Форум » Жилища » Дом Понтия Мецената (продолжение 1) » Ответить
Дом Понтия Мецената (продолжение 1)
Меценат: новый, очень большой дом. Обширный дождеотводяший атриум, в который выносится столько стульев или лож, сколько требуется и расставляется в нужном порядке (поскольку гостей бывает довольно много и стол может и не быть общим),перистиль, гораздо более озелененный, в который можно пройти двумя коридорами, остекленные спальни, купальня, открытые веранды и множество световых колодцев. Почти всегда кто-нибудь гостит, не говоря уже о постоянных званых обедах.
Публий: - Утром я собирался к тебе именно по этому делу, но это всё такие мелочи... - воздушно отмахнулся По, безусловно признавая преимущество танца перед низкими денежными делами всем телом, легко и пружинисто взлетевшим с подушек. "с твоего позволения, показал тебе кое-что из сферы моих собственных предпочтений" Щиколотки слегка ударились друг о друга и молчаливые до этого ножные браслеты звеняще вздохнули, открываясь и рассыпаясь. По вытянул ногу и уперевшись в мозаику кончиком большого пальца попробовал тихую ноту. Кивнул то ли ей, то ли Кайену: - Я буду гетерой, - широко улыбнулся с видом "неожиданно, правда?", - ты - изменщиком-купцом разбившим мне сердце, мой виночерпий - слугами Дахи, а Понтий будет Понтием... и немножко гостями пира. Пир!! Смеясь, он отбежал ко входу в перистиль - зинь-зинь-зинь-зи... - и замер, преображаясь из расшалившегося ребёнка в томную персиянку, дожидаясь пока Звезда подхватит. Раскрылись гордые плечи, лебяжье склонилась шея, глаза затянуло поволокой под полуопущенными ресницами, жесткий, резкий торжественный восточный ритм вибивали ноги - слуги несли лектику - но выше были лишь текучесть и сознание собственной персидской красоты, только бёдра подрагивали и руки гладили несуществующие шелка. "Лектика" дошла почти до скамьи и По широким танцующим шагом сошел с неё по чьим-то спинам, подбирая несуществующие оборки как девица переходящая через лужу. Он слегка переигрывал с пафосностью входа, но он никогда не боялся казаться смешным - люди любят смеяться. По гордо и чуть жеманно склонил голову перед Понтием. - Я пришла, что же дальше?
прислуга: До виночерпия его до сих пор повышали не часто, обычно сирийцы сами справлялись, разве что гостей было слишком много. "Слуги?? Я один!!". Возвеличенный из псаря Сид, соображая на бегу, расстарался, входя за "госпожой" египетскими мулатами - бёдра рисуют бесконечность, согнутые в локтях руки вверх, ладонями к солнцу - несут то ли лектику, то ли свет и величие "госпожи", потом заструился вокруг хлопотливой служанкой - обязательно же есть какая-нибудь служанка, которая взобьёт подушки и поможет госпоже улечься - и опустившись к ногам, полуобвил их гибким телом, как только оборвался ритм, "сука... если ты меня виночерпием после этого не оставишь..." всем видом изображая симренную преданность.
Кайен: - Ну, разбившим тебе сердце я вряд ли буду когда-нибудь, а изменщиком - в любое удобное время, - оговорился Кайен и поднялся как кобра. Скрещивая перед грудью руки, словно ныряя в широкие рукава, развернул ладони вне, точно отгораживая звук, полуотвернувшись-полупотупясь обошел гетеру и резко остановился, разворачиваясь потупленным взглядом к ногам ее, точнее - к припавшему к ним. Думал он, что если подобное лицо Публий будет делать всякий раз, когда ему случится оказаться у Понтия на глазах, тот найдет еще какую-нибудь невыгодную латифундию.
Меценат: Дальше - растерянный Понтий на том пресловутом званом обеде приветствовал всех приглашенных или случайно к нему заглянувших, а ныне он и придумать не мог, повести себя так же как и тогда, пред собою толпу измышляя, в коей помпезностью прибывшая выделялась, или уважить танцора, как не догадался он по приходе его. И, тяжел как и мыслью, так и телесным ее проявлением, только и удосужился, что величаво подняться. Впрочем, улыбка восторженно очи раскрыла - истинно сей подражатель был неподражаем.
Публий: В ответ на улыбку Понтия заговорили руки. Манящий жест только-только начал рассказывать о запретном, приоткрывая драпировки, обещать долгий разговор порхая около его плеча... Но Публий замер резко, обращённой в камень жертвой горгоны, и только взгляд темнел на ничего не выражающем лице. Он смотрел на Кайена-"купца" словно увидел его только что. - Служанка, - уточнил тихо, - ты уверен? - "...или морочишь мне голову... развратник? сообщиник?" Но сюжет был задан, не ломать же образ из-за такой мелочи как возможная ложь. Он расскажет всё равно... так или иначе. Публий брезгливо, напряженной, изящной как лук ступнёй оттолкнул "служанку" и ярость, не находящая выхода, вздымающая грудь в жестоком ритме гневного сердца, сжимающая живот, вытягивающая жилы как в горячке, понесла его по перистилю изламывая тело под невозможными углами. Ножные браслеты стали барабанами, трубами, ударами бича... он кружился смерчем, летел волной, гнулся титаном под немыслимой ношей рушащихся небес... и обессиленный, почти сломленный, упал на подушки скамьи. Выждал паузу, улыбнулся, обмахнулся веером и заключил: - Мерзавец предпочёл служанку? Я неизбывно страдаю.
прислуга: "Скорпионов вам обоим в задницы!" подумал Сид, стараясь разложиться на полу покрасивве и одаривая "купца" чарующей, узнающей улыбкой. Что делать дальше он вообще не понимал, и краем глаза ловил незнакомые дивижения. Запоминая накрепко.
Кайен: Итак, чего он хотел? Знать, за что убили гетеру. Мог Кайен сказать ему это? Он сам этого не знал. Что он знал? Как убили купца. Служанка? именно. Как показать этому мальчишке, что от него требуется?.. Пока Публий мотался как тростник по ветру, Кайен спиной отошел за колонну, медленно, обходя все предоставленное танцу место, и при этом не отрывал от мальчишки зовущего взгляда. Да, служанка. Пусть будет предпочел. Но, не будь По так занят собой (хотя на его наблюдательность Кайен и рассчитывал), он мог бы оценить эту демонстративную отстраненность,и истолковать, как вызов к первому шагу. Как нежелание выказывать чувства. Возможно, чтоб не расплачиваться за них. И, прижавшись к колонне, он уже недвусмысленно сделал знак, подзывая "служанку" и обдумывая, как заставить его разозлиться до удара ножом.
Публий: Публий досмотрел начатое до падения уже на скамье и, договорив, равнодушно закрылся веером. Под которым закатил глаза к потолку, в который раз взывая к богине не самыми приличными словами - мальчишка был безнадёжен. Куча денег панонийским псам под хвосты. Лучше бы он купил тот браслетик! Ему показывали, а он валялся! Пялясь не туда, пытаясь запомнить движения, слепое повторение которых не даст ему ничего, даже если сможет, потому что... Благая Мать, понятно почему его покойник хозяин с ним затосковал...
прислуга: Сид опомнился за мгновение до того как умолкли браслеты. Египтянин утёк куда-то в угол и чего-то хотел. Заманивал. Сид хотел есть, пить, не хотел играть в их козлиные пляски и перевернул бы нечаянно ближайшую лампу, но для светильников, как назло, было ещё слишком рано. Пришлось встать и идти, изображая пугливо озирающуюся лань (не совсем же та служанка дура чтоб внаглую, при госпоже...?). У колонны к господам он оказался спиной, с лицом можно было ничего не делать и выражало оно одно большое скучающее "ну и че?", пока руки и бёдра чего-то там пританцовывали.
Меценат: Что станет делать Кайен, подойди к нему юный беленький раб, он уже догадался - не даром так виночерпий выпрашивал уединенья с этим мальчишкой, и зрителей вряд ли стесняться стал бы. И Понтию не было в том интереса - ибо захвачен он был удивительным гостем, вплоть до того, что жалел, что не выказал прежде наглой гетере приема, какого она ожидала. И, позволяя обманывать чувства танцору, женскую сущность выказывающему, рядом с ним опустился на ложе, и собственноручно подал вина, и сказал: - Неизбывных страданий вряд ли достоин тебя оценить не способный. Вкруг оглядись, и увидишь ты, чье поклоненье перед твоей красотой и талантом уже составляет счастье, и сделай свой выбор: его приумножить щедрой наградой своей благосклонности, или гордость утешить свою, от чужой отвращаясь.
Кайен: В общем, он понял, куда надавить, чтобы эта скучающая маска подвинулась, и его не заботило даже, добьется ли он нужного эффекта в полной мере. Теперь он смотрел только на Публия, отпуская все недоудовлетворенные с утра желания, и пошел руками по хрупкому телу, сохраняя в жестах красоту танца, опять же для Публия, точно показывая ему, что сделал бы с ним, будь он доступен, и какова его нежность. А руки у него были опытные, и сердце равнодушно настолько, чтоб еще и следить за лицом, когда взгляд падал на мальчишку, меняясь до пренебрежения. Когда прелюдия ему надоела - сиречь истек танцевальный период и нужно было менять действие, чтоб зритель не заскучал, он поднял публиева виночерпия себе на бедра, не сообразуясь с тем, что вонзить пока еще нечего. Лицо выражало что и должно: это потому что ты, а не он. Но когда, вынужденно красиво выдернув собственный подол, он почувствовал его тело, плоть ожила, и он выразительно подломился в коленях, написанное на лице счастье уже отсылалась взглядом снова Публию: это потому, что он твой, только потому. Если этот жесткий и сухой хер во всю полость не обозлит пацана, то грош цена, думал Кайен, мне как актеру.
Публий: - Вот преимущества опыта, - улыбнулся Публий, - опытный муж всегда даст хороший совет. И предложит то, что действительно ценно, - добавил спустя пару глотков, не слишком долгим взглядом из-за килилика давая Понтию понять, что речь, конечно, не о вине, - вино превосходное... Ооо!! Понтий, какой интересный поворот сюжета! - вскинул кисть привлекая внимание к происходящему у колонн. - Боги увлекательно пишут свои трагедии, не представляю как люди дерзают с ними состязаться...
прислуга: Пока его бесцеремонно лапали, Сид думал на кой хер бессильному эти интрижки дохлой конкурентки - развлечь потенциального покровителя что ли больше нечем? Или хочет на двух повертеться - и заодно с Меценатом и этого смазливорожего египтянина зацепить, а не подкатывать же богатому, гражданину, пусть и кастрату, к чьему-то виночерпию как волчице - скуля и подвывая? Да не похоже... И додумался, что хозяин хочет выведать всё про бабу чтоб по её граблям не ходить, вдруг там политика, а "время сложное" (это Сид знал, хоть не слушал, но этим "сложным временем" ему ещё в том доме уши проели).. а хозяину работать... пфф, следил бы за языком и жопой, зачем такие сложности разводить... И пока лапали, он думал, и подыгрывал, без особого, так, чтоб столбом не стоять. Но потом увидел все эти взгляды, и поднятый, зашипел тихо: - А ты не борзеешь? - и попытался незаметно слезть, уперевшись ладонями в грудь, но попробуй тут незаметно, если сила нужна, а держал этот крепко... и мало того что с таким лицом, так ещё и хозяин вбил сразу что похабщины не потерпит - у него работа тонкая, а у этого ещё и встал, и если он сейчас... И Сид вдарил, кулаком, в ключицу, но так, как девка замахнувшись, чтоб выглядело - верная служанка хороших нравов отбивается, а то ебут тут всякие без позволения госпожи... - Пусти, блядь, пожалеешь!
Кайен: Это было поводом расслабиться, а стало быть упасть на спину, конвульсивно хватаясь за грудки мальчонки (и другой, не видной зрителю рукой, мертвой хваткой держа за бедро) и кончить умирая, благо контролировать выражение лица в агонии никто не требовал, равно как и задавать ритм не смел. Побери всю эту галиматью римские боги, если до Публия не дошло, что он убит служанкой, а дожидаться нового, более похожего на пыряние ножом удара, можно было бесконечно. Так что Кайен еще немного полежал, умерев, с улыбкой обращенной к небесам, медленно разжал и уронил руки и подумал, что вид, наверняка, тот еще. Мелкая сволочь вряд ли догадается прикрыть - догадалась бы испугаться мертвеца, что ли. Глупый, мог бы получить удовольствие. Небо было светлое, лежал он в тени и вставать пока не хотелось. Понтия, правда, было немного жаль с его вкусом. Ну да пусть винит гостя, отказавшего в уединении.
Меценат: Понтий увидел - и цвет его щеки покинул. Боги действительно дом его сценой считали, и он с трудом удержался заметить, что эта сцена достойна скорее была бы карликов принцепса. Он подозвал Ганимеда - жестом, - и тихо ему приказал, чтобы тело убрано было. Такой постановки вопроса требовал тон, беззастенчиво заданный гостем. В чем упрекнуть его Понтий не мог, но за что он гостя просил извинить его. - Видишь ли, Публий, если б успел я подумать, кто лучше подходит для исполнения роли... - и он не закончил. Только слегка покачал головой, осуждая.
Публий: Работа была не совсем топорной, наглость - почти умиляющей, и По аплодировал бы внутренне, если бы ему не портили и без того практически никчемное приобретение. Если представление виночерпия не лгало, услуги раба он Кайену всё равно задолжал, но глупо портить такое тело, тем более если оно чужое. Неплохо было то, что любимчик явно терял, и, возможно, надолго, благосклонность своего господина, это было понятно ещё до слов Понтия. И удобно, если он действительно хотел милого Понтия вместо одного-двух этих утомительных... И Публий позволил лёгкой досаде показаться на лице: - Как печально, - адресуя небольшую жесткость в голосе перешедшим границы, впрочем, тут же сменив её на снисходительное: - варвары, Понтий. Мы приближаем их, нам кажется, что они как мы... но всегда обнаруживается какой-нибудь нюанс. Вот и персиянка... - он неопределённо покачал головой. - Но если это действительно было так, а я, кажется понял - слухи всё переврали, она отвергла купца, или совсем, или любовная ссора, он подкараулил служанку - или извращённое вожделение, или дерзкая месть - кто знает кроме богов? - случилось то, что случилось, а жена купца отомстила практически невинной гетере... Если было так, это всё-таки отличная завязка трагедии, кто-то из твоих прекрасных подопечных должен это написать... - "и пусть это разойдётся по городу, а служанку найти... Нерио всё-таки придётся поработать". - А я, кажется, знаю, как привить кое-кому чувство меры, - продолжил уже весело, - он жаждал мальчишку? Так пусть получит его. Если позволишь, я оставлю его до завтрашнего вечера, всё равно я не могу повести его домой так, гм... - легко вздохнул, констатацией, показывая что совершенно не сердится, неприятная мелочь, слуги, что поделать... - у этой красоты такой скверный характер, тебе не придётся тратить время и слова, чтоб преподать своему слуге урок. Он всё поймёт сам. "А если и это ничему не научит Звезду, будет жаль. Лучше б тот браслетик". Рабов По не продавал никогда. Даже самые слепоглухонемые и дурные они знали слишком, на его взгляд.
прислуга: "Хочу чтоб ты помнил - твоя заслуженная казнь просто отложена милостью Великой Матери. Каждый твой день - подарок, который ты тоже должен заслужить" сказанное буднично, но с той же интонацией, с которой говорят "солнце зайдет. и снова встанет" - звучало в голове Сидуса трубами, когда он вставал с этого... с этой суки. И встал он красиво, и отшатнулся от "трупа" трагично, и упал на колени перед "госпожой" на достаточном расстоянии, чтоб не дай боги никакие запахи не донеслись, мстительно думая что поскольку он не был готов, то эта падла теперь не рискнёт приблизится к господам, а ему что - соскользнул, всё сжал, не первый раз... А Такитус, если он правильно понял то, что увидел, умел готовить яды...
Кайен: Кайен прислушивался и ему хотелось смеяться. Когда подошел Ганимед, он поднялся сам, придерживаясь за его шею и обтираясь... чудом не его подолом, салфеткой от стола ("умная рассеянность" - с меня причитается...) за прикрытием его же спины. И осознал, что сильно поистратился - но удовольствие стоило того. Напоминать гостю уже дважды поданный намек ради сомнительной интриги было лень, кружилась голова. Но прежде чем покинуть перистиль, он поклонился Публию, приложив руку к груди. Правда, не сказал, как собирался, что оставлять ему для развлечения уже испробованную игрушку совершенно излишне поскольку та не отвечает предположенным по внешнему виду запросам. Мальчик это и так потом выяснит, а унижать его лишний раз... и без того, вероятно, ему скорее стоило бы посочувствовать.
Меценат: - щедрость излишняя... но, поелику виною мой человек, твоего я, конечно, отмою, - Понтий сжал губы, чтоб как-то сдержать остальное, полное язвительной иронии соображение, что не далее как... словом, совсем еще недавно Кайен напоминал недвусмысленно, что слугой в полной мере Понтию никак не является. Чувство прекрасного было расшатано окончательно - отнюдь не прилюдным употреблением мальчика, но, справедливости ради заметить нелишне, слишком умелым его понуканием к слишком дерзкому изображению болезненной темы.
Публий: Тон Публию не понравился. Недостатков у Мецената было, конечно, куда меньше чем у тех, но про них он уже всё знал, а к этому ещё надо было искать подход... К тому же он устал. Его утомлял египтянин, духота, все эти никчемные покойники, капризные богачи и отсутствие любимой моркови на столе. Но об этом можно было подумать позже. И позже решить, когда непонятное персидское дело не будет висеть над душой вместе с кандидатами в покойники из Золотого. А земля... в конце-концов её можно купить у тех, кто купит её у Понтия. Он мог себе это позволить. Даже если не захотят, полководец всегда может надавить. Как только придет письмо... "Когда же оно придёт?" - Что ты, Понтий, - ответил холоднее, - ты господин и только тебе решать, что на пользу твоим слугам. Раб может отмыться и в ручье по дороге, на то и раб. А вот раб его почти впечатлил. Наконец-то. Не каждый в рабстве может позволить себе иметь характер и железную волю. Глупую, наглую, но - волю. И если ему не показалось - сколько там был у него этот мальчишка? два месяца, три? - может и стоит попробовать. Донести. Что к характеру неплохо бы подошли мозги. После таких уроков ему тоже будут снится сны. Но это, совершенно точно, стоит того... - У тебя нет рук, - жрец смотрел мимо глаз, куда-то, где корчилась слабость. - У меня нет рук, - эхом повторял По. - У тебя нет ног. - Нет. - Твоё тело хрупкое, словно из стекла. - Я из стекла. - Ударь меня. - Как? - У тебя есть разум. Всё исчезало - время, пространство - и он шел на этот голос, осторожно, как по черепкам. Или черепам. И говорил такое, отчего у жреца леденели глаза и сводило судорогой мышцы, в попытке не уронить лицо на пол. И откуда-то, где слабость превращалась в веселящую словно молодое вино силу, Публий смотрел как медленно собирает фригиец мозаику понимающей улыбки, слушал "уже лучше" и тихой змеёй отпускал последнее: - Я не хочу быть таким как ты. И просыпался, в который раз, разбитый как после трехдневной оргии, с саднящими рёбрами, смятым недовольством лицом и горечью во рту. Звал собак, тискал усатые морды и капризно требовал на завтрак двойную порцию моркови. А цветок выкидывал за окно. Публий потянулся, очнувшись от мыслей, лениво обводя глазами стол. Салат. Тоже неплохо. И подхватил вполне симпатичный листик.
прислуга: Сидус украдкой смотрел на ломящийся от еды стол и думал - почему глупый толстый Такитус носит его на руках, если умеет готовить яды? продолжение
полная версия страницы