Форум » Жилища » Двуликий дом гетеры Дахи. » Ответить
Двуликий дом гетеры Дахи.
Дахи: ...противоречивые чувства вызывал этот дом, стоящий вроде бы в самой гуще жилого квартала, но всё же - очень наособицу. улица, наряженная в богатые городские дома знатных римлян, уверенно и вольготно шла вперед, никуда не собираясь сворачивать, да вдруг словно оступалась, неожиданно проваливаясь с крутого холма - и вот там-то, внизу, и обнаруживался этот дом, открытый сверху любопытному взгляду, но умудряющийся не показать ничего - кроме явного достатка и какой-то нарочитой обезличенности. это и смущало, заставляя внимательнее приглядеться - ни тебе статуй во дворике, громко говорящих о религиозных предпочтениях обитателей, ни изысканных цветочных клумб, в которых ясно проглядывал бы характер владельцев, ни иных примет тщеславной индивидуальности, стремящейся как можно ярче отразиться в собственном Доме... ...но тот, кто, недоуменно пожимая плечами, уходил прочь, оставался куда как в меньшем смятении, нежели тот, кто, предвкушая встречу, спускался вниз, и входил в атрий... словно извиняясь за скупость наружного убранства, дом встречал гостя таким количеством красок и света, причудливых линий и форм, дробящихся в многочисленных зеркалах и стеклянных вазах, что даже пришедший не в первый раз замирал, забывая окончить выдох. ослепительное разноцветье Востока обнимало теплом десятков светильников, выдавая и происхождение хозяйки, и её нежелание оставаться в темноте - огонь не гасился даже днем. ...любимое место гетеры в доме скрывалось от любого, и самого богатого, и самого желанного гостя - вход в него был спрятан под одним из роскошных шелковых ковров, в изобилии украшающих стены гостевых покоев. это был Дом в доме - место, где Дахи проводила бОльшую часть своей жизни, между нечастыми визитами богатейших мужчин Рима, и еще более редкими визитами в свет, требующихся для поддержания интереса избалованного общества к собственной персоне... и то, что это были качели - никому не могло рассказать о Дахи того, что она не желала бы сказать! ...самое же вожделенное гостями Дахи место в её доме, спальня, значило для неё ровным счетом столько же, сколько любая другая комната - то есть почти ничего. но обставлена и украшена была с подобающим гетере искусством, и снилась многим, побывавшим в ней... (Домус одноэтажный в "римской" части и полутороэтажный в "персидской", план дома: большой официальный "римский" атрий, окружающие его помещения, далее - запретная для гостей часть дома: малый "персидский" атрий, небольшой перистиль с настенным фонтаном, с окружающими их помещениями. В доме водопровод, канализация, купальня).
Ксения: ...это неожиданное, незаслуженное, невозможное счастье поглотило её всю, без остатка, и она плавилась в нем, не чувствуя тела, времени и себя, и не имея сил желать ничего более, и только осмелилась поднять на него глаза сквозь разделяющее их золото волос - как он отпустил ее горящие ладони, и все закончилось... Он отступил, и Ксения поняла, что, как всегда, ничего сейчас не успеет - и он уйдет, прежде, чем она сумеет придумать, что сказать, и уж точно - прежде, чем решится сказать придуманное, и растворится в этом огромном городе, начинающемся, кажется, сразу за дверью... и нахлынувшее отчаяние, которое она бы ни за что не сумела выразить словами, прорвалось неконтролируемым жестом - словно кто-то другой сорвал ее руками серебрянный листик с цепочки на шее ( тот самый, который был у нее сколько она себя помнила; тот самый, который - она всю жизнь разрешала себе так думать! - ей подарила мама; тот самый, на котором было выбито тонкой вязью ее имя ), и протянула его ему. - ..пожалуйста, возьми...
Феликс: - я не могу. Слова вырвались. Сами. Объяснять, что это - не монета, а значительная по-видимому вещь, а ему нельзя пытаться удерживать что-то, не то оно потеряется, значило снова подумать о выжигающей пустоте внутри. Но лицо говорило само за себя, расслабленное до просто грустного. Он посмотрел куда-то мимо нее на резную дверь и сказал: - Меня зовут Феликс. Хозяйка приняла куропаток. Так что я наверно еще приду. Тебе принести что-нибудь? - и посмотрел в лицо.
Ксения: ...она вспыхнула вся, от корней волос до домашних туфель, от этого его прямого взгляда, и занялась, как сухая веточка, алым пламенем ... и неловко, словно через силу, выговорила, вытолкнула из себя его имя, словно пробуя его на звук, на вкус : - Фелликс... ты приходи - мне ничего больше... не нужно. ..и испугалась этой своей ненавистной неженской прямоты, и не зная, как поправить сказанное, вдруг сорвалась с места, и убежала, не оглянувшись - будто ветром унесло... и из коридора вернулось эхом "...я Ксения! ..ия!.."
Феликс: словно выдернули опору, на которую он налегал грудью, когда она выскользнула из промежутка меж ним и дверью, унося ощутимое даже на расстоянии шага тепло. Словно ветром толкнуло в спину, дохнув сквозняковым свистом имени... вот, что, значит, там выцарапано было, на ее листике... Он и послушался этого крена в сторону двери и вышел, тяжело закрыв за собой створку, вернувшись для этого назад через пару шагов, потому что не услышал, чтобы кто-то там был еще, и потому что закрыть, судя по всему, должна была она, но забыла, и ей за это... Он не додумал, и ушел, не оглядываясь. >>>>>>>комната Осмарака в инсуле.
Дахи: ...раскаленный хамам тонул в жарком мареве и полумраке - вопреки обыкновению, светильники на стенах были потушены, и только две небольшие плошки на полу излучали неверный рассеяный свет. Дахи лежала на горячем каменном ложе - плотная повязка на её глазах поглощала и эти жалкие крохи огня, так любимого ею обычно. Вокруг в неспешном танце скользили две бесшумные тени - Айдана, уверенно ведущая весь этот сложный ритуал, исцеляющий душу и тело, и ведомая ею Амина - превосходящая сейчас самое себя в отчаянной попытке загладить вину. Тело гетеры, усеянное тысячью бисерных капелек пота, казалось перламутровым, текучим, как медленные воды ручья. Впитывая горечь травяных ароматов, щедро разлитую во влажном воздухе эссенциями Айданы, это тело пробуждалось теперь для жизни, для движения, для любви - наполняясь энергией и силой редчайших целебных растений. Мысли Дахи витали где-то далеко, ускользая и рассыпаясь от малейшей попытки их поймать - как обращается в прах сгоревший, но сохранивший очертанья лист от самого невесомого прикосновения. Возвратили её из этого сладостного забытья легкие касания рук Айданы, условным знаком приготавливающие хозяйку к следующему этапу - и едва Дахи успела перейти от этой нежной расслабленности к напряженному ожиданию, как на нее обрушился ледяной, остро пахнущий эвкалиптом, водопад! .. отчаянный визг, исполненный болезненного наслаждения, стал первым звуком, нарушившим тишину хамама впервые за прошедшие два часа, и тут же зазвучали другие голоса, словно он им проложил дорогу... тихий смех, шумная возня с нагретыми полотенцами, взаимные колкости и по-домашнему безобидные шутки наполнили воздух безмятежностью, знаменуя собой триумфальное окончание большого и трудного дела - подговления госпожи к грядущему пиру...
Дахи: ...а уже перед самым выходом, тщательно продуманным ею до мелочей, когда восемь огромных рабов, вызолоченных по пояс, выстроились во дворе, приготовившись поднять на плечи белые, богато убранные лиловыми ирисами носилки - в этот самый момент запыхавшийся посыльный принес короткую записку, которую она ждала. "..пусть немного позлится, это бывает только на пользу и его пищеварению, и нашим отношениям.. остаюсь скучать дома - наверное, единственная, во всем Риме!.. уверена, ты справишься там и без меня.. и не вздумай позволить этим старикам испортить себе настроение! целую, С." Дахи рассмеялась - сердиться было невозможно, Статилия верна самой себе... и никому более, - и оправив на груди роскошное изумрудное ожрелье, присланное из Золотого Дома часом ранее безо всяких объяснений, улеглась на застланные коврами подушки и велела трогаться. Длинная процессия, медленно втягивающаяся в ворота, состояла из двух факельщиков, шествующих впереди белоснежных носилок гетеры, лазоревых носилок поскромнее, в которых еще четверо рабов с серебристыми торсами несли Айдану, и двух факельщиков, идущих позади всего этого великолепия - и была похожа на чудовищную сверкающую химеру, размеренно перебирающую человеческими ногами. Дом Понтия Мецената
Дахи: >>>>>>> из дома Понтия Мецената >>>>>>>> ...Дом держался из последних сил - надсадно кашлял встревоженными голосами рабов, страдал болезненным тиком невпопад гаснущих огней, исходил желчью непонимания и обиды, слюдой застывших в глазах гетеры, бился в судорогах разлаженности привычного бытия, - но еще держался. Дахи казалось - еще чуть-чуть, и картина рассыплется, и осядет у ее ног грудами ненужной, неживой, разноцветной мозаики, утратив основу, связующую части - в целое. Айданы не было. ...а может быть, все это только казалось ей. Может быть, ни Дом, ни прислуга вовсе не замечали этой пропажи, и жили обыденной своей жизнью, и недоуменно косились ей вслед, когда она городской сумасшедшей бесцельно бродила по коридорам, нервно вздрагивая от каждого звука, и пугаясь собственной тени, бросавшейся ей наперерез... Может быть, всему виной её неуёмное, безудержное воображение, эта впечатлительность, с самого детства игравшая с нею злую шутку - от которой она теряла сознание посреди шумной игры в джиннов, и неделю лежала потом в лихорадке, проживая чужую, нечеловеческую жизнь этих сказочных существ... может быть, она сходила с ума - она не знала. Единственного человека, знающего о ней все - и способного остановить это безмолвное погружение в расступающуюся бездну собственной души, на дне которой все отчетливее щерилось безумие, единственного человека, умеющего держать её Мир на своих плечах - не было.
Феликс: 23 авг день, ближе к вечеру>>>харчевня Ксена>>>>> Он спрятал клетку в дереве неподалеку, осторожно связал голубя и спрятал за пазухой. Подождал, пока успокоится сердце и подошел стучать. Он старался, чтоб рука была уверенной, чтоб там, в доме, услышали с первого раза.
Ксения: ...она увидела его издалека, еще когда он только спускался к Дому с крутого холма, и неловко грянулась с подоконника, заработав новый синяк впридачу к тому десятку, что щедро украшали ее белую, тонкую, слишком нежную для рабыни кожу - и со всех ног бросилась вниз, открывать... Шальным сквозняком пронеслась по лестнице, и с разбегу уткнулась выставленными ладошками в колонну у двери как раз тогда, когда в нее постучали. Ксения потянула тяжелую створку, не дав себе ни мгновения на раздумья - иначе решительности могло и не хватить - и встретилась с его глазами.
Феликс: - Войти... можно? - спросил он. Все сложилось хорошо, он успеет отдать ей. - Госпожа твоя примет меня опять? У меня подарок от моего господина. И на словах передать. Глаза опустились, свободной рукой он придержал голубя за пазухой.
Дахи: .. Дахи вынесло на порог, словно щепку волной на берег, и закрутило, безвольную, на месте... она слепо обшарила стоящих перед ней тусклым, не понимающим взглядом, и снова неслышно растворилась в глубине Дома, оставив после себя тяжелый цветочный запах и неуверенность - не примерещилось ли...
Ксения: ..она вздрогнула, когда из-за спины появилась хозяйка, и под её помертвевшим ищущим взглядом испуганно отступила прямо на Феликса, и вздрогнула снова, ощутив трепыханье между их соприкоснувшимися телами - будто кто-то живой поселился у него за пазухой! ...и уже привычно, буднично скользнула в обморок ему под ноги.
Феликс: - Что с ней... - деревянно сказал Феликс, порываясь следом, и столкнулся... или даже споткнулся. По нелепой случайности дождь больше не шел. По неизвестно когда впитанному неписанному закону Феликс не вздохнул, а, оставив клетку, метнулся в атрий смочить подол туники и вернулся быстрее, чем Осмараку кинжал в озеро принес. Привести служанку в чувство нужно было быстро, поскольку как ее... будили в прошлый раз, он помнил. Сидя на пятках возле ее головы, вытер ей лоб и щеки, и осторожно похлопал их, а потом и отер шею и ключицы мокрой ладонью.
Ксения: ... из вертящейся, как собака за хвостом, темноты выплыло и остановилось прямо перед ней встревоженное лицо Феликса. Когда к вернувшемуся зрению присоединились прочие чувства (холодные тонкие пальцы, сбегающие по шее... влага на горящем лице.. ) , стыд поднял её на ноги быстрее, чем любое обтирание. Боги, что он о ней теперь станет думать?!.. две встречи - и обе словно вышедшие из-под руки одного неумехи-гончара кривобокие плошки! одинаковые в своей неприглядности... дура обморочная!.. Сдерживая закипающие слезы, она уставилась в стену поверх его плеча, и скрипучим (а хотелось - спокойным! хотелось - равнодушным, холодным и учтивым!..) голосом поинтересовалась: - Так что мне передать госпоже?, и тут же сорвалась на совсем уж неподобающий писк : - ..и спасибо.. ну, что помог.. я госпожу испугалась просто...
Феликс: - Так ты не боишься птиц? - спросил он снизу, еще с колен, и пока поднимался, вытащил из-за пазухи голубя. Тот, трепыхаясь там, почти выбрался из некрепко стянутого ремня, и высвободить его совсем было недолго. - Держи. Выпустишь, он вернется к нам. У нас на крыше живут... А госпоже вот. Жаворонков, и на словах. Он кивнул на клетку, вкладывая голубя ей в ладонь, как показывал Филипп, и сжал ее пальцы поверх, двумя руками. - Крепче держи. Если хочешь, клетку принесу... после госпожи... я тут, на дереве спрятал... Иди сама сходи... Рядом... или я потом под дверь поставлю, заберешь. Если надо... - он выговорился торопливо, стараясь не показывать волнения и закончил: - Где госпожу найти?
Ксения: ...мысли спутались горячим клубком, и укатились куда-то... она ничего не поняла в его сбивчивых словах, и перестала слушать совсем. осталось только это, нестерпимое, жгучее : биение крохотного сердца в её ладонях, отдающееся в его руках - словно у них на троих был один пульс... ..очнулась только при упоминании госпожи, окатившим её ледяной водой : - не надо!.. не надо искать госпожу.. не сейчас! ты же видел её.. она не узнает никого.. она.. у неё.. вобщем, Айдана пропала. Последние слова сорвались с языка от отчаяния - и , по её мнению, совершенно все объясняли.
Феликс: Отчасти он мог это понять, и его не пугало, что она не узнАет его: она и так его не знала. И он сказал: - Надо. Мне велено. Потому что другая его часть подспудно чувствовала, что он сам сейчас никого не узнавал бы, если б его не продали. И потому что действительно было велено. И через паузу, когда дошло снова, что он еще и на словах передать был обязан, добавил: - Я должен. Эти слова должны были понравиться ей, во всяком случае, он надеялся так их сказать, чтоб она поняла, что не одна. Что где-то далеко, хоть и нет Айданы, есть кто-то, кто добивается возможности быть с ней, любить ее... Свело губы. Он отпустил руки Ксении. Вероятно, чтоб взять в руки себя. Ему надо было спрятать лицо. - Я сейчас - успел сказать он и выйти, прежде чем оно исказилось. Он быстро принес ей с дерева клетку, паузы хватило, чтоб вернуть себя к обязанностям: осмотреть дом, запомнить расположение комнат. - Выпустишь, когда надоест. Он вернется. Хорошо. Я сам ее найду, если тебе запретили.
Ксения: ...она бездумно и решительно шагнула ему навстречу, заступая дорогу вглубь Дома - и только потом запоздало испугалась, что это окончательно разорвет тонкую нить протянувшегося было между ними доверия : - ..прости.. Феликс, прости, я не могу тебя впустить.. мы сейчас никого не принимаем, нельзя.. Айданы нет. Госпожа.. не в себе.. не до гостей, не до подарков... прости, пожалуйста! ..и заторопилась, опережая возможный ответ : - я все, все передам госпоже!.. как только ей станет лучше! когда Айдана вернется.. твой хозяин не станет на тебя сердиться, ты ведь не виноват.. что у нас - такое.. ..и затихла, боясь поднять на него глаза, но по-прежнему загораживая собой проход. Прислугу в этом Доме учить умели.
Феликс: пауза повисла, потом он понял, что сегодня ему скорее всего придется впервые испытать недовольство хозяина. - Когда можно будет, привяжи ему нитку на лапу и выпусти, он найдет. Глаза смотрели на нее, на опущенную голову, мысли искали слов, смягчающих неисполнение. - На словах скажи: земляк твой знает что в твоих волосах - огонь, земляк твой слышит, что в твоём сердце - песня, праздник римского бога просто повод, чтоб сказать тебе - птица не поёт в одиночестве. >>>комната Осмарака>>>>>>>>>>>>
Феликс: >>>>24, авг, к вечеру, остийская>>>>>>. Феликс с усилием вернул его, подтянув углы губ и подняв подбородок, только у ворот дома, к которому подошел уже почти не чуя ног и рук. Надо было. Открыть могла и не Ксения... и госпожа могла оказаться здорова, и оскорбиться унынием на лице посланца с подарком. Так что, когда он стучался, выглядел статуей, у которой успели раскрасить только букет в кувшине на плече - подтянутый и без всякого выражения в глазах.
прислуга: Идя к дверям Амина благословляла Митру, давшего ей, своей милостью, рослое крепкое тело, которое, в отличии от рассудка, выдерживало пока и происходящий в Доме непрерывный кошмар, и три порки, и отсутствие еды, которую в суматохе рабам забыли приготовить. У зеркала в вестибуле она остановилась, чтоб скрыть складкой туники свежий рубец на плече: первый раз её выпороли после того как она передала слухи из дома Стервиев, надеясь отвлечь госпожу городскими сплетнями; второй раз за ответ "её до сих пор нет, госпожа" на вопрос об Айдане. Третью причину она почти не помнила, кажется, это случилось после того, как она не смогла правильно заварить любимый настой госпожи. Зато она точно помнила где остался рубец и что выходить в таком виде к дверям нельзя. Руки дрожали, складка никак не хотела драпироваться и, открывая дверь, Амина никак не походила на старшую рабыню, которая вот уже - сколько времени, светлый бог? - пытается вытянуть Дом из хаоса в который тот медленно погружается вместе с безумной, как ночь в аиде, хозяйкой и растерянной, заполошной прислугой, привыкшей к одной, сильной, руке и бестолково мечущейся по Дому в отсутствие оной. Глаза угольно сверкнули из проёма, охватывая пространство за ним целиком, как фреску без объема. Амина кашлянула, собирая все силы в голос, зазвучавший, слава Митре, ровно и лишь немного глуше обычного: - Чей? Что хочешь?
Феликс: ударило не взглядом или словом, ударило цветом глаз и звуком голоса. Не те. Так что ответил он после паузы, торопливо выталкивая слова, пока не переспросили с недовольством: - Земляк твоей госпожи хочет напомнить ей о себе и посылает эти цветы, желая сказать этим, что в чужом городе вдали от родной земли есть душа, которая поймет ее одиночество и воля, готовая его побороть. Он понимал, что говорит лишнее, что его не обязывали к откровениям, но, снимая с плеча кувшин, протягивая его открывшей, смотрел напряженно сквозь нее, и спину ему держал не страх, и не память о том, как надо, а настойчивое желание спросить, где та, другая, которая Ксения. И понимание, что этим только навредит и ей и себе, а заодно и Осмараку тоже, может быть. Потому что эта ее по щекам била, а Феликс о ней. Потому что ревность прислуги он знал очень хорошо, этому чувству нужен был не объект, а повод.
прислуга: Амина внутренне сжалась, представив, что всю эту ерунду надо будет дословно передавать хозяйке, а она даже порядок слов запомнить вряд ли сможет. - Прекрасно. Ответа не будет. Давай, - отчеканила бесцветно, практически вырывая вазу из рук посланного. Кое-как запахнула одной рукой тяжёлую дверь, на пару мгновений прислонилась к ней спиной, словно чтоб выпрямить, глубоко вздохнула и понесла, надеясь что этой вазой ей не запустят в голову.
Феликс: Он еле успел отпустить кувшин прежде чем дернуло всем телом. И выдохнул, когда захлопнулась дверь. И то не сразу. Слишком не хотелось понимать, что та, другая, не выйдет. Хотелось надеяться, что она, может быть, хотя бы увидит откуда-нибудь. Хотя откуда ей было видеть, разве что с крыши. Ушел он медленно. >>>>>>>комната Осмарака в инсуле.>>>>>>>>>>>>
прислуга: Вазу не швырнули. Только слабым голосом потребовали Ксению, чтоб та спала у двери. И Амина с нескрываемым удовольствием переложила тяжесть на тощие плечики. Бесполезная до этого момента девчонка ей не нравилась.
Осмарак: >>>комната Осмарака в инсуле Он не стал таиться. Чем уверенней идешь, тем меньше привлекаешь внимание. Только прислушался сильнее, ныряя в узкую щель между домом гетеры и инсулой. Замер на пару ударов сердца, слушая как где-то наверху затихает колыбельная и прикрывают ставни. Крюк, обмотанный шнуром, глухо упал на черепицу. Ночь таилась. Ночь не давала ни знака, ни повода, ни звука чтоб усомниться. Ос дернул верёвку, проверяя - судьба ли, и полез. И только распластавшись на крыше понял, что звук был не закрывающейся ставни. А такого же точно крюка. Только лезли из дома. За головой показались плечи, за ними - мешок. Вор ли, удачливый соперник, а разойтись уже не получится. Он не успел подумать, не успел рассмотреть, не успел понять - и метнул. Метнул в горло, как только мужчина встал в рост и развернулся лицом, метнул, понукаемый привычкой, толкающей под руку "встреча на ночной крыше - добра не жди". И, слушая как шумно валится человек, с глухим рычанием думал - зачем?! Запахло остро, знакомо... слишком сильно для точного броска под кадык. И другая, въевшаяся, привычка, подняла Оса шипящего "ублюдок... урод... шшштоб тебе..." вперёд - обшаривать тело, потрошить мешок, пока на звуки не прилетели стрелы, не прибежали мечи... Пояс. Вот что так громко зазвенело, упав. Он был тяжелым, до странности. Как у купца. Ос сорвал его, перевернул мертвеца, кинул один взгляд на искаженное лицо... и застыл, перекошенный почти таким же оскалом - Хромой! Несостоявшийся попутчик. Переплелись значит дорожки. Но удивляться было некогда. Он выдернул из горла Милосердного, ощупал запястья, пальцы... металл блеснул на груди и из разреза туники Ос сорвал какой-то амулет. Что за металл? После, после, мешок, затянутые морским узлом завязки не поддавались, скользкие и... липкие? Черные змеи... сухость в глотке... спазм в животе, словно в подбрюшье вогнали копье... кровь блестит масляно, как будто опрокинули светильник... черные змеи из мешка ползут к ногам, шипят, тянутся, а ноги окаменели и нет сил оторвать взгляд от окровавленной женской головы, которая катится, катится, катится неостановимо по крыше мирного женского дома... Кажется, он кричал. Или хрипел. Или пытался прохрипеть то ли проклятье, то ли мольбу. Тишина рухнула с грохотом, женским визгом, топотом ног, ночь вспыхнула, заметались факелы... огненные дэвы вышли из ада и Ос шарахнулся от них, кубарем, не видя дороги, на неслушающихся ногах, превращённых горгоной в камень... >>>>>>>>>>>>>>закоулки
прислуга: Разбудил её звонкий грохот. Но встать сразу не получилось - саднило избитое тело. Амина тихонько застонала сквозь зубы, сдернула себя с ложа и пошла в комнату хозяйки - кто ещё посмеет грохотать в этом доме? Открыла дверь и сперва не поняла, уставившись в широко распахнутые в потолок удивлённые глаза Ксении. Мёртвые глаза той, что спала у порога хозяйской спальни, да так и осталась спать - с перерезанным горлом. И только посмотрев дальше, в глубину кубикулы, Амина завизжала, пронзительно, истошно, как не визжала даже под поркой... и замолчала внезапно, глядя на обезглавленное тело хозяйки. И расцвела страшной улыбкой освобождённого смертью раба, до которой далеко огненному дэву. - Охрааааааанаааааа!!! Убили!!! Горе!!! Убилииии!!!
прислуга: Пока бегали, орали, выли, голосили, искали, ловили, не поймали.. Амина сидела на кухне, пряча торжество в кружке с вином на травах. Хозяйским вином. Лучшим. И кому было дело до него сейчас? А потом, они стали стекаться в кухню, причитая, плача, перешептываясь, злобно ругаясь, а охранники - отрешенно молча и изредка изрыгая проклятия. Когда гул стал нестерпимым, она поставила куржку и прикрикнула: - Хватит. Все головы повернулись к ней как под ветром. - Амина... нас распнут... - Нас распнут, шлюхина дочь!! - Амина, они никого не поймали... - Молчи, лярва, труп на крыше, не было больше никого! - А подох он сам? Сам себе горло перерезал, раскаялся, кобель ты черномазый! - Ах ты...! - Амина, Амина, они скажут что мы были заодно... а наследница... наследница приедет и скоримт нас псам!! Амина... - Молчать. Сказала она не громко, но привычные к двум гарпиям слуги притихли как мыши перед змеёй. - Слушайте все. Что бы вы там ни думали, убийц было двое. Одного наша храбрая охрана, - она бросила презрительный взгляд на здоровяков, - успела догнать и убить. На крыше. Второй, к сожалению, сбежал. Она чеканила слова, чтоб они впечатались в глупые головы как клейма: - Всё было именно так. Кто скажет иначе - тот впустил убийц в дом. И не усложняйте. Кто-нибудь уже пошел за вигилами? Нет? Так чего замерли? Пшли! А когда кухня опустела, она села и допила. За то, чтоб Аид был добр к этому, на крыше. Кем бы он ни был.
Филипп: из лавки Суламиты Не так уж много он успел рассыпать ягод..не хватало третьей, свободной руки. До дома гетеры если поторопиться, то и не очень далеко и долго было. Корзины легкими не были и от них хотелось избавиться. Чем быстрее тем лучше. Он отдышался и постучал.
прислуга: После ночного разговора с префектом вигилов всё ещё тряслись руки. Конечно, она не приняла всерьёз угроз "пытать-дознаться-сгноить!", и на вопросы отвечала стройно, связно, и другим не позволила лишнего сказать. Но быть старшей в доме оказалось куда труднее и не так весело как она думала. Труп разбойника был предъявлен, да и голова госпожи привела префекта вигилов в такой священный ужас, что он поспешил поскорее убраться из печального дома. Но оставил своих людей - описать имущество, подлежащее опечатыванию до приезда наследницы или до судебного решения. В доме царил полнейший разгром - все более-менее ценное было описано, стащено в подвал, закрыто на замок, ключ от которого отправили на хранение лично претору перегринов. На пропитание всей оравы рабов до неведомо когда ожидающегося приезда новой госпожи Амине оставили какие-то жалкие медяки, винный подвал опечатали, продуктовый - порядком опустошили люди префекта, шипя "вякни только" когда она пыталась протестовать. На похороны тоже выделили жалкие крохи - никто не хотел брать на себя смелость отчитываться неизвестным наследникам о лишних тратах. Она не спала всю ночь, её знобило, начинал ныть висок, чего прежде никогда не случалось, даже после побоев. Но на стук она вышла сама - мало ли кто ещё может нагрянуть. Увидев посыльного с корзинками съестного, Амина чуть не расхохоталась - ягоды! Только дорогих ягод ей сейчас и не хватало. - Пшел. Не возьму, неси обратно, у нас тут такое.... не до тебя, - кышкнула устало.
Филипп: Ну вот, теперь те же ягоды обратно тащить.. - что Суламите-то сказать? Потом принести или вообще не надо? Будь в дверях сверстник, он бы неприменно спросил бы что произошло, а у этой спросилось только "почему?"
прислуга: Малец ещё чего-то хотел, Амина почти не прислушивалась, собираясь захлопнуть дверь, только осоловело смотрела как из корзинки падает несколько ягод и по привычке думала "накажут". Перевела взгляд на лицо... раб, точно раб, кто ж свободного в таком возрасте так бить будет? Свои ещё болели, и даже если приложить к рубцам отрезанную голову - не поможет. Амина покачала головой, вздохнула так, что аж туника на груди затрещала: - Что сказать... да так и скажи, скоро, поди, весь город знать будет... госпожу нашу ночью убили страшно, голову отрезали разбойники, служанку убили... Ксению, знаешь? Она у тебя корзинки-то принимала наверно... хотя, она же не так давно... в общем зарезали и рабыню, горе у нас и расходы сплошные... - и вскинулась, подумав о новой госпоже, какая ещё будет, чего захочет? - Но ты уж так хозяйке своей скажи, что пусть войдет в положение, не обижается, вот новая госпожа приедет, может и будем у вас брать. Ну, некогда мне тут с тобой, иди уж. И, захлопывая дверь, первый раз всерьёз задумалась - а вдруг новая будет хуже прежней?! Ох, светлый Митра, смилуйся...
Филипп: Он уже знал, что люди иногда умирают насовсем, гетеру эту не знал(просьба разузнать что к чему не в счет), рабыню Ксению тоже..а все равно как-то их было жалко. И чем больше об этом задумывался, тем жальчее становилось и не потому, что горе и расходы. Просто женщины, жалко женщин, когда их убивают. Тем более, когда страшно. Но это все рано не помешало подобрать честно выпавшие ягоды и отправить их в рот даже не обдув. Корзинки надо было снова тащить обратно через полгорода.. И Осмараку сказать что его гетера того..точнее, ее того, насовсем. >>>> Лавка Суламиты.>>>>
Лупас: >>>из дома Курионов(через бычий рынок и город) Он услышал это ещё на рынке, где зарёванная раба, покупая самую дешевую завонявшуюся рыбу, с охами и всхлипами повествовала всему Бычьему про двух разбойников. Двух! Лярвы их дери! Сперва он подумал, что первый раз за жизнь ослышался. Но свой человечек в доме эдила подтвердил и Волк рычал всю дорогу до нужного дома. Разговор служанки с посыльным нового не добавил, следы затоптали напрочь, видимо - охрана гетеры, а сверху протоптались люди эдила. Но стена... стена сказала о многом. Их действительно было двое. Если Федул поднанял ещё кого-то, зарезать за самоуправство следовало немедленно. Если решил с кем-то поделится ветеран, этот кто-то может потребовать оставшиеся пять тысяч. В лучшем случае. В худшем же... тем скорее его надо было найти. >>>Красильня
Публий: >>>улица - Или может... - передумал По, увидев толпу плебса, разглядывающую намалёванное на искомой стенке нечто. Нечто, видимо, должно было изображать битву на крыше, но замысел безымянного автора угадывался только в напоминающих щупальца ручках с палочками-мечами, торчащих в странные стороны из бочкообразных тел. Безголовая гетера в не совсем приличной позе угадывалась в кучке, набросанной народным живописцем у самых камней мостовой. Тщательнее всего был выписан мешок с гетериным добром, составлявший центр композиции. - Богата империя талантами, - брезгливо констатировал По, указывая своим сирийцам на зевак, тряся в воздухе пальцами с шипящим, - ззззззз.... Рабы поняли правильно и двинулись разгонять. Когда стена открылась во всей своей неприглядности, стало очевидно, что она - не та. В старом городском доме поклонники, бывало, и к нему пытались попасть через стену. Но не с людной же улицы! Публий подошел, поскрёб ногтем краску, присмотрелся и обошел Двуликий до укромного угла, двух следов от верёвок, грязных отпечатков сандалий и бескровной чистоты штукатурки. Про реки крови, как всегда, приврали. И кое про что ещё тоже. Если допрошенная охрана убила одного на крыше, а второй в это время бежал - где следы преследователей? Верёвки висели, как минимум одна. Никто подготовленный, в здравом уме, не будет прыгать с крыши в узкий простенок, рискуя повредить ноги и вообще свернуть шеи, когда надо преследовать беглеца. Никто не будет делать крюк через дверь, рискуя его упустить, когда висит верёвка. Где следы? Кто приходил к тебе, Дахи? Что нёс и что забрал? По раздраженно сплёл пальцы и закусил ноготь большого. Копаться в этом можно было до падения Империи. Маленькие грязные тайны человеческой души. Ничтожные многочисленные секретики. Ну какая может быть в человеке большая тайна? Тайна была только одна - для чего они все понадобились Великой? Только ли как ещё одна стихия? Тяжелые тёплые капли уже похлопывали по плечу - обернись. Но спрашивать было не у кого. По вернулся к дверям и велел Тощему стучать погромче.
прислуга: За дешевую рыбу ей выговаривали с самого утра, все кому не лень, а не лень лень было никому. Амина и сама морщилась от мгновенно пропитавшего дом запаха тухлятины. Умолкли только после того, как она пригрозила, что кормить не будет вообще, вложив все наличные в похороны госпожи и кто посмеет её упрекнуть - преданную рабу? Умолкли, но косились так, что впору было опасаться за собственную голову. До Дома начало постепенно доходить, что железная рука, державшая его за горло, канула вместе с гетерой. И Амина решила открывать двери сама, до того момента когда новая хозяйка переступит порог. Мало ли кто там ещё мог прийти и что спросить? Господина за рабом она заметила сразу, как и отодвинутую, но не разошедшуюся толпу. И, поколебавшись мгновение, из двух зол выбрала меньшее, с низким поклоном распахнув дверь и взглядом умоляя входить побыстрее.
Публий: Тощий, повинуясь незаметному посторонним знаку, просочился мимо грудастой рабыньки с традиционным "где тут у вас латрина?" - осматривать дом, а По хватило взгляда, чтоб оценить ситуацию. Глаза рабыни и разгром, царящий в роскошном некогда доме, говорили красноречивее любых отчётов делаториев. По не пошел дальше атрия, усевшись на скамью, не перевёрнутую только в силу своей громоздкости. "Дааа, мальчики, если вы и дальше будете так облегчать мне работу, я, пожалуй, уволюсь", помечтал мимоходом и приступил сразу: - Где мои изумруды, дорогуша?
прислуга: У неё захолонуло и заполыхало одновременно - теперь ещё и это! Пришедшего она никогда не видела, но одежда, манеры, все эти кольца не оставляли сомнений в роде занятий. И положении. Амина знать не знала ни про какие изумруды, кроме тех, что были опечатаны людьми префекта, но то были изумруды госпожи, и достаться должны были наследнице. - Какие изумруды, господин?
Публий: - Мои изумруды, - отчеканил По, сдвигая брови. - Те, которые мне проспорила твоя госпожа, а доверенная рабыня, которая была с ней на пиру, должна была принести после пира. Или ты думаешь, киска моя, что слово такой как Дахи умирает вместе с хозяйкой? Если тебе, мерзавка, не дорого имя покойной госпожи и ты вздумала их присвоить, я тебя разочарую - у спора были свидетели, - проинформировал По скучным голосом. Если рабыня позволила мальчикам эдила сотворить такое с домом, говорить можно было что угодно, скушает она всё и попросит добавки. А запомнить она должна была только изумруды.
прислуга: "Проспорила??? Когда?" Изумруды лежали в опечатанном подвале, Амина даже помнила в каком сундуке. Но проспорила или нет, а новая хозяйка, если характер её похож на сестрин, за упущенные драгоценности могла и голову оторвать. Отдать так - без подтверждения, по слову, без суда?! Если этот хочет судиться, так пусть судится хоть с покойной госпожой, хоть с новой, а она, Амина, тут не при чём. "Присвоить" её добило и Амина решила стоять насмерть. Тем более было на кого свалить. - Господин, не слышала я ни про какие споры, я просто комнатная рабыня, не доверенная, а управительница-то наша сбежала, это, верно, она знала что передать, может она и взяла, сразу после пира пропала-то, а я ничего не знаю, господин, и ключей у меня нет, отобрали всё, но видно неспроста сбежала управительница-то, - запричитала она, стараясь быть убедительной, - эта Айдана всегда такая была, себе на уме, злющая, мрачная, а когда отвар варила, так я вообще боялась, что она госпожу травит, госпожа странная была после отвара, и жить без него не могла, уж не знаю что она там подсыпала... а я не знаю ничего, господин, ни про какие изумруды не знаю, я за нарядами госпожи смотрела только...
полная версия страницы