Форум » Жилища » Дом Тривии Августы (продолжение 1) » Ответить
Дом Тривии Августы (продолжение 1)
Тривия Августа: Старинный родовой дом Валериев, уютный и светлый, находится близ Форума. В области атриума двухэтажный. Сдержанный и скромный фасад, продуманная обстановка, ничего вызывающего и кричащего - благородная простота и истинно греческое изящество. в общем, дом, способный, не бросаясь в глаза, удовлетворить хозяина с самым взыскательным вкусом. [more]В доме, помимо хозяек, обитают: нянька самой Тривии и маленькой Мелии - гречанка Мелетия правая рука госпожи, вдова; две её дочери - Фотиния и Агата - кухарки; Любимицы Тривии, служанки Шани и Озеай - юные и очень смышленые египтянки, частенько использовались бывшей хозяйкой для выполнения весьма щекотливых поручений; Четыре охранницы (в том числе здоровенная Сахра и невысокая немая Висса); египтянка Исса, маленькая (лет 12-14) египтянка Неби, невысокая ладная гречаночка играющая на сиринге... и прочая прислуга, за исключением чужого беглого раба Фокия - женщины.[/more]
Ответов - 159, стр:
1 2 3 4 All
Валерия Пирра: Громыхнуло так, что Валерия прикусила мысль: - Ша...ни, - она прислонила руку к сердцу, выдохнула и закатила глаза, - принеси Левию воды, промыть порез. Глубоко? - потянулась, вглядываясь в рану и осведомляясь участливо. И замерла, помрачнев: "Заметил.." - Да...я вообще понятия не имею, где она его взяла, - и добавила через паузу, обо всем, - сама испугалась. Я прикажу слугам тщательно запереть все и дать мне полный отчет. Пирра подумала и ответила, как есть: - Когда мы жили в Греции, ничего такого на моей памяти с ней не было. Здесь она жила с Тривией, я пару дней в городе, не знаю. Попробую осторожно спросить, - "очень осторожно, потому что, зная Тривию..." - пока мне только кажется, что она симпатизирует молодому Домицию.
Левий: Левий замотал головой - порез был настолько незначительным, что не стоил волнений. - Предупреди слуг, чтобы в необычные и неподписанные склянки руками не лазили. Если можешь, вели сейчас искать, пока я здесь и могу проверить, что в них. Старшая Валерия расстроилась его словам, и Левий мягко укорил себя за строгость, - она не лгунья, по крайней мере, не выглядит лгуньей, а значит, яду младшей она не давала. - Симпатизирует? А покойная этого не одобряла? Запрещала видеться с Агенобарбом? - Левий опустился на скамью, осторожно помешивая настой ложкой с длинным черенком, и свободной рукой пригласил присесть Валерию. - Может показаться, что любопытство мое праздное, но чем больше мы узнаем о душевном состоянии Минор, тем лучше будем готовы, если она еще раз решит убить себя или сляжет в нервной горячке.
Валерия Пирра: Ей не особо нравилось, что такой разговор ведется при рабах, но другого выхода, похоже, не было: - Шани, найди Озеай и осмотрите дом. Все склянки с ядом, если такие есть, и все неподписанные несите сюда. В помощницы Левию хватит и кухарки. И опустилась, куда приглашал лекарь: - Ох, Левий... Если бы я знала.. Тривия могла что-то запретить. Но Минор не жаловалась. Ни слова. Может, с ней сначала поговоришь ты? Или мы поговорим с ней вместе. Если вдруг с ней случится новый припадок, я хочу, чтоб рядом был тот, кто может помочь.
Валерия Секста: - Тшшш, - Валерия слегка подалась вперед, едва ли не утыкаясь лбом в плечо Гнея. – Тихо, тихо, не волнуйся так… Мы в любом случае что-нибудь придумаем. Не переживай за меня. И где она только силы и смелость в себе нашла ЕГО утешать? Наверное, вдохновилась примером. Было так…тепло. В руках тепло, как маленькое солнышко между ладоней зажато. И в груди тепло. И на лице улыбка теплая поселилась. И всем этим внезапно появившимся теплом хотелось его, у ног сидящего, окутать. Чтобы он не думал о ней, дурочке такой, которая не знает, что от жизни хочет. Как вот признаться: нет ни малейшего понятия, как воспользоваться тем временем, которое Гней для них двоих выпросить хочет? И ведь Пирре не расскажешь, совета не спросишь. Придется самой решать… Самой? Страшно-то как! Нет, нет, лучше позаботиться о Гнее… - Долг… Прими долг как условие задачи. Ведь и из него наверняка можно пользу извлечь. И не тяготись им… - Секста почувствовала вдруг, как кружится голова, пошатнулась, но вовремя поймала равновесие. – Придумай, как мне… - и слова успела вовремя поймать. – Гней, я верю в тебя, ты справишься. Мы справимся. Я просто понимаю не так много, как ты, - улыбнулась смущенно, признавая свою глупость. – Но ты ведь мне расскажешь? Ты мне просто объясни побольше, подробнее свой план… Как много слов. Как мало нужных. Секста вынула одну руку из уютного тепла Гнеевых ладоней и озадаченно потерла лоб. - Гней, милый, - сказала по привычке, как Эмилии. – Ох… Прости… Я неважно себя сегодня чувствую. В голове все смешалось. Давай… Может быть, обсудим этот вопрос еще раз, например, у вас на латифундии?
Левий: - Я поговорю, - кивнул Левий, заглядывая в горшок. - Иногда детям проще рассказать все посторонним людям, чем родным. Постороннего они, быть может, больше и не увидят, а с родными еще жить и жить под одной крышей. Но только с твоего разрешения, Валерия. Теперь ты ее опекаешь? Поднимающийся несмотря на жару пар тяжело обжигал запахом мокрой, разбухшей лечебной травы. - Меду бы еще пару ложек, лекарство горчить будет. Есть?
Валерия Пирра: "Да ради всех богов, - подумала Валерия с досадой, - я даже не знаю, где в этом доме мед!.. В МОЕМ теперь доме". Она заозиралась растерянно, потом смущенно потерла ладонью лоб и призналась честно: - Левий, я только...вступаю в права хозяйки. И не сказать, чтоб по своей воле...как видишь. Я не знаю, где у нас мед, - и улыбнулась всё так же смущенно, - такие вопросы больше всего застают врасплох, - Пирра отняла ладонь от лица, - аж плакать иногда хочется. Как маленькой, - махнула рукой, - сейчас вернется кухарка, спросим. Он выглядел внушающим доверие, бородатым и своим, домашним каким-то. Лукавый прищур, лучики морщин у глаз, когда улыбался, заставляли воспринимать его понимающим и добрым. И осторожная Валерия на этот раз решила, что с ним можно по-простому, по-свойски. Она потянулась к кипящему, наклонила лицо и, не задумываясь зачем, произнесла: - Пахнет... - отстранилась с такой же смущенной улыбкой и запоздало ответила на вопрос, - да, теперь я. Больше некому, - и пожала плечами, - старшие и опекун далеко.
Гней Домиций: Неприбранный локон щекотно коснулся щеки, Гней задержал дыхание, чтоб не дёрнуться - она была слишком близко. Такая чужая и непонятная. Вот только что была беспомощной девочкой, а вот - говорит о долге как матрона, как будто утешает его даже. Его! Хорош спаситель, утешитель, хорош заговорщик, если всё на лице написано!.. Домиций опустил голову, но едва не уткнулся в девичьи колени и быстро поднял, как и взгляд: - Я могу знакомить тебя с лучшими... может кто-то тебе понравится, а потом, когда... Гней, милый... Ох… Прости… Я неважно себя сегодня чувствую. В голове все смешалось. Давай… Может быть, обсудим этот вопрос еще раз, например, у вас на латифундии? Она забрала руку и ноготок царапнул заживающую кожу. Был ли у него план? Можно ли назвать планом то, о чем они с Луцием даже не договорились толком?.. - Конечно. Ты меня прости, ничего спешного, тебе надо отдохнуть, то есть... оно срочно, но поговорим потом, подождет, ничего...
охрана: >>> Контора табеллиона - Чего ты подламываешься, чего подламываешься-то как голодающая лупа под циновкой? Че тебя ветром сносит, который год служишь! Там всего-то - дохлая баба. Дай носилки. Отошел! - скомандовал центурион, не в силах смотреть как балбесы второй раз чуть не выронили крупную мускулистую невезучую охранницу. - Как я тебя, опёздала, учил заниматься?! Берёшь груз, тянешь плечи к ушам, "как пройти в библиотеку? - а хуй её знает!", - выразительно пожав плечами, в тридцатый раз показал упражнение подчинённому Дуроний. Жара стояла густая, хоть ножом режь. Казалось, поска испаряется, не долетая до рта. Останавливаться пришлось раза три. Бабы тяжелели с каждым шагом. - ...а потом говорит - я жирная! А ты пойди поприседай! Твари тупорылые все бабы эти... - подсобил Секст своим ребятам поучительной историей из жизни, где-то на середине пути. - ...так там этот, свояк же ещё. Ненавижу, блядь. Примерный семьянин! Выпьет - и спать идет. Не делится со мной ничем. Жизненным опытом не делится, ничем не делится. Скрытный человек, закрытый. Всё дарили мама-папа, а почти тридцать лет. Я все сам покупал, мечтал об этом!.. Чё, здесь что ль? - закончил повествование о муже старшей сестры у самых дверей, развернулся и солидно постучал. С карниза близлежащей лавки сорвалась кошка, мимопроходящая бабка с тихим охом выронила корзину яблок. Дверь, на удивление, не хрустнула. - О, умели ж раньше строить! - одобрил центурион и бодро постучал ещё.
Валерия Секста: С лучшими? Ох, боги! Как он себе все это представляет? Неужели он думает, что лучшие (даже они!) посмеют ухаживать за невестой Домиция Агенобарба? Или он намерен каждому объяснять, что помолвка фиктивна? Тогда люди будут думать, что с ней, с Секстой, что-то не так, раз Гней от нее отказывается… Новость, которая сначала показалась радостной, теперь наполняла младшую Валерию стыдом и ужасом. Секста закрыла лицо руками, мотая головой: - Да… да, поговорим потом, - шептала она. Мысли в голове путались – Минор пьянела и от вина, и от эмоций. Слишком многое случилось за последние два дня, слишком многого требует от нее мир сейчас. Дом вздрогнул от стука. Секста, не сознавая себя, испуганно прижалась к Гнею. Где-то на подсознании рождалась уверенность, что счастье дает о себе знать тихо, а такой грохот предвещает только беды.
Гней Домиций: Первый раз в жизни Агенобарб пожалел об отсутствии на поясе меча. Или хотя бы охраны в зоне досягаемости. Оказывается, когда к тебе прижимается насмерть перепуганная женщина, как бы ты ни был добр, образован, воспитан, первая реакция - уничтожить всё, что может представлять для неё угрозу. Тарабанили так, что Гней едва взял себя в руки, чтоб не напугать её ещё больше, поднявшись рывком. - Охрана! - громко приказал в вестибул, не осознавая что находится и командует в чужом доме и напрочь не помня есть ли там вообще кто-нибудь, кроме мельком замеченной приземистой тренированной женщины. - Не открывать! Валерия, - упруго поднимаясь и поднимая за собой девушку как пушинку, как ребёнка, сразу забыв про неловкость прикосновений, велел Гней, - тебе лучше уйти к себе.
Валерия Пирра: От неожиданного грохота она чуть не присела: - Это что, стучат? - то, что Валерия, мягко говоря, вздрогнула от шума, заставило ее в последующее мгновение почувствовать не страх, а раздражение, - эдак двери выбивают, а не стучат... - и в голосе мелькнула неподдельная суровость. Присутствие двух мужчин в доме вселило в нее уверенность, но вернуться к младшей, пусть и оставленной с Гнеем, Пирра все же поспешила. "Охрана!" - первое, на что она натолкнулась, было чужим приказом в ее доме. Но то, как разительно переменился нервничающий молодой Домиций, разом стерло из ее головы мысли и о том, что это может быть Тирр, у которого что-то случилось, и о том, что к ним нагрянули расправившиеся с сестрой, и еще кто знает что - так что сама она склонила голову в сторону, чтобы убрать с лица предательски вспыхнувшую улыбку. Ну, уж очень забавной была суровая серьезность на его миловидном лице: - Охрана! - подтвердила Пирра разом и свое присутствие, слегка задержав взгляд на том, как Гней почти сжал в объятиях сестру, и свое подтверждение распоряжения. Ободряюще кивнула Сексте и, поколебавшись, попросила Агенобарба, - спроси ты, кто это.
Левий: - Плакать из-за меда? Если очень хочется, то можно, я никому не скажу, - Левий улыбнулся, подождал, пока девочка подышит полезным паром, а затем зачерпнул немного лекарства ложкой, подул, попробовал. - Да, дождемся кухарки. А старшие, они в курсе, что случилось? Приедут? И... Договорить не успел - в дверях дома загремело так, что он едва не выронил пустую ложку. - Если и стучат, то копытом, - он тяжело поднялся, бросив ложку на стол, вышел следом за хозяйкой дома. Юный Агенобарб взял ситуацию под контроль в прямом и переносном смысле, и если в этот дом ломятся убийцы, то они подождут, пока старый лекарь отведет измученную девочку в ее кубикулу. Левий подошел к Гнею и Минор, осторожно положил ладонь на ее плечо: - Лекарство почти готово. Я уведу юную домину наверх и спущусь. Идем же, - он постарался, чтобы голос звучал мягко и не подразумевал никаких возражений.
Валерия Секста: Объятья Гнея оказались внезапными, крепкими и …успокоительными. Мир, который мгновение назад чего-то настойчиво требовал от Сексты, теперь будто бы отступил, испугавшись решительного «Охрана». Оказалось, что для душевного равновесия не нужны ни вино, ни лечебные снадобья. Отогнать тревогу можно иначе – в объятьях более сильного, более уверенного. Секста прикрыла глаза и трепетно прижалась к Гнею, вдыхая его запах так, если бы он был дурманом. Почему же, почему Гней все время отвергает ее? Может, именно слабость и пугливость делают ее недостойной? Валерия Минор подняла вопрощающий взгляд к лицу жениха, ища встречи с его глазами…Но тут же послышался голос Пирры, а затем и большая теплая ладонь лекаря легла на плечо. Минор с сожалением отступила от Гнея, все еще прикованная взглядом к его лицу. - Идем, - печально ответила Секста, проводя пальчиками вдоль руки Гнея. Опустила голову и пошла тихонько в свою кибикулу. Кто там был за дверью, знать не хотелось. Пусть требовательный мир разбирается с Гнеем.
Мелия: вход. 27 авг 66. Ощущение беспокойства не покидало Эмилию с прошлого дня. Мама уехала, тетушки видется с ней словно не хотели и даже Мелетия проводила с ней меньше времени, чем обычно. Няня все время куда-то уходила, а когда возвращалась, от неё пахло успокоительными травами, но в глазах было что-то неуловимо тревожное. Из комнаты девочку тоже не выпускали, под разными поводами отвлекая внимание каждый раз, когда она хотела выйти в перистиль или атриум, даже еду приносили в кубикулу. Забравшись на ложе и поджав под себя ноги, девочка подолгу смотрела в окно, представляла, что гуляет по внутреннему саду или повторяла таблицу умножения. Эмилия размышляла о том, что скоро мама выберет для неё школу, в которую она пойдет в октябре, когда спадет жара. А до этого, будет заниматься с учителем, чтобы наверстать все, что дети успели узнать с марта. Ночь была беспокойной, Эмилия видела маму, бежала к ней и тянула руки, чтобы обнять, но та каждый раз ускользала и оказывалась все дальше и дальше.. Утром девочка вспоминала свой последний разговор с мамой и её обещание. С улыбкой Эмилия говорила себе: нужно только потерпеть, скоро мама закончит возиться со скучными-прескучными делами, они возьмут хлеба и фруктов и сбегут кататься на лошадях. На целый день. - А может быть, даже на два, - эту фразу девочка сказала уже вслух, продолжая мечтательные размышления. - Что ты сказала, ягодка моя? - спросила няня, сидевшая рядом. - Мелетия, скоро мы с мамой сбежим! Но это я тебе по секрету говорю.. хочешь я попрошу её взять и тебя с собой? Старая служанка так перепугалась и побледнела, понимая, что в сложившейся ситуации слова девочки можно понять как угодно.. В общем, оказалась на некоторое время недееспособна и удалилась к себе. Именно поэтому Пирра была вынуждена позвать в дом чужого лекаря. Эмилия же оказалась предоставлена сама себе. Она беспокоилась о няне и не могла понять - что же её так расстроило. Насидевшись в одиночестве, она выглянула из кубикулы и, не обнаружив никого, кто мог бы её остановить, пошла в сторону комнаты Мелетии. По дороге она услышала стук в дверь и побежала к источнику шума, наивно полагая что мама вернулась и про себя удивляясь, - почему же слуги мешкают и так долго не отворяют ей дверь..
Гней Домиций: Не было смысла выглядывать в щёлку, если тарабанили по приказу из Золотого, не было его и если неведомые враги решили напасть средь бела дня - лучше освободить место для взгляда и движений. От постикума ещё бежали две охранницы, тяжело топая за спиной, а Гней уже открывал дверь, резко, настежь, отодвинув охранниц - приземистую и невесть откуда взявшуюся крупную, обнаживших мечи. - Что вам нужно?! - бросил сурово, на миг ослеплённый беспощадным римским солнцем... и сам отступил на шаг, увидев свисающую с носилок бескровную женскую руку. К горлу подступила не тошнота, а ярость - два года назад он видел и не такое. Но пожар вспомнился отчетливо.
охрана: Когда ты, вопреки всем стараниям подгадать увольнение, не пропускаешь ни одного смотра, которые паскудное начальство устраивает иногда и среди ночи, и вообще - когда ему, начальству, моча в голову ударит, а твой император регулярно берёт на них племянничка, этого самого племянничка узнаешь не то что в лицо, но и тёмной ночью, с бодуна, со спины в бабских тряпках. Дуроний гекнул и заставил себя отсалютовать, ни одним мускулом не показав, что узнал. - Аве, гражданин. Скорбная обязанность, не терпящая... эмг... не терпящая. Тон у молокососа был тот ещё, но молокосос этот, если раньше не прирежут, вполне мог стать принцепсом и входить центурион не спешил.
Гней Домиций: - Да, конечно, центурион. Заносите, - посторонился Домиций, махнув охране отбой. Выдавить из себя "аве" он так и не смог, неотрывно глядя на белую-белую руку в царапинах и кровоподтёках. В голове был совершенный хаос и мысли были какие-то глупые, вроде "их и не спрячешь, переодев в служанок... эти гордые взгляды, изящные жесты, пальцы тонкие..."
охрана: Сотник пошел первым, косясь на бабский отряд в вестибуле. "Бабьё. Одно бабьё, будь оно неладно! Понабирают, потом таскай их по солнцепёку, курв". К атрию у него уже появилась версия, простая и изящная, как большинство, объясняющих уличные преступления: где такая куча баб - добра не жди, скорей всего охранниц до печени достала стерва-хозяйка, сговорились и - на свободу, вот и тел нет. Такая же рыжая, но живая, терялась посредь атрия. - Патрицианка Валерия, проживающая, как мне стало известно, в этом доме, была вчера обнаружена убитой. Городской когортой произведено предварительное дознание, найдены лектика и ценный документ, прочих ценностей не обнаружено. Как представитель власти и гражданин, могу поприсутствовать на вскрытии завещания, - сочувственно отчеканил Дуроний. - Совместно с другими гражданами... гм... при исполнении. По опыту, которым щедро делился со всеми, кто желал слушать и в попинах, и в казарме, центурион знал, что невиноватых не бывает. Все в чём-нибудь да виновны. Но виноватые меньше других, обычно, оглашению завещания при городской когорте не противились, и не пугались так чтоб уж... Не то чтоб он был любопытен от природы и загадка убийства красивой рыжей бабы не давала ему покоя, но его поставили бдить - и он бдил. Особенно если это могло... поспособствовать. Легионеры топтались, не решаясь поставить грязные носилки на чистый мрамор.
Валерия Пирра: "Патрицианка Валерия, проживающая..." - и Пирра оглянулась, чтобы убедиться, что младшую увели настолько далеко, что ни один беглый взгляд, ни один поворот головы не могли уже позволить ей увидеть...внесенное. Носилки были грязные, затасканные, и тем неестественнее смотрелась на них сестра. "А сестра ли?.." - мелькнула последняя надежда, и Валерия почувствовала закипающую внутри злобу. Все было, как в дурацком сне, измучившем накануне, чужим, раздражающим. Невероятное количество посторонних в доме, грязь, сыплющаяся на мрамор, подозрительные взгляды: - Да вносите уже, - Валерия на ходу переменила тон с раздраженного на омраченный горем, - сюда... Аве, центурион, - все же она была хозяйкой дома, центурион ей нравился тем меньше, чем больше присутствовал в доме, и смотрел презрительно, и мысли в голове одни боги знают какие вертел... Да и нечего ему в доме отираться лишнее время: - Дайте мне хоть убедиться, что она, - Пирра оглядела всех присутствующих, немного дольше задержала взгляд на Гнее и на подкашивающихся ногах подошла к телу. Нет, чуда не произошло, и сама надежда на него была глупа. Перед ней лежала Тривия, страшно бледная, кожа с синеватым отливом, но в ней еще угадывался приятный румянец, появлявшийся иногда на живом лице, а в самой сестре - прежняя огненная красота... В убитой служанке она узнала Федру, живущую вместе с ними еще в Греции. "Не уберегла, даже ты не уберегла", - и отчаяние ссутулило плечи. Валерия отшатнулась на шаг и замерла, подавленная, закусила губу: - Она...и Федра, - медленно подняла голову вверх, рассыпая медь волос, обнажая точеный греческий профиль и тонкую шею, из гордости не желая разреветься при стольких посторонних, тем более мужских взглядах, сглотнула, - завещание? - удивилась, но не сильно, поскольку как это Тривия и без завещания, - и что за ценная бумага? - и тихо обратилась к стоящему где-то за спиной Агенобарбу, - Гней, взгляни-ка ты, прошу... в присутствии представителей власти, - все слова отдавались в ушах, словно полые изнутри, будто ничего не значили, и повторила их Валерия за центурионом просто потому, что так надо. А хотелось съежиться в маленький комок и беззвучно плакать...
Левий: Казалось, после неудачного самоубийства, вина, долгого разговора с племянником принцепса девочку придется нести, но она шла сама, тихонько, и Левий, не выпуская ее руки, но и не сжимая слишком сильно, приноравливал шаг, готовый подхватить, если вдруг струнка внутри Минор все же лопнет. У кубикулы он открыл дверь, но сам заходить не стал: - Ты сильнее, чем кажешься, - он улыбнулся, пропуская девочку вперед. - Наверное, склянка - это просто несчастный случай. А сейчас приляг, Валерия, я принесу лекарство. Постучу трижды. Левий спускался по лестнице, когда кто-то маленький и рыжий пронесся мимо. Левий затрусил следом и позвал, прежде чем ребенок мог оказаться у выбиваемых неизвестно кем дверей: - Эй, погоди! Погоди, ребенок! Я же за тобой не успеваю, постой!
Валерия Секста: «Сильнее, чем кажешься», - отозвалось в голове Валерии эхом. Она уронила голову в кивке и прошла к ложу. Почему даже эти слова показались ей требованием? Может быть, оттого, что Тривия обычно именно в такой форме высказывала пожелания… Секста упала в мягкие объятья подушек и закрыла лицо ладонями. Неужели так было всегда, неужели жизнь и правда так беспокойна и сложна? Неужели не существует простых решений? Если бы только кто-нибудь научил ее находить верные пути… Подсказал, например, какой ответ дать Гнею.
Мелия: Эмилия бежала, ожидая увидеть в дверях маму и предвкушая встречу. Разумеется, сперва она пожурит всех и вся за нерасторопность, а потом обязательно увидит Мелию и улыбнется, может быть, даже обнимет её или нежно погладит по голове.. Девочка не приметила мужчину, спускавшегося с лестницы, ведущей в покои тети Сексты. Неожиданно расслышав "погоди.. постой", Эмилия обернулась на ходу, заметив говорившего. Мужчина? Все слуги, рабы и охранницы в их доме женщины! Как этот бородатый дядя мог оказаться здесь? Испугавшись незнакомца (его необычного для их дома вида, а так же опасаясь снова оказаться в своей кубикуле, так и не встретив маму) Эмилия ускорила бег. Но, уже подлетая к атриуму, она начала осознавать странность ситуации и, в сомнении, чуть замедлила шаг. А что если дядя здесь по маминым делам? Или его пригласил кто-то из домочадцев? И она поступила очень нелюбезно, не послушавшись оклика взрослого.. Мама может на это рассердиться.. А вдруг мама вообще не обрадуется, увидев её? К дверям Мелия уже не бежала, а шла, надеясь хоть издали увидеть родное лицо. Но вместо мамы в атриуме виднелась какая-то толпа странных личностей, а обзор загораживал Гней Домиций, посторонившийся, чтобы кого-то пропустить. Разумеется, Мелия не сразу вспомнила его имя, но узнала их недавнего гостя по шевелюре и осанке. Терзаемая сомнениями и опасениями получить наказание за свое поведение, она все же не могла заставить себя остановиться или повернуть назад. Стараясь тихонько обойти молодого человека со спины, она хотела разглядеть вошедших, надеясь заметить среди них бледное лицо своей матери, поймать внимательный взгляд её карих глаз...
охрана: - Ааа-пускай! - скомандовал Дуроний и ухом не поведя на бабье недовольство. Можно подумать их когда-то иначе встречали в богатых домах. Граждане только тогда когорте благодарны, когда их резать в тёмном переулке начинают, а тут - патруль подоспел. Но как тут подоспеешь во все места, если Город вон какой, отребья в нём - что блох на подзаборной шлюхе, а спать-то когда то надо же ж человеку?! Гневалась гражданка натурально. Натурально - гневалась. "Может и охрана..." склонился центурион к первой версии. - Про докУмент не могу знать, гражданка, наше дело небольшое, на то есть высшие инстанции, - отрапортовал с непроницаемым лицом. - ДокУмент у трибуна преторианцев Макрка Корнелия Сципиона, официально сдан из рук в руки, в полной сохранности. Лектику можно забрать у табеллиона на *****й улице. Про такую мелочь как сломанная печать и упоминать не стоило. Дуроний кашлянул, заложил руки за спину, расставил ноги на ширину плеч, как на смотру или посту, и только собрался застыть в солидном ожидании оглашения другого документа, как в направлении покойниц шмыгнуло рыжее, мелкое и большеглазое. "Тупорылое бабьё" утвердительно вызверился про себя Секст, у которого три племянницы, сестрины дочери, росли, по его мнению, трава травой "за дитём приглядеть не могут!", сгреб рыжую девчуху себе на локоть, отворачивая от мертвяков, и понёс туда, где в приличных домах обычно перистили: - Ты кто такая, кудрявая? А я вот слышал, собачка у вас в доме красивая имеется. Покажешь дяде собаку? Где она тут у вас, в саду?.. - надеясь, что рано или поздно няньки-тётки подхватятся, хоть и лупцевать их тут некому, не этому же молокососу.
Гней Домиций: От бестактности служаки Домиция передёрнуло, и брови сошлись, выдавая желание рявкнуть, осадить... но какое он имел право? Не только потому, что дом чужой, сколько потому, что - центурионами так просто не становятся. Это он может стать военным трибуном не поучаствовав ни в одном бою, не отвечая ни за чьи жизни, просто переступив за порог своего богатого дома. А центурион... не мог не знать службу. И он знал, и исполнял её добросовестно - принёс тела, объяснил, предложил помощь. А уж как... Гней на мгновение стушевался, но выправился: - Завещание... - быстро мысленно пересчитал свидетелей-граждан, сперва включив почему-то себя, совершенно забыв, что пока не правоспособен. - Свидетелей достаточно. Валерия, где оно? Лучше не тянуть, меньше проблем, - добавил негромко. - Со Сципионом я поговорю если надо, мы знако... Маленькая Эмилия влетела так, что, даже ловя много лет собственных сестёр, Гней только и успел, что, шагнув, попытаться закрыть от девочки лицо матери и с благодарным удивлением посмотреть на центуриона.
Валерия Пирра: - Сципиона? - "вот про кого говорила Озеай..." - да, спасибо, Гней, - отозвалась утвердительно сразу, потому что не представляла, где его искать, этого Марка Корнелия, когда и как. Пирра чуть нагнулась к нему и произнесла так же негромко, - я понятия не имею, где оно... Где-то в ее таблинуме, наверно... - и позвала погромче, - Озеай! Маленькое и шустрое зарыжело, мелькая между собравшимися, и Валерия сначала опешила, а затем пришла в ярость: - Почему никто не следит за ребенком?! - не кричала, лишь повысила голос до отчетливой слышимости для всех, но тон был ледяным; первая волна пришлась на слуг, на которых в первую очередь упал взгляд, - строго-настрого было велено... - Пирра не договорила, со смешанными чувствами изумления и облегчения глядя на центуриона, подхватившего Эмилию и уносящего прочь.
Озеай: По крайней мере удалось поесть. И даже бегающую как заполошная утка Мелетию поймать, усадить, и впихнуть в неё пару кусков из того, что наскоро приготовили подозрительно быстро смывшемуся из дома парню. Она уже дожевывала, когда Шани передала приказ найти весь яд в доме. - Что?! - едва не подавилась сыром Озеай. Прокашлялась, проглотила и иронично подняла брови. - Весь? Это полы придется помыть. Шани иронии не поняла и едва не метнулась за тряпкой. - Корзиночку возьми, - вздохнула Озеай, поднимаясь. Много времени это не заняло - треть тайников знала Шани, треть она сама, а остальное и искать не пришлось, только таблиниум обшарить. Был ещё правда тайничок в саду, но Озеай его обошла не моргнув. Самой пригодится, мало ли как повернётся жизнь... Когда загрохотали, Шани едва не грохнула все склянки, выронив с перепугу корзинку. Озеай едва успела подхватить, и, пока стучали и кричали, подбирала упрыгавшие в траву флаконы, механически, не решаясь поднять головы. И только когда всё поутихло, решилась и побежала к вестибулу, как была - с корзинкой в руках, потому что в дрожащие руки Шани впихнуть её не было никакой возможности. Посреди атрия толпились легионеры городской когорты, а их центурион тащил куда-то маленькую Эмилию. Ози обмерла, судорожно вцепившись в ручку корзинки, доверху, с горочкой, забитой... флаконами с ядами. Зов хозяйки не подействовал никак. Но от гневного крика "почему никто не следит за ребенком?!" она очнулась, и подошла быстро, но спокойно как из парфюмерной лавки. - Благовония, которые ты велела отыскать, госпожа, - с поклоном подала корзиночку.
Мелия: Центурион, будто из под земли, вырос на её пути, а Гней Домиций, хоть и отошел с дороги, но все равно мешал разглядеть происходящее в атриуме. Чужой дядька сгреб Эмилию как мехового зайчонка, утаскивая в неизвестном направлении, а тетя Пирра возмущена только тем, что за ней никто не следил.. Похоже, без мамы весь дом сошел с ума.. Без мамы? Где мама? Ведь она должна была быть здесь.. Постойте.. Кажется, там было что-то странное.. что-то грязное на мраморном полу и рыжее пятно, похожее на разметавшиеся по сторонам волосы.. Разметавшиеся по полу? Что они там делают? Мысли девочки носились, как дикие гуси, запертые в тесной клетке, но никак не могли сложиться в общую картину происходящего. Да еще и какие-то маленькие красивые собачки завелись у них по словам охранника.. Может быть, все эти люди просто ошиблись и вошли не в ту дверь? Одного мгновения Эмилии хватило, чтобы справиться с оторопью от неожиданного вмешательства в её личное пространство, задаться кучей вопросов и возмутиться происходящим. - От-пу-сти! Что здесь происходит? - попыталась она скопировать отчетливый и грозный голос тети Пирры.. При этом, дрыгая ногами и пытаясь выбраться из цепких рук, словно маленькая собачка из фантазий центуриона, вырывающаяся из мертвой хватки охотничьей собаки.
Левий: "Начать бегать по утрам, что ли?" - с горькой досадой подумал Левий и припустил скорее через ступеньку, но куда там, малышка уже влетела в атриум. Но крика ужаса не последовало, только возмущенный писк, прерывавший голоса. Судя по голосу старшей Валерии, кому-то достанется. Левий, отдуваясь, подошел как раз к моменту, когда знакомый центурион Секст относил вырывающегося ребенка в сторону сада. Откуда выпорхнула рабыня с корзинкой того, что насобирала в доме по приказу хозяйки. Левий оценил ситуацию, выбирая между ребенком и корзинкой, и понял, что разумнее будет забрать последнее. - Благовония. Успокоительное, это мне, - он протянул руку, надеясь, что рабыня не заартачится и отдаст, и сообразит забрать в освободившиеся руки малышку. И спросил машинально: - Как твое колено, Дуроний?
охрана: "Охуенный вопрос" мысленно согласился Дуроний и прижал покрепче барахтающуюся девчуху, играя желваками на бабий визг за спиной. Знакомый голос заставил обернуться, развернув возмущённую ношу лицом к выходу: - Чего? А, Левий. Да хул... отлично, это... колено. Хул... гм.. чего ему сделается до октября-то? Вот как хлыванет, да в вечернюю смену...
Гней Домиций: Весь гнев дня вылился у Домиция в один вопрос "как это не знаешь где завещание?!", который он едва не произнёс вслух, негодуя на творившийся в семье Валерий хаос, так похожий на хаос его собственных жизни и мыслей. Среди гнева у него даже шевельнулось подозрение "не знать где завещание?..", которого он тут же устыдился, а потом и ужаснулся "она даже не знает где оно, а если оно в пользу одной из них или обеих, их будут подозревать, если даже я...". Мысли метались, как люди по атриуму. "Это может бросить тень... " и "тогда план сорвётся, мать передумает, договорюсь ли я с другой об отсрочке?!" промелькнули так быстро, что он не успел даже испугаться своего эгоизма и малодушия, додумавшись "она знала о смерти, не могла же она не предусмотреть". - Наверняка доверенные рабы твоей сестры знают, где оно может быть. Но всё равно он взмолился всем богам "хоть бы оно было всё - в пользу невесты брата, хоть бы!.."
Валерия Пирра: На "которые ты велела отыскать" Пирра изогнула бровь с мыслью "собрала сестра змей у одной коряги" и пристальным взглядом на рабыню. Медленно опустила этот же взгляд на руку Озеай, держащую корзинку, а затем указала им на Левия: - Хорошо, когда в доме есть тот, кто помнит все, что нужно, - Валерия произнесла это с отчетливой самоиронией и вновь в упор посмотрела на Озеай, рассчитывая, что та в силах почувствовать все нюансы смысла, вложенного в эти слова, - мне нужно завещание Тривии, сейчас, - сказано было с расстановкой и негромко. Валерия обернулась на Левия и глянула благодарно. Затем легко и быстро приблизилась к бьющемуся в крепкой хватке центуриона ребенку: - Мелия, детка, у нас очень серьезные гости, при таких так себя не ведут, - Валерия взялась за обе детские ладони, - ты ведь уже взрослая. У меня для тебя сюрприз. Но ты должна успокоиться, взять Шани за руку и закрыть глаза. А открыть, когда она тебе скажет. Это тоже часть сюрприза. Хорошо? - Валерия не очень верила, что ее слова возымеют действие, но делать что-то было нужно. Она подозвала Шани, аккуратно достала из-за пояса медальон, подаренный Тривией, и сунула рабе в ладонь: - Отведешь в кубикулу, наденешь это ей на шею и пусть открывает глаза. Скажешь, что я скоро приду рассказать о сюрпризе. И ни на мгновение от нее не отходить.
Озеай: Лекарь протянул руку, Озеай машинально отдала... и увидела. Все, что успела нашептать Шани про пришедшего молодого Агенобарба, попытку самоубийства младшей госпожи, свой недавний разговор с преторианским трибуном, ночь, утро, день, яд... - всё вылетело из головы мгновенно. - За... - Озеай судорожно сглотнула и прижала руки к щекам, словно пытаясь удержать мгновенно вскипевшие слёзы, - Федраа... - она едва всхлипнула, но ей показалось, что закричала на весь дом. Сильная, весёлая, боевитая щедрая Федра! "За что?!" - Я... я сейчас, госпожа, - полупридушенно шепнула Ози в спину хозяйке, и выбежала из атриума, словно за ней гнались те, кто убил гречанку. Остановилась только у полок в таблиниуме и бессильно уронила промокшие от слез руки.
Мелия: Развернутая лицом к выходу, Эмилия продолжала барахтаться, пока не услышала странную реплику тети Пирры. "Мне нужно завещание Тривии", хоть это было сказано и негромко, девочка все расслышала и замерла, перестав сопротивляться. О, Мелия прекрасно знала значение этого слова. После смерти дедушки, оно не раз произносилось в их доме в Греции. Но зачем тете потребовалось мамино завещание? Ведь мама.. она же.. такая сильная, с ней никогда ничего не может случиться! Опешившая девочка даже не почувствовала угрызений совести, когда тетя начала журить её, говоря, про высоких гостей и её скверное поведения. Нет, при других обстоятельствах, Мелия бы, конечно почувствовала себя виноватой, и покорно исполнила бы все, что велено: закрыла бы глазки, увлеклась сюрпризом.. Но сейчас "высокие гости" сами обращались с ней неподабающим образом, тетя Пирра говорила странные вещи, а все происходящее вызвало у Мелии нехорошие предчувствия и ощущение надвигающейся беды. Поэтому, при первой же попытке дрожащей Шани забрать девочку из рук центуриона, Эмилия выскочила в атриум и возмущенно вскрикнула, обращаясь к тете Пирре: - Зачем тебе мамино завещание?! Ей было уже неважно - что подумают о её поведении, - мамы среди присутствующих взрослых явно не было, а наказания от кого-то другого её в данный момент не так страшили. Открывшийся вид поразил девочку.. невозможно было не узнать обладательницу рыжей шевелюры на полу.. Хоть она и была накрыта какой-то тряпицей, из под которой виднелась бледная рука и обрывки одежд. Время стало тягучим и двигаться вперед было сложно, словно идешь через толщу воды. Нет больше ни звуков, ни окружающих людей.. упав на колени возле носилок, Эмилия откинула покрывало. Без сомнения, это была она.. разметавшиеся волосы и мамино лицо, бледное и бесчувственное. Девочка потянула к нему руки, чтобы прикоснуться, чтобы убрать пряди, прилипшие к губам. Отрешенным взглядом она заметила синие пятна на шее и запекшуюся кровь у раны, похожей на чей-то укус. Мыслей не было, словно и сама она перестала существовать в тот же миг, как пришло осознание того, что мамы. больше. нет.
Левий: - Приходи сразу как начнет дергать, не тяни, - Левий перехватил корзинку покрепче и, так как Валерия отправила обеих рабынь, подошел к ней. - Я сделаю успокоительное и для малышки, позволишь поискать мед самому? И, не дожидаясь ответа, поспешил из атрия, надеясь, что успеет убрать подальше корзинку до того, как произойдет что-нибудь еще. На кухне кто-то возился в углу. Левий поставил яды поближе к своему здоровенному кошелю, огляделся - и на глаза тут же попался стоящий на полке полуприкрытый горшок с медом. Он подцепил со стола ложку, которой мешал настой, плеснул горячего в стакан, разбавил водой на две трети и бухнул две славные ложки меду - с горкой. Со стаканом вернулся в атрий, когда ребенок уже откинул жуткое покрывало. "Ну как же так..." - Левий с досады махнул стаканом, и несколько капель упало на истоптанный легионерскими ножищами пол.
охрана: Скрипнув квадратной челюстью вслед рабе, не удержавшей ребёнка, Дуроний этим и ограничился. В конце-концов, если пороть тутошних баб некому, он-то что может сделать? Хотя живую рыжую он бы слегка отшлёпать не отказался - огонь-баба, так зыркала, что даже он, центурион, входивший не в одну горящую деревню и каких только бабских взглядов не насмотревшийся, и то глаза убрал. И прилип взглядом к мозаике с аппетитной Афродитой, покрытой пеной в самых что ни на есть интересных местах. "Вот если б можно было такое дома... иметь... но без вот этого вот всего..." Секст дернул желваком на дурных баб и дитячий крик "можно бы, пожалуй, и обжениться...". Но бабы тупили, дитё надрывалось, и Дуроний счел за лучшее смотреть в стену, сквозь бессмысленно искушающую закоренелого холостяка Венеру. Чтоб следить за происходящим, опытному сотнику хватало ушей.
Гней Домиций: Гнев и жалость боролись, переплетясь в горячий тугой ком в груди, распавшийся только с детским криком. Гней мог бы поймать девочку... но не стал. Она уже все поняла. И с этим ничего нельзя было сделать. Как и со смертью. Как и с тем, что женщины города, несмотря на их положения, состояния, интриги - беззащитны. Отголосок мысли "обучить сестёр мечу... почему не стали? аа, отец же был против, да и мать не..." похоронила откинутая ткань и мысль, что в смерти, даже такой страшной и грязной, Тривия выглядит достойнее, проще и честней. Как пристало женщине её рода. И жалость ко всем ним - победила. Домиций вздохнул и властным жестом указал растерявшейся рабыне на ребёнка.
Валерия Пирра: Валерия закрыла лицо рукой. "Все кончено", - если до этого она еще как-то держалась, то сейчас, когда Мелия увидела все это и маленькими ручками убирала матери пряди с безжизненного лица, хотелось сесть рядом, обнять и плакать. Что делать, если ребенок требует правды? Сказать ему правду. Именно этого Пирра требовала от семьи, всегда, именно то, что она не добивалась этого большую часть попыток, приводило ко все более тяжелым отношениям с родными. Кто знает, если бы сестра доверяла ей больше, может, она была бы сейчас жива... Валерия убрала ладонь от лица, подошла к Эмилии и ответила прямо: - Затем, что у нас в семье большое горе, милая. Мамы больше нет, а мне очень тяжело, - она смахнула слезу с щеки, - и мне очень нужно, чтобы и ты, и Секста, все мы были сейчас вместе, заодно... - Пирра подошла еще ближе, не скрывая слез, не скрывая растерянности и горя. Пусть видит правду, слышит правду, пусть имеет право ее получить, если просит. Потому что этот маленький, но уже полноценный человек имел на правду больше прав, чем кто бы то ни было из присутствующих. - Сейчас я очень хочу, чтобы ты вернулась к себе. А я скоро приду. Я могу на тебя положиться, Эмилия?
Мелия: Голос тети Пирры казался далеким, несмотря на то, что она подходила все ближе к Мелии. Если бы девочка могла в этот момент поднять голову, встретить взгляд родного человека, не скрывающего слезы, возможно, ей бы стало легче, возможно, она бы бросилась в объятия и расплакалась от бессилия и общего горя. Но она не видела перед собой ничего кроме багрового следа на бледной шее. Мысли, словно огромные волны, возвращались в голову Мелии, наполняя её десятками тысяч голосов, криков, образов, воспоминаний, предположений, к этому гомону присоединились и слова тети Пирры: "чтобы и ты, и Секста, все мы были сейчас вместе, заодно...". Огромная волна выкинула на берег белую лошадь и яблоки вокруг разбросаны. Но зверю не нужны яблоки, его огромные челюсти впиваются в нежную плоть, оставляя кровавые раны. Вновь и вновь. Шум в голове Эмилии, казалось, достиг предела и был готов вырваться наружу. Прижимая руки к ушам и открывая рот, девочка резко поднялась. Сейчас ей хотелось кричать. Или требовать, чтобы шум в голове стих и зверь ушел. Или объяснить тете Пирре, что теперь все бессмысленно и глупо. Мамы больше нет, неужели ты ничего не понимаешь?! Но увидев растерянную рыжеволосую женщину, не скрывающую своих слез, такую похожую и такую чужую, Мелия бессильно уронила руки, опустила взгляд и сомкнула губы, с которых так и не сорвалось ни звука. Выходя из атриума, она обернулась, отрешенным взглядом обвела собравшихся и уставившись на тело, хотела попросить, чтобы когда все разойдутся побыть еще немного с... мамой... Но, мысленно запнувшись, она так и не решилась произнести свою просьбу вслух. Словно тень, она медленно пошла к кубикуле тети Сексты.
Левий: В атриуме он уже был не нужен, разве что Дуроний захочет удостоверить насильственную смерть, но для этого и позвать могут, не сломаются. Левий догнал малышку и уменьшил шаг, стараясь немного отстать и одновременно не потерять ее и не выронить бестолковый стакан из рук. Вдруг она не пойдет в кубикулу Минор, кто знает, дети ведь никогда никого не слушают, даже на краю обморока. И он решительно не знал, о чем говорить с этим ребенком, прибавить к сказанному Валерией было нечего. У кубикулы Минор он постучал трижды, как условились.
Озеай: Пока Федра была жива, была чем-то самим собой разумеющимся, вроде стука ножей с кухни или синицы, живущей в перистиле, Озеай её не замечала, как не замечают привычное. Да, они выросли в одном доме в Греции, но Ози была уверенна, что ни к кому не привязана, и никто ей особо не дорог. Что за прок от привязанностей, если ты раб? А теперь на неё навалилось то, чему она никогда не давала названия - ни вслух, ни в мыслях. Одиночество. И душило, навалившись, не давая поднять рук, чтоб поискать проклятое завещание. Оборвались все нити, связывающие с тем, что она считала домом, детством. Даже Тривии, которую можно было уважать, презирать, бояться - и той теперь нет. И самым ужасным, самым удушающим было то, что ощущение казалось таким знакомым... и таким непонятно страшным. Ну кого она потеряла? Приятельницу и стервозную хозяйку? Всего-то. Так почему же?.. Ози судорожно вздохнула, втянув побольше воздуха, как можно больше, словно с запасом, открыла шкаф и почти на ощупь нашла свиток с печатями. Прохладный, шершавый, увесистый, он напоминал, что есть дела понасущнее, чем рыдать непонятно над чем - например, угодить новой хозяйке. Уже в дверях она подумала, что надо бы стереть слёзы, но не сделала этого. Искренние рыдания по убитой госпоже - лучше не придумаешь, чтоб расположить к себе её сестру. И подала свиток с поклоном, не скрывая заплаканного лица: - Завещание, госпожа.
полная версия страницы