Форум » Жилища » Дом Понтия Мецената (продолжение 2) » Ответить
Дом Понтия Мецената (продолжение 2)
Меценат: новый, очень большой дом. [more] кубикула виночерпия Кайена. Другие заметные или значительные лица: Салако, Понтий Стервий... сын. 13 лет со всеми вытекающими. Иоланта, его мать. Красива, образована, умна настолько, чтоб не быть явной стервой. Парм, управляющий. Хладнокровен, рссчетлив, скуп, иногда - холодно-язвителен, чаще - молчалив. Фауст, повар. Гераклион, лекарь. Ганимед, личный слуга. По настроению господина исполняет обязанности виночерпия, секретаря и постельничего. Молод и красив. Просто красив. И, что странно, скромен. Бурый, варвар, охрана. Сухарик, домашний раб. Маленький, робкий, фанатично преданный чистоте. Калимера, домашняя рабыня. Красивая гречанка средних лет, фаталист и прагматик. [/more] Обширный дождеотводящий атриум, в который выносится столько стульев или лож, сколько требуется и расставляется в нужном порядке (поскольку гостей бывает довольно много и стол может и не быть общим),перистиль, гораздо более озелененный, в который можно пройти двумя коридорами, остекленные спальни, вода - всюду, купальня - с общим бассейном и "скромной" ванной, открытые веранды и множество световых колодцев. Почти всегда кто-нибудь гостит, не говоря уже о постоянных званых обедах.
Юлий: Юлий понял главное: "танцы. Его возбуждают танцы." А браслеты ничего так были. - Кто хозяин теперь, с тех пор как вдовец? Щедрый. С упоминанием хозяина убить белобрысого стало хотеться чуть меньше. Конечно, если новый хозяин не Понтий.
Сидус: - Публий Педий Сосий, мы теперь по вилле соседи с Понтием вашим, а раньше под Золотым жили, с севера, где от рынка не воняло. Угу, щедрый, браслеты почти с меня ценой. Он хоть и плебей, а патрон-то в Золотом... - только непонятно что он хочет за эту щедрость, виллу его Сид и так бы не спалил - куда ему идти? Сидус ещё раз покрутил в голове мысль о мести египтянину, но выходило - даже если они быстро и неожиданно сделают, египтянин поймёт кто ему тёмную устроил, он, Сид, уйдет, а этот (как его, кстати?) останется тут, не бывает таких чтоб совсем "сампосебе", так что даже за браслеты не согласится. Зато ему пришла в голову другая идея, а занять на неё можно было у доброго Така, под залог браслетов, конечно. - Тебя как зовут? Я Сидус. Хочешь заработать? Если этот утром припрётся и чего захочет - возьми его на себя, а я заплачу? Мне у вас тут до начала игр торчать...
Юлий: -Даже не знаю, думаешь, мне своей жопы не жалко?-засомневался Юлий,-сколько дашь? Хотелось заржать, от всего этого расклада. И да, удивляло, что белобрысому не понравилось - классный же.. И как-то легче стало. От того, что не Понтий, что только до игр, что соседи по вилле, то есть далеко и что не понравилось. Деньги просто добавляли абсурда в картину и дополняли ее не слишком украшающим Сидуса штрихом. На случай, если Кайену он действительно глянулся. -Не важно, можешь звать как хочешь. У меня давно уже нет имени. Можешь - Юлий, как месяц. Или как-нибудь по-другому. -В Золотом.. Сам что ли?
Сидус: "Сам"? Это даже Сиду в голову не приходило. Но раз уж Юлию пришло... Сид скосил глаза, почесал подмышку и, оставив без ответа, поинтересовался: - А сколько обычно берёшь? - оценив опытное "расслабился бы". - Ну и по-братски накину, конечно. Только отдам через день. Точно отдам, не отдам - у тебя сведения что я отлыниваю. А имя и у него было чужим, как у многих, данное родителями (если они вообще были и он не с неба упал) он не помнил. И захохотал, сообразив: - Месяц и звезда на одном ложе, аххах... кто-то тут жирно живёт!
Юлий: сведения что отлынивает не стоили ничего. но почему бы не прикинуться... -по разному. до пятисот золотых за раз. Это на руки. А так бывало и дороже. -с тебя возьму меньше. по-братски. и он наконец улыбнулся.
Сидус: - Заливай дальше, - посмотрел исподлобья Сид. Десять он бы ещё понял, но чтоб полтыщи? Или он ауреусы с сестерциями путает? Но и в аурихалке это было много. Сид перевёл в аурихалк, получилось пятьдесят тысяч сестерциев за раз. И что он делает тут, в этой кубикуле прислуги, подаренный одним господином - другому, если столько зарабатывает? Он попытался посчитать сколько колец, браслетов, фибул осталось там, в огне, и первый раз в жизни подумал - хватило бы этого выкупиться? И можно ли выкупаться тем, что дарит тебе хозяин? Сумма получилась такой, что Сидус встал с постели и подошел к окну - глотнуть воздуха. Он ходил в золоте весь, а ещё пояса, одежда, щипчики, кубок... Кубок! Он и его оставил в огне. Ни одной тряпки, ни одного кольца, они же были сразу после купальни... он просто повыливал масло из ламп на пол, вышел как был - босиком, в полотенце на бёдрах, и поджег. Больше двадцати пяти тысяч в латуни! И - ничего! Он просто не думал об этом тогда... Сид сел на корточки у стенки и глухо зарычал. А через некоторое время поднял голову и сказал, глядя в одну точку перед собой: - Забудь. Сам разберусь.
Юлий: -пятьсот это принцепс, -добавил справедливости ради. -я вообще не думаю, что придется с чем-то разбираться. сел рядом, на корточки. Отчего-то белобрысого жалко стало. -приходилось и за недорого, забесплатно даже.
Квинт: Квинт оживился и встал, вплетаясь рукой, сперва сбивался и позволял вести себя, простыня, перекинутая через плечо, сползала и цеплялась, он завязал ее и потом вспомнил и сам, подпевая. Приходили слова. Греческие. Не кассапико по смыслу, а из той четверки сюжетов, что наплелись на провал в памяти. "Значит, будет мне семьдесят, я и это забуду. Надо записывать, надо... куплю все-таки мальчишку. Грамотного." я позабыла, как он купил меня за восемьдесят динариев, я позабыла, как он меня привел, одевал, одаривал, не помню, были его глаза серыми или карими, и были ли у него глаза, государи мои, позабыла. Наверное, были всеж у него глаза, и, наверное серые, потому что купили меня, когда прибыла навья с севера, может, он даже меня любил, но что я сделаю, что я сделаю, если я помню как танцевала, а прочее позабыла совсем, позабыла.
Сидус: - Принцепс? - недоверчиво переспросил Сид. - А почему ты не выкупился? Не отпускают? Он знал, что господин старательно избегает понравится императору - хочет жить. Публий знает что-то такое, чего он не знает, и "месяц" этот не знает, и египтянин не знает, поэтому у господина в подарок вилла, а у Сида браслеты - всё что есть. Но раз этот бессильный умеет разбираться, то и Сид научится. - Я за бесплатно ни с кем не буду. Не знаю как, но не буду, - повернул спокойное лицо к Юлию, медленно расплетая и расчёсывая тонкими пальцами с узкими ногтями то, что наплёл ребёнок в кухне. - Они мне все противны. "И сгоревший... Тоже. Теперь"
Юлий: юлий рассмеялся -ну, во-первых, я только недавно узнал что несвободен. Во-вторых, разницы особой нет. и нет необходимости заботиться о жилье и пище. мы уже говорили об этом с египтянином (какая-то странная обида не отпускала, поэтому и по имени не назвал) Мне без разницы, если и так неплохо кормят и жить не мешают. Раб не раб..тратить уйму денег а затем массу сил..и денег тоже..и ради чего? не. -а вино бы не помешало.
Сидус: "Чтобы выбирать. Самому" подумал Сид, но вслух только подтвердил: - Не помешало бы. Во рту как будто все кошки этого дома нагадили, но он по-прежнему не мог понять почему. Ещё раз посмотрел на Юлия, уже оценивающе: - А ты ничего так. И двигаешься тоже. Вполне мог бы выкупиться, - и без перехода предложил, - так может сходим, может привезли уже?
Юлий: -Ага, а потом покупать жилье и нанимать повара. Я табернскую стряпню жрать не могу, не лезет,-но быструю смену темы оценил, как же, выведет он его, нашел дурака. -Еще я сам за вином не ходил. Пришлось встать и дотопать к Бурому -Слыш, Бурый, будет кто пробегать, скажи Ганимеду, чтоб вина принес как доставят, из нового, того, что в большом,- рассудил, что в большом будет дешевле и вообще не такая потеря,-немного, с полкувшина, проверить,-кивнул в сторону белобрысого,- Сюда. И добавил тише: -Я не могу, сам знаешь почему.
Сидус: "Ну даа... повара, принцепсы, бешеные деньги, за вином сам не ходит, а из-за персидской шлюшки из дома в дом дарят" сопоставил Сид, но усмешки мысль не вызвала, он закусил губу, додумывая, что если он будет так - пропадёт, ведь даже не знает расценок на такого рода услуги, не говоря уж о том, что сотрётся пока скопишь. Или что похуже случится. А услышав от двери "проверить" в свою сторону, с досады, добавил нежненько: - И поцеловать всех на ночь, Бурый. Вот теперь он знал что рассказать господину. О каком неуважении к чужой дорогостоящей собственности. Если конечно кто-то не собрался отравить весь дом болшой амфорой, что оочень вряд ли.
Юлий: Вернулся под покрывало и зевнул, хотя спать уже не хотелось. -Теперь ждем.
Квинт: Квинт разошелся, развернулся лицом к Андронику, положив и другую руку ему на плечо, и повел, сокращая ритм и подгоняя. - Ой боюсь, ко-гда стану ста-рым я не вспом-ню чужих земель, - подпевал он, вздрагивая голосом в прыжках, и прерываясь чтоб пяткой задвинуть поглубже под ложе тазик с водой, - там не ста-вили нам фесса-лии, мы хлестали зеленый эль... и боюсь, на моих поминках удивлю я своих внучат, если вдруг приплывет из Линда тот кто мною там был зачат. Он то наступал, то отступал и придавливал, где надо было присесть, даром что доставал греку макушкой едва до уха, и где надо было приложиться двойным поцелуем в щеки, просто подпрыгивал и касался щекой, не переставая петь. А один раз промахнулся и стукнулся в лоб лбом. - ой. Пусть не ставили нам фессалии, принимали не как гостей, так все равно ж в деревнях плясали, не пустовала моя постель, что нам кельты да их друиды, не ударили в грязь лицом, а что мы были потом разбиты - так от женщины не позор!
прислуга: Бурый не знал, почему этот новый Юлий сам не может. Но кивнул, вздохнул, молча позавидовал и пожал плечами, и вскоре поймал кого-то, кто пробегал, хотя и не надеялся что удасться, господин наверняка удалился на покой, что делать в такую погоду. И вина спустя сравнительно недолгое время принесли, и он засунулся в кубикулу, уже глядя исподлобья на этого белобрысого засранца, что сперва поманил, а потом карауль у двери и не смей. Дернул щекой и спросил: - Кого тут... на ночь?
Сидус: Глядя на рельефный силуэт в освещённом проёме, Сид отлепился от стены, медленно подошел, вплотную, так что чувствовался и жар от тела, и запах нормальный, мужской, без благовоний, посмотрел на лицо, бугры мускулов, думая, что это был бы его выбор и заодно - демонстрация египтянину что он о нём думает. Он был так близко, что если бы у кого-то из них встал - достал бы. Но сам он не почувствовал ничего. Новостью это не было, так было с самого пожара. Сид, почти теранувшись щекой о щёку Бурого, сказал на ухо: - Может в другой раз, когда у вас тут будет поменьше египтян... - пожал плечами и пошел разливать, разбавляя не слишком - уж очень тянуло из окна. - Юлий, а господин ваш не злой?
Юлий: - Я его с пира и не видел почти,-ответил Юлий, принимая вино. Отравленным оно не было наверняка, но чтобы не ломать игру, дождался пока хлебнет белобрысый. - Не злой. Даже слишком. Разбаловал слуг,-так, будто сам не рабом был,-я вообще в гостевой кубикуле, один. И ем обычно отдельно. Откуда мне знать, какой он с остальными, но вроде добрый, здесь я так понял больше не гнева его боятся, а расстроить. - А твой? Я слышал у вас там та еще компания..не сложно с ними?
прислуга: Белобрысый вел себя как будто его тоже хозяину подарили. Бурый постоял, глядя в глаза, чуть подался от шепота в ухо и с опозданием обиженно заступился за свое: - А чем тебе египтян, - понимая одно, а именно что египтян никуда не денется а стало быть попозже значит иди на... Постоял и махнул рукой. - Поделись, ты, гостевой, - уселся прямо на пол, взял у Юлия стакан и отпил. Много чести было охранять тут двух рабов, которые сидят и пьют, а один такого нахвастает, что второму знать не положено.
Сидус: "А у нас... а у нас... неопалимая купина в горшочках" зло подумал Сид, но вспомнил совместные ужины, разгульные пьянки и как на свирепых сирийцев во главе с высоким Тощим все на улице оборачиваются, когда они лектику несут, а от девок люди вообще шарахались больше, чем от панонийской своры, да и Такитус выглядел... внушительно, и сказал почти гордо, включив заодно и себя, не из-за палестры даже а так, за компанию: - Да, у нас все - охрана. Даже девки. У хозяина ж поклонники... лезут. В старом доме со стен собаками гоняли. Но весело. Скучно действительно не было. А Бурый так забрал стакан, что сразу стало понятно кто тут балованный, кто языком чешет, а кому вина не доливают, потому что охрана когда она только охрана - трезвой должна быть. Залез со стаканом на ложе, укутав ноги покрывалом и оттуда, с локтя, улыбнулся охраннику: - Египтянин че? Так посмотреть не на что, а ты вон... бугристый, - надеясь, что и до нужных ушей дойдет.
Andronik: Экспромт, в общем, стоил того, чтобы его и послушать. Чему несколько мешало дыхание и необходимость следить за ногами, которые сами что-то помнили, конечно, но при попытке повторить и подстроиться откликались не всегда идеально. Он еще успевал удивляться, что не все слова незнакомы. Смысл он улавливал. Как-то. - Неплохо,- сказал, расплетаясь и отпуская Квинта, как раз вовремя, чтобы их не заметил заносящий что-то очередное мальчишка.
Юлий: Вино нагло отобрали. Ну и ладно. Юлий проследил взглядом за белобрысым, взял еще одну чашу и налил себе сам, выразительно глядя на Бурого типа хорош охранник. Шальная мысль при этом "бугристый" у остального тела одобрения не встретила и он ее и не высказал. Отчасти чтобы и правда не сбежал. Чтоб не сбежал, надо было бы напрямую, с этим. Постоянно, а любое втроем чревато тем, что двое увлекутся..да и Кайену будет потом неприятно.."а сам хорош..это он на глазах у Публия или Понтия, интересно" -Прямо со стены сбрасывали? С кошельками или без?
прислуга: "Ну а что ты тогда сидишь тут его дожидаешься", - подумал Бурый, усмехнулся, поддернул тунику всей ладонью меж ног и сказал: - Так тебе вроде развлекаться не запретили.
Сидус: Сид как раз пил и оторвался ответить "с кошельками"... но внезапное понимание так застряло в горле, что пришлось выпить весь стакан. Гоняли всех, не взирая на лица и положения, всех, кого не хотел видеть хозяин и со стен, и от дверей... - ...а он не по кошелькам выбирает, - от удивления Сидус сказал это вслух. "А по чему же тогда?!" Но он точно помнил, что недавно господин велел не пускать одного миллионщика-сенатора, но ездил в театр к средне обеспеченному, средних лет и средней внешности хозяину труппы. И не по лицам, не по телам... "А почему??" Додумать не дал Бурый, к которому пришлось повернуться и сообщить: - Так и Кайену не запретили. Меня ему подарили до самых завтрашних игр. - "Уж не знаю за какие заслуги". - Может вашему господину нравятся такие танцы, - это не было вопросом, но и издёвкой не было, хоть и прозвучало недобро.
прислуга: Бурый ничего не понял в этих танцах - он там сидел за дверью и думал о своем, и прислушаться забыл - и почему Кайен должен помешать, если сам же позволил. Так что цокнул языком, зажмурился с бровями вместе и отвернулся, как от кислого: "парень, а выебистый, как девка". Приложился к вину для смены впечатлений. Он, в общем, собирался сразу стакан отдать Юлию, он напиваться не собирался, но тот уже нашел где-то третью чашу. Хотя Бурый точно помнил, что Ганимед принес две. Есть такие люди, едва на порог, а уже как дома, где что лежит, все видят. Бурый посмотрел в стакан и решил оставшимся ограничиться.
Квинт: - да, тут у тебя пробелы в образовании, - заметил Квинт, шлепаясь на ложе и обмахиваясь простынкой, и даже махнул рукой, но вопрос вылетел сам: - Так может, ты рисуешь?.. Ну, ничего, - утешил сразу, - говорю же, одной твоей красоты за глаза... Тебе же не важно, кто что подумает? Или важно? - засомневался он, оценив реакцию на шаги в коридоре, принесшие вино без напоминания. Ганимед разлил. Квинт откинулся на локоть и попробовал. И сказал "Мммм?!" и погладил Ганимеда по боку, потому что по голове не доставал из положения полулежа.
Andronik: Надо было бы оскорбиться, наверное. Но Андро даже ухом не повел. Точнее, он повел ухом, но не на слова, а на вино. Вино и правда было неплохим, оправдывая удивленно-радостное "ммм" -А для чего моей красоты за глаза?,-спросил насмешливо, по-юношески откидывая голову.
Квинт: Квинт, не забывая закусывать - это слово скорее можно было применить к его способу утоления голода, нежели "запивать" - замахал руками: - Ты хочешь, чтоб я скатился до площадной пошлости. Я привел тебя в дом, где меня принимают без объяснений, но до сих пор за мной не замечали склонности к красивым мужчинам. Трудно, конечно, предположить, будто это удивит кого-нибудь в наше время, но это не тот дом, который можно было бы без оговорок назвать домом свиданий, да и ты, как ни как, либертин, и либертин чужой, и мне бы не хотелось, чтоб о тебе подумали так, как вслух при мне не скажут, ибо знают мою способность отбр...хм, - он отжевал окончание слова, предоставляя выбирать между "отбрехаться" и "отбрить", но справедливости ради уточнил: - В общем, бородатых историй у моего гения обычно не ищут. Вот я и обеспокоился, не рисуешь ли ты. На всякий случай. Или, быть может, поёшь. Это встретило бы в доме несомненное понимание и безусловное одобрение, и открыло бы тебе эти двери... ну да ты и сам знаешь. В отсутствии провожатого.
Andronik: Он вообще-то уверен не был, захочется ли ему сюда приходить в отсутствии провожатого, то есть без попутного ветра. Из головы не шел мальчик этот, с которым уже второй раз боги сталкивают. Андро решил не понимать их намеков и дальше, пока яснее не выразятся. - А раньше предупредить про пение и пляски?-спросил уже без всякого интереса. - Будут интересоваться кто и зачем, говори что хочешь Мне все равно. Только в государственной измене не обвиняй - запишу в зачинщики. Не будут спрашивать - поедим, выспимся и разойдемся. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Он запил вином.
Квинт: Квинт не перебивал потому что все же закусывал, а при последнем заявлении поперхнулся и опять замахал руками: - Что ты! Что ты! Смотри, рассердился, а... Да я не настолько умный, каким стремлюсь хотя бы казаться! Прости меня, от души, как я могу не знать тебя? Ах, кто думает о последствиях, когда пьет за обедом?.. не вспомнил вовремя. А, гордый грек, хочешь, отдельную комнату тебе спросим? Кому все равно, так это мне - мне всё - повод позубоскалить, тебе же, видимо, нет, раз это тебя сердит. Брось... Ты действительно красив, до того, что мне даже обидно. И наверняка в отдельную комнату найдешь себе... что захочешь.
Andronik: - Разве что хочешь развлечься и смущаешься при посторонних. Я только с дороги, обойдусь без "кого-нибудь" в постели. Он вспомнил, как пришлось переползать с лежанки на пол в хижине и прислушался к ощущениям-ничего лишнего, можно вместе.
Квинт: Квинт понял, что мыться придется. - Ну тогда пойдем, - вылез из кровати и босой пошел в купальню... В теплой воде разморило. Напевая навязавшийся к последнему экспромту кельтский мотивчик, он то и дело зевал. - Ну почему мне не двенадцать... и я не Салако. Сейчас бы на ручках отнесли... - мечтал он, вытираясь из последних сил. - И почему я не собака, - перед глазами встала картина, когда Минор нянчила щенка, он вздохнул и закончил: - сейчас бы на четвереньках дополз. Вернувшись, он залез обратно в кровать, потер друг о друга ступни и так со свешенными ногами и уснул.
Юлий: Без кошельков - это было уже интересно, но не настолько, чтоб спрашивать, а настолько, чтобы подумать. Он бы может и предложил Бурому поразвлечься с этим белобрысым, так, из вредности и любопытства, и в воспитательных-чтобы не дразнил..и от какой-то злости, похожей на обиду. Да, и из мести тоже, вот ведь гаденыш и чем так глянулся спрашивается, смотреть же не на что. Но мало ли что учудит. Да и египтянин разозлится. Может быть. Сволочь. И Юлий отпил еще. Молча.
Сидус: Рабы Понтия так дружно промолчали после "нравятся такие танцы", что Сид скривил губы в досадливо-горькой и, отчасти, презрительной ухмылке, встал, налил себе вина, выпив там же, не отходя от кувшина, и вернулся на ложе, под одеяло, спиной ко всем, решив выспаться. Пока не началось.
прислуга: Допил и Бурый. Белобрысый гаденыш уполз спать, Юлий... ну а что Юлий. Со скуки придет сам, если захочет, хоть поболтать хоть еще зачем - значения не имело, особенно подозревая, что второе оно вряд ли, если Кайен лапу наложил. Он вздохнул и, бросив на всякий случай: - Ну как знаешь, - вернулся под дверь, где и разлегся на боку поперек, подпирая голову чтоб не уснуть.
Юлий: Пожал плечами и проводил взглядом Бурого. Затем допил одним глотком и улегся рядом с белобрысым, плотно укутавшись во второе покрывало. И такой закуклившейся гусеницей повернулся к нему спиной-противно смотреть было и думалось всякое. К утру он додумался до "не выбелить ли волосы" и "хрена я еще ему что".
Меценат: Мысль не тревожила сердца, но спать не давала. Даже с трудом донеся до подушек, мятой набитых, распаренные телеса, он был принужден свои очи раскрыть в кромешную стражу. Парма позвал, не считаясь с полуночным часом и при неверном свечении лампы надиктовал, будто тут же глядел в документы, вольную для Иоланты он с денежным даром, столь щедрым, что Парма заставил проснуться... А сам, на возмущенный протест глаза закрывая, только о том и обмолвился, что документу завтра с утра даст законную силу у табелиона, с чем и уснул, возражений не слушая боле.
Кайен: утро 26 авг... Ночь оказалась тяжелей, чем можно было бы подумать по высказанному последнему желанию. Кайен понял бы, если б его просто отослали. Но запертый просил надежды, не зная, о чем просит; толкал уже пройденным путем, как чующий воду в пустыне... Не было это удивительным - легче идти под уклон, и доверие, которое оказал обреченный, вверяя жизнь в чужие руки, позволяло и остальным распорядиться по своему усмотрению, не вдаваясь в подробности и закрыв глаза на испытания посмертного пути. А провести своим путем Кайен знал только один способ и избегал его. Поэтому было тяжело, как тащить за ошейник к миске голодного зверя, будучи раненым. Тем более, что другую дорогу он знал гораздо хуже... если даже предположить, что хорошо знал однажды пройденную. Часовое затишье перед рассветом было заслугой усталости. Кайен убрал внешние следы участия, и эдил получил произведение из рук в руки еще до того как поползли по улицам зеленщики. По спящему дому легко расходился звук из кухни и слабый запах свежего хлеба, что не дразнило. Идти - просто идти, проветривая зачумленную голову сопротивлением воздуха, было уже в радость. Куда - определяли раз и навсегда сплетенные нити, десяток лет назад замкнувшие черную гарусину в кубикуле второго этажа над левым триклинием. И немного отпускали путы, спеленавшие череп и торс так, что свобода поднять руку ко лбу и ощущение пота на нем сквозь грубость онемелых пальцев казались странными. Мальчишки лежали вповал - один под дверью и двое на ложе, греческой буквой спиной к спине. Он поднял Бурого и отправил, а сам лег на пол, простилая посреди комнаты покрывало, сначала придавив его коленями, а потом во весь рост разворачивая углы от себя, да так и остался лежать ниц с раскинутыми руками. Формула "уйдем вместе" упорно растягивала в улыбку расслабленное лицо, с той разницей, что теперь он не звал, а провожал, и очень трудно было противиться намерению вскрыть себе вены, когда почувствуется выпадение часа.
Юлий: солнце светило в ухо. Крестец упирался в чью-то задницу. юлий некоторое время поразмышлял что бы это могло значить, ленясь вспоминать. а когда он по очереди разлепил глаза, первое, что он увидел был лежащий на полу Кайен. и что ему мешало рядом лечь. и упереться.. надо было бы проснуться и пустить его уже на ложе."ага, к белобрысому?!? чтоб они тут значит рядышком лежали? ищите дурака." он сладко потянулся, перевернулся на другой бок, чтоб уже не жопой в жопу упираться. и мешающую руку сверху положил.
Сидус: Сид полупроснулся когда что-то подкатилось под бок, а потом улеглось сверху. Он зевнул, не открывая глаз и возмущаясь: - Отважный... блядь, ты дашь мне хоть раз поспааать?! Пошел, ну пошёл вон... - переворачиваясь, одной рукой как обычно отгораживаясь от слюнявой морды, а другой рукой и ногами отбрыкиваясь и привычным движением спихивая здоровую панонийскую псину с ложа... и окончательно просыпаясь от осознания странной тяжести "Отважного".
полная версия страницы