Форум » Рим с изнанки » Рынок рабов » Ответить
Рынок рабов
Admin:
Работорговец: Иногда, поводом для покупки была и жалость. И Стронций готов был поклясться следующей партией товара, что увидел её во взгляде, брошенном на девок. - Ну одно, допустим, есть, точно говорю, хоть здесь проверь. А остальное - это ж разве побои? Вот - побои, - ткнул пальцем в бугристые шрамы галла-колодника. - Её верёвкой, небось, поучили, через пару дней снова поучить можно будет и шрама не останется. Шестнадцать лет, зубы глянь какие! - повернул товар лицом и на этом же лице привычным жестом разявил рот. - Брёвна грызить может! Тысяча шестьсот, чтоб она ими у меня на две сотни не наела.
Ифе: Разбитую губу обожгло как кипящим маслом, в голове крутились ленточки-ленточки-ленточки... "чтоб тебя на них повесили!" хотела крикнуть Ифе, но получилось только шипение и пузыри слюны по чужой грязной руке.
Левий: - Прекрати, - раздраженно бросил Левий. - Я не зубы покупаю и не то место, которое ты считаешь живым. И было ли таковым то место, из которого ты вылез. Тысяча. И вынь руки у нее изо рта, втащишь какую-нибудь заразу - вообще никто не купит.
Работорговец: - Покупаешь?! - окрысился торговец. Ещё ему не указывал всякий проходимец, как обращаться с товаром! - Сдается мне, ты время убиваешь перед играми, своё и моё. Проходи-проходи, у меня не залёживается! Ещё два дестка посмотрят, двадцать первый купит, с такими-то зубами, да в день когда весь город на улицу вышел. Но руку убрал, брезгливо отирая о тунику.
Левий: - Да-да, только к тому твоему двадцать первому девчонка уже бабкой станет, - Левий устало махнул рукой. - Город вышел не избитых египтянок покупать и каждый, кто не дурак, это понимает. Тысяча и еще сотня сверху, купишь себе жетон на игры и палку колбасы. Левий чувствовал, что говорит что-то, что вряд ли бы одобрили братья во Христе, но их здесь не было, а искалеченная девочка была и еще полторы тысячи монет и торговец, сующий узловатые пальцы в рот людям, ничуть не хуже по сути своей, чем он.
Работорговец: Стронций схватил рабыньку за волосы, поднял рывком с колен, демонстрируя целиком: - Такое до завтра не достоит, к вечеру уйдет, не в дом, так в лупанар. Тысяча пятьсот пятьдесят, и палку оставь на девку, я полноправный гражданин, жетон на игры ещё две недели назад выдали.
Левий: Левий ни единым мускулом не дернулся на этот выпад, хотя больших усилий стоило не вздрогнуть: - Полноправный? Твое полноправие заключается в том, выдадут тебе жетон или не выдадут, торговец. В лупанариях же предпочитают сами калечить, а не иметь искалеченное. Тысяча двести - только в память о мертвом преторе.
Работорговец: Стронций разжал руку и девка кулём осела на помост. - В память о преторе я куплю на играх лампу или тарелку. А полноправие оно у всех - тут, - тряхнул кошелём на поясе. - Но, вижу, ты человек деловой, знающий что где покупают, и из чего цена складывается. И цена ей - полторы. Хочешь залежалого, подешевле, так это воон в те ряды.
Ифе: Лупанар... это Федулу со скандалом и переездом было некогда. А через неделю, когда подживут синяки... у торговца была эта неделя. Перед тем как упасть, она поняла только это.
Левий: Больше торговаться сил не было. - Хорошо, полторы. Надеюсь, это серебро поможет пробить твои застарелые шишки на заднице, - Левий с отвращением бросил торговцу кошель, подошел к девочке и приподнял ее: - Ифе, ты сама идти можешь?
Работорговец: Стронций любил свою работу. Особенно в удачные дни. Четыреста сестерциев чистой прибыли за какие-то несколько часов. И, приняв плату, он даже отвязал рабыньку собственноручно, тихо подбадривая, чтоб встала: - Вставай давай, дряннота, че осовела? Господин добрый, колбасой кормить будет, хыы.. вставай!
Ифе: - Чтоб. Ты. Сдох, - выговорила Ифе отчетливо и громко в лицо торговцу, и, спотыкаясь, шатнулась даже не в сторону вопроса, а подальше, прочь от этого места: - Могу, господи... - и голоса не стало, словно она израсходовала его весь на последний крик.
Левий: То, как Ифе попрощалась с торговцем, свидетельствовало, что для нее еще не все потеряно. Левий усмехнулся и, поддерживая девочку под руку, пошел между рядов, стараясь не слишком торопиться, давая ей ступать медленно и дышать: - А то стар я, чтобы девушек на руках таскать. Ну, малышка, ты хотя бы успела в него плюнуть? >>>>> дом лекаря Теребраса
Ифе: Ифе сжала в кулачок обрывки туники, кое-как собранной выше груди. Ребро совсем не болело. Если не дышать. И не ходить. Страшно дергалась губа, но ей не помешало бы и это - Ифе очень боялась рассердить нового хозяина. Но когда она набрала в грудь воздуха, получился только хриплый шепот: - Не... Она кричала всё утро и голос отказывался слушаться. Горло саднило. И она всё ещё боялась посмотреть на нового господина, хотя его голос казался знакомым. А может быть именно поэтому - у Федула бывали страшные люди. >>>Дом лекаря Левия
толпа: Брошенное рабынькой проклятие ещё не успело упасть в пыль мостовой, а работорговец, позвякивая выручкой, уже потрусил через дорогу к термополию, кляняясь тяжелым кошелям и распихивая тощие. Залевк плюнул в горстку своих оборванцев, из которых с самого утра не продал ни одного, и завистливо посмотрел ему вслед: отойдешь — упустишь не только обед, но и ужин с завтраком, а там и место на рынке, эдил-то три шкуры дерёт, даром что приличной фамилии, все они... - Дорогу! Дорогу, твари! Долоооой!! - загремело голосами и копытами инсулы за три, и, подавшись как воды Тибра от слитых с Бычьего помоев, толпа плеснула к стенам, давая дорогу всадникам. Но кавалькада из десяти человек двигалась с такой скоростью, что узкие берега улицы едва вмещали стремящихся посторониться. Не вместили они и работорговца... или тощие кошельки слишком плотно сомкнули ряды, не пуская обидчика под навесы. Залевк успел увидеть только, как почтенный собрат заметался перед лошадиными мордами со своей мисочкой бобов... а потом лишь треск, вопль боли, да пронзительный бабий визг рассказали о его судьбе — толпа сомкнулась за всадниками, ни один из которых даже не обернулся на сбитого. - Убилииии... - подвывал бабий голос, не слишком, впрочем, печально. Гораздо убедительней звучали мужские: - Выблядки! Аидовы отродья!! - ...да любого так! - Молчи, тупица, это префект был, повылазило у тебя?! - Да какой префект, слепня ты тупорылый?! Трибун преториев ехал, нешто префект самолично так скакать будет? - Воды! - В рот тебе помоев! Чё орёшь как на пожаре, не видишь — кончился! Вода ему... - Да мне смыть, всю капусту мозгами загадили, сволочи, кто её купит теперь... - А ты преторианцам продай, - предложили сразу с нескольких сторон. Но грек их уже не слушал. Он пихнул своего старенького счетовода с дощечками и приказал: - Пиши: ээ..гмм.. почтеннейший Херея, да пребудет с тобой благосклонность Меркурия! Ты просил отписать тебе, когда в городе станет посвободнее и появится место на рынке...
Работорговец: Залевк был благостен с самого утра. Утро и правда выдалось на редкость: главный конкурент отправился туда, откуда даже работорговцы не возвращаются (аид это вам не пески Нубии), почтенный коллега ещё не приехал из Брундизия, эдил, морщась с перепою от дребезжащего Залевкового голоса даже не слишком много содрал за расширение торгового места, лишь бы отвязаться, а на заре, в порту, грек успел перехватить первую партию товара из взбунтовавшейся Иудеи по такой смешной цене, что сыновья, товар перегонявшие, спрашивали его по три раза и всё не верили. Залевк блаженствовал, чесал бородёнку, покрикивал на сыновей, правящих новый навес над расширенным помостом, благодушно толкал в плечо старичка-счетовода, когда тот норовил задремать над списком товара, и окликал: - Следующий. Имя, возраст, чему обучен?
Виктор: 27 августа, утро. Где-то в глубине души хотелось смеяться. Нет, на плакать, а именно смеяться. Слишком часто видел эту картину, хотя и никогда не хотел заниматься подобным делом, но видел. Правда, с другой стороны. Рим, Вечный Рим, за что же Фортуна так жестоко шутит? Под "поехать в Город и зарабатывать уже там" семья имела ввиду несколько не это... Не важно. Он сможет, он сделает. Рождённый с таким именем... Так что теперь оставалось только работать. Спокойно, хладнокровно, шаг за шагом. Купили его там с рук за пятьдесят сестерциев. Аренда транспорта или просто расходы на поддержание корабля и наём команды вместе с прочими транспортными расходами, вычесть тех, кто успел отправиться к Плутону за время пути, так как издержки нужно компенсировать, прибавить стандартную норму прибыли... Дороже пятисот маловероятно. Итак, пусть пять ауреусов. Теперь главное не быть проданным куда не надо. Для этого лучше стоять так, чтобы не казаться шибко сильным, но что здоровый должно быть заметно. Что-нибудь ещё? Ах, да, взгляд в глаза, так как иначе могут и заподозрить, что скрываю чего, но без вызова. Смотреть без вызова в торговле вообще полезно, так что проблем быть не должно... И тут его окликнули, после чего наш герой чётко, как будто глашатай на базарной площади Александрии, отрапортовал: — Виктор, двадцать четыре года. Считать умею, что в уме, что на абаке. Латынь, греческий, египетский, парфянский, имперский арамейский. Умею читать и писать на всех этих языках. Умею вести хозяйство в лавке какой. Радовало лишь одно: не в Испанию. Не на край Ойкумены, где волны Океана бьются в западные рубежи Империи, не туда, где люди делают то, что "превосходит работу титанов"*. Не в Лас-Медулас. Вик как-то ряди интереса рассчитал процент ежегодной смертности рабов там... И сейчас не был уверен, что не предпочёл бы отправке туда попытку бегства или же малодушную смерть от своих рук. *"То, что творится в Лас-Медулас, превосходит работу титанов" — Гай Плиний Секунд, он же Плиний Старший.
Работорговец: Теперь, пока не погнали толпами и не обвалились цены, их надо было сбыть поскорее. Кому война, кому мать родна, главное клювом не прощелкать, а там может ещё пару партий, можно и успеть... "Латынь, греческий, египетский, парфянский, имперский арамейский." Залевк оторвался от подсчётов и почти сочувственно глянул на товар: - Умник, значит? Хозяйство вести? Не повыбили дурь-то из тебя дорОгой? Подотри! - велел писцу, заполняющему нашейную табличку. - Эти не пиши пока. Парфянский, арамейский... да кто тебя подпустит, бунтовщик, по-вашему щебетать-то, да к хозяйству? И британскую девку тебе в пару - ключницей. Чего ж, с руками оторвут, таких-то надёжных, - хохотнул грек. - Стой да помалкивай, может в писцы кому и уйдешь... коллега. Следующий!
Виктор: А это уже было слишком. Как минимум потому, что к действительности не имело никакого отношения. При всей длительности жизни на востоке Виктор оставался подданным Вечного Города до мозга костей. — Никакой я не бунтовщик, у меня и рожа-то на еврейскую не похожа даже посреди ночь спьяну. Резать всех этих бунтовщиков надо, все кто не бунтовщик или мертвы, или сбежали... Или как я, здесь. Хвала принцепсу, он, говорят, отправил достаточно легионов чтобы развешать всех этих мятежников от Александрии до Византия. Выпалил Вик, старательно подбирай тембр голоса, чтобы он не показался ни вызовом, ни сколь-нибудь саркастичным. Аккуратность. Аккуратность превыше всего. Сейчас он должен идти по лезвию спаты над пропастью. Должен.
прислуга: 27 авг утро из дома юриста >>>>>> Связанный в долгую веревочку хвост рыжих неудобно болтался, пинаемый в толпе, норовя оторваться. Он бы и оторвался, если б Деимах не бегал за ним время от времени, как кобель - за своим. Всей цели было - сбагрить эту сороконожку... с соответствующим количеством измученных и злых глаз. "Кому они нужныыы, британики" - тоскливо думал он. У рыжй компании же, казалось, цель была противоположная: проданными не быть. Сухие губы их потрескались и будто срослись. "Покормила бы, дура, дороже б ушли," - оценил Деимах, когда доболтал партию до Залевка. Залевк копался, спрашивал чего-то, а у Деимаха не было уверенности даже в том, что эти, хоть поразрезай им наново сросшиеся рты, хоть слово скажут на латыни. Даже если знают. - Ну чо, рыжая центурия... - обратился он к угрюмой веренице, косо ухмыляясь, - кого куда пристроить, рассказывай.
Работорговец: Залевк склонил голову набок и подёргал себя за бороду, другой рукой останавливая шедшую к столику писца рабыню. - Ага... ну, неплохо. Не перестарайся только, - оценил тепло-тепло и резко переменив тон рявкнул, - особые умения есть?! Каких он только не перевидел на веку... иных хоть в артисты продавай. Он и продавал. Да больше всё на латифундии, артистов этих. Жить захочешь - не так ещё запоёшь. Только кто ж их слушает. Покупателям, поди, тоже жить охота. А эти, небось, не домашние, дичьё, только-только ярма понюхали, хоть и выбирал грек не по телам, не по зубам, не по лицам даже, а - по взглядам, а всё ж - дичьё. Старший сын, прислушивавшийся к разговору, заржал. Залевк зыркнул, затыкая неразумное дитя взглядом, и повернулся к рабу: - Ну?!
Марк Иппократ: >27 авг утро из дома Лара на Тибре>>>>>>>>> По дороге он уже настолько пришел в себя, что понимал, как паршиво его отсутствие дома со вчерашнего дня, что нет у него против Лара не только воли, но даже страха, и выглядел потому отрешенно, а звучал грустно. - Не в тебе дело, - говорил Спурию, чтоб успокоить. - Не могу просто видеть. После отца. И потому что тебя прислали. Нарочно. Объяснял, как дурак, точно в кругу своих людей. Точно Кастору. Нет. Хуже. Спендию. Словом, как близко и давно знакомому человеку. И понимал, что неправ в корне, что так нельзя, что положение его и без того слишком на слуху, чтоб давать объяснения рабу, уходящему с рук... в какие руки? Оглядевшись, встретившись с парой взглядов, он окончательно пал духом. Отдавать Спурия, которого он знал, который так честно принимал на себя гнев, возражая и кивая, чтоб обошло младшего, и к Лару... Нет. Не поворачивался язык ни оценить, ни предложить. Ну, можно было пока хотя бы заменой поинтересоваться. У того, кто переписывал, может, и был бы товар получше, но больно уж неприятен был сам купец. Взгляд притягнули рыжие. Незаметно для себя Марк забыл, какие стати выбирает, забыл, что один угрюмый дикарь в доме у Лара уже есть, но отвлечься уже не смог, когда отметил даже не глазом, чутьем скорей... человека, привычного к седлу. Он отошел, поглядывая искоса, и наткнулся ухом на "Ну?" Беглый взгляд выбрал нечто среднее между тем, что хотел бы Лар - какой-то намек на рассудок и терпение на лице, - и тем, что привлекло в рыжей фигуре. - И сколько за такого? - спросил он невнимательно, краем глаза не выпуская наездника из связки.
Спурий: >27 авг утро из дома Лара на Тибре>>>>>>>>> Марк вдался в объяснения, когда Спурий уже замкнулся. Спурий слушал это утешительное невнимательно. Смысл уже? Рыжие были страшны. -Он его зарежет. При первом удобном случае. Пожал плечами, не его это дело было. Хоть зарежут, хоть потравят, хоть задушат - какое ему теперь дело.И заткнулся. Потому что его (понятное дело) никто не спрашивал. И глупо портить отношения с торговцем. Рожу не подпортит, зато продать может такому, что лучше бы и побил. Главное чтоб не Элию.
Виктор: И вот это был тот самый момент. Момент торжества. Окончательного и бесповоротного. Не он хвастался, а спросили его. Игра стоила свеч. Главное, чтобы теперь не прогадать. И добавил капельку гордости, как будто у свободного, но именно что капельку, благо гордиться было чем. — Знаю как делать посуду из дорогого цветного стекла и украшать её золотом и серебром, а также драгоценными камнями. Проговорил уверенно, зная себе цену, не для латифундии или каменоломни. Главное чтобы поверили. Если поверят — абы куда точно не продадут. Такие стоят дорого. По оценкам Виктора с учётом разницы цен — как бы не за десять минимум. Цепкий взгляд зацепился за одно из лиц в толпе. Какое-то нереально милое и доброе, но глупым не казавшееся. В голове пробежала мысль — "Купить. Чтобы мордашкой привлекал клиентов в лавке у площади". А потом опять захотелось горько смеяться как всё вышло.
Работорговец: Глаз у Залевка было только два, но свежую связку он оценил почти что затылком, да поздно было ловить вылетевшее слово - британцы! И ведь дал же себе зарок, после вчерашнего-то, с рабынькой этой, словами не кидаться и на тебе - ляпнул! Это ж ведь и... "...сколько за такого?" а с другой стороны оно ж и... "Знаю как делать..." и подумать было некогда, того и гляди перекупят всю связку, хоть и возни с ними, а всё ж - товар! Он подёргал себя за бороду уже нервно, махнул сыну на приведшего рыжих, дитятя о тридцати годочках сообразило не сразу, но сообразило, и Залевк, изо всех сил стараясь не терять степенности, ответил сперва приценивающемуся: - Оценка товара у нас, сам видишь, но этот, на вскидку, не меньше трёх с половиной - молод, не урод, да грамотен, языков знает, а зубы! Кнут перекусит, - начал набивать по привычке, мысленно высчитывая цену рыжей связки и прикидывая врёт ли раб или навар будет вдесятеро. - Ты бабёнок погляди пока, смотри-ка, кровь с молоком, да вот хоть эти три, - махнул на переписанных, - а на эту не смотри что грудями не вышла, зато ткачиха каких поискать... а я тут уточню кое-что. Ухватил раба за лохмотья пониже плеча и потащил с улицы под крышу, в самый дальний угол лавки. Припер к стене и предупредил: - Если врёшь - тебя вернут. Вернут тебя - мне. Куда тебя дену я - там тебя даже Аид не найдет. А теперь сызнова - кто, что, как умеешь, где работал?
Авл Серторий: >>>>>> лавка (домус) Суламиты 27, август, утро ... А на рынке уже собралось народу. Авл чувствовал себя непривычно, выспаться толком не удалось, и не невесть откуда появившаяся в голове мысль "людей покупать - это тебе не фрукты-овощи возить" вертелась в голове и порядком доставала своей навязчивостью. Поэтому шел он хмуро, до последнего глядя в основном себе под ноги, наталкиваясь на кого-то и инстинктивно принимая в сторону от места столкновения. "Соберись давай - назад пути нет", - подумал как-то даже с облегчением почему-то, будто принял сейчас какое-то важное решение, которое давно хотел принять и никак не выходило. Авл поднял, наконец, взгляд: "Надо же выбирать, - подумал, подначивая самого себя, - ничего, завтра с бабами оно проще пойдет", - повеселел чуть и глянул неопределенно, издалека, на лица, которые пока казались одинаковыми. Все-таки дело-то похитрее, чем казалось. Краем уха выхватил: "...посуду... дорогого стекла...драгоценными камнями" - и направился напрямую: - И где приобрел такие знания? - к этому "знающему" и обратился. Авл оглядел всех попадавших в поле зрения, узнал лицо одного из Авдиев - было дело, к коням приценивался - и в остальных лицах от этого узнавания проступили различия, приветно кивнул, ненадолго зацепившись взглядом за того, с кем Марк пришел, и перевел его на того, кому задал вопрос. Но того уже утащили.
Марк Иппократ: посуду из дорогого цветного стекла... "ну и как ты сюда попал", - отворачиваясь опять к рыжему, подумал Марк, и, будто только и дела ему было, что до мышц, пощупал бицепс у ближайшего, а вслед торговцу бросил с той же невнимательной небрежностью: - а эти чьи? Постепенно добираясь до заинтересовавшего лица. В голове отдавалось "зарежет. при первом удобном случае", но перед глазами стояло, как махнул через изгородь Осмарак. Это уверяло: "не зарежет". Но настораживало: "Сведет". А что речь шла уже не о Ларе, Марк как-то забыл. Все, что его волновало - каково в глаза посмотрит. И не показать, что сильно заинтересован. Потому, когда увидал знакомое лицо, махнул рукой в ответ на кивок, до того еще, как вспомнил имя: - Аве! - привязалось на ум что-то вовсе несуразное, яблоки какие-то, и тут осенило: - Серторий? Давно ли стеклом интересуешься? Младший наш думал было с вами о яблоках своих договориться, а у меня на разноску еще и мальчишка есть. Толковый.
Виктор: В подобном обращении приятного было мягко говоря мало. Особенно с учётом того, что Виктор как минимум не относился к любителям телесных контактов... Особенно таких вот резких и недружелюбных. Однако ответить успел, прежде чем увели. — У нас лавка в Иудее была, доминус, пока эти грязные мятежники всех честных людей не порезали, там и делали эту посуду, и торговали ей. Ну и в торговле и языкам, и всему научиться можно. "И тому как помочь кому-нибудь шибко доброму молить Плутона принять его побыстрее" — закончил уже про себя, пока тащили в глубину лавки. — Да понял я, понял, что если брехня, то я в лучшем случае копыта отброшу, смотря на потолок тоннелей Лас Медулас. Повторяю, зовут Виктор, из города Иоппе, что в имперской провинции Иудее, порт такой. Двадцать четыре года от роду. Греки с сирийцами, если грубо. Ну и может какая прабабка согрешила когда с египтянином али легионером из Города — не знаю. Да, умею. И как сделать из стекла что угодно, хоть цветные окна в термы, хоть алебастрон какой. И в торговле понимаю... Сам знаешь что, какого охранника нанимать самому, а какого посоветовать кому, чтобы не пришёл в другой город. Сейчас. Сейчас. Всё сейчас. Раздражение, раздражение естественно. Главное — чтобы оно не породило злобы.
прислуга: - Маё! - откликнулся Деимах, оборачиваясь резко, поскольку совсем в разговоры погрузился, а тут его товар щупали, когда он не видит. Но не Залевк. Уже лучше. Залевка Деимах помнил, когда тот его самого ощупывал вот эдак, и никаких Деимах приятных воспоминаний с тех времен не вынес, даже, кажется, рожа Залевкова не изменилась. Не в том смысле, что сохранилась, а в том, что, на взгляд Деимаха, испортиться еще больше не могла. Хотя, у Залевка и сыновья были, значит, и жена тоже, так что кто-то каким-то чудом находил в нем что-то, чего Деимах не видел, как ни разглядывал. - А тебе который глянулся, - смягчился он, глядя на не-залевка.
Авл Серторий: Авл поймал каждое слово утаскиваемого, только что вперед не подался, чтоб уж не слишком очевидно, проследил, куда утащили, и повернулся к Марку с улыбкой: - Давно я интересуюсь только бабами, - и потянулся, - а вот стеклом недавно, - Авл бросил небрежный взгляд на "толкового", а сам оценивал, - "на разноску, не на разноску, а вид ладный", - и вслух произнес, - яблоки никуда не делись, так что милости просим, - беседа отвлекала от мрачности утра, и, вовлекаясь, Авл поинтересовался, - а чего ж продаешь, раз толковый? - глянул на раба еще раз: "И смазливый...тьфу! Лучше бы я и впрямь баб выбирал", - от мысли отмахнулся и продолжил, - что умеет-то вообще и сколько хочешь?
Работорговец: - Экий ты... умелый, - процедил Залевк, лохмотьев не отпуская, - дерзок только, на тыщи две моего убытку дерзок. Это кто ж тебя учил влезать и сметь рот открывать, когда свободные люди разговаривают? Что было, то сплыло, забывай хорошенько. И молись, чтоб тем, как ты рот открыл, ты цену поднял, а не снизил. Отпустил раба, стряхнул с руки прилипшие нитки, взял мел и лично вывел на свободной дощечке "Стеклодел, торговлю разумеет, языки, 24 года, Виктор" опустив такую несущественную деталь как Иудея, и трижды писал и стирал цену - рука тянулась поставить никак не меньше десяти, но проклятая провинция, которая всё равно всплывёт, взывала к разуму. Грек сплюнул в сердцах и вывел " 5, 5 тысяч". Повесил дощечку на шею рабу и напутствовал: - Улыбаться тому господину, что про стекло спросил. И рожа чтоб кроткая, как у овечки! А про охрану... видать не всё ты знаешь, раз тут оказался. И ляпнуть не вздумай! Поколебался ещё немного, стёр цифры и написал "6 тысяч". ... Сын, меж тем, пересчитав рыжих, на "маё!" вопросил: - А ты сам чей будешь? И давно пригнали их?
Виктор: — Для того и рот открыл, чтобы не сплавил меня тысячи за две мрамор добывать, а продал кому подороже и в место получше. Как ни странно, сейчас они были заодно. Оба. Парки слишком веселы, чтобы не поиграть с ним, заставляя становиться союзниками самых разных людей в высшей степени интересных ситуациях. Ладно, как пойдёт. — Да я ему и так улыбаюсь, такие знают кто им нужен и вообще... Хороший он. Хотелось сказать что-то о том, что такие предпочитают кнут только в самую последнюю очередь. Вот только желания не было. Равно как и рассказывать детали той страшной ночи. Ведь он говорил, говорил, что лучше валить заранее. Вечные боги... Так и пошёл, в глубине души обиженный до предела. Себя Виктор оценивал определённо за десять. "Ничего, больше будет радоваться будущий хозяин, что сэкономил..." — размышлял парень, собираясь идти на помост и ловя этот взгляд из толпы, стараясь послать лишь один сигнал. Бери. Бери и не прогадаешь. Такие выбирают себе, а не кому-то.
Марк Иппократ: - Погоди, - остановил то ли владельца рыжих, то ли подошедшего с вопросом Марк поднятой на уровень груди рукой, и положил эту руку на ворот интересной личности не глядя на нее вовсе. То есть, якобы, чтоб не ушла вся вереница с торговцем во главе. - У меня греки в доме из-за него, - улыбнулся Авлу едва заметно, - что Такес, что Кеней... Потому и не поубивали еще друг друга, что парень сам не дурак. На конюшню взять не могу, не та порода, чтоб в навозе валять, и не Такеса же продавать, сколько лет верой и правдой, и не Кенея, грамоте обученного. Но сам видишь - товар лицом, хоть зазывалой ставь. А так все может - хоть постелить, хоть постирать потом. Три тыщи думаю взять за него, поскольку штукам египетским не обучен, - рассказал Марк, потихоньку переводя с одного на другое рыжее лицо тот взгляд, что обычно бродит в листве за стаканом вина на досуге. - За этого тыщу отдам - дикий, учить придется, явно не говорит, и откармливать надо...
прислуга: - Сегодняшние утренние, - сказал Деимах, точно речь о булочках шла. - Дома Аппия Клавдия. И не дикие никакие, господина моего не знаешь? - с вызовом поглядел на сына Залевка, перевел взгляд на разговорчивого оценщика, и сказал уже менее дружелюбно, но все-таки не так, как этому отродью: - А с чего ты взял, что не говорит. Только что вякал понятно. Что это за такое - тысячу.
Работорговец: - Эдилу под кнутом расскажешь, - усмехнулся Залевк, - если ещё откроешь не ко времени и хозяин тебя в казённые продаст. И уже собрался вывести, как под взгляд попалась сыновья рабочая туника, хоть и заляпанная чуток побелкой, да всё ж получше рабьего тряпья. Залевк снова снял дощечку, сунул рабу тунику и махнул в сторону бочки с водой, для таких случаев и стоявшей: - Рожу умыть и переодеться, быстро! А сам тщательно приписал к шести ещё полтыщи. ... Сын Залевка не шибко довольно покосился на покупателя и пощупал, пока что, рыжих девок. Тощи были, ох тощи...
Виктор: Отвечать текущему владельцу не было никакого желания. Да и в конце концов было понятно — сейчас они заодно. Потому Вик стремглав рванул к бочке, быстро приводя себя в порядок. Зеркала к сожалению не было, но при желании вместо него сойдёт и водная гладь. Да и волосы, к счастью, позволяли быстро привести их в порядок с помощью даже относительно чистой воды. Переодеться. И оттереть тунику. При желании без таблички и за свободного бы сошёл.
Спурий: Спурий помнил и Такеса и Кенея и ничего такого вроде не было. Новый возможно хозяин был недурен собой и "интересовался только бабами". Спурий перестал понимать, зачем он ему. Но человек вроде ничего, хотя и не видно, чтоб Спурий ему понравился. Да этого никто до покупки и не показывает. И после покупки тоже.
Авл Серторий: - Что лицом, вижу, - улыбку поймал и согласился Авл, - не Такеса и не Кенея, говоришь... - и сощурился, - а этот, стало быть, грамоте не обучен? - и даже взгляд чуть в сторону отвел не то разочарованно, не то досадливо, - мне не только бы милую мордаху, - и рассмеялся, - милая морда у меня у самого есть, грамоте-то его обучать придется... - но вид у парня был и впрямь товарный, хоть сегодня за прилавок и ставь; Авл вспомнил мать, посмотрел на Марка открыто и прямо и предложил, - давай за две? А вместо третьей и с яблоками разберемся, и скидку тебе и твоим, кому надо, в лавке своей всегда дам. И знать будешь точно, что в хорошие руки отдал - уж я не обижу, а то глянь, какой тут зверинец. Мало ли, кто возьмет. А у меня и сыт, и в тепле будет, да и работенка не самая тяжелая, - с расстановкой добавил Авл, - ну как, идет?
прислуга: - Обижаешь, - сказал Деимах. - За две уходят едва не в цепях, а этот вон, в глаза посмотри.
Марк Иппократ: Марк взглянул. Сперва в одни голубые глаза, потом в другие и третьи, и сказал утробно, сдерживая смех: - мггггг. Человек под рукою вздрогнул. - Авл, - покачал головой Марк. - Учить грамоте - это посадить со свитком в сиесту. А этого - хлестать как лошадь, - он повернул к Авлу рыжую морду, мельком взглянул в нее и за это время подмигнуть успел. - Даже если не задаться вопросом, для чего мне стекло понадобится в таком количестве, чтоб скидку выторговывать, подумай, где ты такие руки найдешь, чтоб с твоим товаром без опаски оставить можно было, в сочетании с характером, которому дважды повторять не надо. Вот ты Спурия за две хочешь, а это шмыгало две хочет за британца, на которого мне придется ошейник надеть, а лаять по-прежнему за него будет молос, и охранять будет молос. Ладно. Отдам за две восемьсот, а младшего своего торговаться пришлю учится... за яблоки. Брось, ты же видишь, я назвал настоящую цену. И то две сотни скидываю. И это учитывая, что ему едва семнадцать - то есть, в силу еще войдет, не зря свой хлеб есть будет. А этот твой что, - повернулся Марк к хозяину британского хвоста, - цепи бы на себе унес, что ты ломишь как за здорового? Его ветром шатает. Полторы окончательная цена, или я пойду.
полная версия страницы