Форум » Жилища » Двуликий дом гетеры Дахи. » Ответить
Двуликий дом гетеры Дахи.
Дахи: ...противоречивые чувства вызывал этот дом, стоящий вроде бы в самой гуще жилого квартала, но всё же - очень наособицу. улица, наряженная в богатые городские дома знатных римлян, уверенно и вольготно шла вперед, никуда не собираясь сворачивать, да вдруг словно оступалась, неожиданно проваливаясь с крутого холма - и вот там-то, внизу, и обнаруживался этот дом, открытый сверху любопытному взгляду, но умудряющийся не показать ничего - кроме явного достатка и какой-то нарочитой обезличенности. это и смущало, заставляя внимательнее приглядеться - ни тебе статуй во дворике, громко говорящих о религиозных предпочтениях обитателей, ни изысканных цветочных клумб, в которых ясно проглядывал бы характер владельцев, ни иных примет тщеславной индивидуальности, стремящейся как можно ярче отразиться в собственном Доме... ...но тот, кто, недоуменно пожимая плечами, уходил прочь, оставался куда как в меньшем смятении, нежели тот, кто, предвкушая встречу, спускался вниз, и входил в атрий... словно извиняясь за скупость наружного убранства, дом встречал гостя таким количеством красок и света, причудливых линий и форм, дробящихся в многочисленных зеркалах и стеклянных вазах, что даже пришедший не в первый раз замирал, забывая окончить выдох. ослепительное разноцветье Востока обнимало теплом десятков светильников, выдавая и происхождение хозяйки, и её нежелание оставаться в темноте - огонь не гасился даже днем. ...любимое место гетеры в доме скрывалось от любого, и самого богатого, и самого желанного гостя - вход в него был спрятан под одним из роскошных шелковых ковров, в изобилии украшающих стены гостевых покоев. это был Дом в доме - место, где Дахи проводила бОльшую часть своей жизни, между нечастыми визитами богатейших мужчин Рима, и еще более редкими визитами в свет, требующихся для поддержания интереса избалованного общества к собственной персоне... и то, что это были качели - никому не могло рассказать о Дахи того, что она не желала бы сказать! ...самое же вожделенное гостями Дахи место в её доме, спальня, значило для неё ровным счетом столько же, сколько любая другая комната - то есть почти ничего. но обставлена и украшена была с подобающим гетере искусством, и снилась многим, побывавшим в ней... (Домус одноэтажный в "римской" части и полутороэтажный в "персидской", план дома: большой официальный "римский" атрий, окружающие его помещения, далее - запретная для гостей часть дома: малый "персидский" атрий, небольшой перистиль с настенным фонтаном, с окружающими их помещениями. В доме водопровод, канализация, купальня).
Публий: По знал рецепты как минимум двух десятков отваров, жить без которых, распробовав, было уже невозможно. А значит - и без знающего рецептуру. Слабым - невозможно. Но кто не слаб? Дахи не упала бы в его глазах даже если бы когда-нибудь в них поднималась. А вот служанка взлетела стремительно. - Лжоооошь, кисонька. Не помню я чтоб у Дахи была какая-то раба Айдана. Ты понимаешь кому ты лжешь и чем это тебе грозит? Ты понимаешь какие у меня связи? Не советую придумывать никаких сбежавших женщин, так ты от меня не отделаешься.
прислуга: - Не лгу я, господин, - Амина возмутилась уже искренне - как это никакой Айданы? Демон им что ли всем мерещился и мучил столько лет? - Айдана не раба, она свободная, с госпожой из самой Антиохии приехала, давно при ней, постоянно, да её весь город видел с госпожой, и ты, господин, должен был видеть, она же неотлучно была, припомни - немолодая такая, тёмная вся, и волосы тёмные, а глаза светлые, злые, смотрит - как гвоздём прибивает, и сама как гвоздь, ржавая, старая, а крепкая. Убедить в виновности Айданы надо было во что бы то ни стало, изумруды стоили всех рабов в доме, и Амина рискнула, впервые в жизни, рассказать то, о чем и сама старалась забыть, однажды обнаружив: - И она... она нож носила под одеждой, господин. Всегда. А после пира пропала как в воду. И одежда её вся тут осталась. Неспроста же.
Публий: Айдану он, разумеется, помнил. Хоть и видел только издали, на пирах. И удивлялся всегда - с чего это Дахи приспичило таскать с собой такую... неэстетичную рабыню. Подчеркивать свою красоту чужой старостью глупо и не действенно, скорее тоску нагонишь. Не конкуренции же своей красоте она боялась? Нож объяснял многое. Вот как. Женская охрана. Опытная. И знающая очень интересные рецепты. Так кто кому тут был госпожой? - Мммм... - протянул По, "смягчаясь", - припоминаю. Но смотри, проверю. И если ты солгала... Кстати, когда похороны?
прислуга: Это он что же, угрожает? После всего безумия которое она тут пережила... и неизвестно какое ещё предстоит?! "Да чтоб тебе пусто было, куннус толстопузов! И тебя такая же судьба поджидает!!" Амина вскинула подбородок и отрезала, отделяя каждую фразу: - А некому хоронить. И не на что. Ни один покровитель ни прийти, ни денег прислать и не подумал. Люди шепчутся - это потому что принцепс к госпоже благоволил. Кто ж захочет признаться, что был ему соперником? Ни один. Лежит в холодке. Ждёт.
Публий: Бедняжка уже сказала ему больше, чем он рассчитывал, и По позволил себе улыбнуться уголками губ: - А вот это, дорогуша, совсем печально. Не провожай. Тощий нарисовался рядом у самой двери и, как только она шумно захлопнулась за их спинами, доложил: - Разгром везде. Тухлую рыбу едят. Следов никаких, но рожи у них такие, как-будто они свою госпожу сами зарезали. Настороженные все. Говорить ни один не захотел. Все послали... - Не уточняй. Сходи молча, - оборвал По, которому несвоевременный доклад, жужжащий над ухом без разрешения, мешал ухватить что-то, вертевшееся перед самым носом, что-то очевидное, как кусок мозаики, только что отвалившийся от стены и готовый встать обратно в картинку - только приложи. Публий невнимательно окинул взглядом народное творчество, потекшее от усиливающегося дождя, нетерпеливо прищёлкнул пальцами, подзывая сирийцев с лектикой... и вспомнил другую стену. С куда более выразительной картинкой, интересным сюжетом и несомненным портретным сходством. "Парфянский посланник!" Мозаика сложилась - интересней некуда. - Быстро! В винную лавку! - скомандовал, уже в лектике утирая освежающие поцелуи Великой с улыбающегося лица.
Амина: Она и не думала провожать - много чести для такого визитёра. Проводил старший охранник Карим, вышедший, мрачнее тучи, за чужим рабом, шаставшим по Дому. А заперев, сунулся к Амине с претензией: - Пускаешь кого попало, пропадёт что - кто отвечать будет? Амина, три года следившая как управляется с людьми карга-Айдана, сузила глаза, одёрнув себя, чтоб не упереть, по-простецки, руки в боки, вздохнула и отбрила: - У нас уже кое-что пропало, Карим, помнишь?! Вы, восемь тупиц, проворонили госпожу. И служанку. Дорогую, между прочим, рабыню. И я знаю кто за это будет отвечать, если мы с тобой не поладим. А мы с тобой не поладим, если до приезда новой госпожи пропадёт ещё хотя бы один раб. Никого не выпускай, даже повариху на рынок! Сама буду всё закупать. И внимательно смотри за мальчишкой новеньким, он недавно шлялся где-то полдня. К делу его приставь! - К какому? Его купили привратником, истопщиком и за зеленью в доме приглядывать, к двери я его - такого - сейчас не поставлю, - возмутился было Карим, но Амина оборвала: - Вот к зелени и приставь! - и не давая амбалу времени опомниться или возразить, резко развернулась и ушла на кухню, где четыре рабыни во главе с кухаркой, морща носы, пытались сообразить что-то съедобное всё из той же дешевой рыбы. - Вы все! Если хотите остаться тут при новой госпоже, а не доживать в лупанарах, чтоб завтра выдраили весь Дом! Чтоб блестел! Новая хозяйка может приехать в любой момент, а за нынешний погром даже от самой доброй не поздоровится. И, не слушая охов и ворчания, ушла к себе в кубикулу, села на постель, закрыв лицо руками, набираясь решимости. Сестра покойной хозяйки наверняка привезёт с собой одну, а то и двух доверенных служанок. И если она, Амина, хочет остаться ключницей, старшей рабыней в доме не только до приезда молодой персиянки, ей нужно не просто организовать достойную встречу. Ей нужно стать незаменимой. И похороны организовать по высшему разряду. Только как, светлый Митра, как - на эти гроши?! Из девяти рабов мужского пола и пяти - женского, только массажистка-косметка Галия была настолько шустра, любопытна и близка к хозяйке, чтоб подсказать то, что Амина упустила сама - имена. Но грамотной была одна Амина, и до ночи она карабяла два жалостливых письма - Гнею Домицию Агенобарбу и Статиллии.
Амина: август, 26, раннее утро - Амина, чем мне голубя кормить, если мне кухарка ничего не даёт??? Всю ночь вскакивающая на каждый шорох, осунувшаяся, не выспавшаяся, поднявшая всех служанок на уборку ещё до света, Амина капнула на палец горячим сургучом, ойкнула и взмолилась: - Митра всемогущий!!! Какого голубя?! Новый рабёнок уставился на неё как на жирафа Цезаря: - Ну у Ксении же голубь был.. точнее он есть, а... кормить-то чем? Амина подула на руку, соображая - голубь у рабыни, недавно появившейся в доме. Рабыни, которая погибла вместе с госпожой. Птица, о которой никто ничего не знал. У рабыни. Почтовый голубь? Дышать стало трудно, как-будто им всем уже накинули на горло удавки и затягивают. - Голубь... голубя выпусти. Только за жаворонками хозяйкиными смотри. Самим есть нечего, не хватало ещё рабьих голубей кормить, - приказала как можно спокойнее, запечатала письма, и, не доверяя никому, а новенькому черномазому пацанёнку особенно, понесла их сама. >>>дом Статилии>>>дом Клавдии Минор
Амина: >>>Улица Подошла она хоть и со стороны постикума, но дверь открыл Карим, собственноручно. - Не приехала новая? - сама не зная с опасением или надеждой спросила первым делом. - Нее. - Тогда почему ты здесь?! А на главных кто стоит?! - излила на него всё возмущение Амина. - Остальные, чё... мало что ли? - Ночью недавно мало было, - поджала губы Амина, оборвав коротко и весомо. Карим прижух, зато весь дом высыпал её встречать, лебезя, требуя, причитая... И, рассказывая про деньги, полученные и обещанные, рассылая с поручениями, приставляя всех к месту, Амина на мгновение захотела снова почувствовать себя маленьким деревцем, укрытым от урагана. Но ураган закрутил, поволок... встряхнул, и через какой-то час она разметала его сама.
Амина: 27, август, утро Подготовка к похоронам была закончена ещё вчерашним вечером, новая хозяйка всё не появлялась, и Амина не торопилась бы вставать, если бы рабы Агенобарба не явились сразу после рассвета с обещанной надгробной скульптурой. Временно установленная в атриуме нимфа как будто жила своей жизнью под грубым холстом - так живы были очертания в полный человеческий рост, и Амина, не выдержав нервирующего ощущения, велела разрезать верёвки и снять ткань. Подивилась вместе со всеми красотой и точно переданными чувствами, тронула холодное мраморное плечо, словно отдавая всю боль проведённых здесь пяти лет скорбящему камню, и успокоилась как будто душа Дахи, поняв, что её есть кому оплакать, наконец покинула этот дом.
Мэхдохт: >>> Остия. Постоялый двор Собравшись второпях, едва ли не через полчаса после визита гостя, процессия, наконец, двинулась в сторону Рима. Нетерпение Мэхдохт, казалось, передалось всем вплоть до вьючного ослика, и тот спешил к городу так, будто за ним гнался мясник. Спустя пару-тройку часов изнуряющей дороги Мэхдохт стояла посреди шумной улицы и со смутными чувствами глядела на домус сестры. Отчего-то он казался ей неживым. - Стучи, - кивнула она одному из слуг, и тот коснулся двери вежливо, но настойчиво. Мэхдохт поправила тонкие ткани, прикрывающие волосы, и кинула взгляд вдоль улицы. Часть прохожих спешила по своим делам, другие же глядели на персиянку с любопытством и каким-то…сочувствием что ли?..в глазах. - Ну что же там, уснули? – возмущенно прошипела Мэхдохт под нос, хотя успеть открыть дверь так быстро мог бы только тот, кто стоял прямо под ней и ждал неустанно.
Амина: ...и настолько ей полегчало, что прошлась она по дому как хозяйка, заглянув в каждую дверь, приметив внимательным взглядом пару каким-то чудом оставшихся после уборки соринок, убрав их, пожурив одних, похвалив других, ободрив унывающих третьих, даже на жаворонков, поселенных в перистиле, остановилась полюбоваться. А когда один из них засвиристел, отчего-то вспомнила вчерашний наглый гладиаторский поцелуй и улыбнулась "вот балбес...". Поводила пальцем по прутьям клетки, размышляя - пойти, что ли, в театр этот... и скорее чутьём, чем слухом, уловила далёкий требовательный стук. Улыбка с лица слетела ещё до того, как притопал дежуривший у двери Карим, которому строго-настрого запрещено было отворять самому. - Чего, не слышишь что ли?! - Слышу, - весомо и собрано отчеканила Амина, хотя внутри всё аж перевернулось. И поспешила к дверям. Сходство было таким очевидным, что не обманулся бы даже слепой - похожи были и голоса. То, чего она боялась больше всего - случилось. Но кланяясь - словно духом падая до земли - она не теряла надежды. Не такова была. - Аве, госпожа Мехдохт. Мы ждали твоего приезда, и покои тебе готовы. Пожалуй в Дом. И отступила с поклоном, шире распахнув дверь, пропуская новую хозяйку. Дом дохнул неуютным сквозняком и утих, словно выжидая.
Мэхдохт: Мехдохт чуть прищурилась, взглянув на рабыню, будто и правда могла ее припомнить. Когда же девушка поднялась, персиянка улыбнулась ласково, стараясь выглядеть при этом искренней, хотя и вправду была рада наконец-то оказаться в доме у сестры. Странно, что та не вышла встретить ее. - Аве, - она ступила в дом и огляделась с любопытством. – Попроси кого-нибудь, пусть помогут моим рабам отнести вещи в приготовленные покои. Саназ? – и когда рабыня отозвалась за плечом, добавила тихо: - Приготовь одежды, это путешествие меня вымотало… После жаркой и пыльной дороги не то, что одежды, кожу хотелось сменить. Но внутри было прохладнее, и это чуть успокаивало. Все же сестру хотелось увидеть немедленно, хотя бы руки пожать да в глаза взглянуть. Сколько прошло? Лет пять с тех пор, как они виделись в последний раз? - Милая, - Мехдохт тронула рабыню за руку, желая показать, какую важную просьбу той предстоит выполнить. – Проведи меня скорее к сестре, к Дахи. Только и живу последние дни мыслью о встрече с ней.
Амина: Привыкшая к хозяйкиным обморокам и истериками Амина краем глаза отметила, что от статуи нимфы новая госпожа далеко, от обложенной подушками скамьи близко, если будет падать, то и ничего... и поклонилась ещё раз с достоинством, положенным при горестной вести: - Наша скорбь безмерна, госпожа. Я не могу проводить тебя к живой, только к мёртвой. Твою сестру убили. Прокрались в дом, одного охрана прикончила, второй скрылся. Это случилось три ночи назад, мы ждали тебя для похорон. Она склонила голову, опустив взгляд в пол и накрепко врастая в мозаику атриума, чтоб не сдуло очередным - светлый Митра, каким уже по счёту? - ураганом. Слишком много их было в её жизни, чтоб она по-настоящему боялась, просто сжималось всё внутри и ныл недавний рубец.
Мэхдохт: Рабыня заговорила, не трогаясь с места, и Мэхдохт уже начала задыхаться раздражением. Только на третьей фразе до нее стал доходить смысл звучащих слов. «Убили» стукнуло куда-то под ребра, сжало ужасом сердце. Мэхдохт будто подавилась дыханием и, вздрогнув, опустила взгляд. Чьи-то ладони подхватили ее под локоть, но она лишь отдернула руку и сжала дрожащими пальцами кисть плата. Сесть… Лучше сесть, чтобы хотя бы не думать, как стоять. Мэхдохт дошла до ближайшей скамьи – даже увереннее, чем ожидала от себя, - и опустилась в подушки. В голове ураганом вилась тьма мыслей, но девушка долго не могла поймать ни одной. Так вот о какой дороге горя говорила та гадалка? Как же так, Дахи!.. - Уже известно, кто это был, и почему ее убили? – наконец выдавила из себя Мэхдохт, поднимая взгляд. Как они могли допустить такое? Внутреннюю пустоту потихоньку заполнял гнев. И страх увидеть Дахи мертвой, пустить ее в свои кошмары, чтобы еще одна чужая смерть во сне сжимала обручем ей грудь.
Амина: Привезённая служанка подоспела ровнёхонько чтобы... быть отстранённой. И Амина, глядя как юная матрона держится, нашла в себе силы не только рот открыть, но и доложить не причитая и не тараторя, как спешат, обычно, избавиться от тяжеленного груза, а разделив на части, как посильное: - Мы не знаем, труп убийцы забрали, больше нам ничего не сообщали, госпожа. Префект вигилов был, люди претора перегринов опечатали имущество до приезда наследницы - твоего приезда. Я ходила к покровительнице нашей покойной госпожи - будущей императрице, Статилии, она обещала помочь, но как - не сказала. Дахи покровительствовали многие влиятельные люди. И... император тоже. С вопросами лучше быть осторожнее, госпожа. За спиной зашуршали - кто-то из домашних догадался метнуться за вином, и даже не забыл разбавить, как успела заметить Амина, пока отнимала поднос с киликсом и склонялась с ним перед Мехдохт. Склонялась в полной тишине - Дом молчал. Слуги маячили тенями на границе перистиля, и даже птицы, певшие с самого утра, умолкли, словно над домом висела грозовая туча.
Мэхдохт: Мэхдохт слушала, уставившись в одну точку, куда-то за плечо девушки. Вопросов рождалось все больше и больше, и потому, когда прозвучало это «лучше быть осторожнее, госпожа», Мэхдохт дернула недовольно подбородком. Вот, значит, как. Да, было наивно думать, что Дахи убили из-за каких-нибудь драгоценностей. Но все же так явно, так явно… Горло вдруг сжало такой жалостью, что Мэхдохт, лишь бы не расплакаться прилюдно, скрипнула зубами. - Как звать тебя? У… - она не смогла закончить фразу, споткнувшись об имя сестры. Девушка нахмурилась, задумавшись, и, наконец, произнесла: - Айдана, кажется…Где она? Приближенная к Дахи, Айдана могла бы рассказать больше. Мэхдохт приняла киликс с вином, но отпить не спешила, задумчиво стуча по стенке сосуда ноготками.
Амина: - Я Амина, моя госпожа. Комнатная рабыня госпожи Дахи, ключница, до твоего решения, - негромко представилась Амина, гадая что значит этот жест - понимание, недоверие или протест... но понять не успела - Айдана, кажется… Где она? - резануло уши именем, при упоминании которого, Амине показалось, что Дом обрушился на неё вей своей тяжестью - с роскошью, развратом, тайнами и страстями, запахом Айданиного пойла, который всегда казался ей удушливым, рухнул на плечи балками, криками, плетьми, болезнями и смертями... и она выпрямилась как кариатида, потому что с прямой спиной потолок держать легче. - Айдана пропала незадолго до смерти госпожи. Все вещи остались на месте. Но она ведь свободная, плагиариев* не вызывали. *охотники за рабами
Мэхдохт: Значит, пропала… Еще один повод подумать на досуге. Мэхдохт, наконец, решилась и сделала небольшой глоток вина, а потом отдала киликс обратно. Сейчас бы воды ледяной и вздрогнуть от нее, да так, чтобы все мысли встали на место, а в теле бодрость появилась, которой потребуется в ближайшее время ох как много. - Амина… - повторила она, пробуя имя на язык и собираясь с мыслями. – Это Саназ, - Мэхдохт указала рукой на свою рабыню. Она будет все время подле меня. Бабак и Дариуш, те, что прибыли со мной… Хочу, чтобы они охраняли меня и мои покои. Здешняя охрана, видимо, не особо надежна. Мэхдохт поднялась, прислушиваясь к себе. Вроде бы силы есть не сидеть тут, у входа, как последняя дуреха. Дахи три дня ждала ее – пришло время похоронить сестру. Она тяжело вздохнула, представляя, сколько предстоит всего. Но зато заботы помогут ей отвлечься и не погрузиться в пучину уныния, как однажды. - Амина, ты пока останешься ключницей, я полагаюсь на тебя. Расскажи, что готово к похоронам. Отослала ли ты печальную новость нашей матери? И надо будет все-таки сходить к телу Дахи. От этой мысли холодело все внутри. Увидеть то, что осталось от сестры, значило окончательно признать, что больше никогда она не увидит и не услышит ее.
Амина: - Да, госпожа, как прикажешь, - склонила голову в поклоне Амина и так и дослушала хозяйку, ничем не выдав вспыхнувшее в глазах торжество. - Благодарю, я буду верно тебе служить. И, позволь... если тебе не нужна такая же пышная лектика, как сестре, четверых из восьми мулатов, тех, что стояли в ту ночь на дежурстве, надо бы продать, - добавила совершенно искренне, потому что ей и самой было неуютно в доме с охраной, проворонившей убийц. - Они бесполезны. "И не проболтаются о подробностях своего и нашего позора, там, где подальше..." Она указала на дверь кубикулы, где ждала последней дороги Дахи, а потом на нимфу: - К похоронам всё готово. Племянник императора - Гней Домиций Агенобарб - дал на всё денег, потому что деньги дома опечатаны претором, и прислал вот эту прекрасную надгробную скульптуру. А письма я не писала, госпожа, не смела до твоего приезда и вместо тебя.
Мэхдохт: « Надо бы продать», - говорила Амина, и Мэхдохт теперь уже с внимательным интересом окинула ее взглядом. «Какая шустрая», - подумалось девушке, и она пообещала себе позже повнимательнее присмотреться к ключнице, чтобы понять, нравится ей такая деловитость или нет. - Я решу чуть позже, продавать их или наказать как-то иначе, - ответила она твердо, уже сейчас догадываясь, что Амина вовсе не так покладиста, как хочет казаться. Взгляд Мэхдохт скользнул ко входу в кибикулу да там и остался. Значит, Дахи там… Но зайти к сестре сейчас не было решимости. - Хорошо, - она кивнула и чуть нахмурилась, обдумывая свой следующий шаг. – Я напишу письмо сейчас, а ты отправишь его матери. Похороны назначим на завтра. Ты, должно быть, знаешь лучше меня, кто захочет прийти и проститься с Дахи. Сообщи им. И…мы должны как-то поблагодарить племянника императора. Скульптура и вправду была прекрасна, но все чувства сейчас были будто бы вполсилы. Мэхдохт взглянула дальше, вглубь дома. Вот так, не отходя от порога, она уже решает его судьбу. Совсем не того она ждала, направляясь в Рим. - Проводи меня туда, где я смогу написать письмо. А затем дай человека, который покажет дорогу к претору. Я возьму с собой Саназ и Дариуша.
Амина: Не успела Амина подумать, из равнодушия или из страха не спешит новая хозяйка взглянуть на тело сестры, как под руку, с мелкими поклонами, сунулась Галия: - Купальня для госпожи скоро будет готова. - Доложишь когда будет, - отстранила её Амина и отправила подальше, - это Саназ, Бабак и Дариуш, покажи им кубикулу госпожи и куда отнести вещи. Если чему-то она научилась у Айданы за эти годы, так это умению создавать вокруг хозяйки необходимый покой. - Прошу в таблиниум, госпожа, - пригласила и повела, рассказывая, потому что выхода другого не было - всё равно узнает. - Покровителей и друзей было много, но когда убийство прогремело на весь город, ни один не предложил помощь, а подал её только юный Агенобоарб. Не думаю, что кто-то рискнёт показаться и на похоронах госпожи. Всё слишком непонятно, и близость к императору... А то, что некоторые вещи лучше оставлять не договорёнными, она знала задолго до того, как познакомилась с Айданой. Этому учила рабская судьба. Амина подала писчие принадлежности и с тихим поклоном вышла распорядиться вещами, купальней, Каримом...
Мэхдохт: «Ну и отлично, не придется запоминать бесконечное количество новых притворно скорбных лиц», - устало подумала Мэхдохт, следуя за Аминой вглубь дома. Сестру стало жалко: так печально всю жизнь тешить себя иллюзией всеобщего обожания, а на деле оказаться практически ни с чем. Что значат все эти подачки, пусть даже в виде прекрасных изваяний, когда смерть твоя вызывает истиную скорбь лишь у тех, от кого ты когда-то сбежала? Рим стремительно терял очарование в глазах Мэхдохт. «Сначала они проглядели убийцу, затем лишь один из них решился помочь, а теперь никто не придет!» - гнев снова закипал в груди девушки. Она холодно посмотрела вслед удаляющейся рабыне и взялась за письмо. «Ничего, Дахи, главное, что я буду с тобой». Мэхдохт выводила строчку за строчкой, рассчетливо подбирая слова и представляя, в какое отчаяние придет мать – ведь ее самой лучшей дочери не стало. Ну, остается надеяться, что она найдет утешение в объятьях нового мужа. Мэхдохт запечатала письмо, а потом замерла, прислушиваясь к тишине дома. К Дахи хотелось зайти без свидетелей. Чтобы никто не лез с утешениями, а потом не смотрел выжидательно, пытаясь прочесть с лица чувства. Ступая как можно тише, почти крадучись, Мэхдохт вернулась к дверям в кибикулу, где покоилось тело сестры. Огонь колыхнулся, когда девушка вошла внутрь. Мэхдохт глубоко вдохнула – видеть близкого мертвым ей не впервой, но все же… Вот она лежит, старшая, которую всегда ставили в пример, даже несмотря на ее скверный характер. Вот она замерла, не хуже статуи у двери, та, что всегда была лучше, красивее, умнее. Та, которой Мэхдохт завидовала и которую так любила. Вот она, такая холодная, и на ощупь, будто никогда и не была живой. Мэхдохт всхлипнула, взглядом ведя вдоль тела, от ног к кистям рук на груди и выше… Она дернулась и отскочила назад, тараща глаза. Письмо выпало из рук, но Мэхдохт не заметила, потому что вдруг потемнело. В кибикуле была только она и этот страшный…эта страшная…голова! Почти на ощупь Мэхдохт нашла стену и сползла по ней на пол, обхватывая себя руками и зажмуриваясь, что есть мочи. - Почему, почему они все должны так страшно умереть?! – беспрестанно шептали ее губы. Ей вспоминался муж. А теперь еще и Дахи! Невероятным усилием воли Мэхдохт заставила себя подняться и, шатаясь, вышла из кибикулы. Взгляд ее безумный никак не мог зацепиться за что-то, осмыслить окружающее. Не помня себя, она так и шла короткими шажками, зажав рот рукой и не смея даже вдохнуть.
Амина: Распорядилась она быстро - и свои были вышколены, и чужие оказались расторопны - и вернулась в атриум собранная, готовая ко всему, что может ещё случиться в этом доме... но не к такому - хрупкая юная девочка, шатаясь, не видя ни вокруг, ни перед собой, зажав крик ладошкой, шла, едва не падая, душа слёзы, душившие её. Как не раз, бывало, шла и она сама, когда люди или боги выбивали из-под ног землю. Амина охнула, всплеснула руками и подхватила... не госпожу, не хозяйку, а юную вдову, потерявшую близкого человека, подхватила не думая, вскинув руки, как курица крыльями защищает цыплёнка, обняла, поддерживая, и повела к скамье, приговаривая тихо: - Сейчас... сейчас... то боги судили, куда человеку против богов, такая жизнь наша... вот так, сейчас сядем...
Мэхдохт: Она сжалась вся в этих заботливых объятьях, не принимая сразу то, чем и раньше была обделена. Но мягкие теплые руки уже влекли ее куда-то, прижимали, окружая лаской. На пару мгновений Мэхдохт даже сдалась, приникла к груди, но почувствовав под собой лавку, снова попыталась собрать себя в кулак. «Главное, не разрыдаться, и так уже слабину дала», - думала девушка, вскидывая голову. Слезы готовились вот-вот сорваться в предательский бег по щекам. Мэхдохт закрыла лицо ладонями, чтобы незаметно смахнуть их. - Ты не сказала мне, что ее обезглавили, - тихо и безэмоционально выдохнула Мэхдохт. А после паузы обернулась и с горькой усмешкой добавила. – Я еще не совсем привыкла к таким жестокостям. Хорошо, что ты здесь оказалась. Спасибо тебе, Амина. Она и вправду была благодарна, но от невольного свидетеля слабости хотелось поскорее избавиться. Мэхдохт опустила взгляд и только теперь обнаружила, что письма в руках нет. - Я, кажется, письмо обронила…там, - она кинула затравленный взгляд в сторону кибикулы с Дахи. – А еще…Сегодня мне понадобится сильное снотворное средство. Не хочу видеть сны. Ты достанешь мне такое?
Амина: У Амины так и пристыло к языку несказанное "если поплакать - легче будет", но глянула она уважительно - вот ведь какая, моложе сестры, а держится не в пример... Она вспомнила мучительно умирающую Малику, двух истерзанных мёртвых женщин на пепелище, ждущую в каморке своего костра, чтоб упокоиться с госпожой, Ксению, и вздохнула: - В Риме случаются смерти и похуже. Эта была быстрая, что ж говорить. Храни тебя светлый Митра. А девочка почти взяла себя в руки и теперь уж ничем не напоминала сестру, кроме, разве что... Амина пристально посмотрела хозяйке в лицо, но не похоже было, чтоб та просила что-то вроде айданиного пойла. Травы, просто травы. Да только последние травы Амина извела за эти дни на себя. Кому же захочется после такого видеть сны. Она сходила за оброненным папирусом и возвратилась с поклоном: - Письмо, госпожа. А трав достану, конечно, в столице много хороших лекарей и лавок. Вот в купальню тебя провожу и пойду сразу же. Купальня готова, Галия - косметка и массажистка - к услугам. Кое-какие из монет, что дал Агенобарб ещё оставались, и про деньги уж Амина говорить не стала. Как и про что, что в воде и пару купальни слёз не видно будет.
Мэхдохт: Письма из рук Амины не забрала, только головой качнула: - Отправить его нужно поскорее. Хотя так ли необходимо, чтобы мать быстрее узнала о кончине старшей дочери? Живет себе пока в счастливом неведении и не подозревает даже о давно случившемся несчастье. - Веди меня, - Мэхдохт тяжело поднялась и пошла рядом с рабыней, оглядываясь по сторонам и пытаясь запомнить путь. "Галия, Галия" повторяла она про себя. Сколько имен предстоит выучить! А ведь это никогда не давалось ей легко. И теперь, когда рассудок будет одурманен ужасными впечатлениями и снотворными травами, запомнить все станет вдвойне тяжело.
Амина: Вазы, картины, драгоценные статуэтки и диковинки прятались в опечатанном подвале, словно Дом скрыл свою спесивую роскошь, смирив нрав на время скорби. Стены и столики казались непривычно голыми, атриум - бедным закоулком, а утопающий в зелени перистиль - скудной рощицей. И хотя взгляду, не видевшему Дом до трагедии, он должен был представать изысканно-богатым и разве что самую малость аскетичным, Амине хотелось прямо здесь и сейчас отчитаться о сохранности хозяйского добра - всех драгоценностей, серебряной посуды, бесценных нарядов... Но необходимость смиряла её, как смирила своенравный Дом. Проводив госпожу до купальни, она зыркнула на Галию сурово, предупреждающе, почти как Айдана, одним взглядом умевшая приказать "не болтай". - Карим будет в твоём распоряжении для выхода, госпожа. Он лучший, - всё, что она сочла возможным сказать хозяйке, перед тем, как пойти за в меру объёмной сумкой, в которой не слишком бы позвякивал рядом с печальным письмом похудевший кошель. >>>через почту и лавки в театр Помпея
Мэхдохт: Пока Галия работала над ее телом, Мэхдохт сидела молча, безжизненно подчиняясь прикосновениям рабыни. До того грудь ходуном ходила, кипя чувствами, а теперь сама она стала не лучше трупа, даром что дышала. И слезы иногда из глаз катились, но такие незаметные для Мэхдохт, будто это от пара вода скапливалась на щеках и стекала. Мэхдохт смотрела перед собой, а видела мужа останки и ту рваную полосу на горле Дахи. Вот бы и в голове такой туман, как в купальне! Но нет, картинки яркие, будто наяву видит. Только от них ни боли, ни страха, ни гнева – одна пустота. И, как зыбучий песок, затягивает. Галия что-то говорила, и Мэхдохт ей даже отвечала, но спроси ее хоть минуту позже, о чем – не ответила бы. «Медок, ты сильная», - вдруг прозвучал в гулком сознании ласковый голос мужа, рожденный воспоминаниями. И она вспомнила его теплый взгляд и нежную улыбку, принадлежащую только ей. И прикосновение его большой ладони, в которой умещалось все ее лицо. Медок… Он сделал ее имя, которое другие будто бы лаяли, таким по-детски светлым. Пусть муж достался ей в наследство, но любили-то они друг друга искренне. Зыбучий песок затянул глубже. «Медок, ты сильная», и сразу после этого вспомнились слова Амины «то боги судили». Неправда, не боги. То люди решали, уж это известно наверняка. Люди, которые возомнили себя богами. Как они могли вот так взять и убить ее сестру. Отнять последнего близкого человека! Хоть и были они не похожи, зато Дахи понимала ее лучше остальных, потому что рядом была с первого вдоха. А теперь нет сестры. И она, Мэхдохт, одна, совсем одна в этом чужом огромном городе, полном таких вот подлых людей. «Держись, Медок, держись. Ты и вправду сильная», - уговаривала она себя, пока Галия разминала ей тело. И вместо того, чтобы расслабиться, Мэхдохт наоборот напрягалась, как зверь, поднимающийся, чтобы нанести удар. – «Ты только держись. И мы со всем и со всеми справимся. Им меня не сломить – ни римским богам, ни тем более людям». Уговаривала себя так вплоть до тех пор, пока в сопровождении рабов не вышла на улицу Рима, который теперь представлялся ей едва ли не главным врагом. Улица, ведущая от и до >>>>>
Амина: >>>Театр Помпея Время поджимало. Оглядываться было некогда. Как бы ни были нерасторопны римские чиновники, но до ночи новая госпожа у них точно не пробудет. И замешкалась Амина лишь пробиваясь сквозь толпу в портике, глазеющую на картины великих и торгующую картинки посредственных. Лики божеств перемешивались на прилавках с лицами актёров и гладиаторов, трагедии Олимпа - с фривольными городскими сценками, а ей на мгновение стало интересно - есть ли лампы или тарелки с изображением Вепря? Госпоже показать, конечно же. Заранее... неплохая рекомендация - изображение на сувенирной лампе... А дома поджидало всё - и скорбный бальзамический запах, и растревоженная кухарка, не знающая к какому времени и что готовить, и письмо от Статилии. Которое Амина не колеблясь вскрыла - адресовано-то было ей: "Безмерно скорбя о чудовищно ранней смерти моей подруги и горячо соболезнуя её сестре, готова сдавать дом родственнице на тех же дружеских условиях, либо продать за ту же цену, о которой договаривалась с Дахи, присовокупив к дому участок с инсулой, в надежде, что родственница сможет разбить сад, в память о сестре и для утешения в горе. Если же она не квиритка, рада буду поспособствовать замужеству. На похоронах быть не смогу. Но скорбь моя с дорогой Дахи и всей её фамилией". Небольшая инсула, примыкающая к Двуликому, ждала сноса уже лет десять, всё это время угрожая завалиться на дом, который Дахи не могла купить без гражданства, и не только исправно платила арендную плату, но и отремонтировала, пристроив перистиль. Кто бы вообще купил такую рухлядь на таком крохотном клочке земли? - Добрячка... - саркастично определила вслух Амина, прежде чем увидела прилагавшийся к письму мешочек с благовонием для костра. Взвесила на руке и додумала "ну, так ещё куда ни шло...".
Мэхдохт: >>>> Парк Купидона и улицы Рима Солнце пекло так сильно, что выпарило все мысли, кроме одной – пить! Спасло яблоко, которое, конечно, жалко было тратить на простую нужду, но не хранить же его теперь до старости. Медок с хрустом жевала сочный плод и…не думала. Пустым взглядом скользила по лицам, равнодушно оглядывала дома. Не задевало. Чужим было, инородным. Только увидев дом Дахи издалека начала задыхаться этой инородностью. Захотелось схватить Саназ за плечи и трясти, спрашивая только одно: «Где я? Зачем я здесь?» Но Мэхдохт себе не позволила. Вдохнула глубоко, запирая чувства поглубже, и равнодушным жестом кинула в сторону огрызок. Нечего разводить трагедии, надо делами заниматься. Почти в дверях взглянула в сторону - «Сосед, говоришь…» - и вошла. Ноздри дрогнули от едкого запаха. Медок прошла вход в последнюю кибикулу сестры, не останавливаясь. - Амина вернулась? – сухо спросила у первой попавшейся рабыни. – Передай, я жду её в таблинуме.
Амина: У кухарки ещё трава толком не взопрела под толсто обхватившим кастрюльку полотенцем, как Галия уже прискакала в кухню, делая страшное лицо и сообщая громогласным шепотом: - Пришла! Тебя зовёт! - Лицо попроще, - сухо посоветовала Амина, расторопно вытирая чисто вымытые руки. - Увидит с таким-то - отправят в подвал служить. Мышей пугать. Устала она бояться. Те несколько дней свободы, которые прожила опасаясь убийц, а не женских истерик, распрямили плечи так, что они не желали горбиться обратно и вздрагивать от любого слова. И, войдя в таблиниум, Амина поклонилась с внимательным и спокойным достоинством: - Госпожа, прикажешь подавать травы? Почти готовы.
Мэхдохт: Медок кинула на стул у окна пару подушек и упала в их мягкие объятья, прикрывая глаза. Нужно было многое обдумать. - Травы? Нет, не сейчас, - махнула небрежно пальцами у лба. – Чуть позже, - окинула взглядом помещение и, заметив тахту рядом, предложила: - Присядь. Скажи мне, Амина… Ведь ты готовила похороны? Как ты спланировала, Дахи будут по римским обычаям жечь на костре? Интонации в голосе были деловитыми, словно говорили о торговой сделке или домашнем хозяйстве.
Амина: От тона повеяло холодом колумбария, но она так отогрелась на солнцепёке и под жарким гладиаторским взглядом, что этот сквознячок её не пронял. - По римским, госпожа моя. У нас тут сектантов... к порядку призывают, люди подозрительны стали к не римским обрядам, нехорошо может выйти. А если б и захотели по вашему, так где ж тут найдешь? Да и госпожа Дахи, последние годы, всё больше Римские обряды соблюдала... Участок куплен на Аппиевой дороге, достойное место, благослови боги молодого Агенобарба. А памятник ты видела в атриуме - от лучшего скульптора, этот же достойный юноша прислал. "Жила как дрянь, умерла как демон знает что, так хоть полежит как человек" додумала Амина беззлобно.
Мэхдохт: - Сектанты, - беззлобно усмехнулась, вторя Амине. Что связывало молодого Агенобарба и Дахи? Медок задумчиво покрутила бусину на браслете. Никто не прислал даже добрых слов, а этот… Мальчик идет в разрез с мнением элиты. То ли не понимает пока, как устроены взрослые игры, то ли имеет собственные амбиции. - Часто этот добрый человек, Агенобарб который, был в доме сестры? – спросила Мэхдохт, пытаясь скрыть любопытство за печалью голоса. – Он был влюблен в нее? В глубине сознания таилось простое человеческое волнение: Дахи придется придать огню, и это грех. Но если для сестры это не было важно… Можно ли согрешить один раз, во имя благой цели, соблюсти римские обычаи, чтобы в скором будущем никогда их больше не соблюдать?
Амина: - Многие любили её, - ровно, словно стол скатертью устилая, отозвалась Амина, не запнувшись о складочку собственной мысли "потому что мало знали". - Но этот не бывал ни разу. Был его дядя, однажды. И много важных персон. Сенаторы... Поэтому... - глубоко вдохнув, решилась не тянуть, - я позволила себе, пока подвернулся случай, пригласить знакомого гладиатора, чтобы ты посмотрела на него, госпожа. Он очень силен и сможет по ночам надежно охранять дом.
Мэхдохт: Не был ни разу? Мысль хоть и стрельнула, но Медок ничем не выдала своего волнения, продолжая перебирать с грустным видом бусины на браслете. Если юный Агенобарб ни разу не появлялся в этом доме, это не значит, что он не был знаком с Дахи. Он мог бы быть впечатлительным подростком, влюбленным в привлекательную гетеру на расстоянии. Или он мог таким образом показать ей, Медок, что за ней присматривают. - Признаться, я всегда считала, что у сестры несносный характер. Думаю, вы в полной мере почувствовали это на себе, если, конечно, она не изменилась сильно с тех пор, как я видела ее в последний раз. Ты говоришь, что ее любили многие… Очень радостно, если это действительно так. Уголки губ ее вздрогнули, когда она вспомнила, какие феерические истерики Дахи закатывала, чтобы добиться желаемого. За буйством эмоций старшей, младшую дочь чаще всего не замечали и считали, что у нее и вовсе нет собственного мнения. Ошибались. - Гладиатор? В доме незамужней женщины? В доме сестры гетеры… - Медок с сомнением посмотрела на Амину и задумчиво качнула головой. – Что может послужить мне доказательством его надежности, кроме твоих рекомендаций? В мыслях Мэхдохт уже прокручивала условия завещания. Восемь лектикариев. Все равно они не были надежными. Если принять этого гладиатора, в доме будет трое мужчин. Доим она доверяет безоговорочно. К третьему нужно будет приглядеться. И если потребуется, купить его преданность.
Амина: Амине вспомнилась первая зима в Риме когда её везли с десятком таких же растерянных, оглушенных женщин, а свинцовое небо крошилось черными трещинами ветвей, готовое вот-вот рухнуть. В предместье, у бараков работорговца, она вышла из повозки первой - не потому, что смелая, а потому, что не было сил терпеть неизвестность. "Можно подумать у неё есть выбор... у всех нас". - Ничего кроме твоей интуиции и того, что он плохо говорит на латыни, госпожа. Поклонившись, она вынула из-за пояса свиток и подала: - Если тебе отдали ключи, и ты откроешь подвал, сама убедишься, что твою сестру любили. Самозабвенно. А это письмо от единственной подруги, Статиллии Мессалины. В прошлые календы нужно было внести арендную плату за год...
Мэхдохт: Плохо говорит на латыни? Мэхдохт, усмехнувшись, окинула взглядом ключницу. Такие «умения» еще ничего не значат. Во всяком случае, двое мужчин в доме – это слишком мало. - Приведи его. Если можешь, сегодня, - она опустила взгляд к бусинам на браслете, снова начав их перебирать. – Сестра завещала всех лектикариев императору. «Чтоб они и на его голову принесли такое же несчастье…» - Статиллии? – брови дернулись, когда принимала письмо. – Единственная, но какая ценная. Отчего не внесли? – тихо, почти себе под нос, разворачивая письмо. - Безмерно скорбя…её сестре, - шевелились губы. – За ту же цену… Это за какую же, не знаешь? – мельком кинула взгляд на Амину. – На похоронах быть не смогу… угу, а как же!..Про замужество любопытно, - улыбнулась, сворачивая свиток. – Кстати, ты хорошо знаешь соседей? Сегодня встретила Аппия Клавдия…как же его там?... Профундума Дориана, вот. Ох, ну и длинные у римлян имена бывают! – покачала головой легкомысленно. – Сказал, наш сосед. Юрист, что самое важное сейчас, потому что… - вздохнула тяжело, запрокидывая голову и потирая устало ладонью лоб. – Потому что Дахи в завещании указала, что нужно выплатить жалование Айдане. И да… да! Отпустить какую-то Малику. Кто это? Я её видела?
Амина: - Кк..кого? - побледнела Амина, невольно взметнув руки к щекам, когда отхлынувшая было кровь зажгла их нервным румянцем, - он же... еловые ветви над входом висели... Голова закружилась лишь на мгновение - от новостей и вопросов, особенно вопросов, но холодноватая рассудительность новой госпожи помогла собраться с мыслями. Она от роду не была особо суеверна, а жизнь в одном доме с Айданой и вовсе отучила бояться демонов. - Этот знатный клариссим действительно наш сосед, госпожа. Я видела его пару раз до его отъезда на лимес. Над его домом недавно висели еловые ветви, но, видимо, что-то напутали. Добрая весть, раз так. Покровительство знатного рода... хуже не сделает, - закончила как думала, не желая обманывать ни госпожу, ни себя. - А Малика была любимой рабой госпожи Дахи, только подхватила болезнь и умерла с неделю назад. Боги уже отпустили её, тебе не о чем беспокоиться. Но жалование Айдане... ох. Хорошо, что с римским законом можно договориться. В таких-то мелочах. Известие про мулатов дошло до неё сквозь "приведи его" ещё больше успокаивающим "туда и дорога". - Если позволишь, госпожа, про аренду и прочее... - поклонилась почтительно, но деловито, - рабов лучше отослать сразу же после похорон. Император не любит ждать свои подарки, а раз завещание оглашено, то... лучше сразу. С арендой сложнее. Позволь говорить откровенно? Твоя сестра умела привлекать деньги в дом, но совершенно не умела ими распоряжаться. Бывало, что, осыпанная шелками, камнями, картинами, диковинками, монет на хозяйство почти не имела. Айдана распоряжалась всем. Знала способы это сгладить - где в долг у торговцев, где арендные задержит, иной раз надоевшие госпоже украшения продаст, - "где нас недокормит...", - так и случилось. Госпожа всё собиралась выкупить дом - оно и выгоднее, чем каждый год такие деньжищи отдавать - но замуж идти не желала, хотела стать квириткой иначе. Она назвала немаленькие, но такие обычные для Города цену аренды и дома, и сцепила руки у пояса, решаясь: - Я как раз думала об этом, когда ходила по твоим поручениям мимо торговых рядов. Аренду платить разорительно. К тому же это письмо, как бы оно ни выглядело, скорей уж намек на приказ, а не помощь. Там, в подвале, очень много картин. Дорогих, покровители госпоже дарили. Украшения продавать негоже - слухи пойдут, ненужные. Но если устроить продажу картин и диковин - на дом-то наверно хватит. Да и тебе, госпожа, случай познакомиться с лучшими фамилиями столицы. Оно ведь не лишнее?
Мэхдохт: Про еловые ветки услышала и закивала: - Да-да, говорил, вроде бы, что-то про путаницу. Нет, всё в порядке, цел и невредим. И очень себе на уме. Ещё там был Гай Ветурий, - произнесла задумчиво и потерла подбородок. «Знатный клариссим»? Она и сама знает то, что известно всякому. Медок вгляделась в лицо Амины – можно ли ей доверить слухи собирать? Но, кажется, не из таких ключница. А вот Саназ – новая в городе, может сыграть и любопытную до сплетен. - Сколько смертей, одна за другой, словно бы всё из них соткано, - покачала головой, вздыхая. – Хорошо, с Маликой разобрались. С римским законом, думаю, тоже договоримся. Наверняка, пожалует собственной персоной к нам со дня на день. А рабов… Лектикариев хотелось наказать за то, что не досмотрели. Но отправлять их к императору высеченными – признак неуважения. А содержать их лишние дни, пока восстановятся – ненужные хлопоты и траты. Поразмыслив, Медок успокоила себя тем, что служить такому императору – само по себе наказание. Да и высказать провинившимся все напоследок ничего не мешает. От рассказа о беспечности Дахи Мэхдохт нахмурилась. Пока ехала к сестре, думала, что как раз и придется финансовые дела вести. Не ошибалась – старшая за годы нисколько не поумнела в этом смысле. Значит, в первую очередь нужно провести ревизию, избавиться от лишнего, восстановить нужные связи. Дел много. Очень. - Не лишнее, - коротко кивнула Медок. – Согласна, дом и правда лучше выкупить. Она поднялась и стала ходить размеренно из угла в угол. - Значит, так… Дахи мы будем хоронить по римским обычаям, да простит меня Господь Мудрый, - подняла ладони вверх, прикрыв на мгновение глаза. – После похорон лектикариев сразу же отправим императору. А сегодня вечером я бы хотела с ними поговорить. – Остановилась и взглянула деловито Амине в глаза. – Гладиатора тоже жду сегодня вечером. Чем раньше он приступит к новым обязанностям, тем лучше. Ему на жалование…Да, кстати, сколько он просит, ты узнала?
полная версия страницы