Форум » Рим с изнанки » Лупанарий » Ответить

Лупанарий

Admin: Треугольное в плане здание с богатым фасадом. Задний угол:

Ответов - 107, стр: 1 2 3 All

Квинт: >>>>Термы Он надеялся поговорить с Рыжей, но ту занимали какие-то неприятные люди, по виду которых даже нельзя было сказать, что они бывают в подобных местах по прямой естественной необходимости. Это выводило из себя. Если б Квинта не утащили сразу в одну из комнат, кому-нибудь из этих ушлых...пришлых досталось бы хорошо если на словах - при наличии кое-какого денежного запаса Квинт порой становился слегка скороват на руку, и не даром сегодня уже разминался в общественном гимнасии, считая профилактику лучшим лекарством от ожидаемых недостатков. - Зовите Нею. Я буду с нею, - сдался он... и тут услышал, что Нея тоже занята, по той же неприятной причине, и, оказывается, не она одна и в довершении ко всему не только на сегодня. Тут Квинт вспомнил несколько общеупотребительных выражений из почерпнутого в легионе образования, какими обычно не пользовался, находя, что слог изящный задевает умного собеседника гораздо глубже и ценя подобный же стиль в ответах (это развивало находчивость). И почувствовал, что бока ему сегодня явно намяли недостаточно и он готов продолжить прямо здесь и сейчас, причем за то, что добросовестно сыграет в поддавки, не ручаясь. - Ну хоть кто-нибудь есть? - отчаянно воскликнул он в руках по меньшей мере двух красоток, осознал, что бестактен - волчица, как и всякая женщина, имела право на ласку и хотя бы видимость уважения - и некоторое время разговаривал. Пока не нашлась "кто-нибудь". Ею оказалась новенькая, летами не старше... той милой весталочки, что, собственно, и решило вопрос в пользу. То есть в пользу вообще, поскольку, чем ни закончилась бы конкретно ЭТА военная вылазка на конкретно ЭТОГО противника, последствия ее предугадать было несложно. .......................18, авг, день....................... Полдень следующего дня наступил на два разгоряченных тела и показался освежающим. Квинт, во всяком случае, даже пить запросил не сразу. И сказал, впуская слабый ветер за шторы, жмурясь от пронзительного солнца: - словно я в самом деле соблазнил весталку.

волчица: Сравнение польстило настолько, что она забыла и усталость, и неловкость, испытанную когда пришлось встать, чтоб обмыть тело. Хитро улыбнулась ласковому мужчине: - За весталок платят жизнью. А будь мы не тут, ты заплатил бы только поцелуями... И, потянувшись к его губам, показала какими именно - долгими, щекочущими, благодарными.

Квинт: - Э, нет, я разве сказал, что у меня есть лишняя жизнь?.. - вскинул брови Квинт и ему заткнули рот. Правда, ненадолго, и, как следствие, он продолжил: - Милая, с настоящей весталкой я и вполовину бы так счастлив не был...куда ты опять убежала, в ближайшие часы мне нечем тебя истязать, поэтому притихни, будь так добра! - он уложил ее рядышком и пару раз клюнул поцелуями в неожиданных местах в поле досягаемости. - Ну вот, очень по-семейному.


волчица: Она не знала как бывает по-семейному, но удобная поза и отсутствие дальнейших притязаний ей нравились, как и его слова. Там, где она жила до этого, она часто слышала как женщины говорили "старый вол борозды не портит" и теперь убедилась в их правоте. Вот только "борозда" слегка побаливала и услышать про ближайшие несколько часов было утешительно. Он сразу показался ей уютным и, умостившись подмышкой, она подняла глаза и спросила кончик его носа: - А почему с весталкой не был бы? Я видела их в ложе на играх. Мне показалось что они не так холодны, как строят из себя. Она звонко засмеялась, представив весталку в одной из комнат своего нового дома.

Квинт: Кончик носа пригнулся, поскольку улыбка стала шире и задергался живот: - Да потому что просто не был бы...! Нет, задумайся сама, на минуту, неужели я способен, по-твоему, обречь женщину... деву на мучительную смерть ради пары часов, - тут он явно скромничал, то ли ради красного словца, то ли ужимая стоимость, которая после того как дело было сделано, стала казаться все-таки расточительством, - ...пусть и совершенной, но все-таки ебли.

волчица: Она посмотрела в окно на солнце, стоящее в зените, но поправлять не стала - в их заведении было кому следить за временем. Недаром она так стремилась попасть на глаза Рыжей и понравиться, что, даже рискуя быть выпоротой, позаимствовала у матери из сундука лучшую тунику: у самого дорогого лупанария в городе была репутация удобного и доходного места. - Ты? Неа. Ты добрый. - вспомнила прошедшие часы и сказала совершенно искренне.

Квинт: - Угу... - почти мурлыкнул Квинт и подумал: "и еще - транжира". В данный конкретный момент он был убежден, что если когда-нибудь женится, то только ради моментов после, чтоб не портить впечатлений торопливым прощанием. Воображение, услужливо извращавшее реальность добрую половину суток, очевидно, требовало отдыха и напрочь отказывалось представить комнату семейной спальней. В итоге Квинт успокоил себя мыслью, что если ему и досталась девственница, то она была ею только вчера, и хотя защита, построенная на подобном постулате, не могла быть рассмотрена в заведении как приемлемая, все же на некоторое время кошелек перестал чесаться и дал спокойно додышать в щекотную макушку несколько ласковых эпитетов.

волчица: Её начало клонить в сон. Это было так странно - засыпать рядом с чужим человеком... Ну... не совсем чужим. Малознакомым. Тут она вдруг вспомнила то, чему её научили не тут, а гораздо раньше и, поскольку это совсем не противоречило её собственным желаниям, выпалила, приподнявшись на локте: - Квинт, ты ещё придешь?

Квинт: - Угууууу, - повторил Квинт еще более глубоким голосом, устало подумав, что и не уходил бы, потому что с женщиной приятно не только спать, но засыпать и просыпаться тоже. Но платить за это он уже не хотел. Надо было и на обед что-нибудь оставить. Хотя он бы не отказал себе в роскоши дождаться, пока она уснет...

волчица: Довольная ответом, разморенная полуденным зноем и жаром его тела, вскоре тихонько засопела у него на груди.

Квинт: Квинт высвободил плечо, медленно, сдерживая выдох, вздохнул, и пошел расплачиваться. >>>>>>Термы.

Тевкор: >>>>>улица, ведущая от дома весталок Войдя первым, он оглянулся на спутника и понял при свете то, что изначально в глаза не бросилось. Он даже задержал взгляд довольно долго, рассматривая фигуру бритого варвара в деталях, и переносица у него шевелилась. Потом он отвернулся и оглядел место, куда вошел.

волчица: К хорошенькому она подбежала первая (уродов ей на сегодня хватило), не оценив даже платежеспособность. Поманила вглубь: - Сюда, господин - и плавно покачивая бедрами ( не на площади же!) проводила в большую комнату, щелкнув по дороге прислуге, чтоб подавали вина.

Тевкор: Он хотел еще оглянуться и спросить у нового знакомого, почему тот решил, что Тевкр за него заплатит, но не успел достаточно четко сложить в уме слова. Помешало все то же холодное удивление, что парень отпустил деньги, прибежавшие к нему сами. Которое продержалось, пока он шел, уже схваченный за живое и уведенный покачиванием женских бедер и до первого глотка вина... Потому что потом он, скривившись, выплюнул его обратно в кубок - не потому что оно было плохое, а потому что хотелось не вина вовсе; еще выпитое за ужином в термах неприятно усугубляло усталость. Сбросил пояс и кинжал, смахнул тунику одним движением, бросился навзничь, предоставив лупе любоваться им, все еще злой, но хоть успокоенный. Эта - не соскочит. Эта сама все сделает. Обязана. Только от этого сознания становилось как-то гадко.

волчица: Пояс, упав, звякнул весьма успокаивающе. Ни одна лишняя мысль теперь не мешала заняться юным телом, так роскошно раскинутым по ложу мускулистой смуглой наготой. После всех этих дряблых старикашек, глаз просто отдыхал на дугах и выпуклостях, и спешить она не стала. Взгляд гостя был и жаден, и чуть горчил, и требовал, молодые всегда были горячи и нетерпеливы... но разве это повод спешить, собравшись отдохнуть после тяжелого трудового дня? Она не стала торопиться, и, устроившись сверху, сжав его бёдрами, дразнила животом, грудью, касаниями, и, только почувствовав непреодолимое, повлекла его за собой, ускоряя и ускоряя темп.............

Тевкор: Сперва он зло и презрительно наблюдал, как она "сделает все сама", потом.... .....потом, еще не отдышавшись, опрокинул ее, вдохнул несколько раз и навалился. Неловкий и неразборчиво-жадный, привыкший уже к ее запаху и мягким бокам, он увяз в ней, точно зубами в восточной сладости. И перестал отгонять мелькающую над сознанием мысль о тех локонах и щеках, которых так и не распробовал ни губами ни пальцами... Одно в другом растворилось. Потом он вытек, обессилев, из ее хватки и остался шумно дышать между ее грудей, не открывая глаз. Сознание утекало тоже. Когда дыхание успокоилось, он уже спал.

Кабан: Улица Пацан ушел быстро, почуяв кому платить придется. А денег было негусто. Знать то его здесь знали, но немногим больше любого другого жителя города, просить,чтобы обслужили в кредит было гадко, тем более что в зоне видимости никого достаточно крепкой конструкции и приятных габаритов не было и потому он решил выйти на улицу и бесплатно найти все что надо.Даже странно что малек так не сделал сам-моложе,и на морду смазлив. Досадливо сплюнув,он вышел >>>постоялый двор.

волчица: Малыш задремал, совершенно по-детски уткнувшись в грудь, и какое-то время Клавдия любовалась его ресницами, изгибом длинной мускулистой шеи, ещё чуть угловатыми плечами. Потом затекшее бедро напомнило о времени и, стараясь не тревожить сладкого мальчишку, она тихонько хлопнула в ладоши. Нарисовавшаяся в проеме служанка выглядела незаконченной фреской. - Носилки, Нита. Войдя снова, подавая госпоже сандалии, она выглядела уже вполне завершенным произведением - Клавдия взбодрилась и пелена исчезла. Это был последний день. Не сказать, что она об этом сожалела. Особенно если... - Эй, малыш - ласково пощекотала шею - просыпайся, сладкий. Мне пора. - легко и осторожно скинув его, позволила Ните себя облачить. - Хочешь со мной? - спросила уже у двери, вполоборота.

Тевкор: ...ей, по всей вероятности, удалось его скатить с себя проще, чем ему с час назад - опрокинуть ее. Роняя голову мимо подушки, он зевнул и выгнулся, прежде чем расклеились влажноватые веки. Она уже стояла в дверях, когда он схватил в кулак простыню, и спросил, подтягиваясь на руке чтоб сесть: - Куда? - скорее возмущаясь ее уходу, чем соглашаясь идти за ней.

Клавдия Минор: Мальчик был хорош. И трогателен в своём возмущении уходом мягкого и тёплого. - Туда, где можно заниматься тем же самым и не платить за это. - пообещала ребёнку сладости. - Расплатись и пойдем ко мне. Нита, посвети господину. Мулатка бросилась выполнять, вышколенная, как вся прислуга Рыжей. Клавдия остановила её за плечо, развернула к себе, приподняла лицо за подбородок на уровень взгляда, и спросила, обращаясь больше к себе, а не к нему или к ней: - Постой. Правда она красавица? - мягко потрепала девушку по щеке - Нита, а ты хочешь со мной? Мне нравится как ты причесываешь. Что тебе здесь делать? У меня шумно, но обижать тебя не будут. Ну? Рабыня кивнула. - Вот и хорошо. Пойди скажи Рыжей что я тебя покупаю. И деньги господина ей отнеси.

Тевкор: Не напомни она о деньгах, он бы так и завязал пояс. Шмыгнув носом, спросил, сколько, и отсчитал - недовольно, как человек, у которого сводит зевотой челюсти. Взглянул на Ниму, потом на пышную и пошел за ней без вопросов. >>>Дом Клавдии Минор

Клавдия Минор: Приглашая его в носилки, а её - следовать за ними, Клавдия забыла спросить имя, и посмеялась над запрошенной Рыжей суммой. Та была вызывающе высока, но на её взгляд Нита стоила куда больше. >>>дом Клавдии Минор

Ветурий: +амфитеатр На подходе к лупанарию их уже было четверо и ветурий в который раз удивлялся способности компании увеличиваться, и уже даже перестал жалеть что не таскает с собой номенклатора. Хотя номенклатор при таком раскладе как минимум бы упарился, если не избаловался и спился.

Квинт: >>>>23авг ночь дои Клавдии Минор>>.. - ...иногда бывает, что приходишь в дом с единственным желанием вытянуть ноги и опереться на подушку за столом, и так разнежишься, что приходится выбираться в места не столь почтенные. Я не ожидал как того, что захочу сюда явиться так и того, что, явившись, снова захочу всего лишь упасть на подушку и вытянуть ноги... Есть здесь кто-нибудь, кто вразумит мое неуемное естество? Рыжая... Ры-ыжа-ая-а! Я отбил себе ноги по мостовым, пока дошел. Мне нужна подходящая компания. Ну и подушка, разумеется. Ах, не смотрите, что я в домашнем хитоне, верней - смотрите, смотрите, я его не украл, я его... высмеял.

Ветурий: - Эссенций! Квинт! , - выкрикнул Марк, узнавая и приветственно махнул рукой, даже отвлекаясь от спаивания гладиатора, который, впрочем, еще ничего не имел против, хотя и отрывал уже взляд от киликса, провожая формы, которые одежда скорее являла взгляду, чем скрывала. Немногословный Апекс, увязавшийся за ними только потому что надеялся получить подтверждение своим предположениям и ожидая когда наконец Марк уединится с приобретением (иначе зачем его брать?) вздохнул и поймал себе на колено одну из девушек, сожалея о том, что та так на колене и останется и идти с ней в кубикулы придется разве что для вида. Марцел уже отбился от коллектива, нашептывая что-то совсем юной девчушке, отчего та норовила прижать ушко к плечу, время от времени похихикивая "щекотно" и даже умудрилась покраснеть. В общем, Ветурий был рад еще одному собеседнику.

Квинт: - Правильно, только наоборот, - удивленно обернулся Квит, - что странно, судя по тому, чем ты пришел сюда заниматься. Пьянство не создает пророков... или пороков?.. Неважно. Не создает, а выявляет и тех и других. То есть, и те и другие... ооо, много ходить по жаре вредно. Мне, пожалуйста, помещение на сквозняке... ах, занято? не удивительно. Тогда не разбавляйте мне вино, а положите в него лед. Я, собственно, собирался сегодня к Понтию, но, во-первых, уже поздно, а во-вторых, Салако засмеет меня, я сейчас не в состоянии придерживаться элементарной грамматики. А с ним в его возрасте лучше говорить правильно, чем говорить хорошо.

Ветурий: -Квинт,-смешливо-укоризненно произнес марк, откидываясьна подушки.,-тебе ли упрекать меня в том что я преждевременно прервал твой путь до подушки и отвлек на пару слов..пороки и пророки-явления взаимоисключающие и как таковые, не могут происходить из одного корня.. И добавил ни с того ни с сего- научи меня напиваться Квинт.. у меня только что увели самую милую девушку в риме! И я вынужден довольствоваться гладиатором.. На лице у ветурия было написано полнейшее отчаяние На последней фразе Апекс заметно оживился. -иди к нам, Квинт и мы устроим тебе сквозняк по душе. Кто-нибудь, дайте нам веер! Два веера-мне и тому парню,-ветурий кивнул в сторону подвыпившего гладиатора. - мы будем делать ветер!

Квинт: - А я и не говорил, во-первых, что у них один корень, а во-вторых... с чего ты взял, что взаимоисключающие вещи непременно берутся из разных источников? Я в этом совсем не уверен, как и в том, что твою девушку увели окончательно. Аргументируй, раз уж возразил, - Квинт, вопреки заявленному, нашел за общим столом подушку и заозирался в ожидании веера.

Ветурий: - возможно я и не прав.,- легко согласился ветурий.,-пьянство способно пророков создавать, как раз в процессе того что при определенных обстоятельствах может считаться пороком.. если, конечно, женщина не примет меры..хотя гарантий не даст никто. - обидно, Квинт, когда ты беседуешь с девушкой три с четвертью боя, а потом подходит какой-нибудь вояка и все, усилия напрасны. А я может с серьезными намерениями, я может на обед хочу..вот что они в них находят? Мы же лучше.,- добавил ветурий скорчив забавную рожицу.,- и жрем меньше..кстати о еде..где веер в конце концов!

Квинт: - Мы лучше, потому что умнее, это тебе говорит бывший вояка, - заявил Квинт. - Что поделать, если девушки и предпочитают в нас именно ум, а не что-либо иное. Сам только что... Да что там! Неоднократно убеждался, что тут есть на что сетовать. Но, Марк, наши завоевания прочней, хотя и не настолько эффектны с виду. Наберись терпения... или просто наберись. Дело нехитрое.

Ветурий: -кому как,- рассмеялся ветурий, который безуспешно пытался набраться с того самого момента как пришел к рыжей. И даже раньше, когда встретил Апекса в термополии. Но не удавалось. По-правде, напиваться ему удавалось только с одним человеком, но этого одного здесь не было. Оставалось набраться терпения. Но тут принесли вееры и вопрос терпения стал уже не так актуален

Квинт: - То есть как? Ты хочешь сказать, тебя не берет вино? Что ж, подобное бахвальство заслуживает примерного наказания. Ты разбавляешь? Не разбавляй. Так я и не понял твоей позиции по поводу общего источника противоположностей, поскольку источник изначально выбран был ошибочно. Предлагаю поискать истину наперегонки, стартуем одновременно... Итак, ты уверяешь, что истина в вине, я - что пьянство не рождает пороков и пророков, а только делает явным и то и другое. Как по твоему, это противоположные утверждения, или в них есть общая мысль?... Но сначала выпей. И Квинт поднял килик прежде чем осушить его.

Ветурий: -наказать?,-хохотнул Ветурий, вспоминая как его здесь же развлекали пару-тройку недель назад. Даже вином поперхнулся. Затем откашлялся и отсалютовал квинту неполным киликсом, следуя совету не разбавлять скорее из любопытства, чем по какой другой причине

Квинт: - Ты не ответил. Как я пойму, что выигрываю или проигрываю, если ты будешь молчать?

Ветурий: -про общее? Так я же еще ге выпил..а я мальчик послушный,-засмеялся ветурий. Делаю что говорят.. А общая мысль несомненно есть..,-задумчиво произнес ветурий, закончив бодрее -только трезвому разуму она недоступна И осушил до дна

Квинт: - НАСКОЛЬКО послушный? - прищурился Квинт искоса, - и, главное, КОМУ послушный?.. Ладно мне, мне можно доверять, - (между тем по лицу его подтвердить это было бы сложно), - а как ты поступаешь, когда подобного требует первый встречный?

Ветурий: -выпить?,-рассмеялся ветурий,- соглашаюсь. Вопреки недавно сказанному 'трезвый', его повело. Но дело это было в общем привычное

Квинт: - Ну чтож, тогда пей. Пей и не спрашивай, за что. Разницы нет, чья победа и чье здоровье. И посмотрим, что из тебя сделает вино, что окажется только покрывалом, а чем тебе приходится жить, когда прикрываться не от кого. Маши, маши, могучий махальщик, ветер нам понадобится, не то место, откуда хотелось бы выйти проветриться.

Ветурий: Ветурий едва не поперхнулся снова от этого "разницы нет" и весело зыркнул по сторонам (слышать могли разные и понять можно было тоже..разницы нет, чья победа, надо же..) - не пора ли было переводить разговор в какое другое русло..но вроде все было спокойно и тогда он отобрал у ветродуя опахало и вручил его немного захмелевшему уже гладиатору, с тихим на ухо: -помашешь немного, пока не разойдемся и..короче, на остальное время свободен. Вон ту девчушку видел? Весь вечер на тебя смотрит. И громче, в сторону квинта: -ну куда ему справиться.. ветер гонять должны сильные руки, руки воина..он от них быстрее убегать будет.

Квинт: Квинт одобрительно посмотрел на гладиатора, демонстративно прищуриваясь от ветра и тоже огляделся, примериваясь, чего бы ему сейчас больше хотелось: насыщенных шариков или наоборот, чтоб ничто не напоминало. И продолжил мысль: -...поскольку в некоторых битвах победу присудить бывает отнюдь не просто. Я, например, порой теряюсь в определении, отказывает мне женщина или провоцирует новый штурм. Наверное, именно поэтому я здесь частый гость.

Ветурий: -потому что здесь двух вариантов быть не может?,- рассмеялся ветурий, поймав проходившую мимо брюнетку. Та щелкнула его по носу и стрельнула глазами подруге. Ветурий кивнул и улыбнулся. - извинишь меня?,- поинтересовался у. Квинта тоном подростка, замышляющего шалость.

Квинт: квинт развел руками вместо ответа и тоже примерился кого-то поймать.

Ветурий: Марк отчего-то представил их ловцами, очень уж забавно-наглядно Квинт раскрыл руки. А эти, скорее обнаженные чем одетые напоминали птиц. Или рыбок. Красавица на коленях пока не вырывалась и не торопила. Спешить пока заставляло только собственное тело и то пока не слишком. Ему было бы приятно сначала привыкнуть к округлостям..и позабавить воображение парой картинок недалекого будущего. и заодно прикинуть хотелось ли бы ему повторить недавнее или быть на этот раз проще. и еще ему пожалуй хотелось видеть гладиатора. да и вообще.. марк шепнул пару слов рыбке, та, отчего-то слегка расстроившись спрыгнула с коленей и вернувшись привела с собой не одну подругу

Квинт: -..ах,ты посмотри, они идут косяком, прямо рви сразу букетом. Не нужно даже целиться: хоть сколько выпей, а куда-нибудь да попадешь.

Ветурий: Да, не промажешь..,- рассмеялся марк , сильнее обхватывая талию вернувшейся ..в кого-нибудь да попадешь.. И поймал себе еще одну пока не разобрали

Квинт: Квинт смирился, закрыл глаза и предоставил судьбе решать за него. Та, пользуясь его блудливыми руками, выбрала Квинту пару увесистых полушарий, которые скорее годились для того, чтоб оседлать их, нежели чтоб покоиться на его коленях. Нельзя утверждать, что, когда он открыл глаза, лицо удовлетворило его так же, как зад, но сегодняшней ночью волею судьбы (хм, судьбы?) он уж решил дышать в затылок.

Ветурий: Марк заснул прямо здесь, это он понял, когда случайно обнаружил, что уже рассвело. Неудобно брошенное тело собираться вместе не хотело. Ногу выше колена приятно придавливала чья-то немаленькая грудь. Спугнуть которую не хотелось совсем. Но и удержать руки на месте не было никакой возможности. Он взял за сосок и потянул вниз. Девушка что-то промычала и потянулась как котенок. И ветурий вспомнил что и как было, в общих чертах. И подумал что две на одного это в общем-то здорово, но пожалуй из общего зала можно было бы и уйти..понятное дело стесняться нечего-не место..но так хоть родственники не будут читать наставлений. А в общем оно того стоило. И ему удалось основательно напиться без авла, что тоже плюс.

Ветурий: В общем-то молодой еще возраст милостиво избавил его от головной боли и прочих неприятных последствий попойки. И Ветурий, стараясь не разбудить никого, вышел расплачиваться. Отчего-то и за гладиатора тоже. >>> Улица, ведущая...предположительно домой.>>>>>>>>>.

Квинт: 24 авг утро.. - Осень хорошая, - сказал Квинт когда проснулся: не смотря на то, что до календ оставалось еще ого-го, было не жарко. Вчерашнее лицо ему тоже понравилось сегодня гораздо больше - может быть потому, что рассеянный полусвет в комнате не давал резких теней, а может, потому что это было не то лицо... Последнее он выяснил уже расплачиваясь. >>>>>>>форум

Рыжая: август, 26, ночь День был бы обычным, если бы не был отвратительным. С самого утра хандрилось, хотелось то ли уйти и побыть в одиночестве, то ли собственноручно утопить кого-нибудь в Тибре. И теперь, когда Рим разменял свет дня на темноту ночи, лупанар раздражал своими охами, стонами и то и дело доносящимися смешками. Рыжая прошлась по нему, выискивая, к чему бы придраться, нервно позвякивая браслетами, перехватившими узкие запястья, каждый раз, когда кому-то на что-нибудь указывала, отдала несколько несущественных распоряжений и, еще более неудовлетворенная, удалилась к себе: - И наказать не за что, хороши сегодня, - одобрительно улыбаясь, произнесла вслух и тут же переменилась в лице, добавив зло, - сучки... Рыжая подошла к зеркалу, погляделась устало и поправила пару выбившихся локонов, ловко запустив в прическу свои тонкие пальцы: "Выглядеть безупречно. Всегда. Даже в таком поганом настроении. Какой дурак это выдумал", - и выдохнула шумно - так, будто при выдохе хотела избавиться и от настроения, и от всего обременительного, а, может, даже от парочки особо насоливших чем-нибудь горожан. Вспомнилась мать, которой надо было уже передать денег, и стало еще поганей. Рыжая полулегла, прислонив холодные пальцы к вискам, устало прикрыв глаза и попыталась расслабиться. Но через мгновение уже распахнула дверь и впилась в локоть подвернувшейся молоденькой волчице, сдавленным шипением вплетая слова в пространство: - Сладкая, пойди скажи новенькой, что ей платят не за то, чтобы она орала, как раненая косуля, а за то, чтобы, имея ее, так орал клиент, - отняла руку от локтя лупы, оставив на нем памятный след своей злости, и добавила, - и посмотри, нет ли кого по делу. Бегом. Жду. - Проводила тяжелым, долгим взглядом и закрыла дверь.

Залика: >>>Тибр август, 26, ночь Привычные звуки лупанара - обрывки музыки, смеха, визга, стоны и вздохи из распахнутых окон - резали уши, вид бывшего "дома", как всегда, вызвал омерзение, но она смотрела и смотрела туда, вниз, а в голове крутился единственный вопрос - зачем? Зачем она раз за разом возвращается сюда, берёт заказы, пачкается об этих мерзких похотливых тварей, разных, но одинаковых как жабы в болоте? Зачем она работает, врёт, выгрызает зубами, копит и хранит золото, если не собирается и никогда не собиралась огорчать признанием и требованием тех единственных своих, которых только и может насчитать на свете - Суламиту, Алтера, Нуба, Тирра? Если не собирается выкупать то, что есть у неё и так - свою бесполезную свободу?.. Прямо под пятками распахнулись ставни и женские руки от души плеснули в сторону шумящего лупанара содержимым помойной лоханки. Этажом ниже кто-то захрапел так мощно, словно ждал только соседского знака, чтоб выразить своё отношение к ночным богатым гулякам. На земле бросились врассыпную три кота, разноцветной компанией грезящих наяву о голубе с бельевой верёвки, пиратски протянутой от убогого балкончика второго этажа до роскошных лап пинии, разрывающей лупанарный перистиль. Залика поднялась, прошлась по хламу и поваленным старым навесам до угла инсулы, мельком глянула вниз и спрыгнула. Пол террасы негромко хрустнул под ногами. Балкон, второй, на миг ухватиться за верёвку, несколько шагов и вот они - знакомые двери, постикум лупанара, стыдливо скрытый разросшейся жимолостью. Охраннику, проходя, она даже не махнула рукой. Не взглянула в лицо ни одной из попавшихся по дороге обитательниц. Только перед тем как войти - постучала. - Привет, киса. Если эта тряпка ещё чуть съедет с ноги - можно писать поэмы. Хороша как на выставке. А чего одна?

Рыжая: - Вот потому что настолько хороша, оттого и одна, - она только слегка повернула голову на знакомый голос, а взглядом даже не удостоила, - чего пришла: отдаться в хорошие руки, - и чуть скривила губы в презрительной усмешке - то ли по отношению к Зал, то ли к этим "хорошим рукам", - или еще зачем? - Рыжая, наконец, посмотрела пришедшей прямо в лицо тяжелым взглядом, - если поболтать, киса, - она выделила это слово так, будто клеймо на ком ставила, - то сегодня не лучшее время. - Голова начинала прямо-таки гудеть, холодные пальцы на висках уже не спасали. Рыжая тяжело вздохнула, - если только не что-то важное, - смотрела, не отрываясь, и сухо уточнила, - важное?

Залика: - Тогда пошли они на хер, - усмехнулась Зали, заводя руку за спину и закрывая дверь на задвижу, - раз недостаточно хороши. Рыжая, как всегда в разгар трудовой ночи, была не в духе, к авгурам не ходи, и Зали не спеша перетекла на несколько шагов ближе к ложу, встречая взгляд: - Опять во мне дырку сверлишь? Думаешь, тех, что есть - мало? Ну разве что если тебе не хватает - ладно, сверли, - стерла грань между насмешкой и лаской. - Важное, важное, пришла взять тебя в хорошие руки, алебастровая, - легко шагнула вперёд и опустилась на ковёр у белоснежной ноги, выдергивая шпильку из волос так, как будто стряхивала с себя всю одежду. - И спросить кое-что... потом.

Рыжая: Она улыбнулась почти не хищно и одними пальцами взяла за подбородок: - Не старайся, не растопишь, - провела большим пальцем по губам Зал, одним коротким движением, всмотрелась в глаза, - сегодня меня раздражает даже то, что не раздражало никогда, - Рыжая отняла руку от лица Залики и уронила мимо колен, - думаю, сладкая, что сколько бы их ни было, а денежки-то не лишние, - нехотя ответила она, - не так ли? - и чуть отвернула голову, подставив ответному взгляду, если бы он был, свой капризно нахмуренный профиль.

Залика: - Деньги... а сколько их надо? Ты всё пашешь, пашешь, боюсь представить сколько ты уже нагребла, даже с расходами... сколько надо тебе? - спрашивала Зали, запрокинув голову назад, пока рука самостоятельно и слепо путешествовала от точёной щиколотки до острого колена. - Твоими коленями вышивать можно, как иголки... опять не приняла на ночь травы? - ладонь описала круг, Залика потянулась. - Растоплю-не растоплю, а на полчаса голова пройдёт. Лучшее средство от головной боли стоило бы применять не здесь, в этой шумной клоаке, но она вообще не была уверена, что Рыжая выходит куда-то кроме шумных же пиров и театров. За все эти годы ей не удалось уговорить хозяйку заведения выехать хотя бы в Тибур.

Рыжая: - Мне, сладкая, - Рыжая слегка усмехнулась, - надо столько, чтобы, - "хватало тем, кого я кормлю, отсылая кругленькую сумму", - купить этот мерзкий город и продать дороже, - "гораздо дороже", - лучшее средство от головной боли сегодня - это сжечь лупанар, - она, вроде, уже и не настолько злилась, и ладонь была теплой, приятно скользившей по ноге, но убрать эту едкость не выходило, - травы не принимала. - Рыжая всмотрелась в лицо Зал, мгновение размышляя, - кстати, хорошая идея, - нервно встала, со звоном стряхивая браслеты на руке пониже, и, как кошку, обходя сидящую на полу Залику - не глядя вниз, интуитивно чувствуя, куда сделать шаг, чтобы не наступить.

Залика: - Продать город и сжечь лупанар... хмм, помочь? - иронично поинтересовалась Зали, не сделав ни движения. - Но на первое ты не найдешь покупателя - кто позарится на эту помойку. А второе, как мы два года назад выяснили, не горит. Она закинула локоть на ложе, провожая почти не скрывающие бёдер шелка недвусмысленным взглядом. - Старший Серторий уехал в Грецию и забрал кухарку, у меня теперь отдельная кубикула. С окном. Я смогу уходить чаще... чтоб поспорить с тобой о способах. Зверь Рыжей, как всегда по ночам, был привязан на крыше, но его острый запах, пропитавший всю комнату, будил сегодня не звериные желания, а воспоминания, словно всё и все вокруг сговорились заставить её вспомнить ещё больше о том месте, где пахло так похоже - гепардами, благовониями, деньгами, властью, страстями... Купить город? Пожалуй, она бы могла... тогда, там.

Рыжая: - Продать и сжечь можно поменять местами, - саркастически отозвалась Рыжая; и добавила уже без намека на какую бы то ни было улыбку, - у меня еще поболит эта проклятая голова, я и не то проверю на прочность, - приняла траву без всякой надежды на то, что поможет, - отдельная кубикула, говоришь? - Рыжая обернулась так, что браслеты зазвенели - звук был невыносим, и она, поморщившись, двумя резкими движениями стянула их с узких запястий и бросила на ложе, - спорить о способах - это, конечно, хорошо, - сказала, возвращаясь, - но лучше использовать способы, чтобы заработать, - сделав упор на последнее слово, она посмотрела на Зал однозначно, - послезавтра у Публия симпозиум. Ему нужна хорошая танцовщица, - взгляд стал глубже, - что скажешь, киса?

Залика: - К Педию Сосию? Пфф! Нахрена мне туда? - ощетинилась Залика теряя надежду на приятный вечер, а вместе с ней и терпение. - Эта томная сучка не даёт гостям смотреть ни на кого кроме себя, что я там заработаю? Всю ночь пахать, чтоб получить только за танцульки? Ищи дуру... Хотя, чего их искать, открыть дверь да позвать. Примерила скинутые браслеты, заигравшие совсем иначе на её тёмных запястьях, и, покрутив самый дорогой, тонкой египетской работы, спросила глухо: - Скажи лучше вот что... у тебя же остались документы бывшего ленокиниума? Я знаю, ты ничего не выкидываешь. Можешь мне найти полное имя человека, у которого меня покупали?

Рыжая: - Так может стоило бы поучиться тому, как он это делает, вместо того, чтобы огрызаться, - Рыжая не сочла нужным даже разозлиться, тон был надменно-холоден, - может, поэтому он - гетера, а ты все еще чумазая капризная девочка? - склонила голову чуть набок, ожидая, будет ли реакция и какая, - гнев, милая, у всех один. Я хочу сказать, - Рыжая выговаривала каждое слово предельно четко и слышно, - что когда женщина в гневе называет прочих дурами, она ничем не отличается от них в этот момент. - На вопрос только вскинула бровь, не удивленно - скорее, с выражением "так я и рассказала все бегом", - зачем тебе? - спросила отрывисто, но тут же улыбнулась, - станцуешь у Публия так, чтобы смотрели только на тебя, сладкая, - получишь полное имя, - села на ложе, поджав под себя ноги, и замолчала.

Залика: - Вот и поучилась бы сама, - сузила глаза Залика. - Он за три года один заработал столько же, сколько ты со всеми своими девками за восемь. Включая чумазых. А я приносила тебе немало эти пять лет. С каких пор ты решила давать мне паршивые заказы да ещё и условия ставить? В груди поднималась бешенство пополам с пеплом, в который в её жизни превращалось всё, кроме этого треклятого лупанара. Зали содрала браслеты, словно змеи был живыми, и швырнула на ковёр. - Мне надо узнать у него имя работорговца и кое-кого найти, - объяснила, едва сдерживаясь и не подумав повернуться к сидящей на ложе стерве лицом. - И либо ты мне его скажешь, либо я узнаю его иначе, но тогда уж ты обойдешься без моей благодарности.

Рыжая: Рыжая расхохоталась в голос, несмотря на головную боль: - Без твоей благодарности? - она даже не думала скрывать откровенной насмешки, - вот это я и имела в виду, когда говорила, что гнев не отличает одну дуру от прочих существующих дур. Не слишком ли много ты на себя взяла, девочка? - губы скривились презрительно, - да, денег ты мне приносила, но это потому что я давала тебе работу. - Залика швырнула браслеты, и повторившийся звон заставил Рыжую сделаться еще насмешливей и ядовитей, - а вот сейчас не приносишь. Я решила давать тебе заказы с тех пор, как ты ко мне за ними пришла, милая, - она все смотрела, не отрываясь, на отвернувшуюся и разъяренную, и теперь без жалости все сильнее надавливала на больное, - но, я тут подумала, а на кой ты мне нужна, если не хочешь работать и прибыли от тебя никакой? - Рыжая сощурилась, - так что, пожалуй, мне стоит просто вышвырнуть тебя, такую умную, но бесполезную, - она чуть протянула это притворно-умиляющимся тоном, - как думаешь? А благодарность, - и рассмеялась еще раз, - можешь оставить себе.

Залика: Зали вскочила как ужаленная, разъярённая не столько словами, сколько тоном и хохотом, с единственным желанием - свернуть эту тонкую, столько раз целованную шею. "Держи осанку, Кани, осанку!" всплыло откуда-то резкое как удар кнута. Она отшатнулась, пошла к двери, и, уже взявшись за ручку, обернулась, смерив Рыжую взглядом через плечо: - Вышвыривают не отсюда, а - сюда. Не знаю кто это сделал с тобой, но он не промахнулся, - и вышла, тишайше закрыв за собой дверь. Но пока шла по коридору заведения, из которого её уже однажды выкидывали подыхать на улице, взбунтовалась до "какая, к ебеням, Кани? Я Залика. Залика!", пиная входную дверь ногой и слушая как зашибленный охранник поливает её вслед квадрантарией*. А через пару улиц уже точно знала кто ей нужен в первую очередь - вор. Ловкий, но достаточно глупый, чтоб полезть к Рыжей. Или... просто не местный. >>>Лавка-дом Суламиты двухгрошовой бабенкой(С) Цицерон о Клодии

Рыжая: Рыжая только фыркнула еще презрительней, даже не собираясь ничего говорить вслед: "Хороша была девка... пока чего-то стоила". Она мысленно прошла с Заликой через лупанар, зная, как велика сейчас ее злость, как от нее пятятся лупы, округляют глаза. Рыжая бросила безразличный взгляд на браслеты, не переставая мысленно отсчитывать и отмечать, как злость Залики нарастает, подошла к окну - выглянула чуть, привстав на цыпочки, услышала охранника, и лицо озарилось самодовольной улыбкой. Там, внизу, мелькнул знакомый силуэт - настолько знакомый, что она могла рассказать о любой черте, любом взгляде и ужимке, не напрягая памяти, сразу. И сейчас этот силуэт бежал прочь, пылая, окунаясь в ночь, сливаясь с ней, как всегда, - чтобы остыть, успокоиться и отомстить. Рыжая медленно отошла от окна, с отсутствующим видом подняла по одному с пола браслеты. Сжимая их в кулаке до того, что узкие пальцы побелели, шагнула и замерла у зеркала, несколько мгновений всматриваясь. Тяжело звякнула браслетами в руке раз, а потом резким и коротким движением швырнула, вложив всю силу, и осталась стоять, слушая звон их разлетевшихся в мелкую крошку хрустальных вставок.

Рыжая: 27, август, утро Проснулась рано, после отвратительной ночи: всё нервничалось, не спалось, улечься удобно не удавалось. Головная боль, правда, утихла - то ли помогли травы, то ли вовремя подвернувшаяся под руку Залика. Как бы там ни было, спокойствия было больше, чем вчера. Рыжая бросила беглый взгляд на осколки, лежащие неубранными, прошлась мимо пару раз, думая и наскоро собираясь. Браслетов было жаль. Наконец, она нагнулась, подхватила один, перенесла руку ко второму, собрала все и всмотрелась. "Жаль", - решила окончательно. Распахнула дверь, одним движением поманив первую попавшуюся лупу, кивнула внутрь и обронила одно властное: - Прибери. Вышла и, крепче прижав браслеты пальцами к ладони, чтоб не звенели, отправилась прямиком к Маруху. >>>>> лавка Маруха

Рыжая: >>>> от Маруха И давно ни в ней, ни с ней такого не было. Август всегда тяжело и мучительно напоминал про осень, ее зябкий холодок, и легче становилось только когда одно переходило, наконец, в другое. Только не эта неопределенность, это раздражающее ожидание. Улицы казались длинными и сквозными, распахнутыми, словно двери, - и когда она шла по ним от Маруха, и сейчас, когда смотрела на них в окно лупанара. Рыжая тяжело вздохнула, смахнув со лба навязчиво ниспадающую прядь, но от окна не отвернулась. Она снова отчетливо видела клетку. И город, и этот август были одной огромной клеткой с тонкими, почти ледяными на ощупь прутьями. Она жила, дышала, ходила в ней, стараясь упорно ее не замечать, не осознавать ее тесных границ. И вот сегодня... а, может, причина этого поселилась в ней еще вчера, Рыжая остро чувствовала желание вырваться и безысходность. Возле самых прутьев словно силился проступить чей-то абрис. Рыжая замирала на мгновение, всматривалась в видение пристально, почти до рези в глазах, и видела лицо. Видела отчетливо, но не знала, кому оно принадлежит из известных ей живущих. Однако оно было таким родным, манящим, почти сводящим с ума ошеломительно врывающимся в нее желанием близости, что у Рыжей перехватывало дыхание - то ли от злости, то ли от головокружения. Весь Рим - что там - весь мир, казалось, застыл в нерешительности, как занесший ногу для шага путник и не то раздумавший шагнуть, не то забывший, куда собирался идти. И это давило, душило, убивало день за днем. Мерещившееся лицо было настолько явственным и любимым, что его тепло чувствовалось почти физически, до пробиравшей тело дрожи, и безмерно хотелось рвануться к нему, чтобы только трогать, запоминать его руками, приникать губами и пить. Жадно и не останавливаясь. Но стоило ей только попытаться, как прутья клетки возникали на пути - и было не достать, не дотянуться ни за что. Лицо таяло, несмотря на отчаянные попытки запоминать его на ходу, пока исчезает, снова дорисовывать в воздухе по исчезающим контурам. Но ничего не получалось, кто-то словно лишал ее способности воспроизводить только что виденное, и ей - ей! - хотелось соскользнуть на пол и плакать от бессилия, закрыв лицо руками. Плакать Рыжая почти не могла. Клетка будто сдавливала ее и изнутри, не позволяя ни одной капле упасть с ресниц. Будто слов и ощущений внутри было на две жизни, и они физически не могли вырваться наружу. Потому она ходила из угла в угол, как запертый тигр, с головной болью, почти не проходившей в последние дни. Ходила, кажется, даже тогда, когда садилась или полуложилась, прикрыв глаза, устало положив ладонь на лоб, - в мыслях, там, глубоко внутри себя. Смысла во всем: в лежащих, прямых, как те же представляемые прутья, улицах, в предосеннем, с узнаваемой прохладной кислинкой, воздухе, во всем городе, - было столько, он настолько переполнял ее, что казалось, будто его не было вовсе. Ни в чем. И ей хотелось бросить все и бежать, в эту стеклянную, просматривающуюся на огромные расстояния даль. - Вышвыривают не отсюда, а - сюда. Не знаю кто это сделал с тобой, но он не промахнулся... - зазвучало в памяти, словно бусины рассыпались. - Ах, если бы, милая... Если бы.

Гней Домиций: >>>Конюшни Авдиев 27, август, позднее утро У города, при всех его недостатках, было одно неоспоримое достоинство - он имел свойство притуплять впечатления, наслаивая новые, громоздя одно на другое как алчный владелец - новые этажи и перегородки в старых инсулах. На каком-то перекрёстке перевернувшейся тележкой торговца сладостями накрыло Париса, на одной из улиц упрямящийся и избиваемый кнутом осёл перекричал преторианца, перед очередной лавкой придавило оборвавшейся гирляндой старшего Авдия, гарпастумным мячом вылетел из головы Юлий... и только Авл держался вкусом на губах, дыханием на щеке, укусом на шее и жжением, бродившим из грудной клетки в пах и обратно. Перед дверями лупанара Гнею пришлось остановиться и постоять, растерянно вертя головой, чтоб вспомнить зачем он сюда пришел. И только потом постучать. Покосились на него странно - как будто и здесь узнали. Или ему это показалось от смущения. Но в двери хозяйки, к которым проводили, он постучал совсем робко.

Рыжая: Мысли прервал стук в дверь, и по нему Рыжая определила, что стучит не кто-нибудь из завсегдатаев. Он был отчетливым, но гораздо более мягким, чем все привычные, словно там, за дверью... Она качнула головой, отбрасывая прядь с лица и одновременно отмахиваясь от одолевавших мыслей: - Открыто, - голос не изменил, что радовало в условиях, когда изменяло все: и нервы, и мысли, и даже самочувствие. Поэтому, хотя стук и заинтересовал, навстречу она не поднялась.

Гней Домиций: Все постоянно ждали от него чего-то. Определённого поведения, определённых решений, определённых шагов. Ждал даже Элий - когда он снимет буллу и уменьшит их обоюдный риск. Ждали родные, учителя, слуги, приятели, иногда ему казалось, что даже кошки, переходящие улицу прямо перед его ногами, смотрят и думают "ну что же ты? решай - пнёшь, споткнёшься, погладишь, пропустишь?". А решать он имел право только определённым образом. Это был выбор без выбора, и чем больше на него давили, тем сильнее был соблазн не решать ничего. И даже тут дверь не открыли, а позвали из-за неё, он едва разобрал слово - в гуле города и шуршании просыпающегося лупанара оно звучало неразборчивым отголоском. Домиций едва справился с порывом развернуться и уйти, едва поймал себя мыслью "ну глупо же... что это я?" и толкнул дверь сильней чем нужно, так, что распахнулась она на грани невежливости. - Аве. Мне нужна... - мраморная бледность лица резко контрастировала с яркостью волос, лежавшая напоминала наскоро покрашенное изваяние, добротную копию с греческого оригинала, только что заказанную переборчивым нобилем, Гней засмотрелся, смутился и потерял нить. Тем более что назвать её Рыжей язык не поворачивался. Она была мраморной.

Рыжая: Дверь распахнулась так, что Рыжая от неожиданности привстала и приложила к пульсирующему виску холодные пальцы. Она ожидала увидеть кого угодно, только не юношу, растерянно глядящего на нее глазами трепетной лани, глядящего так, словно перепутал не только дверь и здание, но и город: - Аве, - он был красив и хрупок, и взгляд Рыжей поневоле стал мягче, чтобы ненароком не нажать на него так, что он даст тонкую трещину, - если ты искал хозяйку лупанара, то это я, - она медленно поднялась ему навстречу, с удивлением чувствуя, как пришедший привнес сюда какой-то иной воздух, что-то такое, отчего давившая клетка дрогнула и начала растворяться, - с чем пожаловал?

Гней Домиций: - Я... - нашелся он не сразу - гетера приложила руку к виску таким знакомым женским нервным жестом, что у него мелькнула мысль зайти как-нибудь потом. Если бы дело было его личным, он так бы и сделал. - Гней Домиций Агенобарб, по делу касающемуся твоего бывшего раба Юлия. Мы можем поговорить?

Рыжая: На упоминание о Юлии Рыжая изогнула бровь - было совершенно не очевидно, что общего может быть у молодого и даже излишне растерянного патриция с Юлием: - Поговорить можем. Как минимум потому, что ты меня заинтересовал, - коротко ответила она, - "и потому что клетка исчезла..." - что он натворил? - она до неприличия внимательно осмотрела юношу, - ушел, прихватив фамильные драгоценности? Положил глаз на твою сестру - она, говорят, одна из самых желанных красавиц города? - Рыжая обошла вокруг него, остановилась, вглядываясь в глаза, - разбил твое сердце? - и улыбнулась, кивнув, - присядь.

Гней Домиций: Слишком много было в его доме женщин, чтоб Гней не знал, что они, мягкие по природе своей, дерзят и кусают если несчастливы, расстроены, уязвимы... Но даже это знание не помогло Домицию, когда ему в лоб влепили вопрос про сердце. И выскочило само, неожиданно: - Нет, помогал починить. Именно поэтому я хочу ему помочь, - и только потом он нахмурился, сел на первое подвернувшееся, жестко выдохнул досаду и вновь посмотрел на мраморную женщину. - У тебя голова болит? Наш лекарь говорит, что от головных болей помогают плавание, палестра, хороший сон и солнце. А Юлий ничего не натворил. Мне просто надо узнать про его происхождение.

Рыжая: - А еще хороший массаж, - отозвалась Рыжая с улыбкой, глядя на эту вспыхнувшую и моментально угасшую юную попытку куда-нибудь себя деть, - что-то всем неймется узнать у меня чье-нибудь происхождение, - в голосе проявились и исчезли металлические нотки, - надеюсь, кто-нибудь из предыдущих рассказал тебе, что это не бесплатно, - она села рядом с ним, закинув ногу на ногу и сложив руки на коленях, - а ты чинишь сердца, значит? - Рыжая чуть нагнулась к молодому лицу, обводя взглядом несколько завитков волос, непослушно легших ему на лоб, - и как же ты это делаешь?

Гней Домиций: - Я... просто... - заёрзал Гней, которому было неуютно под этим взглядом, как будто кожу щипало там, куда она смотрела, - это не важно всё, я совсем не за этим пришел, - сказал невпопад, задохнулся от того, что она подумает и тут же выругал себя мысленно болваном, вспомнив где находится и что тут вообще вряд ли думают иначе. - Разумеется, я понимаю, что не бесплатно. И я готов заплатить достаточно, был бы результат. Юлий может оказаться гражданином Рима и, если это так, в твоих же интересах способствовать восстановлению справедливости, чтоб не быть замешанной в порабощении свободного. Скажи мне, как он к тебе попал? Он говорил быстро, призывая на помощь логику и деловой тон, спасаясь в деловом разговоре от её неожиданной близости. Если бы с ним заговорила статуя в Парке Купидона - и то было бы проще.

Рыжая: Рыжая выпрямила спину и замерла. Он нервничал. Нервничал сильно. И это...ей нравилось. За все то время, что она пробыла здесь, она перевидела великое множество глупцов и самоуверенного хамья, но Гней не был ни из тех, ни из других: - Расслабься, ты как-то напряжен, - она улыбнулась чуть ласковее, чем кому бы то ни было, - не собираюсь я выпытывать, как ты там это сделал...во всяком случае пока, - ей просто еще раз захотелось увидеть это смущение, а отказывать себе она не привыкла, - мы ведь сейчас не об этом. Рыжая оперлась одной рукой на ложе, небрежно оставив вторую на коленях: - Юлий достался мне от прежнего хозяина лупанара. Перешел, - улыбка стала надменней и насмешливей, - по наследству... Но давай-ка сразу выясним, насколько много ты готов за это заплатить, Гней? - она выделила его имя особо: странный визит, красивый мальчик, звучное имя.

Гней Домиций: Гней вспыхнул от смущения смешанного с досадой, немного отодвинулся и сдержанно ответил: - У меня было тяжелое утро, - и только тут вдруг понял, что забыл зайти домой переодеться, как собирался. После пробежки, после скачки, после испепеляющей истомы поцелуя... хотя причём тут это? Краска медленно подступала к щекам, мучительно хотелось пересесть, но не находилось предлога, "как будто он нужен, чтоб его!" думал Домиций, словно прирастая к ложу - после этого её "расслабься" и не поёрзаешь даже, смущение и так бросается в глаза, и боги бы с ним, но он первый раз был в подобном месте, женщина впервые осмеливалась говорить с ним в таком тоне, с персидской гетерой, вспомнившейся некстати и не тем, он хоть более-менее понимал как себя вести, а тут... - не знаю, но, думаю... около трети его стоимости будет... логично?

Рыжая: - Что ж, я где-то слышала, что от этого помогают плавание, гарпастум и что-то там еще... - коротко и негромко рассмеялась Рыжая, - логично, значит? - переспросила она и чуть отклонилась назад, пытаясь поймать его растерянный взгляд; она успела, в свое время, довольно хорошо узнать Клавдию Минор, женщину, которая была не по зубам, пожалуй, даже слишком многим, и вот теперь ей особенно приятно было наблюдать, как ее сын сидит напротив, так близко от нее, что от этой близости не знает, куда себя деть - "хороший мальчик...но материнской цепкости, жаль, не унаследовал.." - неужели ты боишься меня, Гней? - после некоторого раздумья и рассматривания медленно проговорила Рыжая с легкой досадой в голосе, - весьма странно приходить с просьбой к тому, кого так боишься, - и внезапно ее посетила догадка, настолько внезапно, что она даже сощурилась, - ты сказал столько громких слов...справедливость, порабощение свободного...мальчик, ты что же, влюбился в эту блядь? - она не сочла нужным стесняться в выражениях, ей представился весь лупанар со своей зияющей черной пастью, который вот-вот схлопнется и проглотит этого светлого, по какой-то неловкой случайности оказавшегося здесь ребенка, и она рефлекторно подчеркнула ему этот очевидный контраст, - подумай, во что ты ввязываешься и зачем тебе это нужно. Прежде чем изъявлять такую готовность платить.

Гней Домиций: Смущение слетело с Гнея мгновенно, едва он услышал площадное слово из женских уст. Он со спокойной гордостью поднял голову и посмотрел на говорящий мрамор так, словно только сейчас впервые увидел эту женщину. Уставшую, какую-то надломленную, словно по мрамору уже пошли тонкие трещины, которые чувствует только она сама, злую... очень красивую. И этот контраст красоты и тления вызвал в нем сперва мгновенную брезгливость, сменившуюся через короткий отрывистый вдох глубоким сожалением: у его женщин - матери, сестер, тёток - был он и два подрастающих брата, чтоб оберегать их и заботиться, она же была одна и, видно, когда-то, не оказалось никого, кто мог бы её оберечь. Он посмотрел ей в глаза и сказал, как всегда, правду: - Не боюсь, меня смущает, что я пришел сюда и в таком состоянии, в котором к... незнакомой женщине не ходят. И почему громких? - не понял искренне. - Обычные слова, ведь если он гражданин... - запнулся, не зная как объяснить простые вещи ей - женщине, к тому же - продажной женщине, обвёл взглядом кубикулу, со всей её мишурной роскошью и очевидным налётом профессии, нахмурился и спросил: - Ты за что-то зла на него?

Рыжая: Перемена, которая в нем произошла, была ожидаема. Вот теперь она узнавала в нем черты Минор - способность взять себя в руки, это сдержанное, собранное достоинство и стать. Теперь Рыжая видела в нем не только испуганного ребенка, но и угадывала в нем мужчину, вполне сформировавшегося и осознанного. Однако его искреннее непонимание все еще продолжало забавлять ее: - Громких просто потому, что громких, - она глянула на него снисходительно, - потому, что когда кто-то борется за справедливость, он не кричит о борьбе. Рыжая помолчала. Клетки как не было. И она только смотрела на Гнея, с удивленным внимание, чутким, ожидая, что рассеется первое впечатление, и она вновь увидит и почувствует эти стальные прутья. Но они все не появлялись, словно этот юноша принес сюда с собой какой-то иной воздух, свежее и легче, кусок какого-то иного мира, словно он, робкий и твердый, стеснительный и решительный одновременно, привнес в ее жизнь какую-то короткую передышку, проблеск в этом закоснелом цинизме, в этом ежечасном лицемерии, в человеческой алчности и похоти. Имя тому, что он принес, было хорошо знакомо Рыжей - это была искренность. Тем печальней ей было отметить, что в Юлия он скорее всего влюблен, потому и так яростно избегает ответов на ее вопросы, изобретая любой удобный способ, в том числе и нападение, отвечая ей вопросом на вопрос: - О, вижу, ты готов даже перейти на встречные вопросы, только чтобы не отвечать на мои, - и вновь одарила понимающей и снисходительной улыбкой, - нет, я не злюсь на тех, кто малозначителен в моей жизни, - ответила Рыжая просто и даже с какой-то усталостью, словно говорит это сегодня уже не первый раз, - это скорее, у Юлия есть причины на меня злиться.

Гней Домиций: - Разве я кричал? - удивился Гней. Женщины, когда у них болит голова, совсем странные, но совсем одинаковые. И эта их похожесть успокоила его почти до улыбки. - Не вижу ни одной причины по которой я должен тебе отчитываться, но если ты так хочешь знать - нет, не влюблялся я в него. Просто если произошла несправедливость - её надо исправить. Считай, что я пришел по делу своего клиента. Я ему, конечно, не патрон и не хозяин, но его нынешний господин дал мне все полномочия. "Зачем учиться риторике, если я даже с женщиной не могу поговорить?" подумалось Домицию. Он даже представил ехидное выражение лица Квинта Фабия, словно урок не выучил. И он собрался с мыслями, представив заодно, на всякий случай, что выступает где-нибудь... перед судом. - Давай сначала. От кого он тебе достался? Этот человек жив? С ним можно поговорить? Или, может быть, он делал записи в расходных свитках?

Рыжая: "Огрызается..." - Рыжая улыбнулась хищно и встала, сложив руки на груди: - Мне казалось, ты вполне образованный мальчик, чтобы не так буквально понимать слова, - улыбка не изменилась, - не вижу ни одной причины, чтобы ты считал это отчетом и так горячо оправдывался, - к улыбке, словно к уже имеющейся краске примешали новую, добавился насмешливый взгляд: на этот раз Рыжую позабавило то, как он моментально и трогательно рассердился почти до грубости, - ты задаешь слишком много вопросов для человека пришедшего с просьбой и настолько неуверенного насчет цены, Гней Домиций, - она глянула на него почти строго, несмотря на то, что нравился он ей все больше, - прежний хозяин ушел на покой, дальнейшая его судьба мне малоинтересна. Уехал в деревню, кажется, - продолжила лениво, - и если не отправился к Плутону, может, и скажет тебе пару слов...за определенную плату, - Рыжая глянула на него пронзительно, - но уж не знаю, что это будет за плата.

Гней Домиций: Она пыталась его запутать, а он совсем не понимал зачем. Но женщины ведь делали это постоянно и ничего не оставалось, как держаться чего-то выбранного - мысли, направления - чтоб совсем не запутаться в их эмоциях, намёках, смыслах, половину из которых они, кажется, и сами не понимали. - Хорошо, а записи? Остались? Или... - ему пришлось посмотреть на её лицо не совсем уместным взглядом, чтоб понять сколько этой женщине лет, но... даже это было не совсем понятно и он спросил как есть, - может ты помнишь обстоятельства при которых Юлий тут появился? Я заплачу, не волнуйся. А... разве трети цены недостаточно? Это большая сумма.

Рыжая: Она давно заметила и знала, как трогательно мужчины теряются от прямых вопросов или коротких высказываний в лоб. Как сначала замолкают от этого, а потом либо не особо искусно уязвляют, либо отвечают вопросами на вопрос. В разных людях она воспринимала это по-разному, реагируя по ситуации: от еще сильнее жалящей едкости в ответ до веселой улыбки и материнского стремления помочь выкарабкаться и вновь почувствовать себя крепко стоящим на ногах. Но сейчас перед ней сидел мальчик, хоть и умный, но ведущий себя соответственно возрасту, и реакцию это вызывало однозначно неагрессивную: - Я помню, когда он появился здесь, - спокойно ответила Рыжая; смутить ее каким бы то ни было взглядом получилось бы вряд ли, и она подчеркнуто дала себя рассмотреть как следует, - ему было тогда лет шесть, - она мысленно вернулась к тому времени и даже отчетливо увидела то еще, мальчишеское лицо Юлия, - да, лет шесть. А записи... - Рыжая пожала плечами, - может, и остались. Нужно искать... А это требует времени. Драгоценного времени, - ее, конечно, интересовали деньги. Но раз уж сына самой Минор принесло сюда по какому-то удивительному стечению обстоятельств, принесло по доброй воле, и раз уж с его появлением исчезло то, чего не смог развеять до этого ни один человек - трети цены было мало, и Рыжая прислушивалась к себе, прикидывая, что бы еще она хотела получить.

Гней Домиций: - Я понял, - вздохнул Гней. Торговаться у него никогда особо не получалось, да и не требовалось, по большому счёту - для этого были вилики. А политическая торговля всегда ему претила. - Сколько стоит твоё время? Он не осмелился бы спросить об этом Дахи в которой маленькая девочка хотела каких-то волшебных подарков и казалось, что слиток золота или красивую ракушку она приняла бы с одинаковым любопытным восторгом. А тут... это была женщина вроде матери, которая знает чего хочет... ну, если женщины вообще могут знать чего хотят. Иногда Гней в этом сильно сомневался, особенно после общения с Акантой или Скорпией.

Рыжая: - А вот тут, видишь ли, возникает интересный момент, - задумчиво, словно глядя в глубь себя, произнесла Рыжая, потому что момент был и правда интересный: она еще размышляла, чего ей попросить, - я еще думаю, чего хочу, - естественно, денег не бывает много, и она возьмет за Юлия половину...но что-то было в Гнее невинное и приятное. Она смотрела на него и знала, что губы у него теплые, что от нервов у него наверняка холодеют и влажнеют ладони, что Юлию без труда удалось подцепить на что-то уж там это сильно и неровно бьющееся сердце. Но даже все это было не так важно в сравнении с ощущением, что это он, совсем еще юный и склонный из этой молодой горячности впадать в крайности и благородное геройство, пришел к ней о чем-то просить. Сам. И дело не в том, что он был единственным - нет, множество людей приходило к Рыжей за чем-то: просить, требовать, выбивать, умолять. Но все они хотели своей выгоды. А этот мальчик не только был ведом чем-то другим, но и реагировал на нее, как на живого человека. Вел себя с ней, исходя из подвижно-живого, присущего молодости, подстраивающегося интереса. И ей это льстило. До ответного интереса и какой-то пограничной, не материнской и не женской, расположенности. Во всем этом царстве привычного, знакомого ей, застывшего без изменений, а потому надоевшего - он был живым, настоящим и меняющимся. Рыжая помолчала, села обратно, не заботясь о дистанции между ними - достаточна ли или нет - и внимательно всмотрелась ему в глаза; вспомнилось пребывание здесь Клавдии, и она улыбнулась, - я назову тебе имя прежнего хозяина и поищу, не осталось ли записей, - отставила руку и некоторое время так же задумчиво разглядывала безупречные лунки ногтей, - если это будет стоить половину цены Юлия и ты будешь приходить сюда в течение трех дней, - Рыжая снова глянула ему в лицо, - не работать и не спать со мной, - заверила она просто, - говорить. Со мной. Что скажешь? - ей нужен был глоток свежего воздуха. И клетка исчезла, потому что Гней как раз и был этим глотком.

Гней Домиций: Она требовала совсем как Аканта - когда просила приходить и читать ей вслух. Нехорошо было, конечно, сравнивать гетеру и добродетельную тётушку, но сравнение просилось само и Домиций не сдержал улыбки: - Читать тебе Катулла? Он бы никогда в жизни не подумал, что такая женщина может быть одинока, просто в голову бы не пришло, если б не это требование. На ум пришел заодно и Юлий, почти со вздохом сказавший, что "никто не будет против". Они - уверенные в себе, соблазнительные, соблазняющие - тоже были... как и он?? чувствовали тоже, что и он, когда Авл не давал себя обнять, прикоснуться, стать чем-то большим?.. одиноко? Гней поднялся и обошел покои гетеры как комнату родственницы, рассматривая безделушки, статуэтки, брошенные там и тут ленты, гребни, украшения... Обычная женская спальня. Почему же здесь так неуютно? - Мне не нравится это место. Лучше я свожу тебя за город, - предложил без всякой задней мысли. Просто потому что знал, что за городом всякая женщина румянеет, беззаботнеет и смеётся. - Хочешь завтра на озеро?

Рыжая: "Ты никуда не выходишь", - глухо вспомнилось ей теперь и застучало в висках не то упреком, не то разумным доводом. Подвижность, не физическая, а внутренняя, которую она в нем угадала, вновь дала о себе знать: теперь Гней не выглядел ни раздраженным, ни смущенным. Мужчина перевесил в нем ребенка, и на это "отвезти куда-нибудь женщину - женщина заскучала" Рыжая не смогла сдержать веселой улыбки: - А тебя не смущает, что весь город завтра же станет на все лады толковать о том, с чего это вдруг Гней Домиций повез хозяйку лупанара на озеро? - Рыжая засмеялась тихо, но весело и полулегла, насмешливо наблюдая, как по-свойски он обходит ее обитель и делает чуть не хозяйский вывод, - или ты забыл об этом подумать? - улыбка слегка погасла и замерла на тонких губах, - хочу, - коротко подвела она итог, не утруждаясь распространяться там, где и так все ясно.

Гней Домиций: - Забыл, - признался Гней, остановившись перед столиком с женской косметикой, назначение половины из которой он так и не выучил до сих пор, хоть и покупал, и дарил частенько. - Пожалуй, смущает. Но ты ведь гетера. Кому какое дело, что я повёз гетеру за город? Пусть говорят. Они всегда говорят, делаю я что-то или не делаю... В прошлом году, мне ещё пятнадцати не было, распустили слух, что я подарил какой-то гетере Зое мавританские владения. Ну бред же - я, во-первых, с ней не знаком, во-вторых как я мог что-то крупное подарить, если ещё буллу не снял? В школе об этом узнал. Все бурно поздравляли. Не вижу - с чем. Еле разубедил. Пусть говорят. Главное, что я сам знаю, что в этом нет ничего плохого - ты не девица, не замужняя, и не... - он обернулся, увидел её роскошно лежащей, как хищницу, как непонятное и это снова смутило, особенно собственным неумением подобрать нужное слово, - подневольная.

Рыжая: Сейчас взгляд ее был близок к тому, чтобы выразить восхищение. Она успела узнать гораздо большее количество мужчин, чем хотелось, но никакие не раздражали ее так, как откровенно трусливые, живущие какой-то половинчатой жизнью и, как щитом, прикрывающиеся кучей оправданий из где-то выдуманных, где-то не столь серьезных обстоятельств, якобы мешающих им, привыкшим жить на широкую ногу, размахнуться в полную силу. Ее тошнило от этой очевидной лжи, а зачастую и самолжи, не скрывающей, как полупрозрачная туника не скрывает линии груди и бедер, от невооруженного взгляда эту скудность и нищету духа. По ней, так гораздо честнее и благородней было бы произнесенное любыми мужскими устами "мне это не по силам", или даже "да, извини, я трус", но этого не произошло ни разу. Никто не желал показать слабину, предпочитая нести какой-то невразумительный и пограничный бред про "когда-нибудь" и "как только, так сразу", но эти обещания набили оскомину даже быстрее, чем Рыжая могла себе представить. А потому столько надежд, связей, столько веры в то, что в человеке существует хотя бы часть чего-то хорошего, были похоронены ею в еще юном возрасте, как она сама думала, насовсем. Но этот мальчик, не помедливший ни мгновения, чтобы признаться сначала в том, что он не подумал о самом очевидном, а затем в том, что ему все равно, какие слухи наводнят этот и без того порочный город, заставил ее почувствовать искреннее уважение, которого Рыжая, откровенно говоря, давно ни к кому не питала: - Боюсь, можешь и не разубедить, - произнесла она спокойно, краем глаза отметив перемену в лице, голосе и сбивку дыхания, очевидно связанных с ней возлежащей, но встать и не подумала, - и дело даже не в этом, - Рыжая глянула на Гнея в упор, - единственное, о чем я беспокоилась бы на твоем месте, так это о том, что скажет и тем более подумает Клавдия, - сделала достаточную паузу и продолжила, - но если ты так бесстрашен, - и взгляд снова потеплел этим близким к восхищению чувством, - то позволь узнать, когда ты намерен, - Рыжая помедлила и улыбнулась с особым забавным удовольствием выговаривая следующее слово, - забрать меня с собой за город? - это она могла забрать кого-то с собой или себе, могла даже снизойти и позволить кому-то куда-то забрать себя...могла да не позволяла. Но что-то было странное и приятное в таком позволении этому юноше. "Бесстрашный, ну, надо же, какой бесстрашный... - размышляла она, не заботясь даже о том, чтобы хоть как-то скрыть пусть и беззлобную, но насмешливость, - и хотя невозможно глупый в этом бесстрашии, но жутко милый..." - Озаботься предупредить меня заранее, - теперь Рыжая привстала, убрав за ухо выбившийся локон, - мне, как и всякой женщине, нужна подобрать наименее компрометирующий тебя наряд.

Гней Домиций: - Мать? - удивлённо поднял брови Гней. - Подумает, что мы не просто разговариваем, а скажет... - он почесал лоб, пытаясь представить, что скажет мать, - чтоб я был осторожен и насторожен. Как всегда. Домиций посмотрел на гетеру прямо, в глаза, пытаясь понять - разве эта женщина сможет сделать ему больнее чем Авл, говорящий "нет"? Или хуже, чем он может сделать себе сам, если Элий скажет "да"? Или впутать во что-то более сложное, чем родиться с этим именем, в этой семье? Что ещё с ним можно сделать - убить? - С утра у меня занятия в школе, я могу зайти за тобой в полдень. Уже будет жарко, но ведь у тебя же есть лектика? И потом - это только в городе... А ты можешь рассказать мне про Юлия прямо сегодня или завтра. Половину стоимости Юлия и три дня заходить - обещаю. Слово я держу. "...если даю его другим. не себе" договорив, вспомнил расколовший его поцелуй Гней, и вдруг испугался так, как не боялся с раннего, незапамятного детства - а вдруг мать догадается потребовать с него обещание никогда не встречаться с Авлом?! Ведь тогда... нет, он не сможет дать такое обещание. Только не это. Пусть ничего, ни прикосновения, но хотя бы видеть его, говорить - хотя бы! Он не сможет такого пообещать. А значит... Гней опустился в кресло стоящее перед столиком, в груди то ли пекло, то ли холодело, в голове завязывались и утихали гневные диалоги, сыпались суровые вопросы, на которые у него не было ответов, упрёки, против которых у него не было аргументов... "а значит будет как будет" оборвал эту, им самим придуманную, бурю Гней, и повторил как просьбу, вспомнив зачем он здесь: - Можешь рассказать. А на озере я сам давно не был. Там хорошо, тебе понравится.

Рыжая: Какое-то время Рыжая внимательно наблюдала за, как ей казалось, неясного происхождения борьбой на этом светлом молодом лице. Она лишь могла угадывать и догадываться, что с Клавдией это связано в наименьшей степени: - А будешь? - ответила она ему таким же прямым взглядом, - я бы на твоем месте, пожалуй, воспользовалась советом. Рыжая поднялась и направилась к нему не торопясь. "С утра у меня занятия в школе" прозвучало трогательно и заставило задуматься о том, что это она, скорее, вывезет его из города к озеру, поближе к воде, туда, где свежее воздух и где его светлое лицо, наверное, будет выглядеть еще более светлым. К той местности вся его гибкость и стать, достоинство и даже эта периодическая растерянность подойдут гораздо лучше, чем для этого места, где иногда говоришь подчеркнуто громко, чтобы только заглушить чье-то хихикание или пьяное гоготание, слишком громкие стоны, ругань или просто окрики, врывающиеся в любой разговор и придающий ему, даже самому безобидному, мутный оттенок. Рыжая почти по-матерински отметила, как он стал несколько более бледен, чем тогда, когда только вошел: - Разумеется, у меня есть лектика, милый, - она небрежно положила два пальца на его плечо, глядя, как Гней опустился в кресло так, что даже если бы оно там не стояло, он бы не заметил, - и так даже лучше для тебя: все будут думать, что это я тебя увезла. А потом скажешь, что сбежал, - она слегка свела плечи в беззвучном смехе, но юноша был явно не здесь, а где-то там, глубоко внутри себя, по неопытности полностью выдавая себя тем, что все было написано у него на лице, не натренированном еще скрывать от чужих глаз лишнее, - да что с тобой? - Рыжая теми же двумя пальцами аккуратно взяла его за подбородок и заглянула в глаза, - ты здоров? - глаза были умные и ясные, такие, что в какой-то момент она подумала о желании аккуратно взять в ладони это хрупкое и явно нервничающее существо, отвезти его на свежий воздух и заботиться о нем, пока у него внутри не наступит полного прояснения; мысль была странна, учитывая, что Рыжая если о ком и заботилась, то из необходимости, - приказать принести тебе воды? - подбородок она так и не выпустила, только пальцы чуть выгнулись, будто обмякли и понежнели на сгибах, чтоб прикосновение было еще аккуратнее; в этих глазах сейчас Рыжая видела что-то среднее между ожесточенным протестом Зал против ее последних слов, молчаливую решимость и тщательно скрываемую тревогу, а она все держала и держала его, не отнимая руки, так, что от этого контакта потеплели подушечки пальцев, которым словно передалась часть этой молодой горячности; наконец, Рыжая вздохнула и, так же всматриваясь, проговорила тоном, не допускающим возражений, - хватит с тебя волнений на сегодня. Скажу на озере, завтра.

Гней Домиций: - Что буду? А... нет. Мать не понимает, что чисто логически - если опасаться, то тогда уж всех. Абсолютно всех. А это глупо да и жить так невозможно, - задумавшись ненадолго, объяснил Гней, пытаясь справиться с греческим хором в голове, пока она подходила со своим "...потом скажешь, что сбежал". Он не сразу сообразил, что это шутка и недоумённо поднял голову, чтоб спросить - зачем врать на ровном месте? А она поймала его пальцами за подбородок как рыбу на крючок, Гней только головой в сторону качнул рефлекторно отстраняясь от чужой руки, но вместо пальцев попался на взгляд - в нём было беспокойство. Ему стало совестно за себя, за глупую свою слабость, даже за жару. - Да, спасибо. Жарко. Хорошо, скажешь завтра... на чем тебя везти за городом - лошадь, повозка? Я прикажу с утра чтоб ждали, выбери сейчас.

Рыжая: Его простое "нет" польстило - чем-то таким нутряным и естественным оно было. Рыжая выпустила его подбородок, потерев пальцы друг о друга, словно растирая ощущение недавнего тепла между ними, прошла к двери и, открыв, бросила отрывистое: - Принести воды, - кто поймает и исполнит, ей было все равно, - на чем везти... - Рыжая стала вполоборота к Гнею, - дай подумать... Повозка. Ей снова пришли на ум удивительное отсутствие клетки и та легкость, с которой это произошло. И вся кубикула словно стала выше и просторней, вновь стала пропускать в себя воздух, и Рыжая впервые за долгое время обратила внимание на солнечные лучи, падающие сквозь окно на пол. Она прошла обратно, мимо Гнея, ступая мягко, чувствуя, как сама стала собранней и свободней в движениях: - Я открою окно: пожалуй, тебе не хватает воздуха, - голос был нейтрален, стало как-то просто и приятно-пусто. "И почему его ничего не привело сюда раньше?" - подумалось ей, а следом пришло в голову, что она, как ни странно, должна быть отчасти благодарна Юлию за то, что Гней оказался здесь. Рыжая едва заметно скривила губы и спросила: - Скажи мне, милый, что за обстоятельства связали вас с Юлием? - почему-то хотелось уберечь его от какой бы то ни было опасности, если таковая грозила. Из окна тянуло свежестью еще не успевшего наполниться и потяжелеть духотой дня, и Рыжая чувствовала ее седьмым шейным и спиной, на которой по почти невесомой ткани туники пробегала легкая рябь от каждого нового дуновения: - Вы ведь совсем разные. Кто-то робко приоткрыл дверь, и взгляд Рыжей похолодел до позднеосеннего и пасмурного, словно отразил мир, в какой-то части которого верхний слой земли уже промерз и взялся тончайшей коркой инея. Она отделилась от оконного пространства, тем же взглядом сдерживая находящегося за дверью от попытки войти, взяла стакан и собственноручно поднесла Гнею: - Пей.

Гней Домиций: Звуки и запахи римской улицы стали всего лишь ярче, но перекрыли сладострастно-затхлые звуки и запахи лупанара и Гней вздохнул свободнее. Он помолчал, рассматривая странную женщину, которую удивило, что патриций взял раба, удивило потому что "они разные". Кому вообще было дело - какой он? Наверно, это была её работа - думать о том, какие они - приходящие к ней мужчины. Наверно, она делала её хорошо. Может быть, ей самой было всё равно. Но Гней ответил как думал: - А тебе? Тебе хватает воздуха? Я налетел на него у школы и узнал в нём чтеца, который понравился мне на пиру. Он как воздух римской улицы. Такой. Если прятаться за стенами виллы, в благоуханных садах, можно многого не увидеть и не понять. Так мне отец говорил. Я и хожу по улицам без охраны и... Она собственноручно подала ему воду, Домиций принял с благодарным кивком и выпил залпом. Абсолютно все пытались его оградить, предостеречь, кажется - от всей жизни целиком. Родственницы, учителя, Понтий, малознакомый Марк, из каких-то своих соображений... а теперь ещё и гетера. - ...я сам себе охрана, - закончил вежливо, но твёрдо. Поднялся и улыбнулся: - Повозка. Договорились.

Рыжая: Мужчины лгали как-то очевидней, словно не особо заботясь о том, примется ли ложь на веру. И, что странно, именно в этом таилась главная причина обиды от попытки обмануть - минимум приложенных усилий. Женщины обманывали изощренней, циничней и продуманней - так, что это иногда даже могло успокоить. Что это было сейчас - "столкнулся"? Лучше бы он сказал "я искал его всю свою жизнь": - Воздуха? - Рыжая бы вздрогнула от этого полного попадания в мысли, если бы не увидела, что он целиком и весь словно специально совпал с моментом, - мне не хватает, - она подумала о том, как часто не говорила людям прямо о том, что думает и чего ей хочется на самом деле, и если при других ситуациях это был деловой подход, то сейчас это стало бы ошибкой, - воздуха стало больше, как только ты вошел, Гней, - Рыжая поправила волосы и посмотрела на него просто, - и я надеюсь, что с твоим присутствием станет еще больше. Было что-то странное, не похожее на нее, в произнесенных словах. Но раз что-то всё равно неуловимо поменялось, Рыжая продолжила: - Ты не похож на тех, кого мне обычно приходится видеть. Настоящий. Поэтому ты мне интересен, - она сцепила пальцы и улыбнулась, - ну, раз сам себе охрана... - и улыбнулась еще, коротко, подчеркивая прощание, - увидимся, - она, может, даже скажет ему про эту осень, но не теперь. Слишком рано.

Гней Домиций: Она говорила любезности, то ли дежурные, то ли искренние... кто их поймёт, этих незнакомых женщин... а Домиций думал - почему женщины? Ненужные ему невесты, отчаявшаяся Валерия? Почему Юлий? А тот единственный, кто нужен, скупо обнадёжил и один раз похвалил в палестре. Единственный, от кого бы он принял похвалу с радостью... Он не стоит его внимания и похвал? Отчего? Если все вокруг твердят, что он хорош, видят что-то хорошее в нём... Видимо, он всё же недостаточно хорош, видимо, что-то не так... - Я не знаю какой я, - резко сказал Гней, потому что любезность давила, как незаслуженная благодарность или доставшееся славное имя. И он рванулся из этого места быстрее чем вошел, найдя в себе сил лишь на вежливость: - До завтра. >>>Дом Клавдии Минор

волчица: 27 августа, ближе к вечеру - Как скучно, Руфия, как же скучно, - захныкала из угла Конопушка и капризно задрыгала ногой. - Ну что ты ноешь, что ты все ноешь! - ответили ей из угла ворчливо. - Что, мало тебе было четверых с утра? Сначала губы Конопушки невольно растянулись в самодовольной улыбке. Но мгновением позже она уже зафырчала, ткнулась щекой в подушку, переворачиваясь на живот и приподнимая зад. Руфия только успела мурлыкнуть под нос пару фраз потешной песенки, как с ложа опять понеслось хныкание. - У тебя что, месячные начались? - раздраженно зашипела сидящая в углу, роняя зло кулаки между колен. - Или залетела? - Типун тебе на язык! - взвилась молодая пухленькая лупа, подскакивая и в ужасе хлопая глазами. - Вот уж не надо такого счастья! И вообще, я тебе что, первый день тут?! Завистница! - задрала подбородок гневно, но тут же снова упала на постель. - Руфиииияяяяяяяяя!.. Волчица в углу фуркнула презрительно: - Влюбилась? - Ох, ну ты и скажешь! Что ни предположение, то прям кошмарный сон, - донеслось глухо из простыней и покрывал. - Нет, мне просто скучно. Скучно, понимаешь? Хочется... - Она вдруг снова вскочила воодушевленно, прижала руки к пышной белой груди и с улыбкой на лице продолжила: - Хочется чего-то такого, чтобы прям мурашки по всему телу. Как-то, понимаешь, - глянула на Руфию, сощурилась и губами дернула в сомнениях, - разнообразить свою жизнь. - Ишь ты! Разнообразить ей захотелось. Ну поди трахнись бесплатно, - сказала по-доброму и засмеялась беззвучно. Конопушка медленно перевела на приятельницу тяжелый взгляд, напряженно вытянула шею и вдруг завопила: - Пшшшла вон отсюда! Вон! Убирайся! – в угол полетели одна за другой подушки. – Убирайся, я сказала! Руфия сипло взвизгнула, прикрываясь худощавыми руками: - Сумасшедшая? Какого хера ты творишь?! - Катись отсюда! – прошипела разъяренная лупа сквозь зубы. Словно змеи на голове Медузы Горгоны, топорщились в разные стороны выбившиеся из прически светлые пряди над кругленьким личиком Конопушки. – Безмозглая шлюха! – огляделась по сторонам и потянулась за бронзовым кувшином. – Сейчас я тебе задаааам… Сосуд оказался слишком тяжелым, чтобы поднять его одной рукой. Конопушка ахнула, едва не выпустив его, подхватила неловко под дно второй рукой. Воспользовавшись её замешательством, Руфия выскочила за дверь и теперь кричала оттуда. - Это Рыжая тебе сейчас задаст! Ты что же, возомнила тут себя самой главной? Или сама заплатишь за мое испорченное лицо? Конопушка боролась с кувшином. Тот расплескивал щедро воду, кренился к полу, и в какой-то момент едва не обрушил за собой и девушку. - Да помилуют меня боги, было бы там чего портить, - негромко отмахнулась лупа, наконец опустив кувшин обратно на стол. – Ты давно себя видела? Тебя даже сатиры после вакханалий испугаются. Ты только издалека ничего так. И то только потому, что я плохо вижу. Из-за двери донеслись рыдания. Конопушка хмыкнула, дернула плечом и упала обратно на ложе. - Вот же!.. – запыхтела, ударившись затылком. – Все подушки на тебя, такую дуру, истратила! – крикнула напоследок и закрыла ладонями лицо. – Как же скучно, как скууууучно…

охрана: >>>Яблочная площадь Рыжая по дороге не попалась, так ведь и он не по работе прибыл, и не такой важной птицей был, чтоб главная шлюха самого дорогого лупанара его лично встречала. Что не по работе было жаль - дороговато у них. Но после такого дня хотелось самых сладких девок и самой дорогой тишины. А чё? Мог себе позволить. Раз в полугодие. "А вот хуй тебе" скривился Дуроний, из конца длинного коридора услышав типичный лупанарный визг. Пока до двери проводили - оно уже и поутихло, но вошел он с рабочим лицом - само на рожу наскочило: - Девки, че за галдежь в приличном заведении?! - и уже подобродушнее: - Стройся! Сейчас за нарушения буду... штрафовать.

волчица: Едва услышав мужской голос, Конопушка оживилась, спрыгнула с ложа. Но далеко от него не убежала – запнулась за край покрывала и, коротко вскрикнув, полетела прямо на клиента с распростертыми объятьями. Как могла, смягчила падение. Зато, припав к широкой груди, не преминула воспользоваться прекрасной возможностью: пока близко, окинула взглядом лицо. «Не Аполлон», - подумала, но улыбнулась как можно очаровательнее. И ладонью еще по груди извиняющееся погладила. - Ух, как я спешу быть оштрафованной! – прошептала, вытянув губы трубочкой. Туника сползла с одного плеча, и светлые волосы растрепались, прилипли пряди к влажной шее. Но Конопушка зачем-то стряхнула только перышко, налипшее на выступающую грудь, и шагнула назад. Отсюда гостя было видно похуже. Но чтобы оценить фигуру, зоркий глаз не нужен. Вот только с одеждой что-то не так. А что именно – не понятно. Лупа сощурилась, присматриваясь.

охрана: - Ёб твою! - только и успел одобрить пламенную встречу натаскавшийся брёвен и каменюк Дуроний, негнущимися руками подхватывая пухлую девку. Спина чуть не треснула от натуги и жопа едва на четвертинки не развалилась из половинок, но римский центурион устоял, как башня лимеса под обстрелом. Изо всех сил не дрогнув лицом. - Ээ.. так меня ещё не встречали. А триумф - можешь? Провожатая, убедившись, что клиент нашел общий язык, тихонько смылась, прикрыв дверь, и Секст слегка заёрзал на месте, оставшись с конопатой наедине. Не то чтоб он не умел с девками, но когда они вот так вот смотрели... почему-то всегда розовел. - Куда это она? Я этаа... того. Пока мы тут... форму бы простирнуть.

волчица: - Я всё могу, - мурлыкнула, кокетливо накручивая на палец прядь золотистых волос. – И даже больше… Хочешь проверить? Гость хоть и был большим, широким, с грубыми ладонями, но так забавно топтался, когда смущался. Как мальчишка невинный. Конопушка не удержалась и прыснула. - А чего это ты? Испугался? – подошла поближе и кончиком пальца по могучей руке провела. Взглянула в глаза и снова хихикнула. – Так оно ж и лучше, что нас наедине оставили. Постирать? – наконец, взглянула на форму, увидела пятна темные какие-то и принюхалась. – Да ты снимай её, снимай… А там разберёмся. Спрашивать, отчего такой грязный, не хотелось. История явно не веселая. А грустить скучно было.

охрана: - Кто? - от неожиданности выронил Дуроний и с добродушной усмешкой отсёк глупую бабью мысль, - римский центурион ей испугался... Ты иди давай, триумф готовь, - развернул к ложу, подтолкнул за пухлый зад, и сразу попроще стало - на спине-то глаз не было. "Че она так пялится... надо было в припотровый идти, где девки попроще". - Да уж пусть потрут, денёк тот ещё, служба, блядь... ээ.. в смысле блядь служба, ну то есть... - зарапортовался окончательно, мысленно обматерил всех гражданок, живых и дохлых, и как мог поправил ситуацию: - Завть-то тебя как, красотка?

волчица: Выпятила зад игриво и повихляла им из стороны в сторону. - Римский центурион уже начал раздавать наказания? Этот хоть весёлый был, занятный. То смущался, то вон как вёл себя… Прям настоящий мужик! Копопушка брякнулась на ложе и, смешливо сморщив нос, постучала по кончику пальцем. - Веснушки видал? Зови меня Конопушка. Знаешь, где у меня еще веснушки есть? – закусила губу озорно, ладонью поглаживая обнажившееся плечо. – Хочешь посмотреть? – другой рукой поманила. Издалека плохо было видно, чем там занимался этот замызганный центурион.

охрана: Обычно конопатые ему не нравились - как мухами обсиженные. Но эта была как будто мухи посидели на смачном пирожке. - Да я не посмотреть пришел. Я по другой части, - пообещал Секст, расстёгивая пояс. Тот, упав, грюкнул кошелём слишком негромко, центурион даже ненадолго задумался хватит ли ему на этот пирожок. Туника аж прилипла, и выдирался он из неё крякнув, как после суточных учений. Руки слушались примерно так же. Дуроний уселся на ложе, основательно наморщил лоб, разглядывая потолок и с хрустом шевеля уставшими плечами, подумал про себя "ишь, разлеглась", и решил: - Вина давай.

волчица: - Ну дык и посмотреть не возбраняется. Особенно, когда просто так предлагают, - подмигнула, накручивая на палец локон золотистых волос. Центурион между тем начал раздеваться. И первым на пол упал, как услышалось Конопушке, кошель. Мягко так упал, негромко. Конопушка приподнялась, потянулась, между делом глянув на пол… Но толку-то, всё равно отсюда невидно. Вот же наказание, а не глаза! На четвереньках подползла к краю ложа и спрыгнула неловко, запутавшись одной ногой в простынях. «Упс!» - поймала вместо равновесия крепкое плечо центуриона и засмеялась заливисто. Но руку не отняла, а помяла мышцу, и смех вдруг превратился в восторженное «оооооо». - Прям…гладиатор! – выдохнула с искренней простотой, ладошками поглаживая мускулистые плечи, руки и грудь. – Вина? Да…вина! А хочешь немного освежиться прежде? День-то, - кивнула в сторону грязной туники, - непростой был. Нужно расслабиться поооолностью.

охрана: Дуронию, конечно, хотелось, чтоб где-нибудь, всё ж таки, да напряглось. Но покуда напряглось только плечо, в которое вцепился весомый пирожок, и он стоически пережидал боль в мыщце, стараясь растянуть покривившуся рожу в добродушную ухмылку. Это ж надо додуматься - сравнить римского центуриона с лярвы знают кем! Бабы... Но сравнение всё равно было приятным, потому что видно было (точней болью в руке отдавалось), что - от души. Секст прихлопнул свободной рукой пухлый зад: - Гладиаторы твои уже полягут, а цетурион у тебя ещё пару раз парадный смотр примет. Но освежиться не помешает, денёк тот ещё. Тащи.



полная версия страницы