Форум » Жилища » дом Курионов (продолжение 1) » Ответить
дом Курионов (продолжение 1)
Мирина: Один из богатейших домов Рима, с парком, садом и многочисленными службами. Принадлежал претору Рима Гаю Куриону, перешел по наследству его младшему брату сенатору Ливию Куриону.
Ливий Курион: Пока Дея с идиотами ловила павлина, Ливий писал яблоню. Простенькую, с кучей спелых румяных гладкобоких плодов - рви и ешь-нехочу. И то одно - в руке Париса, подвядшее, захватанное, с надписью-червоточиной. Второй завтрак приказал подать в сад, не желая ни от работы отрываться, ни её из вида терять.
Дея: А она, рассмеявшись над неловкостью ловцов, сама полезла на дерево, велев поваренку стоять внизу, чтоб добыча спланировала прямо ему в руки. Прямо как была, только тунику подоткнула и - полезла. Держась той стороны, откуда тяжелой туше со шлейфом было бы удобно на другое дерево перескочить, чтоб у нее такого желания не возникло. -А ты воон туда стань. Он как раз в угол приземлится. Там его и зажмешь. Но оказавшись от птицы на расстоянии, равном собственному росту, она передумала и выбросилась вперед с вытянутыми руками. Неуклюжий петух только и успел что вздрогнуть и поднять жесткие полукружья красных перьев - словно затем, чтоб удобней было схватить его за бока. А она осталась лежать в ветвях, сморщив лицо и громко жалуясь на впившийся в бок сучок: - Аааааа-хахаха уйуйуй... Добыча отчаянно месила крыльями воздух но клеваться не смела. Хвост взмахивал в пространстве меж деревьев - бережно, словно павлина все еще заботила его целость. На самом деле он просто не мог развернуться, хвост берегла Дея, потихоньку ища удобные зацепки ногами, и в конце концов, притянув тушу к себе, спеленала руками крылья, перехватила вверх хвостом в обнимку, словно большой букет, и полезла, охая и всхихикивая, с дерева.
Ливий Курион: От её вскрика художник выронил кисть, мазнувшую красным по траве и, непроизвольно схватившись за сердце, пробежал несколько шагов, чуть не врезался в дерево, и разорался: - Снять! Помочь! Убью!!! - но, пока орал, выяснилось, что она и сама прекрасно справляется. Любоваться мелькавшими в листве коленками мешало, то, что скоты вокруг на неё пялились. Он вызверился тумаками, и ушел к столу в портик, смущенный и бессильный уcпокоить то, что грозило выпрыгнуть на траву вслед за кистью.
Дея: От того, как он разошелся, стало даже как-то неловко. Прямо даже захотелось его утешить, не переживай, мол; воздержалась она потому только, что его поведение подозрительно смахивало на влюбленность. А этого ой как не хотелось. Она сказала себе, что, возможно, это он из-за птицы так вскинулся и, перехватив возмущенную добычу подобающим образом, последовала за ним в портик. Павлин мигал и дергал головой со сбитым на бок венчиком.
Ливий Курион: - В клетку его. Ту, высокую, с редкими прутьями, где Калигула жил. Павлина унесли, кто-то помчался за попугаячьей клеткой. - Садись завтракать, охотница. Старательно делая вид, что это не он тут бегал, а если и бегал, то для здоровья, Ливий нахмурился, открыл рот, чтоб сказать "не смей больше так делать"... и заткнул его куском рыбы. Открыл снова, чтоб спросить "не поранилась?" и положил в него сыр, открыл упрекнуть "зачем сама, рабы на что?" и суетливо влил в себя лекарство. Когда молчание повисло мрачным туманом по кустам, он поглубже вдохнул и сказал, что... когда ему было десять лет, средний брат взял его первый раз на рыбалку. Это было на одном из притоков Тибра, в солнечный день вроде этого. Была тишина, вода была гладкая-гладкая, как зеркало. Никакого движения. И он, Ливий, устал смотреть на неподвижный поплавок и почти задремал. А сзади сидела большущая лохматая собака. Привыкшая, наверное, что мальчишки уловом делятся. Тоже почти дремала. И тут вдруг заклевало... он дернул что было силы, крючек с крохотной рыбкой взлетел высоко в воздух, перелетел через него и плюхнуся на спину удивленной собаке, которая с перепугу закрутилась вокруг, запутывая его в снасть, и как они оба, ошалело визжала, скакали кругами по дощатому мостку, пытаясь распутаться, а псина ещё и пыталась грызануть застрявшую в шерсти рыбёшку, а потом.... ... а потом было не интересно, средний всех распутал, улов - трех мальков - они показали старшему, а он скормил их толстому коту матери. Было обидно, Ливий ловил их для соседской девочки, нёс в ведре с водой - хотел показать живых, смешных, шустрых... И он осёкся на этом "потом", разгребая по тарелке остатки салатных листьев.
Дея: Она слушала, ела и прыскала. "Выпутывать меня побежал..."
Ливий Курион: Пока Дея ещё беззаботно смеялась, он поднялся, окликая и создавая необходимое движение вокруг: - Павлина и остальное в мастерскую! - и ушел, изо всех сил стараясь не смотреть, не оборачиваться... Набросанную до этого птицу Ливий закончил быстро. Хотел снова выйти в сад, дошел даже до двери... вернулся и приступил к третьей богине. Естественная в своей мускулистой наготе, Афина уколола копьем его самолюбие. Но не более. Ливий помнил очертания тела, пластику, в которой были и воинственность вызова, и уверенность в себе, и странная в гетере девичья чистота Мирины, с которой он хотел писать Афину, но совершенно не помнил черт её лица. Они расплывались, не давались внутреннему взгляду, ускользали из памяти, затмеваемые другими чертами. Промучавшись битый час, чувствуя себя червяком, скользящим в перезрелой сливе, он бросил кисти. В подмастерья. Тот, как всегда не сумев увернуться, растерянно почесал ушибленную переносицу и только потом в ужасе схватился за глаз. Обнаружив что он цел, забился в угол, подальше от бушующего хозяина. А Ливий больше не мог стать богом, пиная холсты и мебель, и не зная где взять то, что водило его рукой, когда он писал Дею, а потом, на контрасте, но благодаря ей же - Дахи. Наконец, сгорбившись, и словно став меньше ростом, Курион ушел в таблиниум, разбирать письма и доклады. Вскоре оттуда уже разносился по всему дому его рёв: - Дентера сюда!!! Номенклатор, рванувшийся на зов не успело ещё эхо отзвучать, был впечатан лицом в папирус: - Идиот! Ты понимаешь что это значит?! Бегло проглядев письмо, Лупас склонился ниже некуда, скрежеща зубами не тише хозяина: - Да, господин. - Так почему я узнаю о её планах последним в империи?! - Ещё не поздно исправить, господин мой. Только прикажи. Сенатор обхватил голову руками и задумался. Это было рискованно. Крайне рискованно. И он сомневался бы дольше, если бы она не переполнила неглубокую чашу его терпения. - Её наверняка хорошо охраняют. Если попадешься... - Я найду человека со стороны. Он не будет знать ни нанимателя, ни причин. Даже если попадется... возможно это её напугет и она отступится. - Хорошо. У тебя два дня. И молись, чтоб он не попался. Она не отступится. - Слушаюсь, господин, - молиться Лупас не умел, зато волчий нюх никогда не подводил его в поисках себе подобных. С оставшейся почтой Курион провозился долго, плохо понимая что читает.
Дея: А потом все-таки пошла к секретарю. Сетовать. На то, что слуг в доме действительно слишком много, дом прямо кишит ими и в связи с этим больше сорят, чем убирают, что, положим, повар, конечно лучше старый, потому что знает, как больному старичку правильно готовить, а поваренок новый (ну понравился он ей); что все равно павлинов никто ловить не умеет, а когда читать учиться, если заниматься подобными делами? Оно конечно весело, но с нее же спросится...
Мудрёный: - А что такое у него? - спросил Рурк. - Подагра?.. Так посчитай, сколько в доме комнат, оставь на них уборщиков а остальных отправишь в ближайшую рощу бузину собирать. А завтра наоборот. Потом сока надавят, остальное засушат, а кто отлынивает - отошлешь на латифундию...
Дея: - Да на что мне эта бузина? Мы же вино не делаем...
Мудрёный: - Полкубка перед едой нашему подагрику.
Ливий Курион: Подмастерье поскребся в дверь таблиниума в тот момент, когда Курион в шестой раз пытался понять почему через помпейскую латифундию его клиента местные власти хотят проложить дорогу и чем, собственно, недоволен клиент, год назад возмущавшийся, что по осенней грязи урожай можно вывозить разве что на слонах. Прервали сенатора как раз на "и восемь грядок отборного сельдерея" и только поэтому подмастерье не был ничем прибит. - Чего? - Господин, Мирина... - Что? Вышла из картины и голая сидит в портике? С ней это бывает. Дальше что? - Я... Вистарий же её почти закончил, лицо... вспомнить... - подмастерье проклял свою смелость, потому что ни как сказать, ни как уйти теперь не знал. Ливий с наслаждением скомкал папирус. - Носилки. И чего-нибудь там... чтоб одарить... о, павлина. >>>дом, раздавленный глицинией
Ливий Курион: >>>дом раздавленный глицинией В носилках он плотно задернул занавеси, чтоб никакой посторонний образ не помешал донести до мастерской ворованное вдохновение, и закрывшись, выгнав даже подмастерья, чтоб никто не видел лица, дописал Афину. Вышел только в купальню, ужинал в мастерской же, позволив подмастерью себя обслуживать и есть от стола, как когда тот был ребёнком. Перед сном принял казначея с отчётом, попугал латифундией, и велел расплатиться с Вистарием по факту сдачи надгробия. И долго ворочался на ложе, вспоминая что же он забыл.
прислуга: Лупас, у которого не потребовали отчёта, не удивлялся. Нюх говорил ему, что пахнет палёным и, когда весь дом угомонился, он сходил проведать старую оливу и убедиться, что всё на месте. День был неподходящим временем для поисков, но как только неполная луна подмигнула с темнеющего неба, Дентер почувствовал знакомый зуд в челюстях и понял - пора. >>>закоулки
Ливий Курион: август, 22, утро Первая мысль была о картине. Но он не смог удержать её за хлынувшим - похороны, клиенты, Сицилия, слон, Кассий, игры, пир, Юлий, принцепс, Дахи... дождь... Дождь? Благословенная прохлада бодрила тело и смягчала очертания города, на который Курион вышел посмотреть перед завтраком. Вид, открывавшийся из портика в саду, сегодня был достоин кисти, но дела, заброшенные на время приступа, ждать уже не могли. Он принял несколько клиентов прямо в триклиниуме, не приглашая, однако, к столу, позвал Дентера, довольно покивал на доклад и, не поморщась, велел казначею отложить нужную сумму. И Ливий возблагодарил бы богов за нормальный день... если бы не принесли письма. Смерть весталок ещё можно было как-то переварить, тем более что он свято верил в способность понтифика избегать скандалов и скрывать грязное бельё. Но пожар в порту скрыть было невозможно, как и потери. Небольшая записка о снова мелькнувшем в доме зятя вольноотпущеннике стала последней каплей. Курион отправил Кассию всего три слова...
Дея: Она вроде ничего не забыла. Проследила за кухней, отослала лекарство, в промежутке между особенно густыми порциями дождя рассортировала, кому уборкой заниматься кому бузину собирать, выслала таки на сбор, помучалась совестью о них до окончания дождя, пошла к старикану, посмотрела на буквы со всех сторон разными пучками, устала как будто воз везла и опять пошла на кухню, надзирать за обедом. С ополовиненым легионом слуг стало как-то легче дышать. Поваренок пялился. Когда второе лекарство за день было готово, ей налоело его внимание. Оторвав ленту почище от какой-то посудной тряпки, она подкралась сзади и набросила ему на глаза. И быстро стянула и завязала, пока он под возмущенное "ЭЭЭЭЭЭ!!!!!!!" растопыривал руки. Она отбежала, смеясь. Повар, отпихнув мальчика от котла, напутствовал его советом "брысь не мешайся", и он пошел зигзагом на смех, очевидно, понимая, что если она позволит себя поймать, то это будет приятней, чем просто пялиться. Найдя стену, он по ней выбрался за ее смехом в перистиль.
Ливий Курион: Возвращаясь из купальни Ливий услышал её смех и невольно ускорил шаги. И когда поваренок, растопырив руки, врезался в то, что и так работало с перебоями, даже идиота не успел сказать, только огреть по шее, прежде чем согнуться.
Дея: Поваренок стянул с глаз повязку, и они немедленно у него округлились. Сжав плечи, он попятился, снова провоцируя у Деи смолкший было смех: "получил? а вот не пялься!" Но она сдержалась, не зная, подойти помочь или сделать вид что ничего не видела за кустами. В конце концов решила что второе будет гуманней для самолюбия. Вышла чуть погодя, чтоб не застать в скрученном состоянии, крикнув поваренку: - Эй! Ты куда повязку снял! - и, словно только поняла: - Ой. это он тебя поймал... - таким образом снимая вину и с мальчишки.
Ливий Курион: Он сжал зубы и ушел в таблиниум. Потребовал вина и невидяще вперился в стену. Жалкий глупый старик. А чего он хотел? Чтобы это молодое весёлое чудо играло в жмурки с ним? Смеясь и дожидаясь случайного касания, неслучайного объятья?! Идиот. Старый идиот. Он громче всех хохотал над старичьем, волочащимся за девчонками, даже пару сатир сочинил, по молодости. Всё, чего мог он ожидать - одолжения, уступки, подачки. Не более. И это было так же ясно, как и то, что поварёнку - не жить, как и то, что он, Ливий Курион, никогда не примет подачки. Сознание крошилось и осыпалось свежевырытой могилой поваренка, хрустнул в руке серебряный киликс...
письмо: Письмо вернулось с припиской почерком Кассия. как это понимать? зависит от того, кто тебя осведомляет.
Ливий Курион: ... и пропорол ладонь мечом маленького смятого воина. Курион вздрогнул и выронил письмо. В голове прояснилось от резкой физической боли, и он поискал на столе чем можно зажать ранку. Наглая записка умостилась между двумя докладами: вчерашним - записанном со слов служанки сообщении об Андро с вестями из Остии и сегодняшним - с жалобой клиентулы на пожар в порту. Меркурий шутил. И Курион расхохотался над шуткой резким, злым, неостановимым смехом. К нему подкатывали с подобным предложением, но опыт подсказал ему чем это может грозить. Кассию же жадность затмила рассудок. Ливий взял стилос и, не замечая как замарывает кровью папирус, дописал: как это понимать? зависит от того, кто тебя осведомляет. Отныне разгребай своё дерьмо сам. Отправил гонца и велел подготовить мастерскую, вспоминая о Дее лишь краем сознания, как о ноющей ладони. Подмастерье улучил момент, перевязал художнику руку и постарался больше не попадаться под этот страшный взгляд. А на картине, за плечом у Париса, появился только что принесший ему яблоко раздора Меркурий - ухмыляющийся уголками губ вор и лжец, который сделал всё, чтобы люди считали его богом. Покровитель грабителей с благородным патрицианским лицом Курионова зятя.
Дея: между тем мальчик сутулился и дрожал, и глаза его принять прежнюю форму разреза не собирались. Её это покоробило. Трусоватые парни не нравились ей никогда. - Да ладно тебе, - подошла она к нему... и, пока шла, все-таки сменила неприязнь сочувствием: - что, выпорют? Да спрячться куда-нибудь, из кухни до вечера не высовывайся, он и забудет. Но мальчишка только посмотрел на нее странным взглядом.
Ливий Курион: День не задался с утра, навевая аналогию со всей его жизнью. Но, пока кисть мстила этому миру возводя другой, где все так, как должно быть - без вранья, масок и дрянных необходимостей, Ливий разломил сознание до одной простой и свежей мысли. И теперь, глядя на картину, удивлялся как она раньше не приходила ему в голову. Сиеста кончилась, дождь тоже, хоть где-то на границах города ещё мелькали Зевсовы плевки в жалкое человечество. Курион велел подать переодеться и вышел один, без охраны, чем поверг Дентера в лёгкую панику, чего с ним не случалось с тринадцати лет. >>>дом Тита Фурия
Ливий Курион: >>>дом Тита Фурия Дома он прошел сразу в таблиниум и отыскал наброски. Вызвал секретаря, велел: - Подготовь ещё один вариант речи - без выпадов против стоиков. В него надо будет добавить больше похвал вот этим трем сенаторам и принцепсу. И убрать про корабли вот этого, - балансировать Курион умел. "И вашим и нашим" - получалось у него лучше всего. А Кассий... ну что ж, если не сумеет выкрутиться, всегда можно забрать дочь назад с видом гражданина, разгневанного пороками недостойного зятя. И ничего при этом не потерять - Ливия уже доказала свою способность рожать сыновей, а предложить её можно любому, да хоть тому же Фурию, который вдов, а в сыновьях нуждается не меньше.
Мудрёный: Рурк и так собирался говорить ему об этих пинках, которые вряд ли впечатлили бы рассудительных людей - особенно его позабавила фраза о библиотеках дороже пиров - и потому с глубокомысленным видом кивал, а сам думал, как долго еще этот человек собирается откладывать подробный разговор, ведь, судя по характеру, чем позже он состоится, тем вероятнее Курион сочтет себя обманутым.
Ливий Курион: На середине какой-то путаной фразы Ливий замолчал, потёр двумя расставленными пальцами закрывшиеся веки, и, когда силуэт Еракия стал чётким, внезапно приказал: - Ступай.
Дея: вернувшихся под вечер собирателей пришлось мыть. Ягоды она отправила в отжим а потом сок - в холод. Нацедив в стакан, пригубила, и, найдя не слишком гадким, отправила в качестве вечерней порции лекарства, а сама пошла спать. Без ужина. Потому что последний раз зевнула так, что за ухом что-то хрустнуло.
Ливий Курион: Принесли лекарство. Кто-то, чьего лица он не знал и знать не хотел. Сенатор выпил, поморщился и откинулся на спинку кресла, оглядывая письма, все разом. Всё было сделано правильно. Фурий, по здравом размышлении, наверняка согласится отдать ему дочь, а если и нет - можно найти крепкую патрицианку из менее видной фамилии, пенаты и медики помогут обзавестись сыновьями, и гори он этот зять вместе с портом, и гори она эта Сицилия со своим хлебом, он и так достаточно богат. Всё правильно... Но почему так печет в груди, тоскливо скрипят двери, словно прощаясь с кем-то, тянет по дому сквозняком, почему перед глазами, неотступно, её лицо? Околдовала она его что ли?! Что за зелье было в этом киликсе? Раньше он в такую чушь не верил... Курион встал и пошел, поросто чтоб что-то делать. А когда оказался на половине слуг перед её дверью, оглянулся как вор, а не как хозяин. Коридор был пуст. Он занес руку, чтоб постучать, но понял, что не знает что ей сказать. "Люби меня"?! Рука вцепилась в дверной косяк с силой, про которую он уже забыл. Ливий представил как она спит там, вольготно разметавшись в покое прохладной августовкой ночи как созвездье Ариадны по небу, как свисает с ложа рука, сползает с колена легкое покрывало... Войти, предъявить права хозяина, принудить покориться ему условием, ультиматумом, силой? И видеть потом как мертвеют её живые глаза, гаснет улыбка, глохнет смех?! Пальцы хрустнули, сжимая дерево ещё сильнее, хотя, казалось, они и так оставляют в нём вмятины. Ливий ткнулся головой в стену, стараясь угомонить сердце и дыхание. Ему вдруг почудилось, что она может услышать. Успокоить не удалось, и он, как можно тише, пошел обратно в таблиниум, всё так же воровато озираясь. Соломенная вдова Леворукого вытирала пыль с полок, что-то бубня себе под нос. Он неколько вдохов смотрел как двигаются её руки, обходя тисненую округлость свитков, как качаются в такт движениям и бухтению бедра, шагнул внутрь, плотно закрывая дверь, сгреб её за длинную густую косу, загибая на стол заваленый всем этим срочно-важным мусором, другой рукой задирая подол и глядя в стену, чтоб не видеть вздрагивающее от отвращения ничто... ...без стона, без вздоха разжал руку, опустошаясь, брезгливо одернул собственную тунику, ушел к себе и уснул как спят мертвецы - в холоде и без снов. ...она так удивилась, что не успела испугаться и даже не всхлипнула потом, подбирая с пола папирусы. Разревелась только в купальне, где пыталась вымыть из себя проклятое семя. Понести от хозяина она боялась панически, да и грек был ренив. А прорыдавшись придумала месть - она никому ничего не скажет. Даже жене кастеляна, к которой всегда бегала плакаться, когда муж бил. Пусть все так и считают Куриона бессильным.
Лупас: август, 23, утро Прочитав записочку от знакомого табеллиона, он едва удержался, чтоб не заржать посланному в лицо. Причину он знал, но прежде чем подавать это хозяину следовало узнать ещё кое-что. >>>бычий рынок
Ливий Курион: Это утро было одним из тех, в которые жизнь не начинается, а потихоньку вползает - каплями в окно, сквозняками по полу, сыростью под одеяло, бурчанием желудка, требующего для тела-печи топлива, чтоб оно начало хоть как-то двигаться. Курион долго натягивал на голову одеяло, бранил нового постельничего, подавшего не прогретые сандалии, но в итоге смирился и вышел в триклиний, запретив "мелькать поганым мордам кроме Дентера". Доклада от Кассия не было, что могло означать... что угодно. Её голоса слышно не было и это могло означать только одно. Вовремя разбавивший одиночество завтрака номенклатор удостоился кривой улыбки.
Лупас: >>>Термополий Он подождал только пока Курион прочтет записку, и доложил до вопроса, на упреждение: - Разузнал где теперь этот не-Фурий обитеат. Брат ему доходный дом купил. При нём один раб, личный, видать. Что с остальным имуществом пока не успел. Узнавать?
Ливий Курион: - Ловок ты, - одобрил Ливий, - в этом месяце получишь как обычно, за непойманного грека не вычту. При условии, что бабу уберёте как надо, конечно. А там... что там узнавать? - сенатор редко рассуждал вслух, но это было как раз одно из таких паршивых утр, когда все ползло, и речь тоже. - Изгнан - значит гол, бос, ни денег, ни клиентулы, ни весомого патрона. Цацки свои возьмет, одежду, и пойдет. Узнай разве что - кому его Фурий формально продал, чей он отпущенник теперь? Имя знать не помешает. Иди, выпей там помпейского, заработал. И как только от Кассия что-то - сразу ко мне. Братские чувства Луция Фурия впечатления на сенатора не произвели (что для человека, ставшего вдруг наследником миллионного состояния какой-то доходный домишко?), но навели на мысль. Насколько тепло относится Ирина к брату сведений у него не было, но женская сентементальность... и расположение братьев предполагаемой жены не помешает тоже. Особенно младшего. Дарить много - значило рисковать навлечь этим жестом неудовольствие старшего Фурия, но какую-нибудь полезную мелочь, знак внимания... Раба? Он плохо их поминл, а прислугу брата не успел ещё узнать даже по лицам, но вчерашний гадёныш в доме был явно лишним. И не придется расходовать зря. Курион, ухмыляясь, набросал письмо и отправил обоих.
Дея: 23 авг утро. Она проспала завтрак. В животе бурчало, и она поплелась на кухню, еще сонная, натыкаясь на слуг, которых сегодня еще не успела рассовать по делам. На кухне при всей толкотне чего-то нехватало. Она напилась воды, чтоб проснуться, отправила лекарство, зажевала кусок хлеба, пошла строить в атрии слуг и только тогда вспомнила: зыркало куда-то пропал. - А где... - спросила, понимая, что не помнит, как его зовут, но ее поняли, хихикнув, и сказали, что Забана отослали из дому. По всей вероятности, насовсем. Она замахнулась по-мальчишески на это хихи и нахмурилась. Она сама собиралась его отослать куда-нибудь, а тут ей помешали. Причем она лишалась и мести, и возможности его простить. Это был непорядок. Первым делом она спросила повара, кого он предпочел бы взамен, потом, насколько запомнила вчера, где как справились, снова распределила обязанности и опять послала собирать бузину. А чего тратиться на покупное, если можно этим - подумала и пошла выяснять, куда дели мальчишку. Старичек еще был в триклинии, со своим волчарой. Она почесала щиколоткой о щиколотку, изображая на пороге нерешительность, отметила, что лекарство донесли и подумала, что надо спросить, как оно.
Лупас: "В маразм впадает на старости" думал Лупас, проходя в двери мимо управительницы. Он даже носом потянул ещё раз в её сторону, но и на запах она была - ничего особенного. Те, что нравились ему, пахли остро, железом и кровью, как капкан. Но голову склонил, приветствуя. Мало ли.
Ливий Курион: Ухмылка сползла, взгляд уткнулся в стол. Как она была хороша с утра, как хорошо, что она не знала... ничего. И было время смотреть, слушать, вот только суметь бы поднять взгляд, суметь бы потом отвести его, чтоб не сжечь её им.
Дея: "фм! нюхает..." - неприязненно подумала она, исподлобья зыркнув с насмешкой в ответ на приветственный кивок. Старичок сидел печальный. - Чего он тебе наплел? - спросила она неожиданно для себя. - Не растраивайся, мало ли. За все переживать никаких сил не хватит. А где Забан, продали? Я же еще ничего не сказала. Я в них разберусь, тогда скажу, кого на латифундиию. А чего лекаство не пьешь, не понравилось? Вроде ничего, я вчера пробовала... Не мед конечно, но... по-моему лучше, чем тебе до этого делали... А нюхает он зря, ничего не вынюхает. Пахнут только те, кто боится. Ты поел? Убирать?
Ливий Курион: Одно ощущение, одна мысль прошла от темечка до голеней, натянув тело как струну "взять за руку, дотронуться до руки, повод, предлог...", потом, сквозь звенящее внутри стали доходить слова, и он обмяк на кресле, глядя на неё снизу вверх из под упавших бровей. В простом сельском доме наверное вот так, запросто, женщины убирали со стола, что-то там себе воркуя и... лекарство? нюхал? - Подарил. Там у одного... знакомого... повара не было. Лекарство бодрит, я выпью... - "нюхал он, скот. донюхается", предлог не находился, а ему никогда никто не говорил "не расстраивайся", - поел. А ты поела? - и он нашелся, потому что так двигаться, смотреть, не бояться могла только она, - Столлу тебе надо, а то несолидно, и туник ещё... - Ливий снял с мизинца не глядя что, взял её руку и надел кольцо, хлопнул в ладоши, из-за дверей подскочили, - казначею сказать чтоб выдал тысячу на одежду, суфлеру - проводить к Галибу. От прикосновения внутри вскипело, он следил глазами за слугами, чтоб не сорваться с места лёгким, как в двадцать, не обнять остальное, что она будет смеяться он не боялся, лишь бы не пугалась. И послушно выпил лекарство... или что оно там было.
Дея: - Какую тысячу? - обалдела она, и, наверное, поэтому не впечатлилась кольцом, надетым на палец и, снимая и преремеривая его на все остальные, даже на большой и, под конец, рассеянно на мизинец, потому что на всех болталось, договаривала: - туда тысячу, сюда тысячу, повара подарить, лекарства покупные, за тряпками к Галибу - это что у тебя останется? - она развела руками, в одной так и держа не подошедший перстень... Маленькие у нее были руки. Посмотрела на него, взяла Куриона за руку и надела обратно на его палец. - Свалится с меня. Потеряю, - и, быстро сообразив, что у Галиба можно одеться совсем красиво, торопливо согласилась: - Ладно, пойдем к Галибу. А суфлер это кто - этот ворчала... вол...чара? Толко тысячу это много, я могу набрать а потом носить не буду, у меня вкусы быстро меняются.
Ливий Курион: Он сморгнул и незаметно чиркнул ногтем большого пальца по своей ладони - убедиться, что она сон. Ладонь все почувствовала, а он так ничего и не понял. И только когда она взяла его за руку, и снова вскипело, выдавил: - Омуу... поменяются ещё купим, - и ошалело уставился на кольцо на пальце. - Суфлер это который у Гая дежурит. Днетер - номенклатор. Остальные идиоты без названий... - и почему-то вспомнил как Ливия, совсем малышкой, вместе с братьями давала всем рабам смешные прозвища. И вспоминать сыновей было не больно первый раз. Ливий улыбнулся, не сознавая этого, только щеки чесались. И он их потер.
Дея: - У Гая дежурит? - повторила она, чуть фыркнула вполголоса, повторив за ним опять: - без названий... У какого Гая? Мне прямо сейчас идти?.. Со стола убирать.. пришлю. Сейчас. И уставилась в ожидании ответа и немного оторопело от того, как он швырялся деньгами.
полная версия страницы