставить масляных-глиняных складок, текущих из-под инструмента, это примиряло с внешностью, поскольку исключало душу, и он забылся. И, придерживая, провел большим пальцем по губам, снимая ножом последний островок.
Осмарак: Он не открыл глаза. Слишком много раз за эти несколько лет, во хмелю, он дрался за взгляд, избивал людей просто из-за того, что они смотрели как он забывается. И даже с разницей - он забывался буйно - смотреть на это было незачем. Рука лениво поднялась с бортика купели, пальцы нашли плечо, по гладкой коже медленно спустились к локтю, не спеша скользнули обратно. Ничего непривычного - горячее тело в горячей воде. Осмарак вернул руку на бортик и запрокинул голову. Думать не хотелось вообще. Ни о чём, ни о ком. Он только это и делал, сойдя на римскую землю c придорожного креста.
Феликс: У Феликса выпал нож и, задев рукояткой осмараково плечо, нырнул острием у самого бортика, а попытка его поймать уже в воде закончилась тем, что опорная рука соскользнула по торсу а щека и ухо впечатались в грудь. Мгновение оказалось настолько... недозволенное, что стало трудно дышать и в глазах потемнело. Ноги не удержали. Феликс бессильно поцарапался по стенке бассейна и расслабился, когда понял, что все: не успел. Не поймал. Не ножа уже - до ножа ли? - себя. Все, теперь Осмарак. Он хозяин. Его вещь, куда захочет, туда перевесит с себя, таким образом, какой сподручней покажется, а сдерживать дыхание незачем - оно только и есть сейчас, что полное признание факта, что сплоховал. И короткое человеческое тепло в промежутке до момента, когда поставят на место.
Осмарак: Голову пришлось поднять, чтоб потянуться, нащупать и положить на бортик упавший нож. Ещё не открыв глаза, он почувствовал страх телом. А открыв, уже знал что страх и желание - такая смесь, что паршивей некуда. За годы в дороге, на ночных привалах, на корабле, в харчевнях, он видел столько, что если чего не видел он, видели только боги. И всё же это было странно - парень у его груди. И вожделение внутри. Он запугал его, сделав то, чего не делал и на "Беглеце"... эти крики на палубах - мужские, женские... Что он сделал? Зачем он сделал?.. Ос провёл по его спине до шеи, спокойно, не напрягаясь, за затылок притянул лоб ко лбу, едва шевеля головой пободался с ним и опустил руку в воду, отпустив.
Феликс: Слова до сих пор говорили другое, многократно, но его учили слушаться рук, и он почувствовал, прогибаясь под новым велением. Дышать стало легче и широко раскрылся рот, когда по горячему лбу каталось, и если б был поцелуй, Феликс потерял бы голову и закинул его ноги себе на бедра - уже смял в горстях ягодицы. Но его отпустили, и - "рот захлопни!" - он открыл глаза и уверенно встал над ним, скользя ладонями по его телу, расставив ноги, прежде чем оседлать, и проехался сверху вниз по животу, постепенно отпуская вес, помня о ране на бедре, и сел, и медленно раскачал, нервно цепляя пальцами гладкую кожу, под которой ходили волны расплавленного металла. Глаза были жадные, и только лицо без выражения было равнодушным и, может, даже...
Осмарак: Откинув голову обратно и снова закрыв глаза, Ос сдерживал себя, чтоб не сорваться в грубость - у него дооолго никого не было, ночь без памяти не в счёт, и, если бы он позволил себе, то смял бы, испробовал на прочность это тело, раз уж оно мужское... но он только в какой-то момент поймал его кисти, припечатав ладонями к мускулам своей груди. И пару раз напомнил себе те крики с кораблей, чтоб отвлечься... и дать ему время.
Феликс: ..даже надменным, хотя это всего лишь привилегия черт лица, та данность, что иногда создавала в нем иллюзию достоинства, и только теперь это была не видимость, это была власть над собой - в той мере, что позволяет работать, наслаждаясь, и не отпускать себя, пока не пришло время партнера. И только когда он почувствовал это время, он закрыл глаза и позволил прийти Ифе. И уже не важно было, что творили руки и куда направляло воображение - для Осмарака было только биение страсти, а для Феликса уже не было Осмарака.
Осмарак: Не сдержался он только в самом конце, обхватив его бёдра и сажая резко, несколько коротких раз, подавшись вперёд и откидываясь снова, сквозь сжатые челюсти пропуская долгое хриплое: - Хххххмм... Расслабленные руки так и остались там, где он про них забыл.
Феликс: ...потом Осмарак прорвался сквозь отходящее кружение мира, появился в узкой щелке век, захрипел и отвалился. Хотелось лечь, но Феликс даже на Кассия бы уже не лег. После Ифе. Он только перевел дыхание, спокойно поглаживая его запястья прежде чем отделить от себя и намазать. Потом дотянулся почти не приподнявшись, прямо как сидел, и втерев снадобье, откладывал его руки на бортик купели. По одной. И так ясно было в голове, так чисто.
Осмарак: Он глянул, когда защипало, и отвернулся от проклятых шрамов на Феликса. - Ну и на бедро тогда давай, мож быстрее заживёт.
Феликс: Звук дал понять, что уже можно, и ни смущения, ни неловкости, одни только рациональные жесты, которых Феликс и скрыть не позаботился. Не лицо. Пусть и особенно хотелось хотя бы губой дернуть - при мысли, что "он тут моется, между прочим" а Феликс не сдержался. Порцию снадобья на чистую левую ладонь, пока господин поднимается из воды, ожидание, пока сядет, и голова пустеет, и сердце не тревожит.
Осмарак: Когда поднимался, слегка повело, и оперевшись о стену - перед кем тут строить что-то - Омарак подставил шов, зевая: - Как тут вода спускается-то, не вижу? Если вычерпывать - брось, пошли спать. Смотреть на его лицо сейчас было всё равно что смотреть в зеркало. Он и не стал. С зеркалами он уже всё решил.
Феликс: Обработав рану, он выдернул пробку и задержался, возясь со скребками, маслом, придумывал, куда поставить, потому что хотел, когда Осмарак устроится спать, лечь не на полу все-таки. Он считал, что может, если не побеспокоит, а беспокоить не собирался. Просто очень уж хотелось в нормальную постель, а не по-собачьи в углу, даже если утром по известному закону...
Осмарак: - Одеяло твоё у Адриана, на ложе ложись. Приеду - выберешь кубикулу себе, купим мебель. Завтра можешь не просыпаться провожать, мы до света выедем, сами управимся. Деньги в сундуке, ключ оставлю под блюдом, - предупредил, вытираясь и выходя. Адриан тихонько сопел, мыши так же тихонько скреблись, даже телег по ночной мостовой громыхало не так уж много. Ехать завтра не хотелось совсем, он бы лучше к Рахам сходил. Но с Рахами теперь всё было не так просто. А ехать все равно было нужно.
Феликс: Он и забыл, что завтра... на три дня. Только кивнул: - Угу... и пошел с чувством облегчения. Пристроился на ложе с краю, сперва прислушиваясь, не будучи уверенным, что не вскрикнул и не разбудил... но все было спокойно, и веки слипались. Чем-то сильно пахло, знакомо и горьковато. Последней мыслью перед провалом в сон было - что он оставил пучок полыни в углу, и так и не разбросал по углам...
Осмарак: Феликс уже видел десятый сон, но рядом с ним - не спалось. И телеги эти... Ос тихо стащил покрывало, взял подушку, и ушел в перистиль, на тёплую траву, под звёзды, подальше от той части где несло "ремонтом", ближе к атиуму из которого терпко и горько пахло полынью.
Сцинтилла: А вы пробовали когда-нибудь сбегать из дома? Не каждому хватит мужества пойти против воли любимого отца и последовать по пути собственной судьбы. Сцинтилла же никогда прежде не считала себя мужественной, да и сейчас побег из нового «дома» ей казался скорее чем-то безрассудным, чем мужественным. Она не жалела сейчас о содеянном. Печаль и сожаление быть может придут значительно позже. Сейчас же Сцинтилла была твердо намерена добраться до своего дома, который был наспех продан неизвестному мужчине, ставшему ей братом. Вот пусть и ответит теперь по совести, как брат. Сцинтилла остановилась в начале улицы, переводя дух. Ночные улицы Рима сейчас не казались такими уж безопасными как днем, и с этой стороной города ей совершенно не хотелось знакомиться, а потому юное сердечко нервно трепетало в груди. - Ничего… - Сцинтилла постаралась бесшумно выдохнуть. – Еще немного! Дочь гончара устало провела по лбу, утирая выступившие капли пота. До города добраться из деревни оказалось не так просто и не столь безопасно, как хотелось. Но, тем не менее она здесь и теперь ей осталось пройти еще немного. Небо едва приобрело самый темный оттенок синевы, когда ее ноги ступили на ступени родного домуса. Он был таким старым, еще отец Сцинтиллы вырос в нем, и теперь, в силу обстоятельств, покинул его. Девушка перевела дыхание и осмотрелась. Она сейчас начнет стучать в дверь, а чтобы добудиться хозяев, придется приложить немало усилий, а значит, с ней может произойти что-то раньше того, как братец проснется. Сцинтилла откинула косу за спину и принялась стучать в дверь, как самый настойчивый покупатель, который только мог существовать в природе. Что она скажет Ему, девушка еще не решила.
Феликс: ...но, видимо, он должен был эту полынь разбросать, он упустил это, и это было ошибкой, и хозяин где-то бушевал, наверное, из-за полыни, хотя что такое полынь, много ли надо хозяевам, повод-пустяк, причина в другом, наверное, ааа, это он от того, что не спит с парнями, боги, так он и не спит, пустая постель вон... Звук доносился от входной двери и стало муторно - Феликс помнил, как Осмарак считал деньги, а еще Феликс по невнимательности сказал странному продавцу в винной лавке "недалеко"... Он пошел узнать, еле найдя себя, суетливо одергивая тунику, которая не лезла, в голове вертелось "ключ под блюдом", а ну если найдут, подполз к дверям и спросил осипшим со сна голосом, кто там.
Осмарак: Рука потянулась под подушку до того, как Ос открыл глаза и, не обнаружив под подушкой ножа, обнаружил себя лежащим в чужом доме, на земле... а, нет, в своём. Но вот без ножа это зря. Рано расслабился, ох, рано. Он тихо подобрался, прислушиваясь к стуку, но тарабанили так по-свойски уверенно, как не тарабанит облава, любые двери выбивающая или стучащая мягко, тихонечко, "под своих". Так ломятся возмущенные соседи, выпившие дружбаны, или убиваемый на улице поздний прохожий. Но прохожий орёт, соседи тем более... а друзей он нажить здесь не успел. Но в кубикулу за кинжалом Ос пошел всё равно, натыкаясь там, с непривычки, на что попало.
Сцинтилла: Сцинтилла чувствовала, как костяшки пальцев начинают побаливать от ее настырных стуков в дверь. Уж не уехал ли родственник из города? Волна неприятного страха поднялась куда-то в грудь, но ее почти сразу отпустило, когда по ту сторону двери раздалось незнакомое «Кто там?» - Свои! – Девушка прекратила стучать и весьма уверенно заявила свои права на принадлежность к своим. – Открывай, да пошустрее! – Тон говорившей был уверенным и строгим. – А то тебе же влетит, ежели со мной что-то случится. Судя по всему, там стоял не тот, кто купил дом, а кто-то из его прислуги или рабов. Голос был слишком молодым и неуверенным для того, кто провел сделку о покупке дома так умело и быстро. Сцинтилла перехватила узел с вещами, что были собраны на очень скорую руку и чуть отступила в сторону, дабы открываемая дверь ее не задела.
Феликс: Убедил не столько ответ "свои", сколько женский голос. Только открывая уже, Феликс думал, что это может быть и мальчишка какой-нибудь, да и женщину подослать, чтоб ответила, а потом ворваться, мог кто угодно вроде самого Осмарака - но он все это думал, а сам открывал. Силуэт на улице оказался один, не выше Феликса, с узлом, вид у силуэта был хозяйский не смотря на лохматую косу вдоль тонкой шеи... а может, голос придавал фигуре того, чего в ней не было. Растопыренный пух на голове светился от далекого факела, и когда глаза немного привыкли, Феликс отступил внутрь, пропуская и даже пугаясь как-то напористого профиля. "Случится?" И захлопнул за нею двери торопливо - казалось, присутствия ее одной довольно для любого происшествия. Какое уж там "случится". Феликс прочистил, наконец, горло, и сказал уже своим, воспитанным голосом: - Не кричи, пожалуйста, - все-таки в комнате, может быть, еще спал Адриан. - Ты кто? Я скажу господину.
Осмарак: - У господина уши есть, - отодвинул Феликса подошедший Осмарак, крепко ухватил за локоть и вывел из темноты коридорчика в лунный свет атрия ту, чей голос с голосом заплутавшей пьяной лупы перепутать нельзя было даже спросонья. Убедился, что слух не подвёл, хоть слышал он её лишь однажды - день назад, убрал чуть за спину кинжал и заглянул в лицо, - что стряслось, сестра? Заминка перед словом, которое он произносил годы назад и совсем на другом языке, если и вышла, то походила скорей на прочистку горла со сна.
Сцинтилла: Хватка Осмарака была крепкой, но не настолько, чтобы оставлять отметины на ее руке. Он повел девушку внутрь домуса и не стал устраивать разборку прямо в коридоре. Сцинтилла уже вся нахохлилась, мозг лихорадочно придумывал различные объяснения ее присутствия здесь, а с языка разве что не сорвались слова укора, когда он назвал ее сестрой. - Я… - Это было настолько неожиданно, что ее глаза лишь шире распахнулись, а спеси немного поубавилось. Кто бы мог подумать, что вместо ругани, он будет спокойно с ней говорить? Переживать? – Ничего. – Она наконец-то вдохнула и посмотрела в его черные глаза. Как же тяжело не говорить все то, что она напридумывала в свою защиту. – Я просто вернулась туда, где мое место. Отец несколько не учел тот момент, что я не хочу жить в деревне. А ты ведь мой брат, потому не вижу ничего дурного в том, чтобы продолжать жить не с отцом, а с братом. – Девушка пожала плечами и, наконец-то, высвободила свою руку из его.
Феликс: "Сестра..." тускло удивился Феликс, не в состоянии совместить этот разбросанный римский выговор и, бывало, натужную латынь Осмарака, а потом сопоставил светящиеся кудряшки с бритым черепом, будто это объясняло всякое несходство, спросил себя: "спать идти можно?" и побрел зажечь лампу и: - ...посмотреть, что осталось от ужина?.. - придержался не дойдя до порога кубикулы. Там Адриан спал. Кажется. Ну, то есть, не было звуков, значит, не разбудили. Боги, а мыши?.. Может, там и остатков уже нет... куда он ужин-то дел... От ужина оставалось, насколько он помнил, только то, что сам не съел, предлагать такое сестре господина было... неловко. Вспомнил, что накрыл вроде бы салфеткой... или хотел накрыть, как с полынью этой?
Осмарак: Ос, успевший вспомнить уже и прикопанных на остийской, и встреченных на всех других дорогах, представивший перевёрнутый возок, растерзанную Клувию, зарезанного Бруттия, проданных в рабство младших, и прочее в том же привычно-дорожном духе, медленно выдохнул скрестив руки на груди: - Тааак. То есть ты хочешь сказать, что шла ночью... - услышал вопрос и вдруг, какой-то неизживаемой, незатираемой частью памяти вспомнил и понял, что собирается распекать сестру при рабе. Сунул ему в руки кинжал, широким резким жестом от груди, и отправил, - Феликс, положи на сундук, найди мне клочок с адресом, и отправляйся в термополий, харчевню, что найдешь - купи госпоже ужин. Немедленно. Одна нога тут, другая там. Рано вставать, - утишил голос, но радости от родственной встречи в нём не прибавилось. - Хочешь сказать, что ушла из дома без отцовского дозволения и шла ночью одна по пригородной дороге, а потом по этому району?
Сцинтилла: Сцинтилла сама начала распаляться, даже усталость, которая подкралась незаметно и в родном доме окутала ее, только придавала сил защищаться. Она уставилась на Осмарака немигающим взглядом. - Можешь не распекать меня, сама знаю, насколько не обдуман был мой поступок. - Руки кинули куда-то узел и опустились на бока. - И да, я ушла без отцовского позволения, вечером, когда еще не вышло первых звезд. Я оставила ему записку, позже можно будет передать вести обо мне, что все хорошо. В деревню я не вернусь! Она краем глаза обратила внимание, как парнишке отдали кинжал, резко, будто наотмашь. Судя по всему, это был раб, уж больно забитый какой-то, хотя оно может со сна. Но сейчас все ее мысли были обращены не к нему, а к этому грозному, сильному мужчине, который в обхвате был как две нее, особенно со сложенными руками на груди. Но это не останавливало ее, бороться за свое право остаться здесь, Сцинтилла была готова до конца.
Феликс: Час от часу не легче, какой клочок с адресом? Феликс, отошедший продолжением жеста Осмарака, стараясь бесшумно разжечь лампу снова, гадал - что сначала искать - еду или адрес. Счел, что еда нужна сейчас, а адрес не раньше утра, потому по атрию мелькнул уже с деньгами, оставив им там лампу, собираясь с духом стучаться в закрытые ставни посреди ночи. При этом клочок этот мешался в сознании так, будто на лоб был прилеплен и заслонял глаза. Сон приходилось разгонять, ни о каком "отслужил и спи" речи быть не могло. >>>.без выхода из локации, пропускаю ход.
Осмарак: Осмарак, не ожидавший от такой пигалицы такого напора, запоздало громыхнул вслед Феликсу: - Кудабля?! - поскольку требовал сперва адрес и ожидал, первым делом - его же. Рыкнул, хвала Ормузду, на родном. И смерил сестрицу взглядом от растрёпанной макушки до тощих щиколоток, отрезав уже на латыни: - Выйти из воли отца оставив записку? Это мы ещё посмотрим. Резко развернулся, забрав лампу, оставляя своевольную воевать с пустотой и темнотой, и пошел в кубикулу, где едва нашарил под блюдом заткнутый клочок папируса. ...и прочел его трижды, на четвёртый тупо уставясь в папирус. По всему выходило, что новым адресом семейства была прибрежная деревенька, где жил Адриан. То-то ему показалось, что у одной из хибар по дороге он видел знакомое лицо... у одной из самых захудалых хибар. Ос перечитал клочок в последний раз - да, ошибки не было.
Сцинтилла: Громыхнуло так, что дочь гончара вздрогнула, но руки с боков не убрала, лишь ответила ему угрюмым взглядом. Ну наконец-то та реакция, которую она ожидала с самого начала, от последних слов Осмарака мурашки прошлись по коже, но не отступать же. Сцинтилла догнала его спустя минуту. Стоять в атрии и бездействовать было совершенно не эффективно. - Послушай… - Девушка замерла в проеме двери, глядя на грозного брата. – Даже если ты меня отправишь назад, я снова приду. Ну не по душе мне деревня, уж не знаю какие у тебя договоренности были с моим отцом, только я на них не соглашалась. А коли отец не врет, а судя по всему не врет, сам назвал сестрой, то и будь братом моим. – Девушка шумно вдохнула и продолжила. – Я неприхотлива и в труде старательна. Сам подумай, где больше найдешь, а где потеряешь? Служанку держать дороже, нежели жить со мной под одной крышей. – В голосе уже не слышалось той наглости, с которой прежде она заявила о том, что ушла из дома отца.
Осмарак: Ормузд, давая ему ещё один шанс, определённо, насмехался - сейчас, когда он даже не обустроил дом, не открыл торговлю, не знает даже будет ли им с Феликсом что есть завтра, не придётся ли наниматься в чужой караван, бросая всё, перед ремонтом, перед самым отъездом он даёт ему в руки сестру! На руки, если точнее. Потому что даже если поверить в заявленное, разве он может позволить сестре пахать как рабыне?! Одной сестре... Ос вспомнил чумазых младших и сдвинул брови, глядя на сестру, на папирус, и снова на сестру. - Гм... кхэем... - прочистил горло дважды, потому что слова чужого языка подбирались с трудом. - Видишь ли, Бруттия, я понимаю, что в деревне жизнь не простая, и, гм... разумеется буду помогать вам, как только расторгуюсь. А сейчас в доме нет ни мебели, ни кухарки, с завтрашнего дня будет ремонт, а я уезжаю на несколько дней в деловую поездку. Лучше тебе вернуться к отцу. Тем более что они там сейчас сходят с ума от беспокойства, это ты понимаешь?
Сцинтилла: Что это, ей показалось или он колеблется? - И сколько раз в жизни ты делал ремонт? – Ее губы дрогнули и растянулись в полуулыбке. – Я город знаю, людей знаю, знаю кто обманет, а кто насыпет с горкой и даст наперед оплаты. Зачем тебе кухарка, я умею готовить и люблю это делать. Ты же обжиться хочешь? – Сцинтилла оторвалась от косяка двери и подошла ближе. – Не стал бы тратиться на дом, коли не хотел бы иметь место, куда хочется возвращаться. Что же до моего отца – ты не беспокойся. Он мудрый человек, к тому же одним ртом сейчас меньше, еще три года и мне замуж надо будет, а кто меня возьмет без приданого? А новые налоги отец не потянет. В любом случае без меня им лучше, а мне лучше здесь.
Осмарак: - Я же дал тебе приданное - камень в пять сотен ценой, мать не сказала? - удивился Ос. И тут же оговорился: - Понимаю, что мало, но ведь я отцу неплохую сумму за дом дал. И ещё дам приданного, когда дела в гору пойдут, не останешься без мужа... - пообещал было, да озарился догадкой - почему молодая девушка может так рваться в город, и спросил прямо и тоном, обещающим много чего в случае вранья: - У тебя в городе... ээ... жених?
Феликс: >нашлось и отворенное окно, и недалеко, и только после уж Феликс припомнил, в какую сторону не нужно было ходить. Принес он в этот раз мяса, баранины - правда, остывшее было уже, зато соблюдено было правило "одна нога здесь" и "не рыба и не солонина", а что жир у баранины крупинчатый, так все равно уже понятно, что не спать, значит - разогреть. Дверь оказалась открыта, и Феликс ее закрыл, задним числом удивляясь, что никто не заметил, и стараясь не думать о синяке на животе и о том, что случилось, когда он вот так в инсуле забыл, что двери запирать нужно. От двери он метнулся сразу на кухню, развел огня, и, только расплавилось жаркое, едва не сунулся в триклиний с вином, ожидая там обоих хозяев и увидать, поскольку малой, кажется, не проснулся. Что странно, поскольку и свет и голоса пробивались из комнаты. Он внес на глиняной тарелке еду как на золотой, прямой и сосредоточенно спокойный от мысли, где найти этот пресловутый клочок с адресом.
Сцинтилла: Глаза девчонки округлились. Сначала от упоминания о камне, а после от вопроса о предполагаемом женихе и тут же возмутилась, едва давая договорить. - Чтооо? – Рыжие брови взметнулись вверх, а хрипловатый голос стал выше. – Какой еще жених? Да я сама их всех с лестницы спускаю, придумал мне тоже тут! Жених! – Сцинтилла поморщилась и сложила руки на груди. – Не хорошо говорить дурно о своих родителях, да только о камне можешь забыть, брат. Не тому человеку в руки дал ты драгоценность. Вот тебе и наука на будущее. – Девушка устало покачала головой, хотелось уже договориться и сесть. В пояснице ныло от долгой ходьбы, но жаловаться она уж точно не собиралась. – Слушай, ну что ты сопротивляешься? Я же вижу, что лишние руки нужны, денег не прошу, спать буду в своей комнате на полу, постелю шаль и больше мне не надо. Ты сказал уедешь на несколько дней, так за домом смотреть надо, следить за ремонтом.
Осмарак: Понимание того, что семейство ему досталось далеко не образцовое, пришло быстро и почти одновременно с осознанием - а с чего бы Ормузду одаривать его вторым, если первое он не уберёг? Ну хоть девчонка, в отличии от её семьи, умела себя блюсти, или делала вид, что для женщины почти одно и то же. Ос нехорошо ухмыльнулся на поучающее "вперёд наука", встал, уступая ложе и обрывая: - Потише, ребёнок спит. Ужинай и тоже ложись. Моё решение узнаешь утром. Доброй ночи. Феликс, пошли в перистиль, - скомандовал сухо, и вышел, цыкая зубом до самого покрывала в перистиле на это "на полу постелю".
Феликс: "не тому человеку в руки", - и Феликс, чтоб не было "науки на будущее", незаметно прихватил ключ от сундука, пока менял блюдо на крышке. Остатки рыбы он и в самом деле накрыл, а рядом обнаружился еще и отложенный ломтик цитрона, который Феликс и потянул, когда позвали в перистиль - над вонючей лужайкой выдавить. Собирался же, мяту искал... и забыл. Из-за этого виноторговца. У двери он обернулся, задержал взгляд - вместо вопроса, не нужно ли чего-нибудь. А спину держать прямо и при поклоне не сутулиться уже происходило само, потому что Феликс видел перед собой отчего-то не госпожу, а девчонку... вроде Ифе. Потому и с языка не пошло "доброго сна, домина".
Сцинтилла: «Потише, ребёнок спит…» Дочь гончара умолкла и осмотрелась по сторонам в поиске того самого ребенка, который спал на лавке, отвернувшись к стене. Внутри все как-то вздрогнуло, натянулось, напоминая о том, что своих-то она оставила на попеченье матушки. Ничего, справится как-то сама. Сцинтилла подошла к мелкому, чтобы рассмотреть и понять, Осмарака ли дите или купленный в помощь. Никаких особенных выводов сделать было нельзя, но на брата мальчонка не походил, скорее на нее уж. Его тоже солнышко пощипало, оставляя россыпь веснушек по всему лицу. И снова защемило, нужно было и правда уже ложиться. Утром и голова посвежее будет и доказать свою правоту проще. - Доброй… - Сцинтилла обернулась, когда он позвал Феликса и тут же встретилась с этим самым Феликсом взглядом. Такой тихий, она и не заметила, как тот принес ужин, лишь только слышимый запах еды, говорил о выполненном поручении хозяина. – И тебе доброй… Феликс… - Нет, улыбаться она не стала лишь коротко кивнула и замерла в ожидании, покуда тот выйдет. Было как-то не по себе при нем. В их семье рабов не было. По крайней мере при ней.
Осмарак: Сон слетел весь. - Ложись, - хлопнул по расстеленному одеялу Ос, а сам сел чесать бритый затылок. Руки, действительно, лишними не были. Лишним был - рот. Представить себе, что сестру можно содержать как рабыню он не мог никак. Сестру должно кормить, одевать, баловать, собирать приданное, искать достойного мужа, дружески грозить будущему зятьку перед свадьбой "обидишь её - убью", выпивая за это огромный рог доброго вина... И свои, родные, выжившие, далёкие, неизвестно как ещё перебивались, и надо было добывать, копить, чтоб выписать их из Дура-Европ сюда, в надёжный богатый Рим, столицу мира, куда никогда не ступит грязным сапогом война... Но гордость не позволяла признать "я не могу содержать сестру". Да и что делать молодой девушке в деревне, при таком-то семействе?.. Осмарак поёрзал на одеяле и повернулся к Феликсу: - Слыхал? Шла сама, в ночь, по остийской дороге! Ну сестра-то она точно - моя...
Феликс: Так и развернулся без пожелания, только от этого, будто привязали, тянулось невидимое "должно", которое трудно было объяснить несказанным. Осмарак хлопал по одеялу, Феликс вспомнил, как кошка запрыгивала на колени в ответ на такой хлопок, и сперва все-таки порвал цитроновый ломтик, прежде чем лечь. В ночь по Остийской дороге - хвастался Осмарак, хотя для того, чтоб выйти в ночь на дорогу, нужно было немного - цель и доверие к неизвестности. Которое приходит с пониманием, что людям до тебя дела, в сущности, нет - людям нужно то, что ты можешь, опора, еда да чтоб выглядело, как им нравится. Феликс улегся на край полубоком, так, чтоб не видеть Осмарака. Он знал, как это поведение может выглядеть, а что отвечать на сказанное, он не знал, захотят увидеть что-то другое - проинформируют, захотят что-то услышать - укажут, что. А в каком тоне, неважно. Тон, в конце концов, помогает не держаться за эту свою... кому-то нужность. Глаза долго не закрывались, он лежал и прислушивался.
Осмарак: Он уже всю шкуру с затылка на брови счесал, лоб, складками, походил уже на скинутый сапог, а решение всё не приходило. И поездка эта, чтоб дэвы этого Хромого драли в Доме Лжи!.. Осмарак подумал о Капуе, тамошнем рынке, где хотел прицениться к керамике, сравнить цены, а представил как выбирает гостинцы, как в старые времена, везёт домой - сёстрам... сестре. Да и какой дом без хозяйки? И стоит ли оскорблять бога, дающего тебе какой-никакой, но - шанс? Он пожевал щёку и тихо толкнул раба в бок: - Феликс, слыш?
Феликс: Ну вот, да, так и есть. Что-то не так. Может, снова, как в то утро, снова спросить, ничего ли не... сломал... Можно даже не удивляться. Надо же, даже высказать испугался, что сделал. Неужели проще объяснить все это чем-то, что тебе нравится, чем признать, что не понимаешь?.. Феликс повернулся. Осмарак с этим "слыш" напоминал... Адриана. "Чисто дети!" - отозвался в голове голос геракла Примуса. Осмараку надо было объяснить себе. Феликсу... наверно, не обязательно было.
Сцинтилла: И наступила тишина, нарушаемая лишь детским сопением. Воздух уже похолодел, уступая место совершенно глубокой ночи, вызывая мурашки и желание поскорее устроиться на ложе. Сцинтилла засучила рукава и откинула привычным жестом косу. На руках чернело несколько ссадин и их требовалось промыть, прежде чем трогать еду руками и отправляться смотреть сны. Хотелось бы сказать, что пахнет домом, да только тянуло с перистиля уж как-то совсем не по- домашнему. Неужто вычистили латрину? Сцинтилла быстрым бесшумным шагом направилась в уборную и коротко осматривая дом, пыталась понять, что тут брат успел натворить. Надо было отдать должное, работа была выполнена качественно, хотя дух стоял и грозил задержаться в одежде. Сцинтилла сдержала смешок, представив, как Ос возился с этим, после тряхнула головой, отгоняя разыгравшееся воображение. Уж он-то наверняка лично латриной не занимался, у него для этого Феликс есть. Девушка тихонько закрыла дверь и пошла к купальне, чтобы освежить лицо. Здесь было посвежее и уже совсем по-другому, хотя они едва уехали отсюда, а это место начало приобретать иной облик и не сказать, что плохой. Сцинтилла осмотрелась в поисках кувшина: он тут имелся, старенький кувшин, сделанный ее отцом. Девушка присела на корточки около него и погладила выпуклый бок, уже немного скучая по домашним. Ничего, все что ни делается, все только к лучшему. Дочь гончара подняла кувшин и тихонько плеснула в руку, наклоняясь над имплювием. Содранную кожу немедленно защипало, но почти сразу же стало легче, как только прохладная вода смыла часть грязи. Она плеснула в ладошку еще и принялась умывать лицо.
Осмарак: Раб повернулся молча и посмотрев на безразличную морду Ос еле удержался, чтоб не отвесить леща. Пришла среди ночи девчонка, не пойми кто, взбаламутила, а этому хоть бы что! Хоть бы спросил кто она такая есть, кто будет, ему ж тут жить! Сам, мать его, остался! Или его б хоть раз о чём спросил... Вообще ему что ли на людей похеру - как мимо стенок? Или так и не изменилось ничего с того фонатана?! Зшуршала мимо сестра, он отвернулся, попал взглядом в чищенный перистиль, вспомнил, что этот тут весь день с лопатой прыгал, и не только, и потом ещё... хм... может в этом дело, а может сонный, дэв его разбери... И спросил коротко, по-деловому: - Сестра. Бруттия старшая. Жить просится. Я че думаю... вот я уеду, ты ремонт начнешь, будет полон дом мужичья. Ты присмотреть-то за ней сможешь? Или мне поездку откладывать и к отцу её сперва отвезти?
Феликс: А, вот что. Уточнить. Ну да, сестра. Он понял, если Ос об этом. И что, его мнение важно было, что с этой сестрой дальше делать?.. Да, оказалось, важно. Интересно, надолго ли. Странно, она сама за кем хочешь присмотрит, женихов с лестницы - это, скорее всего, для красного словца, но что у нее, головы на плечах нет? Своей? Может и нет, если ушла от семьи в ночь. А может, было, от чего уходить. Полный дом мужиков... Три геракла были в доме сегодня. Обращались к нему, рабу, "начальник" Свободные люди. А если б Феликс разговаривал, как она... Бруттия эта? И имел ее права? - Я плохо знаю женщин, Осмарак. Если ты уверен, что довезешь ее...
Осмарак: "Даа... мужик из тебя как из меня лупа" подумал Ос, глядя на раба с прищуром, вспомнив себя в купальне "начинающие". И отложил решение до утра, до свежей головы. Лег молча, отвернувшись, но сон у переполненной мыслями головы выпрашивал ещё долго.
Феликс: ...он прямо видел, как Осмарак пытатся удержать через седло брыкающуюся кошку. Иного образа в голове и не возникало. Полон дом мужиков... нанять у Ксена. Рушить крышу. От Ксена шло спокойствие. Сказать, что хозяйка в доме... У Кассия вела дом хозяйка... Кормить хорошо, а раба - как наработает... Феликс, возможно, не смог бы - заставить. Заплатить, чтоб работали... да. А заставить... А вот она - легко... И накормит по работе... Хорошо бы она осталась...
Сцинтилла: Мясо подостыло уже, но все равно было вкусным и приятно заполняло пустой желудок. Не ела она в лучшем случае часов пять. А может и того больше. Сцинтилла почесала нос тыльной стороной ладони и облизала пальцы. Пока никто не видит можно и облизать, чего нет-то, если вкусно. Глаза уже слипались, но даже несмотря на это, спать оставалось недолго. Поправив ложе, она тихонько устроилась и почти сразу же уснула, без сновидений. Крепко, но ненадолго. Уже спустя несколько часов солнце принялось золотить окно, солнечным зайчиком проникая в комнату и замерев на рыжем носу Сцинтиллы. Девушка недовольно открыла сначала один глаз, после второй и снова закрыла. Просыпаться не хотелось, уж как-то пригрелась и тихо было. Слишком тихо для дома, в котором она выросла. Бруттия рывком села и осмотрелась. События ночи пронеслись где-то в голове и все встало на свои места. Судя по высоте солнца, было еще слишком рано, но уже самое время для того, чтобы начинать новый день. От привычки просыпаться с первыми лучами избавиться было сложно, да и надо ли оно? Девушка осторожно поднялась с ложа, глянув на мелкого, что спал на лавке. Хорошенький. Она подхватила тарелку и выскользнула вон, греть воду в кухне, в которой было слишком пусто. - Аха… Питаться будете остатками рыбы и чистым воздухом. – Дочь гончара поморщилась, бормоча это себе под нос. Осознание того, что в кармане ни гроша душу особенно не грело. А вот остатки вина, найденные там же, были кстати. Сцинтилла развела огонь и поставила воду греться. Много тут не нагреешь, посуду-то они практически всю вывезли, оставив лишь что-то совсем для крайней нужды, которая вот и настала.
Осмарак: 27, август, утро Снились они. Все пятеро. Но не юные, а почти старухи. Поблекшие, измождённые, такие, какими он их и не видел никогда. Они стояли на причале, он - на корабле, и они тянули к нему руки, то ли в последнем прощании, то ли в немой просьбе забрать с собой. Ос почти бросился в море, не зная как остановить неизбежно уходящий корабль... открыл глаза, увидел в небе над головой первый проблеск рассвета - значит надо вставать и идти объявлять о решении... но не раньше, чем он его примет, а значит можно повременить, полежать, подумать, только щёки почему-то мокры, видно, под утро пала роса... и они начали сниться снова. Останавливая, прощаясь, исчезая вместе с причалом...
Феликс: Задело чем-то твердым по уху, Феликс продрал глаза и скинул с себя отброшенную Осмараком во сне кисть. Сон, скомканный, перепаханный ночной беготней, слезал как позолота: как ни жалко, а обратно не натянешь. Господина корчило во сне, лицо было мокрое, но слишком хотелось, во-первых, в латрину, а во-вторых, сделать что-нибудь до того, как окажется, что ты был обязан и опоздал. Например, еды принести - деньги-то у него - или хотя бы умыться не по приказу, а потому что иначе глаза не откроются. Открылись они уже у общественной брызгалки по пути в термополий, куда он чухнул прямо с ведром, чтоб набрать на обратном пути, и притащил на кухню завтрак, который мог бы считаться обедом, да и чистой воды заодно. За вином идти было как-то не с руки, в термополии ему не понравилось, а в винную было, по словам Осмарака, опасно... Но увидав на кухне новоявленную госпожу, он воспрял духом: - Аве, домина. Твой сосед просит шесть асов за треть когния хорошего вина... Вот деньги, - он выложил на стол из своих увязанных три динария (он так и спал с узелком на поясе и ключом). - Если бы ты не сочла за труд выбрать, какое тебе по вскусу... а мне будить господина, ему сегодня ехать... И он спешно ретировался в надежде, что Осмарак проснется в ее отсутствие, получит из ее рук вино и передумает отправлять ее обратно. Подходил он к хозяину спешно и будил негромко и на ходу, пока не сел на корточки, сдерживая, как всегда, вздох.
Осмарак: ...наконец, кто-то дотянулся до него голосом или рукой, Ос открыл глаза, всмотрелся, протянул разочарованное: - Ааа, эт ты... - проснулся окончательно и выругался на внятной латыни, - блядь, проспал, хотел же затемно встать! Почесал всё отожранное за ночь комарами и сел, зевая: - Скажи, что она мне приснилась.
Сцинтилла: - Аве, Феликс! - Сцинтилла как раз приподняла крышку, глядя как мелкие пузырьки подимались к поверхности, сообщая ей о том, что совсем скоро вода закипит. Деньги были кстати, к тому же, если она приготовит добрый завтрак, это может повлиять на решение Осмарака в положительную сторону. - За водой погляди тогда...! - Только и успела крикнуть вслед, как Феликс почти что испарился с кухни. - Вот щенок! - Девушка улыбнулась и качнула головой. Уж если он проснулся, то Осмарак тем более сейчас встанет, а значит ей надо обратиться быстро и желательно бесшумно. Чтобы не мотаться туда-обратно, Сцинтилла взяла сразу когний вина, да еще хлеба свежего прикупила. Он даже руки еще жег, при ней из печи доставали, а пах так чудесно, что девушка не удержалась и отломила себе кусочек. Все равно пока дойдет, тот остынет и будет иметь другой вкус и аромат. Утро радовало своей прохладой и потому покупки можно было делать спокойно. Еще бы на рынок сходить, но из головы не выходил образ грозного брата, который добрым-то был может только потому, что спать хотел. Значит покормить, вина плеснуть, да воды поменьше. Дочь гончара вернулась быстро, на входе скрипнув дверью.
Феликс: Феликс оценил заспанное лицо. - Могу сказать, что приснилась. Но она на кухне... была только что. Завтрак я купил. Адриана не будил еще. Он так и сидел на корточках, свесив руки с колен, и в свободной позе его не прочитывалось опасений. - Подать умыться? - спросил, оттягивая время и подразумевая законную лень после бессонной ночи. Хотя, грабить уходил - живой просыпался. А тут девчонка. Ну мало ли. Может, боится... в... прошлый раз вообще с головой укрылся, может, у него всегда так, к гетере покойной подарки слал подряд несколько дней... А дыньки вчера - бравада.
Адриан: Утро 27 августа Адриан открыл глаз, второй, прислушался изо всех сил, но так, чтобы не шевельнуть головой. Засопел усерднее. Ночью кто-то шумел, он слышал голоса, Осмарака и потоньше, но такой же решительный, даже подумал, что это может быть Ифе сама пришла как-то, но потом усталость сморила обратно на лавку. А сейчас уже совсем рассвело, где-то за стенкой деловито шуршало, и Адриан как можно дольше старался казаться спящим, сам себя убедил, что спит на самом деле. И тут же холодным потом облился - подумал, что сейчас придет Осмарак и будет недоволен, ведь нужно было проснуться еще затемно... чего доброго, не повезет к маме! Адриан вскочил так резко, что в глазах потемнело, едва удержал равновесие на лавке и дернулся на кухню, на шум. У рыженькой девушки, что там сновала деловито, спросить получилось прерывающимся голосом только с третьей попытки: - А... а где Осмарак? И Феликс?
Сцинтилла: Бруттия как раз только разложила все на стол, заглянула в кастрюлю и поняла, что ее просьба осталась невыполненной, а значит Феликсу надо будет намекнуть, что так делать не стоит. Детский голос Адриана ее немного напугал. Она ожидала Осмарака, его помощника, но никак не мальчишки, потому едва не дернула кастрюлю с кипятком на себя. Аве... - Она с грохотом закрыла горячую воду и обернулась. - Ты всегда так незаметно ходишь? - Девушка подошла к нему и наклонилась. - Я - Сцинтилла, а Осмарак и Феликс полагаю умываются или просыпаются. Как тебе угодно. - Губы сестры Оса растянулись в озорной улыбке. - И тебе тоже пора умываться, иначе всем завтрак отменю!
Осмарак: - А подать, - с хрустом зевнул Ос, думая "только кухню купил, а на ней уже и женщина... это ж теперь ей покупать всё надо туда...", - не знаешь поблизости богатого ростовщика, которого можно ограбить? Шучу. Давай умываться.
Адриан: - Я Адриан, - растерянно промямлил он, глядя снизу вверх, смущенный таким напором. - Я не... я просто тут хожу. Кажется, она тут была хозяйкой, хотя Адриан был уверен, что кроме них с Осмараком и Феликсом тут никого не было, мышки еще. Он же сам вчера полынь раскидывал, ужинали втроем потом. Тем временем соображать нужно было быстрее, а то и правда оставит без завтрака, и он выдавил: - Я умоюсь, только где? А тебя же здесь не было вчера?
Сцинтилла: - Вчера не было, а сегодня есть! - Она протянула руку и легонько коснулась его носа. Улыбка стала шире. Как же он напоминал ей младшую, пожалуй тот же возраст, только у сестры волосы рыжие да вихрастые. А еще она вечно чумазой была, а этот ничего. - Пошли я тебе покажу, где. И просто так ходить по дому не стоит. Надо делать заниматься или грамоте учиться. Тебе вот сколько лет? - Сцинтилла выпрямилась, взяла за ручонку и уверенно повела за собой. - Вода есть в купальне, если ее Осмарак еще всю не расплескал. А ежели нет, придется Феликсу бежать к колодцу и принести, вот только она холодная будет.
Феликс: Так. Вода где? Вода на кухне, только принес. Феликс пошел с мыслью, не лучше ли было бы снова из фонтана принести, но это дольше, да и, в сущности, о чем переживать... На кухне уже пахло хлебом - значит, уже успела, да вот и посудина новая стоит, видимо, с вином - и обретался едва проснувшийся Адриан. "холодная будет" - застал он хвост обещания. - Аве, - сказал Феликс тихонько, зачерпывая кувшином из ведра. Не хотелось дразнить ее - она о чем-то просила, когда он сбежал к Осмараку, будто укараулить мог, как настроение изменится. Но невидимым он становиться не умел. Так что держал "не", и пристальным взглядом привлекал внимание Адриана, подразумевая: вот я несу господину воду, иди, мол, тоже глаза промой. И подтвердил: - Холодная...
Осмарак: Латринный дух уже не был так густ, за ним вполне различимо маячили запахи полыни и завтрака, по нежилому на вид домусу перекликались живые негромкие утренние голоса и, выйдя из латрины, Осмарак потянулся широко, с удивлением понимая, что не так-то ему и хочется куда-то ехать.
Адриан: От неожиданной щекотки он сморщил нос и заулыбался в ответ. - Мне одиннадцать. Пойдем... - она добавила про "просто так", и Адриан, неожиданно осмелев, возмутился. - А я знаю грамоту, и писать могу! А еще я сети умею вязать и рыбу ловить, и Агаве помогаю, и я никогда без дела не... - он осекся и погрустнел, вспомнив, что очень давно уже не ковырялся в своем сарайчике, не приносил домой свежий улов и не бегал с Марком по маленьким поручениям за пару асов и яблок... Появился Феликс, и Адриан, стараясь поскорее добраться до воды холодной, чтобы не дать воде соленой потечь из глаз, молча - стыдно говорить при девчонке сдавленным голосом - и не очень вежливо дернулся и опустил голову. Ох, хоть бы Феликс понял, что им надо скорее уйти и умыться.
Сцинтилла: "Одиннадцать" Мальчик вдруг стал грустным и это расстроило саму девушку, но она не подала виду. - Такой маленький, а уже такой помощник! Мама наверняка тобой гордится? - И почти сразу осеклась, быть может именно этот момент и огорчает мальчонку. Не успев додуматаь мысль, глаз зацепился за Феликса. - Ммм...? - Дочь гончара замерла на выходе, когда Феликс прошел в кухню и вслед повторил ее слова. - А коли холодна, возьми ковш и плесни горячей, там рядом с огнем стоит! - Сцинтилла развернулась, но мальчишку из руки не выпустила. - Осмараку будет приятно и тебе мороки меньше, если проснулся не в духе. Себя умыть не забудь. - Она улыбнулась и подмигнула, вновь поворачиваясь и направляясь к купальне.
Феликс: Почему они все думали, что он грязный? Осмарак, пенявший вчера на то, что он влез в тунике в купальню, и она, точно не видела, что он с мокрым лицом принес тогда воды и завтрак, вполне способный сойти за обед..? Может, она и не видела, пока вертелась у плиты над закипающим котелком, а Осмарак, может, не мог позволить себе приказать прямо: "разденься и отдайся" - гордость. Хорошо, пусть так, это не вызывает чувств, которые нельзя показывать... жаль, что осадок остается, будто они все чуют, чем он нечист, но выразить не могут по-другому, иначе, чем приказом отмыться. Как будто можно отмыться от обязанности ходить прямо, смотреть вниз и становиться на колени. Он пренебрег согретой водой, предполагая, что Осмараку как раз для пробуждения хорошо было бы вылить этот кувшин на голову, да и Адрианова мордашка как-то странно сгустилась румянцем на носу... может, просто обгорел на солнце... но Бруттия не отпускала его руки и куда-то вела, и Феликс, порываясь за ней, все-таки закрыл рот, чтоб не перечить домине, отрывая ребенка своим "пойдем", и вышел в перистиль к Осмараку. Тот тянулся, как сонный пес, Феликс поднес ему кувшин, сдерживая мстительную мысль окатить его, пока не увял напряженный до удовольствия торс. На самом деле нехорошо предвиделось ему, что Осмарак сейчас передумает и потребует натаскать воды в купальню.
Осмарак: И надо было уже проснуться и что-то решать... а она вела за руку ребёнка, как водили, бывало, племянников сёстры, когда в родительском доме перед праздником огня собиралась вся семья. И он нагнулся прямо в перистиле, над жухлой травой, хлопнув себя по загривку и веля Феликсу: - Лей.
Адриан: Феликс предательски отступил, Сцинтилла руки не отпускала, и Адриан почувствовал, что вот-вот разревется от упоминания о маме, а это было бы уж совсем плохо, он же не нытик, не мямля. Еще и Осмарак смотрит. Он выдохнул и покорно побрел следом: - Умоюсь я сам только, - чего доброго, еще решит, что он совсем мелкий. Вода в купальне была едва теплая, но Адриан очень старался, даже за ушами, надеясь, что чистым его все-таки отпустят. Есть совсем расхотелось.
Сцинтилла: - Послушай... - Сцинтилла села перед ним на корточки и серьезно посмотрела в глаза. - Я вижу, что у тебя что-то случилось. Было бы не дурно, если бы ты рассказал, что такое. Я не Веста, но могу помочь. Ты очень похож на одну мою сестру, она примерно твоего возраста, - девушка отцепила от пояса полотенце и протянула Адриану. - Когда у нее что-то случалось, мы всегда решали проблемы вместе. Давай и с тобой это сделаем? Тебя Осмарак обижает? Феликс? Кто-то еще? Ты только скажи, я живо с ними разберусь! - Она игриво насупила брови, сморщила нос, показывая якобы злую мордашку.
Феликс: Феликс поливал Осмарака, как заботливый садовник, а сам некоторое время продолжал думать о собственном мокром вороте, при этом ему удавалась полная безмятежность на лице (не сжимать зубов), а к осанке не смог бы придраться ни художник, ни центурион. Девчонка одним своим появлением что-то рушила, увела Адриана в купальню, а откуда там вода - Феликс спустил всю вчера - взяла с собой, перемешала с теплой? Ну и что же, что рушить было нечего - Осмарак собирался увезти Адриана до света... а теперь, возможно, увезет вместо Адриана ее... И от этого, и от другого было одинаково пусто в желудке, и сама нелогичность ощущения не прибавляла девушке в глазах Феликса симпатии, в то же время притягивая мысли к ней до такой степени, что даже осмаракова спина казалась покрытой веснушками.
Осмарак: Вода, конечно, освежила. Но освежила до всё тех же мыслей - полон дом мужиков и одна сестра. И ещё одной, которая вчера почему-то в голову не пришла. - Хорош, - остановил поливальщика Ос, встряхнулся, проведя пятернёй по отрастающей на голове щетине. И спросил в упор: - Насколько плохо ты знаешь женщин?
Феликс: ...то есть, ткань на ней. Может, поэтому вопрос и не удивил, в нем прозревалось однажды уловленное сходство, объяснявшее, почему некоторые вещи повторять и растолковывать нужно несколько раз. - Я знал женщину только однажды. Недавно. И недолго, - ответил Феликс так же спокойно, как о роде императора. Вопрос подразумевал, что Бруттию отвезут первой, поскольку Феликс не сможет за ней присмотреть. Это как-то касалось распухшего носа Адриана, однозначно касалось, прямо, кажется, прищемило, а чем - Феликс не был способен додумывать, видел только воображением, как Адриана водят за нос буквально. Может быть, Адриан не хотел оставаться с Феликсом, которому постоянно нужно было отмыться. Но ведь Адриан пока и не знал, что Бруттию отвезут первой. Если, конечно, не проснулся вчера и не слушал, бесшумно дыша распухшим носом к сене.
Осмарак: Этот ответ, вроде бы честный, кое-как исключал хотя бы одного. Кое-как - потому что Осмарак разглядывал Феликса всё так же в упор, но смотрел теперь иначе. Смазлив он был, этот выкинутый каким-то мужиком из дома парнишка, смазлив, не отнимешь, красив даже. И юн, и строен... хорошо хоть тих как мышь. Или не хорошо?.. - А что если я скажу тебе, что разрешаю оберегать домину и словом, и кулаком, и дубьём, и ножом, если потребуется, ты раб, так что спрос и ответ с меня - хозяина, и штраф, и остальное? Сможешь?
Феликс: Феликса будто окатило ледяным воздухом, правда, изнутри - потому что ответа с Осмарака никто дожидаться не будет, если в самом деле что случится, но он ни в лице не изменился, ни рукой не дрогнул, и вовсе не потому что соблюдал там что-то, а потому, что "я это сделаю или умру" сказал уже, и сказал не потому, что от него такого ждали и ему положено было так поступать, а потому, что это определяло его на момент, и момент этот еще не прошел. Далеко не прошел. Не смотря на Ифе. Он смотрел в испытующий взгляд Осмарака, наблюдая его, как огонь, воду и чужую работу, так что даже нельзя было сказать, что он "выдержал" взгляд. Да, к этому распоряжению нужно было привыкнуть, но Феликс знал, что времени на это потребуется немного. А что это - распоряжение, сомнений не возникало, хоть и закончилось оно вопросительной интонацией. Ну что - поначалу всегда страшно. Но неизбежное не спрашивает, готов ли ты, так что Феликс давно, оказывается, знал, что готов ко всему. Иначе, может быть, и не выпустил из рук руки Кассия. Так что же он мог ответить, если для его это не было вопросом.
Осмарак: - Я жду, - поторопил Осмарак после достаточной, на его взгляд, паузы на обдумывание.
Феликс: - Да, господин, - ответил Феликс торопливо, спохватываясь, что Осмарак чужие мысли не читает а на приказ принято отвечать хотя бы послушным кивком, и надеясь, что в голос не успело просочиться удивление. Холодная волна схлынула, не оставив никаких пугающих картин по себе - так, если Бруттия станет готовить, еду разносить работникам самому, всего дела. И нож, вероятно, носить под туникой не снимая. Как только в доме появятся чужие люди.
Осмарак: - Хорошо, - Ос хлопнул парнишку по плечу и пошел в кухню. Теперь осталось решить самому. Он остановился в дверях, опершись локтем о косяк, осматривая помещение не то что без посуды, а даже без стола и стульев. И поймал себя на том, что прикидывает какой высоты купить водонагреватель, чтоб ей было не тяжело. Что тут, собственно, было решать? В случае чего он прокормит их охотой. - Феликс, - позвал через плечо, - а где у нас чернила и папирусы, что мы покупали для моих упражнений в латыни? Тащи сюда, в перистиль, тут светлее, диктовать буду.
Феликс: Феликс качнулся под рукой и пошел рыться. Он не помнил, когда купили и тем более, куда при переезде задевал. Логически, все должно было быть в сундуке. Там и нашлось, хвала богам - не хватало, отвечая согласием на разрешение крайних мер, попасться на потере какой-то ерунды. Поискав глазами, на чем бы разостлать папирус, остановился на блюде - чеканка и гравировка шли по краям, и основная площадь казалась вполне пригодной для того, чтоб использовать в качестве стола. Подумалось только, что учиться удобней было бы на досках - и стола не нужно, и можно затереть. Пройдясь тряпкой по дну, он вынес на блюде все принадлежности - хотя прежде подавать что-либо ему приходилось редко, как всегда, безупречно прямой и похожий на виночерпия с угощением к вину. Даром что бутылочка была небольшая и не с питьем. Так и сел, с блюдом на руке (все прежние "не" продолжали работать безотказно, выглядеть нужно привлекательно в любой ситуации и позе, вбито было давно и крепко, физически повторять урок не пришлось), и глаза вскинул, ожидая диктовки.
Адриан: Он дернул головой, стряхивая капли с волос и лица, взял полотенце и только после того, как вытерся, несмело возмутился: - Почему на сестру..? Может на брата? Никто меня не обижает, Осмарак мне помог. И к маме повезет сегодня, наверное, - Адриан вернул полотенце и вздохнул. - У меня много чего случилось, но там не разберешься. Пойдем есть, а? Он заглянул Сцинтилле в глаза, но улыбнуться все равно не получилось: - А Феликса с Осмараком тоже не лишай завтрака, они хорошие.
Сцинтилла: Остатки воды закончились в кувшине у купальни, а значит надо будет Феликсу поручить еще принести. - Нет, на сестру. - Сцинтилла улыбнулась и поднялась. - Ну, если не обижают, слава Весте! Значит обязательно покормлю, да еще в дорогу дам, чтобы быстрее отвезли тебя к маме. Хорошие ли Осмарак и Феликс, девушка еще не решила. Слишком мало времени было, чтобы можно было принять решение, как именно к ним относиться. То, что ее появившийся брат не самый честный человек, она почему-то не сомневалась. Ну откуда у честного гражданина столько денег за просто так. Да еще, никому в голову не придет ни с того, ни с сего быть усыновленным чужим человеком. Здесь только из-за нужды, не от прихоти. А Феликс... О нем она подумает позже. - Пойдем-пойдем... - Сцинтилла качнула головой и кивнула в сторону кухни, предлагая пойти первым. - А разобраться можно во всем. Это же как клубочек с нитками. Если не спешить и быть аккуратным, то распутать можно все. Вопрос времени.
Осмарак: Поглядев на выходящую из купальни сестру, робеющую здороваться, Ос велел чуть громче, чем оно того требовало: - Ну пиши. На латыни... - почесал ухо, поглядел, сощурившись, на восходящее солнце и собрал, наконец, достаточно слов. - Уважаемый отец. Спешу успокоить - дочь твоя Бруттия Майор благополучно добралась до городского дома. И просит остаться при мне, вести братнин дом. Если будет на то твоя воля, я согласен. Камень оставь в приданное сестре моей Секунде, для Майор я сам со временем соберу приданное и подыщу достойного мужа... - покупка сестры по цене захудалой рабыни выглядела тем ещё договором, но ему ли было кривиться? - Поклон матушке, желаю вам здравствовать, Бруттий Осмарак.
Феликс: Феликс писал, выстраивая почерк по правилам "не", стараясь не слышать ничего кроме Осмарака, но негромкие увещевания Бруттии отвлекали, едва не заставляя задуматься, куда вписать возможность распутать все, а от подавляющего вещания Осмарака хотелось отстраниться, чтоб лучше слышать. Адриан, насколько можно было уловить случайно брошенным взглядом, не расплакался, что было даже странно... хотя, если для него нужно было что-то распутать, то, может, и нечему удивляться: о чем бы он сокрушался, если ему не все понятно. Письмо же как раз и проясняло все. "Поклон матушке, желаю всем здравствовать..." Интересно, с кем он это пошлет, если оставляет "сестру"... - Готово. Он помахал папирусом в воздухе, чтоб скорее застыло. На Бруттию лучше было не смотреть, после нее с прошлого взгляда мир был пятнистый весь, что особенно ясно проявлялось на папирусе и немного погасло, запестренное буквами.
Адриан: - Пойдем, - вздохнул Адриан, выходя и потихоньку успокаиваясь. Может, у нее сестра не похожа на обычных девчонок и тоже умеет что-нибудь большое и сложное делать. А раз она вдобавок еще сестра Осмарака, как он услышал сейчас (надо же, а так не похожи), то ей тоже можно доверять. Адриан шел и оглядывался почти на каждом слове, чтобы знать, что Сцинтилла идет следом и слушает: - У меня столько ниток в этом клубке: и мама, и папка, Ифе еще и Агава. И Марк, хоть он и умер, - он хлюпнул, вспоминая, с каким лицом провожала их нянюшка. - Хорошо, что вы поможете, я не очень аккуратный... ну, то есть это же не сети, это же сложнее. И у самой кухни без перехода спросил, стесняясь и почти шепотом: - А что на завтрак?
Сцинтилла: Услышав, как Осмарак надиктовывает текст, Сцинтилла широко улыбнулась. Она все же добилась своего, вот только что стало последней каплей на чаши весов в ее сторону? - У нас у всех не клубок, а целая паутина. - Девушка вытянула руку и потрепала волосы мальчика. - Аве, Осмарак! - Бруттия повысила голос, привлекая к себе внимание и взмахнула рукой, приветствуя. - Жду вас с Феликсом на завтрак через десять минут! Дочь гончара остановилась в дверях кухни и взглянула на Адриана. Так хотелось его порадовать, ведь утро еще не началось, а у него за все это время не раз глаза были на мокром месте. - У нас есть баранина и есть рыба. А еще есть вино и свежий хлеб. - И тут ее словно осенило. - А хочешь корочку от хлеба? Я его только недавно принесла, может еще не остыл, но я могу в печи подогреть, сделать хрустящим и горячим! Хочешь? - На самом деле она сама бы не отказалась от такого, но хлеба было не так много, а в доме еще было двое не кормленных мужчин.
Осмарак: Ос посторонился от кухонных дверей, неловко и кривовато улыбнувшись: - Аве, сестра, - но уже не запинаясь на слове. - Позавтракать можем по-походному, - кивнул на оставленное в перистиле одеяло, - или в моей кубикуле. Мебели, как видишь, пока не густо. Подошел к Феликсу и забрал папирус, пробегая тяжелую пока латынь. И обнаружил, что, даже будь у него чем запечатать письмо, ему нечего к нему приложить - личную печатку ободрали с пальца ещё в александрийской тюрьме, да и звали его теперь иначе. Он почесал затылок и решил, что пока сойдет и так. - Феликс, прежде всех дел пойдешь на почту. В такое захолустье вряд ли возят, но если в Риме как везде, там должны околачиваться посыльные. Заплатишь, отправишь, ответ пусть принесут на дом. Адрес на сундуке лежит, под лампой.
Феликс: Феликс согласился с виду, сомневаясь насчет незапечатанного письма; догадался, что можно будет сделать это на месте перед отправкой, и замешкался вставать, не понимая, куда девать ему минуты до завтрака, и почему нельзя идти сразу за нею, если теперь, с новым хозяином, в обычай вошло есть за одним столом... Но кто знает, возможно, домина изменит едва усвоенный новый обычай, так что сказано - обождать, так надо это исполнить... Вино она, интересно, купила? "а еще есть вино и свежий хлеб..." Интересно, какое? Он кивнул Осмараку - с опозданием, и вдогонку кивку согласился : - Да господин, - и только подтвердить "да, госпожа" не сообразил... А ведь три дня предстояло смотреть... как? В глаза, как велел Осмарак? Феликс чувствовал, что это как раз с нею будет довольно трудно.
Адриан: - Паутина, - кивнул Адриан, провожая взглядом прочную и крепкую, висящую прямо у входа в кухню. Он любую живность любил, даже не пушистую, и теперь не рискнул говорить Сцинтилле, что у нее над головой паук - вдруг испугается и убьет его. Лучше потом после завтрака поймать и выпустить. Или пусть сидит, мух ловит... За этими мыслями он едва не прослушал про хлеб, уловил только конец фразы и робко закивал: - А можно? Мне мама тоже всегда оставляла... А вино я не очень люблю, от него мутнеет, - отец пил почти всегда неразбавленное, и те дни, что они провели вместе в дороге, исключением не были. - А что ты еще готовить умеешь? У меня мама такое вкусное печенье из орехов и меда делает, трет их, мешает... оно твердое получается.
Сцинтилла: - А где мы все уместимся, там и будем завтракать. - Девушка перевела взгляд на перестиль, прикидывая насколько там удобно будет вообще принимать пищу. - А давай в кубикуле! Пусть без мебели, зато с крышей надо головой, а это куда важнее господской лавки. Бруттия с интересом принялась разглядывать Осмарака. Такой смуглый, казалось, приложи она свои руки к его груди и будет будто день и ночь. Отчего-то именно так и захотелось сделать, проверить насколько отличается цвет кожи. Но вместо этого она позвала: - Феликс! Перенеси пожалуйста одеяло в кубикулу, а потом возвращайся, кувшин с вином отнесешь, да миски с горячей едой, Адриан тебе поможет. - В ее голове все было так стройно, так все понятно, знай только помощников ищи. - Адриан, солнце ясное, я тебе за столом все расскажу. - Сцинтилла улыбнулась, обращаясь к мальчику. - Осмарак, брат мой, верно ли я понимаю, что ты согласился меня оставить и берешь в помощницы? Если мой слух меня не подвел, а голос твой не просто так повысился, то у меня к тебе будет несколько вопросов. Мы можем обсудить их также за завтраком или же после, наедине?
Осмарак: Сестра так резво брала всех в оборот, что Ос успел только подумать, что раз триклиний использовался как спальня, господских лож в семье Бруттиев не видели уже поколения два, и сделать зарубку в памяти, что сестре надо купить ещё и женское кресло. Раз уж она такая хозяйка. - Вместо стола я пока использую сундук, что не поместится можно взять на блюдо и поставить на моё ложе, - согласился Ос. И посмотрел испытующе: - Всё будет зависеть от ответа твоего отца. Ты же понимаешь, что без разрешения домовладыки я не волен тебя принять. И у меня будет одно условие. Его мы обсудим за завтраком, вместе с твоими вопросами. Махнул Феликсу "исполняй" и ушел в кубикулу ждать завтрака - первого семейного завтрака за несколько лет. И, хоть сидел он на ложе в расслабленной позе, ощущение у него было такое, словно купил добротные, нужные, красивые сапоги... которые ещё разнашивать и разнашивать.
Феликс: "пожалуйста?" - поразился Феликс... проявляя это только в скорости, с какой повиновался, умудрившись унести в кубикулу сразу и блюдо и одеяло и не заляпать при этом письма. Тем же бесшумным и несгибаемым призраком он метнулся на кухню за снедью и вином, и, расставив все на сундуке, поправил свернутый ковер, чтоб госпоже сиделось удобней. Косясь на письмо, отложенное на лавку, он избегал таким образом глядеть на Бруттию и удачно скрывал и ожидание распоряжений, и гулкое эхо в груди от неизвестности, что ответит домовладыка, и скребущее неудовольствие от хозяйски расевшегося Осмарака. К последнему его склоняли ночи, проведенные в одиночестве, когда риск остаться в каморке у Ксена разжигал его изнутри. Госпожа вела себя госпожой, и бедность ее дома никак не могла соперничать с ворохом чужого оружия, принесенным Омсараком в одну из таких ночей...
Адриан: Феликс так быстро убежал на кухню, что Адриан едва успел за ним, в коридоре только в последний момент прижался к стенке, чтобы не мешать - Феликс уже нес и одеяло и блюдо. Адриана кольнуло чувство неловкости за свою нерасторопность, помочь же должен был. Он прошел на кухню, отчего-то на цыпочках, посмотрел - Феликс действительно все забрал, даже завалящей корочки не осталось, чтобы в руках подержать. Смущенный, он вернулся в кубикулу, развел руками еще в дверях и сел. Сосало под ложечкой, но брать сам он еду не решался. К тому же старшие прежде что-то хотели обсудить...
Сцинтилла: Как будто бы Осмарак не догадывался, что даже если воля отца будет вернуть дочь назад, Бруттия ни за что этого не сделает. Вот убежит и будет этот поступок не на ее совести,а на совести брата. Кому тогда будет хуже? Сцинтилла лишь глубоко вздохнула и прошла в кухню, где сделала отрез хлеба для Адриана, как и обещала, а после ветром в кухню пришел Феликс и, спеша выполнить ее поручение, смел все что нужно было для завтрака и исчез, будто его и не было тут вовсе. Девушке даже интересно стало, всегда ли тот такой молчаливый или это от не полного понимания того, кто она и что здесь делает. Края белого немного обуглились, делая сердцевинку золотистой и хрустящей. Когда-то давно отец научил ее вот так обжаривать хлеб, а после это стало любимым лакомством и ее младших сестер. Они не могли позволить себе что-то особенное, зато хрустящий хлеб стал каким-то признаком детства, воспоминания, и на вопрос Адриана, а что она еще умеет делать, ничего особенного ответить бы не пришлось. Ни печенья, ни орехов она давно не ела, мед правда как-то пробовала с ложки на рынке, да и то, пока мелкие не видят. А то ведь просить начнут, да расстраиваться в итоге. - Итак... - Сцинтилла вошла в кубикулу и протянула горбушку и кусок хлеба Адриану. - Рада видеть всех в сборе. Почитаете ли Весту или иного Бога? Но мне хотелось бы помолиться до того, как все начнут есть. Про себя, так как у нас наверняка разная вера. - Дочь гончара села на оставленное для нее место и посмотрела на Осмарака.
Осмарак: Счастье, что приступить к еде он ещё не успел. От упоминания Весты только-только начавшая образовываться фамилия вполне могла осиротеть, если бы её глава, выкапывающий на досуге весталок, что-нибудь жевал. А так Ос только желваками поиграл, затейливо ругаясь про себя на всех известных языках. - Весту? Почитаю... отчего ж не почитать, - он вспомнил молитву-клятву римской богине и обещание вернуться с подношением, данное её жрице. А вместе с этим и: - Каждый выбирает способ молиться, более удобный именно для него - это мне недавно сказала её жрица. Я родом из Дура-Европ и с детства почитаю чистый огонь Ормузда. У греков, - кивнул на Феликса, - он Зевс, у вас Юпитер. А ты вольна почитать любых богов и в алтарь, что на кухне... забыл как он называется... ставить любых домашних духов и покровителей. Ты вообще вольна делать всё, что пристало делать римской девушке из приличной семьи. Единственное, что я тебе запрещаю - находиться вне дома в тёмное время суток. Что одной, что с охраной. Девушке из моего дома это не позволено. Это и есть моё условие. Я знаю, что у женщин в Риме много свобод, зрелища, термы, пиры... но такого как сегодня ночью я не потерплю в своём доме.
Сцинтилла: Он считал их семью приличной. Каково же будет его удивление, когда он столкнется с тем, что для кого-то имя ее семьи будет бесчестным и не достойным. Отец долгие годы был должником и перед ними успела захлопнуться не одна дверь домуса. Сцинтилла слушала внимательно и молчала. Брат дело, конечно, говорил, но если будут условия, с которыми она будет не согласна и не способна изменить, решение не будет опираться на мнение Осмарака. Губы юной Бруттии дрогнули, но улыбку она сдержала, лишь немного прищурила глаза. - Я услышала тебя. - Девушка коротко кивнула в подтверждение своих слов. Слышать не значит использовать как руководство к действию. - А как мне быть, если в качестве охраны будешь ты? И да, не у всех женщин есть столько свободы, сколько ей самой угодно.
Осмарак: - Услышала или согласилась? - испытующе посмотрел Осмарак, росший с пятью сёстрами и знавший слишком хорошо все хитрые женские формулировки. - Если в качестве охраны буду я, я и буду это решать. Свободы... даже не всякому мужчине действительно нужно столько свободы, сколько ему угодно, - пресёк попытку философствования и налёг на завтрак, подгоняя мальчишку: - Поторопись, Адриан, и так уж поздно выедем.
Адриан: Он решил, что молиться не будет даже мысленно, все равно не было никакой пользы от всей этой божественной мешанины, что вбивали в него поочередно тетка с матерью. Разве что бог Осмарака, который подсказал ему, что Адриан там, под телегой сидит, который вечный огонь... или верный? Можно было и не торопить - Адриан засунул горячую горбушку в рот целиком, добавил холодного мяса и едва не поперхнулся от того, как свело зубы; запил разбавленным до прозрачности из стакана и вскочил на ноги: - Я готов, - и добавил, вспоминая о приличиях. - Спасибо, Сцинтилла, таким хрустящим хлеб и правда намного вкуснее.
Феликс: Он все-таки сел со всеми есть, сел с краю, с угла, опасаясь немного, но никто не обратил внимания (в данном случае новоявленная сестра и была тем "никем", кто определял всеобщее отношение, поскольку с Осмараком все было ясно, а Адриану самому не было еще ясно что к чему). И едва он обвыкся в новой компании, как Ос спросил: "услышала или согласилась?" В эту минуту Феликс понял, что между ними никогда и ничто не будет просто, и это только потому что они оба свободные люди. И правило "услышал значит повиновался" здесь не действует. Было бы даже, пожалуй, интересно узнать, как они будут приходить к решениям... если бы Феликс не был научен горьким опытом, что в таких ситуациях достается больше всего тем, кто вышеназванному правилу подчиняется. Иными словами, у него оставалось три дня перед тем, как сделается очень тяжело. За эти три дня нужно было успеть привыкнуть к новой хозяйке.
Сцинтилла: Бруттия прищурила глаза и внимательно посмотрела на Осмарака, несколько секунд не отвечая, словно пытаясь прочесть его мысли. - Согласия в данном случае ты не спрашиваешь. - Она прололжала смотреть, а сознание отметило, что Адриан как-то слишком быстро поел. - Ты заставляешь меня выбрать вариант угодный тебе, но ни единому Богу до конца не известно, что может услучиться уже через месяц. Посему сейчас я принимаю твою просьбу - уважать тебя как старшего, и принимать правила, которые ты устанавливаешь. Однако, если моей жизни будет что-то угрожать или же жизнь станет невыносимой и не соответствовать моему личному понимаю комфорта, я буду действовать так, как мне подсказывает моя интуиция. Договорив, Сцинтилла взяла стакан с разведенным вином и пригубила. За все утро она не сделала еще и глотка, отчего хотелось пить. - Адриан, милый, стоит торопиться, но это не значит глотать еду не прожевывая. Думаю, твоя матушка не погладила бы за это по головке.. - Она перевела взгляд, который тут же смягчился, на мальчонку. - Хочешь еще? - Она протянула ему свою часть хлеба. - Ешь, тебе еще вырости надо!
Осмарак: - Я? Заставляю? - возмутился Ос с серьёзнейшей мордой, но смешок блеснул в глазах недвусмысленно. - Разве я украл тебя тёмной ночью из родительского дома, от отца с матушкой? И тащил по остийской дороге мимо трупов разбойников, которые сам же туда недавно и уложил? Феликс, ты не замечал, я хожу во сне?.. - дожевал завтрак в три больших укуса, наскоро запил и ровно, как о незначительном, вроде прочистки труб, прибавил, - если дом загорится, твою интуицию, выгнавшую тебя из него на ночь глядя, я как-нибудь извиню. Но, надеюсь, этого не случится. Хотя бы до моего приезда. Почесал повыше пупка, вздохнул и обвёл невеликую фамилию взглядом. - Таак... ну, раз есть раб, на которого можно оставить дом, и есть хозяйка, на которую можно оставить раба, то слушай: с почты Феликс идет к харчевнику, знакомцу моему Ксену, он сведёт его с работниками. И даст своего раба, Тихика. Работников надо кормить обедами из термополия. Раба - как наработает, его на воспитание отдают. В первый день разберут крышу. Старые балки и доски на дрова распилят и сложат в сарай. Старую черепицу Феликс должен раскидать по проулку, что у постикума. Завтра придет вилик квиритов Серториев - Нуб, здоровый такой черный старик. Дальше он будет распоряжаться ремонтом. Деньги на все материалы, работников, я оставлю в сундуке. Если Ксен людей не даст, тогда, пожалуй, нанимай сама, раз местная. И выбери время, сходи купи себе ложе, сундук, матрас, чего там нужно... бельё в сундуке у меня новое, скатерть там, салфетки тоже. Бери. А в кухню прикупим как вернусь.
Феликс: Никто не обращал внимания, как он ест, и за то Феликс был благодарен, вопрос о хождении во сне он предпочел оставить открытым, тем более что жевал, да и ожидали от него явно не воспоминаний. А уж как хозяева меж собой разберутся, для него, как хотелось думать в данный момент, имело значение только с точки зрения невольного казначея. Тут как раз Осмарак расставил все по местам, обозначая, что верит пришлой безоговорочно. "Купить генету", - завершил он мысленно всю тираду, которую он, оказывается, полусознательно про себя повторял все это время. Случайно взглянув на новую хозяйку, он почувствовал, что вот это несказанное было бы здорово приобрести как можно скорее, и будет кому соперничать с этими веснушками. Генету надо было еще приручить, что не лишено было в его глазах удовольствия. Он тут же оборвал себя, чувствуя, что хватается, и понес на кухню опустошенную посуду.
Сцинтилла: Ох не прост был ее новоиспеченный братец, не прост. Вот смотришь на него и словно видишь, что за этими ясными очами прячется не один сундук с сокровищами, да вот только сколько чего понаворочено, да ловушек понарасставлено. Сцинтилла облизнула губы, продолжая смотреть. Значит совершенно точно принял решение и оставляет за хозяйку? Нижняя губа предательски дрогнула, заставляя хозяйку улыбнуться, но на этом все и закончилось. - Ремонтом распоряжаться? - Феликс куда-то ушел, Адриан доел... Судя по всему она одна затягивает. - Вы уже договорились о цене? А то знаю я людей, глаза честные, да только взять всегда побольше хочется. - В голове осели мысли и про ложе и про сундук, да только сделать хотелось все иначе. - А если я сама кормить буду? Кое-что докуплю в кухню и еда дешевле обойдется за мой счет, а на сэкономленное я себе платье куплю! Тебе без разницы ведь, а мне удовольствие. Тянуть больше не стоило, а потому она опустила взгляд в тарелку и принялась есть, позволяя своим словам осесть в голове Осмарака. Он мужчина умный, судя по всему, хотя после того, как он купил их дом, появились определенные сомнения. Но рассуждал здраво, тем не менее она женщина и головой вертеть должна она, Бруттия.
Осмарак: - Чёрный не из таких. И мастеровой, я ему доверяю, - успокоил Ос и споткнулся о "платье", как будто слезая с коня долбанулся пальцем о придорожный камень. "Платье куплю...", такое привычное и забытое, распахнуло сестрины сундуки с переливчатыми тканями-гостинцами, которые они с отцом везли со всего мира, каким бы трудным ни был очередной путь. Случалось что и караван не доходил... но шелковый отрез, спрятанный на груди, доезжал до дома, и мать отстирывала его собственными руками, не отдавая служанкам, украдкой утирая слёзы. Ос сдвинул брови, не замечая, как пролегает на лбу тяжелая неуместная складка и ещё тяжелее брякнул: - Хорошо.
Сцинтилла: Вроде и разрешение дал, а все равно что-то не то. Ладно, с этим она потом разберется, получила же свое, значит должна радоваться. - Тебя когда ждать назад? - Сцинтилла наконец-то дожевала и нарушила затянувшуюся было тишину. - Буду ужином ждать или завтраком, ты главное скажи какого дня примерно. Мне конечно льстит хозяйкой быть всего домуса, но при брате оно надежнее.
Феликс: Он домыл посуду и дошел до комнаты чтоб как раз услышать из-за двери, что при брате оно надежнее. Постановка вопроса вселяла уверенность, что она не сбежит, как и от отца, с доверенными деньгами. Хотя есть много разных способов врать, глядя в глаза, и про "не те руки" Феликс тоже все еще помнил. Но очень уж ему хотелось ей доверять. Да, это называлось удерживать. Хуже, чем показывать чувства, поскольку к чувствам ингогда и не присматриваются, а это само по себе является наказанием. Впрочем, чувств он не показывал. Если не считать, что вслух подумал, войдя: - Так. С собой вам...
Осмарак: - Самое большее четыре дня, - пообещал Ос, вставая, - на третий уже жди. Ничего не надо, Феликс, вещи мальца и еда уже в седельных сумках, а я только одеяло возьму. Не в пустыню едем. Площадку для тренировок присыпать не забудь. Отряхнулся, оглядывая себя и собираясь с мыслями. - Ключ от сундука дай. Тунику менять не имело смысла, коням и пыльной дороге плевать, что ты не слишком свеж и брит не с утра, а с вечера. А вот деньги посчитать стоило. Он опоясался, прицепив Милосердного и кошель, открыл сундук и достал Безымянный. Расшитый пояс, богатый меч... если уж ехать солидным караванщиком в торговый город, то при полном параде, тунику под стать можно купить и по дороге. Осмарак надел на повязки новые богатые наручи и поделил монеты между кошелями без колебаний. - Тысячу оставляю*. На ремонт, на жизнь, на покупки. Прибавить к сказанному "экономь" гордый язык не повернулся, Ос вложил в ладонь названной сестре ключ от сундука и, после некоторой заминки, поцеловал в лоб. - Блюди дом и себя, сестра. Феликс, до скорого. Адриан, поехали! Покидать ещё не ставший родным дом с ещё не ставшей родной семьёй было странно муторно и неловко, как будто и отсюда сбегал, хоть не тянуло, и он ускорил прощание, ускорив шаги. >>>Конюшня Суламиты *больше 400 000 рублей.
Адриан: - Да я и так большой... - промямлил Адриан, поглядывая на протянутый кусочек, но брать не стал, как-то не к лицу мужчине забирать хлеб. - И наелся уже, и отец всегда говорил, что в дорогу лучше много не лопать. Он бочком подбирался к выходу, пока Осмарак говорил с Сцинтиллой, подвязывался и отсчитывал деньги. Надо будет как-нибудь по дороге спросить его, что за меч, у отца Адриан таких никогда не видел, а у отца-то оружия всегда было много разного. Адриан, поехали! - Поехали! - с готовностью повторил он. - Пока, Феликс, пока, Сцинтилла. Напиши мне потом как назовешь генетту, а? >>>>> Конюшни Суламиты
Сцинтилла: Завтрак подошел к концу и Осмарак засуетился, словно торопился не по делам уйти, а сделать поскорее то, что был должен. Даже поцелуй в лоб был словно обязательным, а не желанным. Хотя, ведь все так оно и было. Сцинтилла покрепче схватила ключ, подумывая куда бы его убрать, чтобы понадежнее было. Пока думала, брат вышел, увлекая за собой Адриана, а после и вовсе дом покинул, она даже проследить за уходом не успела. В доме стало пусто. Тихо. Как никогда прежде в их доме. Обычно во дворе был слышен смех сестер, на втором этаже ворчанье матери, а в мастерской она могла найти отца. А теперь здесь было пусто. - Феликс... - Бруттия перевела взгляд на раба и внимательно его рассмотрела. Все же им жить бок о бок, надо понимать с кем. Довеять она ему не могла, но Осмарак верил, значит стоит на это опираться. - Ты поесть-то успел? - Она что-то не заметила, сколько себе взял Феликс. Он как-то слишком быстро ушел, оставляя с братом, а теперь было немного не по себе. - Лучше сразу хорошенько подкрепиться, потом получится скорее всего не скоро.
Феликс: Ключ Осмарак отдал уже не ему. Все это, на взгляд Феликса, было демонстрацией все того же доверия. Совершенно лишней: мог бы и приказать вытащить из сундука все что нужно. По крайней мере Феликса он уже сколько-то знал. Окликнула она его так, будто заучивала наизусть как называется то, что она сейчас рассматривает. - Я сыт, госпожа, - ответил он, не понимая, к чему все эти предупреждения. Когда придет время, тогда и придет. - Я должен идти на почту. Вернусь вместе с людьми, которые будут разбирать крышу. Подразумевало это: "деньги теперь у тебя, как, когда и кого кормить, решаешь теперь ты". А Фликсу, значит, рядом стоять, спрятав нож за пазухой?
Сцинтилла: - Ну тогда пошли вместе, мне надо на рынок, - девушка повернулась и, открыв сундук, извлекла немного денег, - прикупить домашней утвари, да продуктов немного. Чувствую вернешься раньше меня. Работникам лишнего не позволяй, - Сцинтилла пошла из кубикулы, на ходу уже планируя все места, куда стоило бы заглянуть. Времени займет больше, но сэкономит ей не плохую сумму. А на нее она не то чтобы платье купит, так заполнит кухню нужными ей вещицами. Сказать бы Феликсу, что помощь нужна будет, так он тоже занят будет. - Ты за старшего, пока меня нет. Я тебе верю, не подведи. - Девушка взяла с кухни небольшую корзинку. К сожалению, большего не нашлось, но все же не с пустыми руками. Почему-то очень хотелось разговорить Феликса, увидеть как тот улыбается. А то все время, как палка прямой, напряженный, словно выдохнуть забыл после какого-то важного дела. - Ну что, идем? Конечно нам не шибко по пути, но все же...
Феликс: - Хорошо, госпожа. А денег она много не взяла. Феликс уже не беспокоился насчет ее честности, и пока она разговаривала с ним, ощущал скорее деловитость, чем хитрецу, хотя последнее он видел в ней, как видят воду сквозь щели в досках моста - и узкие щели, да мост на то и есть, что внизу пропасть. Хитрость и бойкость. За словом, чувствовалось, в погреб не полезет, но и ведерко к перилам привязано на длинной веревке, чтоб в любой момент воды зачерпнуть. В лицо ей глянуть было непросто, но деть глаза было некуда, ниже - шея и грудь, а в землю смотреть - виноватый знак. Так что все положенные "не" действовали с нею, даже "в глаза смотреть", как велел Осмарак, а что при этом краска выступает на щеках - это уже хозяйская воля решать, мысли в голове виноваты или обойдется без гнева. ------------------>>>>>>>закоулки
Сцинтилла: "Чудной какой..." Девушка улыбнулась и быстрым шагом направилась к выходу. Полная самостоятеьность ей нравилась, грела душу. Уже не чувствовался контроль матушки, хотя в глубине души ей было горько. Горько за младших, за их судьбу. Хотя, если верить Осмараку, у них там все должно наладиться и в ее же силах им помочь из города. Это лучшее, что она могла сделать для своей семьи. ------> закоулки
Феликс: 27 авг утро из харчевни Ксена ------ Доведя пятерку работников до домуса, он так и не смог убедить себя в том, что нужен будет еще зачем-то кроме как отпереть дверь и разбросать по переулку черепицу, когда она вся слетит с крыши. Но он повторил все, что должен был. - Крышу разобрать полностью. Старые перекрытия распилить и сложить в сарай. Сделать все это сегодня. Оплачено будет вечером. Обед вовремя. Конопатой еще не было дома. Возможно, когда она вернется, потребуется кто-нибудь, чтоб донесли ложе, которое ей необходимо было купить. Днем донести или когда они с крышей справятся?.. Или она сразу оплатит, чтоб донесли? Расход лишний. Но его ли, Феликса, дело?
Тихик: 27 авг утро из харчевни Ксена ------ Он бы улизнул по пути, благо возможностей было несколько. Но отчего-то пугали соработники. Мало ли что им, диким, взбредет, если потеряется. Хоть и видел он их всех не раз, а все равно побаивался. Платить ему никто не собирался, так что можно было спрятаться в тень кого из варваров..пока работа сама не сделается. Например, сразу в сарай пойти, перекрытия подождать.
работники: »» 27 августа, утро, из харчевни Ксена Шли недолго; дорогой Кром приглядывал за ленивым Ксеновым рабом, который какого-то лешего увязался за ними и топал до самого дому, вместо того чтобы слинять за первым же поворотом. Следить за работой штоли? Дык когда б Кром с приятелями плохо работал? Если только кудрявому помогать пол мести да столы протирать, а то ручонки больно тонкие у каждого по отдельности, а вместе, глядишь, и табуретку перевернуть смогут. Крышу разобрать полностью. Старые перекрытия распилить и сложить в сарай. Сделать все это сегодня. Оплачено будет вечером. Обед вовремя. Услышав об обеде, Топор расслабил руки и опустил топоры на странно пахнущую странного цвета траву, топорища из рук не выпуская. Буря потянул носом: - Э... крыши нету, зато сортир выгребали с утра, это я понимаю, эти... как их там... приоритеты. Кром укоризненно посмотрел на приятеля и вежливо ткнул его кулаком в спину: - Ша, - и вернулся к кудрявому. - Ваще не вопрос, мы тут все покрошим и соберем, пыль осесть не успеет. Ты тока... как тя зовут, кстати? ты мне тока вот что проясни, - Кром ткнул пальцем в Тихика, - вот это нам зачем? Это тебе или мне в воспитательных целях отдали? Если мне, то дай ему корзину и лесенку, будет лазать да оторванную черепицу с крыши спускать, не швырять же ее, еще убьем кого. Барсук, бери ломик и лезь на повыше, ковыряйте там с конька, чай, под тобой обрешетки не провалятся. Их тож снимай, по малой только, не торопись. Мы с Топором будем ниже, где труха эта покрепче. Буря, - Кром оглядел внушительного Бурю и махнул рукой на первый этаж, - ты щаз снимай черепки над перестилей, потом полезем стропила пилить. Не надежно тут все. В подтверждение черепица затряслась от застенчивого покашливания Топора, который напомнил: - Кром, ты... эээ. Спроси про лекаря. Ну, поближе кто есть? А то мало ли.
Феликс: Единственная корзина, о которой он помнил, была сейчас в руках новой хозяйки, и мысли оттуда никак не желали вылезать, будто спрятались от необходимости отыскивать по дому ей замену. Тележку он тоже вчера нашел, а толку?.. Да и лестница... может, ее надо было в харчевне попросить, а он и забыл? Потом он подумал о сарае. Не увезли же бывшие хозяева с собой и лестницу. Какие-то палки там торчали, кажется. А может, там и корзина отыщется. - Феликс, - запоздало ответил он, понял, что это не лекаря и поправился: - меня зовут Феликс. Лекарь... я не знаю. Если срочно, я схожу спросить соседей. Но скоро вернется домина, она знает наверное, - он не был уверен, но голос ставили, да и судя уже по тому, как она явилась, можно было предположить, что окрестности и их обитатели ей известны с пеленок. - Сейчас принесу, - отважно добавил он про лестницу, решив, что так или иначе, хоть у соседей, а добудет.
работники: Кром улыбнулся насколько мог дружелюбно, всей варварской пастью о двенадцати зубах. - Да не дергайся ты, малец Феликс, лекарь не срочно. Никто ж еще с твоей крыши не свалился, лопату ни на чьей хребтине еще не тесали, этот, вон, - он кивнул на ксеново недоразумение, - еще ничего не накосяпорил. Так что тащи лестницу, пока мы так не полезли, с ногами. А то стены еще выпрямим. Старательный Барсук подошел уже к стене и примерился было, но Кром остановил: - Подождем. Неча лазать. Все четверо покорно застыли перед домом, не рискуя присесть на траву, разморит еще. Да и несет от нее порядочно.
Феликс: Странно даже, но редкозубый оскал не отталкивал. Люди были, судя по этому варвару, веселые. И серьезные, как бы странно это не сочеталось. И говорили, как и те, что латрину чистили, с тем уважением, какого он и в доме Кассия от рабов не видывал. Все дело было, наверно, в том, что свободные - догадывался он, уже вытаскивая лестницу из хлама. Почему - загадка была та еще, если учесть, что у свободного больше оснований вести себя с рабом, как с кучей отбросов. И успокаивал варвар, будто видел, что мальцу Феликсу не по себе. Хотя, может, потому просто, что привык, что их опасаются. Старая корзина тоже нашлась, ни в каком доме такую не хранили бы - ни у Кассия, ни в прежнем. Дырка в ней была такая, будто ею поймали кого-то зубастого... ненадолго. Феликс повесил ее на руку, схватил в охапку лестницу и понес, по дороге придумал только тряпкой дыру заткнуть, но спалил все старье уже подчистую, не солому же из тюфяка дергать. Нашел тряпку, которую сосед у фонтана всучил, ее вроде хватило. Допер уже, взвалив лестницу на себя, так и приставил, подойдя вплотную к стене, выпростался из-под ноши и вручил корзину Тихику.
Тихик: Непонятно было, что делать с врученной корзиной, поэтому Тихик занял ей сразу обе руки и тихонько, боком по-крабьи стал отползать в намеченный относительно тёмный угол.
работники: Кром подошел к принесенной лестнице, с сомнением тронул ее пальцем, пошатал, одной ногой встал на нижнюю ступеньку, прикидывая, на который раз она захрустит, а на который сломается. Остальные оживились, подошли ближе, но сами к деревяшке не прикасались, решив, что доброго совета будет довольно. - Не выдержит, - многозначительно заявил Буря и в подтверждение слов смачно сплюнул под ноги и растер. - Вот как наяву вижу - летишь ты, Топор, руки растопырил... - Щааа, ща я тебе гляделы вправлю, провидец, женю на малоумной из закоулка... Кром повернулся, зыркнул на обоих, убавляя звук, махнул свободной рукой, другой подхватывая лесенку: - Дык вам по ней, пушинки, тока на крышу залезть, и ужо там держаца. Малой будет лазать и черепки таскать. Эй, ты! Тихик, как там тебя, - рявкнул Кром, краем глаза заметив недозволенное передвижение, - куды пополз!? Я тя на воспитание от Ивона получил, я тя и воспитаю, чем смогу, корзиной вон. Ща мы залезем, будешь ко всем по очереди ходить, а иначе... ну ты понял. Барсук, прижавший было уши, сориентировался, что орут не на него, от греха подальше вытащил из отцовой лапы лестницу и покорно полез под конек - как самый ловкий и самый небитый. Буря, недовольно ворча, выдернул из-под него деревяшку, перенес и пополз на перестиль, опираясь больше на дом, чем на лестницу, едва не обрушив весь дом внутрь. Топор, не перестававший все это время острить, пока полз наверх, получил свой черепок в спину, но выругался беззлобно, - все знали, что час расплаты придет в застолье. Кром взбирался на терпящий крушение корабль последним, и под ним лестница лишь жалобно заскрипела. - И как слезать будем? - почесал он в затылке и принялся сбивать черепицу и класть осколки в припасенный мешок. - Клади сюды, Топор, этот тощеватый будет ползать там внизу, пока нас тут не завалит или пока бороды не поседеют. - Или не отрастут, - подал голос оседлавший конек Барсук. - Тихик, ходь сюды сперва!
Сцинтилла: 27 августа | ===> Бычий рынок Куплено оказалось много и в то же время слишком мало, чтобы сделать кухню достаточно удобной для маневров. Феликс наверняка уже вернулся, вон и шум был слышен, да только по какому делу - не понятно. - Феликс! - Бруттия постучала в дверь. Хотелось верить, что без нее они особенно ничего лишнего не успели натворить. А точнее доломать то, что нужно было починить. Дом хоть и был в плачевном состоянии, но девушка выросла в нем и расставаться с этим местом не хотелось совершенно.
Насмешник: >>>>> с Бычьего 27, август Она кликала кого-то. Нас вошел на пару шагов, остановился и по привычке принюхался к новому месту. Ничего, место как место. Огляделся медленно. По потолку скользнул, стенам, в дальние углы глянул. Старовато, но надежно. И...уютно, что ли. Нас перевидел кучу жилищ, из одних хотелось бежать, как из пожара, другие были на пару ночлегов, редко в каких - хотелось задержаться надолго. Этот не отталкивал. Шут кашлянул: - Ну, чего... Куда это поставить, хозяйка? - приподнял корзину с улыбкой и перехватил поудобней еще остальное, чего держал, - да пойду за ложем, чего время зря тратить.
Феликс: Феликс сразу почувствовал, как остался не у дел до первой партии черепицы с крыши, и стуку и окрику прямо обрадовался. С хозяйкой ввалился мужчина, и так по-хозяйски сразу начал осматриваться, что, не будь Феликс выдрессирован, у него бы глаза на лоб полезли. Он оробел, за спиной этого богато одетого гражданина будто шлейф из отношений развевался: она же, домина, прожила в этом доме с рождения, вот и знакомый этот - просто ли знакомый? и что скажет Осмарак, когда вернется и выяснит, и куда их разговор с новоявленной сестрой заведет. Он тыкался за гостем, ища момента отобрать ношу, так и не поймал удобного и, набрав побольше воздуха в грудь, сдержанно окликнул: - Господин... это на кухню. Тебя провести или помочь? и только потом понял, что влез в разговор и ответа ждали не от него.
Сцинтилла: Как только появился Феликс, она мысленно даже выдохнула. Не сказать, что мужчина, который помогал, ее доставал или мешал, наоборот - пользы от него было больше. Но, тем не менее, вопросов поступало от него много, внимания и того больше. - Феликс..! - Бруттия даже улыбнулась юноше и кивнула в сторону Насмешника. - Забери и отнеси в кухню, пожалуйста. Прости, но дальше не пущу. - Она повернулась к новому знакомому. - Спасибо, что помог. Скажи торговцу, что позже денег занесут за ложе. Сегодня. - И все. Пускать не собиралась, как и долго прощаться, да топтаться на пороге. - Надеюсь тебе не будет шибко тяжело? Или помощника дать? - Хотелось подтрунить, но в подобном деле все же задумалась. Ложе и правда могло оказаться тяжелее, чем выглядело, особенно по такой жаре. К дождю, совершенно точно. - И да, не забудь про покрывало... Пожалуйста.
Насмешник: - Гос... - Нас нахмурился на манер "своих что ль не признаешь", потом окинул себя взглядом и рассмеялся, - "а, ну да, шмотка", - аве, - кивнул пришедшему, передавая ношу, - а я и не рвусь, - улыбнулся через плечо Сцинтилле, - не пускай, - "а что б ты делала, если б я взял да и пошел? - мелькнула ироничная мысль, - этого малого, что господином меня прозвал, на меня бы натравила?" - помощника, - окинул дружелюбным взглядом парнишку, - не надо. Небось, когда говорил, что лет мне много, не имел в виду, что немощен, - и весело усмехнулся, глядя на нее и делая шаги назад так, будто отступал от проведенной ей черты, той, за которую "дальше не пущу, извини", - так, - поравнялся с ней, - ложе и покрывало. Денег занесут сегодня, позже. Все? - и кивнул весело, - пожжжалуйста. Дверь толкнул да вышел. Жара стояла, мама дорогая. Надо бы хлебнуть где, из фонтана-то. "Не пущу, извини... Ложки я у них покраду, что ли", - Нас мотнул головой, заржал и, еще раз оглядевшись да запомнив дом, пошел себе за ложем. >>>>> в лавку за ложем
Феликс: Снова творилось небывалое. Мало того, что домина не сердилась на несвоевременные слова да еще и улыбалась, и говорила "пожалуйста", после которого даже принятое поначалу на свой счет "дальше не пущу, извини" не царапнуло, только легко удивило: "дальше кухни?" и сильно: "Извини???", так к тому же и свободный гражданин здоровался с рабом. А когда дошло, что Сцинтилла выставила свободного, и свободный выставился да еще и ложе принести обещал... Все-таки до полного потрясения основ Феликса довести не удалось - после чистильщиков латрины, называвших его "начальником" - но приходилось признать и поверить в то, что его... видят, и воспринимают не как мебель. Все могло измениться. Феликс пытался внушить себе это по пути на кухню, вспоминая, как менялся Осмарак от требования не звать господином до макания в фонтан. И опять обратно. И снова. Но внушения не получалось, понимала только голова. Сердце щемило.
Сцинтилла: Сцинтилла проводила взглядом, как Нас выходил и лишь только потом пошла следом за рабом, прикидывая сколько теперь времени и как скоро ей потребуется кормить рабочих. - Давно работают? - Бруттия прислушалась к говору сверху. Говорили занятно, заковыристо, не все слова ей бы и слышать надобно. - Как же жарко сегодня... Надо будет воды натаскать, прогреется за день, так вечером и постирать и помыться. Тебе надобно чего постирать? - Спросила, а сама задумалась, по идее раб сам должен стирать за собой, может даже сам предлагать должен. Рабов в их семье отродясь не было. Ну может когда ее еще родители и в планах не думали, а так - такой же человек. Руки-ноги, голова, кто-то поумнее, кто-то посимпатичнее. Если Насмешник и улыбаться заставлял, но был он какой-то чуждый, а этот - крышу придется вместе делить, значит тоже семья. Не пристает, молчит, помогает вроде - значит не раздражает. - Ложе принесут, поставь куда Осмарак велел, ладно? - Бруттия вошла в кухню и где-то внутри неприятно кольнуло. Как там они? Без нее справляются? Не голодают ли мелкие, не ссорится ли отец с матерью? Вот на этой кухне малые играть любили, особенно когда она готовила что, давала поиграться ложками, а чтобы не ссорились - пела вот. Сцинтилла сглотнула комок и глянула на цветок в руках. Куда ж его положить-поставить? - Феликс? - Позвала она негромко, все также глядя на растение. - У нас есть куда поставить?
Феликс: Феликс, пытаясь слету найти место всему, что вытаскивал из корзинки, отвечал на все сразу с запозданием: - Не очень. Недавно, - выстраивал самого удивляющие логичные последовательности: - натаскаю. Черепицу нужно будет выносить, а обратно - с водой можно. Постирать я могу. А потом глаза поднял на вопрос и тоже застыл, озадаченный, не удержав своего привычного: - не знаю... Кувшин! От вина, что он принес вчера из той лавки, которую теперь нужно было обходить, по велению Осмарака. - Есть. Остался... кувшин, - в комнате, где спали. - Сейчас принесу... Еще Осмарак велел купить генетту. Мыши. Я могу сходить сейчас, домина. Если не нужно помочь на кухне.
Сцинтилла: Сцинтилла посмотрела на Феликса. Тот готов был метнуться и тут же помочь ей, а сама она в глаза попала и ответила не сразу. Не знает он. Вот и она не знает. Или знает? - Тогда вечером принеси то, что освежить или постирать надо. Я люблю по дому хозяйничать, так что мне не сложно. - Сказала и цветок протянула. - Поставь тогда его в воду, а я тут сама справлюсь. Генетту купи, хотя с мышами я свыклась. - Бруттия усмехнулась, припоминая, как мать ее поднимала тот еще визг, когда она видела мышь даже издалека. Ей они жить не мешали, хотя мебель порой портили и генетта была бы кстати. - Скажи работникам, что обед будет к концу восьмого, началу девятого часа.
Феликс: Ей было не сложно. Не сложно! Постирать одежду раба. Или освежить. Феликс взял у нее из рук цветок и чуть не пошел как был сразу за генеттой. Спасло следующее распоряжение. - Деньги у тебя, домина, - не поднимая глаз от цветка и надеясь, что она не успела увидеть, как он дернулся - сразу бежать, выполнять, цветок ставить. Дернулся-то немного, опомнился быстро. Выровнять дыхание. В глаза лучше не смотреть. "а не на грудь, как бабе!" На грудь тоже не нужно. Где вода. Он приносил с утра воду? Он не помнил. Принесет сейчас. Меньше останется на потом. А пока она решит, сколько нужно денег, он и отнесет цветок и работникам скажет. Жар залил щеки и поглотил мысли. Варвары ползали по крыше цепкими жуками. Феликс прокричал им, во сколько обед, в комнату вошел на негибких ногах и прямо услышал, как стебелек цветка в донышко кувшина стукнул. Немного помогло. Что-то летело в него из мира, кроме рыжих брызг, кроме этих слов: "мне не сложно". Он даже успел лицом остыть, когда вернулся на кухню за бадьей и деньгами.
Сцинтилла: Точно, вот про деньги забыла совсем, а ведь говоря про генетту вспомнила о цене. А кто ж ее знает, сколько стоит. Не брала, ни разу сама лично не покупала средство от мышей. - Фел... - Не произнесенное имя так и застыло на губах. Раб ушел выполнять поручение, пока она выходила из задумчивости и считала. А чтобы не топтаться на одном месте и стены не подпирать, принялась раскладывать на места, как ей сейчас казалось, удобные. Чтобы под рукой. Потому застал он ее со сковородками наперевес, которые были тут же отложены в сторону и девушка достала деньги. - Держи, попробуй сторговаться. Я не помню сколько стоит генетта... - А этот момент смутил ее саму. Она знала все. Сколько может стоить капуста, сколько надобно отдать за ложе, какова цена на правильную птицу или же годную глину. А тут... - Знаешь сколько за нее надо вообще?
Феликс: Он еле поймал обычное "не знаю", и с трудом мотнул головой, из которой вылетело посмотреть, приносил ли воды. - У нас кошка была, - сказал он зачем-то в оправдание, и тут же испугался, что его спросят, сколько стоит кошка. - У старого хозяина... Снова спрятал глаза. Взял поданные деньги и так, с зажатым кулаком, понесся за водой а потом обратно к цветку. Снова притишенная комнатой жизнь, царапающаяся на крыше и голосящая улицей, позволила глотнуть таинство звука, булькнув кувшином в бадье. Может, он себя в этом цветке видел, от того так остро и отзывалось, только и того что не сравнивал - как жалел раков этих, уже красных, но еще живых, так и напился вдруг, после того как по рукам потаскали. Но он был далек сейчас даже от мысли "не удерживать". Бадью он снова отпер на кухню, чтоб перед выходом услышать, не надо ли чего еще сделать, прежде чем уйти.
Сцинтилла: - Так... - Бруттия пристроила и сковороды и начала осматривать продукты. Насмешник все отвлекал, потому кое-что произошло интуитивно. - Тааак... Что тут у нас? - Говорить с самой собой было делом нормы и порой не замечалось. - Сделаем борщ или щи. Сцинтилла подняла голову, когда Феликс вошел в кухню вновь. - Борщ или щи? - Сама-то она конечно уже решила, но почему-то стало интересно. На толпу мужчин много супа не наваришь, надо сделать мазу еще, но у нее не было для этого меда или же сыра, а также оливкового масла. Вот ведь, забыла. - Как хорошо, что ты заглянул... Можешь до ганеты прикупить масло... - Бруттия задумалась, каким расточительством может быть покупать мед или сыр, но все же рискнула. Себе немного можно, хотя бы для запаха. - И мед. Немного, - она показала руками небольшую баночку, - если будут предлагать больше - не бери тогда. Потом.
Феликс: - Масло есть, - откликнулся Феликс живо, и, уходя от взгляда, наклонился потрогать пару небольших кувшинов, принесенных из термополия еще ради рабочих, которым надо было светить. - Початый - лампы заправлять, второй получше, - монеты ощущались в кулаке ребристо, но легко. Слишком легко, но емко. Не показывать чувств. Не выдавать напряжения. Напряжение? Да, приходилось признать, что в груди будто лишний воздух. Спокойствие внешнее. Видимое. Хорошо видимое. Заметное. Чуть расслабить кулак. Чтоб вес денег почувствовался. - Мед. Немного. Я запомню, - разогнувшись, только мазнул по лицу в веснушках взглядом, и направился. на бычий рынок.
Сцинтилла: И ведь не ответил щи или борщ. Значит станет ясно уже потом, чего нравится, а чего нет. А то с матерью натерпелась. Приготовишь с утра еду, малых накормишь, отцу что-то в лавку отнести, а она сядет и нос воротит. Запах не тот, да масла маловато. Конечно маловато, если изводить его не только в еду. Сцинтилла лишь вздохнула, провожая спину Феликса глазами, а после и на масло внимание обратила. Его оказалось непривычно много, и качества не дурного. Надо будет узнать у кого покупал, да сколько стоит. Она села на колени напротив масла и замерла. Дом родной, стены свои, столько всего здесь случилось, вытерпелось, примерещилось и было рассказано. Она даже губу закусила, комок к горлу подкатил. Внезапно так, ведь все складывалось хорошо для нее и для семьи. Да только разве сможет эта псевдосемья заменить ей настоящую? Один уехал и вернется совсем не скоро, не верилось что Осмарак будет здесь дня через три. А его раб? Феликс, прямой как палка, из него и пары слов не допросишься, если только насильно вопросы задавать. Весь такой... какой? А ему-то здесь хорошо? Ему-то эти стены чужие, не помогут и сон беречь не будут. Бруттия посмотрела в проем двери, где еще сохранился образ смуглого юноши. "Хорошо ли тебе здесь..?" Вряд ли он ответит честно, скорее это будет как положено или как заучено. Сцинтилла глубоко вздохнула и поднялась. Дел было много и времени на душевные терзания не оставалось. У нее еще будет ночь, чтобы поразмыслить над этим. А пока она приготовит щи, а мед принесут и каши сделает. Да проверить надо, есть ли чем Феликсу укрываться. С платьем и обождать можно, не горит. Она закрыла масло и пошла в кубикулу, где спали Осмарак, Феликс да мальчонка. Если есть чего, так может вытащить на просушку к солнцу.
работники: ...под Барсуком вдруг затрещало, заскрипело, покрылось хрусткими трещинами - вымоченное дождями да пересушенное солнцем старое дерево конька звонко щелкнуло - и провалилось вниз, устремилось к своим зарытым в землю корням, отрубленным на следующий день после того, как Агриппина поднесла Клавдию роковую поганку... - Бля-а-а-адство-о-о! - Барсук, роняя черепицу и башмаки на бродившего где-то там Тихика, схватился обеими руками за остатки крыши и погреб, как наварх, выпавший из триремы, - с матерком, огоньком и задором. Кром, Буря и Топор застыли с инструментами в руках, не рискуя шелохуться - любое колебание воздуха могло как помочь, так и помешать Барсуку, а они были за честную борьбу. - Две монеты, что... - шепнул Топор, но как раз в этот момент Барсук, с ревом совершил последний рывок и выполз брюхом на балку, как на спасительный берег, и даже чмокнул ее на радостях. - Каждому, - лениво махнул Кром и позвал негромко, - хозяюшка! А притащи пить че-нить, у меня тут сын-балбес родился. Опять.
Тихик: И ведь хорошо расположился, не подкопаешься, и не наткнешься случайно. А тут наткнулись, ещё и присыпали чем сверху. До этого он слышал разговоры о еде и, возможно, стоило перебраться ближе к кухне. "Нет, рано ещё" Тихик сложил несколько черепков в корзину, для вида, да и уполз туда, где крыша ещё целая. И потемнее.
Сцинтилла: Вытащить было что и, собрав все в охапку, Сцинтилла потащила это все в атриум. К ночи станет посуше, а значит и спать уютнее получится. Не успев дойти до намеченного места, как вверху что-то зашумело, предвещая беду. Она кинула собранное на камни и поспешила к месту возможного происшествия. Тем не менее лечить, а уж тем более хоронить сегодня никого пока что не было надобности, а следовательно, и бежала зазря. А пока смотрела, увидала, как один из работников ушел в тень. Может голову напекло и он передохнуть пошел? - Имейте ввиду, лекарь - за свой счет! -Сцинтилла крикнула в ответ, прислонив руку ко лбу. Так можно было хоть что-то рассмотреть, на фоне неба. - Сейчас принесу, но спуститься вам все равно придется. Летать я пока не научилась. - фигуры на крыше были почти что одинаковыми, только разбросаны по черепице. Потеряв интерес к происходящему, она поспешила за водой в кухню. Их там несколько человек, а значит пить захотят все. Проще сразу ведро передать и стакан в него кинуть. Чего им вниз спускаться каждый раз. - Эээй! - она повысила голос и крикнула на весь атриум. - Водаааа!
работники: - Чей-та за свой? - Удивился Кром в спину малявке и почесал башкой рукоять молота: иначе, распластавшись по уже прозрачной местами крыше, не получалось. - Дык и в прошлый раз тож за свой договаривались, когда дорожку мостили, не? - Топор долбанул по здоровенному куску черепицы и едва успел поймать отлетевший в сторону осколок. Рябь всколыхнула оставшиеся черепки, добралась до все еще сопящего Барсука и сжала его в бурундука. Топор неодобрительно махнул на него рукой - "отпоить надо, штоле...". - Эт когда ты от Бури огреб за то, что камнем ему по ноге ебнул? Нещитово, брат, наниматели за такую тупоту не раскошеливаются, это.. ща, как оно по-приличному будет... как ее, мммать... личная инициатива, во. - Эээй! Водаааа! - Ну здорово, бля, - пропыхтел, одновременно засовывая в мешок пыльный кусок обожженной глины и пытаясь не навернуться, Буря. Он был ближе всех к лестнице, но, чтобы дотянуться до нее, пришлось бы выпустить из рук мешок, и без того зависший на самом краю крыши и удерживаемый только ногой и силой воли. - Кром, где этот сопливый придурок? Я видал, что Барсук в него тушей своей целил, но дык не упал же, значит, эта ленивая задница живая. Пусть притащит ведро, или я его Ксену сам в этом ведре притащу в виде замазочки. - Экхм, кхм... - прочистил горло Кром, словно петь собирался, - Тихи-и-ик, ебтвоюналево! Тащиведро!
Насмешник: >>>> вернулся я, с Бычьего Кой-как дотянули, местами - доволокли. Нас отер плечом пот, через плечо же оглянулся на мальчишку. Бросать на одного было нельзя: - Устал, малой? - кивнул ободряюще, - давай-ка. Взял, собой подпер, да чтоб пола не касалось. Позвенел пальцами в монетах, отсчитывая: - Спасибо. Бывай. Пацан делся резво, несмотря на усталость, довольный, видимо, и собой, и особенно - выручкой. Шут, так же подпирая собой ложе, медленно сменил, крутясь, подпирающую спину на подпирающую грудь. Стучаться башкой только оставалось. Он и постучался...чем-то: - Хозяяяяйка! Ложе доставлено, - сильней облокотился и вошел...весь, сразу, - ох...е...кхм.. ложе, говорю, - кашлянул, ловя, чтоб по полу не шаркнуть, - принес, - и замер, прислушиваясь к шуму и голосам.
Сцинтилла: Рабочие переговаривались между собой и слух юной Сцинтиллы улавливал весьма занимательные слова, которые оседали в ее голове, складываясь на будущее. Все в жизни пригодится. -Тихи-и-ик, ебтвоюналево! Тащиведро! - О! - она аж брови приподняла, улыбаясь вместо удивления. А ведь видела, как кто-то ушел под крышу, и отдать бы, да в спину уже стучалось другое. - Хозяяяяйка! Это что же, не успел уйти, а уже вернулся? Вот ненормальный! - ...ложе, говорю... Сцинтилла, заприметив фигуру и про себя окрестив ее Тихиком, который ебтвоюналево, поставила ведро с водой на землю и коротко бросила: - Отдай своим, - и, утерев руки о бедра, поспешила к двери. А когда доспешила и открыла, едва не треснув поносу, резкости ей было не занимать. Нда... стоило согласиться, что сама бы перла его она долго. - Тебе боги крылья что ли дали? - девушка скептически приподняла одну бровь, осматривая с ног до головы и не торопясь впускать. - Что-то мне думалось к вечеру обернешься, коль вообще вспомнишь. - Сцинтилла распахнула дверь пошире и встала в стороне, придерживая, чтобы знакомый незнакомец мог войти.
работники: Рыча от злости на ленивую задницу, врученную им Ивоном, на недосягаемое ведро воды, на идиота Барсука, который - ну что в этой башке?! - так трясся, будто над нобилитетом с хуями наперес висел, Буря схватился за лестницу, чтобы спуститься и навести на этой земле порядок раз и навсегда. ... а мешок с четвертью таланта битой черепицы, придерживаемый ногой, медленно поехал по обнаженной балке, зацепился за палец и, прежде чем Буря успел сообразить, полетел вниз - вместе с половиной кривого ногтя. - Ааа, ну ебушки, блядь, воробушки... - Буря схватился за окровавленную ногу, и лестница устремилась следом за мешком. - Ну охуеть теперь, - констатировал Кром, садясь на задницу и почесываясь. - Если хозяйка сюда пожрать не закинет, мы, Буря, тя оприходуем. Сырым. - Эээй... - Топор выглянул и укрытия и ткнул пальцем куда-то в район падения мешка, - а вон то ж тож за свои врачеваться будет, а?
Тихик: Тихик вышел из укрытия, принял ведро и задумался куда его нести. Звуковая волна не воспринималась зовом, а, скорее, наоборот относила подальше. Но, видно, недостаточно далеко. На ногу пребольно прилетело, еще и по плечу задело по пути. Ведро, естественно, отлетело и перевернулось. Тихик попытался его поймать, но потерял равновесие, поскользнулся и упал, неудачно, прямо об угол головой. И затих.
Насмешник: Иххх..ер бы с ним, что кто-то явно подвернулся в глубине под что-то тяжелое. Не задержись Нас с ложем и Сцинтиллой, самому бы вполне возможно по горбу прилетело, если б прошел. Но неожиданность есть неожиданность. Шут инстинктивно бросил ложе, сгреб шуструю как умел, не по-варварски. Из вежливости и...так, приятности ради: - Не серчай, - собой у стены загородил. - На всякий, - усмехнулся у самых ее губ, теплых, резво толкнулся руками от стены и двинул на грохот, - е...войные боги, вы че?! - слова попридержал, в тон вложил все, что имел, посылая туда, вперед и наверх, - поубивать что ль всех решили? Руки из...откуда?! Скосил взглядом на лежащего, заметив. Потом обернулся на милую мордашку: - Крылья-крылья, - сделал следующие несколько шагов, поглядывая, не роняют ли еще чего, - ещё память, раз принес, и удача, вишь, такая, что двоим хватило внутрь-то не шагнуть. Судьба? Подмигнул, пошёл к ушибленному: - Не убило хоть? - нагнулся, ловя пальцами пульс. И, разгибаясь, - ну-к, скажите спасибо, жить будет. Отрубило только.
Сцинтилла: - А ну руки прочь! - едва прижал к стене, как изнутри поднялась волна ярости и Сцинтилла уже готова была хорошенько приложить куда достанет, как вошедший то ли сам сообразил, то ли шутить изволил, и уже чувствовал себя как дома. - Я смотрю ты времени зря не теряешь... - рыжая захлопнула дверь и пошла следом. - Может тебе еще вина налить да массаж сделать?! - и сразу заткнулась, углядев лежащего почти что замертво в ее родном атриуме. - Я кажется запретила вам непотребствами заниматься и ломать себе шею прежде, чем вы крышу доделаете? - рявкнула она скорее от беспокойства, нежели злясь на рабочих. - Возьми его и отнеси вон в ту кубикулу, я пока воду поставлю. А ты, -обратилась она к Насмешнику, - как отнесешь - сходи за лекарем. - Сцинтилла уже развернулась было к кухне, как остановилась и негромко проговорила. - Пожалуйста. - Еще калеки имеются или может сразу погребальную* заказывать? - она крикнула куда-то вверх, надеясь, что сегодня обойдется одним отрубленным, но не отрубленной конечностью. *исправлю, как только узнаю детали.
работники: - Я кажется запретила вам непотребствами заниматься и ломать себе шею прежде, чем вы крышу доделаете? - Ишь, какая, - усмехнулся Кром, закрепляя на всякий случай инструмент к кровле ремнями. Остальные тоже завозились, только Буря, продолжая зажимать ногу, похрюкивал от боли и злости. - А ты, блядь, самый умный штоле там? - запальчиво зарычал он на мужика, до того возившегося с лежанкой и успевшего увернуться от мешка. - Ты мне ото лестницу присобачь к крыше, я спущусь и покажу те, где руки, откуда руки и что с ними делают! - Буря, тшшшш! - Кром пригрозил пальцем и, свесившись, насколько позволяла полуразобранная-полугнилая крыша, вкрадчиво замурлыкал, да так, что с деревьев воробьи посыпались. - Этот... уважаемый, ты эта... лестницу приставь к крыше, тока с моей стороны. А я этого засранца битого сам отволоку, куды надо. Не, гражданка, калеков больше нет, но если я сейчас по лестнице не спущусь, то будут. Он угрожающе поглядел на хитромордого. Топор с Барсуком, не сговариваясь, отвязали инструменты и сделали вид, будто усердно ковыряют черепицу.
Насмешник: - Не отказался бы, красавица, - беззлобно хмыкнул в сторону шустрой, - да мы договаривались, что я ни-ни, - всмотрелся в лежащего, - и, боюсь, эт ему надо, а не мне. Над головой что-то бузило. Нас заржал: - Ему еще и лестницу подай, чтоб он мне морду набил! И довольно отозвался: - Саааамый, - глянул вверх, осклабившись, - вишь, ноги-то себе мешками оторвать не пытаюсь и других не зашибаю. Значит, самый. Ты это... оно больно, понятно, да не быкуй, - пересекся взглядом со свесившимся. - А? Ща, эта... - посмотрел насмешливо и внимательно, - ...уважаемый. Но лестницу приставил. Че б и не, когда этот, просивший, нормальный, вроде, был. А как приставил, так прям в лопатки почти долетело: "А ты сходи за лекарем". Шут повернулся весело, "пожалуйста" встретив уже лицом. Девчонка, никак, баловалась. Командовала, силенки пробовала. - Как скажешь, госпожа, - отвесил поклон почти, исподлобья глядя все тем же, смеющимся взглядом. Распрямился, - это, граждане-работнички, а до лекаря у вас в городишке куда идти, в какую сторону?
Сцинтилла: Еще бы он не отказался! Брат бы заодно и по шее отвесил, в довесок, так сказать вприкуску. Сцинтилла вдруг осознала, что от этой мысли улыбается себе, вот только... - Тебе Левий нужен, знаешь такого? - она кинула недовольный взгляд в сторону слова "блядь" и лишь качнула головой. - Левий Теребрас, его дом в небогатом квартале угловой. Спроси кого хочешь, живо приведут к нему. Скажи в домус к Бруттиям надобно. Надеюсь он будет на месте. Сцинтилла все же ушла в кухню. Ох как не вовремя лекаря звать. Еще и платить придется. Это конечно можно после из оплаты вычесть, но они еще только приступили крышу делать, а уже жертвы. Девушка поставила воду на огонь и подкинула дров. Насколько наглым будет вычесть всю сумму у рабочих? Ведь еда за ее счет, вода тоже, еще и монет отсыпать надо? И гость этот... сейчас он казался даже к месту. Феликс еще не вернулся, а сейчас так был нужен. Ну вот и посмотрит, сколь быстро он умеет выполнять поручения. Авось сидит где у фонтана, да в носу ковыряет.
работники: Лестница гулко бухнулась об остатки крыши. Кром взглядом велел остальным работать, а Буре еще и кулаком погрозил, закинул на плечо мешок с черепицей и грузно слез. Мужик вблизи оказался еще и небольшим, в плечо дышал. - Ты эт... вроде нормальный же? - Кром улыбнулся до жути доброжелательно. - Не галди сильно при Буре, а то ж он у нас ушибленный и бросать еще может всякое далеко: и камни, и копья. Одного взгляда хватило на Ксенова раба, чтоб понять, что загорать ему минимум до вечера, но хоть живой будет. Кром приподнял мешок двумя пальцами: - Буря, блядь, ну кто ж так работает..? Тут же даж полмешка нету, куды ты его хуйнул, а? Ксенова дочурка больше напихала да удержала бы, ну как так, а? Сверху заскрежетало когтями по гнилому дереву, и Буря, взбесившись до красных кабаньих глаз, ответил, едва не падая с балок: - Епта, Кром, а лучше б его пришибло нахер, а? Да я тя... да я ща..! А вы че..? Барсук прикусил щеку, лишь бы не заржать в голос и не получить по башке куском глины, а вот Топор себе ни в чем не отказывал, похрюкивая и вытирая катящиеся из глаз слезы. - Тихатам! Работайте, обалдуи, - посмеиваясь в бороду, Кром нежно поднял на руки бездвижного Тихика, как добытую в пылающей деревне мягкую бабу, и повернулся, нащупывая взглядом хозяйку. - Че, к Левию его переть или Левий сам придет? У него в эту пору вряд ли кто будет в коновальне, тока когда вот мочилово в цирке кончится. М?
Насмешник: - Нет, красавица, не знаю. Я тут без году неделя, откуда б. Но найду. Шут глянул снизу вверх на спустившегося, потом сверху вниз на себя: - Да с утра, вродь, не жаловался. Небось, и нормальный, - осклабился и добавил, - мешками, по крайней мере, не кидаюсь, - усмехнулся и присовокупил, - а друг твой пусть кидает, я поймаю. И прицыкнул по-смешливому: - Тишшше ттты - у хозяйки уши отвалятся, не в порту ж. А поржать - поржал со всеми. Че б и не поржать, мужики-то веселые попались. - Да я схожу к этому... как его там.. Левию? - откашлялся, - раз знают его все, грех не найти. Ты этого, - кивнул на метко ушибленного, - положи куда-нить... где ниче не падает. Второй-то раз явно лишний, - кашлянул еще, представился, - Насмешник. Самого-то как величать? Не расслышал... Выставил указательный палец, прося подождать, и обратился в сторону кухни: - Больше никаких поручений, госпожа? Ну, там, может, лоооже еще одно принести? - и застыл, склонив с улыбкой бошку да прислушиваясь.
Сцинтилла: - Вот и найди, за то спасибо скажу. - Сцинтилла крикнула это уже из кухни и завозилась там. Воду-то поставить поставила, а еще умудрилась уронить сковороду, так что грохот вышел знатный. - Эк я тебя приложила... - она подняла утварь и принялась разглядывать. Нет, такую не помнешь, хорошая покупка вышла. Отложив сковороду, Бруттия показала голову из кухни, когда услышала, что один из рабочих все в толк не возьмет, что делать. - Отнесите ушибленного в кубикулу, а после за Левием. Вы ему еще чего-нить по дороге оторвете-ударите, уж лучше без риска. Да хватит уже рты разевать, словами делу не поможешь! - и снова скрылась в кухне, надеясь, что на этот раз указания даны вполне ясно-понятно. А ежели нет, то пойдет и сама недотело попрет.
работники: Кром насмешливо поглядел на шутника: - Эт ты с утра не жаловался, дык не свечерело еще. Знаешь, почему его, - Кром мотнул башкой вверх, отчего у ксенова рабенка башка тоже мотнулась, но безвольно, - Бурей кличут? Потому что рвет и топит - сначала в брани, потом в кровище. Ну эт я так, на случай, ежели ты поймать там с него что удумаешь, гражданин. Буря недовольно заворчал на крыше и принялся курочить остатки полусгнивших стропил так, что щепы полетели - и немало их полетело в нахального недомерка. Много их, смелых, когда лестницы у Бури под ногой нету. Топор и Барсук из солидарности промолчали - работы еще валом, а времечко-то идет. Зашурудели грубыми ручищами с ободранными и черными пальцами, отбивать принялись черепки кусками поменьше и заботливо укладывать их в мешки. Топор свой даже на дыры проверил, засунув голову по самые плечи, глядя на свет. Потому как жопой чуял, что лекарю платить будут из их деньжат. Ну а чо, Буря накосяпорил, пусть и расхлебывает. - От блядь, нежные уши-та у хозяйки, не подумал, епт, - искренне огорчился Кром, еще раз "бляднул" в себе уже тайком на несдержавшееся. - Насмешник... а че эт имя-то такое, родители, чай, поржать любили? Али наоборот? Я Кром, ломать люблю, - усмехнулся еще раз, подобродушнее, типа гляди, мы чай тоже не с дуба каледонского упали, тож шутить могем. - Бурю ты уже знаешь, а то Топор и Барсук, их ярить тоже не советую. И понес рабенка под навес, через плечо гулко посылая Насмешника: - За Левием идти просто - пройдешь отсюда лавкой с винишком, потом еще три инсулы, налево и квартал. Недалеко будет, там спросишь.
Насмешник: "Ты ссссмари... я ей только ложе принес, а она уж отправляет...по делам семейным", - мотнул головой Шут. В кухне громыхнуло недобро, и пока, чего доброго, она от него в уме пятерых не нарожала, надо было деться к лекарю. Но по пути только слегонца за разговор зацепился, потому как пугали так, что... только бабу кухарить и спугнули: - Ууу, не пугай, зззабота, - отмахнулся добродушно, - пуганый, - и понизил голос, - мне-то че еблом и ребрами дорожить? Мне его напоказ не выставлять, а ребра ломаные... - и кивнул со смеющимися глазами понятно куда, - бабы целовать любят. Шоб срастались. Как ни крути - я в выигрыше. Ухмыльнулся. Кивнул объяснениям. И уже с порога, полуобернувшись: - Угу, отец такой шутник был, что я его аж не помню. Так что шутили и шутили. А че, по мне не видно что ль? Заржал и вышел. >>>> в сторону лекаря еще одна улица
Сцинтилла: Учитывая, что голоса в атриуме стихать и не думали, самой тащить все же придется. Сцинтилла лишь вздохнула. Еще полдня не прошло, а уже усталость чувствовалась. Все же ночной побег от родителей давал о себе знать, а тут эти. Она прислушалась: говорили забавно, отец бы покраснел от такого количества брани, еще бы больше сконфузился, если бы понял, что его ненаглядная дочь и вовсе мотает на ус. А чего нет-то, в быту все пригодится! - А ну хорош мотать тело! Это вам не мешок с черепками, хватит парня теребонькать! - Бруттия явилась путь указывать, раз уж не разобрались сами куда тащить. - Или вы вовсе избавиться от него хотите? Так место вы не то выбрали, мне тут трупы не нужны, - она прислонила руку ко лбу раба. Нормальный. В меру теплый, так сказать. А может еще и не остыл. Сцинтилла мысленно вздохнула и пошла вперед, следя за тем, чтоб принесли в кубикулу. - Сюда давай. Да не надо его об косяк, он и так ушибленный, етить-колотить! - сама не замечая, как начала перенимать нехорошее у рабочих. - Вот. Так лучше.
работники: Кром только махнул рабенком на это дело, заржавшее да утопавшее огородами. И замер, поняв, что башка у того сейчас отвалится совсем, и так уже на ниточке держится, хотя некоторые ее шеей называют. - Барсук, ты это, если гражданин не придет через час, сам пойдешь за Левием, понял? А то и правда загнется малец во самом расцвете - а ведь скока сожрать мог, скока выеба...эээ... И тут в дверном проеме появилась конопатая пигалица - хозяйка крыши, и Кром осекся на полуслове, а заржавший от души Топор заставил красноту морды пробиться через густоту бороды. - Вся жисть впереди, говорю, еба... то есть мог бы жить и жить, бл... Ну, короче, веди, куда ложить тело, - сдался Кром и с шумом захлопнул рот, чтобы ничего из него не вылетело и не покорябало нежные конопатые ушки. - Ты эт, тока ты больше про "теребонькать" не говори, а то у простых людей есть покороче слово... и это бы пацану понравилось, наверное. Ну, естесно, если бы не я тут его таскал, а лупанарные бляди... ай, да ебать... ай, да чтоб меня! И окончательно смешавшись, Кром бессильно опустил руки, ихз которых немедленно стал выпадать рабенок. Поймать его Кром успел уже у самой земли, в этот раз выругавшись про себя да воткнув острый, как лезвие секиры, взгляд в заходившегося в хохоте Топора. - От я приду щаз, и тебя даже Левий не сошьет, образина. Веди давай уже! - рявкнул ни с того ни с сего на хозяйку, потрясая полумертвым телом. А придя в кубикулу, швырнул его на тряпки, закрывавшие ложе, и молча отправился обратно - убивать друзей.
Сцинтилла: А краснота да смущение бородатого лишь позабавили Сцинтиллу. Очень захотелось начать смеяться в голос, но вместо этого у нее искривились губы, а он возьми да рявкни, ровно в тот момент, как нижняя дрожать начала. Она даже остановилась, будто вкопанная, и медленно повернулась к работнику, начиная злиться на него, от чего не только щеки порозовели, но и шея. Отец никогда не повышал на нее голос, а здесь такое. - Клади своего работника вот в эту кубикулу на ложе. - Бруттия ткнула пальцем туда, где находилась та самая кубикула, но в ее сторону даже не посмотрела. - Пока что от вас хлопот больше, чем дела, и я не думаю, что Осмараку такое может понравиться. Ее голос стал несколько тише и холоднее. Занижать стоимость выполняемой работы было рано, рабочие сняли почти всю черепицу, а ежели разобидятся на ее слова - то могут и уйти, плюнув на деньги. Тогда домус останется незащищенным от дождя, а создавать себе больше хлопот, чем есть сейчас не хотелось.
работники: Кром, развернувшись круто в дверях, прищурился на шмакодявку, нависая больше авторитетом, чем туловищем - далековато стоял. - Я те так скажу, хозяйка, бл... - удержался, чтоб не ругнуться, потому как не сильно-то мелкая и сбрехала, крыша шла не так споро, как хотелось бы. - Дела от нас стока, скока надо, еба. И ежели б тут не крутились... граждане, мож работник моего приятеля не валялся б на тряпках с пробитой башкой. Так что я пошел работать, а ты сготовь нам пока пожрать да за парнем последи. Уже на крыше рявкнул на остальных по-свойски, чтоб малая не зазнавалась - одними глазами зыркнул, как камнем в рожу запустил, так, что даже Топор принялся шуршать быстрее. Черепица посыпалась в мешки, а притихший Барсук засновал с остатками крыши по лестнице без разговоров.
Сцинтилла: Сцинтилла лишь глаза прищурила, да губы сильнее поджала. Торговаться при расчете будет, а сейчас пусть идет. Все же стоит сделать определенные выводы, спорить со старшим, да еще в середине работы не самая лучшая идея. - Эко ж тебя приложило... - Бруттия прошла в кубикулу и засуетилась рядом с юношей. Как его звать - спросить не удосужилась, но теперь уж чего, не до того. - Только не вздумай тут помирать! - прошептала наклонившись и пытаясь рассмотреть рану. Присматривать за парнем и готовить еду одновременно представляло из себя определенное неудобство, причем даже большее, чем мелкие, которые в свое время сновали в кухне и пытались стащить еду. - Вода, тряпки, тазик... - перечисляла самой себе, стараясь не забыть чего. Вода на огне уже начинала бурлить, а в самой кухне стоял жар. Отчего-то ни единого сквозняка, так и задохнуться не долго. Тазик нашелся все там же, в кухне. С тряпками было сложнее, но может в кубикуле, где лежит недобитый чего найдется. - Ну-ка, - Сцинтилла вернулась и поставила тазик с водой у ложа. - А, нехороший ты... - на подушке, что была под головой растеклось кровавое пятно. Тряпка нашлась сама собой. - Где же Левий.. - пришлось осторожно поднять голову и вытащить подушку, снять с нее внешнюю часть. Вода сразу же стала алой, едва Бруттия опустила в нее пропитанную ткань. С подобными ранами никогда прежде не сталкивалась, хотя брат и сестры регулярно бились где-то и нуждались в уходе.
Сцинтилла: В результате раненый был предоставлен сам себе. Тут уж она не лекарь, поделать не может ничего. Разве что помолиться. Так это пожалуйста, в храм после сходит. Уже заканчивался десятый час, обед был готов и пришла пора выносить работникам еду. Но касаться пищи грязными руками она не позволит ни за что, а потому успела притащить два ведра воды. Чтобы и руки, и лица свои умыли. А ежели захочется облиться - так это пусть сами себе таскают. - Кушать подано, спускайтесь жрать пожалуйста! - Сцинтилла вышла в перестиль и, задрав голову, поголосила. А сама глянула на солнце и лишь недовольно покачала головой. За лекарем проще самой сходить. Да и раб куда-то вовсе запропастился. А может... сбежать решил, пока Осмарака нет? Ничего, ежели вернется домой, она ему хвосты живо накрутит. Эк чего удумал. Ушел за ганетой, а вернулся на следующий день.
работники: Работали молча, напряженно, аж мышцы на руках вздувались и перекатывались, когда отрывали черепицу покрупнее - та стала сходить по несколько штук, склеенных какой-то доисторической смолой, не отдерешь за здорово живешь. Кром все больше мрачнел, Топор пыхтел как стадо ослов, Буря покрякивал, когда новый кусок крыши отрывался и взмывал от приложенных усилий, выскакивая из натруженных рук, крыша возмущенно скрипела, ходила ходуном и грозилась сбросить с себя все, что тяжелее воробья, как высокородная баба перед гладиатором. - Ты смотри-ка, - бросал отрывисто, задыхаясь, Буря Крому, в очередной раз поймав вот такого еще одного летуна и едва не сверзившись вместе с ним с крыши башкой вниз. - Вродь тяжко идет, а так хоть нагибаться меньше. Барсук, тащи сюда свою задницу, и мешок не забудь! Кром кивал, молча орудовал топором, только изредка поглядывая на дорогу. - Кушать подано, спускайтесь жрать пожалуйста! - отсекла сорочье-пронзительным голоском хозяйка первую часть рабочего времени, и Кром шумно пополз по лестнице вниз, грозя обломать жалобно потрескивающие ступеньки. - Хозяйка, - он потер бороду и ткнул пальцем сползшей следом бригаде в сторону ведер - идти мыться, - хозяйка, ты этого своего... гражданина када отправила? Он там че, через Галлию пошел? Мне б раба Ксену живого вернуть, на здорового уже не рассчитываю. Ребят, дуйте жрать пока, мне тока оставьте, а то с Тихиком рядом ляжете.
Насмешник: >>>> от лекаря с лекарем На последнем повороте, конечно, засомневался. Но крыша поднималась так, что не слышал, наверно, только схвативший по бедовой голове мешком. - Добро пожаловать, - обернулся через плечо, - вишь, че делается, хорошо одним обошлось, - и заржал, - это ты еще хозяйку не видел... не видел же? Мгновение ушло на то, чтоб смекнуть, что стучать незачем: - Хозяйка! Я ле... - и откашлял пыль, - ...каря привел! - и, проходя, - если надо еще кому. Наткнулся на уже знакомую физиономию того, кто поразговорчивей был, кивнул на вот это вот все и, - а че, хозяйка распоряжение дала лавку с землей сравнять? - разулыбался и отошел, и от бойни, и от рабочего. На всякий.
Левий: >>>>> Из дома лекаря Левия с подозрительным типом Перебирая возможности случая, лечения и исхода, он даже толком не видел дороги, очнулся только, когда сообразил, что они все еще идут - неужели Септим Бруттий переехал с насиженного места? Не Осмарак ли постарался? И вздохнул успокоенно, узнав винную лавку, что была неподалеку от развалин гончарной, где обитало многочисленное и часто расшибающееся семейство Бруттиев. А меж тем пыль стояла столбом, и в мрачных людях он различил, кажется, постояльцев и друзей Митиного соседа, веселого здоровяка Ксена, которого видел едва ли пару раз и, слава богу, знал только по рассказам. Левий любил знать людей только по рассказам. - Хозяйку тоже ударило? - обеспокоенно спросил он, дернув край кожаной сумки, уже изрядно изломанный и потертый. Однако проводник самоустранился во всех смыслах, и Левий, кивнув варварам и глубоко вздохнув, отправился в полуразрушенный дом. - Ау? Живые есть? Сцинтилла? - позвал наугад старшую Септимову. Вряд ли человек в здравом уме назовет Клувию сестрой.
Сцинтилла: И грохотание смолкло. А когда смолкло, то бравый лидер своей команды вдруг вспомнил про подбитого бойца: - Хозяйка, ты этого своего... гражданина када отправила? Он там че, через Галлию пошел? Мне б раба Ксену живого вернуть, на здорового уже не рассчитываю. - А я что? Мне тоже мертвые тела здесь не нуж...- теперь завопили с другого конца, со входа. - Хозяйка! - и уже знакомый голос. - .. ны, - закончила Сцинтилла чуть тише и резко обернулась в сторону громкого голоса. - .. лекаря привел! А уж захотелось вдруг сковородкой по улыбчивым щам приложиться, но мысленно себя одернула. Вроде же доброе дело сделал, привел. - Тебя прям за смертью посылать! Но и на том спасибо! - Брутти нахмурилась и уже обратила все свое внимание на славного Левия. - Аве, Левий! Наконец-то вы пришли, - она утерла руки о бока и повела лекаря в сторону кубикулы, в которой лежал подбитый. - Я ему рану промыла, холодное в меру приложила. Лечить не умею, так что надеюсь весь ум его не вытек на подушку и Ксену отдадим такого же раба, немного подлатанного правда. Вот, - закончила свою речь у ложа лежащего в без сознании.
Левий: - Аве, малышка, - рассеянно поприветствовал хозяйку Левий и уже внутри, оглядывая изрядно опустевший дом, поинтересовался вполголоса: - А что у тебя здесь за перемены, в толк не возьму? Где младшие, где Септим, с чего он решил старую крышу перекладывать? Сейчас горшками не расторгуешься, не сезон вроде. Лезть в чужие дела было стыдновато, но имя Осмарака не давало покоя. Левиева-то шея и такое выдерживала, и сколько ей еще держать, а вот тощего гончара плевком перешибить можно. Хотя Сцинтилла вроде веселая, шустрая как всегда, и деловитая необычайно - одних незнакомых мужчин Левий насчитал в доме четверых, едва войдя, не считая подбитого и себя самого, но какой он мужчина, он врач. А в кубикуле первым делом молча снял с холодной головы раненого повязку, поцокал языком на окровавленную подушку и вжал пальцы в шею, щупая биение - пульс был, ленивый, слабоватый, но наполненный хорошо. На виске под пальцами билось тоже живо, а вот под губой Левий долго не мог нащупать артерию. Затем он оттянул больному веки и вгляделся в зрачки - они были одинаковыми и под слабым светом сузились как полагается. - А чем ударило, напомни-ка? Сколько он без сознания? - Левий принялся осторожно прощупывать кожу головы вокруг здоровенной кровоточащей рваной дыры, вздувшейся шишкой на ладонь левее макушки. - И как его зовут?
Насмешник: - Дык за смертью бы послала, быстрее бы управился, - не обиделся Нас. Характерничала шустрая. Расхозяилась совсем, среди одних мужиков-то, понять можно. Отчитала так отчитала. Нас улыбался неизменно: - Это я, чтобы с крыши-то все осыпали, - отшутился, - чтоб это...на лекаря ниче не упало. Он у вас тут один, я так понял, не зря так хитровымудренно домус запрятан, - и уже серьёзнее, - не серчай, не местный же я. И вот пока нелеченного лечить пошли, а сам вспомнил, что неместный, у варваров поинтересовался: - А скажите-ка мне, уважаемые атланты, где харчевня Ксена? - и добавил, чтоб совсем без обратных вопросов, - слыхал, там пожрать вкусно. Повертелся, посмотрел на этих, подумал о тех. Времени-то дохрена у приезжего. Да и шустрая же... И таки морду сунул: - Уважаемые, - а подбитого уже обхаживали, - помочь чего? - и на морде готовность изобразил. Прям на всей.
Сцинтилла: Вопросы были справедливыми. Еще на обратном пути домой в Рим Сцинтилла думала про то, что будут говорить люди и как им верно отвечать. Желательно не грубо, но и не слишком развернуто. - Отец с семейством в деревне теперь живет, а за дом я и брат Осмарак отвечаем. Прохудилось же, надобно перекрыть, - она пожала плечами и начала следить за тем, что делал лекарь. - А пес его знает чем, кажется что-то с крыши и прилетело. Своего же зашибить надумали, а теперь переживают или вид делают. А раба мне теперь сдавать, да оправдываться. Ты уж, Левий, подлатай его, а? Лежит... - она задумалась, пытаясь подсчитать, а сколько же действительно лежит недотруп. И еды приготовить успела и по дому чего сделать. - А где-то часа два и лежит. Я с ним рядом побыла первый, так потом не до него, сам видишь сколько ртов здесь и все голодные, как один.
Левий: - Брат Осмарак? - с неподдельным удивлением Левий поднял глаза на Сцинтиллу и сам себя оборвал. Если Осмарак взялся менять свою и чужие жизни, то по крайней мере здесь он движется верно - в деревне Септим явно на своем месте. Близ дыры в голове ощупывал куда осторожнее, поминутно протирая пальцы одним концом платка, а края раны - другим. За час, что раб лежал один, успело натечь еще, но, слава единому Богу, под черной спекшейся кровью, налипшей на волосах клочковатыми сгустками, и сочащейся свежей, уже с сукровицей, рваная рана оказалась простым рассечением. Левий вздохнул спокойнее - здесь хотя бы было что и с чем сшивать, да и шансов, что раб скорбным главой не останется до конца жизни, прибавилось. - Два часа, говоришь... Видимо, от удара он потерял сознание, но ненадолго, сейчас просто спит. Сцинтилла, малышка, принеси, пожалуйста, полкувшина теплой воды, разведи в ней только вот это, - он менее грязной рукой залез в сумку и вынул мешочек с солью. - Промоем еще раз хорошенько голову, зашьем, замотаем и попробуем разбудить, чтобы понять, насколько здоровым и целым ты его сдашь. Он ласково улыбнулся девочке, подгоняя за водой, кивнул на дверь, которая вдруг ответила голосом провожавшего. - Пока нечего, но ты, если не торопишься, погоди с четверть часа, я его разбужу - может, что и понадобится.
Шогер: 27, август, день >>>Остия Она вообще не помнила, чтобы Децим когда-нибудь куда-нибудь стучался. Он и теперь открыл дверь ногой и по-хозяйски шел по дому, пока не натолкнулся на какую-то рыжую в конопушках девушку, и, не смущаясь ничьим присутствием, без приветствий и предисловий, сообщил: - Ааа... малая. Свидетели... это хорошо. Отец где? Хотя, не важно. Передай, что долг Исидора за ту партию, что мы год назад брали, оплачен. Вот: баба, ребёнок, коза. Козу может считать процентом за задержку, гы. Пусть знает доброту господина Исидора. Мы всегда дела улаживаем. Мирно. И, не сомневаясь, что сказанное никто не оспорит, развернулся и вышел, оставив её стоять в дверях c хнычущей дочкой на руках и нетерпеливо дергающей верёвку козой. - Госпожа... - с вопросительным шепотом поклонилась Шогер. Вопросы, просьбы и слёзы у неё закончились ещё у тибрского порта.
Насмешник: - А куда ж приезжему торопиться, - глянул на лежачего, - один уж поторопился. Хватит на сегодня. Так что я тут, поблизости. Зови, если че, - на пол сел и ноги в коленях согнул. ... и только стоило сесть. Вошла целая делегация. Что характерно, с козой. Шут даже присмотрелся, не с той же самой ли. Не. И того же взгляда хватило, чтоб понять: коза в компании была одна - приведший. Ну да ему-то чего, то дела хозяйские, а ему с ними детей не нянчить. А свидетелем чего б и не побыть, вот только свидетелем чего? Поднялся на ноги. Дитё, к слову, плакало. Баба, к слову, была порядком зашугана. Аж как-то жалость взяла. Когда-то давно, когда он дразнил старшего, мамка вышла из-за угла внезапно и выдала сходу: "Нет, ты глянь на него! Этот не гордый - сам по морде просить будет!" Отстранила властным жестом свирепеющего уже старшего. А на него, чумазого, даже злости не тратила, глянула высмеивающе. "Мало тебе, значит, что жизнь дает - сверху надо, - помолчала, добавила, - от мужиков-то получать - дело обычное. К этому привыкай". А потом размахнулась коротко и влепила крепкую пощечину. Такую, что не щеку - сразу что-то внутри обожгла. И не глядела больше, ни движением не удостоила. Повернулась круто, вошла в дом. Ничто так больше в жизнь не обжигало, что-то сделалось с ним такое от этого, что и обида в момент внутри развернулась, заполнила всю грудь и задавила рыданием, и в память впечаталось, похоже, насовсем. Так и ревел рёвом, подзатыльника брата и не заметил даже - ничего уже унизительнее ее удара быть не могло. И только потом, спустя годы Нас понял, что ведь не внезапно вышла. Стояла и наблюдала, долго. Ждала, чем кончится. Смотрела, струхнет ли. А как догадалась - так сразу и к ним. Брат случая не помнил. Видать, свои на то были причины. А он вот... И с тех пор какая б ни била - всё слабее, легче, переносимей. Закалила мамка. Знала, для чего и на что. Шут усмехнулся криво, со стороны, возможно, и зло. Да только тепло в глазах было. Оно всегда так у него: к матери-то все тепло в глазах собиралось. Напрямую, от сердца, значит. Оно у любого что внутри, то и в глазах. ... и именно поэтому все-таки встрял: - Вот и аве, - и обернулся к двери, - слушай, я тут одну козу сегодня уж видел... привязывать их надо. Может, я и эту привяжу, а, хозяйка? - порылся, нащупал монетку, подошел к девчонке, - ну-к, глянь, что у меня есть, а. Держи, твоя. Не плачь только, - осторожным большим пальцем отер щеку и прямо глянул на мать. "Зашуганная. Били их что ль..." - но синяков не увидел.
Сцинтилла: - Брат Осмарак, - подтвердила Сцинтилла, но продолжать не стала. Если уж так все обернулось, что и изменить нельзя, да и надо ли, пусть привыкают. А сам брат вроде даже неплохой человек, глядишь, чаще напомнишь всем и ему тоже, что сестра, так и обижать не станет. А вот когда малышкой звали, совсем не нравилось. Но это же Левий, разве же можно ему грубо ответить? Она только фыркнула тихо, но так, что лекарь слышал. - Я быстро... - но ее слова немедленно подверглись всем возможным сомнениям. Вряд ли коза, да баба с ребенком, способствовали задуманному. Сцинтилла только руками всплеснула с громким возгласом: да вы что, сговорились все? Это уже ни в какие ворота не лезло. Ей конечно жилось прежде немого скучно, но она никогда не жаловалась, чтобы Боги разрешили враз ее досуг. - Это что еще за проценты? Какой еще долг? - она бросилась следом, пытаясь догнать того, кто ей такого счастья привалил. - А ну постой! - но должник видимо очень спешил избавиться от своих долгов, потому догнать не удалось, хотя ей казалось, что в недоумении она простояла значительно меньше минуты. - Значит так, - начала Сцинтилла, когда вернулась от двери, которую закрыла изнутри. Домус превращался в какой-то проходной двор и это требовалось немедленно остановить. - Ты, - ткнула пальцем в женщину с ребенком, - иди умой себя и ребенка. Имплювий там, - и махнула рукой в сторону. - А тебе, раз так хочется, привяжи козу. Цирк уехал, а актеры остались... Вода теплая в кухне уже была. Нужно было только кувшин, да развести то, что дал Левий. - Держи, - Сцинтилла протянула кувшин лекарю, а сама мысленно считала, сколько еды есть и на какое количество людей хватит. Не хватало ни на нее, ни на Левия, стоило не думать и про Наса, но совесть отчего-то не позволяла. - Левий, ты голодный? - а ведь еще про раба забыла. Может наказать голодом, чтобы впредь не смел шляться, а делом занимался? Ганету он ушел покупать. Наверняка все деньги истратил не на то, так если он думает, что утром раз спокойная с ним была, так на шею сесть можно? Это она быстро исправит, пусть только вернется. - Нас, ты умеешь определять, есть у козы молоко или нет? Раз уж подарок такой достался, то дитю раздобыть молока?
Шогер: К дочери потянулся с пола какой-то то мужик, Шогер инстинктивно отступила на шаг, крепче прижимая к себе Анаит, из последних сил стиснула узел с вещами, повторяя про себя "не лупанар, главное, что это не лупанар!". Рыжая - то ли хозяйка, то ли старшая рабыня - прожужжала туда-сюда сердитой осой, Шогер задержала дыхание, чтоб не дать нарастающей панике и клубящейся кругом пыли дойти до лёгких, но всё равно раскашлялась, да так, что от удивления замолчала Анаит, трогая мать за щёки, а сама она не смогла расторопно выполнить приказание, только едва выдавила сквозь недолеченый - да когда бы? - кашель: - Г..гггх... госпожа, это мой пек.. гггхххрг... пекулий мой, для дочки брала, есть молоко. И зашлась в новом приступе, с каждым вдохом только глотая ещё больше пыли.
Левий: На фырканье уже совсем взрослой хозяйки Левий тайком широко улыбнулся в бороду - маленькая, но дом держит, оно видно, хоть изо всех углов и бросаются в глаза следы поспешных сборов. Так или иначе, но девочка была цела и невредима, крыша перекрывалась, из кухни пахло вкусно, значит, Осмараку этот дом по-настоящему дом, и можно только порадоваться за него, за Септима, за всех, кто мог бы быть, но уже не будет, потому что... Он может вразумить. - Спасибо, малышка, - Левий забрал кувшин, а на вопрос поднял бровь, прислушиваясь к себе и приглядываясь к обстановке. И решил, что пока еще терпимо, пока что обойдется. - Нет, не голоден. А что это у тебя за шум, все хорошо? Спросил уже в спину - и в ответ услышал приглушенный прерывистый кашель, женский неожиданно, хотя до того, кроме Сцинтиллы, здесь из женщин никого не видел. И встал над рабом, раздираемый противоречиями: с одной стороны нужно зашить голову, с другой - солодка как раз от такого кашля прожигает сумку. Он снова присел над лежащим рабом, протер иглу и нить уксусом и несколькими крепкими стежками стянул кожу, попутно протирая выступающие на местах проколов капельки крови. "Да сколько ж ее в тебе, а?" Связав концы ниток, он всмотрелся пристально, не пропустил ли где зазора, но работа была чистая. Левий приподнял спящее без задних ног тело, подпер его ногой и принялся накручивать гиппократову шапочку, ухом пытаясь проникнуть за тонкую стену - не ушла ли еще та женщина. Но куда там, с таким кашлем далеко не уйдешь. Левий положил отмытого раба обратно на ложе, решив разбудить позже, и вышел, на ходу протирая пальцы первой под руку подвернувшейся окровавленной тряпкой. Лицо женщины, хоть и искаженное приступом, было неуловимо знакомо: - Так, уважаемая, - Левий подошел ближе и, увидев, что держит в руках, спрятал тряпку за спину. - Я лекарь. Давно ты так кашляешь? Девочка твоя? Тоже кашляет?
Насмешник: - Тише-тише, - выставил вперед руки, - я не обижу, - и улыбнулся дружелюбно. "Видать, и впрямь били. Дикая". - Девчонка-то у тебя, вишь, смышленая. Не берет монетки, от чужого-то мужика. Прааавильно. А раскашлялась так, что если там работяги-то чего не закрепили, на обед идя, так точно рухнет. - Эээ... - только и протянул на кашель, не всовываясь в лекарские дела. Обошел козу, заглядывая и дожидаясь, пока кашель поутихнет: - Принеси-ка мне мне воды и тряпку, хозяйка, - обратился к Сцинтилле коротко, - да только воды - теплой. Попробую. Веселенький домус. Всем заправляет шустрая, Феликс делся весь, куски крыши на людей падают, а долги отдают кашляющими и козами. Че ж за хозяин-то над этим всем? Или он привык жить эдак, с огоньком? Так оно и одного сестринского характера-то хватило б, для огонька-то. Шут улыбнулся в сторону, резонно оставив эти мыслишки при себе.
Сцинтилла: Еще одна болезненная, впору открыть второй лекарский дом. Осталось только табличку повесить: приют сирых и убогих. - Мде... - только и протянула, а руки уже бережно подбирали девочку под мышки, чтобы мать не уронила, да еще больше не задохлась от... впрочем разве что было от чего? - Эй, малышка, а пошли, что я тебе покажу? Поможешь мне воды теплой развести для мамы? Смотри-ка, у кого тут грязно? - Ап! Попалась! - и схватила за нос, когда девчушка голову к груди опустила, чтобы увидеть, где же она там испачкаться успела. С мелкими ей возиться всегда нравилось и получалось оно шутя. Вот и сейчас, пожалуй, даже не стоило мысли допустить, что на голову свалившееся приданое, реветь начнет. - Левий, спасибо! Нас, пошли со мной и все тебе будет. И вода, и тряпка и стул дам. А после даже покормлю. А вы, работники хорошие, - обратилась ко всем разом, не помня никого по именам, - не стойте на проходе, умывайте ваши рожи и руки, да в теньке пока отдохните. Мне тут процессы организовать надобно. И после всего нырнула в кухню, на ходу щебеча что-то девочке, что по-привычке держала уже на боку, освобождая правую руку. Вода горячая была, надобно только ее развести было. В кухне же было жарковато, тут хоть сам из кувшина поливайся, да бани устраивай. Все едино. - Ну что, кушать хочешь? - обратилась к мелкой. - А ладно, пусть мать тебя кормит, да поешьте все вместе. А я уж потом как-нибудь.
Шогер: "Уважаемая" долетело даже сквозь звон в ушах, грохот сердца и хрипы - так было неожиданно, ласково и... непонятно знакомо до того, что внутри всё сжалось, выдавив из груди последний воздух. Она шумно и глубоко вдохнула, раз, другой, борясь с приступом, и только успела прошептать: - Тонула третьего дня, непогода, простыла... дочка здорова, - как ребёнка потянули из рук, и Шогер почти заголосила, - нет, нет, она здорова! - увидела, что отнимает не подозрительный мужик, а девушка с ухватками заправской няньки, механически прошла пару шагов вслед за дочерью и обессиленно уронила узел, прижав руку ко рту, удерживая рвущийся сквозь кашель крик.
Левий: Малышка Сцинтилла заправски взяла в руки всех, ему же осталась только больная. Женщину подхватить успел, а узел нет, но он упал как-то совсем бесшумно - одни тряпки, наверное, откуда чему взяться. Она закрывалась рукой, но лицо было такое, что Левий гладил ее по голове все то время, пока говорил на ухо тихо и спокойно, медленно: - Тише, тише... Ты у Бруттиев, уважаемая, он простой гончар, это хорошая семья, с тобой ничего не случится, - он не знал, как Осмарак отнесется к прибавлению в семье, но был уверен, что как к семье. - Я Левий, я лекарь, помогу тебе сейчас, только успокойся. Тонула третьего дня, говоришь? Когда порт горел? Грудь послушать дашь? Сумку не прихватил, она осталась с рабом в кубикуле, а ведь сейчас и момент-то самый удобный, только-только прошел приступ. Левий вздохнул и медленно разжал руки, готовясь, если вдруг будет оседать: - Ты армянка? Похожа очень. Как тебя зовут? Я знаю нескольких, хорошие люди.
Насмешник: От надсадного кашля аж самому холодило грудь. Нас бросил сочувствующий взгляд на пригнанную да зашуганную. - А чего ж не пойти? Пойдем, - пожал плечами и послушно направился за шустрой. "Эвон какая - сама дитё, а, вишь, с дитём управляется", - отметил с ухмылкой. А за мать успокоился быстро - там лекарь, по всему - толковый лекарь. Ниче, выправит всех. Щас вот и он им молока надоит, тоже хоть какой толк будет. А то с самого-то как с козла молока. И замельтешило че-то такое перед глазами, из памяти откуда-то, все картинки, картинки... братья, мамка... семья. Где было, там нету. Шут шмыгнул носом и прибавил шагу за Сцинтиллой.
Шогер: Гончар... Она почти не понимала слов, глядя в спину угнанному доить козу. Вот этот - гончар? И девушка... Дочь, сестра, жена? Кто их поймет, этих римлянок, когда они в домашнем. Она бы всё равно не увидела ни витты, ни кольца, только старые стены, бедный атрий и пыль, пыль... в которую в одночасье превратилась её жизнь. Но голос успокаивал, ему безотчётно хотелось верить. - Шогер, господин... Левий. Когда сгорел уж, шторм был... да, - отняла от лица и бросила вниз руки, бесполезные - что и кому она могла не дать? Всю жизнь.
Левий: - Шогер... - ласково повторил Левий, и имя тоже показалось знакомым, может, Дживан упоминал, когда они собирались, только той женщине лет больше должно быть и взрослый сын. - От огня спасалась? А как дочку зовут? Не болеет ничем? Он поймал брошенную вниз руку и нашел пульс - запястье, локоть, подмышка - мелкий и сбивчивый, частый, дурной, почти выбивающий тонкие венки навстречу пальцу. Рука была горячей, как и щека, к которой Левий прикасался, пока шептал успокоительное, но это тоже ничего не значило - человека только что притащили в чужой дом и разлучили с ребенком. Он поднял руку и вщупался в стучащую вену на шее - такую же лихорадочную и горячую, только наполненную лучше, значит, голова получает достаточно крови. Тыльной стороной ладони он потрогал лоб, потом ("извини, борода...") губами - все-таки горячая. - Извини еще раз, уважаемая, и повернись спиной - он осторожно разобрал одежду, скрывающую грудь, обнажил Шогер до пояса и настойчиво и деликатно, как мог сейчас, развернул ее спиной к себе. - Спереди можешь прикрыться, придержать... И приложился ухом, ощутимо постукивая ее пальцами по ребрам. Отзывалось почти везде чисто, только вверху, в верхних долях чуть побулькивало, шло глуховато. - Вдохни как поглубже, Шогер, и не дыши. И прислушался еще - эхо пальцев по тканям возвращалось будто измененное, но бестревожно. Он еще раз послушал низ, убедившись, что чисто, и поднял одежду, заворачивая Шогер в нее бережно. - Дыши. Немного забилось дыхание, воспалилось от холодной воды и волнений. Я тебя вылечу.
Сцинтилла: Мелкая, имя ее узнать не успела, да и ни к чему оно было. Больная ни то что имя сказать вряд ли смогла бы, так и дите грохнуть об пол. Мелкая же схватилась ручонкой за косу и не отцеплялась, держась будто за спасительную соломинку. - Вода вон, - Сцинтилла кивнула на ведро с водой, что грела для собственных нужд, да только все в расход уйдет. - Там еще немного осталось, дальше только притащить если. - Она осмотрелась, ища глазами то, что могло бы сойти за тряпку и, в итоге, взялась за старенькое полотенце. - Во, держи. Либо с ним, либо без него. Что тебе еще надо? Во что доить? Вон, - кивок, - кастрюля пустая. А стул я тебе сама вынесу.
Шогер: - Анаит. Годик ей. Здорова. Анаит... Бруттиев, - пыль оседала горечью понимания, - и Шогер... Бруттиев. Какие они, кроме того, что гончары? То, как поворачивал, выслушивал и прикрывал её лекарь, вызывало безотчетное доверие, она бы спросила и больше... если б знала что спросить. Что такое "хорошая семья"? Вся - хорошая? Сколько их вообще? Бедные? Добрые? Злые? Пьющие? Что толку спрашивать. "Я тебя вылечу"... разве что бог такое исцелит. Как теперь... всё? - Спасибо, господин. А девушку, которая дочь забрала, как зовут?
Насмешник: За шустрой только глазами следил - как подбородок, указывая, вздергивает. Как оно это у женщин-то и бывает: чуть где на рынке или ещё где в городе, так робеет. А только свой дом почует - и пошла: это не тронь, то сюда и "стул я тебе сама вынесу". Потёр руки. Согрел. Коза хоть и коза, а тоже ж баба. - Неси, хозяйка. Жду. А сам поосмотрелся. Что только-только начал жить-поживать хозяин, сомнений не было. И, кажись, чинить ещё немерено. Может, смысл есть тут и подзадержаться. Помощь опять же предложить. Может, и денег перепадёт. Кушать-то задаром никто не даст. И лекарь. Лекарю тоже помощь понадобиться может. Нас тронул ладонью ведро с водой и обвёл пальцем влажный кое-где край. Потёр палец о палец, соображая. Да, как-никак и самому пристраиваться надо. Живёт же здесь теперь. А что за жизнь в чужом городе без хороших знакомых? - Хозяйка! - и ухом повел, - стул хоть дотащишь или помочь?
Сцинтилла: А день длинный был. Выспаться не успела, как брат, раб, да коза. Гремучая смесь, приправленная рабочими-матершинниками, да больной мамашей. Только и оставалось, что вздыхать. А как надумала вздохнуть, так голос от козы подали. - Дотащу, чай не ложе таскать! - и подхватила, по пути хозяйским взглядом окинув кухню. - Ну-с, садись, господин хороший,- и усмехнулась, глядя на Наса и явно обалдевшую козу.
Левий: - Девушку зовут Сцинтилла, она старшая хозяйка в доме. Старший мужчина - ее брат Осмарак Бруттий, он сейчас в отъезде, но скоро вернется. Он хороший человек, Шогер, добрый. Ни тебя, ни Анаит не обидит. Левий вернул одежду на место, неловко помогая, посмотрел в беспокойные темные глаза, когда повернулась, и улыбнулся ободряюще. Все-таки видел ее где-то, не покидало Левия ощущения, что женщина знакомая. Или по лицу, или по слухам. - Я оставлю Сцинтилле лекарство для тебя. Пей не меньше трех раз в день, но ребенку не давай, маленькая еще. Если станет хуже тебе или девочке подурнеет, проси меня позвать. А сейчас лучше в дом иди, туда, где потише. Левий переступил с ноги на ногу, не зная, что еще добавить, и не дожидаясь ответа пошел искать Сцинтиллу — она убежала куда-то вглубь домуса. Пока искал, заглянул еще раз в кубикулу к прибитому работнику — и передумал будить. Тот сам перелег в позу поудобнее и посапывал так сладко, что тоже захотелось упасть в мягкие подушки. У себя дома. Левий тыльной стороной ладони потрогал зашитый лоб, пальцами прощупал венки на шее. Билось, дышало, а горело не слишком дерзко. Дернулось только недовольно. Левий собрал инструменты, тряпки лишние и потопал на кухню, на голос юной хозяйки. — Сцинтилла, малышка! Оставляю тебе травяной сбор для женщины, солодкие еще, завари ей вечером, пусть пьет, - Левий положил заготовленный мешочек на стол. - Ушибленный спит, не буди, пока сам не проснется, думаю, это уже скоро. Напарникам его, как домой понесут, скажи, что если подурнеет, пусть зовут меня, я приду. За лечение ничего не надо, просто скажешь брату Осмараку, что я заходил, с ним сочтемся после. Провожатый собирался доить козу. Левий усмехнулся в бороду потешному зрелищу: - Ты тоже забредай, ежели порежешься где или пошутишь с кем неудачно. >>>>> Дом лекаря Левия Теребраса (продолжение 1)
Насмешник: - Дошучусь раньше, чем порежусь, - улыбнулся лекарю. Добавил потише, чтоб не шугнуть козу, - оно лучше без второго. Но уж больно зайти хочется. И обернулся к козе, че бубнить-то в спину уходящему, когда можно козе: - аве, лохматейшество, - веревку примотал, погладил ласково, - ну-ну, - зверь чутка артачился, но в целом был чесучим, - Нас присел, - дай молочка малой, малая кууу... - потянулся за тряпкой, руки старательно вытер, - ...шать хочет, - взялся осторожно, но крепко всем кулаком, густое с него опять о тряпку отер, зверина головой мотнула, но стояла, - иии стой-стой...мое ж ты кудрейшество, - взялся пальцами и пошел цедить уверенно, руки-то, руки помнили. Пока лилось, подумал, что и неизвестно, сколько уже доили, и на железку башкой покачал. Стекло всяко б лучше. Да че там. И так сойдет. Че дали, то и на. А молоко быстро разойдется, какой там скиснуть. Додаивал насухо, вонась, чуть до полной не хватило, ну и лады: - спасибо, девочка, спасибо, - трепнул загривок, добавил к благодарности, что рукам далась, поднялся. - Хозяйка! Принимай гостинец, - поискал голосом, - добра девка досталась, - улыбнулся, - не пожадничала.
Сцинтилла: В доме постепенно становилось тише и будто бы начинало идти своим чередом. Сцинтилла мешочек с травой положила на видное место, чтобы точно не забыть на ночь сделать отвар женщине, имени чьего еще не знала. А пока провожала Левия, бегом осмотрела всё и всех, чтоб никто не доставал больную, хотя кому такая сейчас нужна. - Проходи, ложись, здравствуй... - Бруттия закрыла дверь и подошла к матери малышки. Та немедля перебралась на родные руки, а Сцинтилла и не стала возражать. - Как тебя зовут? - она подхватила с пола небольшой узелок и не спеша пошла в сторону кухни, где как раз суетился занятый Насмешник. Если так и дальше пойдет, еще на ночлег придется оставить, а это ни в какие ворота. - О, вот и молочко поспело! - радостно всплеснула руками и приняла кастрюлю. - Если Феликс все же притащит мед, можно его будет добавить в горячее молоко и тебе на ночь дать, дышать легче будет. - Сцинтилла осторожно накрыла кастрюлю тарелкой и поставила в уголок. "Вот приди ты только в ночи домой, Феликс! Я тебе уши оторву и скормлю ганете!" Она начинала злиться, потому что... а почему собственно она злится? Имеет ли право на это? Но почему нет, ведь ждала, что придет и руки лишние будут, но ведь и так они есть и явно более ловкие и сильные, нежели у молчаливого раба. - А теперь всем есть! Нас, - его короткое имя говорилось просто и не тормозило процесс, что она и не заметила как перешла на него, - освободи, пожалуйста, стул, на полу управишься? - и протянула наполненные тарелки для Насмешника и Шогер. - Не густо, но что пока есть. Скоро еще приготовлю, не ждали вас... Воды только не осталось совсем, но это обождет. Ешьте!
Шогер: "...лекарство для тебя. Пей не меньше трех раз в день, но ребенку не давай, маленькая еще. Если станет хуже тебе или девочке подурнеет, проси меня позвать. А сейчас лучше... где потише." В голове и перед глазами мутилось всё до немоты, немели руки, жало под рёбрами, пылью и жаром запекало дыхание. Кажется, она сказала "благослови тебя боги", наверно сказала в далеко ушедшую спину. Все было как во сне, пока на руках снова не оказалась дочь. Тогда Шогер очнулась, и сделала что велели, и взяла, что дали. Всё это уже было с ней, всё повторялось, мельчая раз за разом, и только одна мысль не отпускала, выжив в очередной буре, разрушающей её привычную жизнь "как Артак узнает?!". И она ела. Кормила дочь. Усмиряла дыхание и мысли. Узнать сын мог только одним способом - если она пошлёт весть. А для этого надо - ладить со всеми, приспосабливаться, брать что предлагают, быть на хорошем счету, терпеть, ждать. Не всё ли равно где. Всё вокруг дышало ветхостью, обнищанием... и каким-то странным уютом. Страха не было. Шогер отставила тарелку и подняла глаза на хлопотунью: - Спасибо, госпожа моя Бруттия. Я Шогер, дочка моя Анаит. Мы не принесем много хлопот. А по дому я умею всё. И вышивать. Не будешь руки утружать, госпожа, мне бы только долечиться.
работники: Кром в разговоры Левия с хозяйкой не вмешивался, кивнул только лекарю, да огромадной тенью на цыпочках ходил за ним туды-сюды. Из разговоров понял, что ивонов дурачок жить будет, только, может, теперь дурачком будут считать по-настоящему, за дело то бишь. ...Мытые Буря, Топор и Барсук сидели на траве подальше от хозяйки и жрали в три горла, когда Кром наконец добрался до них. - Живой вроде обмылок... Бля, вы чо, места почище не нашли жрать-то? Воняет же, блядь. - Да чо там воняет, - заволновался Топор и пересел на два шага дальше, протащив жопу по коричневатой траве. - Воняло б, пошли еще куда нахер. На, оставили тебе пожрать, не ори. Кром молча забрал миску, похлебал, засунул в себя ломоть серого хлеба, утерся. - Чо осталось доковырять? - Вокруг перестили всё уже сделал, — лениво доложил Буря, вытянувшись во весь рост и почесывая пузо, — буду внизу пилить бревна-перекрывашки, наверх не полезу, нахуй. - Ага, - Кром почесал бороду и втянул в себя еще похлебки, - тады Барсук тебе таскать в сарай чурочки помогнет, а мы с Топором отхерачим все, чо там от той крыши осталось. Вы эт... посматривайте за поляной, а то мы, шоб не лазать, будем просто вниз куски скидать. - Я чо думаю, - Буря глубокомысленно посмотрел в вечереющее небо. - А ежели ночью дожжь ебнет? Хуй с ним с атрием, хозяйка просто на первый этаж спустится со всем своим скарбом, а вот перестиля? Мож каких веток накидать или шкуряк натянуть на шестах? - Резон, - Кром поднялся на ноги и хлопнул ладонищами так, что задремавший Топор подскочил на месте. - Хозяйку спрошу, чо делать с такой оказией, я тут подходящего материалу не видал. Марш работать! До темна успеть бы. И зашагал к шмакодявке прямиком на кухню: - Хозяюшка! Голый первый этаж закрывать нах... эээ... бум чем? есть чо? А то как польет дожжя ночью...
Насмешник: "От шустрая, - мелькнуло в уме, - устает вообще когда-нибудь?" А она уже цопнула кастрюльку да тарелки всем раскидала. И кружилась, кружилась - как есть зайчик солнечный. Рыжий только. "Нас, освободи, пожалуйста...на полу управишься" - Шут аж замер, - "эт она штоль меня щас так, по имени штоль? Фигассе, и покормят, значица, и прозвище укоротила...ласково" - Я как угодно могу, красавица, - что-то хотелось хорошее ей в ответ, лучику этому, да откуда у него, дурня, слова б ласкучие нашлись, он едва с порта в люди; а язык продолжал договаривать, - есть тут, кому стул-то нужнее, чем мне, чумазому. И поулыбаться вспомнил, рожа сама расплылась. Ну хоть так ласку выразить. - Ты это, луч...ше, - чуть все ж не брякнул словцо, каким про себя назвал, - сама-то поешь пока. Я вон чем людей добрых пугать, козе попить дам, да и сюда заодно натаскаю. А сам потом. Успеется. И пошел боком-боком, мимо рабочего с его "хозяюшка", за водой, по соображалке и тару приглядев, и направление. Перелез через через жрущих прям на травке. "Щас еще и я обожру, угу, - засосало под ложечкой и от голоду, и от совести, какой отродясь не было, - хотя оно и пожрать неплохо... да и побыть подольше". На последнее сердито тарой громыхнул. Потому как больно нужен он тут, с такой-то рожей. Но дом этот ему нравился, че уж. Точнее, обитатели дома. Во дурень, а. "Прикипел? Откипай", - буркнул себе и обратно воду потащил.
Сцинтилла: "Шогер" - Сцинтилла пробовала мысленно имя и получалось как-то грубо, прямо как Осмарак. Но имя есть имя и оно определяет судьбу. Но вряд ли родители этой бедной женщины хотели ей такой судьбы, есть над чем задуматься на досуге. - Ты сначала вылечись, а потом будет и вышивка и стирка и... - а что, собственно, потом будет? И мысль додумать не успела, как оборвали. "Хозяюшка! Голый первый этаж закрывать нах... эээ... бум чем? есть чо? А то как польет дожжя ночью..." А еще помощник на все руки свалил, кажется, за водой для козы. Уж лучше бы сказал, чем эту тварь кормить... - Дождь? - вот с этим Бруттия никогда не сталкивалась и сейчас стояла в замешательстве с миской похлебки, предназначенной для Насмешника, кажется впервые за последнее время. - А чем обычно покрывают крыши, когда нет ее? Наверняка же не в первый раз кроете, сообразите уж чего-нибудь. Достойное. Я вам к вечеру кувшин вина неразбавленный дам. Годится? - Ну а что еще она могла предложить? День явно проверял ее стойкость и абсолютное желание остаться в Риме. Но она докажет Весте, что ее истинный домус здесь, где она родилась и выросла. А все остальное хлопоты. И уж лучше они, чем исключительные мысли о бедности и тщетности бытия. А пока говорила, молоко в стакан перелила и протянула женщине. - Дай мелкой, пока свежее. Латрина, купальня - нужны? "Да где же этот бл.. от ведь, начали приставать словечки от рабочих... Уже явно идет XI час, а то и вовсе XII час, где Феликс?" Злость начала проходить, уступая место беспокойству. И ведь некогда идти за ним самой, к тому же было четкое обещание брату, хотя время-то еще было.
Шогер: Вокруг кипела жизнь, рабочая, простая, обыденная, текла своим чередом, как будто её судьба была просто веткой, попавшей из ручья реку, из реки в залив, оттуда - в море. Одно за другим течения подхватывали её, крутили как хотели, несли как придется куда вздумается. И никогда, никогда она ничего не могла с этим поделать - не знала как. Она и теперь не знала. Но где-то на непростой дороге рисковал жизнью за их свободу сын, на руках гулила дочь, и Шогер, после еды и питья задышав ровней, споила дочке молоко и подобрала узелок тряпья - словно себя с пола. - Я бы малышку искупала, госпожа, мы с раннего утра ехали. И, если будет твоя милость, покажи нам наш угол, куда определишь. До завтра полежу, а там уж и поднмусь помогать. Масштабный ремонт означал, что деньги в семье водились. Может и рабы другие. Главное совсем не пропасть, а там уж она найдет способ послать весть. Должна найти.
работники: - Два кувшина, - не задумываясь брякнул Кром, а вот про то, чем этот треклятый дом крыть, уже пришлось подумать. - У тя тут из нужных кухонька останется после нас раскрытой, хозяйка, комнатуха слева да купальня, вот их я б закрыл поплотнее нах... нахлестом. И мастерскую, не то печь зальет к ебе... сильно, и нечем торговать брату твоему станет, бле... Хм. С латрины еще доски отодрали. Закрывать много надо. Я чо думаю — щаз зашлю своих двоих в порт, чтоб парусины добыли. Ею и накроем. Будет типа велары, тока покрепче. Денег дай. Кром поднял глаза к потолку, не нашел его и уставился в мутное облачко, считая: - На парусину для обоих этажей отсыпь две с половиной сотни монет. Асов то бишь. Там сторгуемся с местными.
Сцинтилла: Угол, вода, парусина и деньги. Отсыпать значит. Две сотни асов в чужие руки и на доверие человеку, которого видела впервые в жизни. И что ей делать? А если возьмут деньги и свалят бухать, а она тут с непокрытой крышей, дождем и козой, да с пропавшим рабом. От усердно работающей мысли даже губу закусила, решать надо было скорее. - Давай так. Денег дам ровно половину сказанного, сторгуетесь с местными и оставите задаток, скажете Бруттия так велела. Не знаю, можно ли для верности сказать про Осмарака. Остальное отнесет Феликс, когда вернется сегодня или завтра с утра. Знать я вас не знаю, прямо скажу, довериться вот так сразу - будет не честно по отношению к самой себе. Мне еще вон... - кивнула в куда-то в пространство, - всех кормить. Сейчас принесу задаток. Шогер, пойдем покажу заодно, как тут у нас все устроено и где сегодня будете спать. Сцинтилла отставила тарелку с едой и вышла из кухни, надеясь, что женщина с девочкой пойдут за ней. Все равно сундук там, где ложе. Будут спать на том, где нынче спала она, а сама опробует новое ложе. - Там латрина, вот там купальня, здесь кубикулы, пока не решили где чья, потому спать будем вместе пока... - а на чем же теперь будет спать Феликс? - Постойте тут, я сейчас, - и нырнула в кубикулу. Хоть и слаба Шогер, но кто знает, какие руки у нее. Не хватало еще в сундук заглянуть, интересоваться начать. Как закончила, распахнула дверь и продолжила, - значит вот, тут, - указала на ложе, - должно быть с дочкой комфортно. Насмешник вроде воды обещал принести, так я разбужу, как будет все готово. Сменная одежда есть?
Насмешник: Разов...дохера сходил по воду, так что легион можно было искупать. Но легион - не две женщины с ребенком, потому Нас почесал репу и на всякий принес еще ведро. Аккурат к разговорам про задатки, половины и кто-где-седня-спать-ляжет. Соваться было не с руки, но малую уже б искупать да спать пристроить, после молока-то. Шут вежливо кашлянул в кулак и доложился: - Готова вода, хозяйка. Что там, как там, вы уж сами, вам видней. Соглядатай на мытье им точно нужен не был, где в другом месте он бы, может, и соглянул кой-чего, но не в этом почтенном домусе с уважившей его вниманием хозяйкой. Встревать в дела рабочие, как хе..х..хм...он тоже не стал, намельтешил туда-сюда перед глазами и так будь здоров. - И я пойду, - глянул на Шуструю на память, - поздно уже. Вам на ночлег устраиваться, мне ночлег искать. Благодарствую за все, - улыбнулся, - "давай уже заткнись и вали", - и досвиданьица, значит... Еще улыбнулся сонной малой, кивнул ейной матери, работничку козырнул. Вроде и все. Но на всякий добавил: - Если это...надо чего - ты скажи, хозяюшка. Я тогда к завтрему вернусь.
работники: Денег дам ровно половину сказанного, сторгуетесь с местными и оставите задаток, скажете Бруттия так велела. - А чо, Бруттиям тока в порту парусину за так дают или еще где чо можно урвать? А то я так мож тоже Бруттий, - Кром взоржал, но малая была права, он бы тоже своим оглоедам аса ломаного не доверил. - Лан, сам пойду, хозяйка, не ссы... эээ.. не бзд... не дергайся, добудем те парусов. Ждать тя не буду тут, не обессудь, пошел въебывать. Монеты туда тащи. Топор первым увидел идущего назад Крома и застучал инструментом, отбивая последние куски гнилых стропил. Буря пилил, Барсук возился в сарае, роняя чурки и уныло матюкаясь. - Ша блять, - Кром хлопнул, и все выперлись на него, а Топор даже свесился с выступа атрия, левой рукой продолжая ковырять дерево. - Буря, ты ебошь и таскай. Барсук щаз со мной пиздует в порт за парусиной. Топор, блять, дятел северный! Кончай стучать, слухай сюда! Слазь оттудова и сыми крышу с латрины, пока мы парусину добудем... - Чось? Кром сложил лапищи триремой и поднес к самой бороде: - Крышу с латрины тож снять надо, дятел! - Откуда?! - Да со сральни, блять! Топор, ты там темечком ебнулся?! Со-сра-ль-ни! - Те надо, ты и сосральни, гыгыгы... - Блять, Топор... блять.
Шогер: Течение её жизни слишком долго зависело от того как хорошо она могла читать выражения лиц, взгляды - зачатки намерений, примечать и толковать мелкие движения - как по ладоням судьбу читать, только проще. Никогда ничья жизнь не зависела от того грустна она или весела, голодна или довольна, устроена или неприкаяна, о ней заботились иногда - сын, товарки, Дживан... но никогда и никто - чужой, спроста. А тут и лекарь, и вода, и ложе вот так вот со входа. Больной, нежданной рабыне, обузе в небогатый дом. Шогер запомнила что показали и опустила глаза, пряча недоверчивый взгляд. - Благодарю, госпожа, удобно будет, малышке только уголок тихий и нужен. Одежда есть, но теплого нам не дали на осень и зиму. Сложила пекулий на ложе, захлопотала над дочкой, а в купальне даже греть не стала - и лето, и дитя здорово, а что зубки режутся, так в прохладной - лучше. Долго не завозилась. Беспокоилась только, что под рабочий гвалд и покрики малышка не уснёт. Но Анаит, разбуженная засветло, утомлённая дорогой и впечатлениями, начала дремать уже в купальне, а на ложе свернулась как котёнок, сунула, по обыкновению, палец в рот, и засопела. Шогер присевшая на край ложа, всё никак не решалась ни лечь рядом, ни выйти. Всё это никак не напоминало новую жизнь. Просто очередная смена декораций. Но она придумала как подать весть сыну - записка в тайник с деньгами, которые она на смогла - не успела - забрать. офф. жду пост Тихика
Тихик: Тело переполняет истома после дневного сна. Рука машинально, как по привычке, дважды сжала крепко стоящий член и и погладила его, как бы сообщаясь, что проснулись все. Да и продолжила бы, а следом созналась голова с дикой болью и как площадные птицы перед глазами вспорхнули картинки воспоминаний. От это ж, сука, огрело так огрело. Тихик хихикнул про себя, тут же ощутил как опадает член. Ну и славно, коль зайдет кто — вопросов меньше. И вставать легче. А не хочется, ой как не хочется. Повернулся набок и тихо проскулил, придавленный вновь гудящей болью. Вспомнилось, как сидели в саду с тем мальчиком, мутно вспомнилось, как сквозь воду смотреть на небо. Больше прикосновения и волнение под пупком. А воспоминание сладкое... рука вновь потянулась вниз и тут же встретила натянутую от напряжения ткань и крепко сжала гудящий ствол.
Шогер: Спать не получалось - кричали и стучали. Лежать и думать, думать, думать, натыкаясь мыслями то на Артака, то на Дживана, представлять как они мечутся, пытаясь её отыскать, попадаются под руку хозяину, и он... Лучше было сразу в Тибр кинуться. Но эти мысли она передумала ещё в пятнадцать, когда украли, заперли, насиловали, умоляли и подкупали веремешку, бывало что и - в один день. Не передумывать же всё сызнова, когда - двое детей. "Двигайся" говорила, бывало, мать "если плохо тебе, если тошно, если заболела - двигайся, копошись, иди, а лучше всего - поработай". Она так и жила. И помогало ведь. А тут и природа позвала, Шогер осторожно высунулсь из господской кубикулы, огляделась внимательно - это мужики могут себе позволить мешки и балки головой ловить, а мать с младенцем обязана себя блюсти - и поплелась к латрине... с которой крышу уже сняли. "Боги, как здесь жить-то" сменилось смешком уже внутри "как у папки на поле...", и нервным озиранием уже наверх, где работник, прохаживаясь по отдаленным стенам, сносил последнюю гниль. А выйдя она обмерла - работник отдирал здоровенное бревно прямо на верху стены, которая... - Стой, мил человек! Да погоди ты, там же больного пложили, куда, вдруг его второй раз ударит, погоди! - распахнула дверь в рабскую кубикулу и осталась стоять с распахнутыми глазами, пока они не похолодели и не сузились до приличного размера. - Эй! Эй, ты, очнулся так выходи отсюда, вон хоть под навес. Сюда балку роняют, а ты тут... Больше слов не нашлось, она только отвернулась боком, поняв что даже позвать кого - не знает. Не хозяйку же - молоденькую девушку.
работники: - Бгыгы, долбоеб, - буркнул Топор себе под нос и довольный шуточкой, вдарил топором по скрипящей балке. И еще раз. И еще. Прошелся краем над купальней, отрывая куски, оставшиеся после Бури, и рискуя свалиться в воду. Над комнатушкой между купальней и кухней осталось бревно. - Буря, блядь, ты чо, устал нах, ты бревнину пропустил! С тебя чарка, - Топор уперся ногами в стену, нагнулся, поддел бревнину и, напрягаясь из всех сил, даром что не перданув, потащил вверх. Стой, мил человек! Да погоди ты, там же больного положили... - Тиха, мать, тшшшш... сама отойди, щаз все будет в лучшем виде, ничоооо, - крякнув, выдернул бревно и скособочил его, выдохнул и увидел. - Кром! Ха, Кром, тут у тебя ивонов недоумок очнулся, тока держится не за башку почему-то! Пацан, помощь нужна? - поинтересовался Топор и заботливо уронил кусок дерева в кубикулу, но так, чтоб не попасть. - Членовредитель грозный. Кром услышал. В два шага преодолел перестильку и в полтора касания переставил женщину из входа в кубикулу ближе к кухне: - Мать почтенная, ты эта... осторожнее тут. То роняют, то дрочат, не увернешься жеж. Тока не работают нихуя.
Тихик: Ясность и трезвость вернулись в мгновение ока. Тихик застыл, мышцы все напряглись, превратив тело струну. Нервную, потную, еще возбужденную струну. — Так это... куда положили, стало быть, там и лежу, — отчибучил он чуть надломившемся на середине фразы голосом. А ситуация, однако, неловкая. Баба, видать, заподозрила что-то, а повернешься так и вовсе что голый станешь. Тихик резко согнулся и запричитал жалостливым, почти ребячьим голосом. — Положили, а живот болит, собака, так, будто вспороли. Видать задело балкой. А сам поглядывает одним глазом, верят ли не верят ли. Кажись верят. Или нет. Или верят? Так или иначе, тело подуспокоилось. Нужно было вставать — и как знамение на улепёт посыпалась сверху труха и мусор, а могло и что покрупнее следом. И голосок этот трескучий такой, как козий пердёж. Тиха, мать ... сама отойди ... будет в лучшем виде, ничоооо Тут бабу схватил рукастый и Тихик, ловя момент, опрокинулся на пол. Мать почтенная, ты эта... осторожнее тут. То роняют, то дрочат, не увернешься жеж. Тока не работают нихуя Остро приземлившись на колени, и, опираясь о стену, но все еще держась за живот, Тихик зашагал прочь с комнаты. В туалет? В туалет. Вонь там знатная, закончить не даст, а вот неловкости поубавит и поссать не будет лишним. И без того идешь красный как чирик. И вообще так тошно последние дни, сейчас дураком окончательно выглядеть не упало. И... запах. Как интересно она пахнет, зрело. Чуть остро, но очень женственно. А нет, то рукастый не подмылся. Причитая, вкладывая весь актерский дар в игру во славу Дионису, так ска-а-ать... Да только что ж перистиль, сука, такой длинный. Тихик злился, на всех злился. Внутри клокотало, как у ребенка, наказанного за невинную забаву. Новой волной накатывала боль и начинало подташнивать. Тихик ускорился, чтобы скрыть сглаз долой.
Шогер: Варвар набросился на неё как тот шторм в порту, и потащил, она и охнуть не успела. А когда отпустил, ещё долго набирала воздуха в лёгкие, прежде чем напряжение всего безумного утра прорвалось нетихим: - Да что же это за..! Не дом, а латрина портовая! Убери от меня руки, уважаемый, я не амфора, не рассыплюсь тут... - и закашлялась, чудом не рассыпаясь, от набившихся в нос запахов гнилой щепы, пыли, раскиданной повсюду полыни и свежепочищенной латрины. - Кто хоть это? Вы, вижу, нанятые. А этот "ивонов" - не хозяйский? - докашливая, махнула рукой вслед скачущей зайцем заднице. - Кому сказать что встал... весь? - сжала зубы розовея не от стыда - от злости. Хозяин контрабандист, дом полный тихого разврата, двое детей от разных отцов... "То роняют, то дрочат, не увернешься"... тоже ещё, напугали бабу членом! - Да есть ли тут рабы?! Кроме меня... - договаривала уже стихая, как прибитая к месту предположением.
работники: Кабы Кром руки уже не убрал, так отдернул бы, потому что почтенная мать зашлась в крике. - Эй-эй! Не, ну справедливо, - Кром поднял лапищи к груди ладонями вперед, обороняясь от медведицы. А хороша баба, хороша-а-а, грозная. - Хуем бабу не напугаешь, ежели баба знает, што щаз хуй увидит, а ежели не знает, тот тут уж хуй знает... Бля. Эта. Я Кром. Мы нанятые, точняк, крышу колупаем, рабчик тут еще один был, который нас привел. Кучерявый. А так ваще хуй знает, кто тут еще, хозяин мож с кем поехал. Проморгался, повернул башку в сторону Топора и махнул ему, чтоб рубил уже эту треклятую балку. И ваще не понял, почему отчитывается перед женщиной, которая вдобавок рабой оказалась. - Ты хозяйке мелкой-рыжей скажи, што Тихик встал, да скажи ей еще, што мы тут монет ждем на паруса и уже устали их ждать. А как тя звать-то?
Сцинтилла: Кром был строг, уж чего там в его башке пронеслось не понятно, но то, что он сам потопает в порт уже обнадеживало. Кажется же он тут всем заправляет и несет ответственность? Вопрос и не требовал ответа, уж вряд ли таким работникам требовалась дурная слава, а посему уже заранее приготовилась отдать нужную сумму, но ответ Шогер заставил задуматься. На осень они что-нибудь да придумают. Но с чего вообще она решила, что Осмарак обрадуется такому подарку судьбы? Больная рабыня с совсем малюткой дочкой. Но больную подлатать можно, а ребенок - так это они две бабы в доме уж справятся как-нибудь. Она же вот справлялась и не с одним. Тут же немедленно взгрустнулось и не заметила как дошла до кухни и уже машинально начала мыть всю посуду после этой толпы. Прошла большая часть всего лишь первого дня в "новом" Риме, а ей казалось, что почти целую вечность и эта круговерть не закончится никогда. Судя по всему так и было, поскольку вернулся Насмешник и в своей манере продолжил так, что Сцитилла вздрогнула и выронила тарелку на пол и та разлетелась вдребезги. - Ты бы поел все же, прежде чем пойдешь. А то нечестно получается. Садись давай и не спорь! Поешь и пойдешь куда надо. - Бруттия ногой двинула табурет, отерла руки и передала все ту же тарелку с нетронутой едой. - Я не хочу пока. Спасибо за воду, ты мне действительно очень помог. - И улыбнулась немного устало. Когда же накатить-то успело? "Да что же это за..! Не дом, а латрина портовая! Убери от меня руки, уважаемый, я не амфора, не рассыплюсь тут" Бруттия улыбаться перестала и нахмурилась. Голос был, кажется, Шогер и вот уже такое выдает? Сцинтилла ногой отодвинула осколки и не спеша пошла на голос. Голос уже был Крома, это и хорошо сразу и отдаст деньги и ситуацию уладит. - Ну допустим дом гончара, а не латрина портовая. – Остановилась, рассматривая женщину. - Вполне уважаемого гончара Бруттия дом. Кто же обидеть тебя успел, что гадости говорить начала? – Прищурила глаза и голову чуть склонила. - Кром, несу я, несу тебе деньги. Не подведи, пока доверяю тебе. Спасибо! – Протянула мешочек с асами и вздохнула.
Шогер: Шогер стояла посреди пустого перестиля так, словно первый раз за день открыла глаза, обегая взглядом одну обшарпанную дверь за другой, запущенные деревья на неухоженной земле, пропыленные стены, и слушала варвара мимо слов - суть, которую сразу уяснить себе не смогла. Дом беден, рабов, судя по отсутствию лежанок, кроме неё может один-два, хозяйка собственными руками кормит наймитов. Ей рассказывали, что многие течения замыкаются в круг... но вернуться она была не готова, только не так - одна в мире, с крохотной дочкой на руках... - Я Шогер. Но звать меня дело хозяйское, не твоё. И как подтверждение - очередное подхватывающее течение - молоденькая хозяйка влилась в перестиль и беседу. Женщин Шогер не боялась, лишь сторонилась, хозяйки или старшей над ней не было никогда, и от слов девочки, хмурившей брови, в груди только ещё немного похолодело. - Прости, госпожа, - поклонилась низко. Обычная отстраненность грозила стать оцепенением, но нельзя, нельзя, она судорожно вдохнула, стараясь не закашляться. Если не поладят с хозяйкой надо хоть с кем-то из здешних поладить. Или приходящих. А там уж... "если и есть твой бог, Дживан, в неподходящее время он нас оставляет, как тут не врать"... - Встал ударенный, да чуть, не очнувшись, на перестиль не отлил. А работник напугал меня немного. Вот и вырвалось.
Насмешник: А шустрая уж и посуду намывала, каааак вдруг бздын-н-нь! От грохнувшей об пол тарелки Нас втянул голову в плечи и зажмурил один глаз. "Ебена мать, вторую щас об голову жахнет": - Ой, хозяйка, ай! Виноват, прости, - выдал скороговоркой, но заметил отсутствие убийства и распрямился. "Садись давай и не спорь!" - ну легионом же ж голосок командовать, а сам как-то в улыбке расплылся и сел: - Сижу-сижу, есть, ем, - а жрать хотелось. Почти и кусок в рот занес, как снова грохотнуло, вскрикнуло, возмутилось, потом забасило, а Лучик уже бросилась всему этому наперерез. Потому Нас клювом щелкать не стал, по-быстренькому опрокинул в себя еду, как бывало в детстве, когда быстрей пожрешь - быстрей из дома на воздух свалишь, тарелку отполоскал и нагнулся над осколками: - Это жааааль, - произнес глубокомысленно, - хорошая была. ”Тарелок ей что ль припереть? А то как завяжутся там, небось она об них все и перебьет”. Разогнулся, осколки скинул в мусор и двинулся в сторону голосов: - Спасибо, хозяйка, давно так вкусно не ел, - оглядел всех выживших, - пошел я. У дверей не вынес всех сложных щей и хохотнул: - Кого прибьешь, ежели че, в один угол складывай. Ясней, сколько прикапывать, как вернусь. Подмигнул всем и оставил проклятьям вдогонку дверь.
Сцинтилла: Кром почти что молча забрал деньги и пошел, хорошо бы, в порт. Вмешиваться в диалог рыжей Бруттии и рабыни он не стал. - Отлиииить? - Глаза Сцинтиллы округлились в возмущении. - Его тут лечат, считай бесплатно, а он... - Волна возмущения поднялась изнутри, но тут вынырнул Насмешник, сбивая мысль своей шуткой. Кого прибьешь, ежели че, в один угол складывай. Ясней, сколько прикапывать, как вернусь. Сцинтилла только вздохнула и головой качнула, свое внимание с Шогер обращая на то, что этот с утра вовсе незнакомый мужчина, теперь уходил. Да и хорошо, помог, на том спасибо. Спасибо, что не приставал, хотя обещание давал лишь за сегодня. И вернуться грозился, а зачем ей оно? Надо будет Янусу помолиться, если плохой человек, отвадит. - Веста с тобой, Насмешник. Доброй ночи! - И уже не задерживаясь взглядом подошла к Шогер. - Как себя чувствуешь? Не спится? Пошли на кухню, если мелкая спит. Мы услышим, если заплачет. Здесь сейчас хорошо слышно. А с травмированным пусть сами работники разбираются. Не налил же, нефиг тратить силы и время на него.
бестия: Про нее как-то все забыли. Подоили, воды дали, а пожрать как-то нет. Да и посрать захотелось, здесь и сейчас тут же сделала свои дела. Пахло, пахло едой, а значит надо пожрать. Коза повела мордой, несколько раз подала голос, почти что жалобным "Мееее" и пошла по кухне искать еду. В кастрюле хоть и пахло, но уже было пусто. Обидно. А вот и остаток капусты, пусть с полотенцем, зато пожевать можно. Толкнула капусту, та свалилась и прямо под стопку мытых тарелок. Громыхнуло. Коза лишь наклонилась, выискивая упавшую капусту и с упоением начала ее жрать, не забыв при этом немного посрать.
Феликс: >>>>>>>>>>>птичья лавка. вечер 27. август. 66. Незапертая дверь могла означать все что угодно - от изнасилованного трупа до беготни нанятых рабочих. Голоса в полусумраке настроили на второе. Разве что пахло иначе. Хозяйку следовало искать... на кухне, наверное, потому как распоряжался Осмарак, чтоб их, рабочих, вовремя кормили обедом, а время уже такое, что и поужинать, пожалуй, пора - заворочался в животе голод. В кухне коза доедала полотенце и Феликс оторопел на месте: не могло же быть, чтоб ноги принесли к Ифе! Нет, ничего, конечно. Развернуться и уйти. Ну, потеряно время, ну, вероятно, самое страшное и случится именно за этот невольный крюк через чужой дом, но что теперь сделаешь! Он поставил клетку, снова снял пояс и накинул его на шею козе. И только когда выволок в перистиль привязать, узнал этот перистиль. Нет, он не поведет козу к Ифе. Не сегодня. Где-то надо найти козлят и тоже попривязывать пока, чтоб до утра не сожрали все, что не разобьют. В голове звенела битая черепица, которой что-то следовало выстлать. Он привязал козу к первому же дереву, на которое наткнулся, и отнес в кухню мед. Во что-то вступил, подумал, что хорошо бы отмыться, вот только свет принести, посмотреть все ли в порядке на кухне. Глаза, кажется, не режет, уже хорошо. Вышел обратно и направился к двери - к уличной воде, полить на голову и прийти в память.
работники: Кром денежки только пересчитал, пересыпав из одной лапы в другую, да отошел от шумных баб от греха подальше. Как лучше ж хотел, и в мыслях не было хватать за просто так, и ваще за ж плечи схватил, не за... другое место. Тихик этот. "Убью нахуй мудака", - подумал Кром и пошел к своим. Топор уже слез с ободранной крыши и рубил в чурки последнюю балку, нехорошо улыбаясь и поглядывая в сторону занятой латрины, Буря распиливал стропила. Барсук терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу и перекручивая в руках веревку — то вокруг пальцев обмотает, то по кисти, то в петлю сплетет и распустит. Завидев отца, отбросил веревку и потянулся, хрустнув всеми костями сразу: - Бать, чо, в порт? - Ага. Чурки все хуячьте в сарай, хозяйке пригодятся потом. Бля, и щепу приберите, насрали как дома. Буря, глянешь потом с земли, ничо не забыли содрать. Топор... этот как из латрины выпрется, проследи, шоб не уебался еще раз нахуй. На твоей совести. Барсук, попиздовали. * * * - Это будет тебе в денарий за скрупул*. - Чо бля? - Прочнейший ж канвас, чистый лен, чего ты. Эти паруса три моря видели, просоленные, просмоленные, сами с себя воду стряхивают. Ни тоньшины, ни прорехи, прямые, сшивать ничего не надо, набросил на стены... четырнадцать асов. - Чо бля? - Эээ... слушай, да даже чайки на них не срали, крепкие, конопелькой простеганные, четыре моря исходили туда да сюда, ни разу не порвались, чего ты начинаешь, зачем ты... двенадцать давай, ладно. - Чооо? - Блядь, мужик, чего ты! Ты мне жилы рвешь! - Еще не рву. Слыш, как парус твой трещщщит? От так я рву. - Десять... за скрупул. - Два полотнища давай. 16 локтей** на 25 локтей, можно больше. И пеньки накинь сверху, а то темнеет. - ... - ... - Тут сотня всего! - Шисят завтра будут. Хозяйка раба пришлет с остатком. Хозяйка. Молодая Бруттия, слыхал? Брат у ней, говорят, дюже злой. Прям как я. - Блядь. Ладно. Завтра. * * * Вернулись навьюченные, как мулы, когда уже и правда начало темнеть. Буря с Топором развалились на очищенной траве, привалившись спинами к стене домуса. Барсук обрушил с себя аккуратно сложенный лист паруса и упал рядом. Кром ношу положил аккуратно и остался стоять на ногах, но дышал с трудом: - Блядьсукапиздец. Буря, Топор, разворачивай суку эту, привязывай веревки. Тащить будем наверх... Чо там ивонов опёздал, вылез из сортира? Скрупул равен 8,75 кв.м. Локоть равен 44,4 см. Прикупили мы 16 скрупулов парусины (~140 кв.м.) двумя кусками.
полная версия страницы