Форум » Лицо Рима » Лавка стекла (домус Авла Сертория) » Ответить

Лавка стекла (домус Авла Сертория)

Суламита: Лавка дорогого стекла торговца Авла Сертория, расположена в центре Рима. Двухэтажный домус за табернами стар, но крепок и отреставрирован после пожара. Водопровод, канализация, сада нет - большой перистиль, деревья в котором только начинают расти.

Ответов - 77, стр: 1 2 All

Спурий: Предложили выбрать. Это приятно, конечно, но не ко времени. Стыдно было совсем хорошее брать, когда он так ослабел, что новому хозяину в любой момент может подуматься "а не сдать ли его куда". Или еще похуже. Чем кормить. А тут вот еще одежду предлагают, надо же. Он выбрал из тех, что попроще и подобротнее, чтоб служила долго. Мало ли, может, больше и не предложат. И по росту, чтобы второй, который выше, не претендовал. - Спасибо тебе, добрая женщина. И хозяевам нашим. Сильно красивое и не хотелось носить, может, и не соврал хозяин насчет работы. Переодеваться почему-то перед ней было стыдно, хотя и старая она уже. Вроде бы. Тем более, что она там не видела, если подумать. И что он не показывал. А вот ведь. - Что еще принести? Покупательницей занимаются уже, спугну, если тоже выйду.

София: - То хозяйской матери спасибо. Младший сын, брат хозяина, Тирр, тоже не злой, ты фамилии держись, коль купленный, и всё у нас будет по людски-то... - задумчиво кинула взгляд на взявшего кусок ровно по рту, да и отвернулась на шаги, до слов ещё услышав "мама, есть ли у нас..? Поранилась..." - Ах ты ж..! боги! Спурий, тряпица есть у тебя в пекулии? Не запаслась, дура старая, хозяйское рвать не с руки... ох да как же так... сразу-то... Или вот хоть от старой туники подол?! Побили что? И не до чужих стеснений стало, и не до приличий, какие они никакие средь рабов, ничего уже кроме дочкиной руки не видела, только стекло дорогущее перебитое на краю мысли мерещилось.

Ларония: >>>Яблочная площадь С виду лавка была обычная, неприметная. Обшарпанные стены, требующие покраски, стекло в корзинах, заботливо никем не распакованное. И она прошла бы мимо, если бы не фраза долетевшая до ушей Ларонии, как свежий бриз прохладного ночного ветерка. «…ты расскажешь как недорого стоят у нас изделия из стекла». А почему бы и нет. Бусы из стекла - не ваза. Они не могут дорого стоить. Ну, не в пример дешевле жемчугов и золота. Это рассуждение настолько поразило ее, что Ларония поймала глазами хитроватый взгляд покупательницы, по рукам грубым, крепко душившим горлышко не слишком красивой вазы переметнулась взором на сказавшего волшебную фразу и шагнула к нему. - Дешево? Насколько? – она склонила голову набок, сощурилась, разглядывая продавца. - Я владелица таберны. Если товар действительно не дорогой, расскажу всем. Покажи!


Алкиона: Кивнула растерянно, глядя, как ладонь потихоньку наполняется кровью. - В самом низу маленькая ваза раскололась, - ответила тихо. – Может быть, ее еще можно как-то восстановить? Осколки большие. Просто у одного край острый очень, да и я зазевалась, дуреха, - неуверенно оглянулась через плечо на дверь, за которой смолкли голоса. – Уже почти все расставила. Не должно было больше ничего побиться. Досадно в первый день быть такой неловкой. Сейчас же мыть все нужно будет, а тут ранка на руке… «Ладно, главное, чтобы кровь остановилась», - Алкиона кивнула своим мыслям и перевела взгляд на юношу. - Ну что? Найдется у тебя тряпица? Перевяжешь мне руку? Пожалуйста…

Спурий: Тряпиц было хоть отбавляй. -Тихо ты, не шебурши, сейчас. Только промыть сначала надо, может крошка какая попалась. Он потянул из узелка вполне себе чистый кусок ткани и оторвал от него полосу. - Давай свою руку, пойдём к воде. Прижми вот и наверх держи чтоб хозяйское не заляпать. Странно было что эти вроде нормально относятся, даже говорят держаться вместе и все такое, в прочих домах по-другому было обычно, вот и он сейчас пытался по-другому, по-людски. - Где здесь, на кухне?

София: - Где ж и быть воде, как не там. Только если водопровода нет и не натаскано... первые мы тут. Ох, детка, да сколько его перебили, стекла того, после того как отца потеряли... и у рабов руки тряслись, и у мальчиков... - вздохнула Софья, - куда ж в таком деле без боя. Дочь утешить хотелось не меньше, чем надеяться, что Авл простит, попервой-то. Не смотря на характер. Да и было ей что ему напомнить. И по дороге в кухню, Софья и вспоминала, вслух, чтоб собственную тревогу отвлечь: - Сертории стеклом-то давно занимались, богатое было дело, полгорода, почитай, имя помнило. Честное имя, надежное. А как корабль с господином и товаром потоп, всё разваливаться начало. Авлуше теперь дело отцовское с начала начинать. Но водопровод оказался, хоть и в таком состоянии, что София долго тянула и дёргала приросший кран, пока руки не задрожали и не сдалась совсем: - Да что б тебя. Волами не сдвинешь! На руки злилась. Старые, бессильные - что они могут, если и кран не отвернули?

Авл Серторий: - Дай-ка помогу, - мягко отодвинул няню за плечо; о чем они там говорили, он расслышать не успел, но поймал "...Авлуше теперь дело отцовское с начала начинать". - Сильно поранилась? Тряпка есть? Потерпи, - Авл провернул, не глядя, и пока кран прочищал горло, отфыркивался и отплевывался, глянул на кровавую ладонь, - эк ты наткнулась... Ладонь было жаль, красивая, раниться не привыкшая. Кран запел: - Иди сюда, дай руку, - и вложил в голос что-то...вежливое, потому как нежности - это по их, женской части, да и лучше матери дочь не успокоить, - вот тот край промыть надо, - и протянул синеглазке ладонь. "Не забыть бы к родне явиться за этим всем, - Авл пригляделся к Спурию, - а ничего вроде, ожил раб, помогает". - Еще чистой ткани найдешь? - обратился к Спурию напрямую, - перевязать надо будет.

Алкиона: В голубых глазах парнишки словно родного признала. Брата. Алкиона тепло улыбнулась только взглядом, кротко протягивая разрезанную ладонь в ответ на важное бурчание. Как, наверное, здорово иметь брата! И тут же осеклась, услышав шаги Авла. Странно, ведь именно его, а не синеглазого раба, мать представила как названного. И только теперь Алкиона почувствовала, что в этом качестве принимать его не хотелось. Ладонь перешла из одних мужских рук в другие. Она вздрогнула, но не от того, как больно струя воды ударила по рассеченной плоти, а, наоборот от осторожного прикосновения пальцев. - Там только одна ваза раскололась, - голос от волнения тоже будто бы треснул. Алкиона кашлянула и взглянула в лицо матери, рассказывая дальше ей. – Почти пополам. Крупные осколки. Может быть…можно как-то скрепить их? В том доме, где я жила раньше, есть один дедушка, который умеет чинить, кажется, всё на свете.

София: - Ах ты ж..! - вздрогнула Софья, - и кто тебя так тихо ходить научил, не я, не мать, крадешься как Залика! Эка невидаль - царапина! А в лавке кто ж? Этот один... Виктор? Без охраны да без пригляду... мало побили, так перекрадут ещё... Не понравилось ей как Авл дочерину руку взял, ещё больше не понравилось, чем, то, что слоняются все по дому беспутно, бестолку, друг за дружкой. Как ни крути, а рабу - рабье, и думать нечего, и руки подальше держать. - Сильный-сильный, открыл да и иди, под хозяйским глазом оно вернее. А мы тут сами уж, - нагнала из кухни как, бывало, в детстве. - Спурий, а ты б кубикулу хозяйскую подмёл, да атрий, да лампы проверил бы, так мы до ночи не управимся...

Виктор: Звуки из глубины дома сильно печалили. Впрочем, стекло штука хрупкая. Вик тем временем взял стилос и начал быстро выводить: 1. Абак — имеется. 2. Перчатки плотные — купить несколько штук на случай осколков. 3. Минимум средств — двести сорок сестерцев в месяц. Имеется — восемьдесят. А соотношение затрат и полученных денег он будет расписывать на свитке, как положено. Хозяину ещё потом документы подавать, чтобы признали трибуном эрарием. Именно поэтому как-то не успел сориентироваться и поднять глаза на ещё одну покупательницу в тот момент, когда она ещё только входила. Пришлось выкручиваться на ходу. — Конечно же, у нас самые недорогие бусы и ожерелья. Например вот это, десять прекрасных бусин всего лишь за тридцать сестерциев! Покупательница показалась какой-то излишне бойкой. Возможно, готовится торговаться. Если уж по правде, то бусы стоили вдвое дешевле, но ведь нужно же оставлять зазор, чтобы в конечном итоге выгадать сестерций-другой.

Ларония: - Э-эээ, дорогой, - потянула тягуче с придыханием. Теперь понятно с чего обшарпанные стены . Цена за стекляшки-то, как за жемчуг! Подступила, скользя глазами по ногам, рукам, пространству взгляда расчетливого продавца. Такому предложи, все что есть - заберет, и спасибо не скажет. Как оголодавший, никому не поможет. А если поможет, то потом сдерет втридорого, как будто сам родил. - Показывай, что у тебя есть. Мне красивые над. Чтобы с нут, вот такие. Не меньше.

Виктор: Да, торговаться с ним определённо собирались. Только вот почему-то в его голову начало постепенно закрадываться подозрение, что ничего она и не купит. Если каких-то тридцать сестерциев жалко. — Размером с нут... Вот есть несколько. Восемь ассов штука. И достал одну из коробок, где они лежали. Важно говорить "восемь ассов", а не "два сестерция", важно говорить "девяносто восемь сестерциев", а не "ауреус"... Всё равно деньги. — Одна бусина, скорее чёрного цвета с белым рисунком, оттеняющая кожу и волосы будет прекрасно смотреться на шее. И комплимент. Главное — не слишком откровенный. Могут счесть излишне неискренним. А работать всё равно надо, два сестерция тоже деньги.

Ларония: Лоток размером в две ладони с ссыпанными безделушками. Мелкие с зернышко. Покрупнее с горошек. Крупные с нут. Прозрачно белые, тускло оранжевые, глубоко синие, с пупырышками, с рисунками, слоистые зеленоватые, словно тина под тенью. Какое-то время оторваться от этого не хотелось. Хотелось смотреть, трогать, перекатывать пальцами, ощущая шероховатости. Горячий ветер лизнул в шею, шепча о жаре при котором рождалось подобное богатство. Она слушала продавца, не отрывая взгляда. Не настоящие, но какие красивые. Ветер снова пахнул создавая подобие движения, змеей протекая меж ними. - Ты совсем не умеешь продавать, - рассмеялась она, подняв взгляд на раба. - Смотри. Она отошла в сторонку и встала у стены на манер лупы, продолжая глядеть на продающего. - Купишь меня? Хочешь на одну стражу, или, если есть деньги на ночь? Я вижу, ты раб, но не беден же?

Виктор: Понимание того, что в этот раз он ничего не продаст усилилось, став из "возможно" абсолютно точным. Если кто-то не понимает цены золота, рубинов, косской ткани или шёлка из Сереса — ничего из роскоши он не купит. Максимум — зальёт кому в глотку расплавленное золото. — Циновки по другому адресу, гражданка. Прозвучало со всем тем презрением, которое мог выдать вчерашний почти латин по гражданству, собирающийся любой ценой стать вольноотпущенником в Городе, вспомнив все манеры редких эквитов, захаживавших к ним в лавки и ведших с семьёй дела.

Ларония: Рассмеялась. В голос. Наверное, до обидного. Оттолкнулась от стены и приблизилась к прилавку, рассматривая обиженного. Некоторое время молча, нарочито нагло сунув пальцы в россыпь, перебирая, поглаживая. Словно собралась каждую из бусин подержать, и хорошенько подержать. Потягивая знойный воздух, как запах выпечки, порой плывущей над городом, обещающий горожанам хлебный и сытый день. Только обещающий. - Видишь, - она посмотрела на раба. - Ты не хочешь, чтобы тебе что-то продавали. Ты хочешь КУПИТЬ, сам. Сделать свой выбор сам. Зачем тебе кто-то делающий его за тебя? Как зовут тебя? "Покажи лучшее, что у тебя есть и дай мне выбрать", хотелось добавить, но пацан и так огрызнулся. Выглядел забатраченным настолько, что хотелось бросить все и отойти от прилавка. Столько строгости, как будто благородный. "У кого нет выбора, тот не может его дать другим", мысль промелькнула и исчезла. "Че-че! Бусы нужно выбрать!".

Виктор: Есть такая категория женщин, которые ходят по магазинам не для того, чтобы купить, а для того чтобы потрогать. Потому что денег нет. В смысле, совсем нет. Не сегодня или в этом месяце, а вообще на тот товар, что выставлен. Кажется, сейчас перед ним был именно тот случай. Или украсть хочет? Вик внимательно проследил за пальцами — вроде ни одной бусинки не утащила. Впрочем, расслабится он только когда эта работница циновки покинет лавку. — Сестерциев-то с собой сколько? Вопрос переводил обсуждение ни о чём в практическую плоскость. Не важно как его звать. Да и покупать стекляшки Виктору очевидно не требовалось. Насмотрелся. Во всех вариантах и расцветках, от расплава до готовых изделий. Секунд пять он всерьёз обдумывал предложенное. Разумеется, пообещать заплатить после и не отдать ни асса. Организм-то был не против, не взирая на всю усталость за время путешествия, но вот конкретно с ней не тянуло. Совсем.

Ларония: Рука замерла, продолжая сжимать горсть бусин. Ларония проследила за недружелюбным взглядом продавца. "Заорать на всю лавку, чтобы хозяина позвал? Fellator. Голова или корабль?" Мало того, что принимает все за чистую монету. Еще глух и не разбирает услышанных слов . А разбирает, что хочет слышать. Разве похожа она на лупу? Да, и бедны ли все лупы? Или он не местный? "Дурак - непроходимый. Сколько денег в кошель не положи - их всегда мало! А если бы ласка мужская богатством становилась? Поцелуй - золотой пыльцой, жидкость, вытекающая у мужиков, каждый раз когда кончают (Вот уж кто ни хрена не держит в себе! У женщин это всего один раз в месяц, а у мужиков - хоть каждый день. Ну и у кого больше выдержки! А?) - ценою в жемчуг? Не обогатилась бы разве она?! И все было бы одно и тоже: бабы жадные до денег, мужики до любви. Не все конечно! Бывает же наоборот?" Ларония нахмурилась, мысли скакали вкривь и вкось. "Тогда бы мужики стали бы лупами?" А этот строит из себя пуп земли, спрашивая о деньгах так, словно у нее вид нищей лупы. Да, денег у нее хватит, чтобы купить лавку целиком. Ларония ответила на вопрос недобрым взглядом, загребла побольше бусин, сунула другую руку в кошель на поясе, показала гавнюку три денария (нужно же яд на что-то покупать). А затем швырнула на стол бусины. Те покатились зигзагами, теряя скорость из-за неровностей, падая под прилавок, звякая, отскакивая под ноги, в разные стороны. - Да, пошел ты, caenum! Развернулась и пошла в сторону Яблочной площади, там много лавчонок. Найдется среди них и та, где продавец не будет sentina rei publicae!

Авл Серторий: Нянин деловитый тон привел его в чувства, и Авл выпустил ладонь синеглазки. Не хотелось, но не стоять же так. Не весь день же. Не... - Ладно, вы тут сами, - обратился к Софье, показывая на промытую руку. - Перевязать... матери виднее, - Авл улыбкой договорил "все эти ваши женские...", - Виктор пусть за прилавком. Спурий, делай, что Софья говорит. А я к родне. Принесу соболезнования, от семьи, - оглядел всех, - может, и назад что принесу. Уходя, нагнулся к Виктору: - По продажам - главный, по дому - с Софьей, - и улыбнулся покупательнице, - вернусь позже. >>>>>>>> на поиски дома Валериев

Спурий: Ощущать себя лишним было не впервой. Но тут не это, как-то иначе. Все они будто знают давно друг друга, а он - чужой. "Побольше молчать, еще больше делать" - мысль обещала стать ведущей надолго. Не нравилось как хозяин обхваживает Алку, как няня обращается к нему. Много чего не нравилось. Да, нужно молчать и делать - и все будет хорошо. На него смотрят как на дурковатого. Неприятно. В первый день бы проявить себя получше. - Да, я... вот, думал. Как раз собирался. Приступаю. - Спурий кивнул и шагнул к кубилке. Но прежде чем исчезнуть за углом, не удержался от взгляда на Алку. Улыбнулся, но скорее себе: "Какую же цену с тебя спросят боги за красоту...".

Алкиона: Отпустил. А прикосновение словно так и держалось на руке. Но тепло его уходило, и хотелось снова ощутить твердость ладони и пальцы вокруг своих. Вот только наткнулась на недобрый взгляд матери, и сразу стыдно стало. И страшно: а вдруг решит, что дочь непутевая, и любить не будет? Алкиона и взгляда больше не подняла на хозяина. Только рану зажала и кивнула на его распоряжение. - Я…пойду Спурию помогу, - мотнула головой в сторону ушедшего раба. – Руку только перевяжу. И за работу. Ты не волнуйся. Отдохни где-нибудь. Мы сейчас быстро справимся, - на мать тоже глаз поднять не смела от страха, что начнет отчитывать за нежность к Авлу. – Я вазы там все уже расставила. Только битая осталась в корзине. Так что… Я пойду дальше… Сделала несколько неуверенных шагов к двери, а потом порхнула, как птичка. - Спурий? Ты где? Есть где тряпка, чтобы перевязать? – огляделась по сторонам в кибикуле. – Уже вроде останавливается кровь, не сильно вроде бы порезалась.

Спурий: Алкиона появилась тихо, вопросом выдернула Спурия из мыслей. Он замер, смотрел на нее молча. "Если сейчас не отвечу что-нибудь адекватное, репутация тупицы будет моей" - мысль обожгла и заставила глаза растерянно метаться по комнате, в безуспешной попытке наткнуться на нужное. Одновременно в памяти искал, где мог видеть тряпки, которые пойдут. Да, вот оно, у кровати няни, справа! Спурий просиял, как ребенок, поймавший солнечного зайчика. - Знаешь, где новое место Софии? Там, чутка справа лежало такая вся... в общем, в самый раз будет. "Не будь ослом, ну правда же!" - Кстати, как рука? Ты точно сможешь полы мыть, все такое? Если что, я могу помочь. "Так? Быть дружелюбным и участливым, это ж как-то так, да?" - ответ на вопрос он искал в глазах Алкионы, отслеживал движение каждой мыщцы на лице, полужесты рук и движения пальцев.

Алкиона: Алкиона слегка нахмурилась, вспоминая. Новое место Софии? Разве они уже выбрали себе какие-то места?.. Но, наверное, он имеет ввиду просто брошенные матерью вещи. - Мне нужна будет твоя помощь, чтобы перевязать. Одной рукой я не справлюсь, - наконец, Алкиона нашла подходящую тряпицу. – Вот… Не мог бы ты?.. Она протянула мальчику руку и доверительно взглянула в лицо. - Ты сможешь помыть полы вместо меня? Признавать свою несостоятельность было тяжело. В прежнем доме у них было достаточно слуг, чтобы подменять друг друга в случае болезни, но Алкиона слышала не раз жуткие истории о том, как хозяева заставляли рабов выполнять поручения, несмотря ни на что. - А я вместо тебя подмету и лампы проверю в хозяйской кибикуле. Ну, то, что тебе София поручила.

София: Пока лежала, чувствовала себя камнем. Мшистым, с проплешинами и осклизлыми пятнами по древней коже. Всё встать мечтала, думала - вот поднимусь, пересилю, и тогда уж..! Не шло дальше "тогда уж", но мнилось - сразу всё и наладится, вот только встать, ногой двинуть, рукой, и жизнь вернувшаяся в жилы, вокруг задышит, закипит, как бывало, и сама станет как прежде - враз! - и нужной, и небездельной, и не будут давить на уши вечера... как она их ненавидела, вечера эти, лежать и слушать молодые голоса по дому, прислушиваться к быстрым гулким шагам, и ждать, ждать бесконечно - авось кто живой заглянет. Да заглядывали всё чаще мыши, пауки да воробьи. Сороконожкам иной раз радовалась как родным - вот она, жизнь-то, бежит, веселит. А что молчит, так камню что? Камню и наблюдать в радость... Ну встала вот. И дел полно, и тело-то худо-бедно шевелится. А чувствовала себя Софья старой курицей, ощипанной, у которой выводок разбегается кто куда, по двору, да на голое место, где с неба вороны и ястребы глядят, только и ждут. Посмотрела на руки - скрюченные, морщинистые - ну чисто лапы куриные, взбодрила себя "давай, коза старая, примись уж!", и поплелась в таберну. Жара входила в самую пору, пока доползла - еле отдышалась на порожке, глядя как новый вилик со злым лицом товар раскладывает. Охнула внутренне: на дочь же злится, небось. Только начали, а уже бой... И хотелось велеть как старшей, как у Суламиты бывало, а пришлось примирительно, нащупывая чужой порог, сдерживая себя: - Виктор, вот не пойму, что с деньгами-то у нас? Приёмка-приёмкой, а ужинать все захотят. И завтракать небось не отменяли. Я б в лавку сходила...

Виктор: К счастью, ни одной бусины не разбилось. Иначе бы взял какую палку и вперёд, вправлять мозги, держать и звать хозяина. Чтобы это объединение трёх отверстий для циновки заплатило за каждую, желательно ещё и в тройной размере — всё равно настоящих цен не знает. Только управился, как хозяин и пришёл. — Да. Но такими темпами потребуется ещё и охрана. То что денег нету на эту самую охрану Виктор знал прекрасно, потому и сказал не тем тоном, что срочно, а так... Потребуется и потребуется. Не первостепенной важности, как те же плотные перчатки. Подошла одна из рабынь, та что постарше. Старость может приходить одна, может и с мудростью. В её случае, видно, что с мудростью. — Сейчас восемьдесят сестерциев. На еду и термы за месяц на четверых нужно двести сорок. Так что на десять дней будет чего поесть. Но реально нужно больше денег — когда товар закончится нужно будет закупать новый. Плюс... Рано или поздно будет нужна новая одежда или что ещё из такого. Так что скорее в месяц нужно где-то триста или триста двадцать сестерциев. Его задача — считать. И быть готовым ответить на любые вопросы, с этим связанные. Аккуратно и быстро.

София: "Ишь.. счетовод. С таким ухо востро... да вроде не зол, не нагл" подперла щёку, пересчитывая корзины. Восемь корзин стекла дорогущего - это ж как разжился Авлуша! Да сбудут ли? А этот, видать, хорошо жил, бед не знал, раз на одного господина и четырех рабов эдак размашисто считает. Или домом никогда не занимался, при торговле был. Живала она и впроголодь, из топора кашу варила - вынь да положь - и ничего, не помирали рабы, а Виктор этот их собрался как хороший патрон пролетариев кормить. Или сам сладко есть хотел? - Не скоро придется про одежду думать. Госпожа подумала. У нас с дочкой есть всё, а вам со Спурием - дано старое хозяйское, Спурий взял уж, что по росту и положению, ты тоже потом возьми, в сундуке там, что поверх полотенец. В кухне обзавод какой-никакой есть, хватит пока. На термах по первости экономить можно - водопровод работает, проверили вот, купель своя, а топить как у госпожи в доме заведено - корзины, ящики, солома, что с товаром идет - то и в растопку. Вот как дом топить начнем, тогда да. И когда господину в термы не только помыться, а с партнерами говорить, связи заводить... Но пока деньгами не сорит хозяйскими - и дело не её. Присмотреться только, замечать. - Сам-то из каких будешь? Рабами начальствовал? Нам-то что, перебьемся, а хозяину дом надо обставить, не в глуши ведь, столица, тут и пир устрой, и людей принять, и вид показать. Из двери второй таберны, почти глухой с улицы, как складу и положено, с одним маленьким забранным железной решеткой оконцем под самым потолком, на которое Софья ещё с улицы, подходя, смотрела одобрительно, из непроходной и пустой таберны... деревянно скрежетнув вывалилось воронье гнездо. - Боги милостивые!!! Это что ж...! - отшатнулась сперва, и только потом под увязшей в волосах соломой разглядела простецкую рожу. - Ох. Это что ж у нас, ещё купл... - а лицо знакомым было, полоснуло по памяти битым черепком. Имени припомнить не могла, но грузчика, ещё до пожара таскавшего товар в гончарную лавку Серториев, признала. Нахлынуло из памяти - дочь, зять, внуки - чуть сердце из старого тела не смыв. А там и имя всплыло: - Сорока! Смотри-ка, живой... не весь район боги прибрали-то...

Виктор: Стилос быстро прошёлся по глиняной дощечке. "Термы — не нужно, одежда — имеется". Мудрость у его собеседницы с возрастом действительно вполне себе пришла. — Да, как закончим день посмотрю что там есть из одежды. Корзины, ящики и солома... Ладно, если что можно и не греть воду, если не зимой, а к зиме откладывать всё это. Еда... Ну, если что можно и овсяные лепёшки есть. Водопровод радовал. Хотя уверенности в том насколько он оформлен по-белому не было совершенно. Впрочем, без разницы. Это не его забота. Думать обо всём — верный способ не успеть продумать ничего. Вик вздохнул тяжело. Хотелось плакать. Но нет. Не станет. Это не правильно. И плевать что он не пролил ни капли с момента как очнулся. — Родители владели производством цветного стекла и лавкой где оно продавалось в Иоппе. Это порт в провинции Иудея. Ну, пока эти мятежники не заставили бросить всё и бежать, но было поздно. Из каравана выжил я один, повезло что наутро рядом разъезд не верблюдах нашёл. Ну и продали в рабство. Кому я там был нужен, раненый в бреду. Как будут деньги хоть какие-то куплю курицу и отнесу в храм Марса, чтобы её принесли в жертву. И буду молиться, чтобы легионеры как можно скорее подавили мятеж и приколотили всех его участников на дорогах от Газы до Сидона и от Иоппе до Иерихо. — сглотнул и добавил — Это если коротко.

София: О каком мятеже он говорит Софья не уразумела, много ли узнаешь новостей, лёжа камнем. Да важно ли? Чего-чего, а мятежей в империи всегда хватало. Как и войн. Как и пожаров. - Можно подумать тебе вернут хотя бы свободу когда их приколотят... - поджала губы, но грузчик от соломы отплёвывался, и его заедало таким привычным, знакомым по допожарной жизни "з-з-з-д-д-д-рррр-ы-ыыы-аавствуй", что сердце уже зашлось, и своей потерей, и чужой, и чужой как своей. - И тебе не болеть, Сорока, аве-аве. Ну да что ж теперь. Лучше Весте масла отнеси и Фортуне, что в хороший дом попал, и чтоб дому даровали... И полоснуло снова - как озарение сделалось - дочери-то двадцать! Как жила, с кем? Что она знает? "Дура страрая, что и за мать ты такая!" Ведь могла её кровиночка и мужа иметь, и детей нажить, и... потерять всё в единый миг. Может и она - мать? И её материнское сердце кровью обливается неслышно-невидно, а она тут радуется, дура старая, и знать не знает. И само вырвалось, между мыслей, не сдержалось: - А родители что ж? Родня? Неужто - все?..

Виктор: — Ex aequo et bono.* Впрочем, лишение возможности продолжать делать зло есть добро. А Фортуне... Сколько жертв приносил — не счесть. Вот и думай теперь, это мне повезло что выжил и не в Лас-Медулас попал, или не повезло что рабом стал. Боги... Они всегда очень... Труднопонимаемы. Но и Фортуне тоже, конечно, отнесу. Куда уж без неё да без Меркурия в торговом деле-то? Слёз вроде не было. Уже хорошо. Плакать перед лицом проблем не достойно. Даже если ты раб. Всё равно — не достойно. — Родня... Не знаю. Есть родственники в Александрии. Может быть бы и выкупили. Но как им весточку послать не знаю. Да и... Ладно, сейчас хоть понять как жить, хорошо хоть не голоден. А об этом потом подумать можно. *Из добра и справедливости, одна из формулировок римского права.

София: "Свободный... вот она - свобода ваша хвалёная. Как и все - сегодня жив, завтра нет тебя". - Каждый раб - сирота. Привыкай. Не было в ней злорадства. Говорила словно учила ребёнка по римским улицам ходить, всегда по сторонам глядеть и наверх - не летит ли чего. "Свободный... а ну как в бега задумает. По виду неглуп, но молод, у молодых дури-то много...". Но поняла хотя бы, почему у такого раба оказалась вполне подъемная для Авла цена. Был бы из рабов - с их средствами не укупишь. А тут хоть и небольшой, но риск, что родные найдутся, документы, свидетели, что - свободный по римскому праву. Рисковал Авл с покупкой. Но ведь без риска и торговли нет, слишком давно она у Суламиты жила, чтоб этого не знать. На "весточку" только головой покачала. Родня родне рознь. Тут братья родные дерутся - успевай разнимать. А какой дальней родне ты нужен без денег, чтоб хлопотать за тебя? Даже письма денег стоят, не говря уж про суды. А то может и вовсе радуются, если семейное дело к ним отошло. - Кубикул рабских всего три, да нары в каморке за кухней. Тебе бы со Спурием поселиться, кто его знает какая ещё охрана купится... Давай, Виктор, денег. Возьму вот грузчика, схожу за продуктами. От пары асов с нас не убудет, а принесу дня на четыре, чтоб никого от дел не отвлекать. Дел-то по горло.

Виктор: Ещё вздох. При всём желании, но шанс получить свободу таким способом был... Сложен. Достаточно сложен, чтобы сейчас не задумываться о чём-то настолько затруднительном. Дерево сначала прорастает корнями, а потом уж ветвями. — Ну, сирота, не сирота, а не голодный. Все мы дети Города. Проговорил Вик со смехом, скорее для себя, унять нервы, войти в своё обычное состояние, когда работаешь упорно и размеренно, если надо сутками, когда можешь на этой самой работе спать, причём с открытыми глазами и не ухудшая результатов. — Надеюсь, он не храпит. Улыбнулся и протянул деньги, прижав пальцами и двинув их по прилавку. Привычка, старая привычка. Он не обманывает, каждый асс чтобы был виден. Честность... Она всегда ценна. А потом быстро нацарапал — "Куплена еда, а именно... ". Допишет ещё. И траты укажет.

Спурий: Глаза Алки звали к доверию, просили о дружбе. Спурий улыбнулся, потупив взгляд, взял в ладони ее руку. Касаясь почти кончиками пальцев, закутывал рану от запястья, да так, чтобы потом двигать могла, поудобнее. - Поверни немного, угу... и обратно... "Рабыня, а пахнет приятно... не как те, прежние, что сучья течка" – подумал, и почти смущенно ответил, взвесив выгоду и минусы: - Да, конечно. Обоим так проще будет. Если еще чем-то помочь, говори. Только это... в общем, услуга за услугу. - вопросительно посмотрел в глаза, но ответа не ждал и продолжил с улыбкой, - София лихо управляется, не выжила еще из ума. В ее возрасте редкость, да?

София: - Недолго тебе до отпущеннических лет-то, - обронила София. - Люди вон мешки денег платят за гражданство, а тут на-кась - заработал да пошел, и детки граждане уже, если немного повременить с ними. Ты трудись честно, и будет тебе. Знала, что молодым в одно ухо влетает, в другое вылетает, да и то знала, что важное всё одно застрянет, зацепится, потом всплывет. И то, что в бега смысла нет. И дочку её, красавицу, молодой вилик, может, стороной обойдет, задумавшись. - Хочешь два аса, Сорока? Рис господский сам в дом не придёт, ног нету. Пойдем-ка... >>>за продуктами с грузчиком

Ларония: И только отойдя от прилавка, вспомнила, зачем зашла. Плюнула под ноги, бредя, куда глаза глядят. "Иже надменный сучок по шмоткам судит. Вот и делай людям добро! Учи уму разуму!" Ей стало жалко себя. Ларония шагала по улицам, тягостно разглядывая прохожих, лавки, закусочные и думала: "Люди, встречались ли вам суки, думающие, что они люди?" Мысль показалась такой глубокомысленной, что она решила запомнить и спросить потом у того, кто позвал в дом Ветуриев. Настроение от воспоминания улучшилось. Припомнились материны слова, о том, через что учат, тот так и живет. Кого через жопу - живет потом через нее же, передком - то всей передовой амбразурой, только через голову - умом. А писать, это же через руку? Это через что? >>>Яблочная площадь

Алкиона: Спурий старался быть аккуратным. Так осторожно заматывал руку, будто это она дорогая и стеклянная, а не разбившаяся ваза. Когда об услуге попросил, Алкиона усмехнулась. Хитрец какой, а! Но потом… - София лихо управляется, не выжила еще из ума. В её возрасте редкость, да? Она дернула бровью и непроизвольно потянула на себя руку. - Эм… Не знаю, слышал ли ты… София – моя мать. Я прошу тебя больше не говорить о ней так. Мне было бы приятно, если бы ты проявил к ней уважение, - она в упор взглянула ему в глаза. – Я…Только сегодня встретила её. В смысле, нас разделили, когда мне было совсем еще мало лет. Мне кажется, каждый, кто растет без матери, мечтает однажды вновь ее обрести. И потому я могу болезненно реагировать, если ты… В общем, я надеюсь, ты меня понял, - Алкиона опустила глаза к полу. – Она старенькая, да. И говорит, что была сильно больна. Но мне кажется, она мудрая женщина. Я уверена в этом! – кивнула. – Так о чем ты хотел попросить?

Спурий: Поджал губы. «Опять накосячил, бедовая голова. Комплимент и тот по-человечески не сделал» – думал, Спурий, все замедляясь в действиях и замедляясь, как птица, летящая против ветра. - Да я ж того, ну… не хотел ничего дурного. Я про то, что Софья – сильная женщина, а все другие-многие послабже, соображалкой в том числе. Я не шибко умный, Алка. Мне еще прежний хозяин говорил постоянно. Пока оправдывался перед рабыней, будто она Юстиция, закончил с перевязкой. Спурий окончательно поник, хоть и не подавал виду. - И одолжение никакое. Просто добром за добро платят. Ты мне – я тебе, и наоборот. Просто помни об этом. Он улыбнулся Алке и пошел за метёлкой. Только бросил через плечо: «Не будешь марать и тревожить – заживет быстро». В голове Спурий уже решил, что вернее будет больше не открывать сегодня рта, кроме как для «слушаюсь» перед хозяином. Все меньше проблем будет. А Алка и Софья никогда ему друзьями не станут, они другие совсем. Говорят по-другому, думают тоже. Он и тут будет один. Хорошо хоть, что не в новинку, все легче: знаешь как себя вести, чем голову занять и руки. Опыт. Если бы не добрые глаза Алки, то и вовсе б не тянулся. С каждым шагом мысли становились все мрачнее, привычнее. Тяжело о людях хорошо думать, если жизнь не тому всегда учила.

Алкиона: Вот вроде и улыбнулся, но мельком поджатые губы говорили, что задели-то слова. Алкиона растерянно глядела вслед уходящему мальчишке и потирала складки бинтов. Неловко как-то вышло… - Постой! Да ну постой же ты, - кинулась вслед. Хотелось подбодрить. Как-то уж больно горько прозвучали эти слова про «не шибко умный». Нагнала уже в дверях и неожиданно даже для себя обняла вдруг со спины. Прижалась головой куда-то к загривку. - Ты хороший очень. Я тебе и без услуг добро обещаю, - сжала в руках крепче. – Будешь мне младшим братом? Отчего смелая такая? Может потому, что сегодня весь мир с ног на голову перевернулся. И столько людей вокруг близких, что вот ни для кого душевного тепла не жалко.

Виктор: — Шесть лет, если точнее. — ответил Виктор с улыбкой, хотя хотелось молчать, молчать и плакать. Потому что говорил. Потому что убеждал. Потому что знал что так может быть. Лица, голоса и часто употребляемые фразы родственников проносились в голове как живые. Что было — то прошло. Сейчас у него есть голова не плечах, прямые руки и не самое плохое здоровье. Оклемался всё-таки в лагере кавалеристов Двенадцатого Молниеносного, точнее, того что от них осталось. Потом, когда она уже ушла, аккуратно вытер скупые слёзы, а потом пошёл искать зеркало. Должно же хоть одно быть в стекольной лавке-то. Чтобы благородные матроны видели сколь прекрасными их делает стекло. Всё-таки не циновки продаём для работы на кладбищах. Зеркало, как ни странно, нашлось за одной из ваз. Впрочем, нормально убрать все следы слёз удалось с большим трудом — полировка была отвратительной, так ещё и царапин более чем хватало. Приведя себя в порядок и закрыв дверь на улицу — это Рим, тут украсть могут всё — зашёл в дом. — Спурий и Алкиона. Кто знает где можно заказать полировку зеркала? Инициатива, как известно, дарует своё время инициатору. Вот и вопрос, кто эту самую инициативу проявит.



полная версия страницы