Форум » Жилища » дом Клавдии Минор (продолжение 2) » Ответить
дом Клавдии Минор (продолжение 2)
Клавдия Минор: В богатейшем квартале Рима, между виллой Понтия Стервия и дорогой трёхэтажной инсулой, сразу же после пожара, Клавдия выстроила великолепный домус в классическом римском стиле. Дом полон женской прислуги и сияет чистотой. При доме большой ухоженный сад с фонтанами, термы, бассейн. Убранство дома было поручено декораторам, в нем нет случайных предметов, а личный вкус хозяйки проявляется разве что в избытке мехов, которыми застланы диваны, скамьи, уютные уголки у фонтанов и т.п. Хозяйкой дома получено разрешение принцепса на личный водопровод.
Электра: Зала с гостями оставалась позади и в коридоре этого огромного домуса она окунулась в прохладу и тишину. Несмотря на то, что эта самая тишина была наполнена передвижениями рабов, она все равно оставалась тишиной. Внутри сейчас все было натянуто, будто струны кифары и, казалось бы, любой нечаянный разговор или встреча могли стать для нее началом конца празднества. Но нет, боги сжалились над ней и на пути встречались лишь рабы, которых уже не замечала по привычке. Следом же что-то говорила рабыня и оставалось лишь следовать ее подсказкам куда идти. Столь тщательно подобранный наряд был испорчен, а это могло быть плохой приметой. У нее было достаточное количество времени, чтобы Электра успела собраться с мыслями, придумать шутку про пузатого щенка и... - Найди младшего Мания Ветурия и скажи где меня искать, - остановила она проходившую мимо рабыню. Наверняка ведь племянник и не подумает выполнить ее просьбу, как обычно пропустив половину того, что говорили ему старшие. Кубикула, в которую ее проводила рабыня, явно была гостевая и при большом желании, в ней можно было подремать, получить водные процедуры и выпить вина. Спать Электра не собиралась, тем не менее отвергать неразбавленное вино не стало. Сейчас это было как нельзя кстати. - Госпожа, - окликнула ее из собственных мыслей рабыня, которая помогала ей все это время. - Из вашего дома для вас доставили паллу и сандалии. - Вот как? - Электра удивленно вскинула брови. Кому же это в голову пришло? А она в своей растерянности после происшествия и вовсе об этом не подумала. Платье цвета неба было несколько хуже прежнего, но все лучше, чем облачаться в одежду для гостей.
МаркКорнелийСципион: Тему делаториев никто так особо и не поддержал. Даже обидно. Это же некий вид азартной игры. Точнее, её обсуждения. Но настаивать было совершенно лень. — Хм... Некоторыми... Некоторыми... Марк улыбнулся то ли себе, то ли Клавдии. Он и сам не знал. За разговорами главное не пропустить момент, когда отдать ещё один подарок. Ну, к вопросу о том, чем можно было заниматься после пира из приятного. Идти от хозяйки домуса не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Как бы ни был Сципион любителем не ждать, а действовать, ожидание выиграло далеко не одну войну.
Квинт: - Наслаждения заглушат все что угодно, им только волю дай. Но, во-первых, зачастую оно того стОит, а во-вторых, невозможно наслаждаться вечно. За наслаждением следует пресыщение, как после сладкого хочется... Ну, скажем, рыбы. И у сути есть возможность обнаружиться. Если рассудок ленив, это, конечно, не поможет. Но на то боги и создали нас неспособными к вечному наслаждению, чтоб хоть у кого-нибудь была возможность оценить настоящее положение вещей в промежутках. Впрочем, этим свойством тоже можно наслаждаться - никто ведь не говорит, что медовая витушка вкуснее, чем рыба, - Квинт подмигнул и, наконец, добрался. И лицо расплылось в невысказанной оценке "божественно".
Бранх: - Еще бы ты мне бабью дала, - проворчал Бранх, брезгливо морщась на винные пятна, расплывавшиеся по подолу, впитывающиеся в ткань все глубже. А потом бросил его и пошел вразвалочку следом, запоминая на всякий случай ход и коридоры. - Ты тут кто вообще, что распоряжаешься? Справная девка, добротная, Бранх и таких любил, меньше, чем тощих и синеглазых, но таких тоже. Если рабынька, так может и отыметь по приходу в кубикулу, все равно грязную тряпку скидывать, чо по два раза вставать. Бранх облизнулся и наклонил голову, прищурился, глядя на задницу и ткань, что задницу обтягивала. А пес ее знает, может и не рабынька, в этом доме надо бы поаккуратнее. - Далеко идти-то? Замерз уже.
Маний Ветурий: Маний безрадостно смотрел, как извивались соблазнительные танцовщицы, но сейчас это было так же скучно, как занятия в школе. Большими глотками прикончив два бокала вина подряд, с разочарованием он взглянул сквозь толпу на мирно болтающих приятелей и уже было поднялся, чтоб покинуть сие затхлое мероприятие, как подошел раб. - Господин, Ветурия Электра просила передать тебе, что ждет в покоях. Я провожу тебя. Маний цыкнул. Что еще ей нужно? Судя по взглядам, доставшимся ото всей собравшейся честной компании и даже от дяди, очутившегося всего пару мгновений назад едва ли не в противоположном конце домуса, все заподозрили коварный план в том, что глупый щенок обоссался. Если тетушка начнет сейчас читать нотации, это будет просто апофеоз сегодняшних неудач. Можно было бы свалить отсюда по-тихому под каким-нибудь благовидным предлогом… - Скажи ей, что я… Хотя ладно, чего говорить, пойду сам покажусь, - махнул обреченно рукой. – Приятель? – позвал шепотом. – От меня сильно пахнет вином? – и когда раб неопределенно помотал головой, запихнул в себя парочку жирных рыбешек. – Теперь, надеюсь, воняет рыбой…Ну-ка, - взял еще одну и хорошенько повалял в руках. – Вот так…А теперь…Поди-ка сюда, - вытер руки о подол туники раба. – Благодарю. Выручил очень. Веди. И поплелся за отчего-то вдруг насупившимся слугой. - Тетя? – постучался. – Это племянник твой. Вхожу. Дверь тихо скрипнула, Маний ступил в дыхнувшее на него благовониями помещение. - Ты звала меня? Я что-то рыбы, кажется, переел, и меня теперь слегка мутит. Прости…
Ветурий: Марк даже опешил сначала, так как и правда задумался "а чем можно смутить?". - Много чем. Мужчины же тоже люди. Каждого своим. Твоего старшего, например, можно смутить сравнением с более удачливыми сверстниками или сомнением в его воинской доблести, младшего, полагаю, наоборот, похвалой. Хотя я давно его не видел, он мог и измениться. Меня..не знаю. Возможно, излишней инициативой. Это много кого может напугать, кстати, имей в виду. Он отловил рыбку, искупал ее в соусе и отправил в рот. - Немного мужей способны стойко перенести женскую инициативу и прямолинейность. Слишком это странно. Оттого и шокирует.
Луций Домиций: ... - Все готово, господин. - Ты погляди, до чего спокойна, а? - Умна, господин. - Ладно, Хтонай, иди, я попозже... Корзину с ежом лучше матери отдай. - Да, господин. ... Сам оделся поскромнее, чтобы подчеркивать собой великолепие, а не затмевать — белая туника, парадный пояс, подумывал взять в руки еще мяч для гарпастума, чтобы отбить атаку, если случится, но в конце концов это же его дом, что он, тут каждого закоулка и прибитого предмета не знает? А вот Друзилла Лорем Скорпио поражала — белоснежная ткань с нашитой сверху краденой пурпурной полосой покрывала тушку, но оставляла на свободе тщательно вычищенные пестрые крылья. Кроваво-красный плащ узкой полоской залихватски свисал набок, а вот куда пристроить крохотный деревянный гладиус Тибо, Фест так и не придумал. Если одеяние оперенный триумфатор приняла благосклонно, то вооружаться не хотела ни в какую. - Ну чего ты... миролюбивая... - пыхтел Фест, примеривая мягкий ремешок то так, то эдак под глухое клокотание. - Оружие нужно, Друззи, без него восставшие идут в котел раньше срока... Наконец меч удалось пристроить, и Фест, прижав стреноженную Друзиллу к боку поудобнее, крадучись отправился обратно - на представление. ... Он вошел, чуть переждав нильскую процессию и позволив гостям набить рты рыбой - чем тише, тем лучше, вышел на самую незаставленную столами середину атрия, громко кашлянул и взмахнул рукой, как форумный оратор. - Аве, граждане Города! Это импровизированное выступление мы посвятим многим, но начать я бы хотел с дани уважения прелестной тетушке Аканте, чей день сегодня затмевает предыдущие и следующие, - Фест поклонился Аканте, откашлялся, дожидаясь всех возможных взглядов и ушей. Друзилла нервно шелохнулась и застыла. - Сегодняшний день принес много нового - побед и поражений, и пусть я не Марциал, а Друзилла - не Мантуанский лебедь, - он приподнял курицу, чтобы все убедились, что действительно не Вергилий, в таких-то одеяниях, - но мы тоже можем дерзнуть и поведать обо всем достойной публике. Он втянул воздух и начал, прижимая к себе неподвижную, но клокочущую Друзиллу и размашисто подыгрывая левой рукой: Без проволочек и препон При сем скоплении народу, О Марк Корнелий Сципион, Тебе мы посвящаем оду. О боевых твоих делах, Сраженьях, подвигах, везенье Мы благородно умолчав, Поведаем о... пораженье. Театр идет. Жара и чад. В актерах вязнет Афродита. В твоих руках стакан зажат, Как будто будет кровь пролита. И вот ты, жаждою томим, Глаз затянувши поволокой, В чужой вцепляешься кувшин И делаешь глоток глубокий. И лорика трещит по швам, И щеки стали шире неба, В глазах тоска, дрожит стакан - Наказан, кто хлебнул сверх меры. О Марк Корнелий Сципион, Рассчитывай разумно силы. А если хочешь пить, грызи Победные плоды оливы. Он взмахнул рукой, стряхивая с кончиков пальцев невидимую воду и снова поклонился публике... успеть бы...
Гай Ветурий: От упоминания наслаждения заныла печень, египетские боги были так же унылы, как и римские, и любые другие - слишком человечные в своих страстях, слишком земные в своих желаниях, ровно такие, чтобы стать с ними вровень, как со старыми знакомыми, стряхнуть с плеча, похлопав, вековую ветхую пыль и поймать на человеческом, как ловят за локоть или за нос. Наслаждение...чего только люди ни вкладывают в это слово - пиры и яства, власть, обладание никогда не принадлежащим, собственную мизерную и тщетную попытку во что бы то ни стало закрепиться на этой бренной земле, чтобы их не сдуло вечностью, словно песчинку, не сорвало с поверхности и не высушило, словно каплю на ветру. Там, в табуларии, хищный взгляд обещал ему насладиться им требовательно и беспощадно, выжать все соки, вобрать все без остатка, и там же, в табуларии, чужие, неловко и невовремя дрогнувшие руки обещали ему отдать наслаждение - соединить капли слюны и пота. Вбираешь или отдаёшь, обладаешь или принадлежишь - не имело значения, если не было чего-то ещё, ускользающего, как луч солнца от притворяемой двери, как щекотный локон с плеча, как край туники той, чьего вкуса не успел запомнить... Чего-то более важного, чем сотни сотен бесполезных и напыщенных слов перед взглядом самой вечности за мгновение до того, как кануть в вечность. А потому все пустое взаимное славословие и все тайные хитросплетения намёков теряли смысл, не способные, как и слишком очеловеченные боги, вызвать ни рукоплескания, ни сочувствия: - Быть неспособным к вечному наслаждению, в таком случае, великий дар, - рука Пертинакса замерла над угощениями, - к сожалению, нам практически нечем отплатить за это вечности. ... и рука так и не коснулась ничего, потому что все внимание Ветурия привлек юный Агенобарб, которому в силу юности были еще неизвестны ни тщетность попытки заявить о себе вечности, ни бессмысленность скоротечной славы. Но сама эта неосведомленность завораживала.
Опий: Он уже было собирался пройтись по явно переоцененным грекам, как это иногда делал отец, но тут вышел Луций Домиций.. И Опий заржал: -А похоже. Сам бы он такое не вытворил, конечно, отец бы не позволил, но не отметить выдумку младшего Домиция не мог. - Только это, кажется, курица. - Жаль, Маний куда-то делся, ему бы понравилось.
Гней Домиций: Он даже не удивился, что попытка провалилась. У него никогда не получалось толком быть интересным - то, о чём думал он, ещё не интересовало ровесников и уже не интересовало старших. Минералы, жуки, древние фрески и то, наполненное мыслью и мечтой - а что мысль без мечты? - древнее, рассыпающееся, но окрыляющее - кому оно было нужно? Ровесники любили веселье, буйство, шуточки вроде этих, старшие - удовольствия плоти, политику, положения, сплетни, деньги, войну и себя, себя по центру всего этого. Отец был совсем не похож. Может быть поэтому ни с кем не было так интересно как с ним. Но к этому Гней привык. А вот Фестум... Домиций с натянутой улыбкой дослушал брата и впервые в жизни ему захотелось дать младшему тяжелый нешуточный подзатыльник. Ведь теперь он знал как мучительно смотреть в глаза, дотронуться, решиться... Этот огромный суровый парень, должно быть, спокойней поднимался в безнадёжную атаку, чем решился поцеловать такую, как Скори. Да, он повел себя глупо, непристойно может быть, но зачем же - так? - Наверняка. А мне - нет. Его только возраст оправдывает. Если вообще оправдывает. Но мать решила выбрать нам всем брачные партии, и мы все немного на взводе. Как видишь...
Клавдия Минор: - Ну почему же практически нечем? Мы можем отплатить... - Клавдия благосклонно посмотрела на выражение Квинтова лица, - обнаружением сути. Это уже немало. Но если развить вашу мысль слишком последовательно, придется благодарить богов и за то, что отнимают не способность, но сами наслаждения. А за такое я не склонна благодарить никого, даже богов. Хотя бы потому, что человек не так быстро пресыщается как иногда хотелось бы ему, богам или требует положение вещей. Поэзия это, наука, война, страсть или... рыба. Курица явилась на рыбный пир кошмаром старшего повара и легким ужасом тётушек. К концу оды Минор уже размышляла благодарить Фабия за успехи сына в стихосложении или устроить разнос за пробелы по части выбора тем. - С поэзией я, пожалуй, погорячилась. Думаю, стоит добавить, что все дело в качестве наслаждений, - улыбнулась снисходительно. Если Сципион собирался входить в её семью, с чего-то надо было начинать. Например, с того, что никуда не денешь - с характеров.
МаркКорнелийСципион: Вот так всегда. Только задумаешься, отвлечёшься от происходящего и вот. С братом Гнея хотелось что-нибудь сделать. Что-нибудь политически не правильное. Но действовать исключительно в соответствии со своими желаниями, как известно, не могут даже боги. Точнее, может быть и могут, но вот отвечать за последствия их осуществления как-то не тянет даже бессмертных, куда там смертным. — Фестум, малыш. Когда я служил в XX Победоносном Валериевом Легионе, там был один не самый приятный трибун... И на смотре, когда все вскидывали свои спаты, он вытащил из ножен свою, но лезвием был не металл, а дерево измазанного в свином жире вертела. Надеюсь, ты попадёшь в тот же легион и сможешь придумать что-то не уступающее по производимому эффекту. Главное ещё говорить флегматично-ленивым тоном, смотря куда-то на еду, сквозь стол... И, "случайно", нет-нет, да пробегая глазами вокруг. Почему-то Сципиону не верилось, что эти вирши представляли собой предел для запланированных на сегодня гадостей. — Протестую. Чтобы не достигать пресыщения нужно менять разные виды наслаждения. Меняя их каждый раз до пресыщения можно наслаждаться вечно. И вообще, стоило возвращаться в разговор. Всё равно в сад идти ещё рано.
Опий: - Ого, и тебе тоже? Опий не поверил. С чего это Гней и вдруг женатый, даже представить было странно, хотя из них из всех Гней Домиций был, пожалуй, самым серьёзным. Даром что из немногих еще не снявших буллы. - Ко мне пока не лезли, отцу не до этого, а его жене неинтересно просто. И то хорошо. Придет жена, будет ходить по комнате, трогать мои вещи, пугать мои тени и отвлекать всячески. Оно мне надо? Вот и я думаю что незачем.
Эмилия: - Шокировать публику может и та, которая сделает что-то непривычное для себя. То, что от нее никто не ожидает, - поддержала шутливо Эмилия. Рыбы не хотелось, и она не торопясь собирала с грозди крупные почти прозрачные виноградины. Хотелось уединения. Толпа, как мифический монстр, лениво шевелилась, булькала смехом, пенилась голосами и медленно переваривала присутствующих. Эмилии никак не удавалось сконцентрироваться на чем-то конкретном, и необходимость терпеть это утомляла. Юного Луция Домиция она заметила, только когда тот уже начал зачитывать потешный стих. И только спустя четверостишье поняла, что сражение в театре не закончилось. Финальная битва происходит сейчас, у всех на виду. Эмилия усмехнулась – мальчишки всегда жаждут восстановить справедливость в своем понимании. Луций оказался находчив и смел. Но вряд ли такой, как Марк Сципион, спустит ему скоро с рук публичный позор. Эмилия молча перевела взгляд на Клавдию. Получил ли Марк право ухаживать за Домицией? Если да, то сейчас он только выиграет – все соперники сразу узнают о своих шансах. Любопытна была и реакция Корнелии. Станет ли она на защиту своего брата? Ведь Марк не сможет сам превратить эту историю в шутку, а вот она – да. Или же не будет привлекать лишнего внимания?
Летеция: «Ну, боже ты мой!» закатила глаза Прим, на секунду замирая. Уму непостижимо! Похоже, у Сципионов снобизм в крови. Захотелось по-детски топнуть ногой и кинуть чем-нибудь тяжелым в спину удаляющегося Публия. «Или я не красива? Уже не хороша?». Взгляд потяжелел. Что если верно брат намекал в театре, но обижать не стал, ловко переведя разговор в иное русло. От неуютности мысли, Прим порозовела. Что-то затряслось внутри. Как она устала от одиночества, от неприкаянности, непохожести, волна раздражения обрушилась на нее, затопила. Ничего не получалось. Нигде! Пальцы сжались сами собой, впиваясь ногтями в ладони. Она тяжело втянула густой воздух триклиния и чуть отдышавшись, подошла к брату, коснувшись плеча. - Я домой. Извинись, перед Минор. Не могу больше. Луций привлек всеобщее внимание, вызывая нежную улыбку. Далеко пойдет. Хоть кто-то мог защитить, пусть и не напрямую. Прим пожалела, что не Луций ее брат. Хотя, и она не Домиция. Ей нужно было, чтобы Кассий только кивнул и уже ничего больше не говорил.
Квинт: - Развивать мысль последовательно можно в сотне разных направлений, - взялся было Квинт, когда насладился первым впечатлением от рыбы, но в дискуссию вмешалось юное поколение. Выслушав аргумент, он уточнил: - Не погорячилась. В качестве все дело, вот это верно. Ибо, да будет мне позволено заметить, если оратор начинает столь стройно и легко, завершить он должен не менее изящно, а в данном случае две последние строфы изрядно просели по форме. Что не может не навести на мысль о натужности, которую часто проявляет молодой сочинитель от нетерпения, видя, что до сих пор все складно получалось. И в надежде, что, может быть, слушатели не заметят. И это крупный просчет. Смешон прыгун, который, красиво разбежавшись... не перепрыгнул. В лучшем случае смешон. А то и жалок. Если глубоко... - Квинт, как всегда, запальчиво начал, едва не перебивая Сципиона при этом, а под конец, высказав все, что учитель перемолчать не в состоянии, доборматывал про глубину пропасти. Язвить, и тем паче уязвлять он сейчас не собирался, это у него иногда мысли выходили вслух. Поэтому он прижал руку к груди и молча вежливо извинился перед Минор за внеурочные наставления.
Домиция Майор: До сада Домиция не дошла, потому что в локоть вцепилась раба, которой было строго наказано: - А, Фест, - остановилась и обернулась Скори; палла скользнула из пальцев, мягко перенятая все той же рабыней. Курица в руках брата выглядела даже более торжественно, чем он сам, и Домиция спрятала улыбку в плечо. Даже то, что его вирши, хоть пока и не впрямую, касались неё самой, она пропускала мимо ушей. Ну, подумаешь, обычные детские шуточки, тем более не впервые за сегодня на эту тему. Но Сципион сейчас получал по заслугам, пусть почувствует... - Твой брат не умеет обращаться с собственным смущением, не так ли? - уронила Доми Публию, не сводя глаз со старшего Сципиона.
Летеция: Когда она сюда пришла, она видела лицо. Лицо мужчины, чье присутствие, наверное, всегда мельтешило среди толпы знакомых, тех, кто любил играть в Риме. А кто же не любил играть? Интриги, алкать и отторгать, разгадывать и побеждать. Что в этой жизни более развлекает? Казалось, что после привычного «Аве», он продолжит, что-то скажет, но взгляд его скользнул на Кассия, связывая лицо Прим с братом. И за всеми этими поздравлениями Аканты, кутерьмой, наблюдениями и мелкими ничего не значащими загадками, стычкой с Марком, она незримо некоторое время еще чувствовала его присутствие. Наблюдение. Хотелось с ним поговорить. Но когда так темно, разве можно сделать шаг в сторону. Приходилось держаться за брата. Не дай бог выпустить руку. Идти на ощупь самой страшно. Вдруг опозорит семью, вдруг оступится! А тут личные дела и задачи. И Прим забыла о нем. Потерялась. До мгновения, когда Публий отступил и отказал ей, Марк оскорбил, и кто-то из-за спины теша себя и свое самолюбие, лаская завистливым или другим взглядом, смотрел на нее. Искать лицо не имело больше смысла, ровно, как и рассчитывать на что-то. Иначе можно сойти с ума от смеси подозрений и обманчивых догадок. Кассий делал вид, что не слышит ее, и ей это уже порядком надоело. - Знаешь, я сейчас съем всю рыбу и умру прямо на этом пиру, если ты сейчас же не отпустишь меня домой, - наклонилась она к уху брата, чувствуя, что вот-вот выйдет из берегов. - Мне надоели эти игры до смерти! Ей «до смерти» хотелось попасть домой. Хотелось в кабинет Кассия, и прочесть его почту от мужа. Что уж тут, теперь она в курсе, как минимум брат знал, что Марк ближе, чем она думала. И раз она «не молода и не красива», нужно срочно деть куда-то обиду и эмоции, нужна информация. Ей очень хотелось добавить: «Еще могу устроить скандал», но Прим не решалась, все-таки Кассий мог быть страшен в гневе. Но если она об этом не сказала вслух, это не значит, что не могла реализовать. Что он ей сделает, если она прочитает его почту. Убьет? Она же не имперские тайны выведает. Ей и самой в этот момент хотелось придушить брата, за то, что не вступился, за то, что игнорирует, делает вид, что он девяностолетний хрен, за то, что умалчивает о муже, зная о его делах, а ей рассказывает какую-то чепуху. За все вместе и зараз! - Ты меня слышишь?
Кассий: Он слышал. Но хотел слышать в разы больше, и о чем не решался сейчас спросить, то пытал взглядом, будто по лицу можно было угадать, что же она такого сказала. Она могла сказать все что угодно. Марку Сципиону, сейчас - ему самому. Всегда. В любой момент. - Да, - опомнился он от пристального наблюдения за ее лицом, и, поднимаясь с ложа с неожиданной ловкостью, добавил: - проведу до выхода. И, крепко ухватив за локоть, потупив взгляд ради видимости неторопливо-нежного жеста, именно повел. И, выискивая по пути какого-нибудь раба, чтоб обременить его обязанностью позаботиться о госпоже до самого дома, спросил будто бы невзначай, но очень серьезно: - Ты расскажешь мне?
Корнелия Сципиона: "Интересно, это у них семейное?" Корнелия поворотом головы прекратила разглядывание профиля Гая Ветурия, от которого никак не мог отвязаться взгляд. "И не смутить, а обидеть". - По-моему глупо изображать робкую убегающую олениху, если бегаешь и скачешь потому что хочется бегать и скакать. Хорошо, что мне не нужны многие, хватит и одного. Но только она собралась поделиться с тремя соседними столами размышлениями о том, что любовная игра в недотроги и догонялки это весело, конечно, но если потом всю жизнь придется притворяться оленем... как робкого оленя перебила боевая курица и её клюнутый музой хозяин. Шуточки на большинстве римских пиров никогда изяществом не отличались, падать в обморок было не из-за чего, но Лана всерьёз надулась на Фестума, даже щечки дрогнули - это что же, гадкий мальчишка не считает поцелуй с ней достаточной умиротворяющей компенсацией?! Вот значит как!.. Папина идея породниться с этой семьёй все больше и больше начинала казаться ей не такой уж обдуманной. - Сделать то, чего от неё никто не ожидает? Даже не знаю... я могла бы разве что помолчать месяцок. Если бы я надела огненную паллу или выступила с курицей, все решили бы что это новая мода. А что бы сделала ты?
Летеция: Она возненавидела Кассия. От души! За что? За локоть! За то, что он выбирал деньги. Разве нет? - Расскажешь? Звучало, как издевательство. Всем богам во благо, только не ему! Только не ему. Нет! Из всех мужчин, что Прим успела узнать за не долгую жизнь, брат, не смотря на всю терпимость, разве стоил того, чтобы она доверилась ему? Ему? Человеку, который свой страх не способен скрыть? Прим не могла разобрать. Одно она могла сказать точно, что вряд ли рассказала бы ему всю правду. Только не брату. - Да, расскажу, - согласилась она, чувствуя сжимающие пальцы на коже. – А знаешь, нет! Ты разве поймешь? В этом был и вызов и вредство, ведь желание «убить» так и осталось.
Кассий: - Придется, - приходилось так же держать себя в узде, чтоб в голос не рассмеяться. Не успел приготовиться выслушать, ба, обрадоваться не успел... Ну, а чего от нее ждать? Ответ: выходки. Не смотря на всю - готовую на сегодня - отвязность, играть на ее чувствах расчетливо и хладнокровно, как позволял бы насмешливый настрой, он был не готов. Сестра. Он и на чувствах матери не играл, хотя знал уже давно рычаги, и мог бы, но так и не перешел барьера, за которым она стала бы чужим, безразличным человеком. - Другое дело - хочу ли я это понимать. Но. Хочу или нет, а придется. Даже если ты пожелаешь усложнить мне задачу и в собственной семье я буду слепым ребенком, - после того, как жена не пожелала открыть ему имя, разницы сестра не добавила бы, - мне придется это понять, - и только не добавил "но тогда чужие обиды останутся на чужой совести". Это уже было бы давление. А он и без того вел ее к выходу.
Публий Сципион: Пока лились стихи и шкворчала курица, он на каждой строчке подходил чуть ближе к растрепанному творцу, забыв даже про Домицию - следил только и за рукой, и за крохотным гладиусом, и самым краем глаза - за братом, жаль сестры видно не было... И когда вирш закончился, Публий рассмеялся, рискуя привлечь к себе лишнее внимание, и подмигнул брату, надеясь, что тот заметит, тем более что чрезмерно напряженным - в обществе матери стихоплета - он не выглядел. - Боги мои, как в старые времена, когда я выходил к высоким гостям и зачитывал панегирики обо всем, что видел! Будь в моих руках кифара, я бы подыграл, а после мы могли бы подраться с Марком - как в старые добрые времена, когда никто из нас еще не успел поплавать в кровище... Ох, как я скучал по этому в лагере, ты бы знала, Домиция, - он вернулся на несколько шагов назад, не упустив из виду, что оранжевая тряпка пропала. - А в бравой курице я узнаю трибуна ангустиклавий Поску, он был таков каждый раз, когда волей случая у него из рук забирали игральные кости и вкладывали в них гладиус. Нет, прекрасная, мой брат отлично обращается со своим смущением, и что-то мне подсказывает, что сейчас мы узнаем, как обращаются с ним остальные. Наказан, кто хлебнул сверх меры. Любой уважающий себя человек знает, что наказан тот, кто не способен рискнуть хлебнуть сверх меры. Публий повернул голову в сторону Эмилии, все еще чувствуя тепло стоящей рядом Домиции. Да и кто накажет-то, боги?
Летеция: Домиция развернулась, передумав идти в сад. Сняла красное. Внимание гостей приковано к ее брату. Подходящий момент - уйти. И даже не хотелось смотреть, как Сципион будет реагировать. Если бы взор мог убивать!!! Она обиженно взглянула на Кассия. А верно, как он поймет? Да, все равно как. Или не все равно? - Сципион, предложил поработать в лупанарии! Подучиться, - произнося это, она словно сама делалась плебейкой, чувствуя, как начинает дрожать. Неужели так поздно накрыло волной ярости? - Сказал, что мне далеко до шлюх с которым Марк развлекается под Римом!!! Понимаешь!? Не далеко!!! Захотелось раскричаться и стало смешно. Что она могла? Будто вещь! Захотели, отдали замуж, захотели, заперли или наоборот выперли в качестве примерной жены. - И да, здорово, что Сципион такой идиот, судиться с Марком будет проще. Мне, Кассий, мне, чью добродетель можно сравнивать с весталками. Выбрал он - в сторону сирийских шлюх!!! И не добавила, «не взяв меня», порозовела еще больше, радуясь, что они почти ушли из атрия. Сбиваясь в мыслях. - А знаешь, что самое смешное? – удержать истеричный смешок не удалось. – Если бы я нашла кого-то, он пенял бы, говоря, что я поддалась эмоциям, предала. А в его случае, это будет лишь мужская потребность. Понимаешь?
Луций Домиций: Фабий что-то там бухтел и пытался выкрикивать, но Фест даже отмахиваться не стал - во-первых, в руках Друзилла, во-вторых, чай, не на занятиях, потом расскажет, что его так впечатлило. А вот Сципион разочаровывал, хоть и бегали у него глазки как надо, и пытался отшучиваться, но явно не жиром смазанного вертела ждал Фест, зачем ему скользкие дела минувших Сципионовых дней, когда существует суровое настоящее. Мать еще не распорядилась выкинуть его ногами вперед, а Друзиллу - зажарить, Скорпия была где-то рядом, у Феста даже затылок поджался от предвкушения. - Да, жаль, что нет кифары или хотя бы военной флейты. С точки зрения справедливости было бы правильным не обойти всех участников событий. И так как Друзилла в силу суровой молчаливости, приобретенной в битвах, не может рассказать, то о славных приключениях поведаю я, - Фест откашлялся и перехватил Друзиллу поудобнее: Куры имеют храбрость. Дико, но это так. Вот вам простая повесть. Крепкая, как кулак. Имя ее Друзилла, Года еще ей нет. Волею злого рока Сговорена на обед. В душный помпезный город Едет в корзинке она. Страшен товарок клекот, Четыре шага до котла. Вот и последний ужин, Враг уже точит нож. Завтра под гомон теток Ты навсегда уснешь Утро настало внезапно Кто-то пришел за ней. Молвил: "Друзилла Лорем, Скорпии ты сильней! Вот, надевай доспехи, Спату хватай свою И покори мегеру В равном, страшном бою!" Молвит тогда Друзилла: "Ко, ко-ко-ко, ко-ко!" Жаль, что сигнума нету Личного у нее. Маршем идут к покоям, Пепел на сапогах. Сопенье за черной дверью Вселит и в тигра страх. Но не проймешь Друзиллу! И, безрассудства полна, Смело взмывает Аквиллой Над жутким ложем она, На бреющем слева заходит И приземляется в цель, Клювом-мечом колотит, Перьями сыплет в постель. Визг поражает округу! Мертвыми падают все! Бьется из глины посуда, Бронза течет по стене. Имя ее Друзилла, Душою она - орел. Скорпию посрамила, И не попала в котел. Друзилла, прижатая локтем, издала восхитительный горловой звук, и Фест поднял ее на вытянутых руках, показывая почтенной публике, дескать, да, котлом тут и не пахнет, ну, ближайшие пару мгновений точно.
Гней Домиций: - ...жуков поперепутает, - согласно откликнулся из своих мыслей Гней. - Нет, она, конечно, милая, но мы едва друг-друга знаем и о чем с ней говорить? А если не говорить с человеком, то как с ним жить? У братьев хотя бы есть время познако... Мать бездействовала и тетушки припозднились с наступлением, но теперь окружали Фестума как гончие, загоняющие зайца. А позади имплювия неведомым образом материализовались нянька Тиберия и учитель географии, со вполне осмысленным лицом делающий вид, что умиляется шалостями ребёнка. Домиций подавил глупый смешок: - Ну всё. Теперь я ему не завидую, про Скори это он зря.
Домиция Майор: Домиция сжала кулаки: "Маленький паршивец!.. Интересно, как далеко он зайдёт?" Она проскользнула поближе к брату, отыскав в толпе второго и не сводя с него взгляда, в котором читалось: "Сделай же что-нибудь, отреагируй, чего ж ты лежишь!" и стала позади Феста: - Луций Домиций, - произнесла Скори сквозь зубы, - советую тебе сосредоточиться на одах Сципиону, - самое страшное обещание расправы таилось в молчании после этой фразы.
Летеция: Хотелось раскричаться, так сильно, в мгновение, пока напряженно, бледная она вглядывалась в лицо брата. И струна, натянутая в душе, оборвалась, треснула как нагретая гладкая эмаль, издав хрусткий щелчок. Слезы наполнили глаза, так словно в двух бездонных озерах забили новые ключи, заполняя, размывая аккуратную подводку. Вода полилась через край. Прим и сама не поняла, откуда столько силы. Она вырвала локоть из пальцев Кассия. Ладони сжались в кулаки, и она с силой ударила ими по груди брата, выколачивая мел из белой грудины, не в силах больше бороться с собою, злостью, слезами. - Что ты молчишь! Что?! Как вообще ты можешь молчать!!! Хотелось врезать по лицу, за все обиды, за отца, за мужа, за Сципиона. А он просто молчал! Хоть иди, утопись. - Ненавижу!
Кассий: Хвала богам, это был уже вестибул, где не было никого, кроме рабов. "Кроме рабов", - подумал он, прижав сестру к груди как перепуганного олененка и при этом читая в лице привратника. У него тоже мог быть короткий текст в этой пьесе, где-нибудь в четвертом стасиме, на кухне. Кто-то видел, как он обошелся с бывшим наложником у фонтана. Теперь кто-то смотрит, как он тискает в вестибуле чужого дома родную сестру. Да, жизнь смешила. Тем не менее, он был сильнее Прим и пользовался этим, создавая из собственных рук неразъемные, но мягкие оковы. И, прижав ее голову к себе, бережно и властно держа под затылок, наконец проговорил в самое ухо: - Не время. Но уже скоро. И теперь совсем легко.
Летеция: Когда слова Кассия пробились через обиду, захлестнувшую все, Прим распахнула глаза. Сознание как амфора, удачно расколотая камнем, рассыпалась пестрым зерном чувств, эмоций, слов, так, что она замерла, ощущая лишь силу и спокойное дыхание брата на щеке. Было трудно дышать от ярких разрушительных переживаний. Сильные руки удерживали, прижимали, последние слезы сорвались с овала лица. Не то, что он сказал, а как сказал, оказалось тем камнем. «Убьет Сципиона?» проскользнула ошарашивающая мысль «Или уничтожит? Морально. Финансово. Влиятельно!?» Разве у семьи есть такие возможности? Зерно продолжило расползаться в стороны, никак не собираясь вместе. У него есть? «Нас поднимают Прим», он же говорил сегодня. Она вдруг осознала, что ладони до сих пор напряженно сжаты в кулаки и раскрыла их, будто пальцами разглаживая ткань. Обмякла, соображая, что чуть не натворила в одном из влиятельнейших домов Рима и ужаснулась. Очевидно, она так давно не выбиралась в свет, что разучилась держать удар долго. Достаточно долго, чтобы провести вечер до конца, вернуться домой и только потом дать себе волю. Чуть отодвинулась, заглянула Кассию в лицо, не заботясь о подводке, о том, что кто-то может видеть. Неверно истолковать. Уж, что истолковывать в пустом вестибюле, если Сципион, чуть ли не на весь Рим оскорблял ее сегодня. Глупо было спрашивать «Правда? Обещаешь?», Прим поверила сразу, безусловно. Кассий заменил ей отца. - У меня есть еще одно дело тут, - вспомнила она, немного тяготясь необходимостью. Да и лицо не мешало бы умыть и привести в порядок. – Домиция, помнишь сегодня в театре. От подарка же нельзя, не отказываются? Эта девочка могла стать другом, заложником и даже способом влияния. Письма мужа подождут до вечера.
Кассий: "попустило", - подумал он, не торопясь разжимать руки, только слегка ослабил хватку. Подарки это хорошо. Это всегда хорошо. Особенно когда бестолковая девчонка дарит от прихоти, а потом, попозже, принесут от семьи семье. Это искренность - так это называется. Его и самого попустило. К сожалению. Очень уж славное накатило тогда. Море по колено! Хорошо же. - Нельзя, - он выпустил на лицо улыбкой остаток игривости, и кивнул. - Ни в коем случае нельзя пренебрегать подарками. "Пренебрегать оскорблениями гораздо эффективнее. Хоть ты и не поверишь, очевидно..." Он вытер ей под одним глазом потек, но добился немногого. Первой мыслью было утереть тогой. Сурьма - не кровь. Но прежнего ощущения "моря по колено" не осталось. Через миг раб, которого Кассий собирался озадачить проводами госпожи Прим до дома уже стоял с чашей воды и салфеткой в руках. Перед тем, как она пойдет доводить облик до совершенства, слишком явные следы слез с лица все равно надо было стереть. - Постой немного. Он сделал это сам, обмакнув салфетку.
Летеция: Простой родственный жест. Строгий, ласковый. Схлынуло, и Прим удивилась, как мало нужно ей. Всего-то чтобы погладили, удержали, вытерли слезы. Не ломали, не разрушали, а только остановили. Зерно, наконец, замерло, перестав двигаться. Прим, успокаиваясь, втянула воздух, отдаваясь братской заботе. В ее глазах он всегда взрослый. Она же только сейчас ощутила, что тоже выросла. А ведь ничего не изменилось! Он, как ругал ее, так и продолжит это делать за все выходки. Как закрывал от неприятностей, пусть и ценой жестких решений - не отвертишься. Но он никогда не кричал на нее, не угрожал, присматривал по мере сил и очень редко отказывал. Насколько Прим могла припомнить, только в тех случаях, когда это совсем было небезопасно. Как же Ливии повезло! Но как у всего, была и темная сторона, и туда он ее не пускал, никогда. Нужно ли об этом ей знать? Прим слабо кивнула на слова о подарках. Почему в чужом доме, в чужом обстановке, ей вдруг стало так уютно и хорошо? Ведь стоят так, словно ей снова десять, а ему двадцать три. Она с ободранной щекой, Кассий оценивает царапины. - Все уже? – спросила она, жмурясь от прохлады влажной ткани. – Ты всегда так сосредоточенно смотришь в мое лицо, будто там что-то может быть написано. Я это чувствую даже с закрытыми глазами. Там ничего нет! Она чуть улыбнулась. - Кас, а у тебя с Эмилией? Она тебе нравится? А сама подумала, «я же видела, как она с тобой кокетничала». Вспомнилось: а еще перед этим в лавке, та девушка – персиянка. - А мне можно так?
Кассий: Кассий удивился вопросу, и всерьез озадачился, что же у него с Эмилией, и с какой еще Эмилией, а сам в это время подтирал под глазом сестры, точно вынимая соринку. Когда он сообразил, что за Эмилия, и достроил замысловатую логическую цепь, подводка под ресницами Прим выглядела так, словно ее наносили старательно и изо всех сил так, чтоб никто не увидел. - Можно, - сказал он со смешком, и добавил, - если не со мной. Если уж он не смог истолковать взгляд Эмилии как многозначный, то никакого вреда нет в том, что сестра наконец опробует когти. Даже у Кассия иногда бывает игривое настроение. Другое дело, что он обязан сдерживаться, в отличии от... ...всех остальных. - Зачем мне Эмилия? Мне повезло с женой.
Летеция: Ответ брата вызвал усмешку. О! Кассий! Разве это не красиво, когда взрослый мужчина ухаживает за молоденькой девушкой? Брата сложно представить ухаживающим, тем более за девушкой. Как-то все больше возникали перед глазами образы вечно мыкающейся по углам Ливии, истыканный Фортис и напряжение, донимающее как зимний сквозняк в атрии от споров с матерью. И только Андроник не вписывался в картину. Но как тот самый же сквозняк, давно выветрился из жизни. Прим, могла точно сказать, кого Кассий любит. Что ж, раз он начал так шутить, значит, скоро она увидит и Феба. - Не с тобой, - согласилась она, выскальзывая из рук, так и не найдя сил весело улыбнуться. Слишком много эмоций за один день. – Обещаю вести себя хорошо. Поговорю с Домицией и домой.
охрана: Шауль от рождения глухим не был, зато, на свою беду, сызмала был чувствителен и деликатен. И домину Глорию, определившую его пару лет назад из конюшни в привратники, благодарил сильно, искренне, но недолго. Насмотреться пришлось всякого. Иной раз он готов был сквозь землю провалиться, но под ногами был мрамор вестибула и не пускал. Одной семейной сцены бы уже хватило, чтоб непереносимо хотеть закрыть лицо пятернёй, а тут ещё как на грех и без того невесомая стола прихваченной в объятия гневной госпожи местами натянулась, облепляя эти самые места так, что обрезанное по древней вере встало колом, подкашивая остатки Шаулева спокойствия. А стоять им двоим у двери неотлучно было ещё долго. Ничего не оставалось, как слушать.
Летеция: Прим скосила глаза на охранника, оценила, даже не думая краснеть, скорее частью себя порадовалась, что хоть кому-то кажется привлекательной, затем невинно, почти безмятежно посмотрела на брата. - Почему у патрициев, так не выходит? Никогда ничего не видно? Так и хотелось добавить «Наверное, денег много на сирийских шлюх тратят. А может и правда, импотенты»?
Кассий: Кассий снова перевел взгляд. В лицо, как стало для него обычным в последние несколько лет, когда касалось рабов. И только на излете взгляда, уже отворачиваясь, допонял, что это было только начало - смотреть в лица рабам. Он, выходит, сам себе не признавался, и, значит, все еще многое мог упускать. Человеку смотрят в глаза в редких случаях. Человека лучше видеть целиком. Если жить хочешь. - Я обычно тщательно кутаюсь в сублигакул, - осторожно приобнимая сестру за плечо, чтоб перенаправить, полушуткой ответил Кассий. - Думаю, большинство поступает так же. Патрицию нельзя выставлять на показ рычаги, при помощи которых им можно руководить.
Летеция: - Рычаги! У Марка нет никаких рычагов! Прим покраснела, но остановится не смогла. "И если бы "рычагами" можно было руководить, ох, сколько всего интересного могло случиться". - Я же все видела! И вообще на такой жаре, во что-то кутаться? Кас, это же смерти подобно! А ты можешь мне рассказать, ну, подробнее об этом? Не то, чтобы Прим не в курсе. Даже очень в курсе, что именно происходит между мужчиной и женщиной. Что не понятного? Кассий затронул настолько важную тему для любой женщины, и не каждый мужчина способен поделиться этим, что у Прим впервые за долгое время перехватило дыхание. Власть! То, что она слышала ранее было женским, чем-то своим. Мать ворчала «Сама мол, все узнаешь». Как будто знания брались из воздуха. Ливия покрывалась красными пятнами, смотря куда-то в пол, отговаривалась, бубня «Марк тебя во все посвятит». Подруг у Прим имелось мало. Ну, хоть у лошади Марка спрашивай. Все-таки племенной конь! А тут брат, сам затронул столь вожделенную тему. Настолько важную, что нестерпимо захотелось клянчить и возопить одновременно «Расскажи! Расскажи! Как управлять мужчинами. Козлами этими, выбирающими сирийских, да любых других. Разложи, как грамматику греческого». - Кассий, ну, пожалуйста! Хочешь, мы пойдем в сад, и там поговорим! А сама при этом начала прикидывать, сколько он выпил, чтобы согласится, насколько принимает ее румянец за девичье стыдливое любопытство, а не жажду срочно узнать (Все!). И вообще, вроде бы не должен отказать. Когда еще проявится такой шанс? Пришлось пальцы скрестить за спиной.
Кассий: В сад так в сад, он не имел ничего против до тех пор, пока не повеяло очередной грозой. - В общем, - в том же тоне принялся он разглагольствовать, - все с нами очень просто: мужчина хочет быть сыт, и мужчина хочет побеждать. Женщина находится где-то в этом промежутке, - он вел ее теперь мягко, почти вальяжно, и думал о том, что не смотря на всю очевидность, он так и не приобрел власти над матерью. А всего-то нужно было признать ее чужим человеком. - Поэтому с одной стороны, мужчина хочет положить голову на те колени, с которых потом поднимет ее целой. С другой стороны, он готов разбиться в лепешку ради тех коленей, которые просто так не преклоняются. Поэтому шлюхи шлюхами, но шлюху может купить любой, следовательно, ее не интересно добиваться и нет гарантии, что утром ты встанешь с ее постели, всегда может найтись кто-то, кто больше заплатил... - а игривость тем не менее ушла, и жонглировать словами становилось все труднее. - А конкретно... все разные. Поэтому панацеи у меня нет, и говорить я могу только о себе, а шутить о себе, как ты, наверное, понимаешь, никто не любит. И никто не любит, когда задевают его достоинство. На этом, пожалуй, общее место закончилось. Он помолчал, взвешивая, насколько она готова в действительности выслушать то, что, как он понимал, гарантированного успеха все равно принести не могло бы.
Меценат: ...27 авг после плудня из дома Понтия Мецената>>>>>>>>>> Выход его в паланкине на скромных четыре черных спины все равно был противно помпезен - так на постылый костыль бы досадовал воин. Тонкие ткани, что выбраны были в подарок, не оправдали уродливости продвиженья. Понтий меж тем понимал, что виной недовольству - долгая ночь, и держался, приветливый ликом, да и в вестибуле, сразу столкнувшись с гостями, был величав, дружелюбен, учтив, ненавязчив, к сердцу ладонь приложил, красоте поклоняясь первой, а после уж Кассию стиснул запястье жестом уверенным; справился кратким вопросом, как поживает семья его, и при ответе выглядел очень участливо. И, понимая, что разговора поддерживать вовсе не склонен, двинулся в атрий, чтоб видеть хозяйку. Глаза же бегали в поисках сына. Невольно и нервно.
полная версия страницы