Форум » Жилища » Дом - у - гавани, Остия » Ответить

Дом - у - гавани, Остия

Admin: Довольно большой, но старый и не слишком ухоженый дом сельского типа, без перистиля, с массой более поздних пристроек и хозяйственных помещений. Окно Шогер

Ответов - 92, стр: 1 2 3 All

Шогер: - Ай! Сердце моё, братику больно, нельзя ручкой, нельзя... - Анаит безошибочно узнавала бороду Дживана среди всех бород и Шогер радовалась, что она тянется к брату, но забрала её и, дав в руки несколько разного цвета листиков, подавила желание спросить почему у Артака прибавилось ссадин, - ты морем поедешь?

Тевкор: - Угу, - ответил Тевкр, глядя, как маленькая перебирает и роняет из пальцев листья, и почему-то не мог отделаться от ощущения, что это его ребенок, а мать - бабушка. Наверное, потому что она была нездорова. Он бы так сидел, глядя, еще долго, да коза стукнулась рогом и взмемекнула, и он пошел ее отматывать от ствола. Накручивая веревку на локоть, вспомнил про пояс. Нет, матери тоже хранить этот клочок пергамента будет негде. Но хоть платок-то он имеет право ей подарить? Он привязал козу поближе, выдернул из-под пугио и развернул синий шелк с подшитым краем. И вздохнул: портовая драка и тут оставила свои следы. То есть даже платка не подаришь, на деньгах сидя. С этим давно надо было что-то делать. Он сел рядом с Шогер, подпирая ее боком, свесив шелк до земли. Все не клеилось.

Шогер: И спрашивать откуда он взял ткань, продаваемую на вес золота, всю в надрывах и пятнах, она тоже не стала. Просто погладила сына по руке и забрала. - Ты помнишь как я вышиваю? Вот тут можно пустить желтые цветы, а тут - красные. Хороший платок будет... Скоро начнутся шторма. Возвращайся скорее.


Тевкор: - Он и был хороший, - сказал Тевкр. - Как раз под синюю тунику. Поясом. Он вздохнул, показал подшитый край: - Тут записка. Вытащить надо... Или зашить. На месяц. Чтоб никто не видел. Он не предлагал, он рассуждал вслух.

Шогер: Ветер, по-осеннему нервный, непонятно откуда налетающий, толкнул её в плечо, заставив вздрогнуть и оглянуться на дом, словно это оттуда достал голос или толчок. - Я зашью в свой кожаный пояс, - обещала она сыну. Говорить дальше было не о чем. Это было не странно, но грустно. Грустнее колючего осеннего ветра и приближающихся штормов. Просто он рос-рос и вырос - о чем ему с ней говорить? А свои вопросы она задать так и не решилась. - Замёрзла. Надо домой. Ветер с силой трепанул волосы, когда она встала поцеловать сына в лоб. Заболела заложенная грудь, стало страшно как будто она снова шла по тому пирсу, а волна летела, холодная, жадная, сильная. Сильнее всего и всех.

Тевкор: Губы у нее были горячие. Слишком горячие. Тевкр вздохнул, поднимаясь, помог ей донести малышку до дома и напутствовал вместо прощания: - Только в воду не падай... >>>порт>>>

Шогер: Шогер недоумённо оглянулась - не мог он знать... но дочь канючила, коза тянула веревку, а плечи дрожали всё сильнее. Дома теплее ей не стало. В те редкие ночи когда им с Дживаном удавалось ночевать вместе, она никогда не мерзла, даже зимой, в самые сильные шторма, когда ветер, беснуясь, обтрёпывал подоконник и ширил трещинки в облупившейся по углам штукатурке. К середине ночи кое-как она угрелась рядом с Анаит, и ей даже показалось, что её обнимает теплая большая рука. Но ветер с моря сунулся в окно, и ощущение исчезло.

Шогер: август, 24, утро А утром тепло и прозрачность неба вернулись как надежда. Шогер стало легче - то ли от настоев поварихи, то ли от предчувствия... шагов. Она забралась в свой любимый уголок у клетей, зашила сыновий пергамент в пояс, подумала, и принялась вышивать его узорами, всплывавшими откуда-то из дней, где её мать пела у очага.

Шогер: ...но день тянулся, как бесконечная нить под рукой, а он всё не приходил. И слова плыли в пустоте дома, песня вместо слёз, красная нить вместо крови... яман, деле яман... наши дома стоят лицом друг к другу...неужели недостаточно того, что глазами я даю тебе знак? солнце коснулось гор, я все ещё тоскую по тебе, любовь моя, мое сердце разбивается, я тоскую по тебе, яман, ямааан... Всё, что она могла и умела - петь, шить и считать дни. Женщина всегда считает дни - один, два, пять, десть, вернётся любимый, один, пять, десять, сто, родится ребёнок, сто, двести, тысяча, соберётся приданное дочери... Рабыня всегда считает дни - один, два, три, четыре, пять, шесть... подождать до праздника урожая, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь...дотерпеть до отъезда хозяина, один, два, три, четыре... дожить до весны, до лета, до осени, яман, деле яман...

Шогер: август, 25 день Встав с первыми лучами, домашние дела она переделала до обеда. Ныла грудь из которой ушло молоко, ныло сердце, не вмещавшее тревоги и тоски по любимым, не находили дела пустые руки... Пояс сыну был незакончен, и у неё ещё оставалось полотно из которого она нарезала и вышивала салфетки, но нити - такие красивые и дорогие, которыми она так любила работать - кончились. С моря уже надвигались тучи, когда Шогер, прихватив с дюжину уже готовых салфеток и оставив Анаит играть с козой и кухаркой, пошла в остийские термы, где во время частых отлучек хозяина подрабатывала, на женской половине, продажей своих вышивок и гаданием по руке. >>>Остия. Термы

Шогер: август, 25, вечер >>>Остия, термы Повариха только руками всплеснула, увидев не выздоровевшую как следует "девчонку" вымокшую до нитки. И ужин на стол поставила с грохотом и ворчанием, как та гроза. - У меня, того и гляди, внуки родятся, а ты всё кудахчешь надо мной как над девушкой, - незло огрызнулась Шогер, пропустив мимо ушей добрую половину упрёков. Поковыряла кашу ложкой и добавила шепотом: - На всё воля его... Теперь она была уверенна, что здесь, в тот самом доме где всё случилось, она должна рассказать сыну о позоре его зачатия. Рассказать, не смотря на то, что об этом наверняка узнает Дживан и, возможно, больше не будет её любить - такую. Да она и сама не наложила на себя руки только потому, что заподозрила беременность уже через пару недель. Но если живой бог так ответил на её мольбу - кто она такая чтоб идти против его воли? Дживан же сам говорил, что пути этого бога неисповедимы... Пусть её мужчины презирают её, она привыкла к презрению. Лишь бы оба были живы. Под утро ей снилось, что люди кидают в неё камнями, а какой-то тщедушный мужчина закрывает её собой, поднимая с земли. Но открыв глаза, она поняла что это всего лишь, просыпаясь, толкается кулачками и пятками маленькая Анаит.

Шогер: 27, август, утро Всё, что она успела понять, омертвев от ужаса, когда с кровати стащили за волосы и подняли на уровень лица, как дешевую тряпку - девчонка всё таки донесла. Потому что пришел Децим. Сам. - Кто к тебе приходил, паскуда?! Рука разжалась, и Шогер молча упала в ноги, закашлявшись, не в силах выдавить ни слова. - Я спрашиваю. Кто. Каким-то звериным древним чутьём она поняла, что бить будут в живот и успела прикрыть рукой лоно, выносившее Артака. Удар ноги пришелся в локоть, Шогер тихо, давясь кашлем, заскулила от боли. Мир раскрошился, как хрупкая стена её иллюзорного покоя. Сквозь обломки пробилась одна мысль - Анаит! Даже если она будет упрямо молчать под побоями, они просто продадут ребёнка! - Господин... - кашель душил, дыхание обрывалось, и она едва выдохнула, - любовника! Я... я принимала любовника, господин! У меня пропало молоко, надо было купить козу, чтоб кормить ребёнка, а морякам всегда нужны женщины... я не... я ведь уже не интересна ему, хозяин годы не звал меня на ложе... Следующий удар был почти символическим. Но едва не выбил плечо. - Шлюха. Так-то ты бережешь хозяйское добро? Зазывая в дом всякую шваль?! За спиной зашлась испуганным воплем Анаит. Децим сплюнул под ноги, почесал подбородок и рявкнул: - Собирайся! Узел получился слишком большим. Вещи, которых, казалось, было так мало, оттягивали руку словно она тащила камни. Поводок козы норовил соскользнуть с локтя, дочка брыкалась и никак не хотела успокаиваться. И Шогер не смела бросить этот проклятый узел. Как и оглянуться на покидаемый дом. >>>в Рим гончарная лавка Осмарака Бруттия



полная версия страницы