Форум » Жилища » дом Курионов (продолжение 1) » Ответить
дом Курионов (продолжение 1)
Мирина: Один из богатейших домов Рима, с парком, садом и многочисленными службами. Принадлежал претору Рима Гаю Куриону, перешел по наследству его младшему брату сенатору Ливию Куриону.
Лупас: Волк чуть кивнул, потянулся и уствился в крону подрыгивая задней лапой)) на какую-то крылатую тварь, искавшую дупло. И виднее, и слышнее... и после смерти хозяйки сменилось четыре вилика, знавших всех как облупленных, и это им не помогло. Но с другой стороны... они не были бабами. И Дентер слил ей одного, потому что надоело привыкать к новым уродам, а потом их давить и закапывать: - Лекарь-грек. Он теперь отпущеник. Никогда не пей с ним и не ешь. Если эта витушка не будет лезть в его дела, с ней, хоть и взять с неё нечего, и каши не сваришь, вполне можно ужиться.
Дея: Она сначала рассмеялась "всех подряд травит", потом вздохнула. - Он что, тоже с этой, как его... с подагрой, или у него что-то другое болит? - по ее мнению, человек не мог быть зол ни с чего, даже у отца порой прослеживалась причина, другое дело, что он и с пустяка мог накрутить такого, что хоть потолком полезай, ну так ему это по жизни так положено было - выступать, вот и привык.
Лупас: Теперь хоть было понятно, чем она взяла главного идиота. Хотя вот покойница тоже хорошая баба была, даже сама с пряжей сидела. Но глупаяя... Лупас спустил бровь до самой щеки и ухмыльнулся. - А у него хер маленький. Первый раз за десять лет он готов был поставить деньги на то, сколько протянет новый вилик. Но не с кем было заспорить.
Дея: она расхохоталась, отклонившись всем телом и закинув голову, а потом спросила, захлебываясь: - не... не.. о боги! не достает куда-то? груши сбивать нельзя? ооох... ты серьезно, что ли?.. Лет ему, поди... сколько? - и, отсмеявшись, добавила: - ладно. Не буду я с ним... есть, - фыркнула. - И меряться тоже. Легко подскочила и побежала к себе, похихикивая.
Лупас: Он хмыкнул на этот заливистый щенячий смех и растянулся в полный рост, выпрямляя закаменевшую за день в поклонах спину - ждать пока утихнут шаги и смотреть как пробирается на небо бледная городская луна. Грек много суетился, пытаясь всем доказать что он мужик, делал много лишних телодвижений. А так дела не делаются. Стать отпущенником - всё, чего он добился - дурное дело нехитрое. Ты попробуй развязаться так, чтоб не осталось ни одной верёвочки, за которую тебя можно дёрнуть... А верёвочек было много. Целая сеть. Лупас выждал ещё немного, и когда успокоились даже шорохи, достал письмо, внимательно осмотрел печать и решил. Нагрел нож у ближайшего факела, осторожно выплавил из кругляшка один шнурок и унес пергамент обратно под оливу. Чтоб читать факел был ему без надобности.
письмо: Ливий, я думаю, ты хорошо помнишь дорожные дела своего легиона. Твой недруг обнаружил ряд любопытных бумаг на этот счет, которые сейчас на пути в Золотой дом. Я знаю и кто отправитель, и кто гонец, и где гонца можно перехватить. Но мои знания стоят дорого, и стоимость лучше обсудить при личной встрече. Тривия.
Ливий Курион: ...а Ливий этот взгляд увидел. И с удивлением понял, что знает о чём думает этот чужой, малопонятный в остальном старик. Ведь он и сам думал о том же каких-то несколько часов назад. И в кубикуле вдруг стало невыносимо тесно двоим, знавшем о жизни больше, чем нужно для того, чтоб спокойно есть, спать, любить, жить и смотреть людям в глаза. Он обернулся на чёрно-белую, кривясь понимающей усмешкой, почти смеясь над собственной ленью: не перепоручил бы Вистарию, изваял бы сам - можно было бы обнимать её, пока она не потеплеет или не уйдет в камень всё его полуживое тепло. Кубикула всё уменьшалась, зажимая стенами троих, и Ливий не выдержал. Поставил кубок на стол перед Еракием, не оглянувшись вышел, ещё не зная куда можно дойти этими длинными галереями, где вообще возможен покой от чужих взглядов и собственных мыслей. Тише всего было у кубикулы Гая. Ни голосов, ни огней, даже занавес не трогал сквозняк. Ливий опустился на братнино ложе, сгрёб пятернёй лицо в кучу и горько засмеялся, вспомнив как они тут орали, два немолодых дурака. Плечи тряслись, рука, упав на покрывало, наткнулась на мех и осторожно застыла...
бестия: ...мышка-мышка-мышка-мышка... ням! — Мазилка клацнул зубками во сне, прижал лапы к мордочке. Он уже занес неумолимые клычки над трепещущей серой закуской, как само небо обрушилось на пушистые кисточки! Мазилка пискнул под невесть откуда взявшейся тяжестью: "Большой!" — вывернувшись, куснул того за палец и застыл, выгнув спинку и глядя Большому в глаза. Это Мазилкино место! Сейчас или никогда!
Ливий Курион: ...вскинулась, убить, размазать невесть откуда взявшуюся крысу... но глаза, уже привыкшие к темноте (если в этом городе тысячи огней вообще бывает полная темнота), разглядели двух зелёных светляков сбоку ощетинившейся арки. Последняя усмешка вышла почти всхлипом... Ливий помедлил, он тоже не любил, когда его лапали чужие. А приходилось терпеть. Сегодня вот... Пальцы сами собой ткнулись в покрывало и зашагали, медленно, подкрадываясь по дуге к хвосту.
бестия: Мазилка хищно ощерился, глядя на изменяющуюся физиономию этого большого, огромного, гигантского! Он был готов к любому выпаду, к любой выходке, ко всему!.. вот только поспать бы еще... Но зевать было нельзя до тех пор, пока большой не уберется восвояси, поджав хвост и жалобно мяуча.
Ливий Курион: ...ууу! пасть разззявил тут в моём доме... зубы у тебя? когти? могучий? смелый? а вот поглядим... забывают о смерти, как только та отходит на пару шагов, мнят, что они тут вечно, им кажется, что нет над ними суда и власти, если Аид не тычет мордой в болезнь, не кровит в глаза смертью, не благодарны толком ни одному богу... богоравные, ха! хотя, нашим жалким богам не трудно быть равным. Достаточно найти кого-то слабее себя. Он не думал это, но чувствовал под другой рукой, схватившей загривок, пока одна отвлекала глупого зверька.
бестия: Враг подкрался сзади! Но как?! Нет времени думать! Мазилка ловко выскользнул из толстых корявок большого, оставив в них несколько пушинок, и вцепился острыми, как рыбьи косточки, зубами в другие, угрожавшие корявки. Как только усики коснулись чужого тепла, а зубы вошли в мягкое поглубже, Мазилка лапами обхватил этот злобный кусок Большого, поднырнул под него, работая во всю силу задними лапами; провыл воинственный клич, но рот был занят, и получилось невнятное "Ууууу..." "Сожру! Закопаю!"
Ливий Курион: Как отчаянно мы царапаемся... смеются ли боги, зная, что одним движением могут переломить нам хребет? Или им достаточно почувствовать под своей дланью хрупоксть, ничтожность жизни и отпустить... до поры? Ливий вжал зверёныша в ложе, поморщился - разве же это боль? - и переложил руку вместе с вцепившимся в неё котом на колени. Пальцы в узлах и пятнах стали медленно перебирать мех, не чувствуя впивающихся игл, только бешеное биение пульса, только хрупкость. Так он сидел в темноте, где тепла было - маленький бьющийся комок. Потом лёг, уставив взгляд в пустоту, подгребая тепло ближе...
бестия: Огромный кусок живого мяса сдавил Мазилку, мешал дышать - и заставлял работать лапами сильнее, грызть яростнее! Затем кусок взмыл в воздух, увлекая за собой прижавшегося кота - "Смерть!" - Мазилка выдохнул и стиснул зубы и когти сжал крепче, чтобы не упасть... и опустился на мягкое. Огромные корявки неумело зашарили по шерстке, и если бы Мазилка не знал о смертельной опасности, он подумал бы, что его... гладят? На сегодня было слишком много. Мазилка качнулся и, как все котята в его возрасте, заснул, так и не выпустив из пасти кусок Большого.
Лупас: А вот это уже было совсем интересно. Оползень начался, земля плыла под ногами, но тонуть вместе с хозяином Волк не собирался. Как и подавать эту треклятую писульку. Теперь есть секретарь, пусть он и подставляется. Лупас запечатал всё как было - уж за десять-то лет рука набита - отнёс и кинул на стол перед Еракием, все мысли и решения оставив на трезвое утро... а утром (август, 25, утро), не сморя на похмелье, отдававшее во рту собачьей блевотиной, встал пораньше - искать следы и возможности. >>>через город, в двуликий Дом гетеры
Дея: 25, август. Утром, похлопав глазами в полусонном забытьи, она вспомнила об обязанностях и скривилась. Но потом подумала, что лишний раз сортируя челядь может быть наконец выучит их имена и встала. Распределила обязанности, стараясь в каждом человеке заметить какую-нибудь примечательную особенность и пошла на кухню подкрепиться и смешать лекарство. О том, что старичок встал, вестей не было, и она решила его пока не будить, а пойти позаниматься к секретарю. - Аве, старикан, - сказала, входя в кабинет со стаканом лекарства и тарелкой, на которой лежал кусок хлеба, яйцо и огурец, и вздохнула, - ну что, давай меня помучаем немного. Это тебе, потому что я ничего не помню. И села, решительно стукнув принесенным о стол.
Мудрёный: Рурк подобного не ожидал. Немного погонял ее по пройденному, подумывая, не заставить ли ее некоторые вещи просто выучить наизусть, рассеянно укусил огурец - он не спал, разбираясь всю ночь в доступных документах. Брошенное вчера на стол при первой страже послание он даже не потрогал. Исходя из рук человека знакомо свободного, оно по определению содержало в себе змею, и старый лунь не волновался по поводу ее породы, привычно положась на свою проверенную реакцию. На какой-то миг задумавшись, не передать ли с этой девочкой, которую хозяйский гнев пока обходит, он все-таки решил, что узнавать нового господина пора уже все-таки не с чужих слов. - Понесешь лекарство - передай, что у меня с ночи лежит для него письмо.
Дея: - Да? - спросила она. - А ничего что он иногда дерется?.. тогда смотри, мне может тебя и жалко, но и нового секретаря купить не трудно, был там и грек средних лет, - она вздохнула снова, вспомнив, почему ей не советовали пить или есть с лекарем. - Как думаешь, у него эта штуковина ваша еще работает? А то как-то боязно, не нравится он мне... совсем.
Мудрёный: - Ты женщин поспрашивай, - усмехнулся Рурк, - мне-то откуда знать? Годами похож? так это не признак, - и он зевнул сладко, склеивая глаза, и помотал головой. Прост этот мир, в сущности. Те же рычаги, и у кого длиннее тем и управлять проще. Только когда дело доходит до "не нравится", начинаются сложности. - А меня предостерегаешь, - снисходительно укорил за недомыслие. Ее-то как занесло?.. впрочем, едва ли сама выбирала, еще не умеет.
Дея: - Ну да, - сказала она хмуро, - чтоб оборжали? Я же вилик, все-таки. А ты на дурака не похож, а смеешься. Ладно, скажу ему, - взяла стакан и пошла в спальню Ливия. Там его не оказалось, зато в стене была дыра. "неужели поднялся, и буянит где-нибудь?" - мысль была свежей только адресатом, и она пошла сначала в эту дыру посмотреть. Там тоже не было, и она пошла в библиотеку, потому что в кабинете его только что не было, разве что в силу подлости характера под столом спрятался. Там тоже не оказалось, и она подумала, а вдруг у какой-нибудь из рабынь, мало ли, может она обсчиталась, и осторожно пошла заглядывать во все двери. Нашелся он недалеко, в обнимку с котенком. Она сказала фуф и поставила лекарство на стол.
Ливий Курион: август, 25, утро Разбудил его какой-то странный шум, из тех, что в предрассветное время рабы себе позволяли учинять только далеко от его дверей. На громкое "эй!" ни один идиот не откликнулся, и, шаря в поисках чем бы запустить в эту самую дверь, он понял что просто не у себя. И, видимо, всё ещё не в себе, потому что в голове ещё выли, причитали и пели что-то похоронное, на уши давило, виски прожигало факелом. Зверь намывался на подоконнике и на "эй!" реагировал точно так же как и на "кис-кис" - снисходительно поводя ухом. Ливий покрутился, пытаясь пристроить тяжелую гудящую голову, проклял всех богов в алфавитном порядке, и, чтоб изгнать хотя бы вой, принялся подсчитывать в уме во что ему обойдется женитьба. На ком-нибудь. И случайно уснул на второй сотне тысяч. Когда рядом сказали "фуф", он согласился "да уж...", кажется - вслух. И только после этого открыл глаза, обнаружив что проснулся как любил - поздно. И рядом с той, кого... - Лекарство? - улыбнулся жалко, потому что лицо, опухшее спросонья, на настоящую улыбку способно не было. - Противное оно... может, туда мёда? Немного? Знал он, куда и кому засунуть тот мёд при случае (тем более что для засовывания его туда новому постельничьему, по слухам, и усилий бы не потребовалось), но ему не хотелось чтоб она видела его... таким.
Дея: - нууу... могу принести, - сказала Дея, пожав плечами, - заесть. Я же не знаю, можно или нет. А заесть наверно можно. Выспался? Там, у секретаря, тебе письмо лежит с ночи. Велел сказать. Ну, пей давай. Кскскскс... Пушистая сволочь, удравшая мыться на подоконник, не реагировала. - Есть идем, говорю... вот бестолочь! - вздохнула ласково и улыбнулась. Взяла под лапы и посадила на грудь.
Ливий Курион: "Письмо..." что же ещё его может ждать поутру, кроме очередных дел очередных идиотов? Не её же объятья. Он же не кот... при всём желании. Ливий собрал себя в кучу на кровати. Даже строгость в голос умудрился собрать: - Где постельничий? Почему до сих пор не начаты работы в этой кубикуле, полдня прошло? Отчет по раздачам? Всё ли готово к играм? Мёд. Без мёда не буду.
Дея: - Ага, - вздохнула она, - сейчас... Ну, раздачи у секретаря, а тут... ну, ты спал же... а где постельничий... - нерешительно помялась, припоминая, кто там теперь постельничий и как он выглядит, - щас найду, - вскинула брови и опять улыбнулась. И понесла кота на кухню за медом. Там же нашелся и постельничий, постеленный так, что найти его можно было только поставив миску перед котом. Дея его растолкала и сообщила новость, явно для него не новую, о том что его ищут и гневаются. И понесла мед. - Вот. Постельничего в чувства приводят, как приведут, придет.
Ливий Курион: "Спал..." Конечно он спал, надо же было ему где-то спать после вчерашнего выноса стены... и мозгов. Если она что-то и подумала про рисунок, то или виду не подавала или значения не придала. Ливий вспомнил, откуда взял её... в этом, оказывается, были свои преимущества. Нет ей дела до его откровений, и слава всем богам. Только преимуществ в том, чтоб не быть как следует уложенным и как надо разбуженным он не видел никаких. Дея слетала мотыльком, Ливий только и успел, что утереть закисшие глаза и лицо об простыню растереть, чтоб на лицо было похоже. Покосился на лекарство, на мёд, но всё выпил: - В чувства значит? Дело. Если такое ещё повторится, чувствовать он будет много. И долго, - закусил мёдом. - Вели готовить купальню и одежду. Отчёты и письма подождут. И хотел отправить её, но... сколько латифундий и клиентов со всеми их деньгами и потрохами он отдал бы чтоб быть котом. - Ела? - спросил без особой надежды что его подождали.
Дея: - эээ... - завела она глаза, вспоминая; вспомнила, но подумала, что уже пора еще немного подкрепиться и ответила: - нет.
Ливий Курион: - Тогда завтрак заказывай на двоих и... - и хватит, хватит уже озаряться всем лицом, не мальчик, не кот, даже не тот, кто может с утра пойти беззаботно рисовать и позвать её с собой, - и пусть приступают к ремонту.
Дея: - а. Ну да. Ремонт. Интересно было, куда вынули стену и зачем вообще. Не танцевать же. Может, рисовать? - Там расширять комнату будут?.. Зачем, зимой не прогреешь.
Ливий Курион: - Эээ... - не привык он обуваться сам, по утрам особенно, по таким странным - тем более, но чтоб куда-то деть лицо, Ливий нагнулся за домашним сандалиями и пробубнил невнятно: - Из вчерашнего наброска будет фонтан. Городу. Стену унесли скульптору... И, возясь с ремнями, судорожно подыскивал темы чтоб сменить скользкую, но на язык попросилось лишь: - Лучше скажи мне где я спать буду, если тут ремонт, там дыра, гхмммх... я хотел сказать - подыщи мне из пустующих.
Дея: - Давай помогу, - она ловко приладила ремни на втором сандалии, вслух размышляя: - А зачем здесь ремонт сейчас? Я думала, там ремонт, дырку заделать. Скульптору! Ничего себе. Нет, ну если ты не хочешь тут спать, потому что тут мертвый жил, то да. А если там где я тебя нашла первый раз? Ну, в смысле, после того как нашла. Почистить там, занавески повесить красивые. Пока стену не починят. Или я могу поспать пока там, а ты у меня, там прилично все вообще. Всё, пошла за едой. Приходи в столовую.
Ливий Курион: "А действительно - зачем? Просыпаться и видеть её. Слышать её смех. Завтракать с ней в саду. Под какими-нибудь предлогами возить её к морю на байскую виллу, к озеру на латифундию, рисовать её, смотреть на неё..." Жена в эту картину не вписывалась. "...и, может быть, она будет иногда касаться его, беспечно и бесстрашно, как сейчас... Нет. Не будет. Рано или поздно, ходя по краю воли, он сорвётся и она поймёт насколько... и не станет смеха, озёр и беспечности". И вцепившись обеими руками в край ложа, чтоб не шагнуть за этот край, пока она завязывает сандалий и предлагает "ты у меня", напомнил: - Это кубикула моей будущей жены. Мастера, розовый мрамор, штукатурка начерно, подмастерью - расписать. Там где нашла... меня никто не найдет. Идиоты три лестницы и пять коридоров выучить не могут. Кубикулу Мирины мне пусть приготовят.
Дея: Она зажмурилась всем лицом, сжав кулачки и попрыгала, мыча. - забыла, забыла! Щас, после обеда найду кого-нибудь. Завтрака. А кубикула Мирины где? - она понимала, что сейчас тоже идиотка и решительно сказала: - щас найду. Спрошу. И побежала сперва на кухню, повторяя: "розовый мрамор, штукатурка начерно". Не исключено, что уж штукатурить-то кто-нибудь из идиотов умел, может, из тех, что из этого дома и были. Пока собирали в триклиний завтрак, она оббегала весь дом приготавливая выбранную кубикулу и успела откусить кусок мозга казначею, который знать не хотел, где взять мрамор и мастеров. И села дожидаться за накрытым столом, хрустя яблоком, поскольку не выдержала.
Ливий Курион: Ему тоже пришлось зажмуриться и подышать какое-то время, чтоб не поскакать за ней следом, смеша до колик идиотов и пугая собственную печень до тех же колик. Предполагаемая кубикула жены находилась на достаточном расстоянии от его собственной, и это как-то успокаивало. Ровно до атрия. Номенклатора где-то носило и два утренних клиента умудрились достоять и просочиться, и даже, пока он рисовал в воображении их мучительные и медленные смерти, изложить суть своих сверхважных дел, которыми им приспичило беспокоить патрона на утро после похорон родного брата. - Азат, когда я тебя отпускал, я тебе что сказал? Чтоб были от меня городу бесплатные завтраки для вигилов. Я не спрашивал сколько ты у меня украл, не спрашивал каким образом столы у тебя шустро обслуживают колодники с моих латифундий, проданные, по отчётам, как "пришедшие в негодность", за бесценок, я только сказал - чтоб были завтраки!!! - Не кюшают... - винился вольноотпущенник, разводя руками больше удивлённо, чем покаянно. - Не кюшают, выручка нет... - Кто не кююшает? Вигилы? Разносолы надоели? - полюбопытствовал Ливий, мысленно примеряя на отпущенника колодки. - Люди не кюшают, я нэ понимаю, район харощий, красиво так, повар выбрал лючший, стэн расписал почти золотом... Не кюшают! - искренне возмущался Азат. - Район хорооооший, - подтвердил Курион, оглядывая атрий в поисках чего-нибудь небольшого, но тяжелого, - ты, когда покупал эту халупу с башенкой "потому что красиво и дешево", подумал, что людской поток весь мимо закоулка льётся? Чем ты расписал?? Ты думаешь к тебе в харчевню приличные граждане и их матроны ломиться должны, чтоб посмотреть на сношения в греческом стиле на стенах? Ты не мог приличную Вакханалию заказать хотя бы? Пристойную латинскую вакханалию! С бабами!!! - Красиво вэдь... - настаивал отпущенник. И Ливий взвыл: - Закрась жопы, поставь у входа в переулок зазывалу, и если через месяц не наскребёшь на завтраки, ты у меня будешь подавальщиком у подавальщиков! Клиента, который взял жену из хорошей семьи с неплохим приданным, развёлся с ней из-из какой-то лупы и никак не мог разделить имущество с её влиятельной роднёй, Ливий отправил коротким: - Утопись, и избавь меня от лишней суеты и позора в суде. В купальне он долго смывал с лица всё, что думал по поводу человечества в целом и отдельных идиотов в частности, чудом не убил космета, велел выкинуть две непонравившиеся туники и кастеляна туда же, но выйдя в триклиний, расплылся, стоя у дверей - она хрустела яблоком и ждала его, такая же румяная и свежая как плод. Кое-как отлепившись от входа, он искал тему для беседы пока усаживался и ещё немного. - Как успехи с обучением?
Дея: - Ужас, - с полным ртом сказала она, - сегодня к старикану подлизывалась, чтоб не убил, - проглотила и добавила: - огурец схряпал. Сонный сидит, ночь не спал, потому, наверно, и не убил. Ну не лезет в голову, всего не запомнишь. Вроде все правильно делаю, а все равно ошибки. Такая тягомотина. Как это люди читают, быстро так получается, я уже и воздуху побольше наберу, а все равно. Легче наизусть выучить. Вон, про вилика уже выучила, и сейчас, а как же, как будто от этого понятней стало, что там написано! Она фыркнула и сердито надулась, путешествуя взглядом исподлобья по столу. Накрыть она позаботилась такого, чтоб сильно не раздражало больного человека, что кто-то рядом что-то совсем запретное ест.
Ливий Курион: Ливий закашлялся и как мог мягко поправил: - Это ты его можешь убить. В любой момент. Если он позволит себе... какую-нибудь грубость, можешь даже моего позволения не спрашивать. "А спроси он подобное у одной из высокородных стерв, у какой-нибудь, которую собирался привести в свой дом - что она скажет? Будет лгать об успехах или строить всезнающую умную морду?" - Половина тех, кто читает, не может выучить наизусть. Я свою речь вчера забыл, - добавил для убедительности. Он даже вспомнить толком не мог, что он там нёс всем этим... - А в твоей комнате всего хватает? Тебе удобно там? Можешь сменить или сделать ремонт... - понял, что снова ходит по краю и прибавил быстро, - всё равно пылить будут, и материал останется как всегда...
Дея: - Ха, - сказала она, отмахиваясь от утешений, - всё мне удобно. Ясно, могу, мне для этого позволение не потребуется, если кто полезет. Отец, поди, три шкуры спустил, когда учил ножи бросать. Так я же не хочу, я хочу научится, просто не выходит. А пороть поздно, - деловито предупредила, схватив что-то со стола и отводя глаза, потому что продолжение "сбегу" прямо шевелилось на кончике носа, и она усердно зажевала, а когда прожевала, добавила: - выросла, не подействует.
Ливий Курион: Так, когда-то, сын уверял его что может ходить зимой без плаща и ничего ему не будет. У Ливия аж зашлось при мысли, что она, такая вся... маленькая, юная, одна на площади среди городских оборванцев. Да и тут. Он даже не знал толком всех рабов брата и кто на что способен. Ножи... в Золотом они разве её спасли? И от Золотого. Кусок не лез в горло до тех пор, пока Курион не озарился простой мыслью - приставить к ней охрану. Как-нибудь чтоб не стеснять её, незаметно. Насчёт "выросших пороть поздно" мнение у него было противоположное, но вместо того чтоб замахать руками "только не тебя!", он поинтересовался: - Чему ещё учил?
Дея: - Да всякому, - махнула она рукой, поначалу поводив глазами в памяти, - потом покажу. Ну ты видел, на руках стоять и павлинов ловить умею. И всякое такое. Ну, танцевать еще, понятное дело. Слушай... - она прервала (из вежливости, да и чтоб не казаться слишком голодной) безостановочное поглощение еды и расставила на столе локти, - а вот вас... ну... благородных, чему учат? Ну, там, кроме грамоты? Вот тебя чему учили? Ты танцевать, например, умеешь?.. Хочешь научу? Ну, в смысле, когда твою подагру эту подлечим. Или это как бы недостойно?
Ливий Курион: "Танцевать???" Привыкнуть к ней было невозможно. Пытаться предсказать - бесполезно. Она была как птица, бабочка или лесная нимфа - никогда не знаешь что споёт птица и куда полетит бабочка. Но одно он знал точно - как только он протянет к ней руки, она превратится в лавровое дерево. - Я умею танцевать, - Ливий помакал хлеб в соусе, собираясь с духом для отказа. Непривычно было отказывать... себе. - Точнее умел. Такому патриции учатся сами, - пояснил, без уточнений где, - я даже танцевал на празднике урожая, когда отец освящал поля. Вот этому учат - отправлять культы, чтить предков, наукам, учат говорить, считать, ходить... и снова говорить, - закончил почти ворчилво. Его учили куче всяких вещей, одну половину из которых он ненавидел, вторую приходилось переучивать на ходу на практике. - Подагра не лечится, - добавил пару ложек подливки спустя, чтоб сгладить резкость. И для того же: - Каких богов ты почитаешь? Может, хочешь дома какой-нибудь алтарь? Или сходить в любимый храм принести пожертвования?
Дея: - Бона Деа! - сказала она и рассмеялась. - Меня так зовут, в честь нее, наверное! Называют же рабов Гераклами! А что! а потом она резко оборвала смех, пригладила правой рукой волосы слева, отворачиваясь в угол, и закусила губу. А потом ноготь на указательном пальце. Деей назвал отец - звучно, обращает внимание. Пусть поклоняются, дескать. - Ладно, давай есть. И тут же схватила что-то и зачавкала, преувеличивая все сильнее, пока между чавками не стал прорываться хрюк, такой натуральный, что насмешил ее самое. - Видишь, тоже умею. Только не долго, мне смешно становится. Вот, сейчас... - и она опять зачавкала, подхрюкивая, не выдержала и рассмеялась.
полная версия страницы