Форум » Жилища » Дом Тривии Августы » Ответить
Дом Тривии Августы
Тривия Августа: Старинный родовой дом Валериев, уютный и светлый, находится близ Форума. В области атриума двухэтажный. Сдержанный и скромный фасад, продуманная обстановка, ничего вызывающего и кричащего - благородная простота и истинно греческое изящество. в общем, дом, способный, не бросаясь в глаза, удовлетворить хозяина с самым взыскательным вкусом. [more]В доме, помимо хозяек, обитают: нянька самой Тривии и маленькой Мелии - гречанка Мелетия правая рука госпожи, вдова; две её дочери - Фотиния и Агата - кухарки; Любимицы Тривии, служанки Шани и Озеай - юные и очень смышленые египтянки, частенько использовались бывшей хозяйкой для выполнения весьма щекотливых поручений; Четыре охранницы (в том числе здоровенная Сахра и невысокая немая Висса); египтянка Исса, маленькая (лет 12-14) египтянка Неби, невысокая ладная гречаночка играющая на сиринге... и прочая прислуга, за исключением чужого беглого раба Фокия - женщины.[/more]
Озеай: - Но... госпожа, - попыталась вставить в паузе Озеай, пока хозяйка окончательно не потеряла самообладание, - это ведь не трибун городской когорты, а трибун преторианцев, а значит госпожа Терция могла в полити... - и осеклась, услышав "мы наследники. Ты понимаешь, о чем я? поедем сейчас - и подумают, что бежим, а раз бежим...", посмотрев на Кварту настороженным взглядом. - Я поняла, госпожа. Да, госпожа, - и выскочила на кухню словно за ней уже гнались. "Наследники... как я не подумала? А ведь она вчера выходила куда-то вечером, одна... и сегодня одна ушла, не взяла никого". Кроткая овечка Минор, конечно, не могла. А вот Пирра... она же её практически не знает, видела раз десять в доме прошлой хозяйки, да эти несколько дней. На что способна она? Если они с Тривией одного поля ягоды... Озеай стянула ещё вина и забилась в их с Шани каморку, ожидая зовущего окрика в любой момент. Или криков. И пытаясь не думать о том, что ждёт её с новой госпожой и что сулил тот преторианец.
Валерия Пирра: Уже в купальне ругала себя за то, что слова подбирала наспех, не так и не те: "Что она подумает теперь?.. Она подумает, что я в курсе, что там в завещании и..." - слезы каплями срывались вниз, Пирра беспрестанно отирала их тыльной стороной ладони, но остановить не могла. Зашла в воду, поджала ноги и зарыдала, сдавленно и глухо: "Что мне делать теперь?" - самое худшее, что только могло произойти, произошло как раз тогда, когда она наконец почувствовала, что счастье возможно, теперь - возможно; Пирра умылась раз, второй, всхлипывая, ей будто снова было лет десять, когда Тривия имела над ней неограниченную власть, Тривия решала, когда и что ей делать, а Валерия пряталась в кубикуле и плакала в углу - от обиды, возмущения, от чувства несправедливости и покинутости. То же самое чувствовала она и сейчас, все происходило, как нарочно, в самый неподходящий момент, когда она не ждала, а не ждала - значит, была уязвима больше всего. Даже смерть сестры - которая, как любая смерть, никогда не бывает ни вовремя, ни ожидаемой - заставляла ее чувствовать обиду и унижение, словно это издевка напоследок: "Я ведь говорила ей, говорииилаа!.. - Валерия в сердцах отбросила свесившиеся вперед мокрые пряди, - я предупреждала ее, что шляться ночами опасно! Я... - и рыдания душили, и злость мешалась с чувством вины, - это не я, я просила припугнуть, не могли они ослушаться, я строго-настрого... А теперь этот преторианец... Этот..." - Валерия споткнулась на полумысли, окунулась в воду с головой: - Так-так... Надо собраться, давай, соберись, - прошептала сама себе, открывая глаза, наскоро вытирая ладонью с губ и щек воду, и затихла на время. Мысли выстраивались медленно: "Как она сказала его зовут? Марк Корнелий - где-то я слышала это имя, совсем недавно... - Пирра напряглась, восстанавливая события дня, - Тибр, Тирр, фонтан, - ей стоило усилий, чтобы не соскользнуть в эти воспоминания, не остаться в них и не заплакать снова, - игры.. Точно! Амфитеатр, тот, плечистый, которого обсуждали Клавдия с Ириной. Так, уже хорошо", - она села поудобней, выдохнула: - Думай. - Скомандовала самой себе, - Озеай сказала: ходила к Пуппию, Куриону... А потом про преторианца и что-то политическое, - у Валерии заблестели глаза, потому что показалось, будто забрезжила надежда, - она ходила к Куриону, сюда явился трибун преторианцев - значит, там что-то серьезное. - Она перестала говорить вслух и остальное додумывала молча: "Вряд ли шайка городского отребья наделала бы столько шума, что к нам пожаловал сам трибун преторианцев. А что если... если это и правда - сестренкины делишки? Насолила этому Куриону, и... - Пирра даже вся подобралась от этой посетившей ее догадки, - мало ли, что это за важная птица... если так думаю я, так может подумать и Марк Корнелий. И, скорей всего, будет прав... Ох, и на кой я так неосторожно ляпнула Озеай про завещание?" - Пирра покачала головой, набрала в ладони воду и плеснула на лицо. Вспомнился фонтан, и как Тирр учил ее правильно пить, Валерия непроизвольно провела большим пальцем руки по среднему и указательному, вспоминая ощущение от прикосновения к узкой полоске шрама на его шее, и даже улыбнулась слегка. От сердца немного отлегло: похоже было, что в смерти сестры она все-таки не виновата, к тому же во время убийства она была с Тирром, и он мог бы подтвердить это в случае крайней необходимости. Но только крайней. Впутывать его в это она хотела меньше всего. Ей и так придется обратиться к нему за помощью - у нее больше нет никого близкого в этом проклятом не родном ей городе. Валерия тяжело вздохнула, но плакать больше не хотелось. Во всяком случае, сегодня. Она отклонилась назад, позволив телу соскользнуть глубже в воду, прикрыла припухшие веки и стала дожидаться Озеай с новостями о младшей сестре.
Озеай: Вино кончилось обидно быстро, а время темноты и тишины вместе с ним. Озеай выбралась из своего убежища и, насупившись, пошла исполнять приказание. Но только заглянула в дверь и отпрянула. Хозяйка нашлась уже в купальне, Озеай, едва не поскользнувшись на влажном мраморе, на дрожащих ногах зашла так, чтоб стать перед лицом Пирры и опустилась на колени, чтоб говорить не слишком сверху: - Госпожа, ты велела доложить как там Минор. Она... нехорошо. Плачет, мечется, приказывает подать ей одежду, хочет идти к Тиберию Скавру - плевать ему в лицо. Мелетия дала ей мака, говорит - отвары не действуют. Помочь тебе искупаться, госпожа? Или прислать кого-нибудь?
Валерия Пирра: - О боги, - выдохнула Пирра, - вот видишь, а ты говоришь: ехать, - она помолчала, грустно раздумывая, - есть у нас что-нибудь, успокаивающее сильнее? Скажите ей, что я здесь, втолкуйте, что она разбудит Эмилию, если не перестанет, и поэтому я прошу ее лечь спать. И напоите вином, - Валерия внимательно глянула на Озеай, - этот... Курион - ты знаешь, кто он? Не мог он... Тривия не могла ему чем-то досадить настолько, что он подослал кого-то ее убить? - спросила прямо, без обиняков, и встала.
Озеай: "Сильнее макового сока?! Только бы они обе рассудком не повредились... и я с ними" закусила губу Озеай. - Он сенатор, госпожа, больше я ничего не знаю, прости. Поклонилась и вышла с облегчением, но вместе с горячим паром из легких никак не выдыхалась тревога.
Валерия Пирра: "Сенатор", - это только утвердило догадку Пирры. Она кивнула Озеай и ответила: - Я уже искупалась. И я хочу побыть одна. Завтра сложный день. Валерия лежала на спине, открыв глаза и считала: "Что там в этом завещании? Тривия не могла не упомянуть там Эмилию. Майор и Секунда получили по сто тысяч, когда вышли замуж, - она напрягла память, - а Терции, как любимице отца, достался еще и дом... - Валерия поморщилась, вспомнив о странной гибели мужа сестры, о напряженных отношениях с Эмилием Скавром, да и со всей той семьей, - у нас с Квинтиллой по сто тысяч и дом напополам... Сколько это? Ну, еще тысяч пятьдесят... Итого у меня нетронутых сто пятьдесят тысяч, - Валерия вздохнула, меньше всего ей сейчас хотелось вести эти подсчеты, чувствуя, как темнота сгустилась и давит на усталое тело; почему-то вспомнилось лицо Валерии Секунды, запечатлевшееся в памяти за тот год, который Пирра провела у нее: каким безмятежным он ей показался в сравнении с тем, что навалилось сейчас, - у Минор только сто тысяч, отец ее никогда не любил... - теперь об этом подумалось с щемящей грустью, - а меня?.. Любил ли кто-нибудь меня? - Валерия отмахнулась от этих раздумий, устало провела ладонью по лицу и сосредоточилась снова, - больше всего, конечно, у Тривии, один только дом потянет тысяч на двести, а еще подаренное на свадьбу... А еще приданое и наследство... Тысяч четыреста пятьдесят. В общем, - мрачно отметила про себя, - недурное наследство... Настолько, чтобы считать, что это я приказала ее убить..." - Пирра перевернулась на бок и закрыла глаза. - Но ведь не могут же они все не вспомнить про Эмилию, - она проговорила это вполголоса, раздраженно, и даже привстала на постели, - может, она вообще все оставила дочери. Глупо считать меня такой дурой, которая могла об этом не подумать, - легла снова. "Нет, остальное - завтра", - все в Валерии противилось обдумывать случившееся дальше: слишком потрясена, слишком вымотана, совсем одна и напугана; она опять упрямо закрыла глаза и перенеслась в единственное место, где по-настоящему хотелось быть - и сейчас, и всегда. Лежа тихо, стараясь дышать медленнее, Пирра представляла, как темнота кубикулы перестает быть тяжелой и давящей, превращаясь в воду Тибра. Там останавливалось время, солнечные блики соскальзывали с одежды на днище лодки, и рядом был Тирр - тот, в чьей власти находились и течение реки, словно нарочно замедленное, чтобы они дольше могли быть вдвоем, и солнечный свет, и ее счастье. Валерия скрестила руки на груди, как будто прижимая к ней того, кого новые обстоятельства опять грозили отнять, словно не отпуская саму жизнь, которую она ощутила с Тирром. Она сконцентрировалась только на нем - и вот уже видела любимые глаза, собравшие в себя все тени, потому глубокие и задумчивые, чуть блестящие, когда он поворачивается к солнцу и улыбается, несколько непослушных прядей - левая рука чуть дернулась, потому что снова захотелось дотянуться и убрать их с его лба, коснуться лба губами и остаться так - тонкий длинный шрам, которым бы она согласилась стать не задумываясь, только бы всегда быть с ним. Валерия почти почувствовала снова осторожные прикосновения: там, где он прикасался и целовал, кожа теплела так, будто все это было мгновение назад. И вот уже стены кубикулы растворились, исчезли, вместо них были вода, солнце и простор, и Тибр бережно укачивал Пирру, положившую голову на горячее плечо Тирра, навсегда оставляя их двоих в этой безмятежной игре света и тени в идущем по кругу времени...
Озеай: Всхлипы Шани, отпущенной Мелетией от уснувшей наконец-то госпожи, мешали и спать, и думать. Третий раз сбившись в подсчётах, Озеай отвернулась к стене, крепко прижав одно ухо к простыне, а второе накрыв подушкой. Проведя девять лет в доме Ацеррония, опекавшего всех незамужних Валерий на правах мужа старшей сестры, а потом по праву данному завещанием их отца, она знала подноготную семьи лучше, чем младшая госпожа, которая, кажется, так и не научилась ни считать, ни думать, даже перебравшись сюда - в Рим. "Это ж надо - так обозлить преторианца, что он готов подкупить доверенную рабыню дома, даже выкупом манит!" в который раз подумала Озеай и в третий раз принялась считать. "Три старшие выходили замуж при жизни отца и получили по сто тысяч, а чтоб удачно выдать любимицу, Валерий дал за ней ещё и римский дом предков... старшие до сих пор ей этого не забыли, вздыхали, косились, то-то она сюда сбежала как только отец помер. И наследство поделили - всем шестерым по сто досталось, а Кварте и Квинтилле ещё и дом греческий напополам. Тихоня самая бедная, значит. А Терции ещё муж дарил, и родня, и мы тут с ней целый год..." от воспоминаний об убитой у Озеай по телу пошли мурашки и духота в каморке показалась непереносимой. Она скинула подушку и перевернулась на спину. "Не знала бы Минор про шкатулку в таблиниуме, ведь можно было бы Пирре и не говорить... а так - придётся. С этой шкатулкой тысяч пятьсот наберётся... Точно не старшим. А младшим если что и оставит, так мелочь всякую, как клиентам... не могла же Пирра этого не понимать? Или Терцию семья за что-то приговорила? Куда она могла полезть? А может и правда Скавр отомстил?.. Полмиллиона, ох... и это только от матери, а у неё от отца ещё, и от деда будет. Малышка Эмилия так богата...". - Не реви, - досчитав, повернулась к Шани. - Нас, скорее всего, завещали Минор. Крупного она ей вряд ли чего завещала, но рабов наверняка ей. Дай поспать, завтра чуть свет поднимут и начнётся... Шани зарыдала ещё громче и Озеай снова накрылась подушкой.
Фокий: 27 августа, перед рассветом Фокий проснулся еще затемно, захотелось пить. Он сунул руку куда-то в сторону от лежанки, в пустоту, но ни стакана, ни даже самой мелкой плошки не нащупал. До латрины, по плану госпожи, он в общем-то тоже должен был своим ходом. Ладно еще, что пока без надобности. В этом греческом доме пахло не так, как в предыдущем, хотя крики и приглушенный рев были ничуть не радостней. Фокий вспомнил перекошенную рожу Федула и у него заныли и зубы, и поротая задница, он весь сжался и вскрикнул - нога от резкого движения стрельнула острой болью в голову. Может так и лучше, хоть внимание к себе привлечет. А то замучали уже реветь там...
Валерия Пирра: - Тирр, - вырвалось с выдохом пробуждения, и Валерия вдохнула это имя вновь. Она так и не поняла, кричал ли кто, или это она сама, только что. Утро было теплым, ласкающим фасады зданий снаружи, таким, словно ничего страшного не произошло и вообще не могло произойти. Поэтому Валерия не сразу согласилась принять мысль, что смерть сестры - не страшный сон. Вместе с осознанием неизбежности случившегося изнутри кольнула молчаливая и бессильная печаль. Данность. Неизменность. Пирра вздохнула, бросила зовущий взгляд на тепло, силящееся пробиться в дом снаружи, оделась и тихонько вышла из кубикулы - проверить, почудился ли вскрик и как изменился дом с тех пор, как в нем повисло известие о смерти Тривии.
Фокий: Валяться надоело, да и приперло уже серьезно. Пора напомнить им о том, что он, Фокий, тут есть. Он привстал, оперся на больную ногу слегка, пробуя ее в деле - что-то в ноге потихоньку задергало и захрустело, но боль была вполне терпимой. Он еще докажет госпоже, что она не зря его вытащила из дома того круглого... "Вот так, осторожно переваливаясь, держись за стенку, Фокий, выходи" В доме было тихо и пусто, все как-будто попрятались, он даже припомнил темные времена у Федула, такое же безлюдье, когда тот, брызгая слюной, носился, выясняя, кто же нассал в чан с дорогим солдатским ярко-алым. Фокий довлльно хмыкнул и тут же понял, что следует торопиться. ...В тот момент поисков, когда он уже собирался сдаться и позвать тетку Мелентию, в поле зрения показалась госпожа. Фокий заробел было, но за ночь скопившаяся вода внутри решила за него. Он, заметно и даже на всякий случай преувеличенно прихрамывая, смиренно и покорно приблизился к ней, спросил: - Аве, госпожа, осенит тебя Аврора... мне бы в латрину, где она? - на последнем слове он поднял голову и заметил, что госпожа немножко не та... кажется, совсем не та госпожа, хоть и хороша ничуть не меньше спасительницы. Фокий сдавленно улыбнулся, рассчитывая на понимание, - Госпожа..? Я Фокий, слуга, я тут недавно...
Валерия Пирра: "Разрази меня Зевс! - округлила глаза Пирра навстречу хромающему, - сказала же следить!.." - и тут же спохватилась: "А кому - следить, если творится такое?" - хромающий тем временем припадал на ногу довольно серьезно, даже с учетом того, что явно усердствовал это подчеркнуть: - Фокий, слуга, недавно, - повторила за ним Валерия и посмотрела в упор испытующим взглядом, - "зачем же она его приволокла?" - латрина там, - и показала направление рукой, - сходишь, и возвращайся. Тебя-то мне и нужно. Сам-то до триклиния дойдешь? - бросила взгляд на его ногу и вздохнула, - буду ждать там. Заодно и поешь, - сама даже поморщилась при мысли о еде, - да... - она приостановилась на полпути, - и не вздумай от меня улизнуть, - но угрозы в голосе не было, а было что-то простое человеческое, устало и печально рассчитывающее на понимание, на то, что хоть тут не придется... - в общем, жду, - повторила Валерия чуть строже и пошла искать Мелентию и Озеай.
Фокий: Госпожа была расстроена чем-то, но Фокий слишком долго лежал в каморке, чтобы из-за него. Он жадно проследил указанное направление, почтительно поклонился, насколько позволяло положение, и ответил: - Конечно, госпожа. Я могу ходить, я схожу туда, вернусь сюда, ты до трех сосчитать не успеешь, - и поковылял к латрине, стараясь придерживаться предыдущей хромоты, но достаточно быстро, чтобы не опозориться. Уже в латрине, когда лишнее перестало давить на голову, подумал, что и понятия не имеет, где тут триклиний... Оставалось только бродить по дому в поисках того, кто поможет, или пока боги не приведут куда надо. Они же были милостивы, и спустя четверть часа Фокий, прихрамывая, добрел до нужной двери, заглянул в нее и остановился в нерешительности... Все-таки господские владения, что ему-то здесь? Лучше подождать. Он оперся о стену и закрыл глаза.
Валерия Пирра: Мелетию она не обнаружила, как, впрочем, и Эмилию: "К лучшему", - подумала Валерия, решив, что нянька присматривает либо за девочкой, либо за больной сестрой и что там ей сейчас самое место. Тихонько приоткрыла дверь в кубикулу сестры и увидела спящими двоих - ее, а рядом облокотившуюся на постель Озеай: "Значит, няня у маленькой, должно быть", - но к Эмилии заглядывать не стала. Зато у триклиния поймала Агату, и когда распорядилась о еде, села, расспрашивая: - Эмилия спит еще? - Пирра разбавила вино сильнее, взяла оливку и запила ее небольшим глотком; не хотелось ни есть, ни пить, - надо придумать, что сказать девочке о матери, - "что вот можно сказать? Уехала? Куда?" - нахмурилась и отставила стакан; краем глаза заметила прислонившегося к стене хромого и произнесла приглашающим тоном, - а, вот и ты. Не стой с больной ногой, садись. Пусть Фотиния даст ему поесть. А сама ступай найди Шани, приготовьте мне все необходимое для написания письма и узнайте, что с остальными домашними, - и кивком отослала кухарку, напрямую обратившись к Фокию, - итак, у меня к тебе вопрос и..новость. Сначала вопрос. Для чего тебя взяла сестра?
Фокий: Госпожа прошла в триклиний и пригласила следом; Фокий подтащил ногу и сел осторожно, не выказывая ни удивления, ни любопытства. В этом доме как будто что-то произошло, это чувствовалось в нервном глотке. Федул бы уже давно отделал под горячую руку, но новая госпожа распорядилась принести еды. - Новость для меня? - Фокий удивленно поднял голову и невольно подвинулся ближе. - Госпоже твоей сестре - она не назвала своего имени - нужен был верный и преданный слуга, не раб, - он подчеркнул голосом последнее и скоро продолжил, - поэтому она привела меня сюда и велела тетке Мелетии лечить. Вот так, госпожа... прости, не знаю, как тебя зовут. И замолчал, ожидая новости. Уж точно не про вольную, но и сдадут вряд ли, уж очень растерянно выглядит новая госпожа.
Валерия Пирра: - Валерия, меня зовут Валерия. Для домашних - Пирра, - она глянула на него проницательно, - ты ведь вор, так? - Валерия сделала еще глоток, уже спокойнее, - и сестра, значит, тебя... спасла? - "что она такого в нем увидела, что решила, будто он может быть верным?.." - и ты готов быть верным и преданным слугой? - Пирра придвинулась чуть ближе и подчеркнула вслед за ним, - не рабом. Какое-то время она молчала, просто присматриваясь к сидящему напротив: - И когда, по ощущениям, восстановится нога? - спросила, прикидывая, что верность в любом случае формируется временем, а люди нужны, потом добавила серьезно, - а новость... для нас всех. Госпожу, которая привела тебя сюда, вчера убили. - Еще одна пауза показалась ей недолгой, но тяжелой, - теперь, стало быть, я твоя госпожа, - и кивнула Фотинии, чтоб вина налила и Фокию - "новость" запить.
Фокий: - А я домашний? - не удержался Фокий и тут же захлопнул рот так, что зубы клацнули. Он только кивал на каждую ее фразу, предчувствуя неладное: выследили, толстый патриций хочет отомстить, казнят, вернут Федулу. Мысли бегали одна за другой, но вопрос он расслышал, пошевелил пальцами больной ноги, будто Валерия могла их видеть и принять в качестве ответа: - На днях, - уверенно заявил Фокий, даже не прикидывая, насколько эти дни могут затянуться. А вот новость про убийство госпожи действительно расстроила, все же она по-доброму отнеслась: не оставила толстому на растерзание, хотя и не видела его, Фокия, никогда раньше. - Как жаль госпожу, - Фокий залпом выпил вино, утер рот рукой и посмотрел на Валерию прямо. - Раз ты ее сестра, тогда я могу служить тебе. В память.
Валерия Пирра: "В Аид такую память, - внезапно подумалось Валерии, - в Аид помнить о том, что это могло быть моих..." - ее волнение и расстройство перебил только его вопрос, который он выпалил, видимо, не из дерзости, а просто не подумав: - Приживешься, - левый уголок губ чуть дернулся вверх, - может, будешь называть за глаза, как все, - она еще раз глянула на его ногу, - подробней, насколько с ногой все серьезно, я узнаю у Мелетии. От тебя требуется исправно исполнять все, что она скажет о лечении. Нам нужны люди, Фокий. - Пира помолчала, задумчиво отщипнула хлеба и произнесла, наконец, - расскажи-ка мне, откуда ты, где служил до этого и как стал воровать, - "небось, не от хорошей жизни...", - и что привело тебя в тот дом, откуда тебя забрала Тривия?
Фокий: "Вина бы еще" - подумал Фокий, грустно отставляя стакан в сторону. Последний раз он пил вино так давно, что этого могло и не быть вовсе, обман памяти. Госпожа тем временем спрашивала, и Фокий, не смея просить еще вина, отвечал предельно честно: - Я из Занта, это в Греции, сюда попал маленьким еще, к греку Федулу. Сбежал от него: кормежка дерьмовая, и та с кулаками. Не было жизни, - он вздохнул и дальше принялся объяснять, будто не госпожа перед ним, а сестра несмышленая. - А воровать стал с голоду, я же беглый, кто мне работу даст? Хочу накопить денег и вернуться на Закинф. Хотел. У вас мне тоже нравится, если не сдашь, конечно. Он честными глазами посмотрел на Пирру и спросил в свою очередь: - А почему за глаза-то?
Валерия Пирра: Она вдохнула, задерживая ответ, одновременно и рассерженная слегка и позабавленная его непосредственной наглостью: - Потому что не за глаза меня так называет родня, - его забавность все-таки перевесила возмущение, и Валерия чуть улыбнулась, - мне нет смысла тебя сдавать, - она бросила беглый взгляд, среагировав на движение, которым Фокий отставил стакан, - Фотиния, налей нашему новому слуге еще вина, - Пирра задумалась, - беглый... - повторила рассеянно, - как звали того, кто отдал тебя Тривии, знаешь?
Фокий: - А, родня, - понимающе кивнул Фокий и потянул к себе стакан наполненный, хоть и не до верху. Это следовало посмаковать, может госпожа Пирра только сейчас такая добрая, а потом ка-а-ак... Фокий глотнул торопливо вопреки всем желаниям, второй раз уже медленнее, оставил стакан в руке греться и задумался, вспоминая, что успел услышать до того, как волею Зевса опрокинул вазу: - Госпожа его Эрастусом называла, толстый такой патриций. Не знаю, что это, имя или прозвище. А потом меня взвалили и потащили сюда. И все, госпожа, - он развел руками и неумышленно допил все оставшееся вино залпом. - А тебе совсем нет смысла сдавать меня, я пригожусь. Я считать умею, читать по-гречески, город знаю...
Валерия Пирра: - Что город знаешь, - подхватила Валерия, - это хорошо. Да вот нога твоя... - она допила свое вино и поднялась, - пока будешь помогать в доме. Я отправила узнать, как сестра и племянница: все, что скажут, доложишь мне лично, слово в слово. Понятно? - Пирра посмотрела ему в глаза и медленно перевела взгляд на кухарку, - Фотиния, скажешь Агате: все, что я велела узнать, пусть расскажет Фокию, - прошлась по триклинию, чуть нагнулась к уху кухарки и шепнула, - и пусть докладывает здесь, при тебе, слушай внимательно, потом передашь мне: посмотрим, насколько ему можно верить, - Валерия прошла дальше и у выхода из триклиния обернулась, - я в город по делам. Вернусь и буду в таблинуме сестры. Сначала придешь отчитаться ты, - Пирра чуть улыбнулась кухарке, - а потом Фокий. В таблинуме было как-то по-особенному тихо. Здесь утрата сестры чувствовалась острее, и Пирра смахнула с щеки невольную слезу то ли от вины, то ли от тоски. Она медленно прошлась вдоль стола, ведя двумя пальцами от угла до угла, развернулась и села, задумавшись над предстоящим письмом: "Боги... Вот и что ему писать? Что вообще пишут в таких случаях? - нервно подумалось ей, - я ведь даже тела еще в глаза не видела..." - вспомнился приснившийся сон, и Валерия, поморщившись, зажмурилась и устало потерла ладонью переносицу: "Как было бы хорошо, если бы все это оказалось неправдой... - на мгновение она выпрямилась, - а, может, неправда?.. Кто вообще такой этот... как его... может, и не преторианец вовсе?.. Да нет... зачем кому-то лгать так?" - Пирра тяжело вздохнула, подавила желание заплакать и бессмысленно уставилась на свитки.
Фокий: - А что нога, ходить-то я могу сколько-нибудь. Если по закону ходить пока, - осторожно продолжил он, посматривая на реакцию госпожи, - то ведь можно и медленно. Слово в слово. Фокий и не помнил, когда ему приходилось запоминать больше тридцати слов за раз, но теперь следовало поднапрячься, а то и вылететь недолго. Он допил вино, слушая распоряжения и в каком порядке позовут на доклад, но спросить, а можно ли будет все рассказать точь-в-точь, но своими словами, не решился. Там видно будет. Госпожа Пирра вышла, и он окликнул Фотинию: - А как та Агата выглядит? Где ее ждать?
Озеай: Проснувшись резко, как от пощечины, от окрика Мелетии, Озеай с самого утра так забегалась, что до умывальника добралась уже вспотевшей как после какого-нибудь пира, на котором несколько часов танцевала для гостей. Наскоро умылась, потянулась за полотенцем, и столкнулась с забившейся в уголок на скамью Шани. Та подняла заплаканные глаза и трагически заломила руки: - У меня такое ощущение, что я вдохнула и никак не могу выдохнуть... - Пукни! - в сердцах посоветовала Озеай и отправилась искать новую госпожу. У неё самой было такое ощущение, что она песка наелась и никак не может отплеваться. Нашедшаяся в таблиниуме Пирра к ощущению только добавила. Но если о шкатулке сказать было необходимо, то хотя бы - не без пользы. Озеай скользнула мимо стола, нажала на потайной рычаг в шкафу, достала шкатулку и поставила прямо поверх свитков. - Там около пятидесяти тысяч, госпожа моя. Опекуну о них не известно, это те деньги, которые твоей сестре... дарила клиентула. Госпожа Минор думает что там тысячи две, на расходы... Но если ты, госпожа, собираешься самостоятельно разыскивать и карать убийцу, эти деньги как раз пригодятся, а госпожу Минор, наверное, не стоит отягощать этими заботами... - Озеай поклонилась медленней и значительней, всем видом подтверждая "разумеется, всё на благородное дело, как же иначе?".
Валерия Пирра: - Да, думаю, рассказывать о деньгах не стоит...по крайней мере, сейчас, когда она еще не пришла в себя, - Пирра ответила настолько же уклончиво, насколько и прозрачно намекнула, что условия поняты и приняты. Но внутри все перевернулось. Тирр, и без того далекий, почти недосягаемый сейчас, когда только он один и нужен, теперь представился ей еще более недосягаемым. И это вновь обожгло прошлым. Она не могла его отдать или отпустить, ни так просто, ни...вообще никак. Пирра сделала глубокий вдох и почувствовала, что выдоха не будет. Что ей нечем сделать этот выдох. "Только не сейчас и не при ней", - она глянула на Озеай в упор, соображая, куда и зачем можно отправить ее немедленно. Потому что прямо сейчас внутри начинало рваться и гореть так, что рисковало зажечь и все вокруг. "Сколько у него денег? Есть ли у него вообще деньги? - и их хотелось сразу отдать, отдать Тирру, только чтобы все стало возможным, чтобы никто, в частности опекун, даже не посмел отказать ей в единственном счастье быть с тем, с кем ей хотелось быть, - но он же не возьмет их... Не возьмет". Пирра знала это наверняка, чувствовала, как унизительно даже заикнуться об этом. Для него. А внутри все поднималось и полыхало, и надо было куда-то деть Озеай. И ничего не хотелось делать, ни с рабой, ни с этим миром, приводящим ее в бешенство, потому что в нем не было Тирра. Не было этих рук, поцелуев, теплого слепящего течения Тибра. Она бы взвыла, если бы только не соображала, что это взбудоражит окружающих, напугает весь дом, вызовет массу опасений и подозрений, и чувствовала, что вот-вот сорвется, плюнет на это со злостью и всё равно взвоет. Вопреки, назло всему. Чтоб мир ошалел и перевернулся обратно, стал на место. Сама мысль, даже смутная и едва различимая, о том, что его с ней не будет, что она тянет ладони к пустоте, вызывала столько злости и бессилия, что хотелось сорваться с места, бежать, столько, сколько нужно, пока она не вцепится в него накрепко, лихорадочно и нежно, пока его теплые губы не подтвердят ей, что все возможно хотя бы на этот миг. Пирра не знала, какое у нее в этот момент лицо, кого вместо привычной нее видят окружающие, пугает ли она их - и не хотела знать. Она хотела только одного, все остальное было чужим и вызывало брезгливость, нервировало и ныло в груди, изнуряюще, почти до бессилия.
Озеай: Озеай подняла на хозяйку глаза и поняла, в какой-то несчастный миг, что легче не будет. Судя по буре эмоций на лице, не совсем приличествующей скорбящей сестре, с этой будет не легче чем с Тривией. И... неожиданно для себя успокоилась. А что, собственно, поменялось, кроме имени хозяйки? - Я переложу все, кроме полутора тысяч в кошель, госпожа, и положу его в тайник. Открывается он правой резной нимфой. Госпоже... угодно что-нибудь приказать?
Валерия Пирра: "Угодно, да я не знаю что..." - Пирра выдержала паузу: - Пойди, переложи деньги и... - "ну же, думай!.." - и отправь Фокия за врачом. Скажи я приказала. Даже дышать стало легче, потому что Пирра почувствовала, как прорвалось и начало таять в воздухе это вечно сжимающее ее кольцо: - Я выйду ненадолго, присматривай за домашними. Когда вернусь, найдешь меня здесь же. Теперь ступай. "Сначала вырваться отсюда, хотя бы ненадолго, глотнуть воздуха, избавиться от тягостных видений в этих стенах, а потом уже, потом - писать письмо, ждать преторианца или кого там... навестить младшую, смотреть как-то в глаза Эмилии..." - могла бы - Валерия бы побежала, но она прошла по таблиниуму медленно, будто встречая ту же противодействующую силу, что и во сне. Так же прошла и через весь домус, уже осознанно пытаясь подавить порыв. И только за порогом вновь потеряла самообладание... >>>>>>> еще одна улица
Озеай: Золотые ещё не успели дозвнеть, а слова госпожи дойти до сознания - какого врача?! у них же всегда врачевала Мелетия! - как прибежала Шани и, с отчаянием достойным лучшего применения, принялась причитать что "проснулась Эмилия, хочет маму, хочет тётю, а Минор бьётся в рыданиях в своей кубикуле и если сейчас кто-нибудь..." - Сейчас, - пообещала Озеай голосом, которым, возможно, Цезарь обещал всем успокоение в долине Мунда. И пошла искать хромого воришку, с которого то глаз не спускать, то отправлять неведомо куда, откуда он может и вовсе не вернуться... но это могло бы быть и к лучшему. Лишь бы остальные не разбежались. А найдя, озадачила так же коротко как озадачили её: - Младшей госпоже плохо. Отправляйся за лекарем.
Фокий: Фотиния выскочила, не ответив, и Фокий остался совсем один. Но ненадолго. Отправляйся за лекарем. - Эй-эй, стой, куда? Госпожа велела найти какую-то Агату, что бы она мне все передала, что ей скажет Фотиния... как-то так было, а куда я пойду? - он кивнул на ногу и спохватился о своих птичьих правах в этом доме. - То есть я пойду, конечно, но если я не успею вернуться до доклада, а? Обожди, или ты и есть Агата?
Озеай: "Единственный мужчина в доме, пять минут как слуга, а уже во все дыры... лезет" возмутилась Озеай и "отодвинула" новичка без церемоний: - Доложишь госпоже? Ты? Выполняй приказание - приведи лекаря. Я сама всё доложу, что нужно. И вышла, собираясь как и чем угодно удержать маленькую Эмилию от похода в кубикулу тёти. Договор с Пиррой давал надежду, что её позиции в доме не пошатнутся и она не собиралась ставить эту надежду под угрозу. Даже если докладывать придется каждые полчаса, а девочку привязать к стулу.
Фокий: - Всамделишная Агата, - решил Фокий, чеша голову. И на всякий случай лучше запомнить, что она сказала, заодно и про доклад. Лекарей он знал немого, вернее, только одного, и уж если тот ходить к Федулу не гнушался, то и в этот богатый дом пойти должен. С другой стороны, если его кто увидит рядом с давно покинутой красильней, то несдобровать, и даже эта рыжая госпожа не поможет. Фокий тяжко вздохнул и, бормоча под нос ругательства, похромал на улицу. Если по дороге ни у кого спросить про другого лекаря не удастся, остается только Левий. Ползти, прятаться по кустам, но добраться до него. >>>> Дом лекаря Левия
Валерия Пирра: >>>>> из Парка Купидона 27, август, день Он в который раз за то малое время, что они знакомы, взял ее за руку - и Валерия успокоилась, чувствуя себя маленькой девочкой, которую оберегал кто-то большой, теплый и сильный. Тревога не ушла совсем, но залегла куда-то вглубь, напоминая о себе только изредка то ощущением, что земля проседает под ногами, то краткосрочным немением внизу живота, как при неожиданном вдохе от испуга: - Спасибо тебе, - Пирра благодарно сжала его ладонь и вновь расслабила руку. Она шла довольно быстро, а в мыслях все еще изредка мелькавшие картины чего-то ужасного вытеснялись другими, и Валерия только молча удивлялась, что это так быстро произошло от одного простого прикосновения. Ведь брали же ее за руку, много раз в жизни, и мать с отцом, и сестры, даже Тривия в непродолжительные моменты ласковости... Не говоря уж о... ...они любили весеннее море. Выходить к нему узкой тропинкой, виляющей между травой и камнями, через редкий лесок, держась за руки и о чем-то увлеченно беседуя. Тогда он смешил ее, и Валерия хохотала, запрокинув голову, а он смеялся, развеселенный ее хохотом, не в силах сдержаться. Море всегда было затягивающего взгляд в глубь, светло-синего цвета, такое, будто всегда движется тебе навстречу, и это первое ощущение всегда улавливал взгляд - потому что оно напоминало легкое головокружение. Они стояли на щербатой скале, все так же держась за руки, молча, вглядываясь в теплую, ворочающуюся синь или на время закрывая глаза. Ветер перекидывал медные волосы через плечи, назад или вперед. И было ощущение свободы, близости, такого бескрайнего родства, словно это никогда не кончится. Словно если это кончится - это станет преступлением против времени. Но это были почти детские воспоминания. И сейчас Пирра с каким-то облегчением осознала их наивность и...нереальность. Они отпускали ее, прошлое отпускало ее. А настоящее - держало за руку. Валерия повернула лицо к Тирру и коротко произнесла: - Мне очень спокойно с тобой, милый. И хорошо, - последнее слово сошло почти на шепот, такой, какой бывает, если влюблен и если говоришь правду, которую приятно сказать. Теперь, когда он был рядом, она осознала, насколько он может быть далеко. "Как я жила без тебя? Как я без тебя жила?.." - Валерия говорила с ним молча, держала за руку, смотрела тепло и чувствовала такую всепоглощающую нежность, что не было никаких объятий и уж тем более никаких слов, способных это выразить. Его тепло, спокойное, сосредоточенное, как у взрослого, уверенного в себе - обволакивало ее, и если бы Тирр держал ее на руках, посадив на колени, она бы только послушно склонила голову на его плечо, гладила взглядом шрам на шее, аккуратно целовала его в подбородок, зажмурившись, ощущая себя крохотной и уязвимой, но защищенной этими крепкими, берегущими руками. "Я люблю тебя..." - она не поняла, сказала ли она это все-таки вслух, или только подумала, но даже если второе - Пирра почему-то была твердо уверена, что он слышит, знает, читает это так же, как она сейчас читает его тепло. На какое-то мгновение ей все же захотелось наверняка озвучить это "люблю", и она даже сделала вдох, но что-то удержало. Будто звук исказил бы момент, развеял это невероятно теплое и дорогое ощущение, связывающее сейчас их обоих. Именно обоих, потому что ну ведь не мог он не чувствовать этого, не мог, когда...она чувствовала, что он - чувствовал. И Валерия промолчала. Просто шла за ним, баюкающим ее, и баюкала в груди это тепло, держала, стараясь не расплескать, берегла. Когда показался дом, Пирра была убеждена, что ничего не случилось. Тревога, если еще и была, свернулась кольцами, уснула, словно тонкая змейка, пригретая солнцем. Вот сейчас она просто приведет его к Озеай со словами "это мой друг", предложит ему...что-нибудь, интересно, какое вино он любит?.. Потом покажет ему дом, познакомит с маленькой Эмилией - и вот сейчас уже знает, что Тирр ей понравится. Потом они будут говорить о чем-нибудь и, возможно, ей впервые после случившегося не будет тягостно и страшно в этом доме. Остаться... можно ли будет попросить его остаться? Что он подумает о ней, если она предложит? И сможет ли? "Все по порядку, не спеши", - почти спокойно подумала Валерия. - Озеай, Шани! Я вернулась, - вошла в дом, все так же держа его за руку, мягко притянула к себе поближе и только тогда, ласково всматриваясь в глаза, нехотя отпустила. Нельзя было пока. Подумают невесть что. Ситуация не та.
Озеай: То, что "мама уехала в гости в пригород" маленькая Эмилия приняла спокойно - Тривия частенько "уезжала в гости". Не ходить к болеющей тёте тоже кое-как удалось уговорить. Но вот то, что Мелетия не занимается ей совсем - малышка понимать категорически отказывалась. Поэтому Озеай почти хромала. Шутка ли - почти час танцевать без передышки весёлые танцы, придумывая на ходу несуществующие египетские праздники вылупляющихся черепах, первых птиц и последних кукол. Шани, неотлучно дежурившая у окна над входом в ожидании Фокия с лекарем или госпожи, метнулась первым делом к Озеай, а не вниз. - Трусиха, - бросила ей на лестнице Озеай. Натянула на лицо подобающе выражение спокойной внимательности и склонилась у входа: - Госпожа?
Тирр Серторий: >>>>> Из парка Купидона А вот ему было неспокойно, совсем неспокойно. Одно дело - отвечать только за себя, за Крепыша да еще, может быть, за пару корзин ягод, но совсем другое - держать буквально в руках чужую жизнь, бесценную и любимую. Цена малейшей ошибки слишком высока, это тебе не смиренно принять собственную глупость и околеть в одиночестве на границе Империи. Теперь за любое неверное решение придется платить по-настоящему, и можно ли избежать неверного решения, когда нет ни малейшего понятия о том, что происходит и как с этим быть? Тирр почти что желал столкнуться с этими наемниками, не в доме, конечно, чтобы никто из ее родных не пострадал, но столкнуться хоть в саду, перебить молча их всех и свалить на их дымящиеся трупы все, что произошло с любимой. Он сжал крепче ее руку, потом ослабил хватку, чтобы не делать больно, и снова сжал. Вчера на этих ладонях лежали влажные рыжие кудри, живой огонь, яркий, завораживающий, прохладный, а сегодня на них может быть родная кровь, хоть и по неосторожности, легкомыслию, одним только не взвешенным, порывистым желанием. "Все равно не выпущу", - повторил давно решенное про себя еще раз. Хотя он Авла так и не убил, несмотря на все желание. Тирр погрузился в раздумья так глубоко, что не заметил, как Валерия повела, и как он переступил порог ее дома, как она вытащила ладонь из его мертвой хватки. Он стряхнул наваждение и оглянулся, оценивая обстановку, но кроме скорбной копии Залики здесь не было никого. - Может, мне не стоило входить в дом? - спросил он вполголоса, повернувшись к Валерии. - Нужно осмотреться вокруг, и сад еще, вдруг там кто-то есть.
Валерия Пирра: - Успеешь, - и Валерия глянула на него с полуулыбкой, - пойдешь в сад не представленный - подумают, кто-то чужой залез, - рыжие кудри мелькнули в воздухе, так быстро Валерия обернулась на приближающийся звук и даже вздрогнула, от того, что несмотря на это, было ощущение, будто Озеай возникла перед ней из воздуха, - Озеай, это Тирр Серторий, мой друг, про которого я говорила, - она сразу сделалась серьезной, взгляд был сосредоточенный, губы поджимались после каждой фразы, - он обещал, - слово "обещал" почему-то далось ей мучительно, Валерия не хотела, чтобы он чувствовал хоть какое-то обязательство или долженствование, - помочь с охраной. Дома все спокойно? - "боги, о каком покое я говорю?" - и тут же объяснилась, - насколько может быть спокойно после такого. Я встревожилась, и вот мы пришли, - и закусила губу. Это некстати прорвавшееся "мы" хотя и было самым обычным, но самой Пиррой воспринималось иначе, чем могло быть воспринято остальными. А потому на мгновение ей показалось, что она абсолютно ясно обозначила рабыне, какого рода отношения между ней и Тирром. Будь все хорошо, она бы, не задумываясь, и не отпустила его ладонь, и провела бы его в дом, но сейчас это короткое, так много значащее для нее слово, смутило ее, и Валерия добавила еще серьезней: - Вот теперь можешь осмотреть сад, только сад, - это прозвучало просьбой быть вдали от нее недолго, после чего Пирра заключила мягче, - если тебе нетрудно. И возвращайся... - "... милый" - несказанное вслух ласковое слово Пирра досказала взглядом, - и вновь обратилась к Озеай, - пойди на кухню, вели подать на стол еды и вина, - нужно было накормить Тирра, поесть самой и, разумеется, выяснить, как обстоят домашние дела. Как раз, пока Тирр пошел бы осмотреться в саду - на случай, если впервые увидевшей его рабе взбредет в голову что-то при нем не говорить: - Как сестра, Эмилия, есть ли вести от преторианца, вернулся ли Фокий и справляетесь ли вы тут? - Валерия решила, что вопросов более, чем достаточно, и умолкла. Радовало, что в доме все было спокойно, тревожило, что Тирр сейчас пойдет в сад один. "Неужели я никогда не вздохну спокойно?" - подумалось с легким раздражением, и Пирра провела рукой по лицу, словно отмахиваясь. Потом поморгала и, не удержавшись, удивленно добавила еще один вопрос, чтобы выяснить, показалось или нет: - Ты что, хромаешь?..
Озеай: Незнакомый юноша шептал что-то госпоже стоя так близко и так... интимно, что в голове сами собой промелькнули картины - вот он убивает старшую сестру, потом втирается в доверие к одной из младших, женится, получает приданное и наследство... Или они придумали это вместе - он и Пирра? Откуда у неё друг в Риме, если она здесь всего несколько дней? Привезла из Греции своего любовника и сообщника?.. - Аве, господин. Кому тогда это представление - Минор и рабам? Если он злодей - надо следить за ним... предупредить... Или не следить? Вдруг он окажется удобным и полезным хозяином? А если убийцы они оба??? - Всё спокойно, госпожа. Минор уснула. С ней Мелетия, лекаря ещё нет. Эмилии сказали что мама уехала в гости в пригород, малышка села учить уроки. Мысли мелькали как спицы в колесе, Озеай их даже рассмотреть не успевала, только чувствовала, что прикоснись, сунься - переломает кости... Но осью, которую она видела очень чётко, было - что предпримет опекун когда узнает и что будет с ней, если он решит, что она заодно с убийцами?! - Да, госпожа, немного. Я танцевала для Эмилии, отвлекала. "Трибун обещал денег... выкупиться, подальше, подальше от всего этого... Преторианец... преторианцам только дураки верят". Был ли у неё вообще выход и выбор, кроме как - двигаться, смотреть в оба и ждать? - Еды и вина, - повторила с поклоном, - сейчас будет, госпожа. И поменьше думать. На кухне это у неё почти получилось, даже несмотря на тревожные лица вокруг.
Тирр Серторий: - Аве... - ответил на приветствие египтянки не задумываясь, хотел бы и имя назвать, но не знал его, так и застыл на полуфразе. Валерия задавала ей вопросы, отдавала распоряжения, а Тирр посматривал по сторонам. В доме было тихо, и египтянка выглядела совершенно спокойной, будто и не убивали здесь никого. Хозяйку... а часто ли рабы убивают хозяев и для чего? Тирр на всякий случай попытался вглядеться в непроницаемое лицо, но египтянка уже с поклоном ушла. - Валерия... - он осторожно взял ее за локоть, когда они остались одни, - а ты можешь..? - он хотел спросить, может ли она доверять тем, кто в доме, но тут же передумал. Не хватало еще посеять в ней сомнения, наверняка беспочвенные. - Нет, ничего. Я недолго, любимая, но потом я уйду за охраной. В саду стояла полная тишина, если не считать заливающихся в кронах деревьев птиц. Тирр с пару мгновений постоял, едва не принюхиваясь, затем бесшумно прошел до огораживающей этот зеленый угол от города стены, провел рукой по камням, оглянулся. Он уже шел рядом с похожей оградой, бесконечной, и шел совсем недавно - вспомнить бы когда и зачем? Так и прошел весь сад, каждый его закоулок, стараясь не топтать на удивление ровную траву и приглядываясь к следам на дорожках. Легкие, короткие и подлиннее, они точно не могли принадлежать вооруженным и злым. Тирр опустился на колено, коснувшись следа пальцами и тут же, покраснев, поднялся. Как будто он только что влез в чью-то тихую игру, хрупкую тайну, оставленную одним смоквам да розовым кустам. Здесь никого не было, сад пуст. Больше бы пользы Тирр принес, немедленно отправившись за Вардусьей, но он обещал Пирре вернуться, хотя бы ненадолго.
Валерия Пирра: Валерия внимательно вгляделась в его лицо после вопроса, но он не продолжил, а она почему-то не хотела дознаваться. Отпускать его не хотелось, но было совершенно очевидно, что Тирр прав. К тому же, когда он вернется с охраной, она разберется хотя бы с частью домашних дел, домашние займутся каждый своим, можно будет поговорить спокойней, чем сейчас: - Я только накормлю тебя, любимый, и отпущу, - Пирра тронула его за плечо, ласково увлекая за собой к столу, - но возвращайся скорей, я буду очень ждать. Она умолкла, потому что сказала главное. Остальное временно отступило и успокоилось, потому что сейчас рядом был Тирр.
Тирр Серторий: В саду никого не было, только потрепанный и испачканный в чем-то липком и сладком меховой заяц, сшитый просто и грубо, с половиной уха и короткими лапами. Тирр увидел его под жимолостью, и нижние ветки оцарапали ему руки, пока он спасал маленького мученика. Несколько муравьев пытались заползти зайцу в уши, и Тирр стряхнул их без особой жалости, сунул в рот испачканный медом палец, оглянулся стыдливо, не видел ли кто, вытер его о край туники и поспешил в дом. И практически сразу потерялся, вернее, это было только ощущение: стены стали больше и кто-то будто переставил дорогие лавочки и вазы, поменял их местами. Тирр зажал в руке такого же беспомощного зайца и пошел на звук голоса, даже скорее на запах. - Валерия, - позвал негромко и протянул ей потерянную игрушку. - Кроме него, нет никого в саду. И мне пора, я не... голоден, - он мягко улыбнулся, стараясь говорить так, чтобы голос не звучал слишком сухо, - нужно спешить, понимаешь? Чем раньше я приведу охрану, тем спокойнее будет нам всем.
Валерия Пирра: Первым порывом Валерии было возмутиться, спорить, не пустить никуда. Но она только сделала глубокий вдох, отмечая, что это нервы, что невероятно глупо было бы вот так сейчас в него вцепиться, когда он помогает и все делает правильно: - Хорошо, - согласилась она тихо, взяла из его рук зайца и всмотрелась в него, вертя в руках. "Не голоден, ну... не голоден", - рассудила Пирра, инстинктивно слегка пожав плечами. Оставалось, правда, недоумение, что делать с приказанием по кухне, сама Валерия есть почти не хотела. - Да, я понимаю, милый, иди, - переложила зайца в другую руку, бросила на него рассеянный взгляд, чувствуя, как пальцы попали во что-то вязкое, и тут же поднесла их к губам. И только потом опомнилась, что выглядит опять, как маленькая девочка, с этой меховой игрушкой в руках и облизываемыми пальцами, посмотрела на Тирра, как на поймавшего ее на этом, с мелькнувшим в глазах извиняющимся и веселым выражением одновременно, - это Эмилии, - Пирра стеснительно убрала руку от лица и зачем-то добавила, - где ты его нашел? Разговор был такой, будто они не в доме ее убитой сестры, а в саду, Валерии лет шесть, она босиком, ест с ладони ягоды, сорванные здесь же тайком, и внезапно из-за этого ягодного куста появляется какой-то темноволосый мальчик, застукавший ее на месте преступления. Какое-то время она смотрит на него, насупившись, и решает, что делать с непрошенным гостем. Потом, наконец, делает усилие над собой, протягивает к нему кулачок и разжимает пальцы: "Держи, будешь тоже?" Валерия протянула к Тирру руку, на половине жеста осознала, что никаких ягод нет, и мельком улыбнулась этому внезапному счастливому наваждению, невесть откуда взявшемуся в ее голове посреди таких событий и такого разговора: - Этот заяц... - она еще раз смущенно улыбнулась, - будто ты и я маленькие... И в саду, едим... крыжовник, который ты мне принес, - она возобновила жест и погладила его по плечу, - глупо, наверное... Иди. Тебе нужно идти. А я разберусь с домашними и буду ждать. Уметь отпускать, вот чему ей следовало научиться. Валерия попробовала, но сейчас, пока она направлялась к кухне, ей казалось, словно вместе с отпущенным Тирром были отпущены и все эти немногочисленные светлые мысли, как маленькие крупинки, как горсть спелых и теплых ягод, которые высыпались, как только она разжала ладонь. "Что-то подумала там себе Озеай? Она ведь подумала... - размышляла Пирра на ходу, не заметить некоторой напряженности при их знакомстве она не могла, - надо бы прояснить". Чем больше она погружалась в это вновь, тем больше возобновлялась тревога: "А еще письмо, - вдруг вспомнила Валерия и даже приостановилась, - как его писать? С чего начать? А что, если опекун потребует моего немедленного возвращения в Грецию?.." Она совсем расстроилась и разволновалась от всего этого. И уже на пороге в кухню с огорчением и досадой мысленно заключила: "Ох, дурное время. Никто никому не верит до конца".
Тирр Серторий: - Эмилии? Наверное, она обрадуется. Он лежал под кустом, - Тирр улыбнулся, глядя, как она тоже не удержалась и потянула сладкие пальцы в рот. - Маленькими мы уже не будем, но крыжовник в саду поесть можно... Другой, потом, после всего. Я привезу еще. Он хотел коснуться ее открытой ладони, но не успел, потому что уже повернулся и уходил, все дальше от Пирры, дальше от ее дома. >>>>> школа гладиаторов
полная версия страницы