Форум » Хлеб » Дом лекаря Левия Теребраса. » Ответить
Дом лекаря Левия Теребраса.
Admin: Угловой дом в небогатом квартале. Таберны: одна - вестибул-приёмная, вторая - "мастерская" лекаря. Домус двухэтажный в области атрия, вход через вестибул, атрий образван: табернами, кухней-триклинием, кубикулой(матери Левия), лестницей на второй этаж: 4 кубикулы, одна из которых - хозяйская спальня с балконом, образующим навес перед табернами. Перистиля нет, есть внутренний дворик образованный сарайчиком для живности, небольшой купальней и латриной. Сам двор - огородики, есть калитка в боковую улицу. Канализация выгребная, вода: питьевая - из общественного фонтана напротив дома, техническая - собранная в подземную ёмкость из имплювия.
Осмарак: >>>из харчевни Ксена через несколько харчевен Два особенно вонючих игорных притона оказались, разумеется, в "его" части города, а разгорающийся жар каменной римской печи то ли не позволил уйти ночным посетителям, то ли нагнал утренних. Ос и сам обливался потом, выходя из последнего, и лицо у него было такое, что даже самое пьяное отребье отшатывалось, не рискуя предложить хорошо одетому зверю игру. За всю дорогу всего пара рук потянулась к кошелю, но одну он просто сломал и, не обращая внимания на вой, продолжил приглядываться к объявлениям и задавать скупые вопросы уличным кумушкам и мальчишкам-оборванцам. Ни жилья, ни Сертория не найдя, Осмарак вошел к лекарю обойдясь без приветствия, которое напрочь застряло в скривлённом пересохшем рту, напомнив только: - Осмарак. Руки чинить и зуб.
Левий: Левий поднял глаза на посетителя и вспомнил его. Преступные шрамы и выбитый зуб. И, кажется, этому человеку было сейчас меньше всего дела до этих травм: - Я помню, садись сюда, - Левий указал на небольшую лежанку в углу, откуда недавно забрали нубийку. Он встал, пошарился в ящичке и, вытащив немного успокаивающей травы, поставил воду на огонь. - сейчас сделаю тебе настой, выпьешь перед работой. Покажи руки.
Осмарак: Ос усмехнулся предупредительности. "Настой"... Тогда уж какой-нибудь волшебной травы, чтоб стёрла из памяти лишнее. Недоверчиво потянул носом в сторону отвара... и учуял похоронный, бальзамический, печальный. - У тебя горе, лекарь? - перешел на арамейский, звучащий вежливее потому что на нём легче говорилось. - Может, я зайду в другой раз?
Левий: Левий потрогал лицо, но оно ничего не выражало, значит, смерть висит в воздухе, не обычная смерть, которой пахнет у любого лекаря, а особая - близкая и чуть больше несправедливая, чем другие. Он высыпал траву в кружку и, помешивая, ответил: - В этом доме часто бывает горе, но те, кто страждет и приходит сейчас - получает искомое тоже сейчас. - Левий понюхал настой и протянул Осмараку. - Здесь душица, немного кошачьей травы и мяты. Пей, процедуры не из приятных.
Осмарак: Он посмотрел почти уважительно и выпил залпом. - Тогда и шов на бедре снимай. В принципе не мешает, почти врос. Заживает как на собаке. Но раз всё равно... - скривился невесело и нехотя начал разматывать с рук. Ему самому не хотелось это видеть. Шрамы действительно заживали на нем почти бесследно. Зажили те, которые оставил ему ирбис, и те, которые он получал ещё вместе с Антиром, зажили следы тюремного кнута, под бесконечным солнцем, сжигавшим наростающую снова и снова кожу, хорошо затягивались дыры от гвоздей. Но боги смеялись и напоминали иначе. Какие-то боги.
Левий: - Бедро еще рано, еще три-четыре дня нужно подождать. Aegyptium librum... - Левий вытащил затасканный список, развернул его - внутри лежали несколько тряпочек, густо покрытых мельчайшим белым песком. Он достал две таких, пластырь с влажным жмыхом из сабура; чистая вода всегда стояла на столе. Левий присел перед Осмараком, бесцеремонно взял его руку, осмотрел, потом вторую: - Миррой мазал? Раствором? Хотя вижу, что мазал, чисто. - Он положил кровоостанавливающее поближе и с силой провел тряпочкой по шраму, убрал руку, оценил покрасневшую кожу - и продолжил тереть. - Старый египетский рецепт,песок оттуда же. Проступавшую кровь он убирал, промывал рану водой, вытирал насухо и продолжал пилить песком живую кожу.
Осмарак: В относительной прохладе лекарского дома, после настоя, успокоившего дыхание и разлепившего губы, стало легче. И даже боль принималась если не как облегчение, то как нечто заслуженное и понятное. И имперский-арамейский вышел сам, ровный, как накатанная дорога, на которую ступил и пошел не глядя: - Скажи мне, Левий, вот ты человек учёный и иудей, я тоже воспитан у Светлого Огня и с детства верил в одного бога, у которого может быть много имён но одна суть, только этот бог не стал бы... делать некоторые вещи, или я чего-то не понимаю... как думаешь, есть их - римские - боги?
Левий: Очень интересный разговор выходил. Конечно, человек с такими метками на руках вряд ли доведет до львов, но... Но Левий терпеливо ответил, не отрываясь от работы: - Римские боги? Нет, Осмарак, их нет, есть только маски, которые людям можно надеть и снять. И есть предания, которые можно рассказывать, чтобы поддержать в себе мужество жить в тяжелые часы. Ты похож на разумного человека, и я скажу тебе честно - это не самая здоровая тема для беседы. - Он снова вытер проступившую кровь и принялся заматывать начисто растертый шрам. - В том смысле, что здоровья не прибавляет, а убавляет частей тела.
Осмарак: - Нас тут двое. Кто расскажет? К тому же они считают, что Ормузд это Зевсссс, - зашипел Ос, подставляя другую руку. - Нет, говоришь? Кто же тогда так несмешно шутит? Ахриман? Забавляются дэвы? Им-то это зачем? Я и так выбрал Ангра, мне не дойти в Дом песни, Чинвад под моими ногами станет острее клинка, я знаю, что сорвусь. Зачем эти... повторения?! - он не ждал ответа. Просто ожидаема и проста была боль, просто влага разлепила губы, просто у него впервые за много месяцев был вопрос.
Левий: - Шутит? Нет, Осмарак, никто не шутит. Он... Ормузд знает, что ты выбрал Ангра и хочет дать тебе возможность... выбрать еще раз, - Левий растирал шрам в такт произносимым словам. - Или добрать нужный волосок. Но если гладить тебя по голове, то ты не сможешь верно оценить свои предыдущие поступки. Он испытывает тебя и через испытания ведет в Дом песни. Как-то так, Осмарак.
Осмарак: Он не ожидал ответа. Не ожидал что рука вдруг перестанет чувствовать боль. Совсем. Он увидел только, как эта рука держит лекаря за горло, прижав к стене и услышал чужие? свои? слова: - Меня?! Меня?!!! Хочешь сказать, это он забрал Антира, мать, сестёр, племянников, чтоб испытать МЕНЯ?! И все эти люди которых я... тоже чтоб - испытать?!! Что ты знаешь об этом? Что ТЫ об этом знаешь?!!! ...и почувствовал, как падает на весы волосок, неумолимо, как тяжело груженная награбленным галера - на дно. И разжал руку. Отпустил, уронив себя обратно на скамью, уперев взгляд в пол. И повторил тихо: - Что ты об этом знаешь... - только ноздри всё ещё раздувались, как у взбесившегося коня.
Левий: Порыв парфянина был неожиданным, хотя и предсказуемым. Левий только вздрогнул от этого броска, благо любой дурак в разуме знает, что одной рукой не удушить. Вторую Левий крепко сжимал в песчаной тряпке. А когда Осмарак опустился на скамью, он лишь негромко откашлялся и продолжил работу: - Ты спросил - я ответил. Что знаю? я живу дольше тебя, мой друг, и видел немало. Понимаешь, в моей работе тоже немало испытания. Но я не бросаю ее, в ней мой долг и сила. - Он замотал вторую руку и задумался. - Ты потерял многих, ты убил многих, но твою душу нельзя сбрасывать со счетов и кому как не Ормузду это знать. Ты же не будешь спорить с Ним?
Осмарак: - Долг? - горько сплюнул Ос. - Твоим долгом было бы зарезать меня... вон тем, - кивнул на какой-то острый инструмент на столе. - Чтоб я не прибавлял тебе работы, а миру - бед. Но ты иудей... не видаэва... Странный это был иудей. Говоривший почти как мобед, знающий, что каждый добавляет не только на свои весы, но на весы всего мира. И даже если совершил неикупимые, и мост станет клинком, всегда можно добавить хорошего на общие весы. Пока живешь. Пока не поздно. И что это и есть долг. Интересно, бывают праведники не заратуштри? Потому что если он едва не убил праведника... - Но может ты и прав, лекарь. Для некоторых вещей никогда не поздно. Просто я не уверен что смогу. Этими руками.
Левий: Левий проследил взгляд Осмарака и искренне засмеялся впервые за долгое время: - Это абортивный пессарий, им я тебе разве что задницу могу расковырять. Мой долг - спасти тебя, друг, и эти руки тоже. Каждые руки могут творить добро, твои - не исключение. И стертые шрамы приблизят тебя к Дому Песни, если только ты воспользуешься этим шансом правильно и перестанешь Ему сопротивляться. - Левий вернул Осмараку перемотанные руки. - Иудей. Ты так говоришь, как будто это что-то плохое. Левий усмехнулся и поднялся, чтобы выбросить окровавленные тряпки и пластыри в стоящее в углу ведро: - Рот открывай, посмотрим, что там с твоим зубом. Хотя... - он плеснул еще немного настоя в кружку. - Сперва выпей это. Операция тонкая. Не хочу тебя покалечить, если ты опять вспылишь.
Осмарак: Ос тоже присмотрелся, всхрапнул и заржал: - Задницу не трогай, мне её и так Визареша порвёт, потому что если я и буду кому сопротивляться, так это ему, хаа! - осмотрел повязки, кивнул. - Руки, значит, починим, а остальное сам... Справедливо, что ж. Абортивный, говоришь? - покачал головой. - Не знаю плохо ли, но римляне мне пока нравятся меньше, иудей. Давай своё пойло, обещаю не откусить тебе руку, ты ей ещё много на весы положишь. Выпил и послушно открыл рот.
Левий: - Римляне сами себе не нравятся, только понять не могут, чего не хватает. Левий тщательно сполоснул руки, поворочал пальцами во рту Осмарака и удовлетворенно заметил: - Дыра на месте, хорошо, новых не появилось - еще лучше, - он протянул руку за инструментами и приступил к экзекуции, периодически комментируя "Сейчас на пластину", "левееееееее" "а вот тут молоточком"... >>>>>>>>>> спустя некоторое время <<<<<<<<<<<<< Наконец Левий воткнул золотой зуб на законное место. отдышался, отпил вина из стоявшей со вчера на столе чаши: - Хороший ты пациент, Осмарак, терпеливый, - он плеснул в чистую чашу вина парфянину, протянул ему. - Живой?
Осмарак: - .... тьфу...пфрвню фать, блядь, хтфу... - подтвердил Ос, растирая челюсть, которая никак не хотела закрываться. - Я думал ты там жить останешься, смирился уже. Сплюнул ещё раз, и, не спрашивая, выпил из той же чаши до дна. Попробовал новый зуб языком, сперва осторожно, потом с нажимом, удовлетворённо хмыкнул. - А ты неплохой лекарь. С руками что, когда зайти?
Левий: - Не, мне и тут уютно, - Левий задумался, - придешь через день, в это же время. Думаю, трех растираний будет достаточно, чтобы убрать основные видимые следы. Тогда и бедро посмотрю. И не забывай натирать мирром и снимать повязку на ночь. Пока все. И провожая, добавил: - Но для поговорить можешь зайти, когда пожелаешь. Ты хороший человек, Осмарак. Достаточно не ошибиться один раз - и дальше будет проще.
Осмарак: Ос, оставивший на столе на один золотой больше чем нужно, за... беспокойство, обернулся уже от дверей: - Даже я не знаю какой я человек, лекарь. Возможно, поговорить к тебе принесут тех, кого я встречу. А может - зайду и я. >>>искать дом гончара
Левий: Осмарак ушел, так и не возбудив в еврейских тетушках интереса, что было очень необычно. Вероятно, покойница мать интереснее, чем беглый с креста парфянин с золотым зубом. Все как всегда. Опять они приходили, почти все одинаковые: порезанные и побитые, на сносях и с бессонницей, с животом, с водой в голове, мутными глазами - и все равно приходили не за обезболиванием, а за утешением. - И за что я только деньги беру? - Левий захлопнул дверь и вернулся в мастерскую - прибраться.
Залика: >>>Дом Тита Фурия К дому Левия она порядком устала, но поклонилась низко, а голос сумела сделать тёплым: - Господин, Суламита и сестры Валерии шлют тебе свои соболезнования и посильную помощь в... подготовке похорон.
Левий: Левий не сказал ничего, просто отвел замаявшуюся посланницу в мастерскую и налил холодного вина: - Если уж Суламита решила писать своим драгоценным сестрам... да я ж вовек с твоей семьей не расплачусь, девочка. - Он протянул Залике влажное полотенце. - Остудись с дороги. Как твоя голова? Как Софья?
Залика: Залика одним брезгливым изгибом брови изобразила все, что она думает о хозяйкиных сёстрах, и вслух это объяснять не сочла нужным: - Мы все перед тобой в неоплатном долгу, господин. И они не исключение. Голова... - голова кружилась, но ни один лекарь ещё не придумал от этого головокружения лекарства, да Зали бы такое и не приняла, - синяк донимает, когда сойдет уже, а так хорошо. Софья ползает не хуже Герасима, устраивают марш-броски по перистилю, скоро отправятся Парфию завоёвывать, - усмехнувшись, приняла вино. - Суламита и Тирр придут на похороны. Авл... у нас в отъезде, прости, господин.
Левий: - Парфию? На кой Суламите Парфия, пусть сразу захватит Рим во славу империи, - Левий хмыкнул и сел рядом с Заликой. - Похороны... я даже не знаю, что там творят эти женщины, ибо заглянуть туда меня не заставит ни один из ныне здравствующих богов. В животе заурчало громко и настойчиво. Левий только вздохнул.
Суламита: >>>Лавка(она же дом) Суламиты - Во-первых это делают регулярно кто ни попадя, а толку всё нет, во-вторых если ты хочешь чтоб этот город простоял хотя бы ещё одно консульство, лучше бы мне его не давали, - заявила с порога обливающаяся потом Суламита, - потому что начну я с массовых молений Тиберину о том, чтоб его смыло к Аиду в за... к Нептуну в общем. Договаривала она уже сдвигая со стола всё неаппетитное, покрывая оный салфеткой и выкладывая один за дургим горшочки, миски, кувшинчики... - Ты ещё тут? Брысь домой, заменишь Тирра, - сердито обернулась к Залике.
Залика: Залика знала этот тон с детства. Тон человека, знающего что скорбное сочувствие в малых дозах - лекарство, а в больших - яд, и не считающего нужным скорбеть там, где есть нужда в другом. И не обижалась на него давным-давно. - Уже бегу, госпожа. Но ушла не раньше, чем улыбнулась и поклонилась лекарю. >>>Лавка (она же дом) Суламиты
Левий: - И тебе не хворать, Мита, - Левий встал, приветствуя матрону. - Оставим рассадник на месте до тех пор, пока в двери входят желанные гости, а не мытари. Договаривал он не отрывая взгляда от колдовства, творившегося на его рабочем столе: - Это же обед, он настоящий, он мне не снится? - Левий нашел в себе силы кивнуть Залике, но как только она скрылась из виду, снова уставился на еду. - Что ты принесла, утешение моих дней?
Суламита: - Ну если ты настаиваешь, - покладисто согласилась Мита, раскладывая по тарелкам печёное, тушеное и варёное, - пусть постоит ещё. Уселась около стола, утёрла лоб другой салфеткой, сдержанно улыбаясь: - Если снится, не вздумай просыпаться пока всё не съешь. Не уверенна что наяву кто-то сготовит лучше. Помолчала, теребя в руках салфетку. - Она была хорошей женщиной, Левий. Дай боги мне дать своим оболтусам столько ума, и чтоб хоть один из них так же пригодился людям. Она может собой гордиться прямо в лицо любому богу, которого встретит.
Левий: Несмотря на возраст и голод Левий-таки смутился: - Не каждый бог стерпит, чтобы ему гордились в лицо, Мита, - он налил ей вина щедро, неразбавленного. И задумался. - Это все произошло как-то очень внезапно, но в то же время продуманно и четко, словно по плану. И еще эти галдящие тетки за стеной... Не договорив, он налег на обед, понимая, что неизвестно, когда будет следующий, а ведь работы еще непочатый край, а сколько будет! - Не хочу умереть так же, ничего не успев и оставив горюющих в одиночестве, - он вздохнул и выпил стакан залпом. О Саре вспоминать не хотелось.
Суламита: Суламита помолчала и немножко выпила. И ещё немножко помолчала. А потом резко поставила вино на стол. - Была у моего Луция тётка, а у тётки был муж, как водится. И вот наготовила она обед, настиралась, прибралась, принялась разжигать жаровню, мужа дожидаясь. Муж пришел под ручку с Бахусом и вместе они завалились на ложе. С Бахусом. Жене обидно, что ж, у неё и грудь, и талия, а Бахус что? Ну и слово за слово, взяла тётка жаровню, да и приставила к мужним пяткам. А он, видать, огорчился. Да и сбросил её с балкона. Хорошо домус, не инсула, второй этаж. И потом жили они долго и счастливо и нажили троих детей. А мой Луций меня с табуретки за всю жизнь не скинул. И видишь как... Они там в кости играют, Левий. И чтоб я зарабатывала меньше нашего мясника, если я буду думать что они выкинут. И другим не советую. Она покрутила в руках кружку и, вздохнув, допила.
Левий: - Занятная история, я бы вспомнил эти пятки, но, кажется, тогда я был в Александрии, - Левий невесело усмехнулся. - Невозможно не думать, Мита, в мысли человеческой сила не меньшая, чем во врачующих руках. Да и кости... кто в них будет играть сам с собой? - не чувствуя, что проговорился, он продолжил, - а если все предопределено? не стоит ли прямо сейчас пойти на кладбище? Ох, Мита, я врачую тело человеческое, но кто залечит мои собственные порезы? я не могу спрашивать, почему так вышло, но и не спрашивать тоже не могу. Нормально это для человека - спрашивать.
Суламита: Ох, где-то она уже слышала это "сам с собой". Мита пристально посмотрела на Левия: - Всё так, всё так. Но ведь если мы сейчас завернёмся в саваны и поползём, думаешь нам ответят по дороге? И вообще, Левий, мы столько заплатили за билеты, что даже если там всё расписано до занавеса, я хочу досмотреть. Она положила свою руку поверх его, лёгким пожатием отвечая на всё сразу. - Ты же сам мне говорил, чтоб я поменьше трогала голову и всё само пройдет, помнишь?
Левий: - Я правда такое говорил? - Прикосновение было теплым и живым, что главное. - Ну хоть что-то умное за свою жизнь я сумел выдать, Мита. И если ты говоришь, что это стоит досмотреть, то мне ничего не остается, как согласиться. Единственно что - бардак за стеной меня пугает. Будешь моим представителем в разговорах с этими женщинами?
Суламита: - А, - махнула в сторону стены Суламита, как отгоняют корову от плетня, - где там женщины, Левий? Что, кто-то догадался, что раз человек ходит, а не лежит в ящике, его надо покормить? Но женщина нужна, - прибавила серьёзно. - Кто-то должен тут хотя бы печь разогреть. На первое время я тебе Амизи пришлю, но ты же знаешь, Софья ещё не оправилась. И потом - женщине в доме всегда дело есть. Надо купить девчонку, Левий. Тихую, недорогую, главное чтоб знала с какой стороны к печке подойти.
Левий: - Нет, Мита, - Левий покачал головой. - Я никого покупать не буду. Уж лучше я сам подойду к печке, с любой стороны. Да и ребенка присылать... тебе самой сейчас лишние руки не помешают, особенно после того, как твой копатель отбыл.
Суламита: - Ну да... не помешают... - протянула Мита и добавила между прочим, - только я же её не для этого покупала. Били её сильно. Могли и убить. И это пока маленькая. У меня, конечно, тоже не Олимп с амброзией, но всё ж как-то побезопасней. А это наполовину она сготовила, ты кушай, старался ребёнок.
Левий: - Ты смотри, маленькая, а готовит не хуже всех этих теток, если не лучше, - Левий втянул в себя уже больше половины принесенного и понял, что наелся. - Остальное пусть остается на завтра, Мита. Про побои знаю, сам лечил. Ей повезло, другим не повезет. Они даже не поймут, за что умирают и от чего. Левий потянулся до хруста в плечах, зевнул: - Я же могу оставить этот бардак тебе на час-другой? Ночь не спал, а теперь вот флегма требует успокоения...
Суламита: - И кому повезёт тоже не от них зависит, - поддакнула ещё многозначительней Мита, которой в этот момент куда как жальче было золотые руки лекаря, его же желудок... и печку. Справная была у Сары печь. А мужчины... да что они смыслят в хозяйстве? Свободные мужчины, по крайней мере. Нет, девчонка в дом обязательно нужна. - Иди приляг, конечно, пока народ не набежал, они так ходят, что можно подумать - на иудейских похоронах бывают раздачи... Отдохни, я разбужу когда соберутся.
Левий: Только сейчас Левий почувствовал, насколько он устал, даже не от того, что происходило а вообще. В большом, огромном и всеобъемлющем смысле устал. Нужно было отдохнуть, если руки отдыхать права не имели, то пусть хотя бы голова полежит спокойно. Он поднялся, благодарно и добродушно чмокнул Миту в макушку и, не говоря больше ни слова, улегся тут же, в мастерской, на кушетке, где лежали жертва леопарда, жертва пессария, жертва разбойников и жертва креста. Но Левий не был жертвой, просто он устал. Немного отдыха, совсем немного. Заснул сразу же.
Суламита: Суламита открыла рот... Да и закрыла его подобру-поздорову. "Копатель"... И всё равно лечил... Левий, пожалуй, был отважней всех мужчин, которых она знала. И даже отважнее тех, о которых слышала. И добрее. "Ох и дурааа..." подумала она в сердцах про беглую Сару, убирая со стола.
полная версия страницы