Форум » Жилища » дом Курионов (продолжение 1) » Ответить
дом Курионов (продолжение 1)
Мирина: Один из богатейших домов Рима, с парком, садом и многочисленными службами. Принадлежал претору Рима Гаю Куриону, перешел по наследству его младшему брату сенатору Ливию Куриону.
Ливий Курион: Пока Дея с идиотами ловила павлина, Ливий писал яблоню. Простенькую, с кучей спелых румяных гладкобоких плодов - рви и ешь-нехочу. И то одно - в руке Париса, подвядшее, захватанное, с надписью-червоточиной. Второй завтрак приказал подать в сад, не желая ни от работы отрываться, ни её из вида терять.
Дея: А она, рассмеявшись над неловкостью ловцов, сама полезла на дерево, велев поваренку стоять внизу, чтоб добыча спланировала прямо ему в руки. Прямо как была, только тунику подоткнула и - полезла. Держась той стороны, откуда тяжелой туше со шлейфом было бы удобно на другое дерево перескочить, чтоб у нее такого желания не возникло. -А ты воон туда стань. Он как раз в угол приземлится. Там его и зажмешь. Но оказавшись от птицы на расстоянии, равном собственному росту, она передумала и выбросилась вперед с вытянутыми руками. Неуклюжий петух только и успел что вздрогнуть и поднять жесткие полукружья красных перьев - словно затем, чтоб удобней было схватить его за бока. А она осталась лежать в ветвях, сморщив лицо и громко жалуясь на впившийся в бок сучок: - Аааааа-хахаха уйуйуй... Добыча отчаянно месила крыльями воздух но клеваться не смела. Хвост взмахивал в пространстве меж деревьев - бережно, словно павлина все еще заботила его целость. На самом деле он просто не мог развернуться, хвост берегла Дея, потихоньку ища удобные зацепки ногами, и в конце концов, притянув тушу к себе, спеленала руками крылья, перехватила вверх хвостом в обнимку, словно большой букет, и полезла, охая и всхихикивая, с дерева.
Ливий Курион: От её вскрика художник выронил кисть, мазнувшую красным по траве и, непроизвольно схватившись за сердце, пробежал несколько шагов, чуть не врезался в дерево, и разорался: - Снять! Помочь! Убью!!! - но, пока орал, выяснилось, что она и сама прекрасно справляется. Любоваться мелькавшими в листве коленками мешало, то, что скоты вокруг на неё пялились. Он вызверился тумаками, и ушел к столу в портик, смущенный и бессильный уcпокоить то, что грозило выпрыгнуть на траву вслед за кистью.
Дея: От того, как он разошелся, стало даже как-то неловко. Прямо даже захотелось его утешить, не переживай, мол; воздержалась она потому только, что его поведение подозрительно смахивало на влюбленность. А этого ой как не хотелось. Она сказала себе, что, возможно, это он из-за птицы так вскинулся и, перехватив возмущенную добычу подобающим образом, последовала за ним в портик. Павлин мигал и дергал головой со сбитым на бок венчиком.
Ливий Курион: - В клетку его. Ту, высокую, с редкими прутьями, где Калигула жил. Павлина унесли, кто-то помчался за попугаячьей клеткой. - Садись завтракать, охотница. Старательно делая вид, что это не он тут бегал, а если и бегал, то для здоровья, Ливий нахмурился, открыл рот, чтоб сказать "не смей больше так делать"... и заткнул его куском рыбы. Открыл снова, чтоб спросить "не поранилась?" и положил в него сыр, открыл упрекнуть "зачем сама, рабы на что?" и суетливо влил в себя лекарство. Когда молчание повисло мрачным туманом по кустам, он поглубже вдохнул и сказал, что... когда ему было десять лет, средний брат взял его первый раз на рыбалку. Это было на одном из притоков Тибра, в солнечный день вроде этого. Была тишина, вода была гладкая-гладкая, как зеркало. Никакого движения. И он, Ливий, устал смотреть на неподвижный поплавок и почти задремал. А сзади сидела большущая лохматая собака. Привыкшая, наверное, что мальчишки уловом делятся. Тоже почти дремала. И тут вдруг заклевало... он дернул что было силы, крючек с крохотной рыбкой взлетел высоко в воздух, перелетел через него и плюхнуся на спину удивленной собаке, которая с перепугу закрутилась вокруг, запутывая его в снасть, и как они оба, ошалело визжала, скакали кругами по дощатому мостку, пытаясь распутаться, а псина ещё и пыталась грызануть застрявшую в шерсти рыбёшку, а потом.... ... а потом было не интересно, средний всех распутал, улов - трех мальков - они показали старшему, а он скормил их толстому коту матери. Было обидно, Ливий ловил их для соседской девочки, нёс в ведре с водой - хотел показать живых, смешных, шустрых... И он осёкся на этом "потом", разгребая по тарелке остатки салатных листьев.
Дея: Она слушала, ела и прыскала. "Выпутывать меня побежал..."
Ливий Курион: Пока Дея ещё беззаботно смеялась, он поднялся, окликая и создавая необходимое движение вокруг: - Павлина и остальное в мастерскую! - и ушел, изо всех сил стараясь не смотреть, не оборачиваться... Набросанную до этого птицу Ливий закончил быстро. Хотел снова выйти в сад, дошел даже до двери... вернулся и приступил к третьей богине. Естественная в своей мускулистой наготе, Афина уколола копьем его самолюбие. Но не более. Ливий помнил очертания тела, пластику, в которой были и воинственность вызова, и уверенность в себе, и странная в гетере девичья чистота Мирины, с которой он хотел писать Афину, но совершенно не помнил черт её лица. Они расплывались, не давались внутреннему взгляду, ускользали из памяти, затмеваемые другими чертами. Промучавшись битый час, чувствуя себя червяком, скользящим в перезрелой сливе, он бросил кисти. В подмастерья. Тот, как всегда не сумев увернуться, растерянно почесал ушибленную переносицу и только потом в ужасе схватился за глаз. Обнаружив что он цел, забился в угол, подальше от бушующего хозяина. А Ливий больше не мог стать богом, пиная холсты и мебель, и не зная где взять то, что водило его рукой, когда он писал Дею, а потом, на контрасте, но благодаря ей же - Дахи. Наконец, сгорбившись, и словно став меньше ростом, Курион ушел в таблиниум, разбирать письма и доклады. Вскоре оттуда уже разносился по всему дому его рёв: - Дентера сюда!!! Номенклатор, рванувшийся на зов не успело ещё эхо отзвучать, был впечатан лицом в папирус: - Идиот! Ты понимаешь что это значит?! Бегло проглядев письмо, Лупас склонился ниже некуда, скрежеща зубами не тише хозяина: - Да, господин. - Так почему я узнаю о её планах последним в империи?! - Ещё не поздно исправить, господин мой. Только прикажи. Сенатор обхватил голову руками и задумался. Это было рискованно. Крайне рискованно. И он сомневался бы дольше, если бы она не переполнила неглубокую чашу его терпения. - Её наверняка хорошо охраняют. Если попадешься... - Я найду человека со стороны. Он не будет знать ни нанимателя, ни причин. Даже если попадется... возможно это её напугет и она отступится. - Хорошо. У тебя два дня. И молись, чтоб он не попался. Она не отступится. - Слушаюсь, господин, - молиться Лупас не умел, зато волчий нюх никогда не подводил его в поисках себе подобных. С оставшейся почтой Курион провозился долго, плохо понимая что читает.
Дея: А потом все-таки пошла к секретарю. Сетовать. На то, что слуг в доме действительно слишком много, дом прямо кишит ими и в связи с этим больше сорят, чем убирают, что, положим, повар, конечно лучше старый, потому что знает, как больному старичку правильно готовить, а поваренок новый (ну понравился он ей); что все равно павлинов никто ловить не умеет, а когда читать учиться, если заниматься подобными делами? Оно конечно весело, но с нее же спросится...
Мудрёный: - А что такое у него? - спросил Рурк. - Подагра?.. Так посчитай, сколько в доме комнат, оставь на них уборщиков а остальных отправишь в ближайшую рощу бузину собирать. А завтра наоборот. Потом сока надавят, остальное засушат, а кто отлынивает - отошлешь на латифундию...
Дея: - Да на что мне эта бузина? Мы же вино не делаем...
Мудрёный: - Полкубка перед едой нашему подагрику.
Ливий Курион: Подмастерье поскребся в дверь таблиниума в тот момент, когда Курион в шестой раз пытался понять почему через помпейскую латифундию его клиента местные власти хотят проложить дорогу и чем, собственно, недоволен клиент, год назад возмущавшийся, что по осенней грязи урожай можно вывозить разве что на слонах. Прервали сенатора как раз на "и восемь грядок отборного сельдерея" и только поэтому подмастерье не был ничем прибит. - Чего? - Господин, Мирина... - Что? Вышла из картины и голая сидит в портике? С ней это бывает. Дальше что? - Я... Вистарий же её почти закончил, лицо... вспомнить... - подмастерье проклял свою смелость, потому что ни как сказать, ни как уйти теперь не знал. Ливий с наслаждением скомкал папирус. - Носилки. И чего-нибудь там... чтоб одарить... о, павлина. >>>дом, раздавленный глицинией
Ливий Курион: >>>дом раздавленный глицинией В носилках он плотно задернул занавеси, чтоб никакой посторонний образ не помешал донести до мастерской ворованное вдохновение, и закрывшись, выгнав даже подмастерья, чтоб никто не видел лица, дописал Афину. Вышел только в купальню, ужинал в мастерской же, позволив подмастерью себя обслуживать и есть от стола, как когда тот был ребёнком. Перед сном принял казначея с отчётом, попугал латифундией, и велел расплатиться с Вистарием по факту сдачи надгробия. И долго ворочался на ложе, вспоминая что же он забыл.
прислуга: Лупас, у которого не потребовали отчёта, не удивлялся. Нюх говорил ему, что пахнет палёным и, когда весь дом угомонился, он сходил проведать старую оливу и убедиться, что всё на месте. День был неподходящим временем для поисков, но как только неполная луна подмигнула с темнеющего неба, Дентер почувствовал знакомый зуд в челюстях и понял - пора. >>>закоулки
Ливий Курион: август, 22, утро Первая мысль была о картине. Но он не смог удержать её за хлынувшим - похороны, клиенты, Сицилия, слон, Кассий, игры, пир, Юлий, принцепс, Дахи... дождь... Дождь? Благословенная прохлада бодрила тело и смягчала очертания города, на который Курион вышел посмотреть перед завтраком. Вид, открывавшийся из портика в саду, сегодня был достоин кисти, но дела, заброшенные на время приступа, ждать уже не могли. Он принял несколько клиентов прямо в триклиниуме, не приглашая, однако, к столу, позвал Дентера, довольно покивал на доклад и, не поморщась, велел казначею отложить нужную сумму. И Ливий возблагодарил бы богов за нормальный день... если бы не принесли письма. Смерть весталок ещё можно было как-то переварить, тем более что он свято верил в способность понтифика избегать скандалов и скрывать грязное бельё. Но пожар в порту скрыть было невозможно, как и потери. Небольшая записка о снова мелькнувшем в доме зятя вольноотпущеннике стала последней каплей. Курион отправил Кассию всего три слова...
Дея: Она вроде ничего не забыла. Проследила за кухней, отослала лекарство, в промежутке между особенно густыми порциями дождя рассортировала, кому уборкой заниматься кому бузину собирать, выслала таки на сбор, помучалась совестью о них до окончания дождя, пошла к старикану, посмотрела на буквы со всех сторон разными пучками, устала как будто воз везла и опять пошла на кухню, надзирать за обедом. С ополовиненым легионом слуг стало как-то легче дышать. Поваренок пялился. Когда второе лекарство за день было готово, ей налоело его внимание. Оторвав ленту почище от какой-то посудной тряпки, она подкралась сзади и набросила ему на глаза. И быстро стянула и завязала, пока он под возмущенное "ЭЭЭЭЭЭ!!!!!!!" растопыривал руки. Она отбежала, смеясь. Повар, отпихнув мальчика от котла, напутствовал его советом "брысь не мешайся", и он пошел зигзагом на смех, очевидно, понимая, что если она позволит себя поймать, то это будет приятней, чем просто пялиться. Найдя стену, он по ней выбрался за ее смехом в перистиль.
Ливий Курион: Возвращаясь из купальни Ливий услышал её смех и невольно ускорил шаги. И когда поваренок, растопырив руки, врезался в то, что и так работало с перебоями, даже идиота не успел сказать, только огреть по шее, прежде чем согнуться.
Дея: Поваренок стянул с глаз повязку, и они немедленно у него округлились. Сжав плечи, он попятился, снова провоцируя у Деи смолкший было смех: "получил? а вот не пялься!" Но она сдержалась, не зная, подойти помочь или сделать вид что ничего не видела за кустами. В конце концов решила что второе будет гуманней для самолюбия. Вышла чуть погодя, чтоб не застать в скрученном состоянии, крикнув поваренку: - Эй! Ты куда повязку снял! - и, словно только поняла: - Ой. это он тебя поймал... - таким образом снимая вину и с мальчишки.
Ливий Курион: Он сжал зубы и ушел в таблиниум. Потребовал вина и невидяще вперился в стену. Жалкий глупый старик. А чего он хотел? Чтобы это молодое весёлое чудо играло в жмурки с ним? Смеясь и дожидаясь случайного касания, неслучайного объятья?! Идиот. Старый идиот. Он громче всех хохотал над старичьем, волочащимся за девчонками, даже пару сатир сочинил, по молодости. Всё, чего мог он ожидать - одолжения, уступки, подачки. Не более. И это было так же ясно, как и то, что поварёнку - не жить, как и то, что он, Ливий Курион, никогда не примет подачки. Сознание крошилось и осыпалось свежевырытой могилой поваренка, хрустнул в руке серебряный киликс...
письмо: Письмо вернулось с припиской почерком Кассия. как это понимать? зависит от того, кто тебя осведомляет.
Ливий Курион: ... и пропорол ладонь мечом маленького смятого воина. Курион вздрогнул и выронил письмо. В голове прояснилось от резкой физической боли, и он поискал на столе чем можно зажать ранку. Наглая записка умостилась между двумя докладами: вчерашним - записанном со слов служанки сообщении об Андро с вестями из Остии и сегодняшним - с жалобой клиентулы на пожар в порту. Меркурий шутил. И Курион расхохотался над шуткой резким, злым, неостановимым смехом. К нему подкатывали с подобным предложением, но опыт подсказал ему чем это может грозить. Кассию же жадность затмила рассудок. Ливий взял стилос и, не замечая как замарывает кровью папирус, дописал: как это понимать? зависит от того, кто тебя осведомляет. Отныне разгребай своё дерьмо сам. Отправил гонца и велел подготовить мастерскую, вспоминая о Дее лишь краем сознания, как о ноющей ладони. Подмастерье улучил момент, перевязал художнику руку и постарался больше не попадаться под этот страшный взгляд. А на картине, за плечом у Париса, появился только что принесший ему яблоко раздора Меркурий - ухмыляющийся уголками губ вор и лжец, который сделал всё, чтобы люди считали его богом. Покровитель грабителей с благородным патрицианским лицом Курионова зятя.
Дея: между тем мальчик сутулился и дрожал, и глаза его принять прежнюю форму разреза не собирались. Её это покоробило. Трусоватые парни не нравились ей никогда. - Да ладно тебе, - подошла она к нему... и, пока шла, все-таки сменила неприязнь сочувствием: - что, выпорют? Да спрячться куда-нибудь, из кухни до вечера не высовывайся, он и забудет. Но мальчишка только посмотрел на нее странным взглядом.
Ливий Курион: День не задался с утра, навевая аналогию со всей его жизнью. Но, пока кисть мстила этому миру возводя другой, где все так, как должно быть - без вранья, масок и дрянных необходимостей, Ливий разломил сознание до одной простой и свежей мысли. И теперь, глядя на картину, удивлялся как она раньше не приходила ему в голову. Сиеста кончилась, дождь тоже, хоть где-то на границах города ещё мелькали Зевсовы плевки в жалкое человечество. Курион велел подать переодеться и вышел один, без охраны, чем поверг Дентера в лёгкую панику, чего с ним не случалось с тринадцати лет. >>>дом Тита Фурия
Ливий Курион: >>>дом Тита Фурия Дома он прошел сразу в таблиниум и отыскал наброски. Вызвал секретаря, велел: - Подготовь ещё один вариант речи - без выпадов против стоиков. В него надо будет добавить больше похвал вот этим трем сенаторам и принцепсу. И убрать про корабли вот этого, - балансировать Курион умел. "И вашим и нашим" - получалось у него лучше всего. А Кассий... ну что ж, если не сумеет выкрутиться, всегда можно забрать дочь назад с видом гражданина, разгневанного пороками недостойного зятя. И ничего при этом не потерять - Ливия уже доказала свою способность рожать сыновей, а предложить её можно любому, да хоть тому же Фурию, который вдов, а в сыновьях нуждается не меньше.
Мудрёный: Рурк и так собирался говорить ему об этих пинках, которые вряд ли впечатлили бы рассудительных людей - особенно его позабавила фраза о библиотеках дороже пиров - и потому с глубокомысленным видом кивал, а сам думал, как долго еще этот человек собирается откладывать подробный разговор, ведь, судя по характеру, чем позже он состоится, тем вероятнее Курион сочтет себя обманутым.
Ливий Курион: На середине какой-то путаной фразы Ливий замолчал, потёр двумя расставленными пальцами закрывшиеся веки, и, когда силуэт Еракия стал чётким, внезапно приказал: - Ступай.
Дея: вернувшихся под вечер собирателей пришлось мыть. Ягоды она отправила в отжим а потом сок - в холод. Нацедив в стакан, пригубила, и, найдя не слишком гадким, отправила в качестве вечерней порции лекарства, а сама пошла спать. Без ужина. Потому что последний раз зевнула так, что за ухом что-то хрустнуло.
Ливий Курион: Принесли лекарство. Кто-то, чьего лица он не знал и знать не хотел. Сенатор выпил, поморщился и откинулся на спинку кресла, оглядывая письма, все разом. Всё было сделано правильно. Фурий, по здравом размышлении, наверняка согласится отдать ему дочь, а если и нет - можно найти крепкую патрицианку из менее видной фамилии, пенаты и медики помогут обзавестись сыновьями, и гори он этот зять вместе с портом, и гори она эта Сицилия со своим хлебом, он и так достаточно богат. Всё правильно... Но почему так печет в груди, тоскливо скрипят двери, словно прощаясь с кем-то, тянет по дому сквозняком, почему перед глазами, неотступно, её лицо? Околдовала она его что ли?! Что за зелье было в этом киликсе? Раньше он в такую чушь не верил... Курион встал и пошел, поросто чтоб что-то делать. А когда оказался на половине слуг перед её дверью, оглянулся как вор, а не как хозяин. Коридор был пуст. Он занес руку, чтоб постучать, но понял, что не знает что ей сказать. "Люби меня"?! Рука вцепилась в дверной косяк с силой, про которую он уже забыл. Ливий представил как она спит там, вольготно разметавшись в покое прохладной августовкой ночи как созвездье Ариадны по небу, как свисает с ложа рука, сползает с колена легкое покрывало... Войти, предъявить права хозяина, принудить покориться ему условием, ультиматумом, силой? И видеть потом как мертвеют её живые глаза, гаснет улыбка, глохнет смех?! Пальцы хрустнули, сжимая дерево ещё сильнее, хотя, казалось, они и так оставляют в нём вмятины. Ливий ткнулся головой в стену, стараясь угомонить сердце и дыхание. Ему вдруг почудилось, что она может услышать. Успокоить не удалось, и он, как можно тише, пошел обратно в таблиниум, всё так же воровато озираясь. Соломенная вдова Леворукого вытирала пыль с полок, что-то бубня себе под нос. Он неколько вдохов смотрел как двигаются её руки, обходя тисненую округлость свитков, как качаются в такт движениям и бухтению бедра, шагнул внутрь, плотно закрывая дверь, сгреб её за длинную густую косу, загибая на стол заваленый всем этим срочно-важным мусором, другой рукой задирая подол и глядя в стену, чтоб не видеть вздрагивающее от отвращения ничто... ...без стона, без вздоха разжал руку, опустошаясь, брезгливо одернул собственную тунику, ушел к себе и уснул как спят мертвецы - в холоде и без снов. ...она так удивилась, что не успела испугаться и даже не всхлипнула потом, подбирая с пола папирусы. Разревелась только в купальне, где пыталась вымыть из себя проклятое семя. Понести от хозяина она боялась панически, да и грек был ренив. А прорыдавшись придумала месть - она никому ничего не скажет. Даже жене кастеляна, к которой всегда бегала плакаться, когда муж бил. Пусть все так и считают Куриона бессильным.
Лупас: август, 23, утро Прочитав записочку от знакомого табеллиона, он едва удержался, чтоб не заржать посланному в лицо. Причину он знал, но прежде чем подавать это хозяину следовало узнать ещё кое-что. >>>бычий рынок
Ливий Курион: Это утро было одним из тех, в которые жизнь не начинается, а потихоньку вползает - каплями в окно, сквозняками по полу, сыростью под одеяло, бурчанием желудка, требующего для тела-печи топлива, чтоб оно начало хоть как-то двигаться. Курион долго натягивал на голову одеяло, бранил нового постельничего, подавшего не прогретые сандалии, но в итоге смирился и вышел в триклиний, запретив "мелькать поганым мордам кроме Дентера". Доклада от Кассия не было, что могло означать... что угодно. Её голоса слышно не было и это могло означать только одно. Вовремя разбавивший одиночество завтрака номенклатор удостоился кривой улыбки.
Лупас: >>>Термополий Он подождал только пока Курион прочтет записку, и доложил до вопроса, на упреждение: - Разузнал где теперь этот не-Фурий обитеат. Брат ему доходный дом купил. При нём один раб, личный, видать. Что с остальным имуществом пока не успел. Узнавать?
Ливий Курион: - Ловок ты, - одобрил Ливий, - в этом месяце получишь как обычно, за непойманного грека не вычту. При условии, что бабу уберёте как надо, конечно. А там... что там узнавать? - сенатор редко рассуждал вслух, но это было как раз одно из таких паршивых утр, когда все ползло, и речь тоже. - Изгнан - значит гол, бос, ни денег, ни клиентулы, ни весомого патрона. Цацки свои возьмет, одежду, и пойдет. Узнай разве что - кому его Фурий формально продал, чей он отпущенник теперь? Имя знать не помешает. Иди, выпей там помпейского, заработал. И как только от Кассия что-то - сразу ко мне. Братские чувства Луция Фурия впечатления на сенатора не произвели (что для человека, ставшего вдруг наследником миллионного состояния какой-то доходный домишко?), но навели на мысль. Насколько тепло относится Ирина к брату сведений у него не было, но женская сентементальность... и расположение братьев предполагаемой жены не помешает тоже. Особенно младшего. Дарить много - значило рисковать навлечь этим жестом неудовольствие старшего Фурия, но какую-нибудь полезную мелочь, знак внимания... Раба? Он плохо их поминл, а прислугу брата не успел ещё узнать даже по лицам, но вчерашний гадёныш в доме был явно лишним. И не придется расходовать зря. Курион, ухмыляясь, набросал письмо и отправил обоих.
Дея: 23 авг утро. Она проспала завтрак. В животе бурчало, и она поплелась на кухню, еще сонная, натыкаясь на слуг, которых сегодня еще не успела рассовать по делам. На кухне при всей толкотне чего-то нехватало. Она напилась воды, чтоб проснуться, отправила лекарство, зажевала кусок хлеба, пошла строить в атрии слуг и только тогда вспомнила: зыркало куда-то пропал. - А где... - спросила, понимая, что не помнит, как его зовут, но ее поняли, хихикнув, и сказали, что Забана отослали из дому. По всей вероятности, насовсем. Она замахнулась по-мальчишески на это хихи и нахмурилась. Она сама собиралась его отослать куда-нибудь, а тут ей помешали. Причем она лишалась и мести, и возможности его простить. Это был непорядок. Первым делом она спросила повара, кого он предпочел бы взамен, потом, насколько запомнила вчера, где как справились, снова распределила обязанности и опять послала собирать бузину. А чего тратиться на покупное, если можно этим - подумала и пошла выяснять, куда дели мальчишку. Старичек еще был в триклинии, со своим волчарой. Она почесала щиколоткой о щиколотку, изображая на пороге нерешительность, отметила, что лекарство донесли и подумала, что надо спросить, как оно.
Лупас: "В маразм впадает на старости" думал Лупас, проходя в двери мимо управительницы. Он даже носом потянул ещё раз в её сторону, но и на запах она была - ничего особенного. Те, что нравились ему, пахли остро, железом и кровью, как капкан. Но голову склонил, приветствуя. Мало ли.
Ливий Курион: Ухмылка сползла, взгляд уткнулся в стол. Как она была хороша с утра, как хорошо, что она не знала... ничего. И было время смотреть, слушать, вот только суметь бы поднять взгляд, суметь бы потом отвести его, чтоб не сжечь её им.
Дея: "фм! нюхает..." - неприязненно подумала она, исподлобья зыркнув с насмешкой в ответ на приветственный кивок. Старичок сидел печальный. - Чего он тебе наплел? - спросила она неожиданно для себя. - Не растраивайся, мало ли. За все переживать никаких сил не хватит. А где Забан, продали? Я же еще ничего не сказала. Я в них разберусь, тогда скажу, кого на латифундиию. А чего лекаство не пьешь, не понравилось? Вроде ничего, я вчера пробовала... Не мед конечно, но... по-моему лучше, чем тебе до этого делали... А нюхает он зря, ничего не вынюхает. Пахнут только те, кто боится. Ты поел? Убирать?
Ливий Курион: Одно ощущение, одна мысль прошла от темечка до голеней, натянув тело как струну "взять за руку, дотронуться до руки, повод, предлог...", потом, сквозь звенящее внутри стали доходить слова, и он обмяк на кресле, глядя на неё снизу вверх из под упавших бровей. В простом сельском доме наверное вот так, запросто, женщины убирали со стола, что-то там себе воркуя и... лекарство? нюхал? - Подарил. Там у одного... знакомого... повара не было. Лекарство бодрит, я выпью... - "нюхал он, скот. донюхается", предлог не находился, а ему никогда никто не говорил "не расстраивайся", - поел. А ты поела? - и он нашелся, потому что так двигаться, смотреть, не бояться могла только она, - Столлу тебе надо, а то несолидно, и туник ещё... - Ливий снял с мизинца не глядя что, взял её руку и надел кольцо, хлопнул в ладоши, из-за дверей подскочили, - казначею сказать чтоб выдал тысячу на одежду, суфлеру - проводить к Галибу. От прикосновения внутри вскипело, он следил глазами за слугами, чтоб не сорваться с места лёгким, как в двадцать, не обнять остальное, что она будет смеяться он не боялся, лишь бы не пугалась. И послушно выпил лекарство... или что оно там было.
Дея: - Какую тысячу? - обалдела она, и, наверное, поэтому не впечатлилась кольцом, надетым на палец и, снимая и преремеривая его на все остальные, даже на большой и, под конец, рассеянно на мизинец, потому что на всех болталось, договаривала: - туда тысячу, сюда тысячу, повара подарить, лекарства покупные, за тряпками к Галибу - это что у тебя останется? - она развела руками, в одной так и держа не подошедший перстень... Маленькие у нее были руки. Посмотрела на него, взяла Куриона за руку и надела обратно на его палец. - Свалится с меня. Потеряю, - и, быстро сообразив, что у Галиба можно одеться совсем красиво, торопливо согласилась: - Ладно, пойдем к Галибу. А суфлер это кто - этот ворчала... вол...чара? Толко тысячу это много, я могу набрать а потом носить не буду, у меня вкусы быстро меняются.
Ливий Курион: Он сморгнул и незаметно чиркнул ногтем большого пальца по своей ладони - убедиться, что она сон. Ладонь все почувствовала, а он так ничего и не понял. И только когда она взяла его за руку, и снова вскипело, выдавил: - Омуу... поменяются ещё купим, - и ошалело уставился на кольцо на пальце. - Суфлер это который у Гая дежурит. Днетер - номенклатор. Остальные идиоты без названий... - и почему-то вспомнил как Ливия, совсем малышкой, вместе с братьями давала всем рабам смешные прозвища. И вспоминать сыновей было не больно первый раз. Ливий улыбнулся, не сознавая этого, только щеки чесались. И он их потер.
Дея: - У Гая дежурит? - повторила она, чуть фыркнула вполголоса, повторив за ним опять: - без названий... У какого Гая? Мне прямо сейчас идти?.. Со стола убирать.. пришлю. Сейчас. И уставилась в ожидании ответа и немного оторопело от того, как он швырялся деньгами.
Ливий Курион: - Гай? - Курион удивился, больше даже тому, что он сам забыл, что завтра прах брата ляжет рядом с прахом среднего и сыновей... чем тому, что она не знала. Ветви же при входе... и тело видела... - Брат. Старший. Покойный. Из атрия убрали чтоб в прохладу, кто же знал, что дождь будет. Завтра похороны. На раздачи все уже закуплено, деньги тоже отсчитаны чтоб в народ бросать. Надо будет завтра проследить чтоб рабы ничего не поворовали... и купи себе серую паллу ещё, - слова шли скрипуче, идти туда где средний и малыши не хотелось. Но если рядом будет Дея, он, пожалуй, даже речь нормально скажет. Так и не выучил, придется импровизировать... или вечером засесть... - Сейчас иди, много дел, - вздохнул когда сквозь мысли дошел вопрос.
Дея: Она медленно набрала в грудь воздуха, осознавая, что сморозила. Понимающе кивнула, глубоко, закрывая глаза. Закусила губы, сразу обе, потому что стало невыносимо стыдно своей недогадливости, невнимательности. Так, что даже сказать "прости" не поворачивался язык. Потом все же разжала губы и пообещала: - Я куплю серую паллу. И чуть ли не на цыпочках вышла. С ожидающим проводить к казначею рабом. А потом к суфлеру. А потом в лавки готового платья и тканей. >>>>>>>>>>>>
Ливий Курион: После её ухода Ливий успел подумать только, что все женские украшения семьи - бабок, тёток, покойницы жены - теперь у дочери, и зацепить краем мысли привезённые с виллы сундуки с барахлом Мирины... как доложили о посланном от полководца. Сенатор слышал, что он в городе, но не мог представить зачем ему понадобилось кого-то присылать - все совместные дела были давно закрыты, так как вояка знал много чего об укреплениях в Британии, но ничего не смыслил в коммерции и имел неприятную привычку ляпать лишнее в нетрезвом виде. Курион настороженно кивнул "впускайте" и приготовился к чему угодно... только не к тому, что перед ним вывалили. Мешок с монетами даже на вид был весьма округл и весом. Золото ещё не расползлось среди тарелок, а посланный уже требовал подписать документы, и срочно-обморочно просил ключи, и манил из-за дверей приведенного с собой табеллиона. - Не так быстро, - осадил его Ливий, позвал казначея и подождал пока тот пересчитает со всей тщательностью. И только потом всё подписал и отпустил кланяющегося в пол управляющего, недоумевая зачем его солдафону-хозяину понадобилась недавно выставленная на торги, изящная, почти игрушечная Белецца. Пока вспомнилось, потребовал сундуки, порылся в том, где были драгоценности, выудил три кольца тонкой экзотичной работы, выбирая из самых дорогих и маленьких по размеру. Остальное - золото, серебро, пояса, диадемы и прочие странные восточные вещи велел послать дочери. Подумал несколько минут, вернул посыльного, черкнул письмо и приложил к мешку с округлой суммой. Сундук с тряпьем приказал убрать с глаз долой. Не донашивать же дочери или Дее после этой... Ему упали в ноги. И поклялись всеми богами, что - некуда. Что после объединения двух домов кладовые ломятся и разве что в коридор куда-нибудь, тем более что сундук красивый и... Ливий протрубил раненым слоном "идиооооотыыы!", пообещал похоронить каждого в отдельном красивом сундуке, выдал ключи от дома покойной тётки, который тоже чуть не заграбастала наглая гетера, и скрылся в купальне.
Лупас: Идти никто не решался, а управительницы, на которую можно было спихнуть это дело не было в доме. Лупас почесался, пару раз дал трясущимся в зубы и пошел. Поскольку отправитель этого, устного, послания ждать не мог. - Прислали доверенное лицо из Регии. Спрашивают не ты ли откопал... э... весталку, господин. Говорит - раз кроме тебя у неё родственников нет... и, похоже, там паника. Говорит - всё понимает, многим обязан, но как скрыть пропажу такого количества стражи?
Ливий Курион: Курион нырнул в бассейн с головой, а когда вынырнул, поинтересовался только: - А Карфаген, случайно, не я разрушил? - и надолго замолчал. Потому что назвать одного из понтификов идиотом не решался даже в собственном доме. Девочка была ему десятой водой на киселе, он, разумеется, ждал от неё услуг, когда она станет жрицей, но выкапывать бесполезную распутную девку?? Досаднее всего было то, что понтифик считал идиотом его. А ведь знал много лет... - Передай дословно "не несите чушь. а солдаты дежурили ночью на Бычьем рынке, кто бы их ни порешил, а тела теперь искать ближе к устью Тибра", - счел, что оказал услугу взамен на черную неблагодарность, подсказав выход, и запретил входить к нему в купальню даже если свергнут императора.
Лупас: Он проводил посланца вежливо. И задумчиво почесал затылок "завалить двенадцать стражников ради бабы? весёлая охота... но бесполезная".
прислуга: >>>вилла Белецца Покойную разместили в гостевой кубикуле в перистиле, неподалёку от комнаты, которую занимал теперь её бывший господин. Закурили благовония, не самые дорогие, и ушли размещаться сами. Лед потихоньку доплакал под виноградными лозами заднего двора.
Дея: >>лавки готового платья и тканей>> Котика она принесла сразу на кухню, поставила на четыре лапы, велела налить молока и, оставив бродить и обнюхивать, пошла примерять покупки. Взятое последним, в хорошем настроении, нравилось больше всего. Схваченные витыми змейками плечи туники вбирали в себя узор, который от этого, казалось, расходился на груди павлиньим пером, хоть и не столь ярко. И, в отличии от первой, в которую в этом доме пришлось переодеться, подол этой не стеснял шага, заканчиваясь ровно у щиколоток. Завязки широкого пояса позвякивали чем-то на них нанизанным.
Ливий Курион: Из купальни он выходил с максимальной осторожностью, помня о толчее в доме и последствиях предыдущего выхода. И только поэтому не наступил на хвост, разложенный аккурат посреди дороги. Ливий поднял существо двумя пальцами и на вытянутой руке понёс на кухню, где ткнул кошачьим лицом в чью-то морду: - Почему в доме, а не на заднем дворе? Морда пролепетала, что не может знать и Курион собрался было свободной рукой спросить "а кто будет знать?!", но из угла откликнулись что, мол, управляющая принесла, а зачем он не знает, все четыре крысолова живы-здоровы и даже Капкан уже привык к новому дому и освоил подвал. Ливий повернул котёнка к себе, рассматривая кисточки, вздохнул "женщина...", посадил на сгиб локтя и вышел. Идиоты сделали вид что готовят.
бестия: Только подумай, в собственном доме какой-то большой чуть не наступил на хвост, а потом схватил, потащил... Но кажется в обители самых сладких запахов ему объяснили, насколько он неправ, потому что далее он сделался необычайно любезен и даже отпустил нежную шкурку на шее... можно было бы и поощрить. И очутившийся в относительном удобстве усатый довольно потерся о руку несущего и заурчал.
Ливий Курион: В таблиниуме было прибрано и раскиданные вчера папирусы лежали горкой на столе. От Кассия не было ничего. Ливий поежился, посадил зверя на стол, и некоторое время рассеянно гладил, распластывая по столешнице, обдумывая речь. Нужные формулировки не шли, рука сама потянулась к груде писем и отчетов, отрывая кусочки, скатывая в шарики, кидая на пол...
бестия: Через несколько маленьких шуршащих бесхвостых мышек он определился с добычей - выбрав самую крупную, он важно залег у самых ног большого, вытянувшись в меховую полоску, прицелившись, подобрал лапки и смело бросился на врага! Тот оказался не из пугливых, и ожидавший постыдного бегства охотник пролетел поверх белой мышки, перекувыркнулся, и уже без всякой важной подготовки кинулся обратно, подхватывая наглую шуршаку и переворачиваясь в обнимку с ней на спинку... Славная охота!
Дея: Прежде чем заглянуть на кухню снова, она все же переоделась во что попроще, поскольку теперь не могла позволить себе забыть о покойнике в доме. Котенка, разумеется, не застала, оглядела поваров со смутным ожиданием увидеть среди них зыркало и, лишний раз перечислив по именам, осведомилась о лекарстве и пошла учиться к старикану, кискиская по дороге. В таблиниуме шуршало. - О, вот, - в последний миг она вставила другое местоимение, увидев, что зверь тут не один, - вы где. А ста... Еракий... а, в библиотеке, наверное. Ну я тогда пойду...
Ливий Курион: Она опять была в простом. И оно ей шло, как не шли Клеопатре все её шелка. Он забыл про речь, как только услышал первые звуки, слетевшие с её уст. Он забыл про все, как только её маленькая ступня перепорхнула через порожек талбиниума. Но она снова искала не его. - Подожди, - Курион кинул в кота последним кусочком отчета управляющего и осведомился, - как его зовут?
Дея: Вопросом старичок добил. Ей и в голову не приходило, что это чудо в пуху можно как-нибудь назвать. Она растерянно постояла, так же рассеянно села прямо на пол и поймав котенка, снова повернула его к себе мордой, подняв над собой и заглянув в глаза. - Даже не знаю, - серьезно сказала она, внимательно рассматривая поводящее глазами и лапами создание. Круглый после еды животик грел ее ладони. - Правда хорошенький?
Ливий Курион: - С кисточками, - согласился с "хорошеньким", - Мазилка. Ливий поднялся, уговаривая себя, что он мужчина и сможет это сделать. Взял её за руку и повел к себе, мечтая, чтоб дом вырос до размеров Золотого Дворца и до кубикулы пришлось идти милю. - Наряды купила? Мазилка
Дея: Она фыркнула , повторив: "Мазилка!", поднялась за рукой и пошла, не выпуская из другой... Мазилку. - Купила. Просто... это... я лучше пока так похожу. И серую паллу купила.
Ливий Курион: В кубикуле забрал у неё кота, поставил зверя на ложе, открыл ларец с отобранными драгоценностяи и сосредоточенно надел ей на пальцы все три кольца - на средние и большой. Они подошли, и Ливий отпустил её руку, объясняя монотонно и стараясь чтоб не срывался голос, выдавая то, что (он уже знал это) будет внутри всегда: - Завтра надень их. И надень под серую паллу самое богатое из того, что купила. Люди должны видеть под трауром богатство дома. Тебе надо будет просто стоять у дверей, а потом идти, позади меня и моих дочери с зятем. Посмотрел на маленькую прозрачную прядку над ухом и через силу отлепил взгляд. Ему уже донесли, что утром она поела только хлеб, и он беспокоился что она и второй завтрак пропустит, забегавшись, обустраивая его дом. Он её ждал. Ни есть, ни писать, пока оне не пришла, ему не хотелось. Не хотелось вообще ничего из того, что было нужно или возможно, из чего состояла жизнь до того, как он первый раз посмотрел ей в глаза. - Дея...
Дея: "я в ней сжарюсь", - думала Дея, чтоб не думать, рассматривая кольца, зачем все это. Но... пришлось, когда она услышала это "Дея". Она вздохнула и впервые четко подумала о том, что ее купили. Настроение было далеко от прежнего "сами виноваты" и "пусть сначала поймают", и потому вместо враждебности и грусти она поглядела на него с сочувствием и пониманием, готовая отказать так мягко, как только можно. Вряд ли понимая, что смотрит на него сейчас как мать на ребенка.
Ливий Курион: Он смотрел в окно, где высоко поднявшиеся по шпалерам розы теряли последние капли утреннего дождя и словно тянулись к небу за исчезающией влагой, и не сразу закончил фразу: - ... пойдем поедим. Ты припозднилась. Еракий не убежит, не в том возрасте чтоб бегать, - добавил негромко. - Как успехи с чтением?
Дея: Она опять вздохнула, на этот раз смущенно, и, растерянно подняв брови, сминая улыбку и отворачиваясь, призналась, опять же со вздохом: - Ужасно. Да, надо поесть, наверное. Прежде чем идти. А то ничего соображать не буду.
Ливий Курион: Плеснувшее к горлу "я могу учить тебя сам" Курион запихал в такое место, к которому с тринадцати лет даже ункторов не подпускал. - Это потому что поздно начала, - бесцветно объяснил, выходя, - в детстве память гибче. В триклинии уже накрыли, на двоих, как он и велел, и накрытые от мух блюда пахли... аппетитно? А ещё пахло розами. И этот аромат перебивал даже мертвящий запах благовоний. Ливий с удивлением понял что голоден.
Лупас: Лупас сунулся с докладом: - Про Фурия пока ничего не... - и увидев лицо хозяина, сразу понял, что сунулся зря. Со стороны это выглядело как задумчивость, но после десяти лет, проведенных бок о бок, чуялось иначе. - Но я ищу. Поклонился и растворился в дверях, думая, что если он сам вдруг доживет до такого маразма, наймет кого-нибудь ловчее себя, чтоб по-братски загрызли в подворотне. >>>по делам на улицу
Ливий Курион: "Фурии... женитьба...". Теперь это не казалось ни выходом, ни долгом. Когда нет ни шансов, ни выхода, все становится кромешно безразлично. Все, кроме здесь и сейчас. Кроме деталей. Ливий понял, что не сможет больше взять Дею за руку никогда. Мужчина там или не мужчина... И не потому, что не сможет придумать предлог, а потому что в его руке с раздувшимися от болезни суставами и начинающими облеплять кожу старческими пятнами её маленькая ручка смотрелась как сорванная роза. Жвая ещё, но обреченная тому же тлению, что и сорвавшая её рука. И, странно, в этот момент ему было все равно, кто будет прикасаться к этой розе, лишь бы она цвела, как и определено природой - свой срок. Такой короткий у женщин и цветов. - Кстати, в доме покойников прибавилось. Там в кубикуле... не пугайся, если что. Это привезли женщину брата. Она закололась не пережив его смерти, - это была не ложь. Просто ему сейчас хотелось так думать - что брат не был одинок на старости лет, что молодая красивая женщина любила его. Сильно любила. Гаю же всегда везло.
Дея: - Да чего их бояться, - Дея пожала плечами и даже не сочла нужным сделать вид, что известие ее в чем-нибудь затруднило. Корочка хлеба одиноко блуждала в животе и ей нужна была подмога. - Они не дерутся, лежат себе тихо... - она смутилась все-таки, поскольку один из покойников был родственник старичка. Некоторое время она жевала и думала, что же ей все-таки делать, чтоб он ей случайно не объяснился. Сейчас вроде как не время, а потом уже мертвых в доме не будет. Вздохнула, запила, нахмурилась: парней мариновать это одно, а такой человек, мало сказать почтенный... Как-то это было печально, что ли. Недостойно ее... нет, как-то не так. И сравнить было не с чем.
Ливий Курион: Тарелки опустели быстрее, чем он успел насмотреться на её задумчивое лицо. Женщины всегда чувствуют такие вещи... жена узнавала его мысли и настроения по шагам. Как-то умудрялась. Только вот что с ними делать никогда не понимала. Или не хотела понимать. Ливий откинулся в кресле, посмотрел на Дею долгим взглядом из под тяжело опускающихся век, попытался вспомнить кого вообще интересовало что с ним будет. И не смог. Мелькнул ненадолго образ старшего сына, делающего первые шаги и тянущего к нему смешно растопыренные ручонки. Зря он разрешил этой дуре поехать с детьми на озеро в такую погоду... Думает ли Дея как от него отделаться или жалеет его, или то и другое он не знал. Просто чувствовал, что она знает и ей это... неловко. Тяжело как серая шерстяная палла в жаркий августовский день. - Через месяц после похорон я женюсь, - сказал спокойно, как о чем-то давно решенном, - сразу после похорон, будь добра, пригласи мастеров, чтоб обновили кубикулу Гая. Художников не зови, распишет пусть подмастерье. Пусть только оштукатурят начерно и положат на пол розовый мрамор. Это можно будет показать до свадьбы, - он поднялся, и, проходя мимо неё, остановился, чтоб впитать глазами то, что никогда не будет его иначе. Разозлиться не получалось. Он весь просто осыпался камнями старой стены, по которой не будет виться к солнцу этот цветок. Отвернувшись, Ливий молча вышел, забыв распорядиться послать к Кассию с вопросом. Вопросов у него больше не было.
Дея: Она выслушала все это не жуя, не отвечая - и так понятно, что она все сделает, потом сказала себе "что это я придумала", пожала плечами, закончила свой завтрак и пошла в библиотеку. Там ожидали другие страдания. Тем не менее он вспомнился ей еще посреди алфавита. "Надо же, женится..."
Ливий Курион: Спустившись из портика в сад, Курион сел на последнюю ступеньку, посмотрел на свои темнеющие узловатые руки, напоминающие больше коряги, чем человеческое тело, потом на цветники, над которыми вились пчелы и, изредка, большие рыжие бабочки с черными глазками взлетали, чтоб изменить одному цветку с другим. Ливий поманил садовника, чуть не отхватившего себе ногу лопатой при взгляде господина, и велел принести из мастерской нужное. Сиеста жужжала и плавила город выгорающим небом, туника промокала потом насквозь, болели руки. А на картине, под ногами Венеры, распускались цветы.
Кассий: дом Кассия>>23 авг день>>> Короткое "доложи" и неуверенное "в саду" в ответ заставили пренебречь условностями. В конце концов, думал Кассий, он все равно будет изливать ярость и недовольство, когда услышит, так какая разница, когда и из-за чего он начнет. Тесть писал. Кассий остановился в трех шагах от него. - Приветствую, - сказал ровно, переложил письмо в правую руку и спросил: - Что бы ты предпочел получить сначала: дочернюю благодарность или отчет о вчерашнем?
Ливий Курион: Пчела в углу не получилась. Вместо неё получился ещё один бутон. С прозрачными крыльями. Он посмотрел на него так и эдак и поставил поверх размашистое ЛК. - Совет, - пальцы разогнулись с трудом и Ливий сразу же велел унести холст. - Через месяц я намерен жениться и посватался к Ирине Фурии. Но сомневаюсь, что Фурий её мне отдаст. Мне нужны кандидатуры. Курион поднялся в портик и опустился на скамью, жестом предлагая зятю расположиться напротив.
Кассий: Кассий сел, поставил локоть на колено, свесив письмо, и долго пристально смотрел на тестя. "Если бы я мог тебе дать совет в таком деле, я, возможно, никогда не сидел бы здесь с тобой." - Чтобы скрасить одиночество, подойдет Клавдия Цека. Чтоб... развеять скуку - ее дочь. Хочешь напрячь силы - возьми Валерию Тривию. Чтобы не иметь проблем - ее сестру.
Ливий Курион: Ливий склонил голову набок и ироничное "ты правда идиот или прикидываешься?" пробежало по складкам от носа к подбородку. - Цека дает так, но отказывает в браке, снимать её дочь с горшка мне некогда, Тривия отравит меня раньше, чем я дотащу её до ложа, её сестра так тиха, что не подходит в матери моим сыновьям, - он разве что пальцы не загибал, и то - только потому что болели. - Впрочем, у Клавдии есть незамужняя кузина... но её род не из лучших. Ещё?
Кассий: - Еще? - спросил Кассий и заговорил на его языке: - А больше и некого предложить. Присцилла слаба здоровьем, Ламия Фибула глупа, Сервилия стара, Тарквия бывшая весталка, - он прибавил еще несколько имен, сопровождая каждое недостатком и мысленно закончил "а у такой-то бородавва на носу". И положил на скамью письмо. - Юлий соблазнил принцепса, но это бесперспективная связь. Тот был пьян и забыл об этом, - поднимаясь, завершил он, намереваясь удалиться.
Ливий Курион: - Идиот, - констатировал Курион, не уточняя кто - Юлий, Кассий или Нерон. - Но это уже не важно. Завтра на похоронах я в своей речи от нашего рода упомяну тебя как достойного преемника Гая. Надеюсь, к тому времени ты разберешься со своими... затруднениями. Привет дочери.
Лупас: >>>улица ведущая от и до Повторно об отсутствии сведений докладывать хозяину он не рискнул. Особенно после сообщения Летеция Руфа, уловленного на подходе к портику.
Кассий: - Передам, - приостанавливаясь, сказал Кассий и немного подумал, но все же решился сказать вслух: - Если ты в самом деле думал, что они у меня есть, неужели ты ждал, что я стану распространяться об этом в письмах. И, развернувшись, пошел. Вопросом это не было. Это было эхом. >>>Дом Кассия >>>>>>>>>>>>
Ливий Курион: Глядя зятю вслед, Ливий помял щеки большим и указательным, обдумывая больше завтрашнюю речь, чем скупое "толк будет. но я не доживу", поскольку воля уже начала проявляться, а ум за ней не спешил, и обдумывать глупую неблагодарность Кассия необходимости не было. Он прекрасно знал куда денет деньги дочь. Бабы... Но от зятя ожидал большей сообразительности.
Лупас: Но с этими новостями все-таки пошел, поскольку свежак, да ещё какой - раб видимо бежал от эдила не останавливаясь даже чтоб вдохнуть, так и осел на ступеньках черного хода рвать по кусочку воздух и глотать. - Господин, - Дентер пристроился за скамью, чтоб не мозолить глаза, - от эдила прибегали. В доме Понтия Стервия два трупа - купец Абу-т-Тайиб Аль Бана... - "варвары, мать их, язык сломаешь", - и его охранник. Оба - стилетом во время пира. Я тут подумал... третий нужен? Как-то слишком громко будет, если мы этого сейчас замолчим. Не ко времени.
Ливий Курион: Он не понял сразу о каком третьем говорит номенклатор и осадил его резким: - Много думать стал, - но, вспомнив слова зятя, согласился. - Мальчишка не похож на самоубийцу, хоть и идиот - подложился не вовремя. Но даже он в состоянии понять, что слово раба против слова двух... нет, трех патрициев - ему же хуже. Не думаю, что он будет болтать лишнее. Но Понтий-то, Понтий... я несколько раз намекал ему, что в доме надо держать специально обученных людей. А не то, что у него там вместо охраны. Курион пошевелил пальцами, раздумывая. - Пошли казначея к Рыжей. Пусть продаст мне этого бездаря. Потом выправишь дарственную, принесешь на подпись и отошлешь. Он ему вроде бы нравился... - отблагодарить Стервия следовало даже не смотря на то, что попытка провалилась. Мало ли. Да и Юлий на виду останется, а болтать ему в доме Мецената вроде и не к чему, рабы там и так как сыр в масле катаются. Курион снова пошевелил пальцами, теперь уже - отпуская Лупаса. И потребовал обед. Какую выгоду можно извлечь из случившегося в доме Мецената, перед предстоящими похоронами как-то не думалось. Даже если пошалил император... тем более если пошалил император.
Лупас: Как и хозяин, Дентер был уверен, что Кассий бросил напичканного лишней информацией раба там, куда привел, либо и вовсе потерял из вида. Помня о склонности Юлия к побегам, он опасался второго - бегать за рабёнком чтоб возвратить к месту Лупасу не улыбалось. А ещё подумалось, что после того как хворый Курион помрет, такого хозяина как Летеций Руф ему и даром не надо. ..... Казначей обернулся мухой и даже умудрился напомнить Рыжей, что за Юлия, в общем-то, один раз уже щедро заплатили. А вот у табеллиона Дентеру пришлось отстоять очередь, поскольку знакомый так и не вернулся. Курион подмахул пергамент не глядя, чего с ним отродясь не случалось, и Лупас пожалел, что не подсунул ему собственную вольную. >>>дом Мецената
Ливий Курион: Он не стал звать её к обеду, за которым пришлось додумывать проклятую речь, и отголосок собственной мысли "пусть учится девочка спокойно" его уже не удивил. Он не мог вызвать из памяти слово "смирение", поскольку слишком редко им пользовался, но ощущение это, неосознанное и какое-то хроменькое, давало что-то на подобии покоя. В таблиниум, к горам налетевших за день папирусов, не тянуло, в мастерскую тоже, и Ливий снова вышел в сад, бесцельно побродил по дорожкам, несколько раз пнув каких-то, похожих на садовников, за что-то, о чем тут же забыл, как только отвел взгляд. В дальней эскедре подушек не было, но мрамор был ещё теплый. Он подумал, что если так будет всегда и она не будет выжигать его изнутри, то так ещё можно жить...
Лупас: >>>дом Понтия Мецената - Все сделано, господин, - поклонился Лупас, которому крайне не понравилось, где он нашел хозяина. - В доме Стервия пишут письмо. То ли родственникам купца, то ли послу, то ли эдилу перегринов. И никак написать не могут. Купца убили между второй и третьей стражей, приметным ножом, который видели на пиру у служанки Дахи. Но, если баба не сошла с ума, это ложный след. Версий много: личная месть купцу, месть или попытка навредить Понтию, игры разведок, пьяный император, трезвый император... Короче, они знают не больше, чем я тебе уже докладывал. Кто-то у них там колечко потерял, похоже что посол, о лишних побрякушках мне бы сливать не стали. Не ясно ничего, одно могу сказать точно - это не я, - он позволил себе усмехнуться, наблюдая за лицом Куриона. - Что прикажешь?
Ливий Курион: - Не ты? Неужели, - вяло отозвался Ливий. - Спасибо, успокоил. Купец мог просто перейти дорогу кому-то из своей же братии. Рахам, например. Убрали конкурента, дела, ничего личного, а убрали так красиво, что пыль до Олимпа и под подозрением даже богоподобный. Кому нужен Понтий, чтоб под него копать? Если это гетера... каким-то боком, то после того, как уберете её, можно будет Понтию намекнуть, что старый друг позаботился о чести его дома. Благодарность, даже его, не помешает. Хотя... это надо обдумать. Возможно, лучше после её смерти подтвердить слух, что гетера напакостила в его доме, тогда не будут глубоко рыть - патриций отомстил дерзкой бабе, всего-то. Остальное... просто забудь. Не время, - и уткнулся взглядом туда же, куда смотрел до этого - в пустоту.
Лупас: Реакция на усмешку, точнее её отсутствие, подтвердила худшие опасения. Как и приказ. Курион, сколько Лупас его знал, никогда не лез в игры разведок, понимая - себе дороже. Но остальное... не заинтересовало его тоже. Как и предвидел Дентер. Теперь надо было придумать как откусить кусок пожирнее самостоятельно. И уходить. Тут крупной игры уже не будет, а старость приходит быстро... Лупас поклонился и исчез, оставляя хозяина на съедение той, которую любил сам - ночи. Он-то мог с ней договориться всегда.
Ливий Курион: Ливий едва не рассмеялся вслед рабу. Ему не нужен был свет единственной лампы, чтоб разгадывать выражение лица. На этот раз он точно знал, что волк о нем думает. Отказавшись от Сицилии ещё до провала Юлия, сенатор меньше всего думал о войнах. К чему теперь? Где бы ни воевала империя, в Италию враг не придет никогда. Не лезть на рожон, упрочить то, что есть, в том числе упрочив положение зятя. Жениться. Делать сыновей. И не мечтать о Дее. Не пожирать её глазами, не распахивать грудь, чтоб она не горела там, как негасимый жреческий обман у какого-нибудь особо священного алтаря, бесполезный и бесплодный. И отравить волка. Пока он, почуяв слабину, не загрыз. Дел и так было по горло, какие купцы...
Ливий Курион: август, 24, утро Цицерон и Лукреций Кар уже отчитали, и грызли ногти в сторонке в ожидании судейства. Катулл бубнил что-то сентиментальное, строя трагические мины и почти хлюпая носом. "Идите в Аид со своей недоношенной поэзией! Не хочу я вас судить, я хочу капусту выращивать!"... хотел сказать Ливий, но не успел. Проснулся. Утро было на удивление прозрачным, спокойным и слишком солнечным для предстоявших помпезных похорон.
Дея: Утро выдалось славное. Такие утра хотелось встречать бездумным "ляляля" или "мяумяу", и что-то она промурлыкала, пока потягивалась, потом пошла проветриться в перистиль и заглянула по дороге на кухню - напомнить о лекарстве. И тут вспомнила. - Фыф, - вырвалось так же невольно, как только что недопесня, и лекарство она решила отнести сама, чтоб заодно узнать, куда сегодня девать лишних рабов: как обычно или нужны будут зачем-нибудь. Умылась она в фонтане, не смущаясь возможными зрителями, надела на себя лучшее из купленного у Галиба, потом подумала и переоделась обратно в простой домашний хитон: на богатое нужно надевать серую палу, а не хотелось до времени, а проявлять нескромнось в роскошном было нехорошо.
Ливий Курион: Взгляд не поднялся выше лекарства. Даже до выреза не добрался. - Собираются уже? - поинтересовался безнадежно, как будто вопросом можно было отсрочить или отменить. Хотя бы толпу прихлебателей и необходимость позволить к себе прикасаться аидовой куче чужих людей.
Лупас: август, 24, утро Гречанки-прачки улыбались, хихикали, алели и готовы были дать прямо тут - рядом с пенными корытами, но чистой туники Лупас, как ни рычал, от них не добился. Хоть предупредил ещё третьего дня. "Бабы, суки, как кошки - ластятся, жрут с рук, а сделать нужное хер заставишь. Бесполезные существа". Но охранять курионовскую тушку при таком скоплении народа, да в такой день, следовало в чистом. Поэтому он просто отнял тунику у кондитера. Вякнуть тот не посмел.
Дея: Собираются уже? - Ага, - сдула легко и, сочувственно наблюдая его попытки совладать с отвращением, не заметила как сказала вслух: - а нельзя заболеть? Ее бы это тоже устроило, поскольку толку в том, чтобы вырядиться и все это потом скрыть под палой и потеть, казалось нелепостью.
Ливий Курион: - А я что делаю? - пошел складками Ливий, глотая лекарство. - И потом... ему всегда не нравилось что я прогуливаю... - нажаловался отстранённо-раздраженно, и только потом понял что сказал. - Вели что-нибудь совсем легкое к завтраку и пусть сходят узнают почтит ли принцепс или не ждать.
Дея: - Ага, сейчас, - она уж было сорвалась с места но застряла и добавила: - Да, я еще спросить хотела, лишних сегодня опять за бузиной, или зачем-нибудь нужны будут?
Ливий Курион: - Лишних? - не понял Курион: на его взгляд они все были лишние, а сегодня - особенно. Кроме, разве что - неё. - А... нет, все идут провожать господина. Все. Пять охранников только оставить. А вечером это... вина им, дармоедам. И чего там... положено... - чего сегодня положено не хотелось ни знать, ни думать. Он остался бы тут, ждать пока она ещё раз принесет лекарство, или еду, или спросит что-нибудь домашнее. Но шум плебса жужжанием мух над навозной кучей уже доносился в кубикулу.
Дея: Она забрала опустевший стакан и пошла искать, кого здесь обычно посылают. Огорченного старичка мучить расспросами не хотелось, он и так страдал от необходимости убить хорошо так начавшийся день об толпу, будучи при этом не в лучшей форме, так что лишнее слово на эту тему он если и не воспринял бы как отец, то как давление ощутил бы точно. Так что зачем из него перед выступлением жилы-то вытаскивать, он и так помнит, что ему предстоит. Завтрак она тоже принесла сама, следуя распоряжению "легкий", а потому побольше - надо же ему весь день на чем-то держаться. Кусочки вареной рыбы с едва присолеными овощами аппетита особенно не дразнили... но она сама еще не завтракала а потому, принюхавшись, стащила кусочек и спрятала за щекой, войдя снова.
Кайен: Улица от и до>>>>>>>. Серое сборище у входа пропустило его только потому, что для неодобрительного оглядывания надо от предмета как-то отстраниться, чтоб целиком увидеть, чтоб взгляд мог прогуляться оценивающе с головы до ног. Вот раздвигая себе путь этим негодованием, он и прошелся величаво в своей пестрой одежде и с ожерельем на шее, и, как и собирался, попросил привратника позвать кого-то, кто посвободней: либо управляющего, либо Дентера.
Ливий Курион: При виде овощей он окончательно раскис, ковырнул пальцем и вспомнил: - Дочь с зятем здесь? Надо было задать ещё дюжину хозяйственных вопросов, уточнить с полсотни мелочей и распорядиться... а он просто сидел и смотрел, как по складкам её простой туники, словно по освещённому солнцем склону горы, ползет муравей. И когда букашка, выбравшись из очередного оврага, вскорабкалась на бедро, поведя в задумчивости усиками - куда? - он шевельнул рукой в её сторону, чтоб смахнуть, но остановил ладонь на полпути. - Муравей.
Лупас: Одну из гречанок он, всё же, уволок в подвал - так, просто, взбодриться. И едва успел стряхнуть, как его нашел "суфлер" и потребовал к воротам словом, с которого волк только что стряхнул. И, был бы это не суфлер, а кто другой, ему бы сильно повезло, что Лупас успел закончить с девкой. Это утро пахло серой, раскалённой мостовой, и не нравилось ему категорически. Настолько, что он вполне мог отступить от предпочтений в воспитательных целях. А так он только рыкнул короткое "иду" и придал девке ускорения ощутимым шлепком. Благоухающего Кайена он учуял в толпе ещё до того, как пестрота тканей резанула глаз. - Да?
Кайен: - Отдай своему, - Кайен без предисловий подал благодарность, сложенную не шире ладони, в руки, - и впусти меня в комнату, где подарочек держали... Вещи там его остались.
Лупас: - О вещах распоряжений не было, - ответил Лупас с той же громкостью, и приоткрыв ворота ровно на ширину понтиева посланца, чтоб не просочился кто из толпы, уже закрывая за ним, добавил тихо, - что там?
Кайен: - А что, сам принесешь? - ласково улыбнулся Кайен, оставив от глубокого голоса только томную хрипотцу выдоха. - Не думал - после твоего предложения - что тебя интересует такая мелочь ... Он резко сбросил тон и сказал просто: - Ничего важного, потому и не было...
Дея: Дея помотала головой и зажевала спрятанный кусочек. - Не приходили. Это тот который... такой... ты ему еще картины показывал? Не было. Она щепоткой взяла муравья и посолила им пол. Потом той же щепоткой стянула из блюда Ливия еще кусочек и сунула в рот, облизав пальцы, прежде чем сообразила, что не так делает. Потом смущаться было уже поздно. Вытерев украдкой пальцы о подол, спросила: - За ними послать надо или сами придут?
Лупас: Лупас опустил голову, почесал шею, а когда поднял взгляд, ласки в нём было столько же. И чуть больше понимания. - Так он мне должен остался. За суету. Пойдем, посмотрим сколько. И повел дальними коридорами, в обход суфлера и прочих. В комнате уже копошились бабы, подтирая, подбирая остатки еды и шаря по углам. - Кыш.
Кайен: - Тебе? - удивился Кайен, оглядывая ложе, - за суету? - стал на колено и вытащил мешочек из-под половицы, после чего с безразличием к интонации (волк пал в его глазах до уровня попрошайки) осведомился: - сколько?
Ливий Курион: - Послааать???! - Ливий грохнул тарелкой о прикроватный столик и, уходя по голове несчастного муравья, бросил через плечо: - Сядь поешь по-человечески. Не так припозднился зять, как неотвратимо накатывало ощущение, что задержись он с ней наедине ещё на один муравьиный шаг и он уже никого сегодня не сможет похоронить.
Дея: Она подскочила на месте, даже глаза расширились, потом, постояв и похлопав ими, потянула еще какую-то овощину с блюда, прежде чем выйти следом чтоб прислать убрать и пойти поесть по-человечески на кухню.
Лупас: Мельком глянув на мешок, вполне увесистый, Лупас рассудил что если они заберут свои части, раб пищать не будет. Можно было и поровну: - Треть.
Кайен: Он высыпал волку то, что было сверх круглой суммы. Там не доставало до трети одной монеты. И на ходу развернул ладонь, с которой серебро вот-вот готово было стечь, успей только подставить, во что.
Лупас: Волк качнул головой в сторону стола и для порядка поинтересовался: - Ему что-то оставишь или мы этого не видели?
Кайен: Деньги стекли походя - что из потока попало на стол, что на пол; Кайен, выходя из комнаты, в ответ лишь пожал плечами, даже не спросил, как собирался, кто у них тут управляющий. >>>>>>улица
Лупас: Лупас чуть пожал плечами вслед. Управляющие, даже рабы, особенно рабы, все были одинаковы. И кончали одинаково. Именно поэтому он никогда не добивался этого положения - слишком оно расслабляло. Становясь почти господином, человек забывал оглядываться, забывая и про "почти". Он дождался пока шаги в коридоре затихнут, прежде чем прикоснуться к деньгам.
Кассий: 24 авг дом кассия>>>>>>>>> Рабы разгребли толпу и длинный шлейф из них состоящий остался в ней же, когда Кассий с женой и матерью были впущены с немногочисленной челядью в дом.
Ливий Курион: При виде лихорадочно блестящих глаз дочери и её бледных щек, гневливое "как вы смеете копаться в такой день?!" застряло в горле сменившись пискливой мыслью "внук...!" и молчаливым проклятьем её хлипкой матери, вместе с её чахлым родом. И Ливий, мимоходом кивнув зятю, уже собрался приказать для дочери кресло помягче, как вдруг присланная либитинариями плакальщица, только-только начавшая разогреваться посредь атрия, взяла какую-то невообразимо громкую высоту, поперхнулась, захрипела и дальнейшие причитания, как она ни старалась, вышли только хрипом и шипением. Голос праэфики был безнадёжно сорван. Рабы аж присели от ужаса, вздрогнули и сокрушенно закачали головами те из важных гостей, кого уже провели в атрий, даже лары, пенаты и предки, казалось, повернули головы. И только Гай, вынесенный из прохладной комнатушки, полностью готовый к выходу из дома и никуда не опаздывающий, безмятежно улыбался. Курион стиснул кулаки и с негромким: - ...и не сомневался, - опустился на ближайшую к брату скамью.
Лупас: Меценатовская благодарность могла подождать. Сперва следовало навестить оливу - пока всё суетилось и толпилось в парадной части дома и рабы не сели за вечернюю тризну по дальним углам парка. И слишком поздно - уже подавая в руки - Дентер понял холодную остроту момента. И слишком резко вскинул взгляд в лицо. Он успел прочесть в нём свой, отсроченный до поры, приговор. Какая-то пышнотелая курионовская родственница - "все эти мешки с дерьмом и золотом друг другу родственники" - наступила ему на ногу. Лупас согнулся в низком поклоне, чувствуя как нехорошие мурашки бегут по загривку. Перед глазами встала картинка стекающего из ладони серебра... Он устал, ох как он устал за двадцать лет выгребать монеты из навоза. >>>форум
Ливий Курион: Безразлично сбросив в чьи-то ладони письмо, сенатор поманил зятя. - Что-нибудь слышал из Золотого? Будет? Пока что задержка на руку, можно шепнуть нескольким, что без него и такое не начинаем, ждем...
Кассий: Кассий плечом пошевелил "говори что хочешь", отвечая: - Не предвидится, - подразумевая, что и для выходки повод уж больно неподходящий. В воздухе носилось что-то, что сподвигло его на спонтанную подсказку: - Если есть к нему что-то, лучше поторопиться. В Грецию потянуло. Лицо было как о погоде, голос, как и положено, достойно притишенный в скорби.
Ливий Курион: "В Грецию???" Мгновенно забыв и о праэфике, и о гостях, он собрался выяснять подробности, но тут какая-то матрона, из дальних родственниц, от полноты чувств притерла его к необъятной груди, Ливий чихнул в эту припудренную мукой дебелость, выдрался из объятий и поискал глазами Дею... сам не понимая зачем... но просвета не было. Стадом позвякивающих мычащих коров к нему уже тянулись другие женщины рода.
Тит Фурий: Большая часть посетителей прошла, так что ему даже удалось подойти у Куриону, которого он уважал, довольно близко. Вспомнилось отчего-то, когда его, еще совсем ребенком, взяли на другие, пусть не слишком пышные похороны..и,пожалуй, пожалел, что ему некому сказать -это был достойный муж... ................................................................. за Курионом на форум >>>>>>>>>>>>>>>
Луций Фурий: Дом Тита Фурия>>>>>>> Он по дороге думал об отце, стараясь угадать, что удерживает его выбор в определенных рамках, и о том, что отдавать долги надо и мертвым тоже. В этом была надежда досказать недосказанное ему, когда при жизни человек не мог слышать, или... за него, когда он при жизни не мог говорить. Плотное содержание сперва улицы, потом вестибула и атрия дышало потом, и скорби в нем было не больше, чем меда в гаруме. Толпа исходила томлением...
Фурия: Дом Тита Фурия>>>>>>> Пожалуй, то,что она испытала, войдя, было близко к сочувствию. Впрочем, она была не из тех женщин, к чьему сердцу проще всего пробраться при помощи жалости, так что Ливий Курион был сейчас не ближе к заявленной цели, чем в тот момент, когда Ирина впервые о ней услышала. Однако думалось не о том. Никогда не признавая ритуал достаточным поводом пустить дела на самотек, она тем не менее была озабочена сегодня последствиями оного. Ей было неприятно, что на люди вышла нынче не вся семья, и что это дает окружающим повод для сплетен. Вычеркнуть Лара из повседневности оказалось непросто. "Интересно, кто теперь его патрон?"
Ливий Курион: На двадцать пятой всхлипывающей матроне Ливий не выдержал. Все, кто хотел выказать свои уважение и соболезнования роду уже собрались, остальные, не поместившись, наверняка ожидали процессию на Форуме, и ждать какого-то выскочку значило плюнуть в глаза предкам до десятого колена. Мысленно послав принцепса в, на и даже под, он подал знак начинать. Застонали флейты и лиры, новая праэфика уныло затянула нении, Курион, кряхтя, подставил плечо под свою часть погребальных носилок, впервые, пожалуй, благословив брата за аскетичный образ жизни; зачадили факелы, и десингатор, со слезящимися глазами (уже которые похороны Курион удивлялся как умудрились дать это место человеку, не переносящему дыма), откашливаясь через шаг, засеменил за ликторами; подалась толпа, раздвинутая звуками труб, и назойливые родственницы остались позади. Но, проходя к воротам мимо Ирины Фурии, сенатор едва подавил трусливое желание спрятаться за её мощную спину. >>>форум
Меценат: дом Понтия Мецената>>>>>>> ... в дом Курионов прибыл он так, что застал лишь торжественный выход, но и за то благодарен был напоминанью. >>>>>>>>форум
Пуппий: >>>>>>на глаза старавшийся не лезть - для него довольно и тех было, кто его здесь и так заметил, скромность украшала его не впервые - он присутствовал с самого утра, и почерпнул несколько полезных наблюдений. А светиться предоставил отцу. >>>>>>>>форум
Кассий: Подставляя плечо под носилки предшественника, Кассий поймал в толпе взгляд... направленный не на него, но от этого не менее говорящий. И угрюмая торжественность, которую хранило его лицо, отгородила его от окружающих, позволяя додумывать не слишком приятные мысли, практически выжигавшие дыру в сознании. В условиях ритуала, где он исполнял одну из центральных ролей, это была непозволительная роскошь. >>>>>>>>форум
Дея: Поев и переодевшись она выбралась в стекшуюся в атрий толчею и на миг потерялась, не в силах сообразить, где ей надо стоять и что кроме этого делать. В конце концов логическим путем возглавила процессию рабов, стараясь при этом не особенно вертеть головой и вообще сохранять чинный вид. И только когда, повинуясь волне, отхлынувшей от поднятых носилок, потянулась к выходу, заметила, что крутит поочередно подаренные кольца на пальцах: она не могла отделаться от чувства, что ей вот-вот придется встать на руки . >>>форум
Луций Фурий: Потея как в карауле и стреляя глазами как девка в порту, он выбирал из сутолоки знакомых, кивая, как голубь в зерно и примеряя, как одежку, к себе и сестре. Поэтому от отца отстал. Попадающиеся знакомые лица требовали по большей части такого возобновления отношений, проще которого было завести себе новых. Хотя, в свете недавних событий - подумал он и качнул бровями - не исключено, что на него будут вешаться уже вечером, как только приличия, позволяющие им сейчас переглядываться, позволят попытаться вытянуть что-нибудь о братской славе из первых уст. >>>форум
Фурия: Она смотрела свысока, и под этим взглядом умолкали, даже не видя. Складка меж бровей часто делает взгляд острее и тяжелее, чем принято носить, не замечая, а у некоторых женщин бывают очень чувствительные затылки. >>>>форум
Ливий Курион: >>>Аппиева дорога Перед самым домом сенатор сделал над собой усилие и пересчитал. По головам. Не так уж много высокородных осталось посмотреть, как почивший претор, любивший Рим больше чем всю родню вместе взятую, встанет в ряд с теми, кто вспахивал тут землю и прокладывал первые дороги. Даже Стервий не соблаговолил... но его, хотя бы, извинял возраст. Дочь была отпущена кивком, зять не удостоился и этого. До возможности провалиться в ложе оставалось одно, последнее, дело. Ливий почти позвал Дею... но понял, что не сможет сказать это ей. И окликнул волка. - Сучку эту, которая Мирине... на латифундию её. Пусть там блюёт до конца жизни.
Кассий: >>>Аппиева дорога >>>>> К дому он уже принес ее на руках, не доверяя рабам, только отослав некоторых вперед чтоб заранее подготовили носилки. Ему очень не нравилась ее бледность, и, хотя держалась она хорошо, когда обвила его шею, чувствовалось, что не просто с удовольствием. *после того как появится пост Куриона, допишу если понадобится и сколько понадобится* >>>>>>>Дом Кассия.
Лупас: >>>Аппиева дорога Лупаса самого уже тошнило. До того, что хотелось вцепиться в горло этому недоумку, у которого характера осталось только на мелочёвку. Но спина согнулась, послушная и гибкая, как всегда. - Да, господин.
Дея: >>>>>аппиева дорога>>>>> Набившаяся в сандалии пыль оказалась пропитанной кровью. Она никак не ожидала такого сюрприза, хотя порой чувствовала, как врезается пряжка и трет ремень - слишком занята была направлением всей этой бесконечной оравы. А рабы топали, переругивались и норовили разбрестись, растянувшись цепью по всей длине дороги. Сердито поджав губы, она ушла к себе переодеться, запуталась в палле и в конце концов выбарахталась из нее, плюясь и беспорядочно раздергивая во все стороны. На шее тоже была пыль, и она пошла в фонтан прямо так, в богатой длинной одежке, в кольцах и босая. И одно кольцо, кажется, утопила. То есть, припомнить, было ли оно на ней до фонтана, она не смогла, и послала искать его: в фонтане - охрану (заодно помоется), в кубикулу и по пути от растрепанной паллы до водоема - двух рабынь. Потом как была мокрая, едва отжав подол и выкручивая волосы на ходу, явилась на кухню добить повара вопросом про эти аидовы лекарства. Повар попытался ощупать ее взглядом, наткнулся на ответный взгляд и, закатив глаза, все приготовил. Она отнесла. Споткнувшись о волчару в полушаге стаканом и всем телом, обошла его как неживое препятствие, подняла глаза на сенатора и спросила - без улыбки но бодро: - Ну что, ты живой?
Ливий Курион: Ливий открыл брови, но глаза за ними не потянулись. Не смогли, даже при всём удивлении. Это давно никого не интересовало, тем более в таком тоне. "Как ваше драгоценное здоровье, господин?" говорило скорее об обратном интересе. Он разлепил губы, привстал с ложа по направлению звука и ответил как спросили: - Бывало и лучше. Что там, разошлись? - имея ввиду плебс под воротами и не очень понимая чего она от него хочет, что там ещё случилось. Рука, помогшая приподняться телу, предательски подрагивала.
Дея: - аага, сей-час! - прозвучало на этот раз саркастично. - Я лекарство принесла, - сказала она быстро и шмыгнула носом, стоя в ожидании, когда он примет стакан и выпьет. Потом сообразила, что у него глаза закрылись сами и открываться отказываются, и попробовала пристроиться так, чтоб напоить его не поднимая с ложа. - Можешь не просыпаться. Давай руку. Свою. Чтоб не облиться. Вот, - она сомкнула его пальцы на стакане, так чтоб он почувствовал его кромку, и поднесла все это к его губам.
Ливий Курион: Вздыхая и сопя, Ливий приподнялся ещё чуток, чтоб ухватиться за лекарство и хоть ненадолго почувствовать её ближе. Привалился лбом куда-то, отдавая стакан...она была мокрая, насквозь. Глаза как-то сами открылись и уткнулись в облепившие грудь складки тонкой дорогой ткани. Он резко удивлённо вдохнул, не припоминая чтоб обливал её так на очищении, разглаживаясь в улыбке: - Отличное лекарство... - и чувствуя как начинавший загораться в теле приступ утихает залитым дождём костром. - Дай идиотам ещё денег. А мне родосского.
Дея: - А можно? - с сомнением выпучилась она, - в смысле, родосского... И каким идиотам, без названия или там? - махнула рукой надеясь что в сторону плебса за воротами. - И сколько?.. - проглотив очередное "можно", подразумевающее "швыряться деньгами".
Ливий Курион: - Там, - всё ещё улыбаясь и силясь отвести глаза, Ливий вернул на ложе всё, что ещё могло двигаться. - И слух в толпу пусти, что чем меньше будут сейчас шуметь под окнами, тем щедрее будут раздачи на играх. Он не хотел родосского. Он хотел чтоб она ещё побыла тут, роняя с подола капли в крохотный безвыходный ручеёк на мраморе, такая - с влажными прядками на шее, забавно вскинутыми сосками, глядящими бодро, как два преторианца у Золотого, пахнущая не смертью, как остальные, а весенним дождём. - А родосское можно.... немного, с травами.
Дея: - Ага, сейчас, - сказала она, уходя чтоб распорядиться деньгами и вином, на ходу думая, что не очень много, так как слух и еще раздачи на играх. Вот о чем она не думала никогда, так это что ей придется распоряжаться раздачами. Она нашла казначея и некоторое время с ним советовалась. Туника быстро высыхала и становилось душно. Высунувшись из портика в толпу, она почувствовала вдруг, что устала. Что-то скреблось внутри. Почему-то казалось, что сколько ни дай этим серым денег, будет мало, и не потому что они такие жадные. И слух пустился как-то сам, причем в такой форме, что толпа потихоньку, но заметно стала рассасываться. Захотелось уже сесть где-нибудь или даже лечь, но вино она понесла сама.
Ливий Курион: Веки он опустил, растекаясь по подушкам каждым мускулом и осторожно ощупывая ноющий локоть. Но она словно не уходила никуда, стояла перед глазами и капли падали с подола, делая рисунок на мраморе ярким и чистым. Где же она так промокла? Неужели купалась в фонтане как дитя? Мысли уплывали туда, где Дея стояла под струями, смывая смерть словно нимфа, чей родник люди осквернили войной... Почему все эти каменные фонтанные бабы, понатыканные в садах и парках, все до единой - с перетянутой как на преторском приёме грудью и тяжелыми сухими драпировками или бесстыдно голые и оттого такие безликие и фальшивые...? Вот же - течёт по волосам, плечам, лепит мокрые складки вокруг босых ног... Он сам не понял зачем и как встал, что искал по комнате, пока не наткнулся на жаровню. Ливий взял уголёк и заозирался - пока дозовёшься, пока принесут - не думая, пристроился коленями на ложе, проявляя её на светлом полотне стены: раскинула веер раковина-чаша, полились тонкие, как дождевые, струи, десятки тонких ливневых струй, она вскинула руку к щеке, убирая прилипшие пряди, ручейки заныряли за шиворот, в вырез, скатываясь и сочась, звонко шлёпаясь в мраморное озеро...
Дея: Она вошла и остановилась, исподлобья поглядев на это безобразие. Нет, ну, во-первых, не дело на стене углем рисовать в помещении. И еще эта грудь. Как ребенок, честное слово. Как будто первый раз видел. Одно дело фрески, или там статуя раскрашенная, а то как на улице рисуют кто ни попадя, да еще и подпишут, бывает, глупость какую-нибудь, спасибо, хоть до этого не додумался. Она хлопнула глазами, отводя их вниз и вбок, и вздохнула.
Ливий Курион: От вздоха рядом он очнулся, как застуканный нянькой за воровством соседских вишен мальчишка. - Ааа... ээ... гхмм...э...это фонтан. Будет, - сымпровизировал лихо, как в детстве. - Не нравится? Её туника уже почти высохла, в глазах появилось что-то неуловимо-похоронное, словно вода не помогла, и Ливию захотелось заставить время идти обратно или хотя бы остановить. Он переводил взгляд с оригинала на копию, чесал занемевшую руку и понимал что именно рисовал. И ведь неплохо, лярвы забери всех идиотов-градоустроителей, получилось. Значит пусть так и будет. - Ты устала, - констатировал, пряча за тоном не предполагающим возражений всё, что ещё можно спрятать имея за спиной признание в пол человеческих роста, - вели повару подать тебе в кубикулу приличный обед и иди отдыхай. Только пришли мне секретаря. И подмастерья.
Дея: Она пожала плечами на вопрос, нравится ли. Попыталась представить себе фонтан. Не то, чтоб ее раньше не рисовали, вот так на стене углем как раз бывало. Она открыла рот что-то сказать и зевнула. "ну здрасьте", - подумала, услышав, как он приказывает "устала", но спорить было глупо. Обед так обед. В кубикулу это конечно бред, потому что чтоб об этом распорядиться, нужно все равно зайти на кухню. А на кухне можно просто поесть без распоряжений. А, да , секретарь же еще... И подмастерья. Умотаешься. Она молча кивнула и пошла. По пути была кухня, а секретарь и подмастерье где-то наверху. Наскоро перекусив и жуя на ходу, она их нашла и послала.
Мудрёный: ...под смеженными веками расцветала река, со множеством притоков и рукавов. Причем рукава расходились чуть ли не шире чем притоки. Некоторые даже впадали в другие моря. Названия этих морей Рурку были знакомы, хотя их не было ни в каких периплах, очертания же менялись или размывались, стоило к ним присмотреться повнимательней. Пришла девочка, которая его купила, поцарапанная богиня, он стряхнул наваждение и открыл немедленно прослезившиеся на свет глаза. Идти так идти. Голова была легкой - настолько, что, казалось, ее потеря никак не отразится на жизнедеятельности. На стене красовался угольный набросок. Почему эта девочка имела здесь власть, для Рурка секретом не было, но именно в момент, когда взгляд окунулся в струи фонтана, Рурк заново открыл для себя, почему его не отослали обратно. Он молча и легко склонился, как предмет на покатой поверхности, или ветка под садящейся птицей, и опущенный ниже лица господина взгляд содержал не больше мысли, чем у того табурета или той ветки.
Ливий Курион: Когда осталась только чёрно-белая, Ливий взял с подноса родосское, вдавил всю тяжесть дня в ложе и отсалютовал. Ей. На прощанье. Здесь даже нарисованную нельзя было оставить. И секретарь с подмастерьем получили приказы одновременно: - Это... этот... гм... эскиз - вырубить и отправить Вистарию. Только срисовать сперва, знаю я вас... - "идиоты" утопились в киликсе с негромким бульканьем - в идиотизме секретаря он пока ещё сомневался, подмастерье вообще относился к особой категории дурней. - Ты сделаешь ещё пару набросков. Еракий, ты - пиши: - Вистарий, я желаю подарить городу фонтан. Мрамор - на твой выбор, цена работы и материала - на твоё усмотрение. Без надписей. Эскизы прилагаю. Будь здрав. Ливий Курион. Подмастерье, прошуршавший в кубикулу вслед за секретарём, смотрел, слушал и не верил ни глазам, ни ушам. Пристенный фонтан, в котором дева-купальщица стоит к зрителю почти спиной, одной рукой тянется к струям, другой стряхивает волосы со щеки... не игривая нимфа, не величественная богиня, даже не воспетая поэтом патрицианка - обычная городская девчонка, купающаяся в фонтане жарким летним днём. В этом было что-то, чего он не понимал, никогда не видел, чего не делал никто, и всё-таки это было... как обогнать время и оглянуться, увидев целые жизни в мелочах, незначительных чёрточках, пустяках, растираемых временем, пока оно идёт с тобой в ногу. Он продирался сквозь набросок как только что взявший первый урок, не понимая как это выглядит с других ракурсов, стирая и пробуя снова. Ливий, стоя у мазилки за спиной, мял в кулаке подбородок, недовольно кряхтел, но не отвесил ни одного подзатыльника и, в итоге, подправив пару линий, отпустил: - Довольно. Подмастерье оторвался от листа и тихо вышел, поняв - время нельзя остановить. Его можно только обогнать. И оглянуться. Но как это сделал этот человек, он так и не понял.
Мудрёный: Рурк написал письмо, дополняя его всем положенным набором оборотов речи и титулов, и думая при этом о котенке, которого по возвращении с похорон обнаружил в библиотеке. И, закончив, посмотрел на сенатора с подмастерьем. В эту минуту даже те рычаги и вожжи, которые были видны невооруженным глазом, растворились во взгляде на две человеческие фигуры, объединенные одной мыслью. В пустой голове мелькнуло не раз слышанное на разных языках: с виду - человек...
бестия: У Мазилки были занятия и поважнее, чем расхаживать среди этих двуногих, которые так и норовили оттоптать лапки, - большая дымная дыра, из которой пахло густым мясным супом и еще чем-то очень вкусным. Осталось всего-то перебежать несколько каменных полянок... Но двуногие все прибывали и прибывали, как зернышки из порванного мешка (Мазилка помнил, как опасно грызть эти тряпочки снизу вверх), и от ревности к дымной дыре у котенка подрагивали кисточки "Они же все сожрут! все-все!" И котенок бежал изо всех сил, перепрыгивал, прошмыгивал, проскакивал и даже пару раз прокатился на красной тряпке, благо двуногие ничего не замечали, - и в том момент, когда заветная дыра была на самом кончике носа, путь прегради две здоровенные, усатые, взрослые и потому такие злобные тени. От первого броска Мазилка увернулся, но второй отправил котенка в долгий полет. Как умудрился удрать уже и не вспомнить... Бежал так долго, что стало ясно - теперь ароматная дыра потеряна навсегда. Но душевную травму и урчание в животе Мазилки с легкостью заглушили новые запахи на высоком деревянном столбе - с перепугу котенок взлетел туда в два касания. Нюхая все вокруг, он наткнулся сперва на кусочек несвежего теленка, пожевал, но тут же выплюнул и даже оскалился, до того невкусно. А вот шуршащие полосочки с черными и красными пятнышками отлично рвались и поднимали настроение. Игра сморила Мазилку и, спланировав на остатках шуршалок на пол, он отправился искать подходящее место для сна - и нашел не в пример быстрее супной дыры. Тщательно умяв мягкую ткань вокруг, он закусил самую любимую шуршаку, свернулся клубочком и блаженно затих.
прислуга: >>>>>>>Дом Тривии Августы Шани осторожно переминалась с ноги на ногу перед нужным ей домом. Ещё раз, для верности, проговорив про себя то, что наказала госпожа, она сначала тихонько поскреблась, а потом уже увереннее постучала в тяжелую створку.
прислуга: Апаме не дали ни вина, ни лепёшек в меду. Ей даже не досталось того прокисшего розового, которым младший повар пытался исправить вкус вечернего рабского варева. Всё выпили и съели мужчины. И те из рабынь, что были посмазливее. Апаме, с её шрамом через нос и обе щёки, достались только тумаки подгулявших на тризне и дежурство у двери. От скуки она полила клумбы у ворот и натёрла до блеска тяжелые бронзовые кольца. И долго смотрела на них, прежде чем мацнуть и оставить следы рук. - Чего тебе? Поздно и траур у нас, не видишь? Ты чья?
прислуга: Шани неодобрительно глянула на недовольное лицо, и медленно проговорила: - Моя госпожа, Три... - тут она запнулась, и исправилась - Валерия Терция. Письмо.... Сенатор...в руки - от волнения она, как обычно, начала чуть коверкать не притёршуюся к языку речь. Собравшись, она выпалила на одном дыхании: - Письмо госпожи важно и срочно.
прислуга: - Кого..? - от старания понять Апама даже за ворота высунулась. Но соображала она и так медленно, а тут ещё на нормальном языке не разговаривают. Только "срочно и важно" она поняла, покрутила головой в поисках кому бы... и захлопнула ворота перед носом чужой рабыни: - Ща... Лупаса она боялась как огня, но новая управительница была совсем непонятная - чего она такое и можно ли ей? Волку, по крайней мере, было точно можно. Даже такому пьяному. Апама робко подёргала его за тунику и зашептала.
Лупас: Дентер упёрся кулаком в стол и затряс головой, разгоняя хмель: - Ууу, бля, всё ухо заплевала, - замахнулся на убогую, - толком говори! Срочно? Сегодня срочно?! Вестям, которые он ждал, было ещё слишком рано. Разве что... Хромой сородич взбесился и перерезал овец. Не тех. Иногда это бывает. Иногда ещё и не то бывает. Лупас дошатался до дождевой бочки, засунул морду по самые плечи, беззвучно встряхнулся и до ворот дошел по струнке, как и не пил. Девка оказалась незнакомая, но неуловимо знакомо пахла... она или свиток в её руках. - Ну?
прислуга: Уже подавившая в себе волнение, Шани медленно и четко произнесла: - Письмо госпожи Валерии Терции. Сенатору лично в руки. От мужчины разило вином и опасностью, но таких вещей Шани давно привыкла не опасаться. Она только неуловимо подобралась, напрягая гибкую спину - мало ли...
Лупас: Терция... Терция не Федул, подождёт. Волк осклабился, надвигаясь: - Давай. Лично в руки. Можешь бежать, передашь что - завтра. Траур у нас... - бабёнка была справная, и забирая одной рукой свиток, второй он прижал её за талию, - а можешь и не бежать. Пахло от свитка. Кем-то недавним, но незнакомым. Сквозь вино не доходило, но он и не сильно пытался - срочнее федуловых вестей сегодня не ожидалось.
прислуга: Она вывернулась молниеносно, слегка смазав нахала маленьким кулачком по рёбрам и припустила домой. >>>Дом Тривии Августы
Лупас: Он посмотрел ей вслед, наклонив ухо почти к самому плечу, втянул ещё раз воздух, запоминая, повертел в руках свиток. Печать тоже ни о чём не говорила. И незачем было ускорять приведение в действе приговора, прочитанного утром в глазах. Лупас сунул письмо за пазуху и свернул к оливе.
Дея: В своей комнате было душно, а потому не смотря на усталость не спалось. В самый раз было бы разбирать буквы, но темно. Да и старикан-секретарь потребовался хозяину, и она стала думать об "идиотах без названий", потому что рано или поздно нужно уже было научится отличать их всех, как бы много их ни было, потому что это вам не на площади плясать, тут пальцем ткни не в то лицо - и можешь дожидаться исполнения пока борода не вырастет... Она порадовалась, что у тех двух женщин, которых она послала найти кольцо, были достаточно запоминающиеся черты: у одной, полной, родинка на щеке, у другой очень светлые волосы при совершенно греческом, уже не первой молодости, лице. Правда, взгляд у обеих был совершенно какой-то... одинаковый, и она не была уверена, которую из них зовут Сада, а которую Аркадия, помнила только, что вон то лицо со шрамом зовут Апама, но такое попробуй не запомни, ну его, такие приметы. А, кстати кольцо, оно где? Дея встала и посмотрела прежде всего туда, куда сама бы его положила, если б ее послали искать и она нашла - на столике у кровати, но там его не было. Палла оказалась аккуратно сложеной и убраной в сундук, и Дея не стала ее оттуда вытаскивать и перетряхивать, вдруг зацепилось. Наверняка трясли. В темноте на полу тоже искать было уже бесполезно, потому что наверняка уже все углы обшарили эти две. И, может, даже мели, насколько можно было верить ощущениям босых ступней. "вот курицы, почему не сказали, что не нашлось?" Мысль, что тихо припрятали, она старалась гнать, а даже если так, то если спросить их с глазу на глаз, могут еще вернуть, и она пошла за ними сама. Решив, что если бы выудила купаюшаяся охрана, то их она старичку сбагрит, как-никак сам сказал, что они ей не подотчетные. Кольцо нашлось у Аркадии. Светловолосой. Взгляд ее все так же ни о чем не говорил, и Дея только раз громко возмутилась: - Ну чего сразу не сказала? - а потом осеклась, поскольку женщина ей по возрасту в матери годилась. Пожала плечами и, надев кольцо и сжав кулачок, чтоб не посеять опять, пошла посидеть где-нибудь под деревом на свежем воздухе. Присутствие волчары она осознала только когда уже села. И, поскольку вставать было лень, да и причины подскакивать и искать себе особо уединенного места она не видела, то спросила его: - А ты у него давно?
Лупас: Если бы она там шарила, он убил бы её на месте, без разговоров. Но она просто сидела, и Лупас только глухо рыкнул, подходя. Пару шагов он ещё размышлял не отдать ли письмо ей - если там плохие вести, пусть она подставляется. Но захотелось по-трезвому разгадать запах. Только куда его теперь, если тут расселась эта акробатка, которой явно заняться не чем. - Давно, - Дентер склонил голову, разглядывая - с чего вдруг вопросы.
Дея: - Тогда расскажи про идиотов, - попросила она и подвинулась, словно под деревом негде больше было сесть, кроме как на уже занятое ею место.
Лупас: Дентер опустился на взгорочек, подперев спиной свою кладовую, широко раскинув лапы, и оперевшись на локоть. Оказавшись таким образом почти под её грудью, невидимый, усмехнулся из под неё: - Про все девятьсот тысяч?
Дея: - нет, я имею в виду не тех, в число которых и ты входишь, - сказала она с заминкой и как-то почти обижено, ведь все же округлились глаза в первую минуту, потому что ну не могло быть столько рабов у старичка, пусть даже сенатора. Да и слову этому она особого значения не придавала, старичок-то злой потому что больной, кому бы это было не понятно. - А которых так старичок называет. Ну, ты всех здешних знаешь уже как облупленных, у кого какое "куку". А я даже по имени не всех. А мне еще разбирать, кого послать на латифундию, а кого оставить. Оно-то, конечно, может, и недолго приказать поменять обратно, если что не так, или новых накупить, - тут она посопела, памятуя, как в этом доме тратятся деньги, - но, знаешь, мне-то тоже с ними жить. Во-первых. Теперь.
Лупас: Волк выковырял из зубов порядочный кусок мяса, понюхал и зажевал обратно. - Ты плясала? Вот и пляши. По тому судя откуда мы тебя взяли... и какой... крутиться ты не умеешь. Ку-ку... - он подтянул колено, слегка поворачиваясь, поскрёб загривок. - Сперва его куку выучи. Но если будем дружить, жить у тебя тут получится. И пару советов дам. Для начала. У идиотов нет имён. Во-первых. Ни к чему тебе имена. Ты же моего не знаешь, и ничего, нашла чем озадачить. Он иронично калцнул на её бок как на муху. Хмель возвращался в расслабленое тело, но волк, в общем, был сыт и ближе к ней не придвинулся. - Отбери вторые ключи от кладовых у старшего повара и кастеляна. Иногда выдавай суток на двое. Воли много не давай, но давай жить другим, и они будут тебе в рот смотреть. Казначея и секретаря - хорошо корми и одевай. С остальными - плеть. Со мной... пореже смотри в мою сторону.
Дея: "да, не умею, - думала она грустно, привычно пропуская мимо ушей его пренебрежение, - так ведь потому и спрашиваю... И я никого не застваляла меня покупать, если что. Имен у их нет, ну да. Не все ж такие видные мужчины, чтоб без имен обходиться." - прф... - невольным смешком сорвалось при последнем замечании, прежде всего потому, что в ее мысли о "видных мужчинах" присутствовала, кроме иронии, еще и доля правды и это предупреждение вызвало мысль "недотрога!" - Ладно, заберу, - пожала плечами на совет, - тебе виднее. Верила она ему безоговорочно, потому что от него разило. Другое дело, что помощи в его словах было кот наплакал.
Лупас: Волк чуть кивнул, потянулся и уствился в крону подрыгивая задней лапой)) на какую-то крылатую тварь, искавшую дупло. И виднее, и слышнее... и после смерти хозяйки сменилось четыре вилика, знавших всех как облупленных, и это им не помогло. Но с другой стороны... они не были бабами. И Дентер слил ей одного, потому что надоело привыкать к новым уродам, а потом их давить и закапывать: - Лекарь-грек. Он теперь отпущеник. Никогда не пей с ним и не ешь. Если эта витушка не будет лезть в его дела, с ней, хоть и взять с неё нечего, и каши не сваришь, вполне можно ужиться.
Дея: Она сначала рассмеялась "всех подряд травит", потом вздохнула. - Он что, тоже с этой, как его... с подагрой, или у него что-то другое болит? - по ее мнению, человек не мог быть зол ни с чего, даже у отца порой прослеживалась причина, другое дело, что он и с пустяка мог накрутить такого, что хоть потолком полезай, ну так ему это по жизни так положено было - выступать, вот и привык.
Лупас: Теперь хоть было понятно, чем она взяла главного идиота. Хотя вот покойница тоже хорошая баба была, даже сама с пряжей сидела. Но глупаяя... Лупас спустил бровь до самой щеки и ухмыльнулся. - А у него хер маленький. Первый раз за десять лет он готов был поставить деньги на то, сколько протянет новый вилик. Но не с кем было заспорить.
Дея: она расхохоталась, отклонившись всем телом и закинув голову, а потом спросила, захлебываясь: - не... не.. о боги! не достает куда-то? груши сбивать нельзя? ооох... ты серьезно, что ли?.. Лет ему, поди... сколько? - и, отсмеявшись, добавила: - ладно. Не буду я с ним... есть, - фыркнула. - И меряться тоже. Легко подскочила и побежала к себе, похихикивая.
Лупас: Он хмыкнул на этот заливистый щенячий смех и растянулся в полный рост, выпрямляя закаменевшую за день в поклонах спину - ждать пока утихнут шаги и смотреть как пробирается на небо бледная городская луна. Грек много суетился, пытаясь всем доказать что он мужик, делал много лишних телодвижений. А так дела не делаются. Стать отпущенником - всё, чего он добился - дурное дело нехитрое. Ты попробуй развязаться так, чтоб не осталось ни одной верёвочки, за которую тебя можно дёрнуть... А верёвочек было много. Целая сеть. Лупас выждал ещё немного, и когда успокоились даже шорохи, достал письмо, внимательно осмотрел печать и решил. Нагрел нож у ближайшего факела, осторожно выплавил из кругляшка один шнурок и унес пергамент обратно под оливу. Чтоб читать факел был ему без надобности.
письмо: Ливий, я думаю, ты хорошо помнишь дорожные дела своего легиона. Твой недруг обнаружил ряд любопытных бумаг на этот счет, которые сейчас на пути в Золотой дом. Я знаю и кто отправитель, и кто гонец, и где гонца можно перехватить. Но мои знания стоят дорого, и стоимость лучше обсудить при личной встрече. Тривия.
Ливий Курион: ...а Ливий этот взгляд увидел. И с удивлением понял, что знает о чём думает этот чужой, малопонятный в остальном старик. Ведь он и сам думал о том же каких-то несколько часов назад. И в кубикуле вдруг стало невыносимо тесно двоим, знавшем о жизни больше, чем нужно для того, чтоб спокойно есть, спать, любить, жить и смотреть людям в глаза. Он обернулся на чёрно-белую, кривясь понимающей усмешкой, почти смеясь над собственной ленью: не перепоручил бы Вистарию, изваял бы сам - можно было бы обнимать её, пока она не потеплеет или не уйдет в камень всё его полуживое тепло. Кубикула всё уменьшалась, зажимая стенами троих, и Ливий не выдержал. Поставил кубок на стол перед Еракием, не оглянувшись вышел, ещё не зная куда можно дойти этими длинными галереями, где вообще возможен покой от чужих взглядов и собственных мыслей. Тише всего было у кубикулы Гая. Ни голосов, ни огней, даже занавес не трогал сквозняк. Ливий опустился на братнино ложе, сгрёб пятернёй лицо в кучу и горько засмеялся, вспомнив как они тут орали, два немолодых дурака. Плечи тряслись, рука, упав на покрывало, наткнулась на мех и осторожно застыла...
бестия: ...мышка-мышка-мышка-мышка... ням! — Мазилка клацнул зубками во сне, прижал лапы к мордочке. Он уже занес неумолимые клычки над трепещущей серой закуской, как само небо обрушилось на пушистые кисточки! Мазилка пискнул под невесть откуда взявшейся тяжестью: "Большой!" — вывернувшись, куснул того за палец и застыл, выгнув спинку и глядя Большому в глаза. Это Мазилкино место! Сейчас или никогда!
Ливий Курион: ...вскинулась, убить, размазать невесть откуда взявшуюся крысу... но глаза, уже привыкшие к темноте (если в этом городе тысячи огней вообще бывает полная темнота), разглядели двух зелёных светляков сбоку ощетинившейся арки. Последняя усмешка вышла почти всхлипом... Ливий помедлил, он тоже не любил, когда его лапали чужие. А приходилось терпеть. Сегодня вот... Пальцы сами собой ткнулись в покрывало и зашагали, медленно, подкрадываясь по дуге к хвосту.
бестия: Мазилка хищно ощерился, глядя на изменяющуюся физиономию этого большого, огромного, гигантского! Он был готов к любому выпаду, к любой выходке, ко всему!.. вот только поспать бы еще... Но зевать было нельзя до тех пор, пока большой не уберется восвояси, поджав хвост и жалобно мяуча.
Ливий Курион: ...ууу! пасть разззявил тут в моём доме... зубы у тебя? когти? могучий? смелый? а вот поглядим... забывают о смерти, как только та отходит на пару шагов, мнят, что они тут вечно, им кажется, что нет над ними суда и власти, если Аид не тычет мордой в болезнь, не кровит в глаза смертью, не благодарны толком ни одному богу... богоравные, ха! хотя, нашим жалким богам не трудно быть равным. Достаточно найти кого-то слабее себя. Он не думал это, но чувствовал под другой рукой, схватившей загривок, пока одна отвлекала глупого зверька.
бестия: Враг подкрался сзади! Но как?! Нет времени думать! Мазилка ловко выскользнул из толстых корявок большого, оставив в них несколько пушинок, и вцепился острыми, как рыбьи косточки, зубами в другие, угрожавшие корявки. Как только усики коснулись чужого тепла, а зубы вошли в мягкое поглубже, Мазилка лапами обхватил этот злобный кусок Большого, поднырнул под него, работая во всю силу задними лапами; провыл воинственный клич, но рот был занят, и получилось невнятное "Ууууу..." "Сожру! Закопаю!"
Ливий Курион: Как отчаянно мы царапаемся... смеются ли боги, зная, что одним движением могут переломить нам хребет? Или им достаточно почувствовать под своей дланью хрупоксть, ничтожность жизни и отпустить... до поры? Ливий вжал зверёныша в ложе, поморщился - разве же это боль? - и переложил руку вместе с вцепившимся в неё котом на колени. Пальцы в узлах и пятнах стали медленно перебирать мех, не чувствуя впивающихся игл, только бешеное биение пульса, только хрупкость. Так он сидел в темноте, где тепла было - маленький бьющийся комок. Потом лёг, уставив взгляд в пустоту, подгребая тепло ближе...
бестия: Огромный кусок живого мяса сдавил Мазилку, мешал дышать - и заставлял работать лапами сильнее, грызть яростнее! Затем кусок взмыл в воздух, увлекая за собой прижавшегося кота - "Смерть!" - Мазилка выдохнул и стиснул зубы и когти сжал крепче, чтобы не упасть... и опустился на мягкое. Огромные корявки неумело зашарили по шерстке, и если бы Мазилка не знал о смертельной опасности, он подумал бы, что его... гладят? На сегодня было слишком много. Мазилка качнулся и, как все котята в его возрасте, заснул, так и не выпустив из пасти кусок Большого.
Лупас: А вот это уже было совсем интересно. Оползень начался, земля плыла под ногами, но тонуть вместе с хозяином Волк не собирался. Как и подавать эту треклятую писульку. Теперь есть секретарь, пусть он и подставляется. Лупас запечатал всё как было - уж за десять-то лет рука набита - отнёс и кинул на стол перед Еракием, все мысли и решения оставив на трезвое утро... а утром (август, 25, утро), не сморя на похмелье, отдававшее во рту собачьей блевотиной, встал пораньше - искать следы и возможности. >>>через город, в двуликий Дом гетеры
Дея: 25, август. Утром, похлопав глазами в полусонном забытьи, она вспомнила об обязанностях и скривилась. Но потом подумала, что лишний раз сортируя челядь может быть наконец выучит их имена и встала. Распределила обязанности, стараясь в каждом человеке заметить какую-нибудь примечательную особенность и пошла на кухню подкрепиться и смешать лекарство. О том, что старичок встал, вестей не было, и она решила его пока не будить, а пойти позаниматься к секретарю. - Аве, старикан, - сказала, входя в кабинет со стаканом лекарства и тарелкой, на которой лежал кусок хлеба, яйцо и огурец, и вздохнула, - ну что, давай меня помучаем немного. Это тебе, потому что я ничего не помню. И села, решительно стукнув принесенным о стол.
Мудрёный: Рурк подобного не ожидал. Немного погонял ее по пройденному, подумывая, не заставить ли ее некоторые вещи просто выучить наизусть, рассеянно укусил огурец - он не спал, разбираясь всю ночь в доступных документах. Брошенное вчера на стол при первой страже послание он даже не потрогал. Исходя из рук человека знакомо свободного, оно по определению содержало в себе змею, и старый лунь не волновался по поводу ее породы, привычно положась на свою проверенную реакцию. На какой-то миг задумавшись, не передать ли с этой девочкой, которую хозяйский гнев пока обходит, он все-таки решил, что узнавать нового господина пора уже все-таки не с чужих слов. - Понесешь лекарство - передай, что у меня с ночи лежит для него письмо.
Дея: - Да? - спросила она. - А ничего что он иногда дерется?.. тогда смотри, мне может тебя и жалко, но и нового секретаря купить не трудно, был там и грек средних лет, - она вздохнула снова, вспомнив, почему ей не советовали пить или есть с лекарем. - Как думаешь, у него эта штуковина ваша еще работает? А то как-то боязно, не нравится он мне... совсем.
Мудрёный: - Ты женщин поспрашивай, - усмехнулся Рурк, - мне-то откуда знать? Годами похож? так это не признак, - и он зевнул сладко, склеивая глаза, и помотал головой. Прост этот мир, в сущности. Те же рычаги, и у кого длиннее тем и управлять проще. Только когда дело доходит до "не нравится", начинаются сложности. - А меня предостерегаешь, - снисходительно укорил за недомыслие. Ее-то как занесло?.. впрочем, едва ли сама выбирала, еще не умеет.
Дея: - Ну да, - сказала она хмуро, - чтоб оборжали? Я же вилик, все-таки. А ты на дурака не похож, а смеешься. Ладно, скажу ему, - взяла стакан и пошла в спальню Ливия. Там его не оказалось, зато в стене была дыра. "неужели поднялся, и буянит где-нибудь?" - мысль была свежей только адресатом, и она пошла сначала в эту дыру посмотреть. Там тоже не было, и она пошла в библиотеку, потому что в кабинете его только что не было, разве что в силу подлости характера под столом спрятался. Там тоже не оказалось, и она подумала, а вдруг у какой-нибудь из рабынь, мало ли, может она обсчиталась, и осторожно пошла заглядывать во все двери. Нашелся он недалеко, в обнимку с котенком. Она сказала фуф и поставила лекарство на стол.
Ливий Курион: август, 25, утро Разбудил его какой-то странный шум, из тех, что в предрассветное время рабы себе позволяли учинять только далеко от его дверей. На громкое "эй!" ни один идиот не откликнулся, и, шаря в поисках чем бы запустить в эту самую дверь, он понял что просто не у себя. И, видимо, всё ещё не в себе, потому что в голове ещё выли, причитали и пели что-то похоронное, на уши давило, виски прожигало факелом. Зверь намывался на подоконнике и на "эй!" реагировал точно так же как и на "кис-кис" - снисходительно поводя ухом. Ливий покрутился, пытаясь пристроить тяжелую гудящую голову, проклял всех богов в алфавитном порядке, и, чтоб изгнать хотя бы вой, принялся подсчитывать в уме во что ему обойдется женитьба. На ком-нибудь. И случайно уснул на второй сотне тысяч. Когда рядом сказали "фуф", он согласился "да уж...", кажется - вслух. И только после этого открыл глаза, обнаружив что проснулся как любил - поздно. И рядом с той, кого... - Лекарство? - улыбнулся жалко, потому что лицо, опухшее спросонья, на настоящую улыбку способно не было. - Противное оно... может, туда мёда? Немного? Знал он, куда и кому засунуть тот мёд при случае (тем более что для засовывания его туда новому постельничьему, по слухам, и усилий бы не потребовалось), но ему не хотелось чтоб она видела его... таким.
Дея: - нууу... могу принести, - сказала Дея, пожав плечами, - заесть. Я же не знаю, можно или нет. А заесть наверно можно. Выспался? Там, у секретаря, тебе письмо лежит с ночи. Велел сказать. Ну, пей давай. Кскскскс... Пушистая сволочь, удравшая мыться на подоконник, не реагировала. - Есть идем, говорю... вот бестолочь! - вздохнула ласково и улыбнулась. Взяла под лапы и посадила на грудь.
Ливий Курион: "Письмо..." что же ещё его может ждать поутру, кроме очередных дел очередных идиотов? Не её же объятья. Он же не кот... при всём желании. Ливий собрал себя в кучу на кровати. Даже строгость в голос умудрился собрать: - Где постельничий? Почему до сих пор не начаты работы в этой кубикуле, полдня прошло? Отчет по раздачам? Всё ли готово к играм? Мёд. Без мёда не буду.
Дея: - Ага, - вздохнула она, - сейчас... Ну, раздачи у секретаря, а тут... ну, ты спал же... а где постельничий... - нерешительно помялась, припоминая, кто там теперь постельничий и как он выглядит, - щас найду, - вскинула брови и опять улыбнулась. И понесла кота на кухню за медом. Там же нашелся и постельничий, постеленный так, что найти его можно было только поставив миску перед котом. Дея его растолкала и сообщила новость, явно для него не новую, о том что его ищут и гневаются. И понесла мед. - Вот. Постельничего в чувства приводят, как приведут, придет.
Ливий Курион: "Спал..." Конечно он спал, надо же было ему где-то спать после вчерашнего выноса стены... и мозгов. Если она что-то и подумала про рисунок, то или виду не подавала или значения не придала. Ливий вспомнил, откуда взял её... в этом, оказывается, были свои преимущества. Нет ей дела до его откровений, и слава всем богам. Только преимуществ в том, чтоб не быть как следует уложенным и как надо разбуженным он не видел никаких. Дея слетала мотыльком, Ливий только и успел, что утереть закисшие глаза и лицо об простыню растереть, чтоб на лицо было похоже. Покосился на лекарство, на мёд, но всё выпил: - В чувства значит? Дело. Если такое ещё повторится, чувствовать он будет много. И долго, - закусил мёдом. - Вели готовить купальню и одежду. Отчёты и письма подождут. И хотел отправить её, но... сколько латифундий и клиентов со всеми их деньгами и потрохами он отдал бы чтоб быть котом. - Ела? - спросил без особой надежды что его подождали.
Дея: - эээ... - завела она глаза, вспоминая; вспомнила, но подумала, что уже пора еще немного подкрепиться и ответила: - нет.
Ливий Курион: - Тогда завтрак заказывай на двоих и... - и хватит, хватит уже озаряться всем лицом, не мальчик, не кот, даже не тот, кто может с утра пойти беззаботно рисовать и позвать её с собой, - и пусть приступают к ремонту.
Дея: - а. Ну да. Ремонт. Интересно было, куда вынули стену и зачем вообще. Не танцевать же. Может, рисовать? - Там расширять комнату будут?.. Зачем, зимой не прогреешь.
Ливий Курион: - Эээ... - не привык он обуваться сам, по утрам особенно, по таким странным - тем более, но чтоб куда-то деть лицо, Ливий нагнулся за домашним сандалиями и пробубнил невнятно: - Из вчерашнего наброска будет фонтан. Городу. Стену унесли скульптору... И, возясь с ремнями, судорожно подыскивал темы чтоб сменить скользкую, но на язык попросилось лишь: - Лучше скажи мне где я спать буду, если тут ремонт, там дыра, гхмммх... я хотел сказать - подыщи мне из пустующих.
Дея: - Давай помогу, - она ловко приладила ремни на втором сандалии, вслух размышляя: - А зачем здесь ремонт сейчас? Я думала, там ремонт, дырку заделать. Скульптору! Ничего себе. Нет, ну если ты не хочешь тут спать, потому что тут мертвый жил, то да. А если там где я тебя нашла первый раз? Ну, в смысле, после того как нашла. Почистить там, занавески повесить красивые. Пока стену не починят. Или я могу поспать пока там, а ты у меня, там прилично все вообще. Всё, пошла за едой. Приходи в столовую.
Ливий Курион: "А действительно - зачем? Просыпаться и видеть её. Слышать её смех. Завтракать с ней в саду. Под какими-нибудь предлогами возить её к морю на байскую виллу, к озеру на латифундию, рисовать её, смотреть на неё..." Жена в эту картину не вписывалась. "...и, может быть, она будет иногда касаться его, беспечно и бесстрашно, как сейчас... Нет. Не будет. Рано или поздно, ходя по краю воли, он сорвётся и она поймёт насколько... и не станет смеха, озёр и беспечности". И вцепившись обеими руками в край ложа, чтоб не шагнуть за этот край, пока она завязывает сандалий и предлагает "ты у меня", напомнил: - Это кубикула моей будущей жены. Мастера, розовый мрамор, штукатурка начерно, подмастерью - расписать. Там где нашла... меня никто не найдет. Идиоты три лестницы и пять коридоров выучить не могут. Кубикулу Мирины мне пусть приготовят.
Дея: Она зажмурилась всем лицом, сжав кулачки и попрыгала, мыча. - забыла, забыла! Щас, после обеда найду кого-нибудь. Завтрака. А кубикула Мирины где? - она понимала, что сейчас тоже идиотка и решительно сказала: - щас найду. Спрошу. И побежала сперва на кухню, повторяя: "розовый мрамор, штукатурка начерно". Не исключено, что уж штукатурить-то кто-нибудь из идиотов умел, может, из тех, что из этого дома и были. Пока собирали в триклиний завтрак, она оббегала весь дом приготавливая выбранную кубикулу и успела откусить кусок мозга казначею, который знать не хотел, где взять мрамор и мастеров. И села дожидаться за накрытым столом, хрустя яблоком, поскольку не выдержала.
Ливий Курион: Ему тоже пришлось зажмуриться и подышать какое-то время, чтоб не поскакать за ней следом, смеша до колик идиотов и пугая собственную печень до тех же колик. Предполагаемая кубикула жены находилась на достаточном расстоянии от его собственной, и это как-то успокаивало. Ровно до атрия. Номенклатора где-то носило и два утренних клиента умудрились достоять и просочиться, и даже, пока он рисовал в воображении их мучительные и медленные смерти, изложить суть своих сверхважных дел, которыми им приспичило беспокоить патрона на утро после похорон родного брата. - Азат, когда я тебя отпускал, я тебе что сказал? Чтоб были от меня городу бесплатные завтраки для вигилов. Я не спрашивал сколько ты у меня украл, не спрашивал каким образом столы у тебя шустро обслуживают колодники с моих латифундий, проданные, по отчётам, как "пришедшие в негодность", за бесценок, я только сказал - чтоб были завтраки!!! - Не кюшают... - винился вольноотпущенник, разводя руками больше удивлённо, чем покаянно. - Не кюшают, выручка нет... - Кто не кююшает? Вигилы? Разносолы надоели? - полюбопытствовал Ливий, мысленно примеряя на отпущенника колодки. - Люди не кюшают, я нэ понимаю, район харощий, красиво так, повар выбрал лючший, стэн расписал почти золотом... Не кюшают! - искренне возмущался Азат. - Район хорооооший, - подтвердил Курион, оглядывая атрий в поисках чего-нибудь небольшого, но тяжелого, - ты, когда покупал эту халупу с башенкой "потому что красиво и дешево", подумал, что людской поток весь мимо закоулка льётся? Чем ты расписал?? Ты думаешь к тебе в харчевню приличные граждане и их матроны ломиться должны, чтоб посмотреть на сношения в греческом стиле на стенах? Ты не мог приличную Вакханалию заказать хотя бы? Пристойную латинскую вакханалию! С бабами!!! - Красиво вэдь... - настаивал отпущенник. И Ливий взвыл: - Закрась жопы, поставь у входа в переулок зазывалу, и если через месяц не наскребёшь на завтраки, ты у меня будешь подавальщиком у подавальщиков! Клиента, который взял жену из хорошей семьи с неплохим приданным, развёлся с ней из-из какой-то лупы и никак не мог разделить имущество с её влиятельной роднёй, Ливий отправил коротким: - Утопись, и избавь меня от лишней суеты и позора в суде. В купальне он долго смывал с лица всё, что думал по поводу человечества в целом и отдельных идиотов в частности, чудом не убил космета, велел выкинуть две непонравившиеся туники и кастеляна туда же, но выйдя в триклиний, расплылся, стоя у дверей - она хрустела яблоком и ждала его, такая же румяная и свежая как плод. Кое-как отлепившись от входа, он искал тему для беседы пока усаживался и ещё немного. - Как успехи с обучением?
Дея: - Ужас, - с полным ртом сказала она, - сегодня к старикану подлизывалась, чтоб не убил, - проглотила и добавила: - огурец схряпал. Сонный сидит, ночь не спал, потому, наверно, и не убил. Ну не лезет в голову, всего не запомнишь. Вроде все правильно делаю, а все равно ошибки. Такая тягомотина. Как это люди читают, быстро так получается, я уже и воздуху побольше наберу, а все равно. Легче наизусть выучить. Вон, про вилика уже выучила, и сейчас, а как же, как будто от этого понятней стало, что там написано! Она фыркнула и сердито надулась, путешествуя взглядом исподлобья по столу. Накрыть она позаботилась такого, чтоб сильно не раздражало больного человека, что кто-то рядом что-то совсем запретное ест.
Ливий Курион: Ливий закашлялся и как мог мягко поправил: - Это ты его можешь убить. В любой момент. Если он позволит себе... какую-нибудь грубость, можешь даже моего позволения не спрашивать. "А спроси он подобное у одной из высокородных стерв, у какой-нибудь, которую собирался привести в свой дом - что она скажет? Будет лгать об успехах или строить всезнающую умную морду?" - Половина тех, кто читает, не может выучить наизусть. Я свою речь вчера забыл, - добавил для убедительности. Он даже вспомнить толком не мог, что он там нёс всем этим... - А в твоей комнате всего хватает? Тебе удобно там? Можешь сменить или сделать ремонт... - понял, что снова ходит по краю и прибавил быстро, - всё равно пылить будут, и материал останется как всегда...
Дея: - Ха, - сказала она, отмахиваясь от утешений, - всё мне удобно. Ясно, могу, мне для этого позволение не потребуется, если кто полезет. Отец, поди, три шкуры спустил, когда учил ножи бросать. Так я же не хочу, я хочу научится, просто не выходит. А пороть поздно, - деловито предупредила, схватив что-то со стола и отводя глаза, потому что продолжение "сбегу" прямо шевелилось на кончике носа, и она усердно зажевала, а когда прожевала, добавила: - выросла, не подействует.
Ливий Курион: Так, когда-то, сын уверял его что может ходить зимой без плаща и ничего ему не будет. У Ливия аж зашлось при мысли, что она, такая вся... маленькая, юная, одна на площади среди городских оборванцев. Да и тут. Он даже не знал толком всех рабов брата и кто на что способен. Ножи... в Золотом они разве её спасли? И от Золотого. Кусок не лез в горло до тех пор, пока Курион не озарился простой мыслью - приставить к ней охрану. Как-нибудь чтоб не стеснять её, незаметно. Насчёт "выросших пороть поздно" мнение у него было противоположное, но вместо того чтоб замахать руками "только не тебя!", он поинтересовался: - Чему ещё учил?
Дея: - Да всякому, - махнула она рукой, поначалу поводив глазами в памяти, - потом покажу. Ну ты видел, на руках стоять и павлинов ловить умею. И всякое такое. Ну, танцевать еще, понятное дело. Слушай... - она прервала (из вежливости, да и чтоб не казаться слишком голодной) безостановочное поглощение еды и расставила на столе локти, - а вот вас... ну... благородных, чему учат? Ну, там, кроме грамоты? Вот тебя чему учили? Ты танцевать, например, умеешь?.. Хочешь научу? Ну, в смысле, когда твою подагру эту подлечим. Или это как бы недостойно?
Ливий Курион: "Танцевать???" Привыкнуть к ней было невозможно. Пытаться предсказать - бесполезно. Она была как птица, бабочка или лесная нимфа - никогда не знаешь что споёт птица и куда полетит бабочка. Но одно он знал точно - как только он протянет к ней руки, она превратится в лавровое дерево. - Я умею танцевать, - Ливий помакал хлеб в соусе, собираясь с духом для отказа. Непривычно было отказывать... себе. - Точнее умел. Такому патриции учатся сами, - пояснил, без уточнений где, - я даже танцевал на празднике урожая, когда отец освящал поля. Вот этому учат - отправлять культы, чтить предков, наукам, учат говорить, считать, ходить... и снова говорить, - закончил почти ворчилво. Его учили куче всяких вещей, одну половину из которых он ненавидел, вторую приходилось переучивать на ходу на практике. - Подагра не лечится, - добавил пару ложек подливки спустя, чтоб сгладить резкость. И для того же: - Каких богов ты почитаешь? Может, хочешь дома какой-нибудь алтарь? Или сходить в любимый храм принести пожертвования?
Дея: - Бона Деа! - сказала она и рассмеялась. - Меня так зовут, в честь нее, наверное! Называют же рабов Гераклами! А что! а потом она резко оборвала смех, пригладила правой рукой волосы слева, отворачиваясь в угол, и закусила губу. А потом ноготь на указательном пальце. Деей назвал отец - звучно, обращает внимание. Пусть поклоняются, дескать. - Ладно, давай есть. И тут же схватила что-то и зачавкала, преувеличивая все сильнее, пока между чавками не стал прорываться хрюк, такой натуральный, что насмешил ее самое. - Видишь, тоже умею. Только не долго, мне смешно становится. Вот, сейчас... - и она опять зачавкала, подхрюкивая, не выдержала и рассмеялась.
Ливий Курион: Ливий сначала не понял, потом хихикнул, потом засмеялся так что щеки затряслись и тарелки запрыгали, стуча кулаком по столу и хватая ртом: - Прям.. ыхахаа... прям.. как на... ыхааа... как на званом обеде клиенты! И никак не мог отсмеяться, кряхтя и покашливая. Запил водой и пообещал, глупо улыбаясь: - Будет тебе Бона Деа. Завтра же. Скажи она, что поклоняется Баалу, он соорудил бы в садике капище, посыпал цветочками и первым лёг бы под нож. Он, проклинавший Сабину-иудейку, наводнившую Рим и Золотой магами, звездочётами, жрецами Яхве и прочей нечистью. - Выберешь место в саду?
Лупас: >>>Красильня Господин кушал с управительницей и смеялся как младенец. Старый, маразматичный младенец. Ещё день назад Волк плюнул бы и пришел с докладом попозже. Но сейчас её присутствие было на руку. При ней старый идиот вон как растекался. Может и пронесёт. И Лупас сунулся в триклиний с вопрошающим поклоном: - Господин?
Дея: она смеялась вместе с ним, заражаясь от него веселостью, а на место в саду сказала: - Опа, - поперхнулась и опять засмеялась. - А что это будет? - она вдруг представила себе беседку из пяти или четырех колонн под круглой крышей, в розочках или винограде. - Это же ей надо как-то служить, да? А я не умею. Это было странно, чтоб у богини было место, до сих пор она как-то... в воздухе витала, что ли. А жертвы приносить, они потом куда деваются? У Весты вон огонь. А тут просто муравьи сожрут.
Ливий Курион: - А мы узнаем. Может это её муравьи, а может у неё тоже огонь. Ты место выбери и мы уж что-нибудь придумаем, - улыбался Ливий, и это неосознанное "мы" ширило и длило улыбку... до тех пор, пока он не увидел Дентера, и ему не захотелось заорать "нет! нет! пошел вон!". Но он знал этот взгляд. Его Охотник что-то принёс. В зубах. - Что тебе, Лупас? - спросил тоном, в котором "некстати" не узнать было невозможно.
Лупас: "Тебе, может и некстати, а мне в самый раз" поклонился ещё раз Лупас, чтоб скрыть несдержанную усмешку. Подошел и зашептал в ухо: - Выполнено, господин мой, дерзкую убрали. Назидательно. Одна... накладочка вышла - нанятый подрядил с собой другого, они передрались, уходя, прям на крыше, очевидно - за деньги, и второй порешил первого. Но это и к лучшему, второй меня не видел. А дело сделано. Чисто и устрашающе.
Дея: Она притихла и снова стала есть. Дела. Сенатор Империи. По его лицу было видно, поперек чего ему эти дела. Она и сама задумалась - очень уж некстати вспомнился только что отец, а вместе с ним... Она еще не поняла даже толком, нравилось ли ей, что она сюда попала. И чтоб не думать о другом, что сулило слезы, вспоминала лица слуг и мимоходом пожалела, что продали зыркало. Все-таки был хорошенький.
Ливий Курион: Ливий долго пытался понять какую женщину устрашающе убили по его приказу и для чего ему это было нужно, едва сдерживаясь чтоб не шикать "тише! тише!", ему казалось, что могла услышать Дея и почему-то это было страшнее возможной огласки, провала, потери денег, неудавшейся какой-то там интриги. А вникнув, о чём говорит Волк, сузил глаза и спросил издевательским шепотом: - Второй убил первого, на крыше, из-за денег и сбежал? С деньгами? А деньги, надо полагать, ты отдал все, авансом?
Лупас: - Да, господин. Все сразу, - не моргнув глазом подтвердил Лупас. - У меня был подходящий заложник, я был уверен, что дело будет сделано. И оно ведь сделано. "А с тем, что ты думаешь не я ли был тем вторым на крыше, нам все равно придется разбираться... господин".
Ливий Курион: - Убирайся. И жди распоряжений, - велел Курион, перебирая варианты кем можно заменить Дентера хотя бы на ближайший месяц, при том, что кого-то надо будет приставить к Дее. Кого-то умелого. Про гетеру не думалось совсем, это было лишним, ненужным, бессмысленным, досадной помехой, испортившей завтрак. Только что смеявшаяся вместе с ним, Дея ела теперь задумчиво и тихо. За одно это волка следовало отравить. Но он не додумал даже этого. Отставил тарелку и попросил, больше для того, чтоб услышать её голос, чем по необходимости: - Дела. Я в таблиниум, разбирать письма. Пришли туда фруктовых отваров и проследи чтоб мне не мешали. Секретарь был, как полагается, на месте, и опускаясь в кресло, мрачно оглядывая гору скопившихся за каких-то пару дней писем, Ливий потребовал: - Самое важное, Еракий. С мелочёвкой разберешься сам, ничего, вникнешь, оно всё одинаковое.
Лупас: Волк поклонился молча и тихо исчез с хозяйских глаз, пока не началось. А входя в свою кубикулу уже твёрдо знал - пора. И челюсти сводило предвкушением. Ведь это была не просто ещё одна охота. Этой - он ждал так долго...
Мудрёный: Одинаковое, предполагалось, остается ему на откуп, стандартно отказывать. Он подал на пробу один сомнительный документ, чтоб как-то определить границы своих полномочий, и - нечитанное письмо, принесенное волком. - доставили ночью, - заметил, начиная после бессонной ночи сомневаться, не следовало ли ознакомиться... но, в конце концов, интересней было посмотреть, что он сможет прочесть по лицу, во-первых, а во-вторых, он хотел оправданного доверия. Хотя бы поначалу.
Ливий Курион: Ливий принял отчёт делатория с брезгливой скукой и принялся просматривать, оживляясь по мере чтения. Кривился, кивал, жевал губу, бурчал невнятное "даже тааак..." и в итоге, потрясая папирусом, воскликнул: - Нет, ты только послушай! - и зачитал, водя пальцем, чтоб не потерять заинтересовавшее место. - Итак помните, что вы, некогда язычники по плоти, которых называли необрезанными так называемые обрезанные плотским [обрезанием], совершаемым руками, что вы были в то время без Христа, отчуждены от общества Израильского, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожники в мире. А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. Каково? У них для всех наживка есть! Был какой-то варвар - ведь во всяком месте и государстве есть люди не местные, пришлые, привезённые, которым уязвляет гордость их второй сорт, и тут вдруг этот варвар - избранный, приобщённый, и - чуть больше чем равный. Умнооо... Что ты думаешь о таких людях как этот Павел, Еракий? - откинулся в кресле, бросив папирус на стол.
Мудрёный: - Я склонен считаться с любой способностью направлять толпу, - произнес Рурк, - а думать... о нем как о человеке не могу, пока не знаю его лично. Я ответил на твой вопрос?
Ливий Курион: - А я считаю, что людей с такими способностями надо перекупать. По возможности, - кивнул Курион, снова беря папирус. - Жаль, что возможности ограничены, не все из них... Или вот, пассаж, для людей изнывающих от скуки или раздавленных трагедией Посему сказано: "встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос ". Из мёртвых... молодцы какие. Мне бы таких молодцов, вместо шайки этих идиотов... Кстати об идиотах. К играм всё готово или как всегда в последний момент будем уговаривать слона покраситься, а эдила - срочно родить десяток-другой приговорённых?
Мудрёный: "а вот это уже о людях, - думал Рурк, - не все из них..." - К играм все готово, господин, - он едва не забыл присоединить, наконец, этого "господина", поскольку считаться пока было важнее, чем считать. - В приговоренных нет недостатка, и, если мне будет позволено, думаю, представление не станет скучным избиением: некий... Фурий поставил нынче в Город превосходную партию тиррренских пиратов. Жалости он не испытывал. Возможно, потому, что знал этих людей лично.
Ливий Курион: - Фурий... - задумчиво уставил указательный палец в потолок Ливий. - Фурий. А разве они ещё не в Капуе? Хотя, с нашей волокитой... Тогда впиши в программу, что перед их выходами распорядитель должен в объявлении упомянуть мужественного Луция Фурия, верного слугу народа Рима, отважного победителя пиратов. И погромче. Что бы там про него ни решили, а захват пиратов общеизвестный факт. Просто факт. А кто не рискует совсем - злит Фортуну. Самообладание секретаря Куриона впечатлило, учитывая что выяснили доверенные люди у продавцов. Он даже взглянул на Еракия почти уважительно. - А этот оборот, - ткнул в папирус, - выпиши, сгодится вставить в какую-нибудь речь. Это вот, тут: Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. И ещё - пересмотри охрану, кроме Дентера Лупаса, выбери подходящего человека который сможет охранять Дею незаметно для неё, деликатно, ни при каких обстоятельствах не светясь. Думаю, с твоим опытом тебе это будет не сложно, - кивнул, сузив глаза.
Мудрёный: - Их не отвезли в Капую, в преддверии комиций и праздников, пишет... Урсус из Остии. Одну вещь он мог бы посоветовать прямо сейчас - а именно касательно Дентера Лупаса, но тогда уж заодно и себя справедливости ради. - Будет сделано, - кивнул он на все, внутренне согреваясь от такой умилительной, такой мало сказать человеческой, просьбы - такие чувства длились недолго, и стоило наслаждаться, пока охрана не получила приказа докладывать. А он последует, и не важно, будут подозрения порождены им или предшествовать ему. Вот ради таких моментов стоило еще наблюдать людей. Потому что отбиваться можно было и с меньшим, не утруждая головы.
Ливий Курион: - И сам с ней повежливее, - предупредил на всякий случай, вскрывая следующее письмо. Печать отошла подозрительно легко, но Ливий забыл об этом прочтя первое же предложение. Ливий, я думаю, ты хорошо помнишь дорожные дела своего легиона. Твой недруг обнаружил ряд любопытных бумаг на этот счет, которые сейчас на пути в Золотой дом. Я знаю и кто отправитель, и кто гонец, и где гонца можно перехватить. Но мои знания стоят дорого, и стоимость лучше обсудить при личной встрече. Тривия. Он перечитал письмо трижды, не веря собственным глазам, прежде чем заорать: - Огня сюда!!! Аидовы куклы, сколько ж вас! - и тут же передумать. - Постой. Пиши... пиши.... Шантажировали его не в первый, и даже не в сотый раз, но чтоб баба? И вот так, в открытую, с подписью? Варианта было только два - либо она глупа как курица, либо раздобыла нечто такое, чего до неё из навоза дорог не раскопал никто. Курион обхватил лоб, прикрыв глаза ладонью, пытаясь успокоиться. - Пиши: приглашаю прекрасную на скромный семейный ужин нынешним вечером. Подпись - Ливий. Доставить Валерии Терции, прозванной Тривией, незамедлительно.
Мудрёный: ...и если он искал, суживая взгляд в веках, признаков чего-то о чем не догадался спросить... Рурк не додумывал такого, хватая сверху либо - судя по себе в той части, в которой тоже ел, спал, испражнялся, видел и слышал. Он зря ожидал вопроса.. хотя, если быть честным с собой, он не ожидал - он хотел. Хочется же пить, не смотря на то, что штиль, в бочонке иссякло и на небе ни облачка. И наблюдать лицо далее было равносильно тому, как наблюдать конвульсии ужаленного, не имея противоядия. Записывая, он радовался моменту этой женщины. Иногда, вернее прежде, когда наблюдал их... (неподходящее теперь слово) как отдельную породу живых существ, он рассматривал любой такой случай как акт божественной справедливости: он видел разные формы насилия. И некоторые применял сам.
Ливий Курион: Пока секретарь размеренно скрипел, Ливий Курион, патриций, сенатор империи, пытался вспомнить все кучки дерьма, тщательно прикопанные по обочинам широких римских трактов. Но память услужливо подсовывала пиры, прибыли, речи... и рецепты ядов. - Отправь письмо, позови Дею и пусть принесут в жаровню огня. До ужина свободен. "Если он будет - этот ужин. А может быть хватит одной устрашающе убитой гетеры, чтоб перебесившиеся бабы Рима задумались".
Мудрёный: Он молча вышел с письмом, на пути в триклиний уже ловя себя на удивлении, почему, собственно, туда идет. Послал с кухни углей, выбрал кого отправить к Валерии Терции, прозванной Тривией. И присматривался... присматривался теперь к людям в доме так, как смотрел, когда по возвращении из Кушан гаул пропорол себе днище. - Господин зовет в кабинет, стрекоза. Как отпустит, выходи в сад поиграть в прятки.
Дея: Она грустно доковыривала еду, представляя себе сначала пожертвования, которые разбирают по крошке муравьи, потом подумала, что обязательно прилетят птицы и передерутся, и почему-то прямо как видела перед собой маленький круглый столик из мрамора, вроде тех, что под фонтанами только плоский и на высокой ножке обязательно, ну, вроде большого стола Весты с огнем, только совсем маленький и с хорошим ломтем хлеба на нем и вокруг воробьи, двигающие его во все стороны, дергая, как дети мамку за одежду. Грустно было не потому даже, что тут мужчин - хоть на волчару вешайся, все как одним сандалем по морде прихлопнутые, причем как-то не по очереди а одновременно, и в город прогуляться не выйдешь раз она теперь проданная а значит рабыня, а потому, что даже не хотелось... прогуляться и навестить... И тут пришел старикан и как холодной водой полил. - Какие прятки?
Мудрёный: - Шучу, - вздохнул Рурк. - Спать хочется, пойду в сад.... так что когда ему там снова понадоблюсь, искать придется. Иди давай. А сам - оставил только бугая в дверях, такого не спрячешь, остальных собрал на кухне и выговорил за показное рвение. Вспомнил им слышанные от девочки жалобы на нечистоплотность. Разъяснил задачу. "Господин заебался на вас натыкаться"... Сомневающемуся в его полномочиях молча и пристально в глаза посмотрел, ища довод, но в процессе рассмотрения довода не потребовалось. Мысленно отсеял больше двух третей...
Дея: Дея пришла в таблинум с мыслью "вроде не дурак, а смеется", увидела горящую жаровню, подумала "вроде не дурак, а дом спалит" и, молча поглядев в лицо, утвердилась в этой мысли почти наполовину. - Может, не надо? - спросила робко, стараясь перевести в шутку и посмотрела по сторонам.
Ливий Курион: Наглое письмо скручивалось в трубочку в жаровне, а Ливий, стоя по колено в груде скинутых с полок свитков, дочитывал искомый - с рецептом яда... и противоядия. Редкому мужчине не застит разум известие о том, что он отравлен, а противоядие только у врага. А уж баба вложит всё, вплоть до того ногами её рожали или головой... Робкое - Может, не надо? застигло Ливия врасплох, он замер, едва ли не сжавшись - ребёнком, сжигающим отцовские важные бумаги, чтоб папа не занимался делами, а сходил с ним в зверинец. Помял в руке свиток, оглядел сотворённый, в поисках, свинарник и положил свиток обратно. - Нет, я... это... бардак! Ничего найти невозможно же!
Дея: - Ага. Сейчас, - сказала она задумчиво и принялась собирать разбросанное. Вздохнула, рассматривая один свиток с большими отдельными друг от друга буквами в конце - показалось, что они знакомые вроде, и догадалась: - А ты их храни как эти закорючки по порядку. Или, там, про что написано. Вон, например, про этих, виликов - отдельно, на "в", про... про что у тебя есть еще?.. Про Грецию есть? На "г". Или про актеров?
Ливий Курион: - Эээ... мге... я-то храню, - пожевал Ливий, умиляясь её сообразительности, и опустился обратно в кресло, понимая - не рассказывать же ей, что за последние годы у него и у брата сменилось несколько не первой опрятности секретарей и куда они делись. И главное - чувствуя что не сможет он. Не сможет, пока она в доме. Если не услышит, не увидит сама, так будут шушукаться по углам. А если получится тело - тем более. Он смотрел как она подбирает свитки и понимал, что готов отдать любые деньги, лишь бы она и дальше так спокойно и беззаботно при нём... - Брось их, Дея. Уберут. Я не за тем звал. У нас к ужину будут гости. Ба... женщина. Патрицианка, избалованная вся, такая, знаешь... - пошевелил пальцами, - впечатление произвести надо. Чтоб лучшее серебро, блюда, но не кричаще, а сдержано. Но чтоб красиво. И на кухне скажи пусть мне подадут такое, чтоб было непонятно, гм, что мне нельзя многого.
Дея: "ба... женщина". Она хихикнула, продолжая собирать, потому что ну как это - бросить, не на пол же обратно. Озадаченно посмотрела на охапку, на полки и, попытавшись втиснуть, ну, просто чтоб не валялись под ногами, спросила себя: - Или как они тут сидели... Я поняла, поняла. То есть, вот же... не так, - и, запихивая другой стороной всю... вязанку, опять поправилась: - Нет, я про бабу все поняла. Капризная. Понравиться надо, - "вот... чудной." - Только если ты это на ней хочешь жениться, то она же все равно узнает потом, чего нельзя, - она наконец "бросила" и пожала плечами. - Ну мне-то какое дело. Скажу все, и про серебро и чтоб во вкусе.
Ливий Курион: Ливий задохнулся от этого, так похожего на женскую ревность, замечания, и долго вспоминал зачем он вообще женится, если на свете живёт она. И вспомнил только когда сквозь общий смысл дошли конкретные слова - "всё равно потом узнает". Любой женщине он мог навязать силой свои общество и обрюзгшее, больное, потливое тело. Любой, кроме неё. Любой, которой сочтёт нужным. - Жениться? На этой? - проворчал глухо, когда вернулось дыхание и воля сказать что-то осмысленное. - Да она отравит меня прежде, чем я успею сделать ей сына. Поговаривают, у неё вся прислуга в доме женская, даже конюхи. И прозище у неё странное, все бабы как бабы, а эта - богиня... И задумался, не дообъясняв. Ведь если Тривия раскопала нечто действительно серьёзное, и обладает при этом хоть каплей разума, она не захочет жалкие крохи, она потребует всё, то есть - жениться на ней или одной из её многочисленных сестёр. А через годик - не тех грибочков в блюдо и... "прости, любимый, так получилось". Будь он незамужней патрицианкой не самого богатого рода он и сам бы так поступил. А значит... значит надо дать понять, что грибы могут быть не только в одной тарелке. И, как ни жаль, без Волка было не обойтись. - Дея, пришли мне Дентера.
Дея: " И прозище у неё странное, все бабы как бабы, а эта - богиня..." Дея рассмеялась - потому что и сама была... дея, и быстро оборвала смех. Потому что мало ли за что могли дать странное прозвище. - А какая она богиня? - спросила серьезно. И добавила: - сейчас позову, - и уточнила: - Дентера.
Ливий Курион: - Охоты, ночи и перепутий, - недоумённо ответил Курион на её смех, вспомнил про Бону Дею, сообразил что ляпнул и добавил, перепугавшись, - с претензией такая богиня... с намёком. В общем.. э... этой богине амброзии, мне - что-нибудь такое, после чего я буду в состоянии решать финансовые дела, по которым она придет, и сама не бегай, пусть слуги подают, лучше поужинай нормально не на бегу, - бормотал Ливий то, что никак нельзя было назвать приказами, и смотрел, на неё, смотрел, ловя выражение лица - не обиделась ли? Но она не была богиней. Даже не претендовала. И, может быть, поэтому ему так хотелось поставить ей алтарь.
Дея: - Перепутий, - выдохнула Дея. - Амброзии. И Дентера. Сейчас. И пошла сперва на кухню. Все изложила подробно про амброзию и прочие изыски, чтоб выглядели изысканно. И про то где со вкусом а где без него. Долго обсуждала меню, вникая в детали. Думала при этом, где найти волчару. Плюнула, спросила, ей указали. Она пришла и постучалась, вытягивая лицо: "в мою сторону смотри пореже, охохо!" И даже входить не стала, сказала из-за двери: - Господин зовет, - чудом успев подменить на "господина" своего обычного "старичка".
Лупас: ...и когда "господин позвал" устами своей, подобранной в главном лупанарии империи, шлюхи, волку уже было плевать кто оставил тот знакомый знак на стене - второй наймит или хромой собрат. Интереснее было кто успеет первым - он или потерявший хватку облезлый пёс. - К твоим услугам, господин, - согнулся Лупас в почтительном поклоне в миллионый раз, с облегчением отметив, что вина, которое могли бы ему предложить прямо сейчас, в таблиниуме нет. Это означало фору. Небольшую, но всё же.
Ливий Курион: - К услугам... - медленно проговаривал Курион, снимая с руки массивное, новое и дорогое кольцо. - Не я ли, - он сделал паузу, чтоб посмотреть в лицо "номенклатору" тяжелым саркастичным взглядом, - не я ли с десяток лет тому назад купил тебя у хозяина, которого казнили через неделю после этого вместе со всеми доверенными слугами? Он покатал кольцо по ладони и отпустил катиться по мрамору к ногам раба.
Лупас: Лупас выдержал взгляд ровно столько, чтоб это не показалось дерзостью и опустил глаза: - Ты, господин. И я благодарен тебе за все эти годы жизни, - добавил, кланяясь как можно ниже и внутренне усмехаясь "не ты ли. я месяц устраивал дела так, чтоб ты меня купил".
Ливий Курион: Кольцо дозвенело и успокоилось, а Ливий оглядел Дентера сверху вниз так, словно сидел не в кресле, а на втором этаже. - Ты не нравишься мне последнее время. Ты непочтителен, слишком заметен и допускаешь ошибки. Но ты можешь вернуть моё расположение, начав, наконец, хорошо работать. И даже сможешь пополнить кубышку, в которую ты и так положил слишком много от моих щедрот. Кольцо тебе, подними.
Лупас: "Поздно... господин. Слишком поздно. Ты тоже стал совершать ошибки". Оправдываться было бесполезно, отрицать - бессмысленно, спорить - опасно. И он поднял кольцо, давя глухую ярость. - Я готов исправить свои ошибки как ты прикажешь, господин.
Дея: Она ушла в сад. Не в прятки играть, конечно, а так. Абрикос поесть. Сидя уже на дереве, вдруг засомневалась, подавала ли сегодня лекарство. Будто да. Тогда что? Абрикосы... Отвар! Фруктовых отваров он просил прислать, а она не прислала. В таблинум. И, свесившись с дерева, она закричала в сторону, где маячил кто-то из рабов: - Эээй! Да, ты. Скажи там на кухне чтоб в таблинум фруктовых отваров послали. Что?.. А я почем знаю, каких обычно?.. Да, сейчас! Старикана, насколько было видно с дерева, в саду не наблюдалось. Или правда прятался. Она хихикнула: если б не закричала, ее бы вряд ли кто отыскал. ______________ заживающие царапинки
Ливий Курион: - Сегодня придёт ужинать патрицианка. Накроют в первом малом триклинии, где занавес на двери. Будешь слушать за ним. Когда я отошлю Куплета, выберешь момент, войдёшь и, рассыпавшись в извинениях, скажешь, что не осмелился бы побеспокоить меня, но гетеру Дахи убили и поставщик присылал уже трижды - справиться отменяю ли я заказ. Кстати, предупреди Куплета, что он играет за ужином и пошли к ювелиру сказать, что брошь не нужна. В том, чтоб держать таких как Волк было много пользы. Но был и существенный недостаток - когда они начинали думать, что могут обыграть хозяина в сенет*, заменить их сразу не было никакой возможности. Сенатор скептически оглядел слишком ценного раба, ни мгновения не сомневаясь, впрочем, что незаменимых нет, и отпустил: - Пока что всё, свободен. *http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%82
Лупас: "..скоро буду" додумал Лупас, поклонился и пошел исполнять, обдумывая следующий бросок. Он тоже считал, что незаменимых нет, особенно - незаменимых хозяев.
Ливий Курион: За номенклатором уже давно закрылась дверь, а Ливий всё перекладывал с места на место письма от восторженных идиотов, унылых идиотов, беспомощных идиотов, злокозненных идиотов, не желая вчитываться ни в одно, и только когда принесли фруктовые взвары взял себя в руки и засел за работу.
Тривия Августа: >>>>>>>>>>>улица, ведущая от дома Тривии к дому Курионов>>>>>>>>>>>>>>>> Чуть продлившись, движение лектики наконец прекратилось, и Тривия, откинув кожаную полосу ступила в затененный колоннами портик, спокойно оглядываясь по сторонам.
Ливий Курион: Когда под руку попалась копия собственного завещания, Ливий механически пробежал глазами и её, удовлетворённо хмыкая на особо удачные пассажи. И то, что наставления потомкам и клиентам он почти полностью передрал у Гая, его не смущало. Дочь (а в случае её преждевременной смерти - все предполагаемые внуки) получала столько, что спокойно могла купить среднего размера царство, уже живущий внук получал ещё больше, а дальние родственники и клиенты, особенно не слишком почтительные, получали всякий хлам вроде старых мельниц, паршивых виноградников и разваливающихся фуллоник - вместе с теми самыми наставлениями, сарказм которых грозил прожечь копию до дыр. Особенно приятной была та часть завещания, в которой цезарь получал причитающееся ему цезарево, по неписаным и неслыханным в своей наглости новым законам, а именно - баснословно дорогую и легендарно бесполезную свору домашних Курионовых рабов. Переписывая своё завещание после смерти брата, Курион не долго думал что бы такое ценно-бессмысленное завещать вымогателю. И откровенно хохотал над текстом. Но теперь... какая-то тянущая за душу мыслишка не давала перейти ухмылке в смех. Он перечёл завещание раз восемь, прежде чем понял что Дея - тоже собственность. Домашняя рабыня, уже однажды едва не погибшая там, где преданная служанка Октавии бросала в лицо пытающему её Тигеллину "да женские органы моей госпожи целомудреннее, чем твой рот!" Ливий не помнил, что с ней сталось. Зато представилось ему - сразу. Поэтому когда суфлёр с низким поклоном доложил "явилась прекрасная дева, господин", Ливий даже глаз не закатил, дополнив обычное "идиот" сухим "из римской вдовы такая дева как из тебя мыслитель. проси к столу". И, располагаясь в малом триклинии, всё ещё думал о завещании.
прислуга: Куплет отбивался, заламывал руки и, ругаясь "варваром" и "греческим сатрапом" доказывал, что ему надо переколоть фибулу, драпировка легла плохо и в таком виде играть невозможно, но "суфлер" увел его в триклиний бестрепетной рукой. Вдова Леворукого, заплетённая для такого случая аж на три тяжелых, почти птарициански уложенных косы, поклонившись чуть не в пол, повела незнакомую госпожу в малый триклиний... ...а охрана, не ожидавшая такого явления, всё ещё топталась вокруг пришлых дев лектикариев и лантернариев, не решаясь предложить как мужикам "на кухню винца выпить, пока хозяева там...".
прислуга: Поведя мощным плечом, Федра глянула на того охранника, что мялся поблизости, и, хохотнув, пробасила: - Девок, что ли, не видел никогда? Погреться есть где? Вымокли, как дворовые цуцики, обсохнуть бы, да и вообще... того... согреться.
Дея: С дерева прогнал ливень. Она заскучала, дошла до... библиотеки а потом даже до кабинета, который поначалу обошла чтоб не попасть к Еракию и опять не заставили читать. Ходила-ходила, вытерла пыль туникой с чьей-то каменной морды, дошла до кухни и, памятуя совет, поела, а потом еще раз поела, надзирая за приготовкой всякого вкуса. Вкус готовился, повар даже какую-то птицу из рыбы слепил, и все было в порядке. И это надоело и она пошла гулять дальше к выходу как раз когда под охреневшими взглядами охраны рослая деваха перед лектикой спрашивала согреться. - Заходите, - распорядилась по-хозяйски, и добавила в оправдание, пожав плечами: - идиоты! С ее улыбкой это звучало как похвала. __________ заживающие царапинки. По везде.
Тривия Августа: Держа голову высоко, а спину прямо, Тривия вошла в триклиний и лучезарно улыбнулась. В голове стучало: "не вздумай показать свои тревоги... не вздумай..." - Аве, сенатор! - голос звучал низко и хрипловато. Она прищурилась и чуть склонила голову к плечу.
Ливий Курион: При появлении рыжеволосой домины Куплет булькнул какую-то совершенно непотребную ноту, розовея и пытаясь одной рукой поправить драпировку. Курион предупреждающе покосился на впечатлительного артиста, выдержал небольшую, но ощутимую паузу, и кивком пригласил вошедшую располагаться. Она, действительно, не была похожа на старшую ветвь круглолицых и низкорослых патрициев, и, в другое время, в других обстоятельствах, он и сам бы мог впечатлиться, не до бульканья конечно, но... Женских кресел в малом триклинии, подразумевающем интимные или деловые встречи, не было, и Ливию невольно пришлось отдать должное так удобно обставившей когда-то дом гетере. - Аве, дочь Валериев. Как видишь, боги не расположены сегодня дать нам полюбоваться огнями города лежащего у подножия моего дома, но повар обещал загладить оплошность богов, так что уверяю тебя, этот путь в грозу ты проделала не зря. Музыкант опомнился уже через пару мгновений, то ли поправив, наконец, проклятую драпировку, то ли подстёгнутый хозяйским взглядом, и, под музыку достойную Олимпа, Ливий наблюдал дочь рода, никогда не умевшего присматривать за своими отпрысками. Валерии... одна пытается подобраться к вилле, другие, приняв щедрый дар в щекотливой ситуации, до сих пор не удосужились выразить благодарность лично, а эта... Сенатор выжидал и изучал, не собираясь облегчать ей задачу.
Лупас: Теперь он знал кем пахло то опасное и многообещающее письмо. Хоть сегодня она пахла иначе. У неё по-прежнему не было того, что можно было бы назвать её запахом и это непонятно раздражало. Волк проводил её взглядом из тёмной ниши, выждал, и серой неслышной тенью пошел следом. За занавес. "аве, дочь Валериев..."
Тривия Августа: - Разумеется не зря. Я редко отправляюсь в путь без пользы, Ливий - Тривия позволила себе рассмеяться, располагаясь напротив - любезность твоя делает тебе честь, но что мешает нам поговорить о делах до того, как мы уважим таланты твоего повара?
Ливий Курион: - Только моя нелюбовь к беседам о делах на пустой желудок, - благодушно улыбнулся Ливий, глядя как непринуждённо молодая матрона устраивается на ложе и делая выводы. - Я, видишь ли, давно живу на свете и знаю, что разговор с красивой энергичной женщиной вполне способен отбить аппетит - заменив его другим или испортив. В обоих случаях может пострадать... прекрасный ужин. И старый добрый фалерн. Опережая слова хозяина, рабы внесли закуски, чаши с розовой водой для рук и драгоценные агатовые кувшины, мягко сиявшие на просвет. И пока оставшийся мальчик-виночерпий, деликат из Гаевых баловней, с незапоминаемо-длинным прозвищем, наполнял серебряные кубки, Курион пытался вспомнить насколько близки две ветви рода и от чьего имени или по чьему наущению могут вестись деловые беседы. - Благополучны ли твои сёстры в Греции и родственники в Риме?
Тривия Августа: - Отчего не быть благополучными моим старшим сестрам под рукой супруга Майор, Ацеррония, прокуратора? Живется им хоть и скучно, но славно. А в Риме, сенатор, у меня опять же сестры, совсем еще юные девы и я хочу надеяться, что им не на что жаловаться в моем доме. Я слышала, есть еще Валерии здесь, но стоит ли выяснять родство, о котором не заботились со времен моих дедов? Благо и то, что носят и множат славное имя. Тривия пригубила вино и одобрительно кивнула - напиток был душистым, густым, но некрепким. Такой мысли не спутает и землю из-под ног не уведет.
Ливий Курион: Курион задумчиво покивал, шевеля пальцами в розовой воде: - Тебя же, как я понимаю, изгнала из Греции провинциальная скука? Или привлекли возможности столицы? Попробуй улитки, они в это время года хороши, - и последовал собственному совету. Мальчик, улыбаясь и двигаясь так, словно на нём всё ещё была табличка с надписью "5000 денариев", снова наполнил кубок домины, "позабыв" наполнить хозяйский. Куплет поднялся до таких высот, куда не залетал даже орёл Юпитера, и, в целом, вечер звучал и благоухал изысканной роскошью... к которой примешивался запашок прикопанного Курионом в провинции позора, проникавший даже за великолепные занавеси пышного триклиния.
Тривия Августа: Неопределенно кивнув головой на оба вопроса, Тривия последовала совету, и выбрала улитку, благоухающую зеленью. - Дивно, дивно... Я вижу, с поставщиками провизии тебе везет куда больше, и стол твой куда изысканнее и добротнее, чем дороги в Греции. Она не переставала улыбаться, хотя по спине пробежал холодок, словно поблизости был готовый броситься на нее хищник. Усилием воли заставив умолкнуть голос, нашептывающий ей об опасности, она томно вздохнула и проворковала: - Ах, как жаль, что дороги нельзя мостить улитками...
Ливий Курион: Улитка заползла в печень и пошевелила там рогами. Сенатор улыбнулся ещё добродушнее и возразил: - Эгнатиева дорога вымощена костями врагов... империи. Думаю, это надёжнее улиток. Конечно, как и на любой дороге, там попадаются... эгмм... болотистые участки, которые, время от времени, требуют... вложений. Но мне казалось, что в Греции столько морских путей, что сухопутные не должны особо волновать местных жителей. Музыка лилась откуда-то из заоблачных высей, но Ливию звуки лиры казались теперь квакеньем жаб. Наглая девчонка с порога пыталась взять его в оборот, хотя и так было понятно, что одно дело иметь приватный разговор с безродной персидской варваркой, совсем другое - с одной из тех женщин, которые уже больше сотни лет лезут ручонками в дела мужчин и за которыми стоят целые фамилии. Курион в который раз подумал, что Фульвию, подавшую им всем пример, следовало удушить в колыбели, и прищёлкнул пальцами, ускоряя подачу второй перемены блюд.
Тривия Августа: - Кого-то все же эти... - она сделала паузу, выцеливая глазами утиное яйцо поаппетитнее - ...эти вражеские кости, честно признаться, более напоминающие солому, недоеденную вражескими лошадьми и навоз, ими оставленный... Кого-то это непроходимое болото взволновало ровно настолько, чтобы дать знать о нем в Золотой... И гонец, разумеется, поехал не по Эгнатиевой дороге, ибо ему не по пути, а значит надежды на то, что он утонет, нет никакой. Хихикнув, Тривия с наслаждением вонзила белые зубки в фаршированное яйцо, искренне надеясь, что блюдо, к которому хозяин дома не прикасался, не отравлено.
Ливий Курион: ...но даже самая шальная римская баба не станет так рисковать не имея в рукаве утяжелённых свинцом костей - на основной бросок. А значит письмо всё таки существовало. Или, если гонец с письмом - эзопов оборот, кто-то копнул так глубоко, что выкопал доказательства. Живые доказательства, потому что по каменным там было не определить, это он помнил точно. Мало ли отчего проседают те дороги... Слуги вносили то ли птицу в виде рыбы, то ли рыбу в виде птицы, пересыпанные мелким речным жемчугом свиные потроха, увитых зеленью диковинных рыб-попугаев, душистые соусы, разварные овощи, странноватые греко-скифские вина... а Ливий думал только о той разгульной ночи, когда поставщик, с которым они уже полтора года делили и завышали, завышали и делили, вырвал его из объятий греческих шлюх вопросом почему не принимают материал. Увидев тогда какое дерьмо ему предлагают класть в средний слой, Курион не сразу нашел слова для оценки. Но хуже всего было то, что не нашел он их и потом - он, повязанный неоднократным воровством римской казны, уже не мог отказать подельнику. - Оставьте нас. Все, - велел рабам, и те метнулись с подобающей скоростью. Даже избалованный Мириной Куплет, не освоивший ещё все хозяйские интонации, поспешил убраться, вздрогнув от жесткости приказа. - Агат не дорожный булыжник, кувшины мы сможем поднять и сами, если ты действительно предпочитаешь дела ужину. Я слушаю, - с тихим скрежетом переплёл унизанные кольцами пальцы сенатор.
Тривия Августа: Августа проводила глазами слуг и пригубила еще немного вина. - Как я уже говорила, муж моей сестры, прокуратор Марк Ацерроний. Тот самый, что приходится старшим братом Ацерронии, жене Авпасида, архонта Амфиполиса, столь тесно заинтересовавшегося жалобами купцов на непролазные болота там, где должна быть хорошая дорога. Я знаю, кого он счел достойным донести эту весть до принцепса, Ливий. Знаю, где перехватить гонца. Знаю, как ценит Авпасид семейные узы, и сколь трепетно он прислушивается к роду Валериев, с которым сроднился. Чего я не знаю, так это того, что ты можешь мне предложить в обмен на мои знания. Кинжал или яд, которые наверняка просятся тебе на ум, не спасут тебя, ибо опасность исходит не от меня. Сердце Тривии билось мелко, но улыбка не сходила с лица до последнего слова.
Ливий Курион: - Какие обширные родственные связи, - заметил Ливий, макая что-то омерзительно-варёное в более-менее острый соус и мысленно желая всем вольным городам провалиться в Аид, а ещё лучше - в данаидову бочку Золотого дворца. - И как разумно, что молодая одинокая женщина не делает ставку только на них - далёких и ненадёжных в наше непростое время, когда так легко прерываются и дороги, и родственные узы. Но прежде, чем говорить о том, что хочет доблестный ахронт взамен на возможность выслужиться перед принцепсом или в обмен на что ты готова потерять столь блестящего и столь дальнего родственника, я хотел бы услышать что именно в том письме, которое, согласись, может оказаться бездоказательной клеветой моих врагов.
Тривия Августа: - Родственник не столь дорог моему сердцу, чтобы я опасалась его потерять, сенатор, но все же достаточно могуществен, чтобы не кануть в Лету, даже если я начну за него опасаться. Подумай сам, есть ли дело архонту до тебя, сенатора? Он всего лишь выполняет свой долг и подтверждает свою верность интересам империи.. Тривия пожала плечами, расправляясь с нежной, бело-розовой рыбиной и подумала, что вкуснее рыбы, выловленной на Фессалоникийском побережье и тут же, на берегу, брошенной в угли, нет ничего. И как бы ни изгалялись римские повара, греки рыбу готовят лучше. - В письме же всего несколько строк о состоянии участка дороги, упоминание, что строилась она под твоим присмотром, и еще упоминание одного имени... - она выдержала паузу, и тихо, но твердо произнесла, - в письме упоминается некто Мамерк, прозванный Аваром.
Ливий Курион: Курион поднял глаза от едва надкушенной птицы, оказавшейся, всё же, рыбой, и во взгляде было достаточно яда, чтоб убить провинцию. И примерно столько же кинжалов. Память на нужные имена у сенатора была прекрасная, и он точно знал, что вскоре после той неудачной сделки в живых осталось лишь два свидетеля - некий легионер Константин, за приличное вознаграждение прирезавший несговорчивого приемщика - сотника вспомогательных войск, и Авар, следы которого затерялись сразу после исчезновения центуриона. Константин, призванный из тех же мест, вскоре пропал из виду как и поставщик - молодой квестор Курион упустил момент, а потом легионер, видимо, каким-то образом вместе с легионом сменил и имя. Но из них двоих именно Мамерк был тем, к кому мог прислушаться на судебном разбирательстве сенат. - Мамерк? Первый раз слышу, - пожал плечами Ливий. - Но ты права, не стоит такими глупыми сплетнями утомлять принцепса.
Лупас: Треньканье лиры давно смолкло, но Дентер продолжал слушать музыку - льющуюся вместе с ядом с губ рыжей патрицианки. Кто бы мог подумать ещё каких-то десять лет назад, что такого как Курион железной рукой возьмёт за яйца хрупкая вдовушка, предусмотревшая многое... но не всё. Волк потоптался на месте, изображая шаги, отдёрнул занавес и склонился в поклоне перед хозяином, негромко - в малом триклинии была отличная слышимость - докладывая: - Прости, господин, я не осмелился бы побеспокоить тебя за ужином, но гетере Дахи отрезали голову в её собственном доме, весь город только это и обсуждает, и ювелир уже трижды присылал справиться - отменяешь ли ты заказ подарка?
Тривия Августа: - Мамерк? Первый раз слышу, - пожал плечами Ливий. - Но ты права, не стоит такими глупыми сплетнями утомлять принцепса. - ...тем более, что до сплетен он большой любитель, а разбираться, правда это, или вымысел, может и полениться - Тривия усмехнулась и чуть повернула голову на шаги. При виде вошедшего она насторожилась - столько в нем было звериного. Дахи... Что-то она слышала об этой не то волчице, не то гетере, но едва ли она была важна, раз так смутно запомнилась. Изобразив на лице приличествующий произнесенному ужас, переходящий в сожаление, она продолжала рассматривать вестника так пристально, как осматривала бы хорошее оружие.
Ливий Курион: - Надо же, - воздел кустистые брови Ливий, - какая неприятность. И, оставив колкую реплику без внимания, скептически скривился обращаясь к гостье: - Ну не идиот ли? А ещё номенклатор... Зачем я держу такую ораву, если обо всём приходится заботиться самому? - и вернулся к рабу. - Мог бы и сам додуматься, что отменяю - не подарю же я дочери или родственницам то, что заказывал для персидской шлюхи? Я, кстати, и так хотел отменить заказ, услышав о ней кое-что, да всё забывал об этой мелочи за делами - какие подарки - прижизненные или посмертные, могут быть женщине, не ценящей покровителей? Ступай. И, дождавшись исполнения приказа, поинтересовался у Валерии: - Так чего же ты хочешь за письмо и гарантию того, что не будет последующих писем?
Лупас: По задумке сенатора вечернюю гостью надо было напугать ещё и видом, но патрицианка смотрела как левый наниматель и Лупас, отвернувшись от хозяина, оставил театр для других случаев, вернув женщине рода Валериев изучающий взгляд и слегка усмехнувшись в ответ, прежде чем выйти.
Тривия Августа: Неожиданно для себя, Тривия вдруг звонко расхохоталась, сквозь смех выдавив, в упор глядя на Куриона: - Как я погляжу, твой номенклатор не только артистичен, но и весьма дерзок. Уж не попросить ли мне его в дар, в обмен на это злополучное письмо? Ливий, Ливий, чего может хотеть от сенатора домина, обремененная незамужними сестрами и неженскими заботами? Дружбы, покровительства и защиты, если таковые понадобятся. Разумеется, дружбу такого рода неплохо бы скрепить каким-нибудь скромным и полезным подарком. Например небольшой латифундией. Мне кажется, это весьма скромно, учитывая... возможные последствия.
Ливий Курион: Сенатор, у которого отродясь не водилось небольших латифундий, задумался надолго, перебирая блюда на столе и владения в Италии. Найти подходящее среди первых оказалось проще. В империи можно было строить паршивые термы, разворовывать стройки акведуков, лепить инсулы из воздуха и помёта как ласточки, но дороги, на которых стояла дойная корова-империя - это было серьёзно. И вряд ли это не понимала матрона из древнего рода. Но даже самая недорогая из латифундий стоила состояние, а просто "винограднички под Везувием" её бы явно не устроили. И всё же он перестал бы считать себя Курионом, если бы не нашёл выход: - Молодой вдове, обременённой незамужними сёстрами и подрастающей дочерью, не помешает вилла в Байях, где столько сирен заманили своим пеньем знатных... гм... мореплавателей, - с виллой он, хотя бы, уже успел мысленно расстаться, когда обещал её гетере в обмен на услугу. - И мальчик-виночерпий, который нам сейчас прислуживал. Он обошелся моему брату в пять тысяч денариев, однако, на что не пойдешь ради дружбы с такой очаровательной женщиной. Но мне нужно не только письмо. Мне нужны гарантии. А гарантия в нашем случае может быть только одна - голова этого неизвестного мне клеветника Мамерка.
Тривия Августа: Задумавшись от силы на мгновение, Тривия кивнула: - Байя?.. Что ж, достойное предложение достойного мужа, в обмен на такое вполне можно предложить голову предателя, фаршированную его... ливером. Ну а виночерпия я не приму, видишь ли, я привыкла, чтобы мне прислуживали женщины. Мальчик, даже такой прелестный, едва ли впишется в мой дом. Тривия задумалась, ища подходящую замену. Деньги ей были ни к чему, прочие рабы-мужики тем более... Вдруг ее осенило: - Нет ли у тебя на примете небольшого виноградника, который, обременяя тебя, вполне пригодился бы скромной вдове и был бы ей полезен куда больше, чем смазливый мальчишка?..
Ливий Курион: Мальчишку, получившего всё же кое-какие предварительные инструкции, Ливий всучить особо не надеялся, рассчитывая заменить его, в случае отказа, соответствующей суммой, но виноградники (к сожалению - подороже) у него имелись по всей Италии. Разумные люди вкладывают в землю, её, в отличии от денег, в Италии больше не производят. - Что ж, такие есть, - согласился после некоторых раздумий. - Близ Альбанского озера, неплохие, и место прелестное, но там становится слишком людно и всё труднее их охранять, а мне некогда этим заниматься. Их я могу передать тебе прямо сейчас. Остальное - после того как я получу письмо. И голову. Угощайся, Валерия, я схожу за бумагами, - поднялся с ложа Курион, прекращая торг. А Лупасу, стоящему за занавесом, взглядом приказал - глаз не спускать.
Лупас: Когда хозяин ушел достаточно далеко, Лупас сделал пару неслышных шагов из-за занавеса, и предупредил с тихим нажимом: - Я был бы слишком обременительным подарком для такой хрупкой женщины. И обещаю быть неприятным подарком, если ты попросишь ещё раз... госпожа. Но могу быть полезным занакомым, - добавил, склонив на бок голову и разглядывая необычный перламутровый оттенок груди в вырезе её дорогой столы. - А тебе ведь не нужен номенклатор, раз у тебя настолько хорошая память, что ты помнишь то, что было когда ты была ещё совсем ребёнком.
Тривия Августа: Тривия резко обернулась. Опасный, очень опасный, но за такое можно и уважать. - Тебе так дорог этот одышливый толстяк, что ты готов угрожать мне, не будучи уверен в том, что я не отрежу тебе язык и не засуну его туда, где ему место?..
Лупас: - И где же, во всём этом, - неспешно проведя взглядом от её макушки до кончиков пальцев на ногах, поинтересовался с усмешкой Волк, - ему место, госпожа? И разве я угрожал? Я просто хотел сказать тебе, что мы с ним дороги друг другу. Пока что. Но не буду мешать тебе наслаждаться ужином. Иронично поклонился и, отшагнув, исчез за занавесом.
Ливий Курион: В таблиниуме сенатор первым делом пнул кресло так, что, отлетев в стену, оно развалилось, хрустнув всеми сотнями сухих лоз. Провинциальный выскочка желает освободить себе сенаторское место? А чёрного болиголова в жаркое он не желает?! Место, на котором столько поколений сидели Курионы, место, посадить на которое недостойного зятя было лишь временной мерой, место, предназначенное его - Курионову! - внуку? Отдать какому-то полуварвару?! Дотянуться до Греции теперь, когда осталось так мало связей, будет непросто, но... Ливий ещё раз пнул обломки и открыл шкатулку в которой, на всякий непредвиденный случай, всегда лежали несколько пустых гербовых листов, заверенных со всей тщательностью свидетелями, табеллионом и преторской печатью - для надёжности. Вписать формулы купчей, которые он знал наизусть, было делом недолгим. Гораздо дольше он успокаивал лицо и дыхание, прежде чем вернуться в триклиний. - Альбанские виноградники. Тебе понравится, - заверил, роняя купчую на стол перед гостьей, - работают несколько семей колонов, не слишком ленивых. И там, кстати, откармливали молоком этих прекрасных улиток. Если поставишь своего вилика и охрану, доход будет неплохим. Но смотреть на родственницу провинциального наглеца ещё одну перемену блюд он был уже не в состоянии. - Жаль, что мой повар, испугавшись грозы, испортил десерт. Эти варвары трусливей зайцев которых готовят... Но, поскольку мы теперь добрые друзья, десертом как-нибудь порадует тебя моя дочь. Она же проследит, чтоб твоих сестёр благосклонно приняли в высшем женском обществе. Патронство будет неофициальным, поэтому по утрам я тебя не жду, слишком древен твой род, это не пойдет на пользу ни мне, ни тебе. Но если на играх ты сядешь рядом с моей дочерью, это продемонстрирует всем под чьим ты покровительством. Он посмотрел сверху вниз на хрупкую занозу на своём ложе и добавил, выходя: - Я жду голову. А вилла ждет тебя. До встречи.
Тривия Августа: Купчая перекочевала со стола за широкий браслет на предплечье. Проверять Тривия сочла излишним - не тот был случай. Благодушно кивнув, она заметила с иронией вслед Куриону: - Ты бы остыл, сенатор. Случившаяся неприятность ошеломила тебя настолько, что ты вместо своей дружбы предложил мне, женщине рода ни в чем твоему не уступающего, стать клиенткой, словно я вдова плебея, неспособная себя обеспечить. Не знай я, что ты расстроен, я бы оскорбилась. Наша дружба не будет явной, Ливий, и чем меньшее количество праздных сплетников будет знать о ней, тем лучше. Поднявшись с ложа она медленно направилась к выходу, но не дойдя до него снова окликнула сенатора: - То, что ты передал мне, представляет немалую ценность, а со мной одни женщины... Не одолжишь ли ты мне кого-нибудь в провожатые? Вот хоть своего номенклатора, мне показалось, он достаточно смышлен.
Ливий Курион: - Я ещё не видел на что ты способна, Терция, - задержался сенатор лишь на мгновение - подчеркнуть её очерёдность в семье и то, что неприятность не была такой уж большой, - но надеюсь увидеть. Вместе с головой. В столице другие представления об умениях, знаешь ли... Дентер, проводи домину. Проходя в таблиниум мимо секретаря, он щелкнул пальцами, подзывая, но получился хруст.
Лупас: Лупас поклонился, пропуская патрицианку вперёд: - Ты не ошиблась, госпожа, я могу защитить тебя и от трезубцев Юпитера, разбушевавшегося на улице, если ты защитишь меня от своих... женщин, - усмехнулся негоромко, потому что успел посмотреть на лектикариев когда они прибыли.
Тривия Августа: - Право, стоит ли бояться невинных овечек, провожая львицу? Если не будешь распускать руки по дороге, едва ли они на тебя даже взглянут. Тривия нетерпеливо дернула плечом и уже устраиваясь в лектике проворковала не без ехидства: - Федра, смотри, чтобы девочки по дороге ненароком не зашибли нашего провожатого. Он мне еще пригодится. выход из игры
Лупас: "...и не уроните её, она мне тоже", додумал Лупас, вспоминая были ли у хозяина, за те десять лет что он его знает, какие-то дела с Ацерронием. Выходило что - нет. Либо он чего-то не знал - сомнительный, но вариант. На дожде отступили все посторонние запахи и волк наконец стал понимать чем она пахнет - какое-то лесное растение, название и вид которого он никак не мог вспомнить. Возможно, она пахла свободой. Но это был слишком давно забытый запах. И - всё зависело от того, кто получит приказ - он или "суфлёр". Он молча кивнул патрицианке, подстраиваясь позади лектики под шаг матёрых "овечек. >>>>дом Тривии Августы, улица, потом дом Курионов>>>>>>>>
Мудрёный: Рурк на протяжении всего разговора обкатывал спиной одну из колонн перистиля, маясь, как мальчишка... то, что он видел - мельком, урывками, когда сенатор побрел в таблинум а доверенный канул в триклиний, скорее смешило, чем настораживало и, спрятавшись за облюбованную колонну, он пару раз резко сменил выражение лица, имитируя то безлико-жесткий взгляд Дентера, то изящную, тонкую мимику рыжей гостьи. Однако за щелчком пальцев пошел уже человек по-прежнему внимательный и вдумчивый.
Ливий Курион: Ливий сел в единственное уцелевшее кресло и, пока прибежавший на шум кто-то убирал обломки и тащил новое - для секретаря, тяжело дышал, косясь на шкатулку. Место в сенате, значит? Что ж, он покажет им их места. Диктовать он начал без вступления: - Пропретору Ахеи... его длинное имя, звания и титулы перепишешь с вон того свитка на столе... дорогой друг, получая многочисленные известия о процветании провинции под твоим разумным управлением и о том, сколько возможностей открывает теперь Ахея перед предприимчивыми людьми, я начинаю жалеть, что в своё время не уделял внимания этой области Империи. Одним из таких успешных в делах людей является мой зять, отец которого был твоим другом - Кассий Летеций Руф. Заботясь о его интересах как о своих собственных, прошу тебя, по старой дружбе, также порадеть о них и сообщить нам насколько надежны, влиятельны и честны: прокуратор Марк Ацерроний, архонт Амфиполиса Авпасид... и добавь ещё три-четыре имени на выбор из свитка с пометкой "Ахейцы" с третьей полки... так... можно ли с ними вести дела? С уверениями, заверениями и так далее. К письму приложишь того виночерпия, что сегодня прислуживал, и дарственную на него. Насколько я помню, старый сатир сходит с ума по хорошеньким юношам, у которых вот-вот пробьётся борода. И проследишь, чтоб это было доставлено с верным человеком, одним из моих кораблей.
Мудрёный: Писал он практически не отставая, хоть и довольно давнее было дело, и подтащив к себе свиток с ахейскими титулами, оставил место на них, а потом еще на пару имен, и, в душе улыбаясь, дописывал уверения под корабли. Объяснить бы ему, что верных людей у него нет, все зыбко, как та поверхность, на которой держится посудина... - Завтра с утра будет отправлено, господин.
Ливий Курион: Курион сосредоточенно перебирал свитки на столе, между сортировкой искоса поглядывая как доскрипывает секретарь. Искомые каракули оказались вообще на дощечке, и Ливий откинулся в кресле проглядывая текст. - А ты был бы хорошим секретарём... если бы не был пиратом. И зачитал: -...убедил их продать себя ввиду безопасности с одной стороны и бесполезности с другой, - покашлял в кулак, похмыкивая над двусмысленностью написанного, понимая, разумеется что подразумевалось, но... - "ввиду"... где они набираются таких выражений? Но да, продать тебя было вторым самым безопасным что они могли сделать. Безопаснее было только убить. Да и мне как-то неуютно. Побарабанил по столу пальцами и без перехода предложил: - Свободы хочешь? Свободы и денег? Это просто. Я могу кое-что забыть, ты - кое-что вспомнить.
Мудрёный: - Что, например, - спросил Рурк, дописывая в промежуток ахейские титулы и поднялся за свитком с именами на третьей полке. - Я и был хорошим секретарем в свое время.
Ливий Курион: - Верю, верю, - сморщился Курион, - хотя все под этим подразумевают разное. Что... в Греции есть человек, который должен умереть. Не от рук моих людей. Если ты вспомнишь несколько надёжных знакомых из той области, то сразу после его смерти получаешь свободу и небольшой легкий корабль, набираешь команду и возишь, помимо своих, мои грузы. Некоторые. Возможно, встречая иногда в море торговых конкурентов моего зятя. Впрочем, сам ты можешь и не подниматься на борт, я не настаиваю, достаточно управления.
Мудрёный: - Выгоды, - запоздало поправил Рурк. "ну вот, а ты говоришь был бы. Одно другому, как видишь, не мешает". - Действительно, не умеют формулировать... Какая же это свобода, - спросил себя. - Но как скажешь, господин. Тебе непременно нужно знать имена, которые я вспомню, или обойдемся безопасностью? Свиток на третьей полке был не один, и он пересматривал. Ирония, конечно, была лишней, но раз уж он оказался среди... "идиотов"... с волками жить - по волчьи выть.
Ливий Курион: - Свободу так сразу трудно сформулировать, - согласился Ливий, кивая и уминая в кулаке подбородок. "Это даже мне не под силу" сказалось вдруг в голове ясно, как вслух. - Но ты можешь вернуть себе свою собственную жизнь. Её более респектабельный вариант. Видишь ли, мне жаль использовать твои... специфические таланты там, где могут справиться десятка два идиотов. Походить на рынок, конечно, придётся, но... они там есть. На латифундии или в каменоломнях ты даже не окупишься. А мы же деловые люди? - спросил риторически. - Жить будешь в Остии. Имена? Избавь меня от лишней информации. Достаточно, чтоб они поверили твоему письму с задатком.
Мудрёный: Рурк сунул один из свитков на другую полку - у всех предшествующих ему секретарей, видимо, была своя схема порядка в таблинуме, - а сам, жмурясь, смеялся, пока стоял спиной: "значит, обойдемся безопасностью". - Стало быть, завтра с утра, как только представлю тебе подходящего для стрекозы охранника, съезжу в Остию сам... если не нужен буду здесь... - садился он уже с согласной улыбкой, нашел и вписал пару греческих имен куда требовалось и спросил: - каков задаток?
Ливий Курион: - Разумеется сам, разумеется. Суфлёр тебя проводит, - потёр лоб Ливий одновременно держа в уме формулировки законов, расположение тёткиного дома, цену корабля и досадуя, что попадаются либо недостаточно умные, либо слишком самонадеянные... впрочем, именно поэтому он не хотел держать пирата слишком близко. Но с другой стороны - самые умные пираты живут в приличных остийских домах и ворочают большими - собственными - делами. С третьей же стороны - даже если бы такие продавались на рабьих рынках, держать их рядом уж тем более не стоило. Даже не спросил... А если бы он хотел убить самого наместника? Вот и волк стал слишком... - Задаток? А почем нынче архонты вольных городов?
Мудрёный: Рурк, вообще-то, предполагал, что это будет прокуратор, и сощурился в даль. Корабли - это первое, чем он интересовался в таблинуме, и, чтобы найти, кто завтра отправится в Грецию, Рурку провожатый был нужен... разве что в качестве издали узнаваемой печати. А вот помешать мог. Потому что Рурк собирался писать письмо некогда врагу и даже приложить к письму денег. В данный момент он сидел и думал, куда спровадить обещанного суфлера, пока он будет выяснять с одним давно знакомым аргентарием, от кого критскому подонку выгодней покажется избавиться - от римского сенатора или греческого архонта. Перевешивал пока архонт, но только потому, что Рурк знал Антеев нрав, тому чем ближе протянуть руку, тем проще сорвать злость. Да и слышал он краем уха пару оговорок по поводу такой свободы, какую ему сейчас предлагали... - А сколько заплатили бы за тебя, господин, окажись ты кому неугоден?.. Вряд ли ведь в полсотни уложились бы...
Ливий Курион: Убрать одного из двоих? Или рискнуть и лишить обоих поддержки, но лишить её таким образом и зятя? Оправдан ли риск? Ещё недавно всё это было интереснее сенета, веселее оргии... Теперь же Ливий чувствовал только досаду и непреодолимое искушение отложить решение до... утра? Хотя бы. Дело более важное занимало всё существо, не оставляя места докучным мелочам, бывшим раньше основой существования, долбило как дятел трухлявую кору где-то у виска. Неотложное. Единственное. - А? Меня...? - неохотно выплыл из подсчётов Ливий. - Уложились бы и в меньшее, достаточно фанатика, а Рим многолюден. Сравнил член Приапа с пяткой Ахилла. Это провинция, все всех знают, никаких толп... Три-пять человек, по десять тысяч на нос, накинуть главному, скажем, две... Ограничимся десятью задатка. Имя... впишет суфлёр, перед выездом. Лишним было говорить чем рискует секретарь в случае провала или саботажа, лишним было объяснять, что суфлер, кандидат на место волка, умеет не отсвечивать и у него отличная память на имена которые хозяину знать не стоит, чтоб крепче спалось, лишним казался даже выкипевший уже до дна гнев. Но работу с завещанием Курион всё же предварил, указывая на стол: - Этот свиток - копия моего завещания. По нему все домашние рабы, в том числе с вилл, в случае моей смерти отходят принцепсу. Печальная участь, но времена таковы. Вольноотпущенники же, как и прочая клиентула, разумеется, отходят дочери, читай зятю. Но кое-что я хочу изменить. Бери папирус, я надиктую правки.
Мудрёный: - Нет, - покачал головой Рурк, разглаживая на столе папирус под завещание, - от имени зависит, куда его вписывать, и кому писать. Так что определить придется тебе хотя бы с утра - Авпасид это или кто-то другой. Я слушаю, - относилось уже к следующему вопросу, и он поднял ожидающий диктовки взгляд.
Ливий Курион: - Будем считать, что упало на ребро, - отмахнул Ливий всеми перстнями, чтоб не сбиться с точных формулировок. - Авпасид. Суфлер прочтёт письмо перед запечатыванием. Сегодня или завтра - решай сам. Имена я держу в других, лишних не читаю, сенатор такая работа... ниже троюродной племянницы, но выше отпущенника Микена вставляем так: желаю чтоб была свободна моя внебрачная дочь Дея, завещаю ей домус с лавкой масок, что на Яблочной площади на Авентине, оставляю ей также пятьдесят тысяч сестерциев и двух рабынь нубиек... ээ... близняшки, были Миринины, имена выяснишь, забыл... не обременяя наследство культами, благословляя мою законную дочь Ливию за доброе исполнение моей воли. Успеваешь? Перепишешь до утра, целиком, начисто. Легче ему стало сразу, и вечер показался всего лишь влажен, словно и не сыпался с неба божий гнев и не пёк нутро перемешанный с осадком собственного гнева острый улиточный соус. Но непокой всё равно дул откуда-то как маленький пакостный сквозняк. - Записал?
Мудрёный: Старика почему-то ненадолго стало жаль до грусти, что суфлера желанней не сделало, конечно, но издержки есть издержки, придется вспомнить молодость. "имена так имена", - думал Рурк, записывая, имен он знал много разных, а к тому, кому собирался писать, по имени никогда не обращался. Спать хотелось очень, да и следовало выспаться перед поездкой даже если бы не хотелось, решать придется на месте, руки пачкать в новом доме было преждевременно, связей открывать и мелкой сошке не стоило. - Записал, - сказал Рурк, и, со вздохом наблюдая, как человек снимает со своей шеи жернов и готов плыть по воле волн, по старой привычке еще заботясь о направлении: - Вот ты и свободен, господин, - тепло улыбнулся.
Ливий Курион: Ливий расхохотался бы ему в лицо, если бы собственное не окаменело от фамильярности. - Сразу видно раба Сенеки. Свободен только твой бывший хозяин. И ты. До утра. Он поднялся, не глядя более на секретаря, и, проходя по атрию, проворчал гипсовому отцу: - Слышал? Рабы думают, что что-то знают о несвободе, как будто выбирают её сами изо дня в день. Как ты всегда и говорил. Я приду к тебе уже дедом... И тогда ты мне ответишь почему ты не заставил жениться Гая, старый хрыч. В мастерской, бывшей раньше просто пинакотекой брата, Ливий отправил подмастерье за "суфлёром" и долго инструктировал охранника там, где никто, даже предки, не мог их подслушать.
Мудрёный: 26 Утром он снова собрал охрану, выслушать отчеты. По договоренности, о каждой замеченной мелочи. Не пренебрег даже теми, на кого остальная прислуга натыкалась. Особенно ему понравился примеченный еще вчера парень, растворившийся в кухне, решил было его и представить... и тут он понял, что не досчитался одного из отсеянных первым осмотром. Мысленно прошел по всем точкам, вернулся к входным дверям и так оно и оказалось: оставлял он одного бугая, теперь их стояло двое - вчерашний и чуть поменьше. Но, что более ценно, не смотря на достойные размеры, второй бугай на первый взгляд проигрывал прямо до степени "не существовал"... и второй взгляд Рурк бросил только поэтому. И только поэтому не отвел его сразу же. Расспросил он обоих. Отдельно. Плоские глаза второго не выдавали, что он говорит меньше, чем видел. Для Рурка это было не важно - остальные принесли в зубах все, что ему было нужно и еще телегу хлама. А вот эти текучие мышцы в сочетании с серым лицом на самом видном месте в доме... Может быть, даже хорошо, если он не будет всего докладывать. Как бы ни изменились взгляды Рурка на способы деления человеческого рода, у него еще бывали и симпатии.
Ливий Курион: 26, август, утро Под утро ему приснился настолько странный сон, что проснувшись, Ливий ещё долго не открывал глаза, боясь наяву увидеть один из вариантов развязки, тот, в котором спустился только он потому что... дочь, зять, маленькие внук и внучка шли по обрыву, а он шел выше и из под его ног сыпались на них крупные камни, цеплявшие другие - казавшиеся незыблемыми глыбины срывались с мест, угрожая смести с собой в пропасть всё, что осталось от его большой некогда семьи. И в какую бы сторону он ни шагнул - камни шатались и сыпались, ни подняться, ни спуститься, на вправо, ни влево, осыпь можно было умолить лишь жертвой и с этого карниза выход был только один... или одному. Курион открыл глаза только ощупав кровать и убедившись, что даже если прыгнет - ниже пола не упадёт.
Мудрёный: Писем было готово два, одно читанное суфлером с именами, понятными при желании стойкими жаргонными условностями, деньгами и всем причитающимся, другое собственно то, что наводило на цель человека, которого Рурк не называл по имени. Друг любезный, - поддевал его Рурк первыми же словами, - я удручен тем, как долго ты мне не пишешь - возможно, известие о том, что я перебрался в Рим и больше не вожу мавров, ленивые ветры до тебя так и не донесли - даже у Остии выловили пиратов, так что архонт Авпасид тем паче должно быть потревожен морским разбоем. Зато дошли до меня поочередно, во-первых, известие, что ты женою отравлен, и я обеспокоен. Именно обеспокоен, а не скорблю, ибо слухам, цепляющим по пути до Рима всевозможные поветрия, перед тем женить тебя не удалось. А во-вторых, удар, что ты до того разбогател, что это уже повод для скорби. Поскольку я наконец нашел средства и время, чтоб расплатиться с тобой, и остается лишь сожалеть о том, что возвращенный долг теперь будет каплей в море, когда мог послужить поддержкой тебе в не столь удачные времена. Боюсь, таким противоречивым слухам не так уж трудно расти от одного корня, богатство умножает опасности, так что берегись, дабы иметь возможность меня приветствовать, когда, получив от тебя ответную весть, соберусь к тебе с остальным причитающимся тебе, вчетверо бОльшим - к тому времени, будем надеяться, воды будут чисты, как после Помпея. Передавая долю через известного тебе в Риме аргентария убежден, что ты по-прежнему знаешь, где ее получить - так или иначе, он известит свояка и вы найдете друг друга, на этот раз, по приятному поводу. P.S. Не женись. Он поторопился отвести отобранного варвара к едва проснувшемуся господину, в другое время выждав бы, но удачно спрятанное письмо требовало, чтоб от него избавились поживее. И после приветствия попросил разрешения представить Ливию Куриону: ...- лучшую кандидатуру для того, что ты думаешь поручить. Пока я не уехал в Остию, думаю, нелишним было бы ответить на возможные вопросы самому.
Ливий Курион: Постельничий с лицом белее простыни выскользнул из кубикулы, оставив секретаря самого расхлёбывать последствия неурочного визита. Но Ливий лишь осмотрел бывшего доверенного телохранителя брата от спокойных глаз до шрама на колене и кивнул. - Не забудь приложить к письму мальчишку, и сразу назад, казначею нужна будет помощь при расчетах в амфитеатре. И... отправь кого-нибудь пожертвовать Весте. Две амфоры... нет, пять.
Мудрёный: Рурк занудствовать не стал и уже по пути за мальчишкой осведомился у идиотов, что у них обычно жертвуется Весте амфорами. Радуясь дороге и нежаркому утреннему солнцу и пользуясь полной ясностью, утановившейся в отношении господина Куриона, он затравил провожатым морскую байку, пока не оседлали и, смеясь в голос но без слов над выданными довесками, отбыл в Остию счастливым человеком. -----------порт, Остия
Кассий: 26 авг утро из дома Кассия>>>>>> Пока он дошел, успело подплавиться сердце, заледенелое от должного. Город написал глазам веселую карикатуру на чужое горе - все, что охотно выносится, всегда смешно: ценных вещей не выбрасывают а лом часто причудлив. Поэтому лицо у Кассия если не светилось, то во всяком случае не изобличало. Он даже выглядел как человек, навещаюший близкого родственника, без усилий и задних мыслей. И, оттягивая момент, когда эта иллюзия улетучится с уходом с ярко освещенной улицы, он обращал внимание - не до того, чтоб привлечь его взаимно к себе, не до разглядывания, а отмечая людей, которых после Андро приучился видеть в рабах - обращал внимание... на того, кто стоял у входа и того, кто поспешил упредить хозяина.
Ливий Курион: - Как ты считаешь, Кассий, - поздоровался Ливий, жестом вышвырнув из кубикулы облачившую его в хитон прислугу, - кто должен управлять империей? Я не про личности, я в принципе. Всем этим разноплеменным сбродом. Кто? продолжение
полная версия страницы