Форум » Хлеб » Красильня Рахов. Конюшня Суламиты. » Ответить
Красильня Рахов. Конюшня Суламиты.
Суламита: Средних размеров красильня за старыми Лавернскими воротами [more] Porta Lavernalis — ворота Сервиевой стены в древнем Риме. Ворота были так названы по алтарю и роще Лаверны, богини-покровительницы воров у римлян. Предположительно ворота находились западнее ворот Naevia и Raudusculana, на Авентине [/more] вне древних стен . Принадлежала торговке Суламите, сдавалась в аренду. Продана Галибу Раху. Граничит с красильней маленькая конюшня с крохотным выгоном и строением для повозок. В конюшне живет раб Герасим, ухаживающий за хозяйскими животными и тремя десятками кур, а так же исполняющий обязанности грузчика. Конюшня фасадом выходит на постикум домуса Бруттия Осмарака. [more]Мохнатый Ночь Плут Крепыш Роза Беркут Осмарака[/more]
Кабан: Псина заверещала, и Кабанчик вылез с сеновала, выглянул в темноту двора: - Гераська? Ты где? - он пошел к воротам, цепляя взглядом каждый бочонок и каждую чурочку. - Гераська, не прячься, хуже будет. Я ща твою псину сожру-у-у... Он распахнул ворота и увидел сидящую под ними немочь: - Ты че такой унылый? Не дала штоле?
Герасим: Герасим долгим взглядом посмотрел на нависшую над ним тушу, вскинув было руки чтоб объяснить, но застряв на мысли, к которой приходили многожды до него - перейти что ли на мужиков, если женщины так рвут сердце? Равнодушной, вымученной мысли. Нет, как почти любой раб он знал как оно... бывает. И что неплохо бывает знал тоже. Но как можно любить мужчин, пока на свете существуют эти?.. Разве что вот - мужик мужика и без слов понимает. В целом. Но оно ж не повод. - Угу, - согласился вкратце.
Кабан: - Да ты не парься, Гераська, щаз не дала, завтра даст, они ж бабы, одно недаро... недура..з..ымение, во! - он аккуратно приподнял немочь за шкирку и поставил на ноги. - Я пошел бухать, а ты смотри за коняками. Эта, лысый свою вернул, ему поход тож баба нужна, коняке в смысле... поделися с ним этими... чуствами. А я завтра твоей курице скажу, шоп тя не обижала, верно дело, меня бабы слушаюца. >>>> Хрычевня! Девки! Хервизия!
Герасим: Герасим горько усмехнулся, даже не возмутившись варварским обращением. Про дала-не дала он знал получше него. Как и то, что у женщин есть десятков пять интонаций отказа и только одна из них не предполагает вариантов. И, кажется, именно c такой его и послали. "Бабы слушаются... невелика премудрость. Ты поди сделай так чтоб слушали...". Он коротко кивнул, махнул рукой - ступай, мол, пей, и за меня выпей, - и пошел. Делиться. А, поглядев на кокетливые взгляды Ночи, решил что самое время для осеменения, про которое договорился хозяин. То, что хотя бы коням сегодня повезло, его утешило хоть немного.
Кабан: >>>>> Хрыче-е-е-евня-я-я-я... этого... земляка По дороге спел три такие задушевные песни, что осчастливленные римляне кидали звонкие горшки из окошек. Кабанчик только благодушно отмахивался и продолжал орать во всю глотку, потом звезданул во всю кабанью мощь какому-то расфуфырке из местных, ви...веганов... или вегилов, он не разбирался, и под конец решил пробежаться, для тренировки, завтра ж большой день. Запыханный, он едва не вбился в запертые ворота, и прохрюкал нетерпеливо: - Гера-а-а-аська... Отпирай, немочь, полубожье приплелося! Харэ ужо коней приходывать... Гера-а-а-ася!
Герасим: Она пришла как тогда, в каморке - с миской ароматного супа, благоухая укропом и тмином. Наклонилась над ним, смеясь, и разметавшиеся рыжие кудри защекотали шею, когда она провела пухлым пальчиком по его щеке, и губы, созревшие для поцелуя, были сочнее самых сладких вишен. Он обнял её крепко, не боясь от чего-то, что разойдется шов, и он скорчится перед ней, окровавленный и бессильный. Он обнимал её так, как-будто уже знал откуда-то, что ей придется уехать, что они обречены никогда не встретиться больше, обнимал, словно знал, что их разделят мили и годы... Рахиль подалась вперёд, отвечая на его ласку, открыла рот... и залаяла. Проснувшийся Герасим растопырил глаза, подскочил на сеновале, долбанувшись о стропило так, что искры из глаз чуть сено не подожгли, и пошел на зов разрывающегося Мохнатого. За воротами сопело и пыхтело уже знакомо, и открывал он скорее с раздражением, чем с опаской, прикладывая сразу палец к губам - будить соседей в припортовом районе было чревато, это тебе не центр, мало ли кто проснётся... вигилов не докричишься.
Кабан: Кабан гыгыкнул открывавшимся воротам, подморгнул жующему палец Гераське: - Ты шо, голодный, а? - И заговорил на родном, как будто конюх мог чего-то понять; возразить ниче не мог, значит понимал. - Ты, Гераська, бородатая немочь, чего ты понимаешь в этой жизни? Вот если кошку здоровенную загрызть - то Кабан! Шайки разбойников от коней отпугивать - Кабан! Полубогом настоящим быть - Кабан! И по бабам тоже... Кабан... Всех баб в Риме... Вот это будет по-кабаньи, но-нашему, всех баб в Риме... Ааааагхрххх, - он оглушительно зевнул и растопырился на уже примятом сеновале. - Я тя научу, немочь, как быть Вепрем, и с курицей твоей мелкой трындеть... вот... завтра... ааахххгр... и начнем... И захрапел так, что сарайчик затрясся.
Герасим: Герасим помыкался на сене в сотрясаемом храпом сарае, саданул кулаком по дверному косяку и ушел на сеновал над конюшней, душный, забитый почти до крыши, и метался до самого рассвета, то видя во сне пожар, который обжигал недавний шрам, то женские лица в сером дыму, какие - и не разобрать.
Нуб: 27, август, утро>>>Дом-лавка Суламиты Именно в это короткое время - меньше часа перед рассветом - Нуб любил Рим. Именно таким - суетливым, скрипучим, сонно перекликающимся целыми домами. В этот час на улицы выходили те, кто не просто жил на них, скандалил, пьянствовал, развратничал, болел, воровал, празднословил... Выходили те, кто созидал этот огромный каменный муравейник, равного которому не было в мире. Тарахтели тележками водовозы, молочники, зеленщики, ремесленный люд открывал мастерские, распахивали лавки торговцы, спешили за водой к фонтанам хозяйки; писцы, учителя, чиновники, строители, маляры - все спешили подпереть это огромное здание своими плечами, каждый в своём месте, каждый - имеющий право звать этот город своим, быть его волей, его народом... в отличии от тех, кто пойдет по этим улицам позже. Именно для них он собирался петь после сиесты. Тогда, когда прочие артисты, устав за полдня, перевирают ноты и ползают по сцене как мухи. Для них - уставших, грустных или довольных, преуспевающих или тянущих лямку, разноликих атлантов великого города. Работа давно была для него благом, но работа для них - была праздником. Нуб шел с улыбкой. И стучал, будя Герасима и Кабана громко, пока Мохнатый заливался радостным взвизгивающим лаем.
Кабан: 27 августа, утро-мать-его "Ааааггрррхх" Бум-бум-бум кузнечным молотом. И псина еще орет, зажарить и сожрать скотину... Кабанчик разлепил левый глаз, пошарил рукой вокруг, но рядом вместо упругих сисек нащупал только сено, которое кололо задницу и спину, а сверху - деревянный потолок, разлепил правый. "Схералиятут..." - Кабанчик потянулся и, не удержавшись, скатился со стожка вниз. Полусонный, промахнулся по псине, открыл черному ворота: - Здаров! А я эту... кошку вчера сожрал... тигру... хрычевня ишо... - он душераздирающе зевнул, хлопнул себя по груди. - Пожрать есть?
Нуб: - Сейчас сварганим, время есть ещё, - кивнул Нуб, неся тяжелую корзину к очагу, - Герааасим! Подъём, сейчас за конём придут. Что, Кабан, какова кошка на вкус была? - улыбнулся, оценив похмельную морду. - Ничего, сейчас кашей полбяной закусим, лука тут... хлеба с чесночным маслом... - пообещал, выкладывая снедь для Герасима и Мохнатого.
Кабан: - Ниче, жрать можна, тока ничаста, - Кабан гыгыкнул, шугнул псину еще разок, и потопал за черным к очагу. - У тваей немочи бородатой не тока трынделка сломаная, ишо и глухой чета... Ща... - Кабан набрал в грудь воздуха и издал вопль, достойный его племени. - Гера-а-а-аська-а-а-ептваю! Из корзины несло хавчиком ниче так, и Кабанчик решил, что можна и поближе подобраца: - Чисоточное масло? Я б ище хервизии хряпнул, для этай... кырдинацыи... шоб красиво скакать, гы...
Герасим: Орали буквально все - пёс, кабан, вилик... но тот хоть орал по праву, а от кабаньего вопля и куры могли перестать нестись. К ним он сперва и пошел - яиц напоследок набрать. Когда в решете набралось пятнадцать, Герасим протёр окончательно глаза, вытряхнул из головы сено и осознал простой факт - женщины такие. Буквально на ровном месте устроить вчера такое вот! Ну, ладно, не совсем на ровном... ну может она, конечно, и... но ведь она же не знала ничего про Рахиль, и про то как он... и про ленты... мало ли кого он там защищал, он и старшуку Софью бы тоже!.. Значит на ровном. Раз не знала. "Женщины" вздохнул Герасим и пошел заедать тот грустный факт, что женщины - женщины. Сунул Нубу полное яиц решето и вопросительно развёл руками в сторону стойл - которого, мол, коня?
Нуб: - Чего нет, того нет, но я поски прихватил. Тоже поправляет. Пока Герасим возился с яйцами, у Нуба уже и масло в котелке зашипело, каша, готовая с вечера, в него пересыпалась из горшка, и, набивая туда яиц, Нуб предупредил: - Крепыша внаём сдали. На несколько дней, хозяину Беркута. А Ночь и Плута можешь сегодня на выпас, купать, а потом хоть в ночное. До завтра точно не понадобятся. Такие дела... отделяет госпожа Авла. Так что отдашь коней, потом господину с переездом поможешь, а потом уж займешься тут. И не начинай махать руками, сам в лавке всё увидишь. Он наломал лепёшек, водрузил посреди полоского камня, заменявшего конюху стол, миску с пряным маслом, кинул рядом лука и повернулся к Кабану: - Вот это вот от чего кони вздрогнули - зычно получилось. Так что красиво скажешь. А вот что говорить - то я тебе буду рассказывать перед каждым выходом. Там по две фразы от меня, по две от тебя, а потом биться - дурное дело не хитрое. И так каждый выход. Я тебе буду с листа читать, а ты запоминать, чтоб не напутать ничего.
Кабан: - Поска, - сморщился Кабан, - с нее чет невесело нифига. Но каша и яйца примирили неукротимое брюхо даже с местной птичьей водой на уксусе, и Кабанчик навернул добрый половник, занюхав половиной лепешки. - Зычна - эт я могу, я ище так могу, шо у ваших патрицыпан ухи вовнутрь втянутся, гыгы... На нас жы патрицыпанки смотреть будут? - уточнил на всякий случай. - Они без ух страшны. Ты эта... мне тока так читай, шоб понятно было, а то ж этот птичий сложный им самим прям... я вчерась трындел в хрычевне, так Ыссенца меня еле понял, и Дуся, и мелкий, а один даж забороться не стал, удрал... Эх. Так шта лучше две разы читать.
Нуб: Нуб подкрепился основательно, разделив оставшиеся харчи поровну между собой и Герасимом. Доскрёб ложкой, посмеиваясь над неспособностью патрициев понимать зычную кабанью латынь, и серьёзно согласился: - Два так два. Только чур от себя ничего не добавлять, даже если очень захочется. Могут не оценить, как латынь.
Герасим: Вопреки ожиданиям Нуба, Герасим только плечами пожал - толку от среднего господина всё равно было не много. И потом глаз от миски не поднимал - ему нечем и нечего было сказать о непонимании человеку с языком.
Кабан: Кабанчик дохавал все, что было в пределах досягаемости, он еще бы и Гераську умял, даром тот сидит такой унылый. Но черный не одобрит, да и махаться на голодное брюхо сподручнее. - А че это, ваще ниче низя своего? А если у них не то че-нить, или они там.. эта... брехают, а? Вот там у тя буит накарябано, типа какой-нить прыщ вродь Гераськи сильнее Вепря - и чо делать буим, м?
Нуб: - Сделаем вид, что такова воля богов, - заговорщически подмигнул Нуб, - тем более в той войне как раз подгадили обидчивые боги и богини. - И добавил с улыбкой, поднимаясь: - А Герасим у нас сильный, он же грузчик. Ленивый только. Да и женщин у него одновременно по две, по три - я и по молодости так не мог. >>>Театр Помпея
Кабан: - Аааа, Гераська! - Кабан заржал и хлопнул сильную немочь по плечу. - Дык че те та курица тогда сдалася, раз у тя еще три штуки есть, а? Лан, не трясись, Вепрь оставит те твою куру. Поднялся следом за черным, и догнав его уже за воротами, спросил: - Слух, а можна ж провести бабу в тиатру? Кому там че сунуть нада? Ко мне седня придет одна, - он показал руками, какая придет, и подмигнул. >>> Тиатрапампеи
Герасим: Герасим выплюнул прямо в очаг кашу, которой чуть не подавился от хлопка по плечу, и закрыл за ними ворота с чувством. С таким чувством, что в воротах что-то подозрительно хрустнуло.
полная версия страницы