Форум » Жилища » Дом Понтия Мецената (продолжение 1) » Ответить
Дом Понтия Мецената (продолжение 1)
Меценат: новый, очень большой дом. Обширный дождеотводяший атриум, в который выносится столько стульев или лож, сколько требуется и расставляется в нужном порядке (поскольку гостей бывает довольно много и стол может и не быть общим),перистиль, гораздо более озелененный, в который можно пройти двумя коридорами, остекленные спальни, купальня, открытые веранды и множество световых колодцев. Почти всегда кто-нибудь гостит, не говоря уже о постоянных званых обедах.
Мальчишка: В наказание он и так не поверил, а уж после вопроса вообще деловито потянул из кулака учителя скомканную тунику и с достоинством сказал: - Где-где... Там! - он указал в небо, пальцем и бровями, и разгладил складки. - Когда еще настоящие стрелы были. Ястреб.
Квинт: Квинт отпустил ему подзатыльник и настоял: - К вечеру речь в защиту стрелка из засады. Весь орешник ободрал в саду, очевидно. Покажи остальные. Хорошо сделал.
Мальчишка: - Последняя, - пропуская мимо ушей задание, пожал плечами Салако. - Надо найти, их было двенадцать. Вообще шестнадцать, но четыре я и так потерял в мае, а делать заморочно. Сохнут долго... - и пошел собирать.
Квинт: - Ну конечно, там! - насмешливо отозвался Квинт. - Сочиняешь как Овидий, так что я очень буду удивлен, если к вечеру речи не будет, - и, подбирая то, что летело мимо него и упало в траву, - когда ты хорошо сделанной стрелой в меня не попал, ты бы ястреба сбил!
Мальчишка: "зануда", - подумал Салако и горячо возразил, выныривая из очередных кустов: - А ты сам пострелять попробуй с этими бинтами! - нырнул обратно, отодвинул ветку, резко отшатнулся, потом так же резко подался вперед, чтоб рассмотреть рану в животе лежащего на земле человека, а потом порывисто развернулся к Квинту, с привычно быстрым: - Это не я! - на устах.
Квинт: Величина глаз и несомненная искренность заставили Квинта подойти поживее. Там он снова подскочил на месте и согласился: - Вижу. А ну быстро к управляющему... Эх, и почему у вас собаки нет?
Мальчишка: Повиновался Салако с необычной для этого дела покорностью. Управляющего искать не стал, поскольку в атрии наткнулся на Кайена.
Квинт: Квинту только и осталось, что присвистывать, потому что, судя по дырке в животе и положению тела, мужик загнулся так мучительно, что и кричать не мог. И били наверняка, чтоб в живых не оставить. Правильно сунули, в печень прямо. Он вздохнул. Поправил на лице косую улыбку и поплелся в дом, поймать и приставить кого-нибудь из слуг, чтоб больше никто на это садовое украшение не наткнулся.
Юлий: Фразу "как это можно" он на свой счет не принял. Руки, придавленные - не убрал. Подождал, пока тело, повинуясь естественному качающемуся движению распрямилось. И не важно сколько пришлось ждать. Торопить было нельзя.
Меценат: Напряжение постепенно спало, когда он перестал стараться его пересилить. Пара рыдающих вздохов да жалоба слабо вырвались в эхо под свод над купальною чашей, слышали только фигуры в их мраморных нишах, видели только некрашенные их глазницы, так что свидетелей не было - не нарисован в веках зрачок, не просверлены уши для звука. Унктору только досталось, что был незаметной помощью где-то на переферии сознанья: - Как это можно! Какое неуважение! Выбрать мой дом и мой пир, для чего? - для сведения счетов!
Кайен: С гостями он был особенно внимателен. Некоторых, кого помнил (или вспомнил) за столом злополучного триклиния, особенно ласково расспрашивал, как им понравился танец огней, довольны ли остались напитками и нет ли пожеланий насчет блюд. Когда к нему подошел какой-то неузнаваемо притихший хозяйский сын и выманил в относительно безлюдное место, он уже представлял себе приблизительно, как это было, а после его слов перед глазами мелькнуло несколько лиц, в числе которых был даже парфянский посланник. Но тот слишком долго плавал в имплювии, чтобы на него могло пасть подозрение. Он без промедления послал за эдилом, не торопясь, однако, к Понтию, так что подошедший управляющий только утвердил его в мысли обождать. Он вышел в сад украдкой и довольно долго разглядывал мертвеца, прежде чем вернулся в дом. И несколько минут сидел в атрии, в дальнем углу, не смущаясь тем что гости еще не разошлись.
Юлий: Фраза, которую сказать хотелось "все смертны, понтий", вряд ли бы утешила уже немолодого мужчину и юлий промолчал, потому как подливать масла в огонь согласным возмущением тоже настроен не был. Он только чуть сильнее стал вдавливать пальцы в постепенно расслабляющиеся узелки, стараясь в меру сил и без сильной боли снять эти твердости.
Квинт: Путаться в доме расхотелось, да и разговаривать с Понтием на тему, найденную в саду, желания не было. А вот собаки, преследующие его со вчерашнего Цербера, а то и раньше, причем даже во сне, стали казаться одним из благ, посланных богами людям наравне с огнем - причем стало интересно, почему нигде не упоминался герой, пострадавший за этот подарок. Должно быть, все дело снова было в природе вещей. >>>>конюшня Авдиев >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Меценат: Понтий нашел в себе силы собрать свои чувства - правда, пришлось ему зубы сцепить ненадолго, путь выбирая среди ощущений зыбучих через надежное негодование. - Хватит, - мягко сказал, от старательных рук отстраняясь. - Благодарю тебя, чтец. Помоги мне одеться... Что-то от Ливия нет никакого намека на интерес, чем затея его завершилась.
Юлий: Юлий аж поперхнулся. Здесь он уж никак ни в роли чтеца был, да и забыть уже успел, что представлял на пире. Тем более что то пафосно-жалостливое нечто что он изобразил, вспоминать было неприятно. потому как по сути ничем кроме обещанных пяти сотен принцепс не привлекал, надеяться, что ему чего-то отломится от его власти-было глупо. Да и игра была не из безопасных. юлий предпочитал рисковать деньгами. Они появлялись снова. Он подал понтию одежду и помог облачится. одевать кого-то было не в пример проще, чем облачаться самому. наверное, стоило спросить распоряжений, но понтий был не в духе. Да и у него были другие дела, поважнее.
Меценат: - Как ты считаешь, ему уже что-то известно? - резкой реакцией Юлия он отвлекался от неуютности гнева. Вчерашние мысли все представлялись безмерно тусклее событий, рухнувших прямо с утра на похмелье и слабость. Как показаться могло ему, будто способность мальчика голосом что-то вложить в стихотворные плутни может привлечь, повлиять, обмануть, потревожить сердце балованных судей, в попытке попыток подлинного не заметить обязанных даже - как по стратегии Ливия и полагалось... - Мне очень жаль, что ты вынужден тратить в интригах лучшее, что в тебе есть. И не хочется думать, что убедиться придется тебе на примере этого случая в неблагодарности этой скользкой дороги.
Юлий: -Вряд ли,- скривился юлий,-они вчера неразбавленное пили..а потом уехали.. пожатием плеч давая понять что сомневается, что он проснулся. А будить его такой вестью.. и добавил -В риме убивают ежедневно.. и так же, через пожатие уточнил -Это был жалкий экспромт. Я другое должен был..
Кайен: - Если угодно, этот человек ничего подобного не планировал, иначе он выбрал бы более умный способ избавиться от него. Не вызывающий подозрений способ. На лице Кайена, вошедшего как раз на словах об экспромте, было написано, что это за способ. Гости по большей части разошлись, оставшиеся собирались, ушел даже Квинт, обычно застревающий после пира на несколько дней, управляющий ожидал эдила, Понтий, судя по всему, был уже способен воспринимать новости.
Меценат: - Ааа... - протянул господин долгожданному голос. - Нет, говорили мы вовсе сейчас не об этом. Но продолжай... - он степенно одергивал складки, Юлию слабо кивнул: - я давно это понял, и потому посчитал тебя небезнадежным.
Кайен: - Этот человек убил сначала охранника. Причем таким ударом, от какого отмахнется любой уличный мальчишка. Значит, от него подобного не ждали. Они искали уединения, так что, возможно, это была женщина, или кто-то, кем было бы странно пренебречь... Либо очень давний знакомый, что женщину не исключает. То же самое можно сказать и о самом Аль Бани. Очень непросто всадить нож в сердце человека, который лежит за столом и ест правой рукой. Он либо сидел, либо вообще встал навстречу, и... у него в бровях сурьмой написано, что встреча его обрадовала. И прежде чем его скатили под стол, он лежал на спине не меньше времени, чем нужно для десятка спокойных вдохов - может быть, тот, кто убил его, что-то искал - значит, в триклинии не просто не было в это время никого, но даже ожидать чьего-либо появления было бы странно. То есть, убит он был примерно когда принцепс закончил свое выступление. Тело уже остыло но еще не успело окоченеть.
Меценат: Понтия чуть передернуло. - А без деталей, есть у тебя подозрения, кто это сделал?
Кайен: - Есть, - останавливая хождение вдоль стены взад-вперед, милостиво согласился Кайен, и взглянул искоса и свысока. Он сомневался, стоит ли произносить это прямо, причем в присутствии посторонних. - Один из тех, у кого могли найтись причины сделать это, находился уже в триклинии сразу после танца, другую никто не видел с момента явления цезаря, - он умолчал, что судя по тому, как выглядела, покидая пир, гетера, она сама и могла послать того, кто исчез с пира в разгар его. - Есть, однако, еще одна возможность, и подтверждение ей мы получим вместе с приказом умереть.
Юлий: Юлию стало нехорошо. Вряд ли от страха или от брезгливости. Ему бояться принцепса было нечего, с той самой минуты, как он упустил возможность вторично привлечь его внимание. Пожалуй, даже хорошо, что не удалось задуманное. Стало в какой-то мере жалко, до тошноты, всех этих высокородных, которых не спасает от гнева продажной девы ли принцепса ли ни деньги, ни статус, ни место, ни обстоятельства. Как- то это было глупо. Более нелепо, чем смерть бродяги в подворотне от случайного ножа. Потому как бродяга к ней готов изначально. Да и сам Юлий бывал к ней готов не раз, когда возвращался в термы с большим кушем - от клиента или после удачной игры. Но возможно именно это ощущение его и хранило.
Меценат: Понтий лицо подтянул. Только сразу глаза помертвели. Гордую голову поднял и выпрямил спину, как распрямился бы тот, кому искривлять ее больно. Юлию он собирался сказать, что покуда Ливий не хватится, может он здесь оставаться, но предлагать покровительство после того как прозвучало предупреждение...
Юлий: юлий подумал "не на него ли намекают?" и произнес негромко: - Если позволите, служанка одной из гостей..которая всегда при госпоже.. Ее не было. Это я еще через всеобщее удивление явлением заметил.. Она исчезла незадолго до того, как..принцепс возвысился и..(не найдя подходящего слова юлий закончил) начал шуметь. Удобный момент для чего угодно - никому не до чего дела не было. Вероятнее всего, это месть, причем месть - неожиданная, просто удачный момент подвернулся. Возможно, его не ожидали увидеть здесь, поэтому и нож, а не что другое., - договорил он, слегка смутившись тем, что влез в доклад, когда его не просили. - Я эту женщину знаю, - соврал Юлий, - она ножом владеет..не по-кухонному. А этот Аль кто-то-там обрадовался - приглашению от ее госпожи. Все просто. - Это их персидские игры. Восточная порода особая..даже не знаю с чем сравнить. Я знал одну девушку, которая специально подхватила нехорошую болезнь, чтобы свести в могилу того, кто разорил ее семью. Такие люди., - юлий пожал плечами и наконец замолчал.
Кайен: Кайен взглянул все так же свысока теперь уже на Юлия адресовано. Именно этого он не хотел говорить прямо. При посторонних. И усмехнулся, так, что выдох качнул его позвоночник, и расправленные плечи повело, и чуть откинулась голова, которую он плавно повернул в его сторону. - Маленькая месть богатой женщине? - спросил с лукавством и пониманием, в котором сквозила снисходительная доля одобрения. - Да, это могло быть. Нож весьма приметный.
Юлий: - А больше некому, - недоуменно произнес Юлий на небезосновательный упрек в мести и зависти, - Нерон же не дурак. А конкуренты - выбрали бы другое место. И время. И способ.
Меценат: Понтий хотел возразить: "при наличии силы кто удостоит ума, обвиняя в измене и отнимая имущество у гражданина?", но воздержался, а вслух равнодушно заметил: - Римские бабы не чтут ни мужей, ни законов гостеприимства, как Ливий сказал... Неужели так опуститься могла эта женщина? Боги, можно ли, так отнесясь, ожидать уваженья? В это поверить нельзя... Известили эдила? Пусть отвезут... на носилках... убитого... к дому... Я напишу им... родне его... Секретаря мне... Так, прерываясь меж слов, он в таблинум поднялся.
Кайен: Кайен погладил Юлию горло, как кошке. - Придет эдил, снова разбудят. Я сегодня хотя бы в сиесту высплюсь? - сказал недовольно, глядя куда-то в сторону. И пошел, на ходу возвысив голос, чтоб Юлий слышал, но не оборачиваясь: - Если Курион тебя не хватится, можешь оставаться.
Юлий: Юлий как и положено коту глаза прикрыл. Разве что не мурлыкнул. И естественно захотелось выспаться как раз и не дать. Но посягнуть на желание Кая забыться сном было бы..бесчеловечно. Как и неправильно было бы бежать за ним с криками "возьми меня!". А после брошенной через плечо (даже не обернулся!) фразы вообще как-то..Юлий досадливо дернул плечом и подумал было пойти за Понтием, но тот уже ушел, а так как никаких дополнительных распоряжений не поступало, отправился к себе в кубикулу, потешив самолюбие парой брошенных на него удивленно узнающих взглядов и случайных полуприкосновений. Но в комнату он вошел один. Как-то настрой был не особо.
Кайен: изнуряющая тошнота заставляла извиваться так, словно тело пыталось выползти из кожи. Кое-как отскребая оскверненное Сах с земли, он перебрался ближе к чаше в стене. Но видимо вода тоже содержала в себе скверну. Он приготовился терпеть жажду и ждать, что в конце концов одержит верх, и думая, что умирать ему поздно, сердце уже слишком много знает о нем, когда кто-то придавил его шею и сказал жарким шепотом на ухо: - тебя проиграли. Проснувшись, он понял, что лежит неподвижно и на щеку и ухо наползла солнечная полоса. Время от времени ему это снилось. Он вспомнил, что именно в тот раз кто-то подал ему яблоко, ни за что, просто подал. Может быть именно это яблоко его спасло. Оно было такое крупное, что пальцы не могли обхватить его целиком. И чистое. Отвернувшись от солнца, он требовательно дважды хлопнул в ладоши, и сказал кому-то появившемуся за спиной: - Принеси мне яблоко.
Юлий: В какой-то момент маясь от безделья и невозможности заснуть, он пару раз перекатился на ложе. Потом встал. Походил по комнате. Заняться было определенно нечем, пока он не посмотрел на ноги. Ноготь на большом пальце подломился и неприятно царапал. Предполагать что здесь как у Куриона вокруг него будут хлопотать было бы глупо и он, не сумев оторвать пальцами, свернулся и откусил лишнее. "Хорошо что пока со всеми не селят.." хотя он не отказался бы пару-тройку часов прожить вот с этим, смуглым..не обернулся зараза..ну и пошел!
письмо: ...письмо принёс меднокожий, разодетый, словно небедный римский торговец, раб. Узорочье богатых тканей не слишком скрашивало иную господскую прихоть - два уродливых белесых шрама вместо ушей. Раб склонился в низком восточном поклоне, и немыслимым образом вывернул смуглые руки, протягивая письмо. Письмо пахло, как лживая гурия на ложе шаха - сладко и дорого, и столь же умело прикрывало бесстыдную наготу содержимого бессчисленными покрывалами внешней обольстительности. Письмо рассыпалось жемчугами учтивости и бисером признательности почтенному хозяину роскошного пира, ничем не уступившего пирам богов, письмо ластилось драгоценным шелком уверений в совершенном восхищении, безмерном уважении, и курилось розовым маслом изъявления иных достойнейших чувств. Письмо раскинулось вышитой золотом картой, по извилистым дорогам которой толпами блуждали изысканные комплименты вкупе с восточной велеречивостью, среди которых едва не заблудилась скромная, небеленным холстом одетая просьбочка - по возможности разыскать и вернуть подателю сего рубиновое кольцо, по-видимости затерявшееся на вчерашнем (..роскошном! ..несравненном! непревзойденном!..ах, да, вернемся к просьбочке.. ) пиру. Письмо ощерилось глумливым подмигиванием, сдобренным притворно-стыдливой ухмылкой - мол, исключительно между нами, солидными мужчинами!, - и между делом поведало пикантную историю, во время которой и было, вероятно, утеряно столь дорогое ( ...как память, милейший мой! как матушкина память! ) кольцо. Письмо хихикало и взывало к пониманию - пресыщенность жизнью ( ..нам ли не знать?! ) толкает порой на такие безумства, о которых потом и говорить-то стыдно, но зато вспоминать сладко вдвойне! Письмо умоляло - чтобы никому, никому! (...ах, Римские сплетники засмеют, не убоявшись статуса!), и целиком доверялось досточтимому Понтию, словно рыночный воришка богам, рассказывая, как чудесные вина (..хвала, хвала хозяину!) взыграли в сердце и прочих членах, и излились неудержимой страстью на пожилую служанку прекрасной госпожи - вместо того, чтобы обратиться, как полагалось бы, на юную гетеру! ...и (ах, двойной стыд! и нет прощенья! ) внезапная, запретная и сладкая эта любовь не выбрала себе иного времени случиться, чем изумительное (..как же могло быть иначе?! непременно изумительное!) выступление солнцеликого Цезаря - и начавшись на пиру, достойном богов (..и пусть простится косноязыкому автору сие повторение! ), до самого утра продлилась она в доме пишущего эти строки, куда они устремились, неприметно покинув пир, сразу после того. Письмо покаянно улыбалось, просило понимания, винясь за столь непритязательный выбор - и по секрету добавляло, впрочем, что старое, выдержанное вино оказалось на диво игристым и пьяным, и уснуло только теперь, наконец позволив отдышаться - и обнаружить потерю кольца (..ах, в пылу такой сумасшедшей страсти неудивительно было и голову потерять в доме почтеннейшего Понтия!). Пьсьмо заканчивалось длинным перечислением всех титулов и почетных регалий, а затем и размашисто-витиеватой подписью парфянского посланника.
Меценат: Понтию сперло дыханье. И тронула щеки краска, с которой румянам соперничать было бы трудно. Чуть розоватые скулы холодной ладонью огладив, поднял он взгляд, заметавшийся в стенах и громко кликнул Кайена. Всему он поверить бы мог, если б только не помнил, как из имплювия пьяным того доставали, чья разодетая подпись внизу красовалась
Кайен: Сон не прибавил ему доброго расположения духа, и яблоко, по сравнению с воспоминаниями проигравшее втрое, не поправило дела. - Этим нельзя кормить людей, - давил он Фауста, приготовившего остатки пира на раздачу беднякам, - это будут есть разве что свиньи, - не смотря на то, что по собственным наблюдениям знал, чем порой благополучно питаются люди на улицах. А может быть, именно поэтому. На возражения он надменно отказался разбирать объедки, и Фауста избавил от него только зов, до кухни из таблинума, конечно, дошедший посредством раба. ...Понтия он застал еще более возмущенным, чем был сам, что несколько успокоило.
Меценат: - Мерзость, - сквозь зубы сказал ему Понтий, бросая пошлое это письмо через стол, так как жеста не рассчитал, и оно лишь за край зацепилось вместо того чтобы с краю остаться, и в ноги Кайену с шумом упало, взметнув заворот скорпионий.
Кайен: Письмо он прочел бегло и спокойно пожал плечами: - Мальчик угадал, это парфянские игры. Он явно покрывает убийцу, и если нам удасться выловить в имплювии этот рубин, в чем я лично сомневаюсь, он будет считаться уплатой мне за молчание. Он подумал и пробасил себе под нос: - Да и то это как-то... ссскуповато.
Меценат: - Нет, эта женщина явно меня невзлюбила... О, я теперь понимаю, что значили прежде, в доме ее... неудобства! Одно непонятно, нужно кому унижение этого дома, чем я успел навредить ей, кому помешал я, если политики я не касаюсь!.. И что же, вот меня вором назвали, и просят в секрете это держать! И прикрылась парфянским посланцем, чтобы служанку свою сохранить, и при этом не поплатиться за низкие игры нимало...
Кайен: Кайен снова пожал плечами. - Возможно, это она, а может быть и нет. Я никогда не спрашивал тебя, но от твоего ответа зависит, поймешь ли, что я хочу сказать... Кто я, как по-твоему?
Меценат: - Что это значит, Кайен? - от такого вопроса кровь отлила от лица. - Я тебе доверяю, ты же мне хочешь сказать, что тебя я не знаю, что и в твоей откровенности есть недомолвки? Как мне тебя понимать?
полная версия страницы