Форум » Жилища » дом Клавдии Минор (продолжение 2) » Ответить
дом Клавдии Минор (продолжение 2)
Клавдия Минор: В богатейшем квартале Рима, между виллой Понтия Стервия и дорогой трёхэтажной инсулой, сразу же после пожара, Клавдия выстроила великолепный домус в классическом римском стиле. Дом полон женской прислуги и сияет чистотой. При доме большой ухоженный сад с фонтанами, термы, бассейн. Убранство дома было поручено декораторам, в нем нет случайных предметов, а личный вкус хозяйки проявляется разве что в избытке мехов, которыми застланы диваны, скамьи, уютные уголки у фонтанов и т.п. Хозяйкой дома получено разрешение принцепса на личный водопровод.
Клавдия Минор: "Музыка, как известно, для каждого найдет свой, понятный язык" - О да, Гай. Главное чтоб этот язык не заплетался. Клавдия улыбнулась Квинту, не рискнув состязаться в остроумии, и неожиданно для себя поддрежала Сципиона: - Пожалуй... список удовольствий кажется конечным, пока что-то или кто-то не расширит границы. "Кто бы мог подумать, что однажды мне доставит удовольствие уколоться об ежа?". Дети резвились на грани богохульства, как всё молодое в этом мире, вечно бросающее вызов божественной дряхлости. Но что с того? Кому как ни ей было знать, что в Риме нельзя оскорблять только одного бога - самого несговорчивого. Однако, Фестум заигрывался с людьми, а это было куда хуже. Тётушка-весталка должно быть уже мечется между гневом и ужасом - чтоб знать это, Минор не нужно было даже оборачиваться. Прорицателя будущего, искусного писателя судьбы тетка опасалась больше, чем уважала саму Весту. Цека сделала знак нянюшке. Бровью.
Фурия: театр Помпея, дом Фуриев>>>>>>>>>>>> Домой она зашла лишь переодеться, но ее осведомили, что по распоряжению Квинта Фабия только что в дом принесли шкуру тигра. Ирина сперва удивилась, потом решила, что поэт, как всегда, что-то напутал и это к лучшему. Не сочтя нужным сказаться отцу (в уверенности, что они с Луцием наверняка уже на званом пиру), она приказала шкуру завернуть, хотела было озадачить Зою, но подумала, что девушке будет тяжеловато и как следствие некрасиво. Поэтому шкуру тащил смазливый комнатный раб. Маленький Агенобарб к ее прибытию успел уже, кажется, продемонстрировать всю несносность, присущую детям и мужчинам, которую как нельзя лучше выражали визг флейты и голосистое кудахтанье. Как он там выразился, познакомит с самой отважной из домашних кур?... что ж, хорошо, что он не подразумевал сестры или матери. Ирина улыбнулась вполне искренне, а потом, поприветствовав хозяйку дома, весьма сочувственно, отвечая игре бровей. - Когда Аполлон совершит свою казнь, пусть отрока оденут во что-то более подобающее. Например... - Ирина сделала знак рабу и он постлал шкуру тигра к ногам барана.
Гней Домиций: - Я про... - потер щепотью переносицу Гней, - про другие вызовы богам. Ну вот Ицилии, обе, всем говорят, что любят цветы. И что? В их доме повсюду трупы этих самых цветов. Мы говорим, что любим красоту - но посмотри на Рим, на этот хаос из нелепостей. Римляне любят ученость? Греция в руинах, науки в пыли, философы в нищете. Мы любим порядок и мир? Но мы постоянно воюем. Мы любим империю, но... Не хочу растерять в легионной грязи... нет, не то говорю. Не боюсь я грязи. Военного быта, трудностей, варваров, болот. Я не хочу забыть там главн... Оооооо! Ну всё. Не видать ему тёткиного печенья. Курице, курице-то бедной это за что? Уже бы лежала спокойно в супе, но нет, облагодетельствовал. Ну Фестум! Что я... а, ну в общем я хотел сказать, - договорил скороговоркой, - что, кажется, главный вызов богам это остаться человеком. Подошедший раб, склонившись в поклоне, нашептал просьбу сестры. - Ого. Публий, меня призывают на лимес, прямо на передовую. Если б это была Британия, я бы тебя, по-дружески, позвал, чтоб ты меня прикрыл. Но это Скори, так что придется погибать в одиночку. Извини меня. Домиций успел на ходу вежливо поздороваться - поклоном и негромким "аве" - с Фурией, и, лавируя меж гостей и лож, так задержался, что смог оценить и жест со шкурой, но неизбежное состоялось: - Звала, сестра?
Корнелия Сципиона: - Наверно ты прав, - обернулась на отчаянное кудахтанье Лана, - несносный мучает курицу! В смысле не поэтому прав, а потому что вдвоём они бы довели до кудахтания и медведя, а мой брат, кажется и так развлекается, - оценила без видимой связи, наконец-то подобралась и метнула в угол настолько надменный взгляд, что оттуда перестали пялится. - А, у нас же радость - Публий вернулся! Хотя что я говорю, не заметить его в этой... в этом, всё, я сдаюсь, даже не знаю как к этому отнестись - с одной стороны ему идёт. С другой... Так вон же Гней! Ты будешь снимать с него буллу? Ой, обязательно скажи когда, эти мужские праздники, вот всегда нас забывают пригласить, а я не могу такое пропустить, обязательно приду на форум! Когда братьям снимали... - взгляд Корнелии легко затуманился нежностью и она даже забыла конец фразы. Ну или четырёх.
Гай Ветурий: Пертинакс выпал из общего разговора - там, поодаль, билась жизнь: настойчивым дыханием срывалась с губ, лилась музыкой, вздувалась венкой на лбу. Он хотел музыки, потому что хотел жизни. Хотел простого тепла человеческого тела, женщины, незнакомой, но чьи пальцы дрогнули, очевидно, желая того же, и пролили несколько капель воды. Естественность, ничем не прикрытый порыв, настоящее. - Да пусть даже заплетается, Клавдия, лишь бы искренне, - пробормотал чуть громче, чем одному себе, и как за нить, ухватился за "удовольствия", - порой заплетающееся и неловкое может... расширить границы, - Гай улыбнулся, - особенно, если слаженное и стройное пресытило.
Квинт: Квинт, сгорбясь, едва не прятался под столом. Благодаря роскошной груди Клавдии Цеки и массивному торсу Марка Крнелия не всякий разглядел бы еле-еле видную, порой ныряющую макушку поэта, на которую бровями то и дело сдвигался лоб. Зато голос продолжал чирикать весело и звонко: - Вот каким чудом, спрашивается, воспитывать молодежь, если не успел одеться к лицу как тебе опять польстили?.. И это не частный случай, прошу заметить, исходя из тенденции к расширению границ. Аве, Ирина! Остается надеяться, что мальчик понял твой сарказм прежде чем я впал в положенное мне занудство. А не то я бы прописал ему тезку из твоего дома, чтобы он прочувствовал разницу между омонимами, - ему опять зачесалось узнать, где Луций, он бы даже согласился немного помолчать, если присутствие младшего Фурия еще подогрело бы тон беседы. Вместе с тем он понимал, что балансирует на грани бестактности. Или даже машет руками чтоб удержаться, едва не заступив за край, и это всем очевидно. А тут еще мимо протоптался Гней, по которому эта тигровая шкура вкупе с напоминанием соответствовать тоже могла протоптаться. И как назло рыба была удивительно приготовлена и много смягчающих идей пропало зря, пока язык наслаждался.
МаркКорнелийСципион: Конечно же, можно было с улыбкой от ушей спросить про то что случилось со старым платьем и нет ли моды на то, чтобы менять одежду на пиру несколько раз, но... Нет. Шутка, повторённая дважды, становится банальностью для плебса. Активность Абатона не оставляла возможности выйти с ним к фонтану и поговорить о серьёзных делах, Домиция ходила по домусу с таким выражением лица, будто щенок украсил её, а не Электру, Лана общалась с Меценатом, поскольку семья должна уделять внимание каждому, не важно, что родители не смогли прийти... — Аве, Электра, у Клавди тут такой пир, что достоин богов. Слоновьего желудка не хватит всё отведать. И ещё раз комплимент. Ведь правда вкусно! И к образу тупого солдафона подходит. Главное — не перебарщивать. Луций продолжал делать мелкие глупости (или пакости?), Гней и Опий о чём-то шептались с лицами, будто воды в рот набрали... И только он, лежал тут, среди людей и один, ни с кем не разговаривающий ни о чём сколь-нибудь важном... — Только расширение всегда через боль, Клавдия. Физическую, душевную — не важно. Чтобы расширить границы Империи нужно переступить через лимес и заплатить. Деньгами и кровью. Чтобы расширить границы своего уютного мирка нужно тоже заплатить. Нервами, убеждениями, внутренней силой... Иногда той же кровью. Такова жизнь — успеха добиваются те, кто готов рискнуть точно устраивающим настоящим во имя возможно лучшего будущего. Как бы это не было больно и тяжело. Выговорился. На одном дыхании, не ожидая даже сам, понимая, что сказал лишнее... Или нет, не лишнее. Как раз то, что должен, разом постарев во взгляде лет на десять как минимум. Хорошо что этим взглядом Марк смотрел Клавдии в глаза. Другим его такого видеть не стоит, а по тону, мимике и жестам сложнее понять, если не смотреть в глаза. Лана и Абатон так знают, остальным... Не нужно. Пусть ему теперь снова будет семнадцать, он снова в седле, вскидывая спату у Вирокония. Он всё сказал. И придёт время — будет действовать. А остальные пусть думают что ему семнадцать. Всегда семнадцать.
Ветурий: Он мог опоздать, насовсем. Клавдия уже разговаривала со Сципионом, и надежда была только на то, что она, несмотря на то, что женщина, понимает, что можно и что нельзя говорить. Младший Домиций грозил приносить не меньше хлопот, чем Гней и напоминал Мания. Гнея было откровенно жалко, но не настолько, чтобы подставляться самому. И Ветурий, оглядев еще раз поле битвы и решив, что расположение войск пока не в его пользу, нырнул в женский кружок, где восхищались резьбой по пластинам веера. Политическую беседу Пинария и Фабия Ветурий обогнул по большой дуге - чтобы даже краем его не зацепило.
Опий: "Остаться челове.." потонуло в гуле и звоне, лица смешались и исчезли, цветные пятна одеяний метались по зале как солнечные лучи по траве сквозь густую листву. Надо было выйти на воздух. Стоящий рядом с ним судя по жестам просил его извинить, а Опий сумел только кивнуть, разом на все.За спиной у безликого Гнея были двое с лицами, и Опий удивлялся как парня не бесит ходить вот так, с этими за спиной, с их руками на его плечах. Он обернулся. За ним было пусто, это вопреки ожиданиям было плохо. И он пошёл к ближайшему островку зелени, где и завалился между вазой с душными цветами и стеной. .... Пока кто-то из рабов не сопроводил его домой, одного. http://spqr.forum24.ru/?1-18-0-00000041-000-0-0#002
Кассий: "Ты взрослая, - сказал он ей, - ты сама можешь собой управлять", - разве не так сказал он ей?.. Разговор был исчерпан, ему хотелось молчания и он убрел в безлюдный угол сада - каких надо слов, чтобы наконец это понять? Обидных? Однако маленькое беззащитное существо под рукой на него обычно действовало безотказно, если нужно было унять раздражение. Вещи что, вещи ломаешь не глядя. А вот пока выпутываешь пчелу, которая лезет в волосы, невольно переключаешь мысль. - Пора стричься. Пчела поползала по руке под внимательным взглядом и полетела.
Летеция: Отвыкла она от шума и пиров. От людей. По возвращении Прим в дом, волна хохота и удушающего шума разлилась под ногами, словно теплые волны Тибра. Слова брата, влетев в одно ухо, не задержавшись, вылетели через другое. Хотелось показать язык. Прим устало вздохнула, ограничилась мысленным неподобающим образом. Ну надменный, ну воспитывающий, вечно строгий. Остепенился он! Сам - то верит, в то, что говорит? Хотя верные слова, но вряд ли верит. А Прим другая. Пусть не сложилось в браке, подумаешь, можно начать все по новой. Всегда можно все начать. Она пожала плечами, лучше, чем путь выбранный родителем. Мимо идущая рабыня была тут же призвана решить все проблемы госпожи. А именно сопроводить в комнаты для гостей, подать зеркало и воды - умыться и освежится. Она разминулась с Электрой Ветурией, улыбнулась ей, и затем, войдя в комнаты, привела себя в порядок.
Дориан: >>>Дом юриста На подходе к дому сестры Дориан начал понимать почему призраки утруждают себя возвращениями к живым. В самом деле - разве можно отказать себе в таком развлечении? Построен новый дом, где ничего не напоминает о трагедиях, тайнах, сварах, обидах и тёмных ужасах прошлого, жизнь начата с чистого листа... И тут, посреди вечернего атриума, возникает какой-нибудь прапрадядюшка, прирезанный сотню лет назад собственными легионерами, недовольными невыплатой жалования, котрое промотала в столичных ювелирных лавках прапратётушка. Мысль развеселила до блуждающей улыбки и поворота за угол. У постикума нового дома стоял старый слуга. Лицо Аппий узнал. Половину лица. - Тебя всё равно надо было чем-то украсить, чтоб ты отличался от тысяч смазливчиков города, Луг. У пожара получилось неплохо. Не провожай, я хочу сделать приятный сюрприз, - предупредил, входя. Новый дом был не больше старого, найти коридор, ведущий к шуму атриума, не составило труда, но Дориан всё замедлял шаг, словно призрак, сомневающийся выходить ли ему из сумрака под свет факелов, пока не остановился совсем, разглядывая фреску между дверями двух кубикул. Растерявшийся раб даже ткнулся подарком в спину.
Летеция: Привести внешность и платье в порядок, оказалось проще и быстрее, чем душу. Прислуга в доме Минор изумительно вышколенная, услужливая, не раздражала навязчивостью, давая возможность принять окончательное решение о возвращении домой. День выдался неимоверно нудным. Наверное, не считая лавки с тканями. Прим остро захотелось домой, захотелось к чтению. Годовой абонемент, подаренный Ливией радовал не первый месяц, поэтому решила заехать и забрать его. Она торопливо вышла из гостевой кубикулы, и направилась к выходу. >>> Яблочная площадь
Эмилия: Кому бы ни предназначалась песня Публия, каждая юная девушка в атриуме нашла себя в строках. И чуть струны стихли, чуть только Эмилия поднялась, восторженно глядя на младшего Сципиона, чуть только её ладони соприкоснулись, как со всех концов помещения к исполнителю кинулись поклонницы. Мгновение – и вот он уже стоит, окруженный щебечущими красавицами, соревнующимися в кокетстве. Ревность сковала льдом улыбку и взгляд. Эмилия расправила плечи и нарочито безразлично потянулась за кисточкой винограда. Сидеть здесь в одиночестве было выше её сил. Корнелия уже болтала с кем-то другим, Летеции не было видно. Эмилия решила пройтись в поисках других своих знакомых. Либо, наоборот, найти безлюдное место и отдохнуть от гомона. Густой, наполненный смехом, тенями и запахом вина воздух становился душным. Эмилия прошла пару шагов вдоль стены, мотнула головой, отказываясь от идеи найти себе собеседника, и решительно шагнула в дверной проём. Тут было прохладнее. И как будто бы тише. В темноте у стены стояли лишь двое мужчин. Их лиц Эмилия не видела издалека. Но когда поравнялась, одно ей показалось знакомым. Знакомым до ужаса. Она оступилась, отшатнулась в сторону, зажимая ладонью рот, чтобы не закричать. Быть может, это призрак? - Дориан?.. – прошептала. И заметив, что человек напротив все же материален, шагнула навстречу. - Ты ли это? В темноте можно было и обознаться. Но ведь она знала наизусть каждую черту его лица.
Дориан: Аппий вздрогнул, словно его позвала сирена с фрески. И тут же ухмыльнулся собственной реакции - призрак, испугавшийся живого. Свет ламп плясал в сквозняке коридора вперемешку с тенями, танец отблесков не давал разглядеть лицо. Голос был смутно знаком, но слишком много девиц стали невестами в год, когда он отбыл, вынужденный остановиться на втором десятке сорванных бутонов. - Отличный вопрос. Был бы, если бы я знал на него ответ. Ты находишь, прекрасная, что я на него всё ещё похож?
Публий Сципион: ...тело кифары горячее... — О, боги, — пробормотал Публий, в невыразимой безысходности принимая медный кинжал: вроде взял правой, а ощущение такое, что печенью, насквозь. Левая, сжавшая кифару, повисла, и плектр щелкнул о пол, теряясь под холеными пятками из ниоткуда появившихся девиц. Если он и был лисом в курятнике, то крайне невезучим — кур оказалось слишком много и каждой надоела жизнь, как и барашку, с которого волей-неволей шкуру снять придется. Не порезав никого из высшего света. — Да-да, музыка... Сафо, люблю, да... наизусть люблю... армия сделала человеком, Британия, конечно... ну что ты, тренировался ночами... нет-нет, холост и планирую таковым... куда, к Фабиям? позже... позже, девушки, вы прекрасны, но ваши отцы-братья уже смотрят на меня... эй, ты! Шкура упала почему-то тигриная. Он ткнул кифарой в устроившего вакханалию мальца болезненно, как будто песня всю кровь выпила, и скривился улыбкой: - Марсий Агенобарб, я вижу в тебе проблеск света, но твоя Друзилла собирает слишком много соратников. Действуй сам, спасай Аполлона! — и выскользнул, раскланиваясь на ходу, разводя руками и не обнимая, принимая слова и не слушая их. «Куда она делась? — мелькнуло, зацепилось, указало кривую, но верную дорожку к пустому столу, где сидела сестра. — Я что, так паршиво пою?» Сестра болтала с Понтием, брат — с Клавдией, дети сгруппировались, именинница раскраснелась — и на все это статичное хлынули акробаты, рабы и рыба. Мир умудрился не измениться.
Меценат: Понтий в досаде на неповоротливость тела издали взглядом следил, и кивал безучастно, лишь отвечая: - Конечно, тебе приглашенье вышлю я сам, - он отметил в уме торопливо: "этого не позабыть!". А во взоре светились и любование, и умиленье, и гордость... и никакого внимания не отражалось в адрес резвящихся юношей. Только с заминкой мысль осенила, что он и душевно неловок, и неудобен, как осыпь, как ствол поперечный, чувственной бурей уложенный через дорогу. - Где бы нам сесть? Я б немного вином освежился. Кружится все, я один здесь стою, неподвижен. Чувствуешь, ветер гоняют..? А впрочем, ты тоже резвая, ты в этом море - волна его. Я же - причалю. Он отыскал себе место и в поданный кубок воду долить приказал, вопреки заявленью.
Эмилия: Узнала. В голосе эти знакомые самодовольные нотки. Узнала с первых же слов. И, не дослушав даже до конца высокопарные изречения, порывисто прильнула к груди, обвила руками шею и носом ткнулась в плечо. Сама от себя такого не ожидала, но радость распирала изнутри. - Боги, как я счастлива видеть тебя живым, - тихо проговорила, наконец, не отпуская из объятия. – Когда услышала о твоей кончине… …Было страшно и горько. Не хотелось верить. Она и не верила. Приходилось каждый раз опровергать убежденность других. Они вместе когда-то пережили смерть братьев. И Эмилия отказывалась верить, что придется пережить еще и такую потерю. - Я не зря тебя ждала обратно. Ты не мог не вернуться, - она наконец отступила и взглянула в лицо, позволяя разглядеть и своё. – Дориан, - улыбнулась, сжимая пальцами плечи.
Корнелия Сципиона: Вольно-невольно пришлось сесть опять в приличествующее девушке кресло, зато спиной к пялившимуся из угла. Она, конечно, понимала, что не слишком вежливо перехватила Стервия по дороге к хозяйке дома и имениннице, но во-первых вокруг обеих были такие толпы, что степенному Понтию пришлось бы торчать посреди атрия как дубу в роще, во-вторых, зная как долго знакомы Понтий и Клавдия - теперь ещё и соседи - не считала это стояние в очереди важнее своего права поговорить с человеком, которого не видела аж целый месяц. - Ой! - чуть не подскочила Лана, едва усевшись. - А что ты будешь ему дарить? Я всех всегда спрашиваю кого могу, чтоб не повториться... Эти мальчики у которых всё есть! С братьями проще, конечно, хотя бы знаешь чего они хотят. Как думаешь, очень неприлично будет подарить ему рабыню? Постумия дяде на день рождения недавно дарила... Ты же знаешь, что у неё дядя на несколько лет её моложе? Так забавно! Вот она дарила и говорит, что прилично, даже от девушки, он же мужчина теперь, какая разница кто что подумает? У меня есть две прихорошенькие ткачихи на латифундии, свои, ну что им делать на латифундии, им бы в хороший дом, а Гней раз буллу снимает значит наверняка скоро женят, и жене пригодятся, да и вообще, а не только то, что все подумают. Прямо не знаю, я ещё ткачих не дарила. Или неприлично?
Дориан: Он едва не отпрянул. Настолько не ожидал. Настолько отвык. Настолько это было похоже на то, как встречала его, иногда, с лимеса... Так и стоял, не поднимая рук, пока она висла на шее. Но это была первая искренняя радость при его возвращении, и Дориан сжал хрупкие плечи ещё не узнавая ни по голосу, ни взглядом. Но, вдохнув, сразу узнал запах. Так она пахла ребёнком, когда её семья приехала в Грецию за прахом его одноклассника. Так она пахла становясь девушкой, когда приносила соболезнования после похорон его брата. Так же она пахла отнеся кукол Весте, когда он поймал её, зарёванную, падающую со ступеньки храма. - Как ты похорошела. Эмилия. Особенно наощупь. Мои руки помнят совсем другое. У варваров было своё мнение о моём возвращении, но я ведь юриспрудент, мне удалось их переубедить.
Эмилия: - Ааа, - иронично покачала головой, - руки помнят другое? Даже не знаю... – Эмилия огляделась по сторонам, сделала шаг назад к Дориану и, понизив голос, добавила: – Может быть, пока все еще верят, что ты на том свете, мне стоит постараться ради сохранения их веры? Тихо засмеялась, но потом вдруг поняла, что и правда, они одни, в темноте, так близко друг к другу… И Дориан вспомнил то, о чем она не подумала, кидаясь от счастья ему на шею. Сердце вдруг заколотилось быстрее и кровь прилила к лицу. - Я…Я рада, что тебе удалось переубедить варваров, - она опустила лицо, хоть и была уверена, что румянца на щеках не видно при таком освещении. – Ты всегда мог убедить кого угодно в чем угодно, - сказала и зажмурилась, опять натыкаясь на воспоминания. Как будто бы это случилось не четыре года назад, а вчера. Даже ухо защекотало, словно оно запомнило прикосновение его шепчущих губ.
Дориан: - Ни одна чужая вера не стоит наших стараний. Но я хотел сделать имениннице сюрприз, - вспомнил Аппий. И одной рукой толкнул ближайшую к фреске дверь, другой непреклонно увлекая за собой Эмилию Скавра. Того самого Скавра, который, единственный из отцов, рискнул прийти поговорить. И ускорил отъезд. А значит и развязку. Кубикула была до странности пуста - новая мебель ещё тонко пахла кедром и лаком, а к ложу и паре традиционных стульев не прилагался даже традиционный столик - но освещена куда лучше коридора, и, на свету, он не отказал себе в любопытстве, разглядывая, придержав за плечо. Витты в прическе не было. Как и простого кольца на руке. - Пожалуй. В этом городе я не смог убедить только твоего отца. Рим всегда встречал одинаково - объятиями и недомолвками. Город вечен, потому одинаков. А для смертных иные недомолвки слишком неудобны.
Эмилия: Он всегда был таким уверенным и поступал, будто на всё имел право. С годами эти черты, кажется, только усугубились. Об этом Эмилии сказала крепкая ладонь и то волевое движение, которое повлекло её в кибикулу. Здесь стало ещё тише, словно кроме них двоих во всем домусе не было никого. Темнота коридора закупорила дверной проем, сузив пространство. Эмилия подняла глаза на Дориана и встретила его изучающий взгляд. - В этом городе я не смог убедить только твоего отца. Её брови дрогнули. При свете вдруг стало понятно, сколько прошло времени с последней встречи. И опыт этих лет остудил голову. Перед ней стоял всё тот же прекрасный Дориан, соблазняющий своей наглостью, уверенностью и циничностью. Но теперь Эмилии открылось то, чего она не замечала прежде. Всё те же черты, но под другим ракурсом. Всё те же слова, но теперь они несли иной смысл. - Мой отец по зубам далеко не всем, - парировала, пытаясь заглушить неприятную брезгливость и обиду от его слов. – Но тебя он ценит по достоинству. Уверена, он будет рад увидеть тебя в добром здравии, - погладила вдоль плеча, тепло улыбнувшись. – Он, кстати, тоже здесь, на пиру. А вот тепло его кожи под ладонью снова несло воспоминания. Эмилия с удивлением отметила про себя это противоречие. Но потом усмехнулась и произнесла просто, скорее шутливо намекая на предыдущий сомнительный комплимент: - На ощупь ты тоже похорошел.
Дориан: Недомолвки. Как дорого они ему обходились... Судя по тому, как изменился её тон, она не поняла. А значит все это время так и оставалась в неведении. Но у него-то было несколько долгих лет, чтоб научиться понимать в женских интонациях то, чего он не улавливал раньше. - Вот как. Старый лис как прежде в нужных местах в нужное время. Но сомневаюсь, что он будет рад видеть человека, которому отказал в руке своей дочери. Тем более видеть в добром здравии. Дориан слегка поднял подбородок и насмешливо прищурился, ожидая реакции. Мгновенье назад ему показалось, что он держит в руках повзрослевшую женщину. Теперь она снова стала для него несмышленой девчонкой, папенькиной дочкой, чем-то вроде очаровательного щенка, в котором ещё даже не угадывается породистая гончая.
Эмилия: Признаться, его слова удивили. Отец никогда не рассказывал Эмилии о каком-либо разговоре с Дорианом. Он даже не подавал виду, что ему известно об их отношениях. Каждый раз, когда заходила речь об Аппии, он упоминался лишь как хороший друг покойного сына и брата. Эмилия сейчас не смогла бы сказать точно, что удивило сильнее: то, что Дориан, который однажды просто исчез из её жизни, оказывается, ходил просить руки, или же то, что отец так ловко её обманул. Озадаченная, она слегка нахмурилась и отвела взгляд. Но почти сразу же снова подняла глаза на мужчину и, заметив его выражение лица, усмехнулась. «Забавно», - отметила про себя. - Ты просил моей руки? Я этого не знала. Ты пропал внезапно, а потом я услышала, что тебя отправляют куда-то очень далеко, - Эмилия покачала головой, возвращаясь мыслями к хитроумной игре отца. – Честно говоря, я даже приходила к тебе в дом, но….опоздала. Потом писала, - прищурилась, глядя в глаза. – Ты не отвечал. Правда, это было недолго. Через некоторое время мне рассказали о каких-то других твоих увлечениях, и… - Она пожала плечами и засмеялась. – Я решила, что всё было не всерьез. Признаюсь честно, - Эмилия понизила голос и заговорчески поднесла к губам ладонь, - у меня была на тебя мааааленькая обида. Но я забыла её, когда… - вздохнула и отступила, глядя, как прыгают на стене тени. – Мне было так горько услышать, что ты погиб… Она замолчала ненадолго и от нахлынувших вдруг чувств и воспоминаний о прошлом горе собственном и общем вдохнула глубоко и закусила губу. Потом вдруг встрепенулась, и губы снова тронула улыбка. - Верить отказывалась. Оттого рада вдвойне встрече. А уж услышать, что когда-то ты приходил к моему отцу ради такого разговора… Что ж, ты сделал свое появление эффектным. Мне…приятно это было услышать.
Дориан: Он дал ей договорить. Не только не перебивая, но и учитывая паузу, ту всегдашнюю, кажущуюся точкой... за которой у женщин всегда следовали куда более важные тирады. С недавних пор он усвоил, что нет существа страшнее, чем недовысказавшаяся женщина. - Твой отец слишком типичен, чтоб быть предсказуемым, - откровенно пошутил Аппий, и не надеясь, что это папенькино дитя его поймет. - Признаюсь, я не ожидал тогда его визита. Все закрывали глаза или присылали требовать брака. Он пришел потребовать разрыва. Что я мог ему сказать? Как приличный человек, пойманный с поличным, я попросил твоей руки. И я хотел её. Но он был непреклонен. Тогда это было как пощечина. Все эти якобы откровенные оценки, псевдоотеческие интонации, политические намёки... "не нюхал жизни... твои связи... позднее начало карьеры" - он всё принял за чистую монету. Принял оплеухой. Год вынашивал планы мести - тонкой, политической, бьющей туда, где, как ему казалось, Скавр почувствует её больнее всего. Сладкой отложенной мести за оскорбление. Разобравшись, почему - из-за кого - Клавдии не удалось добиться для него более удачного назначения чем проклятая Британия, вёл обширную переписку, лелея замыслы даже когда впечатление побледнело. Пока сам не стал отцом. Пока... не лишился всего. Пока не понял. - Тебе двадцатый год, Эмилия. Ты одна из завиднейших невест империи. Ты всё ещё не замужем. И я не слышал о твоей помолвке. Он никогда тебя не отдаст, никому. Что бы он там ни говорил, что бы сам ни думал. Ты - всё, что у него осталось. Боюсь, искать жениха тебе придётся как весталкам - в сорок. Не сказал бы, что твои письма скрасили мне военный быт. Но я рад, что ты рада. Радости в голосе не было, да он и не старался. Впрочем, как и сожаления. Только ирония.
Эмилия: Она слушала его, и каждое слово было словно кололи иголкой. Он хотел быть откровенным? Но к чему эта грубая правда! Хотел выглядеть равнодушным? Она бы поверила, если каждая фраза не ранила сильнее предыдущей. Был высокомерным? Да, пожалуй. Но к чему возвышаться над той, что так рада была возвращению, так открыта и ранима перед старым другом и когда-то возлюбленным? Ближе к концу речи Эмилия уже даже не смотрела на Дориана. «Боюсь, искать жениха тебе придется, как весталкам»… Он пытался запустить жало своей ярости ей в сердце. И было трудно удержаться от обиды. Нет, не на слова. А на то, как слепо отвергли её наивный порыв. Он закончил. Эмилия устало подняла взгляд. С ответом не торопилась – ждала, когда улягутся чувства. - Я знаю себе цену, спасибо, - произнесла глухо и взглянула в темный дверной проем. Потом закрыла обессилено глаза и покачала головой. – Ты, как раненный зверь, Дориан. Не трать силы попусту. Прибереги для тех, кто действительно тебе враг. Она сжала пальцами острые листья цветка на браслете так, что стало больно. Не глядя, Эмилия обошла Дориана, чтобы выйти из кибикулы.
Дориан: - Лжешь, - улыбнулся Дориан. - Ты всё ещё злишься, малышка. Подался вперед, крепко взял за локти, прижимая к стене, и прошелся по изгибу шеи изучающим поцелуем. Что он помнил о ней после всего, после Британии? Да почти ничего. Тело вспоминало хрупкие ключицы, едва оформившиеся бёдра, невинные удивлённые первым опытом губы, как он хотел её... как с ней было легко. Порой - легко до зевоты. И с ней, единственной из всех его женщин, у него было нечто общее. Не общие утраты, как с Акантой, а первый искренний смех после них. Тогда это было бы неплохим основанием для удачного брака. Она и сейчас оставалась блестящей партией. Достойным украшением дома и фамильного древа. Верным политическим ходом. Если бы это было нужно. Аппий отклонился, глядя в глаза скорее чтоб вспомнить цвет, нежели придать веса словам. - Береги своих поклонников, Эмилия. Наивно полагать, что человек, имеющий прямое отношение к военной разведке, не знает о каждом взгляде, брошенном на его единственную дочь. Остатки наивности я потерял где-то под Лондиниумом, и тебе советую от неё избавиться при случае. Лучше тебе вернуться в атриум одной. Первой, - недвусмысленно показал взглядом на дверь и разжал руки.
Эмилия: Она не могла даже дернуться, зажатая между прохладной стеной и горячим мужчиной, переполненным чувствами, чего бы он ни думал сам о себе. Но пыталась: вытянуть руки из крепкой хватки его ладоней, оттолкнуть, увернуться. Потом замерла, расслабилась и даже вроде бы подалась навстречу… Но когда почувствовала, что и Дориан вроде бы начал терять бдительность, дернулась снова. Но безуспешно. Она встретила его взгляд изучающее. - Зачем ты пытаешься настроить меня против себя? Ты всё ещё злишься на отца? – уходить не спешила. – Или в Британии кто-то ранил тебя посильнее? И тут же поругала себя. Вовлеклась. Поддалась на все эти уловки. Нужно было уходить молча. Теперь игра снова на знакомом ему поле.
Дориан: Малышка показала зубки, и Дориан скрестил руки на груди, смерив её взглядом сверху вниз, теперь уже - с узнаванием. - Ты становишься похожа на него. Не на отца. На Квинта. Он тоже любил лезть куда не просят, - констатировал скорее одобрительно. - Но он бы прибавил пару слов, которым тебя ещё не научили. Мне не хватало его. Там. Я не раненый зверь, Эмилия. Я призрак. А призраки неподходящая компания для живых девушек. Он коротко, по-военному, хмыкнул, словно в штабной палатке смотрел на карту. Карту своей жизни. И между бровями залегла резкая складка. - Что в Британии может ранить сильнее её самой? Разве что комары. Берешь паршивца в кулак - с одной стороны голова, с другой ноги. Я принял слова твоего отца всерьёз. Но серьёзные мужчины никогда не говорят серьёзно. Долгими зимними вечерами у меня было достаточно времени на размышления. Нет, ты не знаешь себе цены. Он отдал сына - и получил его мёртвым. Он никогда тебя не отдаст. И я его... понимаю.
Эмилия: Теперь он снова выглядел неприступным и надменным. И – задетым. «Он тоже любил лезть куда не просят», - Эмилия дернула недавно целованным плечом и фыркнула: - Как будто ты всегда спрашиваешь разрешения. Возмущение крохотными пузырьками поднималось из груди в голову, как в закипающей воде. Вовсе не снисходительные советы Эмилия мечтала услышать, когда сжимала в объятьях внезапно узнанного. Не все вот эти колкости и нравоучения. Она закусила губу и опустила лицо, желая успокоиться. Но чувства уже переполняли её. И только случайное «комары с кулак», что напомнило о другом, стало якорем, за который зацепилась и стала дышать спокойнее. - Ему придется отдать. Ему нужны будут наследники. Это ты тоже должен понимать, - ответила тихо, глядя на переплетение теней на полу. – Можешь уговаривать себя, сколько угодно, что отец не отдаст меня никому. Просто… - Она подняла взгляд к его глазам. – Ты не хотел этого на самом деле. А отец, скорее всего, тебя проверял. Все твои размышления долгими вечерами – попытка сбежать от правды, Дориан. Просто вот здесь, - она ткнула пальцем его в грудь, - у тебя не совпадает с тем, что здесь, - толкнула лоб. – Потому что ты боишься быть уязвимым. И сейчас…не потому ли ты так страстно хочешь обидеть меня, унизить, что бежишь от своих чувств? Ты хотел бы все контролировать… Понимаю! Чтобы никто не смог причинить тебе душевную боль… - она усмехнулась, сощурив глаза. – Хм, комары…
Публий Сципион: Все-таки игры утомляли. Даже на кифаре. И фиников захотелось. Рим умудрился не измениться за эти два года — Публий понимал это так же отчетливо, как понимал, что всерьез не помнит даже пятой части пирующих и их историй. А ведь британские болота научили Публия никогда и ничего не забывать. На самом деле время кончилось пару дней назад. Он жил в моменте с тех пор, как они с Дорианом приехали с лимеса в глухой ночи домой. Пора себе в этом признаться. На каждое слово каждого встречного Абат реагировал так, как будто и не было никаких у них общих историй до и не будет никаких историй после — вылазка в Рим стала просто еще одним странным, до удивления детальным сном с размытыми очертаниями. Зачем вернулся? Попросить Вистария сделать карту Кельда, чтобы было что взять с собой? Узнать то, до чего не будет никакого дела по возвращении в легион? И песня эта, глупое в общем-то соревнование с младшим Агенобарбом, хоть и веселое. Интересно, до какой степени брату здесь скучно? Но если ты живешь моментом, то продолжай, не останавливайся. Среди окруживших его девиц не было той, что казалась декорацией в наименьшей степени. Избавившись от остывающей кифары, Публий вышел из атриума и шумно вздохнул. Если и ушла побродить, то куда-то сюда. Наверное. Он сделал несколько шагов и заметил у стены неприкаянного раба с подарком в руках. — Эй! Ты чей? Чего встал здесь? — Абат резко окрикнул раба и нахмурился строго, скрестив руки на груди.
Дориан: Пощечина получилась звонкой, но была не первой и не стопервой из тех, что выспыренными словами залепляли ему женщины. Рыжеволосая дичь, по крайней мере, не боялась делать это рукой. Может быть это научило его так легко бить в ответ. А может лимес, который учит прямоте даже юриспрудентов. - Я попал в лярвову Британию из-за интриг твоего отца, которому не сделал ничего плохого. Похоронил там годы жизни. И меня там убили. А ты за эти годы даже не наморщила прелестный лобик, чтоб разобраться куда и почему прямо из твоих объятий делся жених. В твоих письмах не было ни одного прямого вопроса, дочь римлянина. Зато на шею ты кидаешься прямо. И ждешь, что я её подставлю. И обижаешься, что шея мертвеца слегка бесплотна, а руки проходят насквозь. О, да, я дома. Здравствуй, Город. Тонкая усмешка, не успела даже сложиться - из-за двери донеслось "Ты чей? Чего встал здесь? " Тело прощает удивительно легко - ты бьешь её, она лупит тебя, ты бьешь её снова, получаешь в ответ... и вот вы уже катаетесь по полу как дикие звери, в неистовом соитии, которое неизвестно как началось, дышите потом с хриплым рычанием, утихая и расслабляясь наконец. Тело прощает быстро. Тело было радо рукам Эмилии, её запаху, кудрям, дыханию. Но остальное... - Похоже Публий. Как, гхм, некстати. В том смысле, что я не успел соскучиться, а не в том, что тебе не стоит портить репутацию.
Эмилия: Каждое слово Дориана все больше разжигало пламя гнева. Сдерживаться становилось труднее, грудь дрожала короткими вдохами. Эмилия разжала напряженную ладонь и снова собрала ее в кулак. Ей хотелось схватить внезапно ожившего жениха за его крепкую шею и закончить то, что не смогли несчастные бриты. Ни один... НИ ОДИН мужчина ни разу в жизни не выводил ее из себя до такой степени. Если бы Эмилия могла, она кричала бы что есть мочи, раздираемая злостью и разочарованием. "Как он смеет?! Как он смеет..." "Ты чей?" - раздался знакомый голос. Дориан подтвердил догадки: "Похоже Публий". Эмилия вздрогнула и, замешавшись, кинула быстрый взгляд в сторону дверного проема. "Боги...Возможно, он удержал меня от необдуманных поступков". "...не стоит портить себе репутацию", - закончил Дориан. Эмилия вдруг сделала к нему быстрый шаг и, яростно глядя снизу вверх в его надменное лицо, процедила тихо сквозь зубы: - Мне абсолютно безразлична твоя шея. Не обольщайся. Я просто была рада видеть тебя живым, - она отступила, смерила его с ног до головы презрительным взглядом и добавила: - Боги, какой дурой я была, когда влюбилась в тебя... Развернулась, расправила плечи и пошла к выходу. Что? Не стоит портить репутацию? Смешно! Если верить его словам, ей и не нужна репутация. Зачем какая-то репутация той, которая так надежно защищена своим отцом? Да и потом... Сейчас Эмилия была так зла, что кто бы ни встал на ее пути - она бы уничтожила его. Эмилия вышла из кибикулы, мрачно встречая взглядом сначала раба, потом Публия. Взять себя в руки никак не удавалось.
Публий Сципион: Раб замялся, переступая с ноги на ноги и скрипом костей скрывая приглушенные звуки за дверьми. Публий набрал воздуха в легкие: рявкнуть так, чтобы прогнать негодяя одним крепким словом, чьим бы он ни был. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Эмилия. Публий разулыбался было, но один ее взгляд стер улыбку с его лица. — Эмилия! — и приглушил голос. — Ты сражалась со стаей волков? Помощь нужна? Младшему Агенобарбу не удалось снять с меня шкуру, и вот я здесь.
Дориан: "Боги, какой дурой я была, когда влюбилась в тебя..." - ...и как стремительно поумнела, - усмехнулся Дориан потемневшему дверному проёму. Варварка заехала бы ему по солнечному сплетению, он сгрёб бы её за рыжие патлы, и они разрешили бы свои недомумения так, как римским драматургам и не снилось. Правда горянка, римлянка, иценка... суть была одна и финал - один. Он не стал выжидать - всё, что молодому патрицию следовало знать о женщинах, они со Сципионом обсудили в дороге. Вышел, армейски салютнув трибуну, мотнул головой рабу. И вошел к пирующим как положено являться призраку - широкими мягкими шагами, не останавливаясь до самой цели. - Аве, моя бесконечно милая именинница, мой дорогой собеседник, сирена, увлекшая меня на пир из самой Британии. Надеюсь, я не опоздал, и никто не успел приподнести тебе самое прекрасное, что можно найти в империи - тебя? Раб вынул и распахнул подарок, обсидиановая гладь зеркала вспыхнула по краям туманным синеватым огнем жемчужин.
Клавдия Минор: - Про нервы и силы соглашусь, Марк, но если за выход из уютного мирка надо платить убеждениями, это выход куда-то не туда. Я всегда считала, что только убеждения и могут заставить человека его покинуть. Но может ты обмолвился, и мы имеем ввиду одно и тоо...о-о-о.... ооооо! Немыслимое совершалось в Риме постоянно, поэтому Клавдия не сразу уловила как притих пир и запоздало обнаружила причину. И слишком, слишком медленно всколыхнулась к бледнеющей как полотно и начавшей нелепо оседать на стуле в глубокий обморок Аканте. Тётушки оказались проворнее, хотя бы потому, что - ближе. Всё, что оставалось ей - замахнуться от души по нагло улыбающейся морде покойничка-братца, теряя контроль, смысл, лицо...
Дориан: Привычно перехватив руку у самой щеки, Дориан с силой, незаметной со стороны, развернул и почтительнейше поцеловал пухлое запястье в изысканный рисунок жилок: - Сестрица. Аве, любезнейшая моя. Я тоже рад, что ты в добром здравии и полна энергии. Улыбнулся вполне искренне, грозное оружие кузины, впрочем, отпускать не торопясь.
Квинт: - Ах ты ж подлллливка какая вкусная! - с разбегу плюхнулся Квинт в тишину всеобщего удивления.
Клавдия Минор: Цека, сквозь мутную пелену гнева, посмотрела на кузена как на навоз, оброненный преторианской лощадью на брусчатку перед домом. - Мудак, - прошипела тише масла в светильнике, - примеряющий амплуа трагического мудака. Не мог по-нормальному, чтоб тебя лярвы драли за твой любимый театр.... Пристойность не хотела возввращаться ни на лицо, ни в голос, ни тем более в разум. Последние две недели сдавили её всю - почтительным родственным захватом, из которого не выдраться без разрушений и потерь. А начиналось-то всё как весело - с лупанара... Безвольно растёкшуюся Аканту уже поднял на руки ближайший раб, а Минор всё не могла расслабить руку.
полная версия страницы