Форум » Жилища » Двуликий дом гетеры Дахи. » Ответить
Двуликий дом гетеры Дахи.
Дахи: ...противоречивые чувства вызывал этот дом, стоящий вроде бы в самой гуще жилого квартала, но всё же - очень наособицу. улица, наряженная в богатые городские дома знатных римлян, уверенно и вольготно шла вперед, никуда не собираясь сворачивать, да вдруг словно оступалась, неожиданно проваливаясь с крутого холма - и вот там-то, внизу, и обнаруживался этот дом, открытый сверху любопытному взгляду, но умудряющийся не показать ничего - кроме явного достатка и какой-то нарочитой обезличенности. это и смущало, заставляя внимательнее приглядеться - ни тебе статуй во дворике, громко говорящих о религиозных предпочтениях обитателей, ни изысканных цветочных клумб, в которых ясно проглядывал бы характер владельцев, ни иных примет тщеславной индивидуальности, стремящейся как можно ярче отразиться в собственном Доме... ...но тот, кто, недоуменно пожимая плечами, уходил прочь, оставался куда как в меньшем смятении, нежели тот, кто, предвкушая встречу, спускался вниз, и входил в атрий... словно извиняясь за скупость наружного убранства, дом встречал гостя таким количеством красок и света, причудливых линий и форм, дробящихся в многочисленных зеркалах и стеклянных вазах, что даже пришедший не в первый раз замирал, забывая окончить выдох. ослепительное разноцветье Востока обнимало теплом десятков светильников, выдавая и происхождение хозяйки, и её нежелание оставаться в темноте - огонь не гасился даже днем. ...любимое место гетеры в доме скрывалось от любого, и самого богатого, и самого желанного гостя - вход в него был спрятан под одним из роскошных шелковых ковров, в изобилии украшающих стены гостевых покоев. это был Дом в доме - место, где Дахи проводила бОльшую часть своей жизни, между нечастыми визитами богатейших мужчин Рима, и еще более редкими визитами в свет, требующихся для поддержания интереса избалованного общества к собственной персоне... и то, что это были качели - никому не могло рассказать о Дахи того, что она не желала бы сказать! ...самое же вожделенное гостями Дахи место в её доме, спальня, значило для неё ровным счетом столько же, сколько любая другая комната - то есть почти ничего. но обставлена и украшена была с подобающим гетере искусством, и снилась многим, побывавшим в ней... (Домус одноэтажный в "римской" части и полутороэтажный в "персидской", план дома: большой официальный "римский" атрий, окружающие его помещения, далее - запретная для гостей часть дома: малый "персидский" атрий, небольшой перистиль с настенным фонтаном, с окружающими их помещениями. В доме водопровод, канализация, купальня).
Дахи: ...ночь окружила дом со всех сторон, подступая все ближе к его стенам, едва удерживаемая празднично-ярким светом, щедро проливающимся наружу из окон. со стороны казалось, что здесь сегодня кого-то ждут - на самом деле, здесь просто ждали утра. ...Дахи лежала, привычно зарывшись в подушки, и рассеянно смотрела как пляшут тени по углам её комнаты. Айдана, усевшись на пуф на полу, тихонько покачивала диван-качель, и вглядывалась в лицо своей любимицы, готовая немедленно исполнить любую просьбу - но Дахи, погруженная в себя, даже не замечала её присутствия, как не замечают привычных вещей на положенном им месте. Так проходил не один вечер в этой комнате, и этот уже готовился стать одним из многих - но ему была уготована иная судьба. Рабыня вбежала, низко склонившись и неудобно выворачивая кверху лицо - демонстрируя одновременно и вышколенность, и сожаления о том, что приходиться беспокоить хозяйку, и острую необходимость этого : - Госпожа моя... Дахи, вырванная из собственных мыслей, еще с минуту смотрела сквозь нее, словно не умея сфокусировать взгляд на чем-то материальном, и с трудом возвращаясь вовне. - Я слушаю, Амина. Что-то случилось? - Да, госпожа... Я не посмела бы сюда прийти, но лекарь сказал - дело срочное, и Малика может не дожить до рассвета! он велел сообщить, чтобы вы могли попрощаться - если госпожа пожелает... Последние слова были сказаны куда-то в пол, и почти совсем утонули в пушистых коврах, укутавших комнату тишиной и теплом. Айдана, рассерженно сверкнув глазами на согнувшуюся в испуганном поклоне рабыню, неловко встала с колен, украдкой опершись на спинку качели - без надобности скрывая свою надвигающуюся старость, и без того не замечаемую хозяйкой : - Ты выжила из ума, паршивка?! с каких это пор пришлый лекарь что-то велит в этом доме?! забыла, кому служишь, Амина? Недовольный, усталый голос Дахи перебил и словно заставил повиснуть в воздухе и возмущенный рокот няньки, и оправдывающийся шепот рабыни : - Молчать. Обе. Я спущусь к ней. Айдана, проводи меня. Амина, наказана будешь утром - сейчас исчезни. ...спускаясь по мозаичным ступеням лестницы, ведущей в хозяйственную часть нижних покоев, Дахи не проронила ни слова. Айдана, брюзгливо поджав сухие губы, следовала за ней, не решаясь высказать неодобрения, и не в силах совсем его утаить. У низкой двери в одну из комнат, в которых жили рабы, Дахи остановилась, и, не обернувшись, жестом велела Айдане остаться, дав понять, что даже спиной уловила её протест, и не намерена с ним считаться. В комнате тоже горел свет - не так щедро, как в хозяйской части дома, но достаточно ярко для того, чтобы выставить на показ все безобразие поселившегося здесь горя. На низкой деревянной кровати, застланной некрашенным полотном, разметалась в бреду высокая черная женщина, бывшая когда-то красивой и полной жизни - распрощавшаяся с первым, и мучительно прощающаяся сейчас со вторым . Её большое тело местами словно выцвело, покрытое странными светлыми пятнами, обескровленные губы неестественно выделялись на измученном болью лице. Оставив безо внимания дерзость лекаря, хмыкнувшего себе в нос при её появлении, и молча отступившего в дальний угол, Дахи осторожно присела на край постели : - Малика... Малика, это я. Ты слышишь меня? Я пришла проститься. В темных глазах, устремленных на умирающую, вспыхнула всепобеждающая жалость и самоотверженное, страстное желание дарить тепло и участие - и угасла, изгнанная парализующим страхом перед болью и смертью, велящим бежать отсюда, не видеть, не знать, не слышать, и пусть это кончится поскорее! - и так они снова и снова сменяли друг друга, ведя борьбу за душу Дахи. Рабыня открыла глаза, мутные, не выражающие ничего и ничего не умеющие прочесть... через одну бесконечную минуту, когда Страх Дахи вновь победил её Любовь, и она уже готова была вскочить и броситься из комнаты вон, раздался сдавленный голос : - Госпожа моя со мной... чего же еще желать рабыне? проводи меня, побудь со мною в последний раз, моя госпожа... Вздрогнув как от пощечины, Дахи бросила настороженный взгляд в притихший угол, содержавший в себе лекаря - но тот ответил тишиной без намека на движение, старательно показывая, что не услышал ничего, не подобающего сцене прощания госпожи с одной из своих рабынь... - Что ты говоришь, Малика? ты бредишь... ты скоро перестанешь чувствовать боль, моя бедная Малика, тебе не нужно говорить, не мучай себя... а я побуду с тобой...кончно же, я побуду... Раскачиваясь, обняв себя за плечи, Дахи долго бормотала что-то успокоительное, и глупое, и ненужное, и не могла остановиться, и наконец сорвалась : - Глупая, упрямая дура! а ведь я говорила тебе, столько раз говорила! просила, приказывала... я запретила тебе туда ходить! подыхай теперь тут, и нечего звать меня! мало тебе, что ты пришла умирать в мой дом, и я не выкинула тебя на улицу, как заразу, рискуя своим здоровьем и репутацией! кто, кто прийдет в дом гетеры, если узнают, что её рабыня умирает от сапа?! ненавижу тебя, слышишь, Малика? ненавижу! за все, что ты заставила меня пережить! за моё малодушие, за чертов страх, сожравший самую память о тех днях, когда я тебя любила! за эту вонь, чудом еще не пропитавшую весь дом, который теперь приходится мыть и проветривать по три раза на день! за то, что я не могу тебя обнять... будь ты проклята, сумасшедшая девка! дрянь!... любимая... Айдана, проскользнувшая в комнату при первых криках Дахи, донесшихся из-за двери, увела её, плачущую и дрожащую, не понимающую где она и кто с ней, и весь остаток ночи растирала травами и маслами в гулком мраморном хамаме, чутко прислушиваясь к звукам большого дома... А дом хлопал дверьми, и приглушенно плакал голосами рабов, и повелительно бормотал чужим голосом приглашенного издалека лекаря, и плескал водой, смывающей следы болезни и смерти, и наконец затих, опустошенный и очищенный, выпроставший из себя мертвое безымянное тело... готовясь предстать к рассвету иным, не помнящим ничего - и вновь принимающим гостей, о чем всякому знающему свидетельствовал букет лиловых ирисов, впервые за много дней бесстыдно выставленный на пороге... Дахи спала, повторяя пройденный домом путь. Утро задерживалось где-то на подходе...
Луций Фурий: 18,август,вечер>>>>>Улица, ведущая от и до. Дом, к которому привел Пуппий - а идти пришлось достаточно долго, - не производил впечатления веселого. Какой-то храмовый был у него фасад, и только скатившись к портику, под уклон, Луций понял, что привели его верно - рабыня ставила свежие лиловые цветы у входа и, не беспокоясь о позднем часе, Луций громогласно велел ей доложить о себе хозяйке.
Дахи: ...глотая редкие слёзы, вызванные скорее усталостью и обещанным хозяйкой наказанием, чем давно ожидаемой смертью Малики, Амина прошмыгнула обратно в дом, и бросилась было исполнять поручение нетрезвого господина, заставшего её врасплох за расставлением цветов у порога... и остановилась в нерешительности. Было совершенно очевидно, что после всех событий этой сумасшедшей, все никак не желающей окончиться ночи, госпожа, едва забывшаяся сном под умелыми руками Айданы, вряд ли обрадуется и первому за долгое время гостю, и ей - второй раз к ряду приносящей несвоевременную весть! ...внезапно и бесшумно вынырнувшая из-за угла Айдана (и как только умудрилась, в её-то годы?...) прервала нехитрые размышления рабыни : - Что застыла, как статуя в храме, Амина? ждешь подношений своему уму, не иначе? - Айдана, прости, я не знала как быть... там господин, у двери.. точнее - под дверью, кажется, очень пьян... желает видеть госпожу, и немедленно! я не решилась ему отказать, он не станет слушать рабыню...и уж больно голосист - начнет скандалить, разбудит госпожу! ...я как раз хотела - к тебе... - ну что же, вот она я. ступай прибери в хамаме, и свободна - до утра, разумеется. с гостем я разберусь... Дождавшись, покуда рабыня скроется из виду походкою человека, сбросившего с плеч все тяготы мира, Айдана неожиданно легко и упруго шагнула наружу, и голос её, произнесший положенное приветствие неурочному гостю словно принадлежал кому-то иному - кто был и моложе, и краше самой Айданы, и хорошо знал об этом : - Приветствую тебя, господин! какое неотложное дело привело тебя к дому моей госпожи в этот глухой час?
Луций Фурий: - Господина привело желание видеть госпожу, - после паузы в которой окидывал неторопливым взглядом вышедшую, с ударением сказал Луций. Тон его был спокоен. но голос тем не менее он не сделал ни тише, ни теплей. - Поскольку рабов у господина и дома довольно. И если уж... неурочный час подошел для того чтобы позаботиться об украшении дома, то господин не видит причин отказать в заботе гостю. Так есть в этом доме госпожа, или неурочным часом рабыни в ее отсутствие принимают мужчин, рассчитывая на выкуп заработать? Ему не нужна была волчица. Он жалел в эту минуту, что вышел на зов Пуппия, не потрудившись дорезать бродягу, который оставил ему царапину на боку и - попутно, тем сознанием, которого не терял никогда, предвидел скорое похмелье но не от вина, а от крови - если не увидит сейчас лицо, способное развернуть мысль в ином направлении. Это должно было быть женское лицо - мужчина спровоцировал бы его на драку. И это должно было быть лицо госпожи - но не сестры.
Дахи: - Она не рабыня. Голос, пришедший откуда-то из-за спины замершей от бессильного негодования Айданы, лишь на мгновение опередил появление его хозяйки. Дахи, зябко кутавшая обнаженные плечи в цветную персидскую шаль, коротко шагнула навстречу мужчине, и замерла в круге желтого света, отброшенного одним из светильников на порог её дома - словно предлагая пришедшему увидеть столько, сколько он был способен... Волосы, оставшиеся за границей света (кто поручится, что ненарочно?...), казались угольно-черным фоном, выгодно оттеняющим тонкую лепнину лица, не нарушенную ни единой искусственной линией - ибо все краски были смыты на ночь. В это мгновение Дахи была удивительно хороша - тепло едва оставленной постели, источаемое её неподвижным телом, порождало ощущение близости; холодное, бесстрастное выражение прекрасного лица приводило к мысли о её невозможности. - Это моя моя компаньонка, Айдана... и она так же свободна в своих поступках, как мы с тобой. ...словно в подтверждении этих слов, Айдана молча отступила назад, более ничем не выдав своих чувств, и растворилась в глубине дома.
Луций Фурий: - Тогда передай ей мои извинения, - небрежно, однако без прежнего оскорбительного нажима, ответил на это Фурий. Взгляд, обходящий предложенную ему картину, повторился - и более внимательный, точно Луций подпись на ней искал. - Ты не римлянка, - сказал он задумчиво, а потому гораздо тише (он понял, что ожидал увидеть подобие Ирины и предложенное Городом лицо приятно обмануло эти ожидания... и оправдало прежние. Нет, он все-таки зря сердился на Рим: у Рима, если было чем унизить, то и утешение он предоставил щедро и чуть ли не по первому требованию). До следующих его слов прошло достаточно времени, чтоб взгляд проник дальше очерченной светом сферы, до только что покинутых подушек и уютного мерцания огней за матовыми стеклами, сладковатого запаха, свойственного чужому жилью и домашних, теплых внутренних бурь... Это было так непохоже на дом отца... - И не робкая... Это не может не радовать. Благодарю, что вышла. Он вдруг почувствовал усталость. Которая давно уже стерегла, и набросилась при первом намеке на уют - впрочем, в это тепло Луцию не хотелось, картины перед глазами было достаточно для обретения покоя. БОльшее проникновение в этот чужой расслабляющий мирок немедленно разбило бы его.
Дахи: ... лицо Дахи не дрогнуло и не смягчилось даже когда ей показалось, что гость слегка покачнулся, сумев, впрочем, превратить это движение в непринужденный жест - но глаза её потеплели, и наконец перестали его отражать. Интуитивно уловив произошедшую в нем перемену, она мгновенно расслабилась, понимая, что в этот - который по счету?...- раз, ей не прийдется убеждать нового, пришлого мужчину в своем безраздельном, отвоеванном у мира праве решать, станет ли он вхож в этот Дом. - Ты вернешься... Это прозвучало и утверждением, и обещанием, и меньше всего походило на предложение. Легко коснувшись его щеки движением столь мимолетным, что - не померещилось ли?, Дахи отступила назад, и обернулась, заставив взметнуться облако своих волос : - Я захочу приветствовать тебя по имени, когда ты вернешься... и в ответ ты сможешь назвать меня моим. Я - Дахи.
Луций Фурий: - Ты вернешься.. - Возможно, - сказал Фурий, невольно отшатываясь от касания и вряд ли это замечая (любые протянутые к нему в данный момент руки вызывали к жизни только одно желание: немедленного блока... Он понял это по тому лишь, как чувство принялось было рисовать на лице тень недовольства, и вовремя вскинул потянувшиеся к переносице брови...) Холод отцовской крови почувствовал он в себе, - Я не так давно с востока...Дахи. Он хмыкнул, быстро и широко улыбнувшись: - Без кокетства ты лучше... Правда. Вот...такая, как только вышла и не думала еще обо мне никак - ни как о мужчине, ни как о госте...только о своей старой компаньонке и прерванном сне... Луций предпочитает естественность... - договорил он тихо, глядя в землю, оставив в мыслях уже не злое, а грустное: " В отличии от своего брата."
Дахи: - У тебя еще будет возможность увидеть меня разную, Луций... и, быть может, тебе захочется переменить свое мнение. Прощай. Дверь за нею затворилась словно сама собой, погасив золотистое свечение души Дома.
Луций Фурий: - Прощаю, - пожал плечами Луций, - почему бы и нет?.. Мнение... при этом слове захотелось увидеть... нет, услышать! Квинта Эссенция. Он снова усмехнулся, широко разевая пасть - чувствовался все же час, когда сон бывает наиболее крепок - и побрел неторопливо домой. Снова рассчитывая на усталость, которая свалит не раньше чем и сразу как только... >>>>>>>дом Тита Фурия, сенатора.
Осмарак: >>закоулки Наградив не желающую отставать "цветочницу" смачным шлепком вместо монеты, он стал приглядываться к домам, замедлив шаг, и полагаясь скорее на чутьё, нежели на попадавшиеся изредка на стенах инсул и домусов объявления о сдаче.
толпа: -...а мой-то уже неделю не просыхает. Как после попойки той "священной",помнишь?, началось, так и дня не пройдет, чтоб домой не являлся как...ох...как и не человек он. Празднество у них, видите ли! О богах они думают! А обо мне кто подумает?! - Пустое это. Ты вот что... ты не терпи! Сходи к Весте. Вон у Клавдии уж как пил, как пил! А она негасимый огонь умолила - к вину уж год не прикасается... - Да он и к ней год не прикасается. Рабу их черномазую видала? Лет шестнадцать, а уже с пузом. Чего ему пить? Ему хорошо... Он тоже к Весте ходил и она ему удружила? - Дура ты. Богохульница! Постыдилась бы...
Осмарак: Эти две не подняли на него глаз, увлекшись перебранкой, причину которой забыли уже на третьем "сама ты", унося её, вместе с вёдрами, в подворотню ближайшей инсулы. А он остался стоять посреди улицы, выискивая глазами что-нибудь, деталь, фигуру, угол - за что можно было бы ухватиться и сменить мысль, как накануне тунику, на чистую, новую, не успевшую пропитаться потом, кровью и дорожной грязью. Но солнце насмешливо поднималось над чужим городом, кидая в глаза тот "негасимый огонь" о котором он не хотел думать. Пряча взгляд на уровне порогов, Осмарак миновал инсулу, глухой фасад богатого домуса и вперился в лиловое пятно ирисов, непонятно как и зачем оказавшихся над пыльным еловым узором мостовой. Отвлекаясь от огня, он попытался понять кто и для чего их тут поставил, но, зацепившись за эти цветы, сразу несколько образов влезли в голову, как моряки, едва услышавшие долгожданное "земля!", по канату на мачту... Узкоглазый сер, в караване который когда-то вел отец Оса, знал что делал, везя в Египет из своей далекой страны не шелка, а луковицы диковинных сортов ирисов, цветка символизирующего у египтян силу. Сопровождаемый весь путь до Египта насмешками, сер возвращался обратно богатым, окруженный молчаливым уважением пристыженных шутников, и шепеляво рассказывал на привалах, что в его стране ирис олицетворяет грацию, изящество, нежность и красоту в одиночестве, а красота высоко ценится везде. Мало кто его понимал, но все завистливо косились на тугой кошель и тюки с египетскими драгоценностями. А на родине, в Парфии, многочисленные соседи-греки разводили ирисы в садах, называя их цветами Ириды, вестницы богов. Лиловая весть бесстрашно раскрывала лепестки навстречу огню. Поймав себя на трусости, Ос скривился, спросил у проходящей мимо матроны дорогу к храму Весты и, уже отойдя несколько шагов, обернулся, чтоб запомнить приметы дома, где томилась в одиночестве красота. >>>храм Весты
Дахи: ...утро, как порядочный гость потоптавшись для приличия на пороге, и не желая ожидать более ни минуты, стремительно ворвалось в Дом. Из сбитой за ночь уютной берлоги из простыней, покрывал и подушек наружу выглядывал только любопытный локон, расцвеченный солнечным светом во все оттенки рубина. Луч, затеявший с ним игру, потихоньку пробирался все глубже и глубже в теплый шелковый кокон смятой постели, и наконец коснулся сомкнутых ресниц... и те задрожали в ответ. Мгновенно и бесповоротно пробудившись, тело Дахи налилось такой животной безотчетной радостью бытия, что не удержав тихого стона, она выгнулась дугой, замерев на миг... и скатилась на пол, смеясь и щурясь навстречу солнцу. Комната сияла, горделиво выставляя напоказ своё совершенство - и в утреннем беспечном свете каждая любовно выбранная ваза, каждый отрез роскошной ткани и каждый цветок в многочисленных букетах доставляли хозяйке столь острое, столь чувственное удовольствие, что Дахи замерла в неудобной позе, страшась разрушить красоту мгновения неосторожным движеньем. Такой её и застала Айдана - с улыбкой, странно портившей всегда невыразительное лицо, вошедшая в спальню: - Уже проснулась, моя голубка? ... сегодня солнце разгулялось во всю, и день обещает быть чудесным для прогулки! Дахи обернулась, брызнув лукавством из-под полуопущенных век: - Ах, Айдана, ну расскажи мне наконец, откуда ты всегда, всегда так точно знаешь, что я проснулась?! ты будто всю ночь караулишь у двери, чтобы войти ровнехонько в тот момент, когда я встаю с постели! ну признавайся, караулишь?.. И зачастила дальше, ничуть не ожидая ответа, торопясь поделиться своими снами, чувствами и своим утром - как делала это всю свою жизнь : - Мне сегодня снился мужчина - опасный, Айдана, опасный как демон, но мне не было страшно, мне было отчего-то так жаль его, что я заплакала во сне и хотела позвать его отстаться - но не знала имени... он уходил, оглядываясь на меня, но словно не видя - а я протянула ему руку, и на моей ладони вспыхнул и расцвел сиреневым ирисом огонь... а потом все исчезло, и огонь обернулся холодным пламенем в храмовой чаше этой домашней их богини, ну же!... - Весты? - Да, да, её! и вот тогда-то мне почему-то и стало наконец страшно! так, что я отчаянно захотела проснуться - и сон тотчас сменился другим!... ну а после мне уже снилось обычное - красивое, как я люблю, и я проснулась легкая, и голодная - а тут такое солнце! и ты! вот... - Ах ты, выдумщица, ну какая же ты еще девчонка, Дахи! Айдана рассмеялась, прогнав со лба любимицы легкое облачко, принесенное воспоминанием о странном сне, и заторопилась, суетливо собирая с пола простыни - словно разбросанные ветром по саду лепестки. Дахи носилась вокруг няньки, как рсшалившийся щенок, беспрестанно тормоша её, мешая прибираться, и вовсю празднуя начало нового, такого ослепительно-синего дня, встававшего над Римом...
Меценат: >>>>>> Термы. Та же несладкая дума его провожала словно светило, к фасаду двуликого дома. В двери его постучать он направил мальчишку, чтоб, по природе не слишком большого терпенья будучи, ждать не пришлось на носилках, покуда привратник сползает вверх к госпоже, чтоб она разрешила гостя впустить, о себе сообщить позабывшем днем или часом пораньше... Однако в спонтанных визитах Понтий давно уже чувствовал бОльшую прелесть, нежели в тех, что заранее были известны, четко расписаны, как представленья на сцене и позволяли не чувствовать или не думать в рамках условностей стиля и правил приема.
Дахи: ...гулять расхотелось совершенно, хотя день превзошел все мыслимые ожидания, и теперь призывно сверкал синевой и просторами за окнами её Дома. Дахи вдруг одолело то странно-капризное настроение, от которого она тем сильнее мучалась сама, чем усердней мучала других - бесконечными придирками, взаимоисключающими приказами и пожеланиями... Пробовала было читать - не смогла сосредоточиться, и с раздраженной гримаской отбросила книжку, потом изводила Айдану, требуя составить ей новый аромат - "не то, чтобы совсем горький, но с таким, знаешь, острым, чуть травяным оттенком... но чтоб при этом непременно женственный!"... наконец, доведя до слез всё женское население Дома и почти успокоившись, уселась у открытого окна, выходящего на вздыбленную холмом улицу - рисовать, и потому первой заметила направлявшуюся к Дому процессию. Неоконченное дерево с тонкими ветвями, преходящими по прихотливому замыслу художницы в заломленные женские руки, было мгновенно забыто - укрывшись за тяжелой шелковой занавесью, Дахи с детским любопытством принялась разглядывать гостей, приложив кончик испачканного охрой пальца к переносице, как всегда делала, волнуясь... и тут же неопределенно фыркнула, увидев, что важный гость остался в носилках, отправив к двери мальчишку-раба. - Айдана! Айдана, дэв тебя забери! быстро пойди сюда! - Я здесь, моя девочка, что такое? Нянька появилась из-за угла, не поспевая на ходу прогнать с лица обидное "ну какая муха опять тебя укусила", и в другое время Дахи этого ей не спустила бы ни за что - как никому не спускала недовольства своим характером, но сейчас было не до того : - Быстро вели Амине кликнуть со двора того нового раба, как там его, позабыла!... пусть идет открывать двери - слышишь, стучат? а мне переодеться, в то, алое - да поскорей! Айдана, бросив взгляд за спину хозяйки, поменялась в лице: - Деточка, да ты с ума сошла! Такому знатному господину откроет дверь этот жалкий дворовый раб?! которого еще и в Дом пустить ради этого? которого еще и от грязи рыночной не отмыли?!.. - Замолчи! ..как видишь, знатный господин тоже не сам стучать изволил - видимо, полагает, что здесь ему Сенат, как минимум, и статус его играет тут такую же значительную роль! а этот Дом - моя Империя, Айдана! моя, слышишь?! и никаких иных правил, кроме моих, здесь не будет! Глаза полыхнули черным, сожрав собственное чайное золото, и Айдана отступила на шаг, склонившись : - Прости, Дахи, сейчас все сделаю, как ты велишь, идем одеваться... - Идем... и посмотрим, каково чувство юмора у этого памятника самому себе, что сидит там, в носилках! Женщины двинулись вглубь Дома, сопровождаемые повторившимся нетерпеливым стуком в дверь. Через пару-тройку неослабевающих по силе повторений (выдававших юность барабанщика), дверь неожиданно распахнулась перед занесенной для новой дроби рукой. На порог шагнул раб, очумело озирающийся вокруг - ибо еще никогда ему не доводилось смотреть на мир из господского Дома, и этот мир его пугал. Наспех заученные слова дались с трудом, как все непривычное: - Моя госпожа приветствует господина, и приглашает быть её гостем!... и недвусмысленно толкнул стоящего у двери мальчишку внутрь.
Мальчишка: - Да иди ты! - громко выпучился паренек, бестолково отбиваясь... уже от воздуха: мало того, что свернули с дороги, да еще куда-то затолкать пытаются, а о случаях, подобных этому, он слыхал не раз и пропади оно все пропадом, он решил драться до конца... но никто не думал его задерживать. Вышатнувшись обратно в улицу из ворот, едва устояв на ногах при этом, он уже решил пуститься наутек без монеты, ради которой и ринулся выполнять, что попросили, но носилки были уже близко... Он замер в трех шагах, порываясь при каждом движении чернокожих понестись в заданном матерью направлении - до прачечной - и дождался таки своего аса, от которого чуть было не увернулся... Но вовремя вытянул руку и сорвал с траектории падающий кругляшок, почти одновременно с этим улетучиваясь с места с быстрым лопотанием босых пяток по мостовой...
Меценат: Понтий, с носилок сходя, улыбнулся лениво (жарко на улицах стало). И шагом неспешным в двери вошел; воробья по макушке погладил, тут же, еще не успела рука оторваться от оперенья, о нем забывая при виде светом мерцающих красок такого казалось бы по фасаду негостеприимного дома. Полною грудью вздохнув - освещение, хоть и спорило с солнцем, но не было столь беспощадно жарким - негромко спросил, о наличии в доме прислуги не беспокоясь, поскольку и не сомневаясь, что безусловно услышан он будет кем надо: - Кстати ли гость? Я решил заглянуть по дороге, чтобы почтение позже не слать со слугою...
прислуга: ...тишина, прозвучавшая в ответ, была словно отмерена на чаше весов самой Фемиды - её было ровно столько, чтобы она никак не могла показаться случайной, и ни на терцию больше - чтобы она не успела стать оскорбительной. Тишина иссякла с появлением Айданы, склонившейся в неопределенно-восточном полупоклоне : - Приветствую тебя в Доме гетеры Дахи, господин. Разреши проводить тебя к ней - она ожидает в атрии.
Меценат: "В атрии в эту жару?" - удивился он молча вкусам восточной красавицы - или порядку; так же застенчивой паузе после вопроса в доме где пышною роскошью все отличалось, так же - и роскоши этой, с фасадом контрастной, равно как свету на лестницах и остальному несовпадению кажущихся представлений. - Что ж, разрешу - да и как я могу не позволить, гостю ли в доме, не зная его распорядка, распоряжаться, тем более я и явился чтоб госпожу лицезреть. - и прошествовал следом.
Дахи: Атрий, переделанный по новой моде в гостевые покои, встречал вошедшего тем легким беспорядком убранства, какой лучше всего говорил об искусности автора, создавшего его. Стены, задрапированные складками ткани изысканного светло-голубого оттенка, служили наилучшим фоном для прекрасной коллекции необычной римлянину мебели, каждый предмет которой был любовно отобран по всему свету, картин, представляющих столь разное видение мира, что их сочетание создавало новый, живых цветов, оттеняющих разноцветными мазками общее полотно, демонстрирующее гостю неординарную личность хозяйки, умеющей гармонично сочетать несочетаемое. Дахи, склонившаяся над чашей с курящимися горечью благовониями, мягко обернулась к двери, услышав легкие шаги Айданы, переплетенные с монументальной поступью мужчины, и в разрезе алого шелкового платья, скроенного по экзотической моде Китая, проступила округлая снежность плеча : - Приветствую, Меценат. Ты умеешь быть приятно неожиданным - редкое умение для мужчины! Прошу, располагайся, где сочтешь удобным... Комната, уставленная разновеликими креслами, скамьями и ложами, на заказ привезенными гетере в подарок из разных частей света богатыми поклонниками, гостеприимно приглашала устроиться с максимальным комфортом - исподволь требуя рассчитаться за это невольным, а потому искренним рассказом о характере гостя. Каждый раз с интересом наблюдая за выбором, Дахи узнавала о пришедшем чуть больше, чем он хотел бы сказать ей в первую встречу : в хорошо освещенное бьющими сверху лучами жесткое, неудобное мраморное кресло, больше напоминающее трон для храмовой статуи? у зеркала, окруженного цветами, словно рамой, и ожидающего героя картины? в углу, где спина надежно защищена стенами, а лицо укрыто сгустившейся тенью ? на мягкую индийскую подушку, расслабляющую тело и мысли того, кому нечего скрывать от самого себя? в плетенное бамбуковое кресло из Китая, беспощадно выставляющее напоказ и достоинства и недостатки фигуры? на низенькую бронзовую скамью, требующую поистине божественного самомнения и такого же умения себя держать?... что же выберет этот? Улыбнувшись про себя, Дахи вновь приглашающе повела рукою : - Прошу!
Меценат: - Жаль что я прежде ни разу не пробовал гостем здесь появиться негаданным, - Понтий заметил после приветствия. Атрий обследовав живо взглядом, читающим в красках его украшений смелость ума и довольно беспечный характер, Понтий, не глядя куда, опустился на что-то с видом на изображение, что привлекало более прочих. Потом, поискав подлокотник и не найдя его (или же, если угодно, вскоре найдя его вовсе не самым удобным), взглядом обвел разномастную мебель и понял замысел, и в умиленной улыбке расплылся: - Здесь, милый друг, нехватает высокого стула, чтобы, откинувшись в тень головой, я бы видел вон ту картину. Бесспорно, в представленном стиле это находка. Уважишь ли гостя? Сиденье это плетеное хуже прокрустова ложа, а вот подушки, увы, для меня низковаты.
Дахи: ...смех раскатился по атрию звонкими бусинами, и уважительно кивнув головой прозорливости собеседника, Дахи не повышая голоса велела в пустоту : - Стул из моих покоев достопочтимому гостю. Дом откликнулся мгновенно появлением рабыни, словно поджидавшей за дверью с хозяйским стулом в руках - опустив его на указанное гетерой место, Амина столь же быстро и бесшумно исчезла. Не скрывая чуть ребячливого любопытства, Дахи заглянула в лицо гостю : - Прежде чем я одолею тебя расспросами, простительными заинтригованной женщине - позволишь ли ты угостить тебя освежающим питьём? Моя компаньонка умеет заваривать чудесный травяной настой, утоляющий жажду в такую жару, какую боги послали сегодня Риму, и дарующий силы для продолжения сколь угодно долгого дня... ...и откликаясь на слова хозяйки, Дом снова явил чудеса расторопности, выплеснув из своих глубин Айдану с серебряным блюдом в руках, несущим фигурные чаши с легкими фруктовыми закусками и высокий кувшин, источающий необыкновенно манящий аромат свежести и прохлады, сравнимый только с морским бризом. Поднос был плавно передан в объятия индийской подушки, лежащей у ног гостя, и Дахи вновь осталась наедине с мужчиной, исхитрившимся не заметить ни единого подвоха, коими щедро был усыпан его путь к настоящему мгновенью.
Меценат: Взглядом, ласкающим нежные лунные плечи в алых шелках, он ответил хозяйке с поклоном, встав для него с неудобного кресла: - Я редко предусмотрительность видел такую, чтоб место вдруг отыскалось по нраву любому капризу - здесь и натурщикам есть где блеснуть красотою, и человеку политики есть где укромно для наблюдения в тень приютить свою спину... Только - увы или к счастью - твой дом, очевидно, больше привык принимать молодых, и я вижу, гостеприимство к ногам моим стелется низко, ниже чем мне поясница позволит нагнуться. - Дале, усевшись на стул, принесенный рабыней, Понтий продолжил, опять с удовольствием вперив свой изучающий взгляд в интересный рисунок: - если б твоя молодая рука поднесла мне чашу с напитком предложенным, я осушил бы не с благодарностью даже за свежесть и силы, что мне придаст, по словам твоим, сбор многотравный, а с несомненным почтением к нежному сердцу, что угадать пожелало, как трудно бывает - взгляд его пал на лицо и фигуру служанки, что выпрямлялась из вынужденного поклона, вздох перебил его речи: - со временем сладить.
Дахи: ... вместо ответа Дахи мягко шагнула вперед и едва уловимым, слитным движением опустилась на шелковый ковер рядом с огромной подушкой, волею богов служащей сегодня столом, и принялась с явным удовольствием разливать восхитительно пахнущее питье в высокие кубки тонкого серебра. Запрокинув кверху светящееся лукавством лицо, гетера, не вставая с колен, протянула наполненный кубок гостю, и картинно замерла в изящной позе - знаменующей сразу и почтение, и некоторую иронию, адресованную им обоим : - Прошу тебя, отведай, и пусть этот чудесный напиток изгладит из твоего сердца не только те достойные сожаления неудобства, что доставил тебе мой Дом, но и самую мысль о твоих разногласиях с временем!
Меценат: - Нежная, как мне приятно твое обхожденье, - тихо сказал, серебро принимая из пальцев хитрой гетеры величием обремененный гость ее монументальный. - Не стоит коленей стройных трудить, подношением мне угождая, - отпил глоток. - Появился к тебе не случайно, а с приглашением пир посетить, чтоб украсить сладким лицом, прихотливым своим разговором, выслушать сотни восторгов, когда пожелаешь и развлечение выбрать по склонности сердца: юноши для услаждения взгляда и прочим прихотям будут доступны, и девушки тоже, в ласках искусные так же как в пении, танцах или игре на кифаре и лютне персидской. Ну а когда б ты позволила мне догадаться о предпочтеньях в цветах, ароматах, напитках, я постарался бы все для тебя приготовить как пожелаешь, и тем искупить, что явился нынче без предупреждения и без подарка.
Дахи: ...неподдельно оживившееся при первых словах гостя, лицо Дахи постепенно утрачивало всякое выражение и окончательно вылиняло в ответ на прозвучавшие посулы - неожиданно больно уколовшие напоминанием о её статусе. Карминные губы дрогнули, выдав минутную слабость, и в следующий миг тяжелыми каплями с них сорвалось, чтоб разбиться о щедрое золото предложения : - Я непременно буду. Уронив на лицо тяжелую переливчатую занавесь своих волос, она выторговала себе еще пару секунд, и окончательно оправившись от этого странного замешательства, вызванного совершенно обыкновенными словами в совершенно заурядной же ситуации, добавила уже своим прежним, расслабленно-вкрадчивым тоном : - Благодарю за приглашение, Меценат - мне весьма лестно, что ты ценишь моё присутствие достаточно, чтобы захотеть сказать мне об этом лично. И я бы с удовольствием ответила, что этого мне вполне довольно - но ты, как вижу, хорошо знаешь женщин, коль задаешь настолько предусмотрительные вопросы! Улыбнувшись, Дахи отпила глоток из своего кубка, и довольно зажмурившись на мгновенье, легко поднялась с колен - лишь для того, впрочем, чтобы тут же непринужденно опуститься в плетенное кресло, отвергнутое недавно её гостем, и продолжила: - У меня действительно отыщется пара не слишком затейливых просьб к гостеприимному хозяину грядущего пира - да и у какой женщины не сыскалось бы?... разве что у совсем некрасивой! Глаза брызнули смехом из-под кокетливо взметнувшихся ресниц, и, ставший вдруг деловитым, низкий голос принялся мягко перечислять "пару" просьб : - Я не вполне разделяю вкусы, царящие в Великом городе - и потому нередко вовсе не нахожу себе ни угощения, ни питья на тех пирах, чьи хозяева не столь внимательны к своим гостям, как ты. Надеюсь, тебе не покажется слишком обременительным распорядиться, чтобы для меня приготовили две-три смены блюд, совсем не содержащих столь милых римскому желудку специй! Ни капли гарума, чеснока, и перца - умоляю! Что до питья - то и здесь мои вкусы кажутся людям чересчур скучными для моей профессии, но ты обяжешь меня, уважив их, и приказав не подавать мне вина, сколь угодно обильно разбавленного! Всё прочее - на твой изысканный вкус, коим ты славишься в городе, Меценат. Скажу лишь, что превыше иных цветов ценю тонкость ирисов ... а превыше плотских - иные наслаждения.
Меценат: Понтий, вздохнув от жары (хоть от солнца и спрятал он телеса, но его и в тени доставали знойного воздуха струи), мечтательным тоном тихо ответил: - Мы нынче согласны с тобою в этом последнем. Я в юности, помнится, слишком был увлечен наслажденьями, что предоставить может телесная нежность. Однако бывало, в женщине юной встречались мне качества, коим страсть не годилась в рабы... И, хоть качества эти чувствам неопытных много сулят огорчений или опасностей, в них я ищу утешенье в случаях, если фортуна и прочие боги место находят моим начинаниям ниже, нежели я полагал. И, подобное видя, разве могу я тебя обязать, исполняя прихоть, которую воображаешь ты сложной?.. Веки, немного увянув, от Понтия скрыли выбранный для созерцания прямоугольник смелых мазков. И, с вершины неримского роста взгляд опустив на прекрасную женщину, этим все же возвыситься вовсе не думая, ибо грусти во взгляде его было несколько больше, чем позволяла жара показать - он вторично поднял к губам серебро, и неспешно, смакуя, выпил его содержимое. Доля лукавства миг содержалась в улыбке, когда этот кубок он от нее отстранил, но исчезла мгновенно. - Этот напиток ты хочешь иметь под рукою для утоления жажды?.. - спросил он гетеру.
Ливий Курион: >>>улица ведущая от и до Плохо представляя как обращаться с просьбой к бабе которой нельзя приказать и у которой нельзя купить услугу прямо, без расшаркиваний, Ливий, всю дорогу пытавшийся придумать формулировку похитрее и не преуспев, прибыл к дому в крайней степени раздраженной рассеянности, и, забыв, что надо бы подождать Юлия с подношениями, велел опустить носилки на землю и стучать "не слишком громко, но побыстрее". Немилосердное солнце приятности прогулке не прибавляло и, выходя из паланкина, сенатор высказал длинное богохульное мнение о священной императорской особе, к услугам которой все зады империи, но и этого мало. Не слишком громкое, впрочем, мнение. Раб, напуганный внезапно рухнувшим хозяйским настроением, постучался слишком тихо.
Юлий: >>улица ведущая от и до К дому гетеры он подошел в прекрасном расположении духа. сохранив почти половину денег, которые дал ему Курион, и всю дорогу развлекаясь зрелищем "раб с цветами". В конце Юлий даже пожалел его, подумав, что можно было бы взять чего-нибудь менее колючее. Их, конечное, обернули, но шипы пробивались сквозь ткань и судя по выражению лица номенклатора, довольно глубоко впивались в ладонь. Но персиянке должны были понравиться колючие цветы. Они были достаточно для этого яркими. А их двойная природа - льстила любой женщине, вне зависимости от ее цены.
Дахи: ...с задумчивым интересом слушала Дахи отстранненно-возвышенные рассуждения велеречивого гостя, домашним жестом прислонив ладонь к овалу лица. В её ответной улыбке не содержалось ни грана лукавства, когда прозвучал последний вопрос Мецената: - Не желая ни сколько умалить твоего радушия и несомненно бессчисленных достоинств твоих слуг, должна сказать, что подобный напиток ты вряд ли сумеешь подать на пиру мне, почтенный. Ты и представить не можешь, как часто мне приходилось вкушать незрелые плоды упорных попыток повторить его вкус, не зная рецепта - но думается, секрет его до крайности прост : нужно всего лишь быть Айданой, чтобы его сварить! но благодарю за твою заботу, Понтий - поверь, это лучший подарок из тех, что ты смог бы принести в этот Дом.
прислуга: ...казалось, у распахнутого в мир окна стоит статуя, поставленная здесь по странной прихоти декоратора. В минуту редкого одиночества и покоя точенное лицо Айданы было завораживающе бесстрастным, и это отсутствие всякого выражения словно умыло его от многих слоев пыли, припорошившей с годами природную красоту и силу этих черт. В неподвижных глазах, смотрящих куда-то в глубины собственного сердца, отражалось медленно плывущее выцветшее небо и пустынная, словно выметенная солнцем улица, ведущая к Дому. Сорвавшаяся стрела этого мгновения застыла в дрожащем воздухе, и наконец вонзилась в мишень "здесь и сейчас" негромким беспорядочным стуком в дверь. Лицо вздрогнуло, и сложилось привычными морщинами старой няньки красавицы госпожи, и Айдана бросилась открывать, не успев зафиксировать возвратившимся невесть откуда сознанием, кто там стоит у порога.
Ливий Курион: Отпуская носилки, Ливий по достоинству оценил таланты подошедшего юного наглеца, умудрившегося всучить номенклатору колючки, одобрительно хмыкнул и, наконец, обратил внимание на носильщиков чужого паланкина, прикорнувших в тени соседней инсулы. Кого бы ни принесло к гетере так не кстати, в разгар сиесты гость, скорее всего, не уйдет, пережидая жару. Разве что он тут ночевал. Но кто оставляет паланкин на улице на всю ночь? Пока сенатор колебался, решая выдавить лишнего посетителя или вернуть свои носилки и зайти в другой раз, дверь распахнулась в восточную роскошь и относительную прохладу. Курион устремился в них, бросая на ходу: - Ливий Курион. Доложить госпоже. Номенклатор, освобождая правую, переложил веник в другую руку и скривился на огни, зажженные в доме в такую жару.
Меценат: - Стало быть, вместе с Айданой прошу тебя быть ко мне в гости, - Понтий ответил, и в серых глазах его было отражено отношение к лести гетеры: что в обещании, если его ты не можешь выполнить так, как того пожелает просящий. - Способ достаточно прост, поелику твоя мастерица травы с собою, наверное, тоже прихватит, чтобы чужому незнанию не доверяться. Всё заменяемо в мире, и только богами данные нам совершенства увы или к счастью не заменить. Равноценное будет инаким, а подражание вызовет... разве насмешку.
Дахи: - И снова - благодарю тебя, Понтий, действительно, компания Айданы мила мне во всякое время и во всяком месте, и твое предложение я принимаю с удовольствием тем большим, что знаю, как отплатить за такое радушие : надеюсь, ты мне позволишь распорядиться в доме твоем, предложив всем гостям приготовленный ею напиток средь прочих, что запланировал сам... ...и к окончанию фразы поймав себя на невольном подражании стилю плавно текущей речи своего собеседника, Дахи на миг прикрыла глаза, возвращая свою самость к их зеркальной поверхности. Это нередко случалось с нею и прежде - такова была ее природа, позволяющая с легкостью перенимать самые малые особенности поведения любого человека, с которым ей доводилось сойтись в сколько-нибудь интересном разговоре. Она поднялась со своего ложа и инстинктивно шагнула в сторону двери, словно стремясь разорвать тот невидимый глазу, непрочный еще номос, что начал сплетаться вокруг их кресел из тонких нитей познания друг друга.
Меценат: Понтий кивнул. - Я пришлю тебе напоминанье ближе к условному часу, - и взглядом фигуру к двери провел. Очевидность чужого прихода не торопила вставать, а походкою он любовался.
Юлий: Судя по всему им предстояло ждать. Юлий очередной раз удивился тому как люди с положением должны томиться ожиданием у дверей,одидая, когда их примет женщина,немногим от лупы отличающаяся. В этом была своего рода сила и власть. Зайдя в тень,чтобы солнце не терзало не привыкших к яркому солнцу глаз,от ласкал пальцами приобретенную "поэзию" и улыбаясь шальной мысли,что гетере доставили три подарка:стихи,розы и самого Юлия.
прислуга: ...дождавшись, пока за ворвавшимся на высокой волне собственной значительности посетителем с улицы шагнут на порог Дома двое сопровождающих его рабов, Айдана, не удосужившись откликнуться на сомнительное приветствие, брошенное ей как кость собаке - не глядя - высокочтимым гостем, молча повела всю компанию за собой, используя стремительность вошедших и только лишь направляя её в нужное русло. Пламя светильников, часто укрепленных в стенах узкого коридора, металось в порывах воздуха, вызываемых движением столь многочисленной и разношерстной процессии - подумав о последнем, Айдана усмехнулась одними губами, и отворила дверь в примыкающую к атрию комнату, приглашающе отступив в сторону... и так же молча и сноровисто закрыла её за вошедшими. Представляя, какое негодование могла вызвать подобная неучтивость прислуги у особы столь явно высокородной, как этот, водворенный вместе со своими разномастными рабами во второй гостевой покой, гость, Айдана только поморщилась... странная компания у господина - раб, нелепый в своих попытках не выглядеть телохранителем, коим безусловно являлся, и мальчишка, еще более забавный в своем стремлении не казаться рабом - которым также безусловно был. Толкнув дверь в атрий, она шагнула на порог и замерла в полупоклоне : - Госпожа, прости, что вынуждена нарушить твою беседу...
Дахи: Обернувшись к Меценату, Дахи готовилась было еще раз произнести положенные слова благодарности, когда дверь за её спиною бесшумно открылась, и голос Айданы прервал её намерение, заставив шумно выдохнуть весь заготовленный для витиеватой фразы воздух : - ..ах, Айдана, как ты меня напугала! ... Прижав ладонь к груди, словно стремясь поймать рукою зачастившее сердце, Дахи извинительно улыбнулась гостю : - Прости за это недоразумение - надеюсь, тебе повезло больше, и твоя прислуга не обладает подобной пугающей способностью внезапно и бесшумно появляться, словно из-под земли, как только ты о ней упоминаешь! .. ...и тут же рассмеялась, снова обнаруживая несколько неестественную склонность к быстрой смене настроений - которую столь многие находили очаровательной, что Дахи и сама была склонна этому верить. Словно позабыв о застывшей в дверном проеме Айдане, ожидающей её внимания в неловкой позе, гетера опустилась подле посетителя - на этот раз на низкую бронзовую скамью, словно демонстрируя собственную способность обживать любые, самые неудобные места на свете... впрочем, не дозволив и одной минуте кануть в молчание, Дахи повернула голову к двери, собрав рукою волосы в некое подобие высокой прически, и обнажив изучающему взгляду сидевшего рядом мужчины поистине царственную линию шеи : - говори, Айдана, я слушаю. - Госпожа, сенатор Ливий Курион просил доложить о своем визите, он ожидает твоего внимания в соседних покоях...
Меценат: Понтий, ничуть не смущаясь намеком, что гость, вероятно, требует личной беседы, когда ожидает приема вместо того чтоб войти в столь искусно обставленный атрий, взглядом спросить госпожу собирался о том, как хочет она поступить, потому что не против был бы сказать Куриону о том, что нашел бы лестным его посещение - хоть и не слишком был человек этот вцелом приятен в общеньи, он обладал несомненным достоинством резких и непредвзятых суждений в искусстве. Причины Понтий доискиваться не хотел, хоть и видел, что совершенствуя технику, этот художник духом далек от величия... Но не увидел Понтий лица госпожи! И смутился при мысли, что в это кресло Вистарию или Лиссипу сесть полагалось бы, чтоб на изгиб любоваться: Понтию же не досталось и мизерной доли той одаренности, что позволяла бы видеть чудо движений прекрасного женского тела и не впадать ни в восторженность ни в сладострастье.
полная версия страницы