Форум » Лицо Рима » Птичья лавка » Ответить

Птичья лавка

Admin: Лавка птиц и домашних животных, в районе Авентин, на Яблочной площади, в старой инсуле, граничащей одной стороной с домом-лавкой ювелира Маруха, другой стороной - с домом-лавкой овощей и фруктов Суламиты. (Далее - инсула Ксена с харчевней). На площади фонтан. Напротив - женские термы.

Ответов - 137, стр: 1 2 3 4 All

Забан: >>>26 август день из лавки Суламиты>>>> Зан вбежал первый. Он и всю недолгую дорогу скакал впереди, отступая от Залики спиной. Чтоб не отворачиваться и говорить. - С такой... черной полосой. Желтая. И вот здесь зеленая. А еще такие, с красным вот здесь вот. Маленькие. Вот такие. Нос... - показывал, - такой. Щепочкой. А... где ручей, такие... с носом... синие! Прыгают в воду. А еще, - тут он уже вбежал и, пронеся взгляд вокруг, нашел если и не то что искал, то все равно родное, и кинулся к синице: - Вот она! - называя по-своему, - О! И такие были! И такие! - и он тыкался от клетки к клетке, путая языки и называя птиц по именам.

Залика: >>>Лавка(она же дом) Суламиты Не понимая каждое третье слово, она, улыбаясь, слушала как он щебечет, кошачье щурилась от солнца и у самого порога спросила: - Страуса видел? Но варварёнок уже ускакал. Глаза не сразу привыкли к тени лавки, а когда за контурами клеток проступили птицы, Зал чуть закусила губу, отворачиваясь, и пошла к давнему знакомцу, свободно сидящему на жердочке. Старый попугай дожирал очередной насест и едва не замурлыкал, когда она почесала ему коготком шею.

Забан: Ей было, кажется, не интересно, и Зан подошел, сопя, посмотрел, как она чешет большую несимпатичную птицу и спросил: - Это, что ли, страус?


Залика: - Ако, ты страус? Страус Акоооша.... Страус? - промурлыкала Зали и попугай, встрепенувшись, громогласно сообщил "трррепло. тррепло!" - Ну что трепло я знаю, - кивнула египтянка, - а кто ещё? "Хоррроший Акоша, хоррроший попугай!" - Вооот. А страус, он с тебя ростом, но не прыгает, не летает, только быстро бегает. Как лошадь, но на двух ногах. Такая птичка.

Забан: - Птица? - с сомнением повторил Зан. - Не летает?.. Почему? - говорящий ако его не удивил. Дома у них скворец лаял как целая свора - издали так, будто кто по деревне идет чужой. - Может, не птица тогда? У ако был клюв, будто ястребу сковородкой в морду залепили. А пальцы как у совы, по два в разные стороны. - Какой нос, - усмехнулся Зан, раздумывая, зачем при таких слабых когтях такой крюк. Да и не воткнуть как следует. - Что он ест?

Залика: - Птица, птица. И клюв, и крылья, и хвост, и ноги... может просто бегать любит? Ако, что ты кушать? Попугай наклонил голову и недоверчиво спросил "кушшать. яблочко!" - Фрукты ест, плоды всякие. Не принесла, Ако. Не разрешает хозяйка тебя кормить, ты и так толстый. Зали оглянулась, и как тогда, когда она попала сюда в первый раз, ей захотелось бросить на прилавок деньги и открыть все клетки, выпустить всех. Но теперь она знала, что большая часть не выживет на свободе, доставшись первому же коту, загнётся от голода или холода... - А ты не из такого уж далека, Забан, раз своих птиц нашел.

Забан: Это было неприятно. Как упрек, почему он, в таком случае, здесь. - Долго ехал, - сказал он, глядя на ако. - Дорогу не помню. И неожиданно сам протянул руку и почесал крюконосому грудь. Тот вытянулся на жердочке и посмотрел на палец одним глазом. До замечания "не издалека" Забан даже, пожалуй, испугался бы. А теперь тут стало как-то темно, он вышел на порог. А потом сразу вернулся и стал показывать ей: - Вот таких не было. Как называется? И таких. А эти почти такие были, только чуть-чуть... серые.

Залика: - Откуда я знаю? - дёрнула плечами Залика. - Я в городе живу. Протянула палец к тем, которые были недостатоно серые, но они шарахнулись от неё как от гепарда. Зали задумчиво поводила пальцем по прутьям, глядя как они мечутся. - Когда я первый раз увидела снег это было очень страшно. Я подумала что это какая-то казнь, вроде саранчи. Потом только вспомнила, что читала про это. Мне читали...

Забан: - Снег хороший, - уверенно сказал Зан. Они с соседским сыном таскали битую жестяную миску, из которой ела Белка, кататься по узкому и косому склону оврага к ручью... Это было слишком длинно, чтоб начать рассказывать. И он сказал: - Его еще можно... лепить, - он показал, - как пышки. Еще подумал и добавил, называя птиц снова по-своему: - Только снегирей тут нет.

Залика: - Да уж, лепить, - усмехнулась Зали, - с римской грязью вперемешку, если день пролежит. Ей вспомнился год, когда снега навалило аж по щиколотку, и Суламита с Нубом повезли их в поля, смотреть на чистый, нетронутый. Тирр укатился под холм, потерял в какой-то ямке сапог, и пока Алтер искал младшего, сапог, и вытряхивал из всего этого снежные комочки, Авл залепил ей в нос снежком, а она изваляла его за это в снегу по самые уши. А потом чихала две недели так, что Суламита хваталась за сердце и бормотала "хоть бы крыша устояла, боги...". Хорошо, что в ту зиму когда её выкинули из лупанара снега почти не было... Из широкой корзины на полу выбрался упитанный зайчонок и, ошалев от собственной смелости, прижух на полу, притворяясь мозаикой. Зали перешагнула через него и подошла к клетке с белками. Эти не боялись. Тянули крохотные ручонки сквозь решетку, почти как обезьянки из соседней клетки. Зали потрогала беличью лапу, а покинутый Ако заорал "Рррахиль!" - Нет Рахили, Акоша, уехала, совсем. Я к тебе буду ходить.

Забан: Забан взял в руки зайца, почему-то без мысли "еда", может, потому, что они с братом как-то нашли в огороде такого, даже еще поменьше, спал, дурашка. - Зайцы точно такие же, - пробормотал. - А голуби почему-то поджаристые... - горлицы дома были красивого бледно-серо-коричневого оттенка, чуть темнее топленого молока, а здесь - с красным подпалом, как этот цвет назвать, он не знал, просто иногда сладкий хлеб выходил именно такой, разве что чуть желтее. А белок не любил брат. Говорил - ругаются. Заяц сидел тихо и шевелил носом. - А больших зверей тут продают?

Залика: - Поджаристые, - рассмеялась Зали, - это по мне. Я их хорошо прожаренных люблю. И, шутя, клацнула зубами в сторону одного, самого цветочно-амурчикового белого голубка в одной из клеток. Тот аж моргнул весь - и глазами и крыльями. - Больших под заказ. Дорогая лавка, что хочешь продадут из того, что можно дома держать. Хоть медвежонка, хоть гепарда.

Забан: Забан посадил зайца в его корзину и понял, что хочет есть. Но денег он у Спурия не взял... в общем, и хорошо, потому что деньги Спурий давал на тунику, а окажись они сейчас у Зана в руках, он бы их проел. - А сколько туника стоит?.. - решил он спросить, пока вспомнил. - И где взять, недорого чтобы?

Залика: - Похоже, что у меня пять младших братьев? - усмехнулась Зали, помахав знакомой продавщице, вернувшейся с какой-то мисочкой со склада. - А что, твой тебя не одевает? И деньги дает на тряпки?

Забан: - ничего он не дает и не одевает. Наоборот. Хотел чтоб я разделся. Вот я ему разденусь. А вчера дождь был. А туника одна, - сердито пробурчал Забан, все тише и тише, чтоб подошедшая к ним лавочница не слышала. Он понятия не имел, с кого спросить новую тунику, если Спурий, который наверняка соображал в этом, сказал не дергать хозяина. Оно и сам Зан понимал, что об одежке такому хозяину лучше не напоминать. - Почему пять, - добурчал он потом, пожав плечами.

Залика: "ничего не даёт... хотел чтоб я разделся..." Зали невидимо вздрогнула, и сощурилась на Забана: - Потому что четыре, но один дурак, так что три. "Исида, сделай так чтоб три... а не один". Вывода она сделала целых два: поварёнка не одевали, и кормить, по крайней мере сегодня, не собирались, и это значило что ноги хозяйки там ещё не было. Зали вспомнила как Фурия бранила садовника и вздохнула. - Мне пора обедать. Можешь присоединиться, если будешь вести себя скромно.

Забан: - Да неее, - он, вполне натурально изображая небрежное сомнение недавно отобедавшего человека, поморщил бровью лоб, потому что показать себя стойким и самостоятельным это одно, а голодным... Согласись он - и это уже не мужчина, который в состоянии о себе позаботиться. - Я же там готовлю. А я хорошо умею. У старого хозяина был повар, хорошо учил. И жареное, и такое... чтоб нигде не болело потом. А это трудно сделать, чтоб вкусно, и хозяину понравилось. Но я могу.

Залика: "Гордый..." мысленно усмехнулась Залика, а вслух, вскинув бровь, сказала: - Отлично. Значит ты и приготовишь, потому что наша Софья пока может разве что сыр покрошить, а я устала. >>>Лавка-дом Суламиты

Забан: Он аж опешил. Получалось, с одной стороны, что он таки напросился, а с другой - что его припрягли. Но не взирая на все эти соображения, на душе повеселело, и он, выразив снисходительное "как скажешь" пожатием плеч, пошел доказывать, что не хвастает. >>>>>>>.лавка она же дом Суламиты>>>>>>>>>>

Медея: 27, август, утро ...как давно они не виделись - не годы, а, кажется, столетия.... а теперь были вместе, без встречи, без прощания, как будто просто были - всегда, были здесь, в огромной комнате, разделённой на меньшие лишь тонкими белыми полотнищами, чуть колыхавшимися от тихого ветра, огромной, светлой, залитой солнцем комнате, уставленной странными ложами с высокими ножками... на ложах спали люди, много людей, таких же молодых как они, а они были молоды, но совсем не дети, как тогда... его лицо было старше, но это было его лицо и она приникала к нему и оба искали место, где они могли бы любить друг друга, немедленно, сейчас... но в этой огромной, бесконечной комнате повсюду спали люди, и тогда он, обняв, потянул её под ближайшее ложе... и они занимались любовью... тихие и нежные как цветы.. он хотел её взять, но она не дала, она брала у него, пила его, как своё детство, как солнце, а он сжимал зубы и запрокидывал голову от нестерпимого желания, одновременно пытаясь отстранить её, потому что был поцарапан чьим-то резцом, но она не отпускала и пила его как свободу и солнце, до тех пор, пока он, тихо застонав, не вылился весь, потом гладила его черные как смоль волосы и пальцы тонули в его кудрях вместе с её бесконечной нежностью... Медея проснулась в слезах и час не могла успокоиться, пугая слуг, которым в итоге запретила подходить к себе совсем. Умылась два раза, прошептала все заклинания, подходящие для таких случаев, и вышла на утреннюю террасу, всё ещё плача, удивляясь, злясь, не понимая с чего ей вдруг приснился мальчик из далёкого астурского детства, зачем ей этот диковатый испанец, сын раба, с которым они когда-то вместе изучали грамоту? Почему ей так хочется найти его, узнать о нём, увидеть его немедленно, вернуться в ту комнату, почему никак не получается вынырнуть из сна - этого мира богов и теней в свой человечий мир??? Ни настоящее солнце, ни настоящий ветер на террасе, ни гомон живых реальных людей не помогали - этот город давил на неё, чужой, совершенно чуждый несмотря на то, что она в нём родилась. Сны... другие миры, полные памяти, не сбывшегося, зеркал, знаков и странных посланий богов... Что хотели сказать молчаливые боги? Как это вызнать, если здесь они молчат с самого её приезда? Здесь молчат даже деревья... впрочем, их тут и нет совсем. Она умылась в третий раз, оделась, и вышла туда, где непонятые боги могли дать хоть какой-то ответ или знак. >>>Цирк Нерона

Медея: >>>Парфюмерная лавка27, август, заполдень Пока оседал ил, шептали духи, звал ароматами из сумочки жертвенник, она дошла домой незаметно, почти не чувствуя усталости. Надобно знать, то ли трижды метнуть, то ли крепко подумать, что принимать на себя, в чем, подчинясь, уступить. Если играешь в «разбойников», будь осмотрительна тоже: пешка, встретясь с двумя, сразу уходит с доски... вспомнился пресловутый Овидий уже у фонтана, под ритм шагов, и Лоллия почти рассмеялась, удивив неожиданной переменой лица затурканную серьёзную матрону, забывшую, при виде беспричинной улыбки, подгонять двух рабынь с кувшинами. Люди вечно придумывали правила и ждали что другие будут по ним играть... Соперники, соперницы... чтоб у тебя появились соперницы, надо кого-то ими считать. Медея любила считать другие вещи. Например необычные буроватые камни мостовой, похожие на болотные кочки, шершаво облепленные ржавым лишайником. Ровно шестьдесят девять бурых камней от парфюмерной лавки до лавки птиц. Неплохое число... Бергамот она дала понюхать грустному маленькому кролику. Ему понравилось. - Макрина, подкинь кроликам сена и поставь свежей воды. И принеси мне гранатового вина. Теперь считать нужно было деньги, а это она предпочитала делать с комфортом.

Эмилия: >>> с улицы - Забавно, - произнесла Эмилия, оглядываясь по сторонам у входа в лавку, - сегодня с утра я уже была здесь и вот, возвращаюсь вновь. Такое чувство, что с тех пор прошел год, не меньше. Столько событий случилось… Иной раз не знаешь, чем себя занять, а в другие дни жизнь будто бы нагоняет упущенное – встреча за встречей, происшествие за происшествием, открытие за открытием. На лимесе было так же? – спросила она через плечо и вошла в помещение. Здесь пахло, не благоухало. И от жары запах становился гуще, тяжелее. Но зачем ждать другого от лавки с животными? Эмилия, не скрывая любопытства, отошла к клетке с кроликами, просунула сквозь решетку палец и погладила ближайшего по мягкому пушистому уху. Отходя в сторону клеток с птицами, она огляделась по сторонам в поисках хозяйки. - Думаешь, тут разводят сторожевых собак? – обратилась Эмилия тихо к своему спутнику.

Публий Сципион: >>>>> еще одна улица ... где он остановился на самом пороге, думая, как в таком небольшом помещении может разместиться столько клеток. Или от жары в глазах двоится. - Нет, - Публий покачал головой, пытаясь по профилю догадаться, серьезно Эмилия спрашивает или шутит. - На лимесе такого нет, всегда что-то происходит, всегда есть чем заняться. Правда, открытий и встреч мало, одни и те же лица и стены, поэтому можно считать день, нагруженный обыденной работой, пустым. Остальные - это наши вылазки в лес... Он подошел ближе к кроликам, но погладить их не рискнул: - Эти кролики выглядят сурово... Мне кажется, сторожевым собакам здесь должно быть неуютно, когда на них из клеток смотрят такими глазами. Он скорчил физиономию, дразня безмятежный комок пуха, затем выпрямился и позвал: - Хозяйка! Звери сами себя не продадут, - понизил голос и добавил уже только одной Эмилии. - Хотя кто их знает, эти попугаи выглядят так, будто ведают императорской казной.

Медея: - Полно, вчера отсюда ушел египетский кот, ведя на поводке двух престарелых матрон, - вышла на зов Медея, вместо кормящей голубей рабы. - А этот большой попугай считает лучше многих виликов, но его проще убедить не обсчитывать. В лавке, погруженной в приятную ей и животным тень, все посетители казались по началу одинаковыми - похожие друг на друга двуногие пятна в пестроте и разнообразии форм мира. Но при виде этих у неё замерло сердце. На пол-такта, на четверть вдоха. Пока она не поняла - показалось. Этот был моложе, совсем ещё юноша, хоть и хотел казаться мужем. - Аве.

Эмилия: - Может быть, мне купить с десяток кроликов? – бросила с улыбкой Эмилия. – Гуси – уже прошлый век. Будем придумывать доспехи этим пушистым товарищам… Попугай и правда выглядел важно, а от слов Публия будто бы еще сильнее приосанился. Интересные птицы, эти попугаи…Особенно Эмилии нравились большие цветастые. Перья их вобрали так много красок, словно птички служили палитрой для природы. Императорский казначей повернул голову вбок и сурово взглянул круглым черным глазом на стоящую перед ним девушку. Эмилия не удержалась и повторила за ним движение, но тут же одернула себя, услышав голос хозяйки. - Аве, - отозвалась, выходя из-за клеток.- Мы ищем щенков. Мне нужен сторожевой пес. Если у тебя коты уводят престарелых матрон, то, может быть, найдется собака, убеждающая непрошенных гостей спешно покинуть домус?

Публий Сципион: - Тогда бери сразу попугая, ему нужен всего один доспех, зато меч можно не ковать, он клювом сначала откусит, потом раздавит, а затем выбросит, - Публий не успел было подумать, а почему собственно "хозяйка", и не оскорбил ли он кого ненароком, как из полумрака показалась большая для своего вида, гибкая, говорящая кошка. - Аве, хозяйка. Он наклонился к Эмилии и шепотом произнес, глядя на девушку: - Однозначно бери попугая... Если под предводительством этой рыси он еще жив, то ему не составит труда откусить головы десятку-другому воров. Эмилия вышла из-за клетки. Публий бросил кроликам ободряющий взгляд и последовал за ней, но в разговор благоразумно не вступал - все равно пользы не будет.

Медея: - "Собаке, что охраняет дом, надлежит быть черной или какого-нибудь другого темного цвета, дабы внушать страх днем и оставаться невидимой ночью, скрытой от воровских глаз. Голова ее должна быть большой, с огромными зубами и мощными челюстями. Её характер не должен быть ни слишком кротким, ни свирепым или жестким, потому что в первом случае - собака была бы слишком мягкой по отношению к ворам; а в другом случае - могла бы нападать даже на живущих в доме. Достаточно того, что она будет суровой и неигривой, так что иной раз сердито взглянет даже на своих собратьев, а в отношении нападающих всегда будет свирепа", писал один испанец про Апенинских собак,- процитировала Медея земляка Колумеллу, глядя на девушку, но думая о юноше в военном, примеряющем доспехи даже на попугая. И предоставила выбор обоим, вместо одной, увеличивая шансы дорогих щенков увести из лавки вполне сносных хозяев: - А Граций Фалискус утверждает, что "стоит предпринять тяжелейшее путешествие к далёким берегам Британии только за тем, чтобы увидеть собак местной породы, по силе и свирепости превосходящих всех собак, известных нам»*. У меня есть бритоны и местные корсо**. Нет только чистокровных греческих молоссов, уже разобрали. *Английский мастиф. Юлий Цезарь упоминал об огромных собаках бриттов, сражавшихся с хозяевами против римских легионов в 55 г. до н. э. В Римской империи даже существовала должность закупщика собак с Британских островов. В Риме порода получила название «мастиф» и стала использоваться в гладиаторских боях. Страбон в своей "истории писал: "Британия производит хлеб, скот, золото, серебро и железо. Оттуда же вывозятся кожи, рабы и породистые собаки для охоты; кельты используют этих, а также туземных собак и на войне." **https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D0%BD%D0%B5-%D0%BA%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BE

Эмилия: Она еще пылала от шепота Публия, так внезапно коснувшегося уха, сердце еще стукатило в груди, отбивая вдруг ставший таким сбивчивым ритм, но уже пыталась унять волнение глубоким вдохом и прохладно-вежливой улыбкой. - Преданный, как мастино, храбрый, как корсо, - ответила Эмилия задумчиво на столь изощренную презентацию щенков. – Что ж, пожалуй, последних бы я и посмотрела. Она мельком окинула взглядом хозяйку лавки, поражаясь тому, как такая ухоженная, статная женщина может управляться с таким количеством самого разного зверья. Было в ней что-то не римское, еще более жгучее, терпкое, властное…но опять же, идущее изнутри, а не приобретенное.

Медея: Ласкаешь или рычишь, ставишь на место или признаёшь чью-то силу, главное - будь понятным, читаемым, прямым. Звери очень логичны, не знают человеческих метаний, двуличия, незнания себя, и никогда не поймут чего ты от них хочешь, если ты точно не знаешь этого сам. Можно скалиться на пса, ласкать змею, принуждать хищную птицу, и они позволят тебе, поймут, если в этот момент ты не хочешь от пса бежать, убивать змею, покоряться хищному взгляду... Звери не выносят противоречий, они пугают их сильнее огня. Есть только одно существо, которое их любит, находит и сеет повсюду - двуногое. Медея знала это всегда, сколько себя помнила. Не знала только откуда - от матери, от няни, или от большой дворовой собаки, с которой проводила времени больше чем с первыми двумя. Именно поэтому ей хватило месяца, чтоб подружиться со всеми постоянными обитателями лавки, включая двух здоровенных, мордатых и грозных сук-корсо. С людьми до читаемости Медея снисходила не часто, хоть это, нередко, работало и с ними. Ни слова не сказав, она вышла на склад, туда, где в тёмном углу между клеток копошилась тёплая весёлая четверолапая жизнь.

Публий Сципион: Слушая хозяйку лавки, слегка кивал головой, пытаясь вспомнить, откуда ему могли быть знакомы эти тексты, может, еще по занятиям, а может быть читал кто в лагере вслух, чтоб грамоту не забыть. Но все учителя и риторы стали так далеки, после того как пришлось отправиться воевать. А тут послышались и вовсе ставшие уже родными слова. - Тяжелейшее путешествие ради собак? - переспросил он, но уже только тень от исчезнувшей хозяйки лавки. Он потер ладонью лоб и улыбнулся Эмилии растерянно. - Признаться честно, после того как с меня сошел холодный пот от упоминания мастифа, я бы сказал, что тебе нужен именно он. Не так красив, как корсо, не благороден, но с его зубами я знаком не понаслышке. Это действительно зубы. Он надавил на последнее слово и поправил лорику, будто из глубин лавки сейчас выскочит голодная стая. - А еще ты сможешь заставить строптивых рабов шлифовать драгоценные камни с его помощью.

Эмилия: - Что же это была за встреча такая? – она отвела взгляд от силуэта удаляющейся хозяйки лавки и неторопливо подошла к большому деревянному стулу у входа. Хотелось свежего воздуха. Пекло и духота все-таки изматывали изрядно. «Еще чуть-чуть, - подумала Эмилия, опустившись в объятья массивных резных подлокотников, - и я без стыда и зазрения совести предложу Публию продолжить общение в бассейне. Иначе способность мыслить вернется ко мне только лишь ночью, когда спадет жара». Фантазия услужливо предоставила желанные образы: прохладная вода обволакивает тело, свободное от одежд, журчит при каждом движении… Замечтавшись, Эмилия тронула кончиками пальцев светлые волосы у корней и разочарованно вздохнула – так хотелось, чтобы они были мокрыми и прохладными. Это бы остудило голову и – она перевела взгляд на Публия – и мысли.

Публий Сципион: - Неожиданная, как и многие встречи под Эборакумом. Публий раздумал дразнить попугая и пошел следом за Эмилией, чтобы в царстве юной Фауны не говорить слишком громко, прислонился к дверному косяку, спрятав руки за спину: - Случилось все еще до того, как нам доставили незабываемый британский гарум. Мы только прибыли в лагерь и осваивались. Трибуны, собиравшиеся на большую землю, показывали, с чем нам здесь предстоит жить, на картах и барельефах, но только кем бы я был, если бы не захотел осмотреть все сам? Одно дело, когда в руках кусок глины или пергамена, и совсем другое - когда каждый локоть земли исследован калигом или копытом. Попугай захлопал крыльями, нагоняя по всей лавке горячего воздуха, и издал звук, похожий на ржание бешеного иберийца. - Твое счастье, казначей, что у меня руки заняты, - проворчал Публий и продолжил: - И собрались мы в небольшой конный дозор. Проводником вызвался примпил, из новичков - я и двое трибунов ангустиклавиев, сопровождением шел контуберний первой центурии, хорошие солдаты. Все было тихо и красиво до захода солнца, мы объехали немало земли, что-то зарисовали, что-то запомнили - примпила удивил небольшой обвал берега Оузы там, где она сворачивает к нашему лагерю. Интереса ради решили ехать обратно вдоль реки, - и буквально через четверть часа услышали крики и свист и увидели приближающихся рыжих, с десяток, не больше. Двигались почему-то медленно и задергано, декан Секстий успел свалить двоих стрелами, а мы выставили вперед мечи и копья, прежде чем поняли, что они на бегу снимают со своих псов намордники. Эти твари молчали, их вымазали сажей, чтобы сделать незаметными в потемневшем лесу. Мастифы, - Публий глубоко вздохнул, пропуская ту часть, которая в иной компании была бы основной. - Лошади шарахнулись, мы оказались в воде, благо, берег был пологим. Но справились. Правда, потеряли двоих, выяснили, что головы этих собак крепки даже для копыт, а еще я получил первую вмятину на шлеме и прокушенный калиг. Абат наклонился вперед, расстегнул сандалий и, показывая Эмилии, провел пальцами по неровно затянувшимся следам зубов на левой щиколотке. - Самое странное, - он выпрямился и замялся, не зная, стоит ли продолжать. Поглядел на нее и решил, что можно. - Самое странное, что первой мыслью было: "Спасайся! Беги!". И потом сразу: "Вперед, за товарищей!". Это потом я натренировался так, чтобы первая мысль не возникала, а тогда было стыдно.

Медея: Щенячья мать забеспокоилась только когда перед её носом захлопнулась дверь и три увесистых полуторамесячных малыша в большой корзине пропали из виду. Медея задвинула щеколду и прихватила со стены связку ключей. "...это потом я натренировался так, чтобы первая мысль не возникала..." Один из щенков зевнул так протяжно, что она не удержалась и, балуясь, подставила палец в широко открытую пасть. И несколько шагов любовалась потешным удивлением на щенячьей морде, прежде чем поставить корзину к ногам гостей лавки. - Брось это на пол рядом с ними, смотри что они будут делать и выбирай, - протянула ключи покупательнице. - Но советую брать девочку, хоть это дороже. Они менее предсказуемы, зато более управляемы. Мальчик регулярно будет пытаться выяснить кто из вас вожак. Это хлопотно, - она чуть улыбнулась в сторону расстёгнутого сандалия, но следующей реплики себе не позволила.

Эмилия: - Не уверена, что смогу справиться с такой собакой, - ответила она Публию, задумчиво рассматривая шрам на щиколотке. – А ведь нет ничего хуже неконтролируемого и сильного пса. Почему-то именно сейчас Эмилия особенно ярко ощутила разницу между тем миром, который описывал ее собеседник, и чередой ленивых жарких дней Города. В воображении еще кричали люди, слышался агрессивный лай собак, ржание напуганных коней, плеск воды, когда рядом оказалась хозяйка лавки, и сквозь вымышленный шум послышалось звяканье ключей. Одной рукой Эмилия приняла связку, другой стала бережно доставать из корзины одного за другим щенков. Теплых пузатых комочков так приятно было касаться, что улыбка сама по себе всплыла на лице. Оказавшись на полу, щенки начинали удивленно оглядываться по сторонам, тихонько ворчать или поскуливать. Один лизнул шершаво и мягко кончики пальцев Эмилии, прежде чем она успела убрать руку. - Маленькие всегда такие славные, - прошептала она, опуская ладонь на колено, а другую, с ключами, поднимая над кучей копошащихся щенков. Связка упала чуть в стороне. Светлый щенок дернулся в сторону. Один из черных продолжал копошиться со своим хвостом. Два других с любопытством подались к ключам, нюхая их, подталкивая носом. - Кажется, эти лидируют, - улыбнулась Эмилия и взглянула на Медею.

Публий Сципион: - А ведь правда, маленькими они не так страшны, - Публий быстро застегнул сандалий и выпрямился, поглядывая на копошащиеся комочки. - К тому же если уделять достаточно внимания, даже самая большая псина будет шелковой. Хорошо, что насмешливое замечание про вожака стаи Эмилия пропустила мимо ушей, Абат еще не был готов беседовать на такие щекотливые темы. - Вот этот, кажется, больше других готов к отдельной жизни, - он подцепил щенка под шершавое пузо, приподнял, посмотрел испытующе ему в глаза и поднес поближе к Эмилии. Щенок пискнул и по руке потекло. - И храбр, как Геркулес.

Медея: - Действительно, смело - Медея и не думала удерживать низкий тёплый смех, всколыхнувший темные локоны и грудь, наметивший ямочки на щеках, - вот так, сходу, показывать победителю британских псов, что о нём думаешь. Не каждый воин способен... Она тряхнула головой, откидывая выбившийся локон и протянула лежавшую у клетки с попугаем тряпку пострадавшему. - А может он тебя просто отметил, чтоб потом приглядывать? Или сделать своим хозяином?.. Боюсь, в дом к воде тебе придется идти мимо их матери. Так что лучше вымыть руки в фонтане на площади.

Эмилия: Эмилия не подняла взгляда на хозяйку лавки, но вниманием отметила, как густой смех разлился по помещению, а глубокий голос словно бы окутал мужчину. Светлые брови едва заметно дрогнули. Даже сама Эмилия почувствовала, как воздух стал кристаллизоваться вокруг нее. «Какие мы разные, - подумалось, пока покачивала в ладонях щенка. – Какой жаркий темперамент у нее. Я бы писала ее огненным, красным, как трещащие угли. И сколько холода во мне, льда, зимнего ветра». - Интересно, чего он испугался больше – твоего испытующего взгляда или меня? – улыбнулась, потрепав щенка за ухо. – Ну-ка… Она поднялась, положив двух избранников к стене, а сама отошла вглубь комнаты на несколько шагов. Обернувшись, Эмилия присела и поманила щенков руками.

Публий Сципион: - Высоты, должно быть, здесь было локтя три, не меньше. Есть ли надежда, что когда он вырастет в такой рост, вредная привычка мочить поверхности у него пропадет, а храбрость останется? - Риторически вопросил Публий, изо всех сил стараясь не вытереть руку о тунику. Оставаться при двух прекрасных девах в таком виде? Увольте, даже на лимесе он себе такого не позволял. Публий вежливо поднялся, вежливо извинился и вышел к фонтану>>>>> на Яблочную площадь

Медея: Медея с незаметным любопытством дикой ласки разглядывала парочку, замечая заодно и реакцию животных на этих двоих. Порой, по реакции зверей можно было узнать о людях больше, чем прообщавшись год... Юношу не боялся никто, даже кролики мирно шевелили носами из своих корзин. Девушку опасался только крикливый попугай. Медея тихонько хмыкнула, и засмеялась ещё тише, когда пометивший трибуна щенок ринулся за ним из лавки, виляя всем, включая уши, оставив родичей недоумённо принюхиваться. - Кажется, он уже выбрал... А щенок уже форсировал порожек.

Эмилия: Эмилия улыбнулась, глядя за удаляющимися двумя – бравым обмоченным воином и маленькой причиной этого недоразумения. - Интересно, сможет ли устоять трибун против такого неуклюжего очарования? – произнесла вслух, не обращаясь конкретно к хозяйке. А мне, пожалуй, - подхватила под теплый живот серьезного черного щенка, важно изучающего тонкие пальцы, - по душе вот этот. Щенок забавно завозился, фырча, а потом звонко и возмущенно тявкнул.

Медея: Медея подушечкой пальца легонько стукнула выбранную девочку по носу и назавала цену. За несколько месяцев в лавке ей ни разу не приходилось торговаться: за друзей, игрушки и предметы роскоши обычно не торгуются. Особенно если это не люди. Она достала из под ближайшей клетки уютную корзину поменьше, забрала у покупательницы щенка и усадила, поскуливающего, несмотря на все протесты. - Она тебе рада, дружите на здоровье, - вручила патрицианке корзину. Приличная сумма учапала на площадь, раба запропостилась, и Медея, не получив ещё денег, о которых, судя по виду девушки, не стоило беспокоиться, сама пошла ловить неугомонный товар на площадь.

Эмилия: Эмилия приподняла корзину, заглядывая в мордочку щенка, и прошептала: - Имя я тебе дам попозже. А пока идем домой. Хозяйка выбежала, видимо, за вторым щенком. Оставлять деньги на прилавке без присмотра показалось Эмили неразумным, и она неторопливо вышла вслед за всеми на Яблочную площадь.

Корнелия: >> Театр Помпея - Евника, драгоценный мой опал, предупреди меня, как только увидишь у дома Тесея - я разрешу ему омыть мне ноги и обещаю при этом даже не лягаться. Потом он полностью твой, только пусть пол в термах во фригидарии перестелит, - Корнелия мечтательно зажмурилась. - Таких пьес ни Рим, ни Афины еще не видывали: герои занимаются действительно полезным делом. Жаркая дорога к Медее хоть и была тенистой, но все равно не располагала к долгии и громким разговорам, а на кувшин, принесенный Евникой, Корнелия смотрела подозрительно. Аид, Минотавры... мало ли что придумают примешивать в городские фонтаны, чтобы жизнь в городе стала еще веселее? Поэтому, чтобы не волноваться лишний раз, Корнелия перестала смотреть на кувшин и стала смотреть на подругу, порхавшую в несусветно липкой жаре прохладной птичкой. - Ох, дорогая, если бы я сама лично не видела, как мрамор плавится в портиках, я бы решила, что на улице прохладный бриз, - она взмахнула рукой и едва не сшибла прибавившего ходу Назика. - Надеюсь, Галиб не будет против, если я немного полюбуюсь тобой в открытую - мне уже слишком много лет, чтобы прятаться. У лавки падчерицы гомонили не птицы, а музыканты. - Сегодня праздник прямо-таки следует за нами, Евника, ты точно никого не выпускала из того лабиринта? Зарина, дорогая, идем сразу в лавку, мне кажется, пение греков мы можем послушать и оттуда - из прохлады и перьев. Медея, милая? Ты здесь?

Зарина: 27 авг, день >>> Театр Помпея Не ровня римская жара персидской. Пусть и печет солнце, пытаясь пробраться до костей, но нет у него достаточной силы, чтобы иссушить. Зарина под жаркими лучами чувствовала себя если не комфортно, то вполне себе терпимо. Тонкие ткани ее одежд и взлетали, и опадали при каждом шаге, оттого казалось, что между ними и телом струится живительная прохлада. Зарина подставляла солнцу ладони, лицо, вспоминая о том, какой славный золотистый оттенок приобретает кожа от этих ласк. Только нужно помнить об умеренности… Всегда и во всем. - Не могу быть в этом уверенной, - Зарина лукаво взглянула на подругу и игриво зачерпнула ладонью кончики рыжих волос. – Ему не нравится, когда и я в ответ любуюсь. А тут сил нет устоять! Ресницами вниз и в сторону повела, а потом взмахнула, как птичка крылом, снова обжигая Корнелию взглядом, полным задора. - Но ты не мужчина, и это существенно облегчает ситуацию. Мы можем ничего, - перешла на заговорщицкий шепот, - совсем ничего не бояться. И засмеялась звонко, проходя следом в щебечущую лавку.

Евника: >>> Театр Помпея У лавки внимала звукам златовласая домина. И Евника уже залюбовалась белоснежной кожей, не знавшей жгучих лучей палящего солнца, как Корнелия упомянула о героях. Воображение нарисовало мускулистого, роскошного Тесея, занимающегося ремонтом терм, отчего Евника засмеялась, потому как на одного такого домина и смотрела. Играл он славно. Красивый, задумчивый и настолько погруженный в музицирование, что не бросался в глаза. Вокруг же пели и плясали. В лавке пахло живностью и соломой. Доски, иссохшие за долгое лето, поскрипывали под ногами, и горячая волна растекалась в помещении в верхнем слое воздуха под сводами и деревянными арками, заставляя живое томиться, подыхая от жары, щебетать в ожидании прохлады ночи. И хотя здесь чувствовалось отсутствие зноя, хотелось к фонтану, к толпе. Там движение, пусть не ветра, но музыки. Она собралась ответить о распущенности некоторых Тесеев и о том, что не стоит доверять омывать ноги кому попало, как вспомнила о Фортисе и загрустила. - Я бы не стала выпускать, - ответила она Корнелии, грустно улыбнувшись, думая о противном Галибе и о том, как было бы здорово, будь хотя бы раз не по-мужски. Зарина такая красивая. Вздохнула. На вопрос Корнелии в лавку Евника огляделась. - Похоже, никого, - ответила она за тишину и зверье. – Может, Назика послать поискать? Праздник, да. А еще новоселье же! И это не лабиринт, - запнулась, чувствуя от волнения легкое удушье, розовея. - Я не знаю, что там. Может, ничего. Ага, ничего. И терновые кустики вместо розочек... Себя она решила не предлагать в качестве посыльного, ей и так сегодня приключений хватило с лихвой. Она обошла пару клеток с птицами, взяла в руки белое перо размером с ладонь и выразительно посмотрела на Зарину. - У тебя дома, наверное, много птиц? А какие они? – Евника повертела находку в руках. – А ты будешь их расписывать? - спросила она, имея в виду перья и костюм, о котором сегодня говорили. В горле совсем запершило от мыслей о погребах, и она сглотнула, покашливая. - Я умоюсь, щеки горят. Жарко, - призналась она, чуть коснувшись Корнелии, и вышла из лавки. >>> на Яблочную площадь

Евника: >>> Яблочная площадь Вернувшись, она посмотрела на Корнелию и Зарину. - Что? У меня ни денег, ни яблок с собой нет. А играет хорошо. Может, нанять на вечер? Явно недавно в Риме, наверное, без денег, подумала она.

Медея: >>>Яблочная площадь - Аве, матушка, - заметив постороннюю, официально поприветствовала мачеху Лолиля. Эта яркая женщина с цепким взглядом должна была считаться женой отца, и Медея строго соблюдала условие, тем более что Корнелия ей ничем не мешала, ни на что не претендовала в своей самодостаточности - ни на место хозяйки в доме, живя отдельно, ни на имущество - отец перед отъездом оставил очень подробное завещание. - Аве, - улыбнулась больше возящемуся на руках щенку, чем незнакомке. - Жара сегодня почти африканская. По крайней мере так считает попугай. Велеть подать освежающего?

Зарина: Хозяйки на месте не оказалось, и все птичье царство взволнованно щебетало на разные лады. Зарине было не привыкать. Бывало и у них с Галибом в доме птахи устраивали такой гомон, которому бы позавидовал самый крупный базар во всей Персии. Зарина со скуки легонько качнула клетку с попугаем и отошла к дверному проему. На площади играли. Римский юноша в военном облачении, стоя на коленях, пел и играл так славно, что женщины слетались на него, как пчелы на свежий цветок, полный нектара. Заметил ли он, насколько привлекателен? В лавку уже вернулась суетливая Евника, и даже темноволосая племянница Корнелии с обжигающим взглядом зашла, готовая отдать распоряжения. - Аве, - отозвалась рассеянно Зарина, не спеша отходить от двери. К певцу подошла смутно знакомая юная домина. Светлые кудри, ледяной взгляд, а сама затрепетала, словно листок на ветру, от внезапной близости военного. У Зарины сердце отчего-то сжалось тоскливо и защекотало в горле. «Как же любви хочется!» - вспыхнула мысль и тяжело опустилась на грудь. Всколыхнулось все то, что усердно от себя годами прятала. Как же любви хочется, как хочется… Простой и честной, чтобы без недомолвок, без лживых масок согласия. Чтобы распахнуться всей душой навстречу, принять, окутать. И не бояться, что взрежут изнутри наружу выбраться, спастись от надоевшего. Как же хочется, пусть без условностей, но и без страха остаться использованной и брошенной на произвол судьбы. Как же страшно одной остаться! Потухнет красота, уйдет молодость – и кому она нужна будет после?

Корнелия: - Дорогая, не так часто меня можно заставить порадоваться тому, что я не мужчина, - Корнелия с мгновение пристально смотрела на подругу уже в густой тишине лавки, где та двигалась еще изящнее и легче, словно оправдывая крышу, тенью спрятавшую часть лица и переливчатую полупрозрачность струящихся тканей. Но тут же рассмеялась, не без удовольствия забирая кудряшки из прохладных рук, касаясь их невзначай. - Поверь мне, это просто солнце напекло голову, смотреть здесь совсем не на что. Разве что на Евнику, выпустившую к моему вящему удовольствию из прически сегодня больше прядей. Но Евника уже упорхнула умываться или смотреть на музыкантов - в любом случае недостаточно далеко, чтобы можно было за нее волноваться, действительно недостаточно далеко, поскольку Корнелия даже не успела отправить за ней с глаз долой пыхтящего Назика - малышка уже вернулась с предложением. - Яблочко мое наливное, только не говори ни мне, ни Медее, где ты взяла перо, и упаси тебя боги нанимать этого Тесея - если ты не заметила на нем военное, это не значит, что никто не заметил. Когда мы пойдем захватывать соседние термы или лавку фруктов - тогда пожалуйста, но не раньше... Лоллия, девочка моя! - Корнелия всплеснула руками навстречу падчерице, потрепала щенка за ухом. - Будь добра освежающего, да, пока Евника не начала собирать себе личную армию. Кажется, твоего музыканта с площади она уже попыталась... завербовать. Зарина тем временем задумчиво приникла к двери, глядя на представление у фонтана, и не так уж и хотелось нарушать ее покой, хотелось им любоваться, но перед лицом занятых падчерицы и ее юного пса Корнелии пришлось говорить, пусть и не так громко, как обычно: - Медея, это моя подруга Зарина. Зарина - моя милая падчерица Медея, девушка, говорящая с живыми тварями на их настоящем языке. Милая, мы пришли к тебе со странной просьбой, странность ее уравновесит лишь красота, которую мы получим по исполнении. Нам нужны перья.

Евника: Событий последнее время хватало с избытком. Так, что Евника напрягла все чувства, чтобы уловить, что же происходит меж Корнелией и ее падчерицей? Пожалуй, полтора месяца не срок, чтобы понять, как именно вести себя с Медей. Тем более по римским меркам, статус обеспеченной вдовы делал ее любопытной партией, только траур по деду и недавний отъезд отца не позволяли местным сплетницам обмусоливать эту тему. Пока. И хотя, было не ясно, что скрывается за демонстрацией медовой дружественности, деловой союз или же что-то еще? Тот факт, что Медея имеет греческие корни, делал в глазах Евники ее - своей. Не родной, как Корнелия и Мессандра, но и не чужой, как Зарина. Она, соглашаясь, закивала на предупреждение Корнелии о перьях, зная, что Медея и так все видела, и пока представляли Зарину, юркнула через дверь, ведущую от лавки во внутренние помещения домуса. Евника прошла через жаркий атриум, где чувствовалась уже «рука Медеи» и в тени теперь стояли еще клетки. Только богаче отделанные: из дорогих сортов тарраконской древесины с позолоченной краской и редкими видами птиц. Затем мимо горшков расписанных роскошной киноварью по глине с поникшими от солнца цветами и кустами, по мозаичному полу строгих геометрических ромбов во внутренний каменный дворик для прислуги. В темном полумраке от печи плыл жар с пряностями от кушаний к сиесте. Евника подумала, что сегодня явно не ее день, стоило пометить пером понравившегося юношу, как возле него тут же образовывалась матрона. Так что не будет она сегодня более испытывать судьбу. Там в атриуме стояли лары дома, и мысли девочки потекли в направлении, а кому бы из богинь принести дары, и умилостивить, выпросить привлекательность в глазах достойнейших мужчин Рима. Может, она молится не тем? Вот взять, к примеру, Корнелию, разве она вообще поклоняется богиням? Скорее уж, Гермесу - Меркурию. Значит, ближе всего она к Артемиде, думала она, наблюдая как в тени рабыня на столе энергично долбит в ступке смесь меда с солью, уксусом и оливковым маслом. Рядом девочка - служанка вяло перебирала травы для обогащения вина, раскладывая в разные корзинки. Медея? Горевать по мужу столько времени, ведь не замужем, наверное, ей лучше подошла бы Гера, хоть она и поклоняется Диане. А Зарина, вообще не понятно кому молиться, а сама живет в Риме, разве так можно? Какая бы ей подошла богиня? Наверное, Афродита…

Медея: То, как заклянялась и разулыбалась мачехе вошедшая Макрина, в который раз напомнило Медее, что если она и в своём доме, то своей её тут считают только звери. Слуги лишь повинуются, присматриваются и принюхиваются. До сих пор. Люди, в большинстве своём, совершенно не обладают тем чутьём, что позволяет зверям сразу определять своих и чужих, опасных и приемлемых, любимых и... неприятных вот как эта рабыня, внимательно наблюдающая за каждым шагом хозяйской дочери. - Подбери ключи, забери щенков в корзине и принеси напитков, - тяжело уронила Лоллия работу на рабские плечи. Она хотела бы служанку лёгкую, живую и юркую как лесной зверёк - вроде мачехиной Евники, но среди отцовских слуг таких не было и эти унылые городские лица, оживляющиеся только в гомоне площадного представления, симпатий не вызывали. - Он такой же мой, как этот щенок, матушка. Как любой гость. Или любой мужчина. Твой, только пока в доме или в руках, - чуть усмехнулась Медея. Они с Корнелией были почти ровесницами, разница в четыре года совершенно не ощущалась внешне, но обращаться к ней "матушка" было естественным, как семейная шутка, так органично покровительствовала Корнелия всем от щедрости тела и души. - Рада знакомству, Зарина, - оглядела притихшую у дверей разноцветную птицу, и отмахнулась свободной ладонью. - Матушка преувеличивает, с римлянами пока не со всеми, они говорят, что у меня провинциальный акцент. Перья? Ох, как жаль, вы немного опоздали, у нас только пару дней назад выкупили все запасы две танцовщицы, на какой-то симпосиум заказали сложный экзотический номер... Но я могу посмотреть что насобиралось за эти дни, а если вы можете ещё пару дней подождать, думаю, смогу помочь - приближается осень, многие уже начали менять оперение.

Зарина: Зарина плавно развернулась всем телом, отвечая с улыбкой Медее: «Взаимно». После тоскливых мыслей было слегка неуютно в обществе щебечущих родственниц. Зарина обняла себя за талию одной рукой, подперев локоть другой. Пальцы задумчиво и томно стали поглаживать точеный смуглый подбородок. На «провинциальный акцент» усмехнулась с легким презрением, которое относилось по большому счету к римлянам, способным, казалось бы, вечно собою восторгаться. Хотя, если задуматься, то этим грешат, пожалуй, все люди вне зависимости от принадлежности к какому-либо народу. Медея казалась Зарине привлекательной. Стоя рядом с пышной Корнелией, напоминающей томленые сливки, она составляла занятный контраст. Смуглая, темноволосая, кареглазая…Зарине она напоминала горсть плодородной земли. И округлые формы (однако, всё же не настолько пышные, как у «матушки») только подкрепляли эту ассоциацию. Но кроме всего прочего было в привлекательности Медее и что-то близкое, узнаваемое до самоиронии – то ли гордо вздернутый подбородок, то ли искра строптивости во взгляде. - Я посмотрела бы то, что осталось, - пальцы замерли, но тут же вспорхнули в изящном жесте, означающем, что Зарина в общем-то не спешит. – Но и торопиться мне некуда. Потому могу и подождать, когда птички будут готовы поделиться со мной своей красотой.

Корнелия: - Прости, милая, просто я увидела у тебя вон тот огромный пустой насест, услышала соловьиные трели и была уверена, что только что едва не состоялся побег прямиком из рук, - Корнелия размашисто показала пустое деревянное бревно, что выдержало бы и риноцера с клювом, и засмеялась. - "Провинциальный акцент", надо же, некоторым зверушкам до сих пор не нравится, когда с ними говорят по-хорошему. Пока падчерица с подругой рассматривали друг друга, Корнелия, сделав страшное лицо, услала Назика вместе с его злосчастным кувшином за порог. - Дождемся питья тогда, чтобы принесенным с улицы жаром не поджечь последние запасы, а после посмотрим все, что у тебя есть, дорогая, - Корнелия протянула руку Зарине, приглашая ее наконец отойти от двери и нырнуть в прохладу лавки. - И придем еще через два дня или когда у твоих пташек настанет осень?

Медея: Горло сохло от жары и ускоряющей сердце музыки, летящей с площади. Слуг выкрикивать не хотелось и она сама отправилась в дальний угол к обитому мешковиной ящику, присела у стола и запустила пальцы в пёструю мягкость, неспешно перебирая сброшенное крылатыми прошлое и запоздало думая как могла понять её слова мачеха - не шпилькой ли об уехавшем отце? - А, нет, забрали только павлиньи и все рябые, бурые и серые. Но тут не много, не знаю хватит ли? Смотря сколько вам надо... Посмотри сама, - поманила гостью. Медея, часто чувствовавшая свою чуждость людям вообще, особенно в шумных толпах, рядом с грубыми и глупыми мужчинами, и в излишне говорливых женских компаниях, даже не удивлялась почему её не раздражает Корнелия - большая любительница поговорить. Её лишь немного обижало, что брак, длящийся столько лет, до сих пор оставался фиктивным. Отец, хоть и не был уже тем обольстительным пятнадцатилетним юношей, которого пожелала великолепная Паулина, в свои тридцать восемь всё ещё выглядел так, что женщины на улицах заглядывались. И, огрубев за годы труда и одиночества, остался незлым и приятным человеком, которого было за что любить. При их прощании, Лоллия вглядывалась в мачеху, пытаясь угадать малейшие признаки любовной тоски или нежной печали, но увидела только дружескую грусть, искреннюю заинтересованность коллеги и одобрение опытного дельца. Зато она оставалась единственной наследницей, что её вполне устраивало. А может именно этого и желал отец, поклявшийся вернуть положение дочери той, кого боготворил. - На насесте жил орел. Отец любил его, я знаю, но не привыкла держать тех, кому со мной плохо. Попались хорошие охотничьи руки - отдала. Если это и был побег, то мой. Хотя с точки зрения орла это наверно выглядело внезпано открывшимся горизонтом и неожиданным небом... забавно.

прислуга: И без того непонятную хозяйку, раздраженную с утра и задумчивую к сиесте, злить не хотелось совершенно, и Макрина слетала стрижом, скинув мамке щенков на бегу, на бегу же подхватив из рук кухарки поднос с гранатовым вином, охлажденным ежевичным взваром и водой... и чуть не перевернула всё на попугаячью клетку, споткнувшись о крольчонка, в сотый раз выбравшегося из корзины неведомо как. Ловить рук не было, да и не любила она всё, что в меху, и просто не шибко ласково подвинула несостоявшегося убийцу ногой.

Евника: Мимо прошла рабыня, неся поднос с кувшином и тремя стеклянными бокалами. Евника, оглядев все сполна, развернулась и увязалась с ней, зная, что может понадобиться в любой момент Корнелии. Решив обязательно узнать, кому кто молится. Вдруг поможет. Она вернулась в лавку. Никто перья не выбирал. Женщины говорили о линьке, о выборе того, что осталось, жаре. Сторонних покупателей в лавке не было, и Евника замерла у клетки с зеленными пересмешками и синими деревенскими ласточками, слушая. Хихикнула о пустом насесте, вспоминая, что там кажется, держали белых цапель и аргусов. Их маховые перья пользовались большим спросом у горожан. Провела пальцами по деревянным прутьям, вспоминания сегодняшние беседы в театре, об обещаниях стать «достойной из всех прекрасных пташек» о том, что нужны длинные перья и короткие, и все это только для одного, для одного мужчины. Евника вздохнула, вспоминая легенду о птице, которая поет всего лишь один раз в жизни, но зато прекраснее всех. Чего бы ни добивалась Зарина - ответной любви, благоволения ее покровителя или мучителя, смены статуса, все сгодилось бы, чтобы спеть. Как весело на патрицианских рядах сегодня бросались поской и обливались. А народу было сколько. Она не могла осведомиться у Медеи, когда та собирается замуж. Не положено по статусу. Ровно, как и спросить у Корнелии, не нужно ли чего еще. Та и сама скажет, когда потребуется. Жара, наконец, отпустила Евнику, и она устало опустилась на табурет, заплетя одну ногу за другую подобно лиане, по привычке, расслабляясь, замирая. Воздух от трепыхания крыльев волновался, стелился арабесками послеполуденных звуков, запахов, речей, вытекал из лавки и смешивался с городским. В какой-то момент глаза девочки сонно закрылись, и Морфей ласково закачал в своих объятиях хрупкий девичий стан, шепча, убаюкивая грезами, нежа фантазиями. Она потянулась к нему, принимающему ее, как принял бы в объятия отец, и с грохотом свалилась со стула, оказавшись на полу, приводя в трепет птичье царство, взорвавшееся галдежом.

Зарина: Тонкая цветастая ткань скользнула вместе с браслетами с тонкого смуглого запястья по изящному изгибу руки, когда Зарина коснулась пальцами ладони Корнелии. Шагнула вперед так, словно то была не птичья лавка, а покоренная страна. И подбородок выше вскинула – нечего печали в мыслях разводить. Величаво возвысившаяся надо всеми, но в первую очередь над жалким образом себя, Зарина великодушно улыбнулась и кивнула, соглашаясь с предложением посмотреть перья. Потом она запустила пальцы в мягкое и пестрое, и гордость ушла, уступив азарту. Зарина то склонялась, то поднимала перо в двух пальцах и просвечивала его на солнце, щурилась, закусывала губу. И, наконец, отобрала небольшую горсточку тех, что сочла пригодными. - Эти разреши мне взять, - произнесла мелодично, взглянув в лицо Медее. «На насесте жил орел…» - почему-то задержалось у нее в мыслях.

Корнелия: Корнелия даже чуть наклонила голову, чтобы солнечный свет, пробивавшийся из-за опустившейся на дверной проем занавески, задержался на подруге под таким углом, когда ослепляло бы, но не слепило. И улыбнулась падчерице с руками, полными невесомых и не нужных хозяевам одежек, приглашая и ее полюбоваться на прямую, стройную, тонкую и решительную. - Я помню этого орла, и я бы не удивилась, если бы довелось вдруг узнать, что Марк снова сажает его на плечо. Не верю в преданность птиц, но в этой было что-то... человеческое. А потом грохнуло - да так резко и гулко, всеобъемлюще, что стало понятно - Евника. Корнелия тяжело вздохнула и, оставив девушек отбирать красоту, углубилась в самое средоточие птичьего ора. - Евника, дорогая, сначала: ты не ушиблась? И потом: скажи мне, если тебе не хватило песен на площади, почему бы не пойти туда и не попросить еще? Мне кажется, этот хор не так чист и слишком разнообразен для одной комнаты, - Корнелия безрезультатно похлопала в ладони, как, бывало, делала, когда ункторы спихивали друг на друга пропажу масел, и грустно констатировала. - И вообще, такое ты можешь послушать и в нашем кальдарии, просто попроси Мумблера принести побольше угля.

Медея: Пока она любовалась как их с Зариной светлые пальцы подсвечивают осыпавшуюся, но не погасшую красоту, беспокойный щенок, едва не загремев с колен в ящик, вытянул шею, вдохнул весь пух который только мог и принялся яростно отплёвываться от налипшего и прочихиваться от вдохнутого. - Конечно, Зарина, они твои. Лоллия небрежно смахнула самое крупное перо с влажного носа, поднялась и тут же нахмурилась, прикрикнув глухо и коротко: - Макрина, ты мне надоела, пошла вон. Их преданность в чём-то честнее, Корнелия, они не скрывают, что любят ласку, безопасность, вкусную еду... - совершенно другим тоном договорила уже мачехе, приседая на корточки перед крольчонком и забирая его на колени, мордой к щенку. - Что ты дрожишь, смотри, ему интересно... Интересно тебе? Щенок потянулся пытливым носом к бурым шерстинкам и кролик обмер, прижав уши, мелко дыша и подрагивая усами, а потом зашевелил носом навстречу... но мир взорвался оглушительным падением и осуждающим криком, оба зверька вздрогнули и забились в руках. Медея сунула пса в кроличью корзину и поплотнее прижала лопоухого. Распутство и страж души, сидя на одних коленях, так явно интересовались друг другом, что она даже не рассердилась на учиненный переполох. Лишь подошла к украшающей собой пол девчонке и с улыбкой скинула Венерино животное ей в подол: - Подарок на новоселье. Если он не принесёт тебе что должен - сваришь из него суп.

прислуга: С перепугу от грохота, а потом и хозяйского окрика, задрожали руки. Пролив немного взвара на поднос, Макрина тут же подтерла салфеткой и исчезла едва закончив разливать по бокалам, пылая праведным негодованием - кто важнее в конце-концов?! Преданная господину раба или суповой набор в меху?!

Зарина: …и сидела мысль орлом на насесте царственно и невозмутимо, даже когда лавка взорвалась птичьими испуганными вскриками. Зарина улыбнулась, спокойно кивнув Медее в ответ. И глаза прикрыла на мгновение. Здесь было, как дома. Ребристые тени от клеток, запах, гомон. Не было только тара, мелодиями которого своих успокаивала обычно. А руки так и просились… Зарина достала шелковый платок и аккуратно завернула в него перья. Только потом она поднялась и подошла к остальным, поглядывая на Евнику взглядом, сияющим искорками веселья. «Неуклюжая какая, забавная, милая», - думала она, рассматривая с любопытством девочку. Орел повернул голову, и внимательный взгляд золотых его глаз устремился на площадь. К тому образу – двое трепещущих влюбленных.

Евника: Выговоры Корнелии, подарок, свалившийся в подол, мягкий, трясущийся комочек счастья, разноголосый птичий галдеж, промчавшаяся мимо прислуга и падение со стула ошарашили Евнику, смущая. Она только кивнула Медее. Может и правда, этот «подарок» принесет ей счастье. - Спасибо. Она поднялась на ноги, ощущая последствия падения ноющей пятой точкой, посмотрела, как Зарина сворачивает перья, и подошла к Корнелии, заглядывая в глаза. - Наверное, от жары, - произнесла она, виновато улыбаясь и обдумывая, куда деть подарок. Если они сейчас домой, то никуда, если еще куда заскочат, то было бы неплохо позаботиться о нем. Толку то с крольчонком на руках. Все смотрели на нее, и Евнике захотелось срочно куда-нибудь деться. – А насчет армии, - она пожала плечами, – Ее ж кормить придется, обувать, одевать, куда мне. Мы сейчас домой?

Корнелия: Несмотря на исходящую от подарка опасность, Корнелия с улыбкой проследила глазами весь бесславный полет кролика в Евникин подол. - От жары, не иначе - певучей, с перьями в голове? Золотце, обещай мне, что ближайшие три года - хотя бы! - ты в этом подоле будешь носить только кроликов и никого, кроме кроликов, иначе Мессандре придется освоить некоторые редкие виды иудейской кухни, - заметила она строжайше, но, не выдержав накатившего смеха, стремительно повернулась к падчерице, дабы воспитательный эффект не пропал даром. - Спасибо, моя дорогая. Вернуть щенку друга я уже не смогу, но вот тебе не премину сказать, что с последним несгоревшим кораблем мне привезли прекрасных масел. Я была бы счастлива видеть тебя в моих термах чаще, дорогая. Зарина молчала, но по лицу, по глазам было видно, что пришли сюда все же не зря, и без добычи никто из присутствующих, в принципе, не остался. - Да, золотце, только сначала заглянем в термы, - рассеянно ответила Корнелия Евнике и нетерпеливо провела пальцами в дигите от платка, который подруга держала в руках. - Кажется, я на них смогу поглядеть уже только в костюме? Ты довольна, дорогая? Ручаюсь, у Медеи лучшие птицы и лучшие перья в Риме.

Медея: - И лучшие кролики, - чуть усмехнулась Лоллия. - Никуда вы не пойдете, пока не отведаете... чуть было не сказала кроликов, но нет - напитков. Красивым женщинам в Риме слишком опасно падать на улицах от жары. Я вот сегодня чуть перегрелась и едва не упала в руки юного клариссима. Красивого как Адонис, но первого встреченного. Что, матушка, римские Фурии - достойная фамилия? - спросила так же непринуждённо, как отпила прохладного, пригласив жестом и Евнику. Квиритку, насколько она помнила.

Зарина: Корнелия протянула руку к платку с перьями, и Зарина встрепенулась, точно пташка: - Ох, прости, дорогая! - защебетала, развязывая платок. – Вы так славно общались, что я не стала мешать, и… Вот. Правда, чудесны? С гордостью глядя на добычу, повернула ладони поближе к подруге. - А в наряде будут еще краше. Но я надеюсь зайти к Медее еще разок, потому что этого все же будет мало. Взглянув на золотистую, точно мед, девушку, улыбнулась мягко. Все же чувствовалось в ней что-то близкое по духу. - Падать в руки красивых, словно Адонис, клариссимов не зазорно, - протянула с хитрецой в голосе, а потом добавила тише: - Покуда нет над душой другого мужчины.

Евника: Евника подошла к подносу, и взяла с него бокал. Немного отступила. Молча утоляя жажду, сжимая крольчонка и мысленно определяя место подарку в новом доме Корнелии. Ведь не выпустит же она его в сад? Там терновые кусты…

Парис: >>> от Суламиты ...лавка оглушила. Мало того, что в ней копошилось, перелазило, сновало туда-сюда так, что вся она казалась одним большим живым существом, так еще и сразу несколько женщин, о чем-то говорящих до его прихода, предстали перед ним сразу. "Красивые", - только и пошевелилось на все это в голове, прежде чем Парис почувствовал себя... Парисом. "Хорошо, яблок не осталось, - он даже оглянулся куда-то туда, где оставил Абатона, - как бы и впрямь рассуживать не пришлось". - Аве, - произнес он извинительно.

Корнелия: Зарина развернула платок, и Корнелия, задержав выдох, провела кончиками пальцев по птичьим перышкам осторожно, едва касаясь их, прохладных в своей щекотности. Не останавливаясь и не обделив прикосновением ни одну потерявшую красоту птичку. - Чудесные перышки, дорогая, я же говорила, что у моей падчериц... Фурии? - переспросила Корнелия, чтобы выиграть пару мгновений на подумать, отпила из стакана по той же причине. - Если принять во внимание, что почтенный отец семейства - невозмутимейший и верный Империи сенатор, изгнавший из дома одного из сыновей за связь со смазливым плебеем, а дочь его входит в тепидарий так, будто только что отдала приказ верному легиону занять город, то да, это вполне достойная фамилия - как раз по нам. Евника подозрительно притихла, уткнувшись в стакан, и Корнелия, проследив взглядом и за ней, и за крольчонком, вернулась в беседу, будто и не прерывалась. - Зарина, дорогая, поверь мне, в Риме мужчина над душой никогда не помешает упасть в руки клариссиму, особенно если на улице жара, праздненства, а юные девы так хороши, как мои падчерица и подруга, - Корнелия улыбнулась в стремительно пустеющий стакан и первой отозвалась на кроткое "Аве". - А вот и еще один Адонис, пришел за своей Афродитой, Персефоной или Артемидой? Ох, прости, дорогая! - спохватилась она, всплескивая руками и стаканом, извиняясь перед Медеей и отступая символически на полшага. - Привычка встречать гостей иногда подводит...

Зарина: Влетевший в лавку паренек был, словно цыпленок, попавший в лисью нору. Вид растерянный, слегка…пришибленный. У Зарины и глаза сразу лукаво сузились. Как же у этих римлян? Ах да, «Троя»! «Троя», которая как раз сейчас идёт в театре. Каждой женщине захочется урвать кусочек внимания такого на удивление умиляющего юноши. - Аве, - отозвалась вкрадчиво. Зарина неспешно завернула перья обратно в платок и, убрав их, протянула изящным изгибом смуглую руку за бокалом. Браслеты тихим перезвоном покатились к локтю вслед за тонкой шелковой тканью. - В объятья таких красавиц, как моя подруга, - кивнула в сторону Корнелии, - и её падчерица и клариссимам в такую жару грех не падать, - продолжила беседу, как ни в чем не бывало, только краем глаза наблюдая, как потешно оглядывается по сторонам вошедший.

Евника: «Адонис, но первого встреченного…» …«Вы так славно общались, что я не стала мешать, и…» Высказывания смешивались в лавке. Корнелия задержала вздох, а вместе с ней и Евника. «Зарина, дорогая, поверь мне, в Риме мужчина над душой никогда не помешает упасть в руки клариссиму, особенно если на улице жара», здесь было время хихикнуть. В этом римском полудне разлилось что-то совсем домашнее, уютное, такое, что не до богов было… а до лавки и до Адониса, который пришелся совсем кстати. После Помпей и после всех дневных неудач, таких, что в птичьем чириканье захотелось раствориться и в вопросе Корнелии о богинях тоже. Евника рассмеялась, не выдержав. Улыбнулась шаловливо Зарине. Необычная, она все-таки, однозначно, необычная! По каждой женщине мужчина. А этот ее - тиран. И может именно поэтому складывалось впечатление, что Зарина недолюбливает мужчин. Вот разбери-ка! Она запуталась и снова улыбнулась восточной красавице, вспоминая разговоры в термах матрон, пока слушала слова «А вот и еще один Адонис, пришел за своей Афродитой, Персефоной или Артемидой?» и, спрятав улыбочку, которую могли истолковать, как неоднозначную, посмотрела на «Адониса». Лопоух, простоват и какой-то… римский, совсем римский… Затем выразительно на Зарину, показывая всем видом, что вот - шанс. На парне пусть потренируется! От Рима не убудет. - Сегодня как раз был на спектакле пример того, как не стоит падать в руки! Можно Зарина покажет? Покажешь? - почти умоляюще заклянчила она, негромко, пока юноша входил в лавку. – Очень –очень прошу! Можно без падений на руки. Покажи! Самой Евнике не было, чем хвастать по этой части, так что хотелось очень-очень посмотреть, как можно обольстить мужчину одними лишь плавными движениями, улыбкой и перьями. Кивая входящему Адонису, умоляя взглядом Корнелию и Зарину. Можно было и Медею попросить, но ей хотелось именно на что-то не римское посмотреть. Экзотическое...

Медея: Евника баловалась так естественно и безоглядно, как умеют только совсем юные девочки и маленькие зверята. Усилием воли, проявившемся в одной только мимолетной складке у иронично поджатого уголка губ, Медее удалось отогнать видение юной серебристо-бурой ласки, сквозящей сквозь девчонку как сквозь лесной куст. Вошедший покупателем не выглядел, скорей - телёнком, забредшим в тенистый овраг за интересным лопухом, и она, кивком уронив необязательное: - Аве, - вернула внимание мачехе. - Интересное семейство. Кажется, с таким надо смотреть в оба, чтоб в руки упал только один, без всей этой разномастной толпы в довесок... Макрина к посетителю не появлялась, проявляя вопиющее отсутствие чутья, и Медея сочла её окончательно несносной. Зато Ако, смотревший до этого на общий переполох скептически, но молча, не подкачал, встретив гостя неожиданным, в наступившем затишье, и громогласным "трррррепло!".

Парис: Женщины не преминули откликнуться и показаться во всем своем разнообразии - так, бывало, одно и то же яблоко по-разному переливалось на солнце, если его вертеть в пальцах. Парис покраснел от этой, пришедшей ему в голову, мысли и повторил: - Аве, - перетек на одну ногу, собираясь сделать еще шаг, и кашлянул в кулак, - прошу прощения, если прервал. Я... посмотреть, - "тррррепло!", раздавшееся из-за плеча, встрепенуло Париса, и он дернулся, оборачиваясь на внезапно не женский голос в этом женском цветнике, - аа... ой! - и засмеялся несколько настороженно, - напугал, разбойник, - искренне обратился ко всем и увидел кролика, - а этот милый... можно? - наконец, определился, куда сделать шаг, и протянул руку, чтоб погладить, если разрешат.

Корнелия: - Ох, дорогая, - Корнелия взмахнула было стаканом, но вспомнила, что мокрые звери продаются хуже сухих, и прервала движение на середине, со звоном поставив стакан на поднос. - Для обморочных клариссимов мы еще не расчистили подвал как следует, хранить негде, но если я когда нибудь смогу загнать туда Мессандру с метлой, честное слово, я выделю вам всем по уголку, большому такому, прохладному, хватит и на Фуриев, и на толп... Она прервалась на полуслове, краем уха прислушавшись к бормотанию лопоухого паренька, который хоть и заблудился, но далеко не потерялся. - Так посмотреть или потрогать, юноша? - вкрадчиво вопросила пришедшего Корнелия, строго взглянув на Евнику и еще на всякий случай на попугая, поспешившего обвинить юношу еще до проступка, который в общем-то предугадать и предотвратить нетрудно. И обратилась к Евнике, смягчая тон улыбкой. - Дитя мое, покажи юному исследователю природы кролика, но ради всех богов - ничего из того, что видела сегодня в "Трое". Мы еще подвал не расчистили. В своем отточенном термами мастерстве не спускать глаз с одних, пока говоришь с другими, Корнелия не сомневалась ни на мгновение.

Зарина: - Сегодня как раз был на спектакле пример того, как не стоит падать в руки! Можно Зарина покажет? – затараторила Евника. Зарина изумленно свела брови: - Пример? На спектакле? Ох, дорогая, ничего из спектакля не помню, - махнула рукой и рассмеялась. Сразу же вспомнился Галиб со своим «ешь виноград, красавица». Какой театр, когда в голове ярость пульсировала! Римские боги, да после полуголых девиц вообще ничего не вспоминалось, кроме всей этой истории… Сначала с рукой Галиба…Потом с виноградом. Зарина облизнула губы и отпила прохладной жидкости. «Тррррепло!» - разлетелось по всей лавке. Юноша тут же засуетился, будто пойманный на месте вор. Ему хватило бы для душевного смятения и попугая, но Корнелия добавила. «Сейчас умрет на месте от смущения», - подумала Зарина, а в глазах вновь заблестели искорки веселья. Она приблизилась к подруге и шепнула: - Мне кажется, тут и без «Трои» обойдется.

Евника: Евника вспомнила, что держит слишком долго стакан и разглядывает юношу. Не то, чтобы ей было жаль показывать, ну он что, кролика не видел? Невидаль. Кролик! Слова Корнелии прозвучали, как приказ. Евника одновременно поставила бокал и протянула живность, держа за уши. - Его зовут Подарок! Только не бери и пальцы ему в рот не суй! – наказала она, пологая, что в Риме все возможно. А этого юношу она видела впервые, впрочем, кролика тоже. Вдруг он бешеный?

Медея: Да, Рим был ей чужим. Но когда она смотрела на еле заметные трещинки на стене своей кубикулы в поместье мужа, ей, порой, особенно зимними вечерами, казалось, что сквозь них утекает жизнь. Здесь же наоборот: чудилось будто она проникает всюду - в окна, в двери, льется по полу через порог, избыточно, бурно и неостановимо. Люди, люди, люди... Одни тянут руки погладить, другие - сожрать. И все шумят, как стая сорок. Но если даже кролик привык и освоился, то может быть и она сможет? Со временем. Чего-чего, а этого у неё больше всего остального - не надо срочно искать мужа как юной девочке, нет необходимости дни напролет беспокоиться о деньгах, как матроне, не надо думать как избавиться от утомившего мужчины, как любовнице. Медея представила себе набитый нобилями новенький мачехин подвал и рассмеялась негромко, больше сама себе: - Для одного найдется место и в моём. А в твой не стоит складывать никаких мужчин, пока ты не убедишься, что твой дед не припрятал там старого фалерна, было бы жаль отдавать такой клад на разграбление чужим. Это же она думала и про Евнику, но ни взглядом не помешала венериному зверьку выполнять его предназначение.

Парис: Парис услышал "потрогать" и побледнел, отметив, что должен был, наверно, все же покраснеть... или нет... или да... Женщины даром, что выглядели невинно, на поверку оказывались... женщинами, которым на язык не попадайся. А он попался, причем сразу всем. Так что самым честным здесь, похоже, был попугай, обозвавший его треплом (в самом деле же, сказал "посмотреть", а сам руки тянет..), а самым невинным - кролик, смешно и дураковато висящий в воздухе и отчаянно принюхивающийся к переменившейся действительности. И если до похожести с попугаем Парису явно не хватало смелости, то в кролике он практически обнаруживал родственную душу. И... надо же было что-то отвечать всем им. Поэтому Парис собрался с духом, мыслями и еще чем-то и выдал в обратном порядке: - Я запутался, что про "Трою", а что про мужчин... - Чудесное имя - Подарок... - Я... Посмотреть...руками... Быстро провел виском по плечу, отирая выступившую от волнения каплю пота и осторожно вернулся речью к держащей кролика: - Не буду. А что можно? По макушке погладить можно? - улыбнулся, готовый повиноваться, и обнаружил свою, все еще неопределенно зависшую в воздухе руку.

Корнелия: - Ох, дорогая, боюсь, что у нас здесь все, что только может случиться - "Троя" по умолчанию, - выдержала заговорщический тон Корнелия, склонившись к подруге, но немедленно выпрямилась и бросила веселый взгляд на падчерицу. - Перед тем как лечь в моем уютном подвале, эти несчастные вынесут из него все мало-мальски ценное и аккуратно сложат в уголке, уж я-то прослежу... Молодой человек! Голосом таким она обычно отчитывала новеньких ункторов за пролитое мимо спины масло и сейчас сочла, что он очень подходит и к месту, и к смешно оттопыренным ушам. - Смотреть руками? Разве это пристойное занятие для юноши твоего возраста и происхождения, кстати, кто ты, дитя? - суровости не убавилось, и в воспитательных целях смеялась сейчас Корнелия одними глазами. - Евника, малышка, следи за тем, чтобы смотрели руками, если отважатся на глазах у почтенных матрон, только Подарка, иначе следующим Медея подарит тебе семейство ежей.

Зарина: Как свободны римские женщины! Рассуждают, сколько мужчин поместится в их подвалах. И не редко говорят о том, сколько держится в их умах и сердцах. Как легко они относятся к любви! Будто к наряду, который подбирается под погоду и настроение. Зарина краем уха слушала, о чем беседуют подружки, а сама незаметно скрылась среди клеток с пташками. Желтые, синие, красные, маленькие и большие, сонные и резвые – они поглотили внимание. Зарина медленно вела смуглыми тонкими пальцами по тонким прутьям, вновь и вновь ударяясь подушечками словно о струны. И птички, как будто узнав в ней свою, заводились трелями. Шелковый рукав соскользнул вдоль запястья, лизнув кожу. Зарина закрыла глаза и тихо запела, подстраиваясь под птичью песню. Ей вспоминался полный тепла взгляд синих глаз, широкая грудь и бугры мышц на лопатках под маленькими ладонями. Она собрала пальцы в щепотку, удерживая ощущения, и снова ударила по струнам клеток. Ей вспомнился внимательный взгляд круглых карих глаз, тонкая линия рта, дрожащие крылья острого носа. Ладонь, скользящая впервые по телу, будто пробующая ткань на ощупь. - Ммммм, - тянула негромко.

Евника: Евника хихикнула в нос, улыбнувшись словам Корнелии. - У ежей иголки мягкие, как веточка хвои. И пальцами ведешь по иголкам. Они спорят друг с другом, царапают, жадничают потрогать тебя в ответ. – Она повернула Подарка боком к юноше. - У ежей иглы плотнее, за что его держать показывая. За задние лапки? Не выдержала и засмеялась, перевела взгляд на парня, силясь представить, как держать за уши ежика. - Да, имя подходящее, - ответила она ему, с благодарностью посмотрев на Медею. – Есть легенда, рассказывающее, почему у кроликов большие уши и маленький хвост. Отец ей рассказывал, когда в лавке не было покупателей. - Говорят, что богам было жаль лишать их ушей, но нужно было, из чего-то соорудить сердце, вот они и сделали из хвоста. Поэтому они такие осторожные, а хвостик маленький. М-м-м, у ежей, наверное, тоже. Ты так любишь кроликов, купи у хозяйки лавки. У нее есть из того же помета.

Медея: "Посмотреть руками"... Паренёк был очарователен, но ей захотелось отвернуться. Юные подходят друг к другу как игривые, любопытные, но пугливые зверята. Они ещё не знают, что хотят друг от друга, хотят ли вообще и что из этого может выйти, для них ново любое движение, каждый звук и взгляд, у них как будто дрожат вибриссы, настораживаются уши, тянутся друг к другу пытливые носы - шаг, шаг, прыжок вбок, припасть на передние лапы, подпрыгнуть на месте, потянуться снова... Забавная игра. Но почему-то взрослым иногда неуютно её наблюдать. Словно подглядываешь за собой молодым и опытной снисходительностью убиваешь очарование собственных воспоминаний. Иногда такие сцены и вовсе нагоняли тоску - ведь такой яркости и острой новизны жизни уже не будет... или?.. Вот и восточная взрослая женщина, только что рассуждавшая о мужчинах, спряталась среди птиц, как будто ища себе стайку, чтоб затеряться. Иногда Медея бывала уверена, что читает мысли. - Корнелия, не будь так строга, как раз для юноши его возраста не существует непристойных занятий. А Евника уже продавала кроликов, и так естественно, что Медея решила приобрести себе кого-нибудь столь же бодрого, вопреки совету отца экономить побольше до его возвращения.

Парис: Парис зарделся в своё оправдание, и слова долго не шли вовне, спотыкаясь друг о друга внутри. Одна из женщин взмахнула рукавом совсем по-птичьи и теперь влила свой тихий голос в пестрое многоголосье, так, что все зазвучали одной тихой песней, другая, кажется, извинила его за...что?.. "Смотреть руками.. И сказал же... Сам виноват", - вспомнилась Мэхдохт, дивная, чудесная Мэхдохт.. И с ней он тоже сам виноват, кто же не спрашивает у женщины, чего хочет женщина... - Это я только изъясняюсь иногда...не очень, - признался всем, и сейчас особенно показалось, что ничего, кроме снисходительности, ему от женщин никогда не добиться, - я не хотел оскорбить ничьих ушей, - он почему-то грустно глянул на кролика, - и взглядов. Девушка была чуть более приветливой и чуть менее ироничной, и так просто повернула кролика бочком, что Парис зарылся пальцами в мягкую шерсть и улыбнулся почти счастливо: - Хороший зверёк. Но мне некуда, у меня...кони, - и отозвался поспешно самой строгой, - а я не представился? Прости.. Терций, Авдий Терций.

Корнелия: - Терций? - улыбнулась Корнелия ободряюще, решив пока не терзать и без того грустного юношу, не нашедшего укрытия для рук лучше, чем в теплом кроличьем пузе. - Значит, где-то по Риму ходят еще минимум двое таких же молодых людей, мило рдеющих от бесхитростных слов одной старой женщины и трех юных и прекрасных? Не беспокойся, хоть ты и изъясняешься, как ты сказал, "не очень", но вполне понятно - настолько, что руки твои уже по локоть в мягком кроличьем пуху, и никто, заметь, не возражает, даже сам кролик с его дрожащим сердцем из хвостика. Она подмигнула Евнике, рассмеялась и отпила еще немного, рассеянно поискала взглядом Зарину - подругу отчего-то потянуло к птичьим клеткам, хотя рядом не мельтешили ни Галиб, ни Атиру, ни еще кто-то со столь же жесткими по обычаю предков взглядами. Возможно, петь под звон тонких прутьев и было чем-то утешающим в неволе, но сейчас, в этот самый момент Корнелии хотелось положить ладонь на страшные железные проволочки так, чтобы Зарина видела - точно так же, как их можно заставить молчать, их можно заставить и распахнуться - было бы желание. Но подруга пела так мелодично, так безошибочно и стройно вливалась в хор, что как раз в наличии желания Корнелия и сомневалась. И все это пронеслось в голове с тремя глубокими глотками, от которых вдруг резко заболела голова - хорошее холодное питье, как раз для жары. Она решила, что пока вернуться к оттопыренным ушам Терция будет безопаснее. - Медея, милая, ты совершенно права, в его возрасте нет непристойных занятий, кроме тех, что заставляют болтаться в каменных стенах вместо того, чтобы седлать коня и мчать на нем через поля с любимой, переброшенной через взмыленный круп, - Корнелия поболтала остатками питья в стакане и задумалась, вспоминая. - Авдий, Авдий... Скажи мне, юноша, это ведь твой отец торгует одними из лучших лошадей в городе? Ослик, которого мне он продал три года назад, еще таскает ноги и все, что к ним прицепят, несмотря на все усилия моих бестолковых людей. Передай отцу благодарность и приглашение женской половине вашего дома в мои чудесные термы - они здесь, как раз напротив лавки.

Зарина: Зарина перестала петь, все ещё прячась за клетками. Остальные что-то обсуждали, разглядывали забежавшего мальчика, который боялся больше, чем кролик в руках Евники. Этот лопоухий, робко улыбающийся юноша, весь такой осторожный, но открытый, почему-то раздражал Зарину. Что это за мужчина такой, который позволил возвыситься над собой трём женщинам и даже мелкой девчонке? Зарина холодно оглядела его с ног до головы, а затем вновь вернулась к птицам. Почему, вдруг подумала она, в доме нет ни одной птички, которую бы купила собственноручно? Ну и что, если Галиб их считает своими. Что же он, велит на ужин зажарить покупку своей женщины? - Медея, - выплыла она из-за клеток, мелодично протянув имя хозяйки лавки. – Захотелось мне не только с перьями домой вернуться, но и с пташкой. Вон той, - руку плавно протянула, зазвенев тихо браслетами. – Тёмно-синей.

Евника: - Кони? В смысле кони? Любишь их брать за уши и гладить по животу? – она рассмеялась. Подарку видимо надоело висеть, и он забарабанил обеими лапами по сжимавшим его пальцам, стараясь освободиться. Евника отпустила крольчонка и тут же перехватила его другой рукой, но Подарку только это и нужно было. Он тут же выскользнул и прыгнул в сторону парня. - О-о-ой! Лови! Лови его!

Медея: Мальчик так зарылся пальцами в кроличий мех, что у Лоллии по предплечьям побежали ленивые теплые мурашки. "Кони... Авдий Терций... лучшие в городе..." Всадник и третий сын?.. Это было жаль. Как в принципе было жаль, что не все хорошие мальчики годились в мужья. И не все, годящиеся в мужья, были хорошими мальчиками. - Сизоворонка? Интересный выбор, ты в нём уверена? Она, конечно, красива со своим плотным, блестящим, оперением, словно отлита из металла. Но она хищная, ест ящериц, крупных насекомых, лягушек, иногда грызунов, и только осенью ест немного винограда, другие ягоды и семена. И у неё резкий, отрывистый и хриплый крик. Твой мужчина поймёт такую покупку? У нас уже были случаи, когда возвращали дорогих индийских попугаев - мужья не одобряли резкие голоса и шум. Нуёмный, как его новая хозяйка, кролик снова вырвался на свободу. - Евника, назови его Побег. Или Удёр. Иначе кто-нибудь назовёт его Бульоном.

Парис: Кролик дернулся из цепких женских пальчиков, как дернулся бы, возможно, и Парис, если бы ушастый не опередил. А так Терций просто взмахнул руками, прижал к себе наугад локтем что-то сильное по сопротивляемости и похожее на лапу, каким-то чудом перехватил живое и вырывающееся и, спасши руки от укусов, зафиксировал: - Нннет, двое других... другие, - ответил про братьев, не вдаваясь в подробности, кто и насколько, - я бы назвал его Конь. Это и к Трое, и к побегу, - Парис распрямился, возвращая бунтующий клубок меха хозяйке, - вот. Еще недавно он сравнивал женщин с лошадьми - и кто же знал, что с такой же легкостью их можно сравнить и с птицами, и даже с кроликами. Кто знает, может, любое звериное своенравие они перенимают по наитию, чтобы казаться менее уязвимыми. Парис озадачился этим ровно настолько, чтоб кивком согласиться передать женской половине приглашение в термы, и выдержал холодный взгляд певчей женщины спокойно как виденное ранее и потому неудивительное. Речь предназначалась ей и Медее, но: - У тебя есть славки? Это птички с сюрпризом, - обратился Парис к тихому звону браслетов, словно зацепившемуся за крупинки воздуха и потому еще звучащему, - на вид они и броски, и нет одновременно, они и в неволе чувствуют себя довольно вольно, - взгляд поднялся и перехватил руку покупающей немного выше локтя, - и даже пение некоторых из них в равной степени громкое и непокорное, чтобы заявить о себе и...позлить мужей, но и достаточно мелодичное, чтобы не сойти с ума, - глаз он взглядом касаться не стал и обернулся к Евнике, - а коней...нет, коней так за уши не подержишь, - Парис улыбнулся, - но можно почесать за ухом. И живот, когда чистишь, только ооочень осторожно.

Корнелия: - Иногда женщине не нужно, чтобы ее понимали, ей просто хочется покричать в промежутке между ящерицами и грызунами, - задумчиво прокомментировала выбор подруги Корнелия. И даже не дернулась, когда меховому комку надоели юные неловкие руки и захотелось чего пожестче: пола, например, или донышка котла. - Бульоном его назовет Мессандра, дорогая, если он предпримет больше двух попыток стать Побегом. Евника, девочка моя, следи за своим зверинцем, пожалуйста. Рассуждения о славках Корнелия слушала вполуха, подойдя к двери и глядя через площадь на термы - там или что-то затевалось, или из-за жары воздух дрожал так, будто стены соседних инсул вот-вот схлестнутся.

Феликс: дом Левия Теребраса 27 авг 66>>>>> С улицы показалось темновато, и Феликс поздоровался прежде, чем понял, кто тут хозяйка. А потому и взгляд привыкающий перевел сперва на девочку, которая должна была последить за своим зверинцем. В голове еще стоял отзвук рассуждения о женщинах, которым надо иногда покричать, и он крепко понадеялся, что вколоченные в прошлой жизни "не" удерживают на лице правильное невыражение. Так оно и было. Феликс улыбнулся вежливо и неторопливо повел взглядом: - Прошу прощения. Могу я здесь купить генетту?

Зарина: Взглянула на сизоворонку уже с сомнением после слов Медеи. Дело было не в мужчине, но ведь даже протест должен быть разумным. Самой будет ли приятно слушать эту пташку среди переливчатого пения? Тут еще и мальчик заговорил. Да как заговорил! Зарина вскинула на него пристальный взгляд и не отводила его до тех самых пор, пока не закончил. Паренёк, как и славки, о которых речь вел, оказался с сюрпризом. Сразу проснулось к нему любопытство, и мужа захотелось позлить не только птичкой. Зарина плавно опустила руку, ощущая кожей, как золотые браслеты спустились к запястью один за другим, и сделала пару шагов в сторону парнишки. Тонкие ткани зашелестели, путаясь вокруг ног. Зарина сама себе припомнила, как тихо шуршит змея о горячий песок на барханах. «Прикидывается наивным? Или просто мало себя знает?» - пальцы такого неуклюжего на первый взгляд юноши уже совсем невинно перебирали шерстку за ухом кролика. И доверившись тому, что видишь, можно было не поверить уже самой себе о недавно услышанном. - Я и сама, Медея, люблю мелодичность, - отозвалась хозяйке. – Не знала, что сизоворонка может преподнести такой сюрприз. Посудила по ее наружности. А теперь понимаю, что не стоит доверять первому впечатлению… Не глядя больше в сторону лопоухого, подошла к подруге: - Что там, дорогая? Ты как будто чем-то обеспокоена.

Евника: Два покупателя, уже больше, чем ни одного. Медеи было, чем заняться. Зарина успела задать вопрос. А что там, и в самом деле было? Что? «Зайцы не кони, а Побег не Подарок. Назову Побегом, убежит от меня», Евника нахмурилась лишь на мгновение, но тут же забыла. Бросила все. И кролика с юношей, чуть не сбила вошедшего, торопливо поднырнув под мужской локоть, обходя, подошла к Корнелии. Что там? На что смотрят? Залитый полуденным солнцем опустевший фонтан. Музыканты куда-то делись. Из верхних этажей инсул доносились окрики, шебуршание, постукивание глиняных горшков, кошка лапой намывала мордочку сидя на краю подоконника, плохо занавешенного не дорогой тканью. Чуть поодаль виднелись их термы. И слева на самом повороте внутрь площади, она увидела в фасаде здания трещину. Пятиэтажная инсула клонилась, словно тянулась к фонтану. За годы наводнений и дождей, фундаментные блоки на глинистой почве повернуло, крен принимал роковой градус. На затихшей площади, где играли недавно музыканты, виднелись пятна крови от чьих-то недавних разборок, все стихло, будто оплавилось на мгновение. Тишина. А затем, засипев, зашуршав, вонзилось истошными от испуга криками из инсулы и край дома поехал в сторону. Евника вцепилась в руку Корнелии. В грохоте блоки обрушились, подняв белую пыль, оглушая воем от находящихся внутри людей, преграждая вход на площадь извне. - Боги, - только и вырвалось у нее от ужаса, так и не заметившей, что продолжает держать Корнелию за руку.

Медея: - За уши не подержишь? - Медея подошла к мальчишке, обронившему с умным видом и на голубом глазу своё "позлить мужей" так, словно молодой жеребёнок походя сбил плетень - с одной стороны зная, что делает, с другой - по детскому дурашливому малоумию, и посмотрела ему в глаза прямо, испытующе, едва ли ни касаясь плеча пышной грудью. - Наших иберийских коней, которых Гомер, Ксенофонт и Плиний называют детьми ветра, а хозяева берегут пуще родных дочерей, иногда так приучают к узде. Пойманного в табуне молодого коня сперва привязывают недоуздком вплотную к коновязи, на выстойку, чтоб понял, что бесполезно бороться с верёвкой, привык к хозяйским прикосновениям и устал буйствовать, - она сделала чуть заметную насмешливую паузу, - только хозяин гладит его и кормит, остальные бросают камни, тыкают ветками, пугают. И когда поутихнет - надевают узду. А для первой посадки всадника помощник крепко зажимает голову коня схватившись обеими руками за уши. После такого обучения конь признаёт только хозяина. Без узды не уведешь, и узду накинуть тот ещё фокус - болезненно реагирует на прикосновения к ушам. Явление ещё одного юного жеребёнка она встретила уже с лёгкой усмешкой: - Это зависит от того, смогу ли я тебе её продать. Птичья наружность, Зарина, обманчевее чаще, чем любая другая, не странно, что ты обманулсь... Скрежет, сипение и крик ворвались в лавку воспоминанием о горных беспощадных обвалах, оползнях, селях и лавинах, оборвав и перекрыв все звуки кроме бешеного стука сердца в ушах. Оползень??? Откуда... тут?! Лоллия замерла на миг, широко распахнутыми глазами глядя как беззвучно - на фоне грохота и воплей - заметались в клетках птицы, осознавая, что некуда бежать из хрупкого дома, если он стал на пути беды. "Боги!" И метнулась к двери. Там надменные боги объясняли надменным людям, что они - лишь пыль. - Макрина!!! Сюда! 1. http://vseokone.ru/iberijskaya-poroda.html 2. https://books.google.ru/books?id=nlG3AwAAQBAJ&pg=PT34&lpg=PT34&dq=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%8F+%D0%B7%D0%B0+%D1%83%D1%88%D0%B8&source=bl&ots=sU9rowOvvE&sig=TKGAV-ZoLaIEz3DXnPfTakDW_v0&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiD2IXt19bMAhVLKywKHVqsCb8Q6AEIIjAB#v=onepage&q=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%8F%20%D0%B7%D0%B0%20%D1%83%D1%88%D0%B8&f=false

Лупас: >>>Яблочная площадь ...захлопывал раздвижную дверь перед прилавком той самой лавки, куда вошла персиянка и густой дневной тенью скользил ко входу: - Госпожам лучше не выходить! Сейчас начнётся. Самое малое - посрывают украшения и посрезают кошельки и сумки в толпе... Я могу чем-то ещё помочь госпожам? - возвысил голос, чуя, как прилипает к шее пыльная волна.

Парис: Женщина напирала грудью, красивой, но чужой, словно сама, как та ретивая, дразнила и проверяла - возьмёт ли кто за уши. "Женщины, они как лошади..." - вспомнилось только мельком, а Парис просто почувствовал тепло тела. Своё ли, чужое - оно было одинаково ровно, пока не начинал подмечать схожесть. Но чтоб её почувствовать, недостаточно просто подойти. Поэтому Парис не сделал шага назад под напором, но и в словах напирать не стал, остался ровно на своём месте: - Это иберийские, - улыбнулся спокойно. - Жестокость объясняет, иногда - учит. Но приручают лаской. Чтобы тебе доверились - нужно постараться понять. Грохот, вскрики и пыль растрепали все пространство, продрав в нем дыры, Парис бросил взгляд в направлении звука и дёрнулся: - Боги! Там же люди, их надо... - и, как мог, миновал всех в лавке, включая только вошедших, выбегая туда, к крикам, где нужно было действие, а не разговоры.

Корнелия: Она-то ожидала скандала, Сара, продававшая рядом зелень, еще не так умела трещать, но... - Боги... - в унисон повторила Корнелия в оглушительной, кромешной тишине, чувствуя только, как по мере оседания инсулы шире открывается рот, и боль в руке становится сильнее. - Макрина!!! Крик Медеи вывел из ступора, и Корнелия, стряхнув наваждение, глотнув пыли, вмиг добравшейся до них, бесцеремонно втолкнула подругу и Евнику внутрь лавки, куда забежал кто-то оскаленный и откуда вылетел кто-то лопоухий. - Куда?!! - рявкнула она и выбросил цепко руку, но Терций выскользнул и помчался в сторону развалин. "Термы!!" - вспыхнуло в голове, и она сама сделала несколько шагов, оглянулась на остававшихся в доме... еще пару шагов... люди, гостьи терм, работники, инсула же наверняка задела стену, не дай боги, повредит водовод... На зубах хрустнуло. - Зарина, Медея, Евника, оставайтесь здесь, - она смерила взглядом незнакомца и распорядилась не терпящим возражений тоном: - Можешь помочь госпожам. Мужчине будет проще позвать вигилов и городскую когорту. А сама побежала к термам, огибая редкие камни, вытирая слезящиеся глаза и стараясь не дышать колючей пылью.

Феликс: Странно, но сперва он не испугался. В сознании еще перебирались причины: он не вовремя, они тут заняты разговором; генетты нет; она не хозяйка; может не хватить денег; могут не доверить зверя; нет клетки, не в чем отнести и тому подобное. Но, по привычке сдвинувшись с пути всех входящих и выходящих (одно из первейших "не" - не путаться под ногами), он выглянул и отчего-то удивился. На миг безразлично представилось, как из ямы вырывается огонь и Рим покрывается пеплом весь, он о таком читал. Спокойно подумал, что все закончится, а потом, после логического вывода, что закончится не только для него, будто ударили со всей дури по затылку дубиной, и вместе с запоздалым пониманием слов "боги, там же люди!" дошло и то, что именно его удивило: дом будто сложился внутрь. По крайней мере, так казалось отсюда. Значит, людей закопало. Значит, вынуть из-за пазухи мед, доверить его... кроликам в корзинке, а на орехи от новой хозяйки получить потом. Это не Осмарак. То есть, не кулаком в живот. Он подошел к той, что ответила ему, осмелясь предположить в ней хозяйку: - Если генетта очень дорого стоит, то это задаток, чтобы ее не продавали. Если бы ты смогла подыскать для нее клетку, было бы очень кстати. Если позволишь, я оставлю у тебя свой мед. Ненадолго. И он, не осмеливаясь совать в руки, положил это все... куда-то не на пол - в затылке горело, и над сердцем разливался тяжелый жар, мешая думать. .>>>>>>>яблочная площадь

Зарина: Она задала вопрос, и воздух замер. А потом вдруг треснул, посыпался, загрохотал обсыпающимся домом. Забурлили клубы пыли по площади. Зарина увидела, как кошка, распушив хвост, чудом скачет по летящим вниз камням. Словно всплеск, возникли и затихли крики жильцов инсулы. И снова воздух замер на пару мгновений, пока все вокруг осознавали произошедшее. Боги! - вскрикнула рядом Евника, площадь вновь наполнилась звуками — стонами, охами, мольбами о помощи, плачем, приказами. За спиной испуганно завопили птицы, заскрипели клетки. Мимо пронесся лопоухий, и, напротив, внутрь решительно зашел незнакомый мужчина. Зарина почувствовала, как Атиру возник рядом, по правую руку, готовый защитить. В мыслях она уже перечислила тех, за кого стоило волноваться. Корнелия рядом. Галиб...Галиб ушел с покупателем, а значит, должен быть дома. Наложницы — эти тоже не собирались никуда сегодня выходить, но даже если что и случится, чем меньше, тем лучше. И только она успокоилась, как подруга стремительно выбежала из лавки. Что творишь, безумная! - вырвалось, как и несколько шагов в сторону двери. На площади толпились люди, кто-то помогал солдатам доставать пострадавших из-под завалов. Корнелия бежала к термам. Термы...выглядели крепкими и рушиться вроде бы не собирались. Зарина чувствовала, как гнев подступает к горлу. Хотелось кинуться вслед за Корнелией, но это было бы глупо бегать туда-сюда через площадь, полную зевак. Тем более, когда одета на стоимость всех этих рухнувших и еще пока нет инсул. Мимо промчался очередной спасатель. Зарина нервно тряхнула рукой, браслеты звякнули резко, и она обернулась к оставшимся. Толку от них ото всех! Не отошлешь же Атиру за подругой. А этот... Зарина смерила вошедшего суровым, оценивающим взглядом. Только теперь она узнала его. Это тот, что сидел за ними в театре, от взгляда которого было неуютно. Но теперь он не пугал. Внутри было столько гнева, столько ярости, что хватило бы на любого. И потому Зарина даже не стала задумываться, зачем этот человек появился здесь сейчас. Атиру тоже узнал его. Это было видно по не всем заметной морщинке у левой брови, ставшей чуть глубже.  - Чем-то помочь? Да, ты можешь, - голос ее стал жестче, как если бы она распоряжалась дома. - Если ты проследишь, чтобы все было хорошо с моей только что стремительно убежавшей подругой, я тебя щедро вознагражу. Она направилась в термы.

Евника: Евника решила в лавке обождать. Корнелия четко выдала приказ, а посему она уставилась на вошедшего, видимо настолько испугавшегося, что вместо того, чтобы бежать к рухнувшей инсуле, он кинулся в лавку. Ей тоже не хотелось туда бежать. Все-таки не первый день в Риме жила, и по одной инсуле в месяц, то там, то сям, да падало. Хотя в последние года, когда Рим заново отстроился это случалось реже. Она вздохнула и положила крольчонка в корзинку к собратьям. К хорошему быстро привыкаешь. - Я пойду на кухне помогу, - сообщила она Медеи, зная, что может не слушаться, но ведь заняться все равно было не чем. А на извлекаемых из под руин погибших, ей было больно смотреть. Хватило с последнего большого пожара.

Медея: На удивление, раба явилась едва ли не быстрее, чем последняя волна колючей пыли легла Медее на щеки, прежде чем неизвестный угодник закрыл раздвижную ставню. По лицу было видно, что сухой треск напугал её раньше крика госпожи. Несложно было догадаться почему: с неделю назад с таким же треском разрушил клетку молодой барс. - Инсула рухнула. Не стой столбом. Мужчин на завалы, женщин - рвать на бинты старье и носить воду. Сама на кухню. А ты... - времени рассмотреть уличного пса, решившего поохранять её порог в ожидании кости, не оставила мачеха, способная, как Медея уже давно поняла, остановить слона, скачущего по атрию горящего дома, а не только подержать инсулу, заваливающуюся на термы. "Зарина, Медея, Евника, оставайтесь здесь" На распоряжение, касающееся и её, Медея лишь дернула плечом, не собираясь слушать, но и не имея никакого желания нарушать. Острый липовый запах - вот и всё, что осталось в воздухе вместо слов и людей. - Постой-ка! - кого смогла - то есть одну лишь Евнику - удержала голосом Лоллия, возвысив его с едва заметной капризной усталостью. День, начавшийся тяжелым сновидением, выдался слишком долгим. - Лучше насыпь кормов птицам, чтоб успокоились, а зверям смени воду. Чудовищная пыль... И вот этот... - она потянулась за запахом как за лесной тропкой, уводящей в тихую рощу, - мёд убери под прилавок. Выдохнула и обернулась к Зарине, стоявшей так напряженно, что, казалось, вот-вот взлетит вслед за собственным резким приказом. Слишком напряженно. - Слышала? Ещё совсем мальчишка, а уже делает ошибку всех мужчин - путает довериться и остаться. Чтоб довериться достаточно чтоб все остальные пугали, а один ласкал и кормил. А вот остаться... Но мы же ему не скажем? - полуулыбнулась, жестом предлагая стул. - Ему предстоит столько интересных открытий.

Лупас: - Щедрая госпожа. Целая и невредимая госпожа. Просто, складно, легко запомнить, - усмехнулся Волк, клаянясь приказу одним ухом. >>>Яблочная площадь

Зарина: Было в этой усмешке что-то неуловимое. От чего хотелось совсем по-дикарски принюхаться, присмотреться к человеку, обойти его стороной. «Опасность!» - твердило сознание, но Зарина оборвала его, заставив себя улыбнуться в ответ. Не каждый день инсулы по соседству рушатся. «Нервы на пределе, вот и мерещится всякое», - успокаивала себя. Слов Медеи не разобрала, только рассеянно кивнула на жест и присела. Всё-таки… Театр, тот взгляд, эта усмешка. «Ох, ладно! Не впервые следом за мной идут. И только сейчас чудится нехорошее», - отмахнулась раздраженно. - Прости, я прослушала тебя, - взяла себя в руки и мелодично проговорила в ответ хозяйке лавки. – Но смотреть на тебя так приятно. Ты спокойна – успокаиваюсь и я.

Евника: «Вот это скорость!», она и не знала, что падчерица Корнелии такая бывает … резвая. Обычно, все что демонстрировалось: ленивое, почти кошачье раздражение на любое чувственное колебание. Звуки или дело, от Медеи исходила загадочность с едва уловимой надменностью. Точно нет равных. От контраста смиренной, грустной Зарины с дикой, властной Медеей, Евника чуть не забыла, куда собралась. Будет она в нарядном платье клетки чистить! Макрина наверняка найдет для нее фартук. Задержавшись на мгновение, она любопытствующее оценила двух женщин, и потопала на кухню. Рабы сновали, как угорелые. Ступа с оливковым соусом и корзинка с травами стояли на столе, забытые как есть, покрытые лишь удлиняющими тенями полудня. Тут же наспех поставленный поднос с недавно распитыми напитками и кувшином. «Интересно, есть ли кто на кухне?», подумала она, следя за суматохой. Наконец, удалось выловить одну из рабынь и ей выдали чистый кусок ткани, объяснив, что не до фартуков. Ну что ж, найти мусорную корзину и метелку, по указанному «Та-а-ам» не составило труда. Чистка клеток лучше, чем завалы разгребать, сожалея о собственной беспомощности. Она принялась за самую дальнюю, рассеянно размышляя о жаре, о людях и богах, механически сметая грязь, неспешно выскребая шелуху из кормушек под внимательным взглядом притихших птах, пока мысли не вернулись к театру. К Фортису. Он был такой странный. Весь в бинтах. Словно гладиатор и в тоже время вроде бы нет. Легкая улыбка коснулась губ Евники. «Было бы здорово с ним снова встретиться». Идея показалась заманчивой и, закрыв клетку, она бросила все, выскользнула через внутренний двор на улицу, ведомая сиюминутным желанием. Вдруг, каким-то неведомым чудом, среди разбирающих завалы будет и он. Стоило попытать удачу. >>> Яблочная площадь

Медея: Кубок с гранатовым вином стоял там же, где она забыла его, выйдя к покупателям из таблиниума - рядом с насестом Ако. Медея подхватила его со столика, допивая залпом, в три больших медленных глотка, и присела рядом с корзиной, нежно переминая в пальцах уши жалобно скулящего непроданного щенка: - Дом рухнул не на нас, так о чем волноваться. Щенок понял быстрее, чем женщина, и Лоллия успокаивающе потрепала его по загривку. - Я говорила, что мальчишка ещё не знает - довериться могут кому угодно, а добровольно остаться только с тем, кто понимает. Вопли спасателей стали громче криков спасаемых и она попыталась сменить реальность, ухватившись за солнечную ткань утреннего сна. Но покоя не было и там. - И тем более не знает, что не всем, кто понимает, можно довериться.

Зарина: - Я больше не о доме волнуюсь, - задумчиво произнесла Зарина, поправляя золотое кольцо на среднем пальце. – Бывает, что тревоги осядут, как песок в спокойном водоеме, но кто-то посторонний ступает по дну по своим делам, и снова вода вся мутная. Вздохнула, отгоняя тревоги. Что ей до этого дома? Мало ли видела она бед за свою жизнь, чтобы успеть понять – даже потерявшие забывают, даже у раненных утихает боль. Разве что так же встрепенется в груди что-то необъяснимое, клубком перепутанное прошлое и настоящее, да и уйдет с заходом солнца. - И добровольно остаться могут с кем угодно, дорогая. С тем, кто не понимает, прятаться даже от себя проще. Не у всех хватает смелости быть правильно понятыми, - она отвела взгляд куда-то в сторону, в пол, с безразлично приветливым лицом. Разговор этот напоминал танец на границе света и тени: неловки шаг, окажешься под лучами солнца и будешь всеми слишком…узнан. Но, может быть, этого и хотелось?

Медея: Макрина вынесла две благоухающие мокрые салфетки в серебряной чаше, Лоллия выпрямилась, кивнула, но взгляд остался критичным. - Поставь сюда и делай что велено. Я не просила. Служанка покинула лавку с низко опущенным взглядом и тихо, как тень. - Это ненадолго. Как и песок в водоёме - до первого половодья. Медея промокнула лицо, осторожно стирая злосчастную пыль чужих жизней. - Всё равно прорвётся. Свою породу навсегда не спрячешь. И чем дольше прячется, тем резче прорвётся. Тревоги тоже... Весной из болот вымывает столько ила...

Зарина: Каждое движение Зарины тянулось, как янтарная нитка меда с ложки. Она с наслаждением протерла лицо и шею влажной тканью – об этом мечталось еще с театра. Теперь легкий ветерок приятно холодил кожу, и если бы не крики за стеной, можно было бы прикрыть глаза и отдаться на волю сладкой дремоте. Голос Медеи, густой, упругий, обманчиво мягкий, контрастировал со звуками извне. Как и тема их разговора. Зарина улыбнулась только глазами, откладывая салфетку. - Мой отец умер рано, наверное, потому его слова так врезались мне в память. Он любил часто повторять: «Не стоит никого мерить по себе – пустая затея». Он учил меня, что не у каждого те же мечты и стремления, как у меня, не каждому даны мои силы и слабости. «Люди могут тебя удивить», - говорил он. Позже я поняла, что это действительно так, - Зарина пожала плечом и перевела взгляд на собеседницу. – Люди могут тебя удивить, Медея.

Медея: "Это вряд ли" сказал дракон в голове под шуршание осыпи, такое, словно по камням змеилось большое чешуйчатое тело, пробуждая сухие ручьи песка. На площади уже кричали "воорыыы!" и Медея покачала головой. - Пока что они не торопятся это делать. А я бы, пожалуй, не отказалась посмотреть. Хотя, если среди людей бывают похожие на хамелеонов или каракатиц, узнать об этом получится только в последний момент - за мгновение перед тем как съедят. Дракон не унимался с самого утра, то ли вышедший из сна, то ли разбуженный им, и порядком надоел ей, и едва ли не сам себе. Но она была уверена, что максимум, на который способны люди - раздуться совой, изображая огромное и страшное, или сложиться ею же в сухую веточку, чтоб не отсвечивать на фоне коры. И от этого знания, как от дракона, было никуда не деться. Хотелось туда, где ветер раздувал лёгкие занавески, и невесомое, ласковое, нежгучее солнце пронизывало кожу, а по венам вместо крови тёк сладкий травяной сок. Туда, где каждое прикосновение казалось касанием листьев или тёплого мха, волосы - звериным мехом, дыхание - ветром из долины. Не слышать криков, шипения дракона, шуршания обвала... Лоллия вздохнула, перебирая в памяти чем её не удивили сегодня. - Ты так говоришь, как будто тебя часто удивляли.

Евника: >>>Яблочная площадь Вошла в дом падчерицы, разминулась в Макриной. Женщины о чем-то беседовали и никуда не спешили. Евника посмотрела на Медею. Все знали про ее странности, про необычные способности. «Но, что с них толку, если ты не умеешь возвращать к живым!?» - Я там почистила, - сообщила она, затем перевела взгляд на Зарину. – Собираюсь в термы. Думаю, сегодня будет много желающих помыться. И не пыль им будет хотеться смыть, вовсе не пыль.

Зарина: - До некоторых пор это было так, - кивнула и плавным движением руки отбросила за плечо надоедливую прядь волос, как будто и не досаждала вовсе. – Пока я не увидела, что даже некоторые птицы, которых выпускаешь на свободу, через некоторое время возвращаются в клетки. Да, бывают люди породистые, страстные, порывистые. Каждое их действие требует истины, а когда идут против себя – затухают, пока новый порыв ветра вновь не раздует их в пожар, - провела указательным пальцем по ободку чашки. – А бывают… - оборвала себя на полуслове и улыбнулась, встречая взглядом Евнику. – Впрочем, пустое. Жизнь рассудит, - пожала небрежно плечом, махнув ресницами в сторону Медеи. Слова, словно паутина, плелись в замысловатые узоры. И можно было ненароком в них попасться, что она уже, наверное, сделала и не раз. Вот только Медея – из тех, кто понимает или нет? Зарина усмехнулась своим мыслям. Что ж, если племянница Корнелии мудрая в большей степени, чем страстная, то знакомство обещает быть интересным. Вот только от мысли, что её поняли и узнали, где-то в глубине сознания распалялось гневом. Отчаянно не хотелось, чтобы жалели. Жалость унизительна. И если только…нижние веки Зарины дрогнули от ярости, которая таилась за всеми этими догадками. - В термы? – она выдохнула медленно и вновь почувствовала спокойствие. – Разве тебе не приказали оставаться здесь?

Лупас: >>>с площади Возвращаться в лавку, где по клеткам мерещилась собственная судьба, не хотелось. Слишком резок был запах крови на улице, слишком много добычи волокли падальщики от щедрого пира прошедшей по площади хищницы. Но он вернулся - так тянет, наперекор себе, в тёмное ущелье с резкого оглушительного простора, в узкую теснину, где только вход и неведомо где - выход, с просматриваемого во все стороны холма, так манит взгляд из тени и неясный след. - Госпожа благополучно добралась до женских терм. Точнее она ворвалась туда как пара легионов и термы благополучно захвачены, - вежливо осклабился Лупас.

Медея: Резко вскрикнула сизоворонка. Медея подняла слегка удивлённый взгляд на Зарину, а уткнулась в пса. - Проводи туда же вот эту непоседу и получишь асс. - Меня не удивляли, - негромко сообщила персиянке. Птица, мелькнув оперением, спешит спрятаться в листву, неуёмная ласка любопытничает и не сидит на месте, пёс примет кость, телята вернутся за сеном и молоком, да и они с драконом не могли удивить друг друга. Уже давно. И только сны...

Евника: Евника удивленно захлопала глазами, разглядывая в упор Зарину. - Приказали!? Моя кожа чистая, - она нервно дернула плечами, перебивая Медею. - И там вся площадь в пыли. Если видишь клеймо на мне, покажи!!! Она набычилась, не отреагировала на шутку вернувшегося мужчины. Ее деда привезли в кандалах, так, что теперь и она рабыня? В глазах некоторых людей клеймо на коже деда передавалась по наследству. Легко судить тем, у кого в доме армия слуг и рабов, у того, кого обхаживает хозяин дорогими подарками, и за плечами вавилон родни. - Сама доберусь, - совсем покраснев, буркнула Медее. – Там в кухне адский дым. Как бы лавку не спалили. Она вдохнула раскаленный воздух с примесью сгорающей мурены и печенных горьковатых маслин. - Идти два шага, - задела опрокинутый табурет с клеткой, всполошились птицы новой волной галдежа.

Зарина: Зарина плавно поднялась и лениво оглянулась на Евнику. Но взгляд её не сулил ничего хорошего. - Девочка, ты, кажется, забылась, - вкрадчиво произнесла она. – Почему ты вдруг позволила себе повысить на меня голос? Из-за отсутствия клейма? Или из-за отсутствия воспитания? – Зарина слегка склонила голову и улыбнулась, отчего улыбка стала похожа скорее на оскал. – Больше так не делай. И перевела взгляд на Медею. В конце концов, спорить с буйным ребенком она не собиралась. Женских истерик хватало и дома. Евнике однозначно следовало остаться здесь, потому как подобное поведение не сулило ничего хорошего. Подростки легко воспламеняемые чувствами, и когда горят, не видят ничего вокруг. Видимо, девочка очень впечатлительна, и ей не стоило наблюдать за тем, что сейчас происходит на площади. - Благодарю тебя, - ответила уже мужчине, сменив взгляд на приветливый. А в мыслях ругала себя за поспешное и неконкретное обещание вознаградить. – Наверное, я зря так волновалась о подруге, в ней страха меньше, чем во мне. – Зарина, поняв, что монет у нее нет, сняла с пальца одно из тонких колец. То, которое уже поднадоело. Но взглянув на него трепетно, взяла ладонь незнакомца и вложила украшение так, словно расставалась с чем-то дорогим сердцу. – Я бы извела себя волнениями за драгоценную подругу. Потому ты сделал для меня больше, чем просто услугу. Возьми это, - не поднимая глаз, сомкнула пальцы мужчины в кулак своими, затем вздохнула и выпустила его ладонь. «Не так уж оно мне и нравилось», - успокаивала себя, делая смиренно несколько шагов назад. – «Расскажу Галибу сегодня, как чуть не погибла на этой площади… Может, подарит еще одно».

Лупас: Дерзости девчонки волк даже посмеялся. Внутри, разумеется. Улыбка осталась такой же вежливой. Но веселье было невесёлым: каждая городская пигалица у которой туника едва прикрывала зад, а вся латынь умещалась в "жжуть" и "хихи", любая деревенская кадушка с руками по локоть в навозе, была - госпожа. Если была гражданка. Пока бабьё разбиралось, ему пришли на ум жена и конкубина прошлого хозяина, тоже выяснявшие, лет пять. Пока не сговорились отравить спорное. Лупас им позволил. Но не раньше, чем получил полагающееся и перешел к другому. Как бы такие теперь пригодились... но увы. - Госпожа щедра, - внимательно посмотрел вниз волк, и не думая сжимать ладонь. - Но неосмотрительна. Одного охранника явно мало в такой толпе. Я могу проводить. Тебя. Её рука была гладкой как оперенье. И немного влажной. Она действительно боялась. Но страх не возбуждал инстинкт. Сравнить ощущение было не с чем.

Медея: - Смерть заставляет чувствовать жизнь острее. Не порежься, девочка, - спокойно бросила Медея в ту же сторону, куда тихо вспыхнула Зарина. Какое-то время поразглядывала горящие щёки и отпустила: - Ступай, на моей кухне разберутся без тебя. Корнелии нужны все руки. ...снам она верила. В отличии от людей. Которые и сами-то себе не слишком верили - пугаясь дерзости, пряча гнев, утаивая жадность, придушивая шелковыми подушками страсть... Сны обещали. Мучительным было - не понимать что. Этого ли знака она ждала от богов? Этого сокрушительного толкования?

Евника: В глазах залило. Ох! Как водой из терм! Ослепило мутью. Нижняя губа задрожала, пропуская гладкой поверхностью нёба щекотливо горячий, еще пыльный воздух, бешено ожигая в носу. А то она не видела шлюх улыбающихся оскалом ? Девок в табернах и банях милых, при милых! Да только милыми - бритые письки их казались, а не лица крашенные, потому что, никаких звуков, кроме чмокающих не издавали. Может быть поэтому так нравились мужчинам. А здесь, и рабыней обозвали, невоспитанной означили, клейменной, не клейменной! Засвербело внутри. Шагнула к Зарине, желая чихнуть от самого чмоканья, и, остановилась. Медея умела подбирать слова, и даже не слова, а что-то иное, что чует даже зверь. Очнулась. Она-то жива. Кивнула послушно, опомнилась, вспоминая, приглашена ли Медея на девичник. Вроде нет, а вдруг да!? С этой инсулой, забыла насмерть. - Что-нибудь передать? Насчет вечера у Корнелии? Девичника?

Зарина: Зарина замерла вполоборота, осмысляя предложение незнакомца. Губы поджала капризно и покачала головой. - Благодарю тебя за заботу, - произнесла, тихо вздохнув и взглянув искоса. А в голове пронеслось «или за желание забрать у меня еще пару колец». – Но ты недооцениваешь мою охрану и того, кто все предусмотрел. Накатила вдруг такая тоска смертная, что захотелось упасть и хныкать. Может, стоило еще побесить девчонку, как делала иной раз с девицами в гареме? Но нет, Корнелия будет переживать за Евнику, да и сама глупышка обычно весьма мила и интересна. Тогда, может быть, пора вернуться домой? Зарина помнила, что за что-то обиделась ранее на Галиба, но теперь, как ни старалась, не могла вспомнить причины. Более того, наоборот, хотелось скорее порхнуть под бок и рассказать обо всех ужасах, которые пережить пришлось. И про кольцо, конечно же, потраченное ради благородной цели. Она обхватила плечи свои руками и сжала, представляя, как обнимет ее утешающее любимый. Любимый? Ох, да разве стоит силиться вспомнить причину раздора сейчас, когда едва жива осталась! Да и он злиться перестанет, как только услышит ее рассказ. Домой, определенно домой. Зарина оживленно повернулась к Медее. - И правда, я тоже вернусь к себе. Вроде бы поутихло на улице, - она взяла ладони девушки в свои. – Спасибо тебе за гостеприимство. И за перья. Я загляну к тебе еще. И буду признательна, если припрячешь для меня перышки покрасивее.

Лупас: - Как госпожа пожелает, - поклонился волк, слегка оскалясь в сторону той, которая так невовремя подложила язык, спугнув птичку, и напомнила ведьму. Настоящую ведьму, а не тех, кого в городе пачками казнят. Такую как в деревне жила, ту, которую мать боялась, отец уважал, которая травы знала, приметы, со зверьём говорила равно с четвероногим и двуногим, и которая вместо яда продала ему слабящих корешков. Ох и просрался он тогда. Но уже у второго хозяина решил, что лучше быть живым рабом, чем мёртвым деревенщиной. "Девичник у Корнелии из терм" записалось как в свиток в длинную память, но досада пыталась кривить щёку. Неделька выдалась та ещё.

Медея: Медея в упор посмотрела на пса. Собак в доме и без того было слишком много, и, не найдя к чему его приспособить, велела без напряжения: - Выйди. Какие собаки, в то время как боги играют с ней в игру, не объясняя значения фишек и полей? Что с того, что ты знаешь правила и умеешь играть, если предназначение поля неясно и всё надо мучительно разгадывать? Вот она рухнула. Что это - знамение провала? Расчистившийся путь? Пора идти или... - Что? Девичник? - она пыталась вспомнить, пока не поняла, что юркая ласка убрала зубы и вопрос предназначался Зарине. "Пожалуй, малышка просто ревнует Корнелию. Ведь она сирота" - Я буду рада тебе в любое время, Зарина, друзья матушки - мои друзья, - уверила Медея, и вежливая формула прозвучала почти тепло. Насколько хватило голоса и желания после утомительного пыльного дня.

Евника: Сказанное на язык не воротишь, оттого Евника сглотнула, мельком улыбнулась и попятилась. - Корнелия устраивает а-а-а, тааам вечер. Зарина расскажет. Одним духом юркнула за угол, вобрала побольше в себя воздуха и завопила на весь домус. - Нааазик, живо собираемся! В термы! Бегом! Снова высунула голову в лавку, поймала взгляд странного пришлого мужика и подумала "Вот же навязался". - Мы это, через черный вход. Уж очень хотелось взглянуть, что же на кухне спалили. И где Макрина? Побежала туда, чуть не сбив тех, кто сидел в тенечке атриума и рвал тряпье на перевязку ран. Нашла Назика, жрущего какую-то кашу. "Я бы за того никогда не вышла", запихала разочарование вглубь, взяла корзинку с запасной паллой и освежающей водой для хозяйки. - Я в термы! Ты и Мессандра следом! И еще одно слово о мужиках, я все расскажу Корнелии про твои выпивоны на травах терм. Понял!? Если бы могла, пнула бы. (Не Мессандру, конечно) Вернулась в лавку, посмотрела недовольно на пришлого. - Пошли уже. А то так Рим можно перемыть, пока ты любезничаешь, - про себя добавив, "лучше бы в цирюльню сходил".

Зарина: Глянула в сторону Евники недоуменно. Уж не о том ли она девичнике, который Зарина в театре Корнелии предлагала? Так ведь не сегодня же вечером… Пожала небрежно плечом: - Я тоже не слышала ничего о сегодняшнем мероприятии. Возможно, девочка что-то перепутала? – улыбнулась ласково Медее. – Я была бы тоже рада видеть тебя у нас. Если когда-нибудь понадобятся ткани или что-нибудь из украшений, только скажи, и я приберегу для тебя самое лучшее. В любом случае, уверена, скоро мы снова увидимся. А теперь пойду… Обернулась, ища взглядом Атиру. - Идём, - коротко кивнула ему и, откинув с плеча тяжелые темные пряди волос, решительно сощурилась и ступила в пыльную жару площади. ---> на площадь вокруг обломков рухнувшей инсулы к дому Маруха

Лупас: Найти подельника. Провернуть. Избавиться от подельника. Найти нору. Залечь. Не слишком: быть в тени и - на виду. Одним из толпы. Соседом. Всегда тут жил. Примелькался. Вроде видели. Этот? Этот тут давно уж. Кто обращает внимание на соседей если они не орут по ночам и не долбятся в стены? Живёт и живёт. Внимание привелкает чужак, неизвестный. Или слишком известный. И этот район был ничем не хуже прочих, а то и лучше. Зачем-то же привёл его сюда нюх? Вот уже две видели - хозяйка терм, хозяйка лавки, и это не считая рабов. А рабов только тупой не считает. Ослушаться ведьму? Ищи дурака. Как и - послушаться. Конечно он вышел. Как будто у него был выбор... >>>Дом Курионов

Феликс: яблочная площадь Он не мог приказать рукам не дрожать и ногам - не подгибаться, но он мог держаться так, будто они не дрожат и не подгибаются. Плохо слушалась и голова: отказывалась понимать, что происходит и куда идти. Он с усилием собрал в кулак воспоминание (далекое, как детство) - с чем и зачем он пришел сюда. Коза, мед, генетта. Вероятно, с ним были деньги. Да, были. Он дал задаток. Не Осмарак. Он оставил все здесь. Здесь, может быть, этого тоже не помнят. Когда рушится дом, можно многое забыть. Как он забыл лицо той женщины, которой оставил деньги. И мед. А с ним был мед? Казалось очень логичным, что если с ним была коза, то был и мед. Почему коза? Ифе. И тут он нашел руками свое лицо и попытался его вытереть. Результатом только появилась резь в глазах.

Медея: Как же приятно было смотреть на юное мужское лицо после всех этих женских! Унылое Макринино, раздражавшее уже донельзя, дерзкое Евникино, командирское мачехино, приведшее в лёгкое недоумение; сложное, как набегавшие на солнечную поляну тени окрестных деревьев - Заринино, в котором приходилось тщательно разбирать полутона, присматриваться чуть ли не до рези в глазах, прислушиваться к лёгкой нервной дрожи губ, взмаху ресниц... То ли дело юный мальчишка. На его лице и теле отдыхали утомлённые взгляд и чувства. Даже на таком - пыльном и дрожащем. Если бы он знал как она устала за день от людей, бросил бы изображать достоинство и невозмутимость. Всё равно она смотрела на стройные ноги, высокие бёдра, на клубящиеся, как дым над жертвенником, завитки волос за ушами, на красиво вылепленную шею, набирающие силу плечи... Вот и единственное преимущество отъезда отца: за те месяцы, что она провела здесь, Медея так и не поняла, что принял бы, а что нет, родной, любящий, но малознакомый человек, в её вдовьем статусе и образе жизни. Приходилось несколько раз искать женские термы подальше, и там покупать то, что она могла бы спокойно иметь дома, под рукой, обученное под себя. Теперь можно было купить себе что-то такое... только, пожалуй, постарше и пошире в плечах. Всё промелькнуло на лице Лоллии капризной тенью, прежде чем она предложила: - Вон на блюде мокрая салфетка в розовой воде. Можешь обтереть руки, лицо и шею. Такой пыльный и кровавый ты разволнуешь зверька, за которым пришел.

Феликс: Хозяйка заговорила и он ее вспомнил. Не смотря на безусловное счастье приложить к лицу мокрую чистую тряпку, в груди что-то вывернулось и ощерилось. Когда тряпка уже укрывала лицо и обратная ее сторона промокала ладони, вот так, одновременно, он догадался, что это. Нет, он никогда не ждал от господ... исключая Кассия... ничего не ждал. Отучили. Но именно такие минуты, когда ты голоден - и тебе протягивают милостивую виноградину, засыпаешь на ходу - и тебе разрешают припасть на одно колено, умираешь от жажды - и тебе наливают продегустировать полглотка вина, вымазан по глаза в соплях, крови и пыли, да и в глазах - не дай боги протереть неосторожно - и тебе подают... салфетку. Смоченную розовой водой... Именно такие минуты кажут яснее ясного, на кого работают все эти обязательные "не". Он простоял так, пока не показалось, будто уже можно отнять от глаз плотно и нежно прижатые ладони. Ему не нужно было помнить сейчас про "не сжимать зубов, не вздыхать, не кривить лица, не гнуть спины" - ящик установленных правил сел по фигуре, как влитой - но ему нужно было обождать, когда глаза можно будет открыть и их не взрежет снова до слез. Не потому, что показать слезы в ответ снисходительной издевке очень... обидно. А чтоб хоть немного быть уверенным, что пыль уже вся выплакалась в розовую воду и это не опасно - открыть глаза. Он отнял тряпку от лица со словами благодарности и последующим вопросом: - Достаточно ли было оставленных мной денег, или занести следующим визитом? - голос оказался хрипловат от пыли, однако звучал живо и естественно. Если занести, решил он, то и мед заберет потом же. А то недолго и запачкать. Умилиться тому, что она была любезна его запомнить, язык так и не повернулся.

Медея: - Насколько я припоминаю, ты оставил только мёд. В залог. Как-будто я могла продать последнюю генету в момент, когда всё платежеспособное или сбежало от пыли или глазеет, - насмешливо вскинула брови Медея. - Возможно, мои рабы вспомнили бы больше, но они на руинах. Где-то на краю сознания по осыпи снова прошуршал дракон. И она точно знала, что не жульническая игра богов тому причиной, не утомившие двуногие, не до сих пор доносившиеся стоны и рыдания. А всего лишь - она работала. Как на латифундии деда, на полях мужа... надзирала лично. И даже более того - лично продавала. С самого раннего детства она знала кто она, и подабающее ей место. Не забывала никогда. И если этот каменный пыльный мешок, по ошибке называемый столицей мира, не сядет как положено к её ногам... то всё зря. Всё, что она не любит, вынуждена, должна. Но нет. Он сядет. Для этого она здесь, спасибо, дракон, что не даёшь забыть, что продавать зверей чьему-то слуге - самое малое из того, что... незначительное. И, на фоне всего, даже забавное. - Кстати, генета не последняя, их осталось три, все молоды и самки. Знаешь, что это значит? Они действительно умеют охотиться. А не вид делают.

Феликс: Не могла же она быть еще и воровкой. Впрочем, это было все равно, что цепляться за Кассия. Не сжались зубы, не дрогнули брови, когда, подстегнутые ухнувшим в желудок отчаяньем, в голову поднялись подробности. Сейчас он даже видел чуть ли не каждую монету и каждую складку на узелке, в который они были завязаны. Вместо ее лица. Он не мог уличить ее во лжи, и даже вряд ли мог подобрать настолько безобидные слова, чтоб госпожа не сумела к ним придраться. Но он мог - не опустить головы, не потерять голоса и даже мягко улыбнуться. Как какому-то рыночному приставале: "в другой раз." - Мне придется тебе возразить, госпожа. Я оставил в первую очередь задаток, а мед... попросил об одолжении сохранить, пока я не вернусь с площади. Благодарю, что ты о нем не забыла. Не видел только - куда это все он подевал. Точно - не бросил на пол. На высоте высокого стула. Или небольшого столика. Это все, что могло вспомнить тело. И взгляд сошел с направления, на котором находилось лицо хозяйки и лег общо на пространство лавки.

Медея: - Ты дерзок, - констатировала Медея женски - тону, а не словам. Не так тепло, как сказала бы наглеющему щенку, но не так ядовито, как сказала бы человеку. Красивый маленький слуга задевал в ней не более, чем чувственность. Пока она не посмотрела на его лицо. После салфетки оно стало... полосатым. Это смешно роднило его с искомой генетой, как будто он был самцом и забрел к клеткам в поисках пары. Медея присела рядом с Ако и лениво бросила: - Тебе нет нужды мне возражать, я ничего не утверждаю. Тебе стоит поискать самому - лавка не площадь, или дождаться моих рабов. Можешь пока подобрать зверька.

Феликс: Господам, конечно виднее, дерзок ты или выглядишь как невеста на смотринах, и что они миг назад утверждали, может оказаться противополож... ...тут он увидел и мед, и узелок, и подошел забрать, не успев подумать, что с той же легкостью она заявит, что это не его деньги, и надо было сперва описать, как они выглядели и даже, может быть, сколько их. Но теперь он только огорчился на будущее, что может натрусить меда в пыль.... пыли в мед. И старался лишний раз не моргать. Бросил мед за пазуху и повернулся с: - Благодарю, они отыскались. Ноги размягчились и держал только ящик положенных "не". Снова трудно было начать соображать, куда ему повернуться, чтоб выбрать... зверька. Он поглядел на хозяйку - сквозь хозяйку - с мягкой улыбкой. - Я думаю, было бы дерзко сомневаться в качестве твоего товара, госпожа, - надо было сказать "глупо", но да, соображать было трудно и она сама подсказала слово. - Я возьму любого из трех, если он выберет меня, а если нет - то какого посоветуешь, госпожа.

Медея: Пока юнец обшаривал взглядом лавку, дракон в голове развлекался перспективой сожрать Макрину за воровство. А Медея баловалась, прикидывая на какой из рабских рынков можно наконец сплавить неудобную служанку под этим прекрасным предлогом. Разочаровались оба, Медея даже вслух - досадливым вздохом. Но после "выберет меня" Лоллия оживилась до благосклонного взгляда. - В том углу, клетка накрытая тёмной тканью. Только пальцы меджу прутьев не просовывай, они тебя не знают. Выбравшую надо ещё приручть. Дома прикромишь.

Феликс: Собственно, он поднял с клетки ткань и только одного зверя и увидел, поскольку тот на него смотрел. Опираясь на прутья клетки короткой не по-кошачьи лапой. Поднимал короткими рывками морду, принюхиваясь. Словом, было не до того, чтоб перебирать, а рука потянулась вопреки совету - погладить, как любила кассиева кошка: от самой кожаной пупырки носа между глаз и через середину лба. Погладить не получилось, генетта приняла это за приглашение внимательно изучить и внюхалась, поднимая нос следом за пальцем, пару раз вздрогнув. Отскочила и тут же вернулась. Феликс только подумал "Скорей бы уже." Пахло от него, видать, крепко. - Сколько за нее? - нос снова торчал меж прутьев вровень с указующим пальцем. Это могло быть не симпатией, а врожденным любопытством, и выковыривай потом эту тварь из самых узких щелей полуразвалившегося дома. Но тающие ноги и влажные темные глаза за прутьями выбора не оставляли.

Медея: Медея назвала цену, как всегда не завышая ни на асс - ровно столько, сколько хотела получить. Так вели дела и дед, и отец, очень не по-римски, но в тоже время - так по-римски, что этот стиль ведения дел не совсем понимали даже сами римляне. А между тем он был прост, как игра "я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь" и действенен - если ты хочешь это взять, а у меня есть цена, ты возьмешь это. Или уйдешь. В конечном итоге экономило время. Но работало только в их областях - животные и продовольственный опт. Иногда Лоллия жалела, что такое не работает в отношениях. С людьми. Потому что со зверями - работало. Уточнила только: - В корзине или клетку возьмешь тоже? На первое время советую держать в клетке, пока к дому не привыкнет. Если клетки нет - продам.

Феликс: Феликс развязал узелок, пересчитал для верности и подал хозяйке названное и сверх того - за клетку. В "еще немного подождать" входило не только выражение лица, но и обязательное внимание к деньгам. Влезало. Помещалось. лишний вдох-выдох ничего не менял. И, отходя от генетт, он не опасался, что ему отдадут другую: ему было уже все равно. Ему надо было еще немного подождать.

Медея: Она загадала - просто потому что отчего бы и нет? - на его ноги. Левая - да, правая - нет. Боги предлагали игру без четких правил, это было как сказать "да" и играть точно так же. Так почему бы не ноги этого случайного человека? Ничем не хуже знамений вроде сегодняшнего. Генет она не коримла, подходить к ним не хотела, но очень кстати вернулся раб с площади - сообщить, что явились вигилы и принялись за дело, и испросить разрешения вернуться к домашним делам. Медея отрядила его обслужить покупателя, легко кивнула деньгам и устремила взгляд на порог. Левая или правая? Теперь они играли почти на равных. С той разницей, что боги знали её намерения.

Феликс: А расслабился он рано. Следовало еще немного, совсем немного подождать. Мало попрощаться и отвернуться, надо еще дойти - до порога, потом через площадь, и только тогда, может быть, немного передохнуть, а может и еще немного потерпеть для верности. Тогда бы ноги не подогнулись на ровном месте. Все-таки в берцовую кость, особенно если твердым и по обеим ногам сразу - это почти так же больно, как по яйцам. Трудно не сжать зубов, когда падаешь коленями через такой высокий порог. Накрытая клетка в вытянутых при падении руках ударяется об землю, но единственная мысль - только бы прекратить давление - заставляет обнять ее и подтянуться к ней вперед, выволакивая ноги, на которые невозможно вот так сразу подняться. Феликс сел, с мыслью - ушел, за дверью, может, даже никто не видел, - и обнял колени, поглаживая. Он не слышал даже, как бешено прыгал в клетке перепуганный зверь. Но долго сидеть себе не позволил. Там, на площади, можно было даже немного подвывать - внимания не привлечешь, да и немного облегчает... >>>>>.гончарная лавка

Медея: Ако подпрыгнул на жердочке и возмущённо проскрежетал в сторону мечущегося за порогом зверька "Акоша хоррррррошшшший!" Лоллия вздрогнула вслед за попугаем и едва не швырнула блюдце с розовой водой, но было не в кого - раб пошел за кормами, а звери были не виноваты. - О, да, Ако. Но ты сегодня такой один. Был последний вариант - обратиться к гасуспику. Но после такого Медея отмела его, едва божья насмешка исчезла с порога. Выпущенные кишки запутают всё окончательно, это было очевидно. Но меры она приняла, по-своему, отправив старшего раба, отвечавшего за все ремонтные работы и сбор с арендаторов, в подвал - инспектировать фундамент. Ведь если упала одна и неподалёку...

Евника: Пока собирались, пока Мессандра и Назик перестали рвать тряпки, помогая, мужик подозрительного вида ушел без них. Подошла Макрина, сунула ей в руки длинные с локоть, черные и коричневые опахалом, у стержня отливающие золотом, у очина синевой перья связанные веником. - Передашь, как велели. Не успела Евника открыть рот, возмутиться, ей совсем не по дороге, но та уже ушла. - Ну, идите без меня тогда, - расстроено выдохнула она, окончательно поставив крест на выходном. Где тут погуляешь? Где тут увидишь Фортиса? Ну, что за день такой, а? >>> Дом Галиба Раха



полная версия страницы