Форум » Воспоминания » Школа риторики воспоминания » Ответить
Школа риторики воспоминания
Опий:
Ответов - 23
Гней Домиций: Философ ходил кругами и ладно бы ещё в речи. Нет, сегодня он наматывал круги вокруг внимавшей аудитории, беготнёй ещё больше запутывая содержание речи. Гней ему даже сочувствовал - тяжело, должно быть, преподавать современников, тем более таких неоднозначных как Сенека, жизнь которого была у всех на слуху. Как и смерть. Мужество учителя, рискнувшего провести такую лекцию вызывало уважение, но Домиций не понимал зачем пригнали ещё и младшую группу. Салако откровенно зевал, Ульпий держался лучше, но его обычное заинтересованное выражение лица то и дело становилось каким-то каменным. Луций так вообще рисовал на дощечках что-то вроде кролика в кольчуге, Гнею даже пришлось пихнуть брата локтем. Ну что они поймут в таком возрасте? Он и сам едва-едва дождался конца выступления философа, к концу лекции и не пытаясь вникать в суть, но стараясь, хотя бы, оценивать речевые обороты и брать на заметку. Когда учитель, простившись, вышел, аудитория шумно и дружно выдохнула. - Ульпий, - помахал Гней, вспоминая кого не приглашал из младшей группы, пока они все тут, пересеклись, - через две недели пир у нас, в честь дня рождения тётушки, ты же будешь вместе с отцом? Марк промычал что-то неопределённое, означавшее, скорее, что ему надо в латрину и водички попить, чем согласие. Гней сочувственно кивнул. Оппий как всегда грезил на яву. Вот уж кому лекция точно не доставила беспокойства. - Оппий, а ты придешь с отцом?
Опий: -А? Да что ему какая-то, чья-то тетка.. да еще и после фразы, под каждым словом из которой он мог бы подписаться лично: "только вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру."что было до и после, он не заметил. Движение философа напоминало движение паука-водомера по воде, где водой было внимание, а точнее почти полное отсутствие оного у аудитории. Философ был более плавным, за ним можно было уследить, не вертя головой, и так, что глазные яблоки потом не болели, что выгодно его от водомера отличало. - Чего тебе?- переспросил шепотом
Гней Домиций: - Я говорю - ты придешь на пир к нам через две недели? Или я, как всегда, обречён стоять в этом царстве сирен как на выставке потому что старшие мужчины заняты разговорами, а матронам, как обычно, приспичит расспрашивать меня об успехах в учёбе? Хоть бы один день рождения без этого... Слушай, ты хоть записал что-нибудь? - пробежал свои таблички Гней. - Я конец фразы не поймал, где это искать теперь... не в библиотеке же Сенекиных наследников... эту вот "мы падки на всё скверное, потому что тут непременно найдутся вожатый и спутник, да и без вожатого, без спутника дело пойдёт: дорога к порокам ведёт не под уклон, а..." куда вот, интересно? - пробурчал Гней и добавил, вникнув во фразу под другим углом, - это он что же, ответственность за ученика с себя снимал что ли...
Опий: - Под откос. Не в жопу же? И вот что многих делает неисправимыми: во всех искусствах для тех, кто ими занимается, погрешности постыдны и для сделавшего промах вредны, а в жизни грехи сладки. Таблички были девственно чисты. Там красовалась только криво поставленная дата. ..и тут же услышал шиканье сзади. Наверное, разбудил кого из младших..или старших, кто их и какая разница. Главное, чтоб не шикали. Он же на их посапывание ничего не сказал, а тут вздумали шикать, нашли на кого. И Оппий, не оглядываясь пнул локтем в ту сторону, с которой шиканье донеслось. Кто-то ойкнул и на вполне себе серьезный удар кулаком по спине пришлось обернуться. После чего скатиться вперед, уже плотным пинающимся клубком.
Гней Домиций: - Что за неудачная фигура речи? Под уклон, под откос, почти одно и то же, на кой их противопоставлять? В жопу бы хоть понятно было... - сравнил механически, сообразил что несёт и возмутился, - Опий, вот всегда ты выражаешься как... Ооо, - заглянул ему в таблички, чтоб переписать, а не на слух, потому что голова совсем отказывалась соображать, - да ты запоминал?? Но таблички уже летели на пол, а одноклассник в другую сторону. - Ээ!!! - окрикнул запоздало Домиций, поднял сперва таблички, оглядываясь на мелькающие руки-ноги, на тех, кто и не думал разнимать, на хихикающих младших, вспомнив заодно резко, что следующая лекция - Фабия, который вот-вот придет... и бросился разнимать. Прилетело чьим-то локтем по рёбрам, какой-то пяткой в плечо, чуть не засадили кулаком в пах - не палестра же - но кого-то он изловил в захват с замком, по тёмному затылку понимая - не Опий, противник. - Опий, отстань от него, чего ты завёлся?!! Да держите ж его кто-нибу...
Луций Домиций: Фест почти закончил подписывать кролика "Gnaeus ", отвлекло барахтанье старших на полу, и теперь он с интересом следил за братцем: - Гней, попробуй удушающи-и-ий! Ну тот, что Скорпия тебе показывала, когда ты сожрал последнюю фигу с медом, - преспокойно пояснил окружающим, пожимая плечами, и полез через головы к брату и Опию: - Сейчас я подержу, подержу, вот так, - он прыгнул и повис на плечах Опия, и задыхаясь добавил. - Как одеялко рано утром!
Квинт: Квинт вошел, увидел, взял розгу и пробрался с ней сквозь зрителей. - Когда мы в споре машем кулаками? - задал вопрос в полный голос, похлопывая по ладони над кучей брыкающихся тел. Будто это тема занятия была сегодня и он ждал ответа. Но ответил себе сам: -когда кого-то нагло оболгали, когда кому-то фыркнули вослед, в груди вскипает гнев и гасит свет, дает совет - обидчика порви, глядишь - и разум плавает в крови, и действие летит в ответ на звук, и нет ума расправиться без рук, - тут он наклонился и за шкирку отодрал верхнего от нижнего, пытаясь поставить на ноги. - Я вам... не преподам тут.... истин новых... - и дальше договорил уже в лицо Луция Агенобарба, поводя перед носом розгой: - Но как бы ни был ты силен и ловок, а кулаком насмешку или ложь уже обратно в зубы не забьешь, в итоге получается, что - воин, а доброго словца-то... не достоин.
Опий: -..если ты добр, справедлив и хорош, если так о себе думаешь, то сумей отстоять себя в драке.. Опий наконец скатал на языке и выплюнул прямо под ноги кусок ткани цвета одежды обидчика. Или обиженного. Эссенция он не боялся, слегка досадно было только если отцу донесут.
Квинт: -...в палестре, - продолжил его мысль, ткнув его розгой в грудь, Квинт. - А здесь сперва докажи, что ты добр, справедлив и хорош. Ко всем относится. Есть что сказать?
Гней Домиций: Гнею, уже поднявшемуся, но ещё придерживающему брыкающегося противника Оппия, сказать было нечего. Разве что Оппию, потом, наедине.
Луций Домиций: Как-то невежливо его оторвали от Опия, так даже самые злые родители по утрам детишек не будят, срывая с них одеяла. Пока Фабий импровизировал свою мораль, помахивая розгой, Фест лихорадочно придумывал, что бы ему такого ответить: - Смотря кто слово доброе произнесет, иному, может, похвалы такой не надо, ему, несчастному, одна награда, кулак в зубах... - но учитель уже не слушал и Фест решил и не продолжать, все равно слова кончились.
Опий: -а че в палестре, туда ж не драться, а заниматься приходят,-возмутился Опий. Хорошо хоть покусанный не канючил кто во всем виноват. Видно, не совсем потерян. Цены б не было, если б не шикал. На кого не надо. Напрягало внимание, которого он внезапно удостоился. А Гней чего-то спрашивал, кажется, до шиканья.
Квинт: "Уже разговор" - Квинт, удерживая внимание Луция Агенобарба вскинутой рукой, кивнул Опию: - А здесь - место для драки, значит? - повернулся к Фесту: - Вижу повод к войне, жду обличительной речи. Ты готов сформулировать суть конфликта?.. Кто берет на себя роль адвоката виновного? Если виновный собирается защищать себя сам, временно будем называть его адвокатом, а судить - его воображаемую проекцию, оставшуюся в памяти присутствующих. Последствия напрямую будут зависеть от качества защиты. Условия приняты, или будут предложения?
Гней Домиций: Гней рассерженно взмахнул рукой, вызываясь: - Я готов сформулировать суть конфликта и быть адвокатом! Поднял свои таблички и начал с обвинения, почти не заглядывая в лекцию: - "Неужто ему удалось тебя убедить, будто он — человек добра? Человеком добра нельзя стать быстро, как нельзя быстро распознать его. Знаешь, кого я называю теперь людьми добра? Людей второго разбора! Потому что истинный человек добра рождается, может быть, раз в пятьсот лет, как феникс; впрочем, нет ничего удивительного в том, что великое появляется изредка. Посредственное, рожденное для того, чтобы влиться в толпу, фортуна создает одно за другим, исключительность исключительного удостоверяется его редкостью. А ему еще далеко до того, чем он себя провозглашает; и знай он, что такое человек добра, он бы не считал себя таким, а может быть, и не надеялся бы им стать. — «Но он плохо думает о плохих». — Как и сами плохие люди: ведь тяжелей всего порочность карается тем, что противна и самой себе, и своим приверженцам. — «Он ненавидит тех, кто, внезапно получив большую власть, не властны сдерживать себя». — И он бы делал то же самое, если бы мог. Пороки многих скрыты, потому что немощны, а уверенные в своих силах, они стали бы не менее дерзки, чем те, которых счастье вывело на свет. У таких лишь нет средств развернуться во всей своей низости. Так ядовитую змею не опасно трогать, пока она скована холодом: не то что в ней нет яда, а просто он заморожен. Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться и жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же", - сделал паузу и вскинул руку, демонстрируя "суду" таблички. - Хорошо сказано, не так ли? Чётко, ясно, убедительно, правильно. Одна беда - это сказал человек, укравший у Империи триста миллионов сестерциев, ростовщик, разоритель дружественных царей и паршивый учитель. Словами, как известно, можно доказать и опровергнуть что угодно. Иногда я перестаю понимать, для чего изучаю риторику. Но потом вспоминаю, что для верного изложения фактов, чтоб избегнуть их искажения риторика необходима, как необходим резец скульптору, желающему правдиво передать человеческое тело в мраморе. Я призываю высокий суд вспомнить, - возвысил голос Домиций, - что поступки важнее слов, как бы ни блистали громкие слова. А поступки обвиняемого таковы: он помогал мне с лекцией. На него шикнули, он отмахнулся, его ударили, он подрался. Обвинённый, он не обвинил других. Два хороших поступка, против одного неблаговидного. Он виновен со всей очевидностью, и с той же очевидностью заслуживает снисхождения высокого суда. Дикси.
Луций Домиций: Фесту надоела эта маячащая перед лицом розга, но что ж с ней поделать, речей-то он не закончил и на адвоката не тянул, даже воображаемую проекцию не защитить. Но братец как всегда всех спас, и Луций, издав восхищенное присвистывание от этой многословной, но убедительной речи ("запомнить и повторить перед матерью!"), добавил, обращаясь к Фабию: - Правильно говорит, учитель, пора бы уже выбрать из этих золотых булл двенадцать потяжелее и поприсяжнее и проголосовать за Морфея!
Опий: Мелкого Домиция Агенобарба с него сняли вовремя и тот не успел тоже огрести за то что разбираться помешал Эссенций хотел речей, неймется же ему. Гней же ж.. Ну и в тему же он высказался. Опия поразило не столько то, что Гней за него вроде как заступался - зачем, спрашивается, он и сам не идиот, а то, что и как тот процитировал. И еще кто-то жаловался на память и что записать не успел. И он только хмыкнул. Что его положение не улучшало. Про себя решив, что пойдет куда там Гней его звал, деже если там и вправду сплошные тетушки и расспросы. В любом случае лучше, чем дома.
Квинт: Поначалу пытаясь вывести суть конфликта из цитаты, Квинт внимательно слушал, глядя в небо. Когда речь прктически по правилам разрешилась - - Понятно, - ответил Квинт, и грустно оглядел долговязую фигуру Публия. - В действиях оправдан, за молчание будет взыскано. Почему за тебя распинался Сенека?.. Речь хороша, Гней, однако содержит в себе вопрос и ошибку, которая и является ответом на этот вопрос. Если ты цитировал Сенеку, то признавал правдивыми его слова, если ты противопоставил автора его словам - не увидел ли ты, что они и его изобличают? Защищая человека, который оказал тебе помощь, ты ничего не упустил? Шикнули бы на него, если б ты не спровоцировал его просьбой о помощи? Кто, в таком случае, главный виновник происшествия? Ты, Гней. Так для чего ты учишься риторике?.. Квинт отбрел из круга подростков и отбросил розгу на ее место.
Гней Домиций: Гней, понявший нелогичные вопросы как требование анализа собственной речи, и не ожидавший этого требования по речи столь короткой, некоторое время собирался с мыслями, думая, что, наверно, это предназначено для младшей группы, и отдал таблички брату. - Возможно и изобличают. Но это - тема отдельной дискуссии. Я нигде не признавал его слова правдивыми. Я назвал их чёткими, ясными, убедительными, правильными - таковыми можно назвать ещё до полусотни рассуждений подобного рода разных философов, без спора о критериях истинности и уточнения системы морально-этических координат. Я строил свою защитную речь отбросив вводные Опия и Фабия как несущественные, запутывающие дело, и вернул внимание суда к строгим фактам. Ибо для суда, в данном случае, несущественно хороший ли человек Опий и ещё менее существенно сможет ли он это доказать. Римский суд оперирует фактами. Украсив свою речь примером рассуждений Сенеки, а не, скажем, рассуждениями на эту же тему иудейских мудрецов, я поддерживал контекст, дабы не отвлекать от сути речи воображаемых присяжных, что случилось бы, приведи я не одно поддерживающее контекст рассуждение о доброте человека, а два непохожих или взаимоисключающих. К тому же, это затянуло бы речь и некоторые из присяжных, - чуть улыбнулся в сторону брата, - потеряли бы нить и уснули. Домиций взял паузу, поскольку шикание, явившееся причиной драки, логически не было его виной - ведь учитель уже вышел из аудитории, лекция закончилась и они с Опием никому не мешали. Но обвинять одноклассника не хотелось даже в учебном судебном разбирательстве. - По поводу остального... - поколебался Гней, прикидывая сможет ли брат защитить его, не обвиняя других. И дал младшему шанс: - Я назначаю своим адвокатом Луция Домиция Агенобарба.
Луций Домиций: А вот такой подставы Луций не ожидал, стал бы он помогать, зная, что брат... а, ладно, отчего бы и не попробовать. Он подобрался: - Кхм-кхм... Я готов быть адвокатом благородного Гнея Домиция Агенобарба. "Бегал ли Феб от стола и от пира Фиеста, не знаю; От твоего же стола я убегу, Лигурин. Правда, прекрасен твой стол и уставлен он кушаньем дивным, Но как начнешь ты читать, в рот не идет ничего. Не подавай камбалы, и барвены в два фунта не нужно, Устриц не нужно, грибов, - только одно: помолчи" Поэтический дар Марка Валерия Марциала может не казаться безусловным для присутствующих здесь, однако в чем его сила перед классиками? Сила его в покорении божественной Мнемозины, которая касается наших голов и так отчетливо входит в них, что нет никакой возможности совладать с этой стихией. Можем ли мы отнести Сенеку к классикам? Разум подсказывает, что нет, но! Велик человек, написавший такое количество сложного текста, настолько страстно связаного узами Гименея с пошлой реальностью, что у него не остается никаких сил на Мнемозину. И когда она уходит, забытая, горевать, у моего благородного брата Гнея Домиция Агенобарба, - он махнул рукой в сторону брата. - Остаются пустыми его восковые дощечки, потому что многие учителя любят величие - но можно ли их в этом винить? Пустые дощечки слишком пусты даже для учения классика Демокрита, и заполнить их или хотя бы преуменьшить пустоту - достойнейший из поступков. Однако кого можно винить в том, что мироздание оказалось на грани? Можно винить великих, подражающих классикам, учителей, слишком быстро и сложно диктующих из великих, или богов, что создали и первых, и вторых, и даже третьих. Нужно винить бесконечное число маленьких атомов, заполняющих Великую пустоту, но редко залетающих разным болтунам в рот. Дикси. Фест выразительно посмотрел на Фабия и остальных: - Присяжных?
Квинт: - Надеюсь, ты снова запомнил, что только что сказал, - пробормотал Квинт, прищурясь. И прислушался, что скажет новый защитник. - Да боги с ними, с присяжными. Гней, - обратился он после того как выслушал. - Поверь, я оценил все красоты твоей речи еще до того, как ты, любуясь ясностью своего изложения, описал их заново, чем лишний раз продемонстрировал суду, что конкретно ты учишься риторике не затем, чтоб уметь излагать факты. Этому учится Опий. Который молчит. Этому учится твой брат, который, сказав так много и красиво, умудрился не сказать ничего, сославшись на обстоятельства непреодолимой силы. (Полезное умение для адвоката, Фест, но сработает только с таким лопухом, как твой учитель Фабий). А ты, Гней, учишься риторике, чтобы факты не могли от тебя укрыться, независимо от того, как и кем они изложены. Ибо, как ты успел предположить, правильные слова не становятся неправильными от того, что их высказал неправильный человек и это тема для отдельной дискуссии. Итак, в ходе наших препирательств на тему, считать Сенеку человеком или Марциалом, выяснились обстоятельства, ранее неизвестные, снимающие обвинения с Гнея Домиция Агенобарба. Стало быть заседание суда мы можем отложить на неопределенное время, пока не найдется то звено уводящей в руки богов цепи, что, по словам Луция Домиция, не заслуживает словесного ответа. А поскольку, надо полагать, оно не найдется, - Квинт, смеясь, оглядел мальчишек, прекрасно понимая, что такое сдать товарища, хотя, шикни этот товарищ на несчастного немого Опия при философе и разнимали бы кучу два преподавателя, - вернемся к риторике как таковой. Нет, мы можем, конечно, попытаться заставить кого-нибудь проговориться! - он заново огляделся, прежде чем свернуть следствие. - Но мне сдается, если вы немного подумаете о том, можно ли солгать поступком, это будет и плодотворней, и гораздо интересней.
Гней Домиций: Гней нахмурился: - Я изучаю риторику и для того, и для другого. Забота о справедливости и законности - моя сословная обязанность. Возможно, мне придётся выступать в суде, и не однажды, - добавил без всякого энтузиазма. А, после призыва вернуться "к собственно риторике", взял дощечки и принялся набрасывать обычные вопросы, озвучивая их быстрее, чем писал: - Моя речь построена на максиме "дела важнее слов" и разбивается только в том случае, если кто-то рискнёт подвергнуть сомнению или опровергнуть эту максиму. Это маловероятно. Что помешало бы воображаемым присяжным уразуметь суть моей речи: "Словами можно доказать и опровергнуть что угодно; но для верного изложения фактов, чтоб избегнуть их искажения, риторика всё же необходима; призываю высокий суд вспомнить, что поступки важнее слов и вернуться к фактам; факты - поступки обвиняемого - таковы..."? Что было лишним - метафоры? Чего не хватило - ещё одного рассуждения о добре для примера? Было ли правильным решением поддерживать контекст или стоило вырвать из него внимание аудитории контрастным рассуждением?
Опий: Опий в этой риторической перебранке не участвовал. И не потому, что действительно учился риторике, как великодушно предположил Фабий. Просто одно дело процитировать что-нибудь, а совсем другое - связать это с собственными словами, во внятную речь со смыслом, еще и доказывающую что-то. Заставлять живых и покойных мудрецов подтверждать собственные измышления - то, что ему вообще редко когда удавалось. Размышления мудрых были интересны сами по себе, без приложения к какой-то проблеме, без возможности их использовать - как-то неэтично это было по отношению к старым и мудрым. Или молодым и ехидным, без разницы. И ему было в общем все равно что там по его поводу решат - не таким уж страшным было это его прегрешение, можно подумать в первый раз. Но поступок Гнея оценил - оба поступка: и то, что тот за него заступился, и то, что спас его от необходимости плести слова самому. Хорош бы он был мычащий что-то невнятное перед всеми. - Я приду,- шепнул Гнею, решив, что это будет достаточной благодарностью. Оставалось придумать, как смыться из дома, если отец не сможет пойти на это празднование. Или как не попасться на глаза, если пойдет, а брать его с собой не захочет. на вопросы в анкете ответил, жду еще
Квинт: - Главное достоинство твоей речи, Гней - это ее понятность. Главный же ее недостаток... даже не то, что она не открыла факта... А сама ее красота, которая застилает тебе все сказанное после нее... Кто-нибудь слышал задание, или все продолжают думать о речи Гнея?..
полная версия страницы