Форум » Лицо Рима » Лавка (домус) Суламиты (4) » Ответить
Лавка (домус) Суламиты (4)
Суламита: Лавка, в которой торгуют свежими и сушеными фруктами, овощами, ягодами, зеленью, двухэтажный домус, зажатый с боков двумя сомнительной крепости 4-х этажными инсулами, в первых этажах которых так же расположены лавки. С одной стороны инсула с харчевней Ксена, с другой стороны инсула с птичьей лавкой. Находится на Авентине, посередине между центром и окраинами, выходит на небольшую Яблочную площадь с общественным фонтаном, напротив через площадь - женские термы. Таберны - торговый павильон и склад. Перед торговым помещением, под полотняным навесом, установлены две скамьи для покупателей, желающих отведать фрукты и ягоды прямо на месте. Вход в дом - между складом и торговым павильоном, представляет из себя длинный коридор, ведущий в атрий. По периметру атрия - 2 спальни рабов, кухня с алтарём Лар, столовая, кабинет хозяйки и проход в небольшой открытый дворик, вроде крохотного перистиля, образованный помещениями бани, полузакрытого теплого бассейна, кладовок и туалета (вид из атрия): Посередине атрия небольшой имплювий, украшенный бронзовой статуэткой Меркурия, тут же - две скамьи и три маленьких клумбы. На втором этаже - 4 спальни членов семьи, пара каморок и солярий, устроенный на крыше бассейна. Обстановку дома можно охарактеризовать как "остатки былой роскоши". Хозяева, знавшие лучшие времена, когда-то были подключены к римскому водопроводу официально, позже - трубу перекрыли за неуплату. После пожара Суламита подключилась к воде пиратски, попустительством эдила с "мохнатой лапой". Крыша таберн является балконом комнат второго этажа.
Суламита: - Они переживааают! - возмутилась Мита на обобщение, разом забывая про все мировые фиги. - Они так переживают, что у одного того и гляди переживалка сотрётся, а у второго кулаки! Навоспитывали мы с тобой, Софья... да что ж теперь поделать, обратно уже не засунешь... На этот раз вздох заглушил бы и вздохи пришедшего в тенёчек коровьего стада. - Я сейчас к табеллиону, а ты вот что, - собралась с мыслями Суламита, - ты ему, Софья, собери из Алтерова сундука всё теплое, ну и вообще там... что не взял, осталось, перетряхни, собери. И ко мне в сундук залезь, там два плаща отцовских лежали, если моль не побила. Осень скоро. И белья, белья, Софья, проследи чтоб взял. И чтоб... ох... да и хватит с него, - замолчала, поджав губы.
София: - Они-то ладно, молодые. Я больше про тебя. Женщинам оно вообще не полезно, переживать, мало ли что. -- Проговорила София с сосредоточенным лицом, будто сама себе, разглаживая смявшуюся после сна ткань эксомиды на коленях. - Хорошо, сделаю. Кухню только гляну, и всё соберу.
Суламита: Мита невольно прижала ладонь к животу и покосилась на Софию как почтенная наседка на яшмовую бусину в куче зерна. - А кто переживает? Я переживаю? Ты переживаешь? А что мы такого не пережили, что нам тут из-за них переживать еще? Пусть переживает Левий, у него скоро кончатся лекарства и если в этом доме ещё кто-нибудь уйдёт, ему придется лечить нас тёртым мелом от всего!.. - забухтела, и добавила виновато, - массажистам твоим пока платить нечем. Вот квартирантов заведу тогда и... хотя, если по дому будет шастать ещё и толпа квартирантов, массаж уже никому не поможет, так что, Софья, вставай, а я пошла продавать то место, где предки моего мужа сажали горох, чтоб кормить им краденых сабиянок, вот знали б что оно вырастет, может и девки целы б остались.... - доворчала, поднялась, и, уже от самых дверей, обернулась, не глядя на гречанку, - и полотенец ему положи там... хоть штук десять. Поднялась к себе, прочистила льняной паклей личную печать в перстне, немного погоревала над переполовиненным сундуком, завозившись с выбором туники - чтоб построже, попредставительней, и вышла, придерживая накинутую на голову паллу так, чтоб соседкам не было видно заплаканных глаз. >>>Контора табеллиона
Авл Серторий: 27, август, утро Открыл глаза так, будто и не спал совсем - только зажмурился на мгновение и с тяжелой головой поплелся умыть лицо. Внизу услышал голоса, но когда спустился, матери уже не застал, от чего всплыло все, что понаговорилось накануне, и Авлу стало грустно. Он невольно тронул припухшую со вчера губу, напустил на себя подобие веселости и поприветствовал: - Аве, няня, - бросил Авл слышимому движению в триклинии, но заглядывать не стал, - "и так всполошил вчера, а сейчас глянет - по лицу все поймет", - прошел мимо, тяжело и сонно, и решив, что околачиваться дома - только нагнетать и без того не особо хорошую атмосферу, прямо так, не завтракая, выдвинулся за >>>рабами
Кассий: >>>27 авг утро улица от и до>>>>>> Поднимая и нюхая по одной выложенные под навесом желтые груши, Кассий смотрел на Прим и щурился. Тень от навеса до него не доставала. Прищур выходил ехидным, точно он дразнил сестру, будто, протяни она руку, и он отведет свою за спину. Будто с прилавка новую взять нельзя. - Платок, - вспомнил он вдруг. - Я сказал, куда отнести подарки, а зеленый платок, что для тебя связали лентами... Ничего. Когда доставят ларец к Клавдии, я распоряжусь, чтоб зеленый плат отнесли нам.
Залика: Перемацивание груш, похожих на выстроившиеся перед привередником в лупанаре груди, было обычным покупательским поведением, но Залику, недоубившую третье яблоко, передёрнуло. - Что угодно господину? - поинтересовалась она таким тоном, что на грушах едва не осел иней.
Летеция: >>>Улица ведущая от и до 27 авг. Прим усмехнулась в ответ - и правда, как-будто дразнил. Под навесом было чуть прохладнее, чем без него, но все же лучше в тени. На яркой, залитой солнцем площади шла бойкая торговля. Туда и обратно сновали рабы с тележками, пирожники, колбасники, торговцы сладостями, у фонтана толпились женщины с кувшинами, из терм доносились удары массажистов и завывающие голоса от выщипываний волос. Все эти звуки тонули, мешались в шелесте сверкающих струй фонтана, перебранках торговцев, болтовне горожан и радостном визге детей. - Надеюсь, не забудешь, - улыбнулась она, беря грушу с прилавка и вдыхая ее аромат. Спелый, сладкий, пахнущий летом и северными склонами Лигурии плод приятно отяжелил ладонь. Лето прошло, подумала Прим. Захотелось маминого грушевого пирога с медом, карамелизированным в жаркой печи до приятной горечи и хрустящей корочки. - Знаешь, я бы просто выпила воды или чего-нибудь освежающего, - сказала она Кассию. До представления было еще предостаточно времени и хотелось погулять, посмотреть, чем занимаются люди. - И еще, - она посмотрела на правую сандалию, – мне перешнуроваться нужно, мешает что-то. Она посмотрела на женщину за прилавком и положила грушу обратно. - У вас есть что-нибудь попить?
Кассий: - От тебя веет прохладой, - пояснил торговке Кассий, за время, пока сестра решала, чего она хочет, успевший уже и возмутиться, и... охладеть до ровной иронии, не проявленной голосом, и докопаться до кошеля, - вот я здесь и стою. Думаю, сок или взвар в лавке найдется? Постучав о прилавок монетой, он поглядел за него и так же тихо добавил: - Уступи госпоже ненадолго скамейку... и будь любезна.
Залика: Зали, и так не бывшая в восторге от мужчин, когда козлили свои, бесилась до алой пелены на глазах, почти не осознавая причину - впускаешь их туда, куда не впустила бы никого, в отличии от плоти, а они!.. Ладно Авл. Этот козлил сколько она его помнила. Но Алтер! Но Тирр! Осталось только Нубу вытворить что-нибудь эдакое, например сбежать, или пойти поплавать в Тибре ниже порта и сдохнуть от заразы! Вежливая торгово-рабская улыбка на лицо не натягивалась никак, да у Зали и не было ни малейшей причины или повода пытаться. Одна в этой проклятой лавке! Одна, безвылазно! Ироничный намёк впечатления не произвёл, равно как и монета, вызвавшая лишь раздражённый отголосок мысли "сколько там этих бесполезных денег... пятьдесят тысяч? больше?". Красивое лицо и фигуру молодой патрицианки она разглядывала отстранённо и оценочно, словно собиралась всю эту красоту покупать... как-нибудь потом, при случае, и даже взгляд, упавший в вырез столы не смягчился зрелищем. Но когда прозвучал голос - "знаешь, я бы просто...", она приподняла бровь и мягким, удерживаемым от резкости жестом пригласила в лавку. Что-то было и в этом голосе, и в этом "просто.." такое, отчего она и мужчине ответила ровно: - Сегодня могу предложить яблочный, грушевый и виноградный соки, если будет желание господ побаловать себя - могу добавить северных ягод.
Летеция: Прим благодарно кивнула и прошла. - Грушевый, - произнесла она, присев на скамью, и подобрала тунику, обнажая правую лодыжку. Прим сняла сандалию, вытряхнув мелкий, с острым углом, камешек, больно впивавшийся в нежную кожу, и, надев ее обратно, вернулась к брату.
Кассий: Кассий наблюдал и думал - жаль, что ее не видит никто, кроме спесивой торговки, да и не должен никто видеть в таких положениях, а только безупречной, ступающей на два пальца от земли, при том что даже сандалии Гермеса не были бы приличны, ибо от крыльев ткани вздымались бы. Может быть, он в самом деле чего-то не смыслил в женской красоте, если его внимание привлекала именно эта безыскусность, неяркие проявления, простые движения, непродуманные жесты, пальцы без колец... и вовсе не круглые груди. - А мне виноградного, пожалуй, - добавил он торговке, задумчиво уставясь в мостовую. Неприятно было думать, что сестра снова становится товаром. Или покупателем. И поневоле приглашение Клавдии было одной из возможностей присмотреть...
толпа: Крики не сразу перекрыли гомон толпы. Торговка лупила уворачивающегося от нее мужчину, рассыпаясь руганью. Они быстро двигались к фонтану, рассекая плотный ряд идущих людей, а за ними, цепляясь и пытаясь отбить, мешалась девочка лет шести. Лицо ее было залито слезами, с детского плеча свисала изорванная стола. Тучная женщина не жалея сил молотила по тощей загорелой спине мужичка, по его плечам, пока, прижав к фонтану, не заломила ему руки. И уж там развернулась в полную мощь… Девочка прыгала рядом, висла на ее руке, не давая ударить. Толпе требовалось некоторое время, чтобы решить, стоит ли зрелище потерянного времени или нет? Не стоит… равнодушно потекла далее по своим делам. Тетка стряхивала ребенка и снова наносила удар уже не сопротивляющемуся человеку. После очередной затрещины она оттолкнула девочку, та задела женщину, и пустой кувшин разбился на крупные черепки. Снова предприняв еще попытку, ребенок отчаянно вгрызся в руку, отлетел, ударился головой на осколки, замерев.
Залика: Пока молодая матрона переобувалась, Зали закинула в пресс груши и закрутила, раздавливая словно свои глупые надежды "обрадовалась, губу раскатала! Софья встала, будет полегче... как же!", резко поставила на прилавок стакан с соком, и потянулась уже за виноградом, но крики и брань на шумной, но спокойной обычно площади, оттянули внимание от корзины. В любой другой день Залика смотрела бы на свару не дольше, чем нужно чтоб понять, что лавке ничего не угрожает. Но сегодня её терпение лопнуло, как струна в арфе бродячих музыкантов, которую трепали много лет, и вот задели особенно неосторожно. И, когда отлетела наземь девочка, в Залике что-то оборвалось со звенящим "Тея!"... и прежде, чем она осознала хоть что-то, она уже летела, взбеленившаяся, раздвигая зевак кулаками, с зажатым в руке полотенцем с прилавка, а, подскочив к ребёнку, едва присев над ней и увидя кровь, зашипела оскалено, как помойная тощая кошка, способная отогнать от котёнка и волка, и медведя, если понадобится: - Отошшшли все! Видимо, выражение её лица действительно было страшно - вязкая толпа сделала назад целый шаг.
Левий: >>>> Дом лекаря Левия Кажется, Левий пришел как нельзя вовремя. Издалека было видно, с какой злостью женщина колотила мужчину, страдал же как всегда ребенок, и, похоже, еще и Залика, дикой кошкой вылетевшая из лавки. Он попытался оценить ситуацию: толпа-то отошла, да ненадолго, сейчас почтенные и не очень придут в себя, и тогда Залике не поздоровится, учитывая ее положение. Левий прибавил шагу и, расталкивая зевак, пробился к фонтану и рявкнул натренированным на больных голосом: - Женщина! Уймись немедленно! - и, наклонившись к Залике, прошептал. - Теперь я сам, девочка, иди в лавку. Только я тебя починил.
Летеция: Прим лишь спустя пару секунд отыскала взглядом источник шума и застыв на месте, смотрела на это действо практически безучастно, пытаясь определить, кто же виноват и что происходит. А затем, безмолвно хватанула воздуха, сжала пальцами край тоги брата, дернулась назад, наблюдая, как под головой девочки расплывается алое пятно. Инстинктивно рванулась к ребенку…
Кассий: Кассий, глядя на все происходящее, только и успел что коротко вдохнуть, когда спесивая торговка уже шипела на толпу. Шатнуло: Прим, кажется, раздумывала, сможет ли она не упасть в обморок без чужой помощи. Придержав сестру за локоть, когда той вздумалось найти в себе силы и повторить непроизвольный порыв торговки, Кассий прислонил ее к прилавку и молчаливым повтором громогласного приказа уняться дал в руки стакан с соком. Пошел на толпу решительно, отодвигая любопытных от нового в этом представлении действующего лица, голос которого поначалу приписал избитому, и от чуть сдвинутых бровей веяло ясным желанием раздать всем всё причитающееся, а неуловимо поджатые губы свидетельствовали, что желание это сдержано серьезным, хотя и привычным усилием. От вопроса распустившей руки женщине, кем ей приходится сей муж, которого защищал ребенок, толпа попятилась, справедливо ощущая вмешательство власти. Побитый молчал, а пока женщина соображала, округлив глаза, кидаться ей винить или спасать, Кассий разгладил лоб и голос, и попросил негромко резвую египтянку: - Виноградный, будь добра... Здесь уже, я вижу, лекарь.
Залика: Он умел. Это Зали запомнила с детства - этот повелительный голос, велящий ей не отбиваться от примочек, уксуса и горьких настоев. Она скупо кивнула Левию, пытаясь унять клокочущую ярость, невесть откуда взявшуюся - кто ей этот ребёнок, очередной, уличный, избитый как сотни до и сотни после?.. Подложила девочке под голову полотенце, отмахнув прежде с мостовой черепки, и поднялась, глядя в толпу с кривой ухмылкой, обещающей чуму и пожар. Ей почти хотелось, чтоб кто-нибудь полез на рожон, чтоб вколотить в него эту ярость по самое... но уже гаркнул лекарь, подходил патриций, и она нехотя отошла к прилавку, бросив, проходя сквозь толпу, отчётливое: - Свиньи.
Левий: Он мог что-то одно: либо выяснять мотивы женщины, либо останавливать кровь - и властный голос патриция был сейчас очень кстати. Левий снизу вверх из пыли и осколков бросил взгляд на него, узнавая, кивнул и занялся девочкой. Бегло осмотрев голову, он положил ее себе на колени, раскрыл неизменный кошель, достал склянку со слабым уксусом и бинт. Из рассечения текло, как всегда бывает с головой, текло бы сильнее, если бы в коже глубоко не застрял осколок кувшина, маленький треугольный черепок. Левий поддел его щипцами, вынул и тут же промыл зазиявшую ранку из склянки, заложил корпией, замотал. Девочка тяжело дышала и все никак не могла прийти в себя. Левий бережно приподнял ее на руках, покачивая из стороны в сторону, коленом пододвинул полотенце так, чтобы прикрыть лужицу крови, смочившую камень; позвал своим обычным голосом патриция: - Клариссим, я бы хотел перенести девочку под навес, в лавку, пока ты беседуешь с этими, - он взглядом указал на притихших драчунов. - И пусть толпа разойдется. И пошел к табернам, не дожидаясь ответа.
Летеция: Первое потрясение прошло, и Прим отпила сок. Она смотрела, как брат шагает в толпу, как лекарь склонился над ребенком, а женщина, так стремительно выскочившая из лавки, вернулась. Удивительное зрелище – реакция людей на что-то неожиданное. Кто-то суетится чуть ли не в центре происходящего, кто-то застывает на месте и смотрит не двигаясь, матери закрывают лица детям, прижимая сильнее, а есть те, кто, разрезая толпу словно нож масло, выполняет свои обязанности. Неважно, по призванию или по службе. И в хаосе человеческих реакций, выстраивается четкая слаженность действий. Люди словно вспоминают, что они люди. И от этого становилось спокойней. Сок приятно освежал, и Прим ничего больше не оставалось, кроме как ждать.
Кассий: - Лучше в термы, - посоветовал Кассий из тех соображений, что там же и вода, но голосистая женщина, обретшая, наконец, почву под ногами после вопроса, заглушала все. Кассий узнал об этой семье больше, чем хотел, потому что в результате обвинений мужа в бесконечных изменах выяснялось, что ребенок вообще не ее, но свободнорожденный, а она в упор не хочет видеть своей вины в том, что довоспитывала падчерицу до кровавой лужи на мостовой. Кассий пытался добиться у забитого гуляки, кто же мать девочки, жена, перебивая, вопила, что она лупа подзаборная, чему нельзя было верить в силу страсти, и кончилось тем, что Кассий закрыл ей рот именем эдила и угрозой упечь под стражу, да и то лишь после того как повысил голос. Короткий миг тишины дал ему возможность оглядеть толпу и резко приказать разойтись. С одной стороны, дело было дрянь, с другой - семейное, в которое соваться со стороны да еще и из другого района было слишком неоднозначно, оставалось только фигурально дать мужу в руки палку и разре... нет, приказать одному - не щадить, а другой - стерпеть, если она не хочет подставить свою бедовую голову под руку более твердую... Он намеренно не сказал конкретнее, чтоб не выяснилось, что у женщины этой нет отца и не искать управы у местного эдила вместо того чтоб довести сестру, наконец, до театра. Толпа меж тем разойтись не спешила, когда тут театр продолжился непосредственно перед глазами: мужик, ободренный присутствием власти, палку нашел мгновенно. Кассия внутренне передернуло. И вместо того, чтоб сказать: "не здесь, ступайте для экзекуции домой и не смущайте граждан", глухо прибавил: - Если ты после этого не вспомнишь, что ты мужчина, тебе и в самом деле ребенок был дан богами по ошибке. Разойтись, я сказал, - резко рыкнул он на зрителей, но, уходя к сестре, не чувствовал ни ярости, звучащей в голосе, ни злости. Он оставил на прилавке монету много крупней должного за стакан сока и сказал: - Пойдем, Прим. Напьюсь в другом месте.
Залика: - Сюда заноси, Левий, к умывальнику на скамью, - смахнула под прилавок вышивание Зали и, не слыша больше ни воплей, ни причитаний, ни гомона толпы, надавила второй стакан. Слух, годами привыкавший к улице, снова закрылся, словно глаз амфибии прозрачным веком, не пропуская лишнего, а взглядом она толпу больше не удостоила. Только подошедшему патрицию, принимая монету, пододвинула, глядя в лицо без выражения: - Виноградный.
Летеция: «Что его так впечатлило?», удивилась Прим. «Неужели всё верит в людей?», она поставила стакан на прилавок, и взглянула на египтянку. Разгладившиеся от эмоций лицо женщины, ей было понятней. Прим посмотрела сквозь толпу, на тучность женщины, на воодушевившегося забитого и подумала, да не жертва он. Вон, на лавочке - жертва, та, чье будущее так и осталось в кровавой луже на булыжниках, прикрытым лекарем. А этот… она искренне надеясь, что сей блудник все-таки применит палку. И тогда дома, ему сторицей вернется, и не будет рядом доброго эдила для его защиты. Весовые категории таковы, что аукнется ему эта палка. Что касается ребенка, она вспомнила реакцию торговки, после такого не бросают, хотя бы не выпускают из поля зрения на какое-то время. На лице Прим непроизвольно дернулись уголки рта, и она ступила за Кассием, взяла за руку желая смягчить, улыбнулась. - Боги запоминают хорошие дела, – слегка толкнула его. – В учетные таблички записывают…
Кассий: Нет, ему здесь пить уже не хотелось, и стакан стукнул о прилавок уже в пустой след, даже если этот след еще не виден под отрывающейся от земли подошвой, и торговка успела соблюсти приличия, потому что профиль - это все еще лицо, но успела поздно: если любезность нужно выбивать кровью, то хорошо бы вообще никогда не видеть такой любезности. >>>>>>>Театр Помпея >>>>>>>>>>>>
Летеция: Смотреть на наказание не хотелось. И так достаточно было. Чувствуя смутную вину, за неровное настроение брата, Прим последовала за ним, больше не оборачиваясь, не глядя... каждому свое. >>>>> Театр Помпея >>>
Левий: Патриций прогнал толпу, а вместе с ней и нерадивых родителей. Левий оглянулся и сказал больше в воздух, чем Залике: - Ну нет, еще одну я не потяну, - и положил ребенка на лавочку, сунул ей под голову свой кошель, все же выше будет, затем смочил нагревшуюся от жары и напряжения ладонь в чуть теплой воде умывальника и провел по лбу ребенка. - Эй, малышка... Эй? Она дышала неровно, но глубоко, показалось, что из бессознательного состояния она переходит в сон. Левий осторожно похлопал ее по щекам еще мокрой ладонью. - Очнись, ребенок, - и девочка открыла глаза. Зрачки сузились от солнца и сразу же расширились от ужаса, она дернулась, но, ослабевая от удара, застыла на боку. - Умница, тише... Как тебя зовут?
Залика: - Такое ощущение, что все беды этого мира происходят в нашей лавке и около... как это по-еврейски... - глухо отозвалась Зали, провожая задумчивым взглядом патрицианку, оставившую впечатление ежевичного куста, на котором одни ягоды потемнели до сладости, другие салатово светлеют, третьи только наливаются, рзметавшегося по склону, цепкого, колючего, и безыскусно зеленеющего одновременно. - Надеюсь они не поубивают друг друга, мы тоже ещё одну не потянем, - констатировала резко, и склонилась над девочкой со свежеоплаченным виноградным соком. - Пей.
Левий: Он бы мог возразить, что далеко не все, но потускневший голос Залики говорил намного больше, чем слова. - Не должны, если патриций им не велел, - малышка слабо протянула руку, и Левий придержал стакан и ее голову, давая напиться. - Не спеши, все хорошо. Пей медленно... Не хотелось бы, чтоб они проломили друг другу черепа, иначе мне придется изобретать микстуру от смерти. А это утомительно. Девочка махнула головой, несколько капель сорвались с края стакана, упали на запачканную пылью и кровью тунику. Левий поспешно сунул стакан в руки Залике и погладил маленькую по спине.
Суламита: >>>Контора табеллиона В любом римском районе истина - это событие, подтверждённое двумя соседками. А то, что Гай и Гайя из птичьей инсулы живут в любви, бурной и непрекращающейся, даже в подтверждении не нуждалось, достаточно было иметь несчастье проживать под их окнами. Мита, всегда считавшая, что отчитывать имеет смысл только тех, за кого искренне беспокоишься, прошла мимо активно любящих друг друга посреди площади супругов почти молча, не считать же, в самом деле, общением констатацию: - Шли бы домой, пока у тебя, Туллий Акаст, хоть одна палка нашлась для жены. А в лавке покачала головой над обнаруженным ребёнком: - А ведь я, Левий, говорила этой дуре, чтоб к тебе шла, а от тебя к Весте, может и получился бы у них свой ребёночек... Но такие люди предпочтут гордо доломать себе жизнь, чем послушать чужого дельного совета, как будто там есть что доламывать, Левий, кроме той плаки... Аве, - спохватилась, услышав за спиной недовольное сопение притомившегося под грузом денег охранника. - Зали, как они доорут, возвращай им ребёнка, из меня такая торговка маленькими девочками, как из них родители. Левий, проходи в дом, если я, по жаре, не перепутала город, то в Риме представления принято заедать, а ты уж насмотрелся.
Залика: "и получился бы у них свой ребёночек... " Обычно Залика обращала на такие истории не больше внимания, чем на любую другую сплетню. Всё было как было, сложилось давно и собственное бесплодие она не ощущала ни потерей, ни приобретением, и не думала о нём вообще. Но сегодня, когда любое прикосновение мира звучало железом по стеклу, над этой девочкой, чьего имени она не знала, Зали дернулась всем телом как от пощёчины и мысль "а если Тея жила как я и тоже бесплодна?", ухнув в висок, отдалась во всём теле почти физической болью. Зали тряхнула головой и ненадолго приложила к почти зажившему виску прохладный стакан, повторяя про себя как заклинание "она найдется. и родит много детей. свободных и счастливых детей".
Левий: - Аве, Мита, - заслышав знакомый голос, он невольно провел пальцами по заморской ткани, будто пытаясь на ощупь через сверток определить, не забрызгана ли она кровью, не припорошена ли дорожной пылью. - Если бы все слушали дельных советов, представляешь, какой невыносимый мир и покой разлился бы над этой долиной? Ни хруста сломанных жизней, ни хруста сломанный костей, ужасно скучно. Левий досадливо махнул рукой и, прежде чем пройти в дом, с сомнением посмотрел на испуганную малышку: - А не будет ли это считаться постыдным побегом от римской действительности в уютный сырный пирог?
Суламита: - Левий, ты как всегда прав. Я только что продала целый мавзолей и уже скучаю! И поскучала бы ещё, если бы мне кто-нибудь дал. Прихватила смокву и ушла в дом, не сомневаясь, что рано или поздно даже бог откладывает в сторону людские горести, чтобы хорошенько покушать. И, отпустив сгрузившего деньги на атриумный семейный ларец носильщика, крикнула рабыне несмотря на отсутствие сыновей: - Амизи!!! Накрывай-ка второй завтрак. Я начинаю приходить к выводу, что если кого-то надо слишком долго ждать, то ждать его не стоит.
Левий: И действительно, у него это тоже второй завтрак. Левий неловко переступил с ноги на ногу, соображая, что пришел к завтраку не в самый подходящий дом, где старшие мужчины более или менее удачно и всегда безвозвратно пересекали море, а младшие просто были младшими. Но отступать было поздно, да и не очень хотелось, поэтому он пошел следом за Митой и, улучив момент, высвободил сверток с хлопком из-за пазухи: - Не мавзолей, конечно, да и скуку не разгонит, но по крайней мере в него можно завернуться по макушку и приходить к должникам да соседям.
Залика: Опомнившийся папашка замаячил в конце внезапно образовавшейся очереди и Залика, между делом, помогла ребёнку подняться навстречу, напутствовав: - Если уж угораздило родиться девочкой, учись даже тени не отбрасывать. Или отращивай такие зубы, чтоб ты их только показала, а все уже всё поняли. А лучше и то, и другое.
Суламита: Суламита взяла машинально, по непререкаемому принципу "дают - бери, бьют - беги", но как только уголок грубого льна, соскользнув, обнажил содержимое, расширила глаза: - Что это, Левий? Если я пойду в таком к должникам, мне скажут что у меня и так много и не отдадут, а если пойду к соседям, они выстроятся очередью, чтоб занять! - и замерла с отрезом в руках. - Должники! Благословен твой гений, уж не знаю что ты ему жертвуешь!.. Были же какие-то должники! У Алтера, да и Тирр, добрая душа, кому-то занимал, пока я отвернулась на минуточку... Ой, прости, Левий, ты садись, садись, - махнула на атриумную скамью, - пока она там возится, в ногах правды нет, на скамье тоже, но там хоть удобнее... - выдохнула, и объяснила суету, - я тут среднего отделила. Неожиданно.
Левий: - Тогда не знаю, в этом городе и правда кроме должников и соседей и пойти не к кому. Разве что сшей себе плащ для верховой езды, кони уж точно ни в чем тебя не упрекнут. Левий по взмаху руки присел на скамью и почувствовал, что успел за это короткое утро устать: - Наверное, ноги жертвую и спину... Мне надо больше двигаться, ходить, бегать, - заметил он, не рассчитывая, что Суламита услышит. Тем более, когда семья ее таяла на глазах. - Авла отделила? Он должен был привести домой целую отару невест, чтобы можно было его так просто выгнать. И я не вижу следов ногтей на дверных косяках.
Суламита: Притормозив локтем пробегающую в кладовку Амизи, Суламита отдала ей так и не надкушенный плод, нервно помяла в ладонях подаренный хлопок и, решившись, положила его на сундук. - Мужчины так давно не дарили мне подарков, Левий, что я уже не помню положено ли после этого краснеть... - проговорила задумчиво, и обошлась простым, - спасибо. Двигаться надо всем. У меня давно такое ощущение, что если я остановлюсь больше чем на пару мгновений, я уже никогда никуда не пойду. И вопреки сказанному основательно уселась рядом с лекарем на скамью. - Отара... если бы он пригнал отару, я бы отбраковала паршивых овец и уж как-нибудь женила бы. Но он купил лавку-домус! Лавку, Левий, чтоб торговать стеклом как отец! Если бы он купил и корабль, я бы уже кинулась в Тибр, а так я пока думаю что вода холодная.
Левий: - Мы уже вышли из возраста, когда положено краснеть, так что ты можешь краснеть, не чувствуя себя обязанной, - успокоил Миту Левий. - Жаль, что не смог принести больше. Подвинуться он не успел, а теперь это было бы невежливо, да и не хотелось: пусть в Риме и стояла с самого утра душная жара, все же человеческое тепло - тепло иного рода. Идти куда-либо вообще расхотелось, двигаться, думать, даже дышать было чересчур утомительно, и если бы не Ифе, оставшаяся наедине с главным поставщиком ремней в Риме, он вообще никуда бы не уходил. А так нужно узнать наверняка, может ли он еще шевелиться, и Левий не придумал способа лучше, как поболтать рукой в имплювии. - Из авловой отары ты бы и шерсти не настригла, куда там жениться... Погоди, лавку? - переспросил он, от неожиданности с тихим плеском выливая воду из горсти обратно. - Торговать стеклом? Мне нужно знать, где находится его домус, на случай, если он порежется осколками. А в Тибр тебе лучше не соваться, даже если он купит весь греческий торговый флот. Здесь, - отряхиваясь, Левий кивнул на имплювий, - вода намного теплее.
Суламита: Выслушав совет не соваться в Тибр, Мита протяжно вздохнула и покраснела самую малость - по Тибру она уже, и правда, наплавалась. - Лавку, лавку. Волузия Эротика, ушедшего на покой. Можно даже вывеску не менять "лавка Эротика" - самое ему название. Я выгнала его, Левий. Выгнала пока не найдет приличную невесту. Но мне отчего-то кажется, что проще нарожать новых, чем женить этого. Она измерила взглядом глубину имплювия и попыталась поуговаривать себя что "все живы и слава богам", но получалось плохо.
Левий: Левий проследил за ее взглядом и вздохнул. - Ты можешь попытаться, но я вытащил очень много утопленников. Каждому потом было стыдно, а те, кому не было стыдно, синели и раздувались. Здесь уже никакой свадьбой дела не поправить, - сложно советовать матери троих мужчин, когда у самого больше нет и намека на семью, а в голове одна только забота - где достать на всех макового отвара да слабительного. - Не знаю, Мита, новых тоже придется женить, а кто знает, что случится через двадцать лет? Может, на Рим прольется дождь из жаб, по колоннам станут виться лианы, а новым императором провозгласят барсука... Нарисованная картинка встала перед глазами, и Левий поспешил от нее избавиться: - В чем-то я могу понять Авла - сложно найти в жены девушку, которая будет заботиться о нем, как ты, но при этом не заведет в доме ни сковороды, ни веника.
Суламита: - Ну, положим, без сковороды в доме заботиться о мужчине сложновато. Веник тоже вещь полезная, - убеждённо отозвалась Суламита. - Да и любой барсук был бы лучше чем то, что имеем на наши головы... а вот дождь лучше из лягушек, их хоть кушать можно, - вдохнула так протяжно, что едва не загасила лампадку в ларарии, у дальней стены. Но гостеприимство взяло верх над ворохом забот и Мита махнула рукой. - Да что мы всё обо мне да обо мне? Вот хотя бы о лягушках - как там твоя свежекупленная девчонка? Поднялась, справляется? Можешь её в свободный час ко мне отправлять, уж готовить-то поучу.
полная версия страницы