Форум » Флуд » Дом Мецената, галерея. » Ответить

Дом Мецената, галерея.

Меценат: Здесь можно выложить свое творчество: тексты, рисунки, фото и т.д. По сюжету или нет. Здесь проводятся арт-поединки. Сюда нести идеи, возникающие по ходу отыгрышей.

Ответов - 139, стр: 1 2 3 4 All

Нуб: Если ты не жил, что ты можешь об этом знать? Как в последний час дитя обнимает мать, как в огне и пепле надежда ещё сильней, как светло на небе, когда ты под ним на дне? Что ты можешь знать о том, как из многих слов выбирать вслепую - добро оно или зло? Как легко мы падаем и нелегко встаём, как любая мелочь застит нам окоём, как влюблённые держатся за руки до зари?.. Если хочешь быть богом - родись. А потом умри.

Авл Серторий: познаешь - понимаешь, что истина не в вине, ибо кто разбавляет вином ее и виной? нет, она где-то глубже - в догадке искать на дне и в способности опуститься на это дно.

Публий: спорно, спорно. иной ныряет в такую глубь, что глядишь - и такая берет досада, такая жалость... отпиваешь вина, соболезнуешь - ну не глуп? эта истина ведь на воде пузырьком лежала)


Суламита: сына, я вижу тебя в плохой компании

Авл Серторий: у меня же, мамо, такая мораль и удаль, что когда все прочие строятся вдоль постели, прибежав туда, я единственный, кто - оттуда, потому что я предпочел бы постель не с теми. я не спорю об очевидности плюса хуя. не ханжа, не сужу за любовь к нему всяких прочих. только мне своего хватает, и он тоскует по хорошеньким женщинам, а мужиков - не хочет. все дороги ведут...к дороге до лупанара. знаешь, женщины, мамо, нежнее и как-то...глубже. и еще ни одна, что уже подо мной стонала, не смогла опровергнуть, что все у меня как нужно.

Публий: Славный мальчик... вот что-то мало вас, натуралов, а ни то посадил бы я в этом споре кого-то в лужу. Ты, конечно, пройдоха, красавчик и славный малый, но кого измерял ты, что знаешь, милый, где точно... глубже?

Авл Серторий: посади, если сможешь. тут рим. вместо лужи - термы: так, послушал бывалых - узнал, кто насколько глубже. мне же, Публий, чтоб знать у кого там каких размеров, зачастую достаточно видеть его наружность.

Публий: Ох и ловок, ты, мальчик, я вижу, со всеми ловок. Не советую только уменье нести как знамя - зачастую, видно сколько же тренировок нужно, чтоб обрести вот такое знанье)))

Авл Серторий: ох, и ловок ты, Публий, до ярлыков и масок. как бы ты ни хотел правоты моей приуменьшить, да похоже на огорчение и отмазку, от того, что мужчинам я предпочитаю женщин))

Публий: Огорчусь - огорчу кого-то, найду причины, до короткого стона, до сбивчивого дыханья... ну и что с того, что тебе не милы мужчины? это временно, милый мой, временно. до свиданья ;)

Авл Серторий: в этом мире все временно, бренно, порою скучно. я пройдоха и бабник - да в ком не найдешь изъяна? про мужчин тебе, Публий, известно, конечно, лучше) тяга к женщинам - то, в чем я только и постоянен.

Рыжая: господи, не посылай мне еще мозгов - ты бы знал только, как мне и эти ебут мозги... я считаю оргазмы кто знает который год, я от ужаса замираю узнав шаги. чем я хуже страшилы и чем я не дровосек? был бы туп, как один, или в силе железной прав. если слышишь меня, подари мне обычный секс, чтоб хоть часть этой ебли на ком-нибудь отыграть.

Понтифик: Мадам, поздравляю, вы вполне в образе

Насмешник: я не пью вина, не ору стихов - я сегодня, братцы, почти что скромный. у меня внутри - балаган и хор. ясен взор - снаружи, шагаю ровно, без каких-то там залихвацких па, без намека даже на пьяный норов. мне сегодня, братцы, пришлось упасть. мне губу разбили, заткнули горло. кто избил? ээ, все вам и расскажи! разбежался, как же, нашли кретина. Это, братцы, по морде дала мне жизнь. Ничего. У нас это с ней взаимно.

Публий: на лимес, без приветствия и подписи: Эта блядская жизнь от письма до письма... я, наверно, оглох, чтоб не слышать "люби же!". Не кончается - только отборнейший мат, помогающий там, где чем дальше - тем ближе.

письмо: Квинту Фабию, Рим, Яблочная площадь Знаешь, Фабий, здешний их Юпитер звучно называется Папай. Вы там, в Риме, до утра не спите, чтоб увидеть неба яркий край, коротая ночи за беседой за фалерн вы платите вдвойне, я ж не думал, друг мой, что уеду, чтобы экономить на вине - понемногу в килик наливаю, так Папай скорей сопьётся сам, страшные, от края и до края, освещает эти небеса - всё узнав ещё до третьей стражи, ляжешь под грозою, но - сухим. Я не знал что так бывает даже до вот этой скифской их степи. Всё - другое. Женщины... иначе меришь расстоянья - кровь и сталь. И они, представь себе, не плачут. Эти бог и небо - им под стать.

письмо: в Рим, Марку Сципиону, от знакомого легионера Здесь пекло. Пекло! Трибун, послушай, пока ты хлещешь там свой фалерн, их бог нам тут выжигает души, их вера крепче всех наших вер. Они сдадутся теперь едва ли, едва ли боги пошлют нам весть. Нам ТАК на горло не наступали и мы не знаем как драться здесь. Их били вечно. И в лоб, и с тыла, за этот жалкий клочок земли, и чтобы ЭТА земля остыла - какой же кровью её полить?! Не то что люди - мечи устали! А в Риме - помнишь? - моя семья... Меня зарежут горячей сталью у моря мёртвого, как и я.

МаркКорнелийСципион: Тому самому легионеру, на фронт, от Марка Сципиона, вместе с пятьюстами сестерциями легионеру и пятью тысячами семье, к коим прибавлена личная благодарность за службу; деньги переданы мной. Когда твое чело, как рвами поле, Изроют сорок ран, увидишь ты В прекрасной красоты своей же тоги Линялые лохмотья нищеты. Когда Плутон спросит тебя с укором: "Где ныне свежесть красоты твоей?" Ответить будет для тебя позором - Мол, канула на дно твоих очей. Достойней прозвучали бы слова: "Вы посмотрите на моих детей. Моя былая удаль в них жива, В них оправданье гибели моей". Пусть в жилах кровь клинки врагов остудят, В наследниках она ведь вновь горячей будет.

вор: Насмешник пишет: Это, братцы, по морде дала мне жизнь. Это остро и будет острым и ни выдышать, ни сломать, но печаль и любовь как сёстры и приходят не в дар, а в масть. Карты балуют нас нечасто, а фортуна всегда права... ничего, мы достанем счастье как обычно - из рукава.

Квинт: Ну что ты плачешься в стихах на баб, которые не плачут - тебе пришлось так далеко зайти, чтоб это повидать, что склонен я искать причин твоим слезам в степи горячей и в постоянном страхе пасть от гастрафетного болта. Когда тебе нужна война - под папским солнцем или орчьим, чтоб раскусить обиняки прелестницы, берущей в рот, - о чем с тобою говорить! Я буду жаловаться молча, что от двусмысленности баб ты дезертировал на фронт. ... но ты конечно не о том - с тех пор, как я из легиона, я понимаю только баб, и понимаю как хочу, и все что я могу сказать в ответ тебе беспрекословно - вина в твой греческий сосуд, удачи твоему мечу. И Орк в Аид, и Феб в зенит, и остальные боги в помощь. Нескучных там тебе ночей, неунывающего дня. но, право, ты мне пишешь так, как будто будто ты меня не помнишь - а извращениям письма учили женщины меня. ____________________________________________________- ___________ Сципион, аяяй! _____________ Насмешник! "Ничего. У нас с ней, поди, взаимность." прочитай влух. и советую, когда споткнешься на согласных: "Ничего. У нас это с ней взаимно."

Насмешник: Вор, Да, любовь и печаль, как сестры - чередуешь, и будешь прав. Ты для всякого - нужный остов, для отдельных - своя игра. Но на деньги, на совесть - пролит свет не сразу, чтоб так назвать. Иногда даже белый кролик достается - из рукава. Говори мне, что будет остро - я все думаю, что порой лишь любовь помогает просто позабыть то, что ты - игрок. Что "играют" - почти что "ранят". Карта ляжет рубашкой вверх, и однажды ты станешь равен тем, кто прячется в рукаве. ___________________ Квинт! Был уверен, что так и поправил) Спасиб.

МаркКорнелийСципион: Квинт, при чём тут я?)

Квинт: Марк, при том же, при чем и последняя строчка насмешника.

письмо: ответ Фабию из скифской степи. Dum spíro, spéro, говорят. И я дышал. Пока надежда выжимает дочерна нас любовь ещё не стоит ни гроша - ей двери не захлопывает Янус и можно бесконечно колесить над временем по шаткому настилу, а ты попробуй, утонув в грязи, когда и боль, как Цербер, отпустила, когда ты сам - и враг, и дезертир, и боевой порядок, и помеха, двусмысленность сигнифером нести, куда-нибудь - хоть к скифам - не уехать... p.s. Слова что здесь, что там как медь звенят, и разница, поверь мне, небольшая. У них мечи длинней, чем у меня и это, знаешь, друг мой, утешает.

Квинт: Ну вот опять. Вам что там, в поле бранном особым паем платят за минор? Надежда мне, дружок, не по карману, и потому я трачусь на вино. И ты опять забыл, кому ты пишешь: да я всегда спешил в любом бою двусмысленность свою поднять повыше, поскольку из нее и состою.

Насмешник: Нас потянулся за ножиком в голенище - крайняя мера. Непуганные достали. Ходят кругами, чего-то все время ищут, пытаются с Насом меняться порой местами. Хочешь ты, шалый, узнать, сколько стоит шкура моя шутовская - ныряй, чур потом не злиться, что там, в глубине, проступает архитектура, видевшая только боли, пути и лица. Ну же, шагай, глянешь в зеркало - отразится. Я посмеюсь, как не любят с собой похожих. Ты за такое не дал бы поди мизинца, да поздно: просил - не пеняй на кривую рожу. Все зеркала - не кривые на самом деле. В кого бы ни глянул - всё ты в них, в любых, повсюду. Что, надоело в паяцевском голом теле? Верю, что больше проситься в него не будешь. Вот только я не отпущу тебя больше, друже. Бейся, ни бейся - шагнувший за все заплатит. Я теперь буду усмешкой кривой снаружи. В каждых глазах, каждой луже или заплате. Ну, поскули, поскули - может легче станет. Хочешь всю правду? - не станет, оставь надежду. Запомни: не вздумай меняться ни с кем местами. Чтобы, как эхо, потом не скитаться между.

Валерия Пирра: Тирру: Нет ничего, кроме времени в пальцах Тибра, ловящих дыхание ветра, сквозные тени. Путь мой единственный, свет мой, который выбран, Я повторюсь в тебе множеством совпадений. Все остальное, бессвязное, - в Лету канет, станет неслышным, неважным, ненастоящим. Все, чего ты не касался легко руками - не оживает. Искавшие, мы обрящем веру друг в друге. Я вижу весь мир, пока ты всегда остаешься рядом, неосязаем: в каждом булыжнике города, под закатом, чьи алые губы так много не рассказали - лишь тронули пинии выдохом поцелуя. Станешь огнем, оживляющим тень пещеры, чтобы, когда, догорев, превращусь в золу я, снова разжечь меня в пламя ладонью щедрой. Нет ничего, кроме памяти рук, а, значит, Тибр играет временем в тонких пальцах. Путь мой единственный, свет мой, нельзя иначе: мы расстаемся, бессильные разлучаться.

Нуб: ...и ловец человеков склоняется над тобой, смотрит с хмурой улыбкой, жалеет тебя, дурного, говорит: "Понимаю. Ты хочешь последний бой. Но его не бывает. Давай, поднимайся снова."

Лидия: Аве, друг неизвестный, мой добрый христианин. Не бывает ни боя, ни празднества - только жизни. Он не вмешивался, потому разговоры с Ним - это нити для нас. Вопрошай же, иди, свяжись с ним - Он ответит молчанием: вряд ли кто разберет в нем хоть отзвук необходимого смертным Слова. Только это не значит, что поздно идти вперед. Только это не значит, что поздно пытаться снова. Аве, брат мой по крови, который сумел посметь подниматься, пытаться слышать, искать ответа. Не бывает ни боя, ни празднества - только смерть. Но ведь важно - ты знаешь - не это. Совсем не это.

Публий: Прости меня, но подступает осень. Терзаешь прозу - стих выходит сам. А всё, что мы с тобой друг друга спросим, так безразлично римским небесам, что руки опускаются и сами на поясе нащупывают нож, и я бы расквитался с небесами, но к воронам их точно не пошлёшь, и знаешь, Марк, ведь нет такого яда во всём, что бурно лезет из земли, который убивает лучше взгляда... поэтому, пожалуй, не смотри как я, такой, смешной тебе, наверно, в любой разлуке прозреваю смерть. А лучше отпои меня фалерном. Раз по-другому рук не отогреть.

Понтифик: Я становлюсь прозаиком совсем, от слова быт, от слова безнадега, стихи не мед, но проза это деготь, пустыня из доктрин и теорем, и я ее из пыльного угла в другой такой же точно скучный угол перехожу, слова мои - зола, теперь я узник, двигаюсь по кругу, как надоела эта немота, следов затертых злое кривоточье... я так от безстиховности устал что даже засыпаю между строчек.

Насмешник: выходишь, снимаешь одежду с себя, как шкуру, одним рефлекторным движением - мне ль стесняться, когда я пишу себя набело и с натуры - и это натура похабника и паяца? выходишь, становишься заново за чертою, грудь распахнув до пояса под рубахой. без выхода этот мир ничего не стоит. без выхода - это приют для тоски и страха. когда я на сцену врываюсь, как на арену, могучую рукоять в кулаке сжимая - все прочие зависть питают ко мне и ревность - к жизни, что снова бедовая и живая. к страсти, что снова становится ярко-красной: всполох, пощечина, розжиг или огниво. тот, кто минует намек на саму опасность, такого паяца во мне признает ревниво. попав в свое тихое "смог бы, я б тоже сдюжил", оставшись при этом на прежнем, затертом месте, они меня взглядами колют или утюжат, никак не поняв, почему мне в привычном тесно. выходишь из тела, плюешь им, трусливым, в рожи: пусть каждый, кому досталось, теперь дрожит с ним. поскольку я первый. я тот, кто пойдет на розжиг опасной, зато настоящей при этом жизни.

МаркКорнелийСципион: Написанное на нервах Марком после ухода от Клавдии. Опубликовано в 825-м от основания Города. Прошлый год*. ...Четвертые сутки пугают столицу Солдаты префекта, карая мятеж... Плутоновы твари... Знакомые лица... Знаменья не врут – это просто рубеж. ...Высокое небо — холодный и чистый Осколок лазури в Златого окне... Великие боги, о чем вы молчите? О чем загрустили вы, Ромул и Рем? И Сабин, и Траян, оставьте фалерн свой; О дружбе и мести придется забыть: Решения вашего ждут офицеры – Германцев залётных положено бить. И ты, Веспасьан, не тянись вновь к бутылке, Сорваться в столицу — и думать не сметь! Понятно, что многим не климат в Бутырке... Пардон, в Мамертине — но это не смерть, И это — не слишком высокая плата, За право и смелость творить чудеса... ...А где-то над Дельтой пылают закаты И шквалы хохочут и рвут паруса... Над мутной Клоакой проносятся кони; Весна, непогода, фалерн, ну и грусть... Не плачь, мой отец — я ещё не покойник; Не пейте, солдаты — в кошмарах приснюсь. ...Закатное солнце, кровавое солнце; Уже над ареной кружит вороньё... О том, что ушло и уже не вернется, Усталая Морта** неслышно споет... *Имеется ввиду 818-й от основания Города, когда был раскрыт заговор Пизона. **Режущая нить жизни Парка.

Ливий Курион: ...и раскалываешься как камень, и лежишь в травяном гнезде, чтоб с подземными родниками о насущной беде звездеть. все дороги ведут. куда мне, дорогая, идти, скажи, если Рим драгоценным камнем на ладони твоей лежит? если звёзды так смотрят косо, словно ты им сестра, а мне... ни ответа мне, ни вопроса, ни увидеть тебя во сне. отдадут мне тебя? едва ли - слишком царственен твой покой. раньше звёзды не засыпали на траве под моей рукой... и откалывается с хрустом: ложь - от правды, душа - от зла, слишком больно где было пусто - что дала ты и что взяла? будет утро и будет пища, будет каждый дурак спасён... а любовь своего не ищет - потому ей подвластно всё.

Публий: Марку Слышанный в паршивых разговорах, видимый в далеких берегах, здравствуй мальчик, тигр, сенатор, ворон, громко воспевающий свой страх. Здравствуй, воин. Что тебе не вдоволь? Ни к любви, ни к миру не готов, там где ты идешь - огонь и вдовы, кровь и пепел - цепь твоих следов. Здравствуй, смерть. Я ждал тебя не прежде, чем сумею сердце отскрести от любви. Привыкшему к надежде за тобой не стоило б иди. Ни к кому - ни к богу, ни к плебею не примкнул теперь бы сгоряча, но... смертельной нежностью болею к тем, кто небо держит на плечах. Здравствуй, смерть. Меня ль тебе такого на живых полсотни разменять? Мне оковы - пыль, и всё - оковы, ни ножа, ни друга, ни коня, словом возвожу, улыбкой рушу, не спасёт ни меч, ни караул, если бог какой и выдал душу - я давно ненужное вернул... Что тебе, воинственный, ответить? Мир их - боль, а слёзы их - вода, мне скучны игрушки их и плети, кто бы ни играл и ни страдал. Что ты дашь? Забывчивую небыль и в глуши на мох кровавый лечь? Только... не атланты держат небо. Я - заворожен размахом плеч.

Дориан: Временная грань раскалывается, скользя, и хрустят края и тянет по бездорожью. Ничего нельзя, ведь мне никуда нельзя, и сюда нельзя, и этим спасаться тоже... Забери своё, плевать что перкулий мал... я шагнул за край, но край этот словно вечен. Как любил бы я, о, как бы я обнимал, если б ты полшага сделала мне навстречу! Но чужие боги глядят из твоих лесов и лесная глушь не хочет меня, не слышит, торфяные болота, суровые лица сов, и пищат в когтях у смерти крылатой мыши. Я не вырвусь уже. Но позволь мне хоть сделать вид, что меня не проклял твой равнодушный идол, что, упав на вереск, мёртвое - не болит... но когда же иды, боги, когда же иды?!

МаркКорнелийСципион: Отблески грядущего (20 декабря 822). Легионы ползут по дороге Там, внизу, ползут, большой вереницей. Я как будто стою на пороге, Сердце бьется, бьется пойманной птицей... Неужели? Неужели свобода? Свежий ветер бьет в лицо... Так приятно! Здесь красиво... Здесь такая погода! Наше небо... Как оно необъятно... Там, вдали, видны белые склоны, Дальше — Альпы. Стук копыт, ветер, солнце... И ползут, и ползут легионы... И вдруг вспомню я родное оконце. Рим пред нами. Наслаждаться покоем. И не думать о войне и о смерти. Может, завтра мир вдруг сменится боем, Новым боем из шальной круговерти. Что же будет? Будет горше иль слаще? Птиц не видно, Юпитер. И я не гадаю. Только странно, почему я все чаще, Домус твой, Клавдия, и тебя вспоминаю?

Клавдия Минор: Не ходи туда, не ходи сюда, где у этих правда, у тех - беда, кто смеялся много - потом страдал, кто страдал - тому надоело. Горизонт широк, да и мир - не мал. Кто с какого дерева плод снимал... но за каждым летом придет зима в мире каменном, онемелом. Нам ли, гордым, нынче бояться бурь? Посмотри на небо, лица не хмурь, после каждой бури на нём лазурь, после каждой. А это значит, что всегда есть шансы, мой славный зять, что меча надёжного рукоять и покой, и волю поможет взять. Со щитом возвращайся, мальчик.

МаркКорнелийСципион: Публию, специальному делаторию. Тревога кружит над громадной страною Предчувствием горьким беды настоящей. А нервы натянуты тонкой струною — Той самой — отчаянной, вечно звенящей. Закрыть бы глаза, не спешить, отдохнуть бы... Нет — снова вперёд, и потери не сломят. Меняются люди, характеры, судьбы Пять* после той крови, в ступенях Сената. ...А он говорил, что любви не бывает, Лишь верность не миф. Но тогда почему же тоска неотступная сердце сжимает, И ты понимаешь, что он тебе нужен. Все средства важны — от расчёта до риска, но путь лишь пунктиром пока обозначен. И снова сквозь память летят стены Мурса** Предвестием необходимой удачи. ...Уже до финала осталось немного, Пусть Август сменится, эпоха сменится... ... Мелькает, стелясь под копыта, дорога***. Тревога кружит и велит торопиться. *Октавиан, Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон. **город и крупная крепость в Паннонии, будущий Осиек, точка сосредоточения легионов Дунайской армии. ***разумеется, Via Postumia и далее от Аквилеи на северо-восток.

Медея: демиург - персонажу: Я тоже была молода и жестока, и всё мне казалось игрушкой и шуткой, и сердце за сердцем, и око за око, и без сожаленья, и без промежутка; я тоже наелась людей до отвала, и люди меня покусали немного, и я разбивала, и я поднимала - от князя до грязи, от смерда до бога, и я отбивалась, да так что трещали любые кирасы и пенились штили, и мне ничего никогда не прощали, но всё же любили, любили, любили! А сколько я стрел посылала впустую и сколько мечей проржавело от крови ты не сосчитаешь - я так не рискую. И ты постучишься... но я не открою: я тоже была молода и жестока, лгала без сомненья, бесстрашно и жутко, но сердце - стареет, но око - за око... и больше любовь мне не кажется шуткой. p.s. прости, Микен, но придется тебе повисеть пока мы с ней не договоримся



полная версия страницы