Форум » Мир » Брундизий. Рынок. » Ответить

Брундизий. Рынок.

Тевкор: Как в Греции - всё есть.

Ответов - 34

Тевкор: >Брундизий, стабула>>> "покупать рабов лучше в Сиде", - говорил Мудреный не без иронии. Кто бы подумал покупать себе раба. Избавлялись они от живого товара наскоро. Иногда удобней было топить. Концы в воду и всё. Новостью было смотреть на продажу с этой стороны, и Тевкр понимал, что переплатить придется. Вдвое или втрое против того, за что они сами, бывало, отдавали. Это раздражало, особенно вкупе с туникой - выбрать пришлось в прошлый раз добротную тряпку, зашитую по плечам, не спустишь на пояс, - и к спине липло. Может, отчасти поэтому его и обычно-то не слишком подвижная морда была угрюма настолько, что не выдавала силы сжатия нутра. Тевкр изнутри как скрученный прут был - отпусти и хлестнет. А отпускать было нельзя. Это приносило плоды - коня он сторговал на днях практически молча. И так же молча освоил посадку. За эту пару дней мотания от клада до клада. Ценой синей задницы. Он в жизни своей не думал о таких вещах, а тепеть, лбом к стене от мысли, как с рабами таскаться по суше, не брать же еще лошадей, да и кто рабов верхом сажает, он как-то неожиданно ощутил, за что взялся. А таскаться придется именно по суше, потому что в Капую. И в Капуе его ждала очередная стена, он чувствовал это отбитой об коня жопой. Только хрен его это останавливало. Возок надо будет. И - тут он вздохнул, - приличный.

Тевкор: Клетки, в которых оно хранилось, двуногое зверье, не любил он. Откуда только ни везли, не тем будь помянут изведанный мир, и по скольку дней только не сидели в таких городах. Что-то стоящее уходит с торгов влет, а привезут с фронтов с десяток семей, те языков не знают, чисто звери, кто и в колодках, дикие, морды пообгорают, понос, почесуха, ругань. На прокорм торгаш тратится готов только на своих, а таких, с приза, так, лишь бы с хозяина слупить за хранение... а тот и сам как таран гол, всего имущества - то что в клетках, того и гляди рядом сядет за долги... Там, конечно, и дешево станет, да рыться..! Тевкр, однако, прошелся везде. И даже заговаривать пробовал, если чуял в лице что-то сквозь рыночный смрад. И всякий раз отвечал ему взгляд непонимающий и хорошо если доставал до глаз. Что ему надо было? Положиться. А едва сойдет усталость с такого... И он дошел до египетского сборища, тут подороже уже было и почище, в покои, на пляски, в простыни... тут уже отпущенник, лениво следивший за хаосом передвижений в рядах, послал за перекупщиком. Тевкр проводил взглядом метнувшегося. И взгляд по дороге, недопровожав, лег на рыжий затылок. "Затесалось..." - подумал. В египетскую породу. Но на выбор было не густо. Толку в них, чистых, умеющих вертеть задом, Тевкр не видел. Когда б не синяк во лбу, о котором он не помнил, естественно, он со своим оценивающим подходом не напряг бы никого. А так пересекся пару раз взглядом с отпущенником и во второй раз глаз не отвел, а надавил молчаливым подтверждением: "хозяина позови".

Работорговец: - Чище гречонков на всей Адриатике не сыщешь, да ты что, посмотри на него! - демонстрируя достопочтенному квириту свежий товар, Херея задирает заплаканному пацану одиннадцати от силы весен порванную тунику и хлопает рукой, царапнув грязным ногтем невольно, - жопа тверже монет, которые ты платить за него будешь. Если ты понимаешь, о чем я, хе-хе... - Зачем мне твой грек, - кипятится достопочтенный квирит, обдавая добычу чесночным запахом и сальным взглядом в равной степени тяжело и неотвратимо, - зачем мне твой грек за пять тысяч, когда я могу пойти дальше и за четыре найти чистокровного авзона без твоего отвратительного выговора. - Ооо, а ты выговор трахать собрался? Что-то новое, напиши свиток и отправь его перекладными в бибилиотеку Форума, а то сенаторы с принцепсом и не в курсе новых веяний! - У, грязный жид, Юпитер тебя порази в дыхательное горло...! - И чем же? Помпоний... Помпоний, да я по тебе водные часы заряжаю уже, мой Помпоний, каждые полторы недели одно и то же, - Херея картинно взмахивает рукой и отвешивает пинка гречонку, отправляя его в объятия благодушнейшего квирита. Квирит, следуя уже устоявшемуся сценарию с отвращением бросает в Херею мешочек с пятью тысячами и удаляется, попинывая покупку. Вызванный приспешником, Херея смерил взглядом пришедшего... эхм... покупателя - худого, битого, потного мальчишку, пара тысяч монет с третьих торгов и то если пользу приносить способен, охотничая да собирая раковины по побережью, и ухмыльнулся: - Тебе чего, пацан? Сдаваться пришел? Я товару процентов не даю, тока жратвой.


Элени: Сложно представить, что хоть где-то еще ей будет хуже, чем было у киликийцев. О, эти люди – они умели добиваться желаемого, не брезгуя никакими способами; они умели заставить забыть о прошлом, сколь бы многообещающим и счастливым оно ни было. Молодая гречанка, славившаяся хорошеньким личиком, острым умом и строптивостью едва только ей только минул десятый год – о, она должна была иметь счастливую жизнь! Рим представлялся ей заветной мечтой, Рим представлялся ей центром мира, сколь брезгливым бы ни было привычное отношение жителей Афин к нему. А ее жених? Отец говорил о нем, как о молодом человеке выдающихся достоинств – приятен собой, остроумен, достойного греческого рода; как она была счастлива, ступая на один из отцовских кораблей в самый первый раз! Нет, рыжая промокнула глаза, заверила мать и сестер в своей вечной любви и вечной привязанности, но она совсем не чувствовала печали. Теперь ее жизнь принадлежала ей и зависела только от нее. Принадлежала ее жизнь ей еще несколько дней плаванья. А потом были пираты, был бой – и была она, уже в качестве рабыни. На то, чтобы объяснить ей правила нового положения, ушло много недель… пара угроз лишить ее пальцев, что было вполне возможно за счет того, что быть рабыней для домашних или тем более полевых работ Элени не могла. Греческий, латынь, пение, игра на инструментах – ее ролью было услаждать взор и слух и… и более низменные чувства. Словно в насмешку, пираты прозвали ее Сирануш, прозвали ее любовью. Но, как бы плохо ей ни было у морских разбойников – неизвестность все равно страшнее. И корабль – это не клетка, где ты сидишь на полу, окруженная со всех сторон грязными, вонючими, истощенными людьми, и новые чужеземцы – они ей совсем не по душе. Рим должен был стать свидетелем ее триумфа, а не унижения, но все же… Вдруг где-то здесь, в этой толпе, ее отец? Вдруг ее искали все эти годы? Вдруг, посредством какого чуда, ей удастся вернуться домой? И что тогда?

Тевкор: ...хоть у кого бы увидеть глаза как у Мудреного - был же тот рабом когда-то, - то ли надеялся, то ли опасался Тевкр, разглядывая товар в подробностях от ниток, выбившихся из подола туники до цвета под ногтями, от морщин поперек одного лба до детских волосков на другом подбородке, от копченого египетским солнцем профиля до рыжей головы. В раздумья ворвалось привычное "тебе чего", и тот же голос возвестил о собственной скупости. - Вииижу, - громко подумал Тевкр не торопясь отворачиваться от рыжего, в тооочности материнской интонацией, когда оправдывался перед ней мелким, и, как всегда глухой к тону, задумчиво перевел выбирающий взгляд на торговца. Которого оглядел с неослабшим вниманием к мелочам. - Ты писать умеешь? - сделал вывод в результате осмотра, уже на латыни, и, не доводя посторонней мысли, прицепленной к поясу все в тех же легионерских ножнах, все так же размеренно продолжил осенившим: - Бери доску. Пиши... - "если денег хочешь..." И стал прямо над ухом у еврея, чтоб видеть, как тот запишет. И чтоб не орать. - "Царь один сокрушался... Трех вещей я не знаю, и три вещи мне не понять: пути корабля в море..."

Работорговец: - О, да, ты многое видишь, мой мальчик... - тон Хереи изменился на более приветливый, он более чем дружелюбно снял с рыженькой гречанки, что перекупил третьего дня у пиратов, восковую табличку с ценой и описанием, затер все это тщательно и послушно взял стилус в руки. Малыш бормотал что-то отдаленно похожее на иерусалимские проповеди и Херея даже вытащил язык наружу и округлил со всей серьезностью глаза, царапая дрожащей рукой по табличке... до тех пор, пока тот не подошел сзади. Херея, натренировавшийся на господах квиритах столько, что впору было изображать на мегалопольском театральном алтаре девтерагониста, воровато повернулся и, озорно улыбаясь замызганному, дал ему возможность насладиться вмятинками на золотых зубах, винным дыханием и кругло написанным на латыни и греческом: "Пацан потный, 1 штука, цена в базарный день - 1500 монет без туники". - Какой язык тебе больше, нравится, мой мальчик? И, - он кивнул, посмеиваясь, Фобосу и Деймосу, что пора бы уже тоже вступить в это веселое представление, - хочешь я бесплатно замеряю тебе шейку? Крепкие греки молча встали на расстоянии десяти дигитов по бокам от резвого покупателя.

Элени: Она слышит киликийский – вскидывается даже; мож, знает она этого, хоть и вряд ли вспомнит - за четыре года в морях все лица будто бы затираются соленым воздухом, винным запахом, и в памяти остаются только голоса. Голоса вообще полезны, они куда как вернее демонстрируют настроения своих обладателей, можно понять, как вести себя, чтоб не попасться плохому человеку да под тяжелую руку лишний раз. Нет, это не покупатель; откуда у такого деньги возьмутся? Он едва ли старше нее самой, его одежда – не демонстрирует достаток, и вообще… у нее еще есть время. Пара часов, быть может дней, если она и дальше не приглянется никому, к своей-то удаче. Здесь то что – сидишь, ничего не делаешь, разглядываешь многоцветную и многообразную толпу, вслушиваясь в голоса, пытаясь понять, кто здесь откуда. Понравилось бы ей жить здесь? Покупала бы она сама себе рабынь здесь? Лучше было бы отпустить призрак той, лучшей жизни; жизни, которая иногда навещает ее во снах, жизни, которой она должна была жить. С ней – сложнее, с тем, что ты каждый день думаешь о том, а как бы все сложилось, если… глупости все это. Если она здесь, значит, так угодно богам. Неприятные, тяжкие мысли хорошо прогоняет любопытство – она смотрит на своего временного хозяина, на глупого юнца, что требует зачем-то писать. Трех вещей не понять – пути корабля в море, ястреба в небе, змеи на скале. Надо же, еще помнит; Элени улыбается с довольствием, тихонько, себе лишь под нос, пробормотав заветные слова. Кажется, сейчас она станет свидетельницей преинтереснейшей сцены.

Тевкор: ...даже если написать "один" цифрой, то она станет после первого слова, короткого слова "царь", и больше в том, что Тевкр наговорил, цифр не было. Так что он долго не разглядывал буквы, хотя и узнавал некоторые, а, мельком подумав о том, что роскоши не понимает, это так, переспросил неуверенно: - Шейку? - пожал плечом: - Да незачем... - и без нажима, но твердо взял табличку из рук, судя по дрожи, уже на Тевкра ее примеривших. - Греческий больше нравится, но мне нужна латынь, - сказал задумчиво, теряя между охраной взгляд, каким смотрел всегда между "своих", к которым, дурак, собрался в Капую. И подошел вплотную туда, где, как он успел заметить, в ответ на родное слово вскинулось... Мир не велик. Он только сейчас понял головой, что это рыжее - девчонка, но каким-то наитием все же протянул ей табличку. - А вот голос услышать хочу... Прочти? - обратился к ней полувопросительно. Цена, если он правильно понял последнюю цифру, его устраивала вполне, даже удивляла немного - красивая, казалось бы, девка. Он пощупал кошель, подвинув нож левой рукой за рукоять и не теряя из общей картины оставшихся в паре шагов по боку охранников. И подумал о том, что одел бы ее... ну, красиво... с вышивкой, вроде той туники, в которую вырядил его Андро, и какой сам бы не купил себе точно.

Работорговец: Давно Херея так не веселился, все-таки нужна свежая струя в проходящих однообразно буднях, очень нужна. Конечно, струя вина определенно лучше, чем струя воды, но воды, не мочи же, моча была бы хуже всего. Парень шевелил губами, стремясь разобрать прочитанное, потом забрал табличку и пошел за помощью к рыжей девчонке, которую, кажется, тоже забавляло происходящее. Херея кивком велел Фобосу и Деймосу следить за пацаном внимательнее и проговорил скорее добродушно, чем насмешливо: - Ты что же, читать не умеешь? И ради чего я так старался и круглил буквы, мои боги? Закончишь ворковать с девчонкой, верни мне табличку, я исправлю цифру на поменьше. - И уже обращаясь к рабыне, - Малышка, ты уж прочитай ему... повнимательнее, справишься - в одну клетку посажу, все ж веселее будет.

Элени: Прежде, чем начать читать, она вопросительно смотрит на Херею; самостоятельность у пиратов не поощрялась, и уточнять, принято ли и на рынке наказывать, оставляя без воды на несколько дней, ей совсем не хотелось. Херея пусть и не казался опасным, но все ж осторожность лишней никогда не была. Но чувство оказывается приятным; буквы складываются в слоги, слоги превращаются в слова. Но кому какое дело, грамотная ли девка, если делом ее будет – ночью хозяина согревать? -Пацан потный, одна штука, цена в базарный день – полторы тысячи монет без туники. – она повторяет этот же текст на латыни и поднимает глаза, протягивая табличку обратно: - Я грамотная, и читаю, и пишу на греческом и латыни. И говорю на киликийском – на всякий случай добавляет; в наличие тугого кошелька у такого слабо верится, а вот работать на кого-то куда как более богатого он может вполне. Присмотрится, приценится, потом расскажет, кого видел; если нужен именно грамоте обученный, чем плохо для нее-то будет?

Тевкор: Щенок не повел и бровью. Хотя поверил сразу. Раба в клетке не придумает. Цифры совпали. Мудреного ему все равно не найти и близко. А цена слов сейчас определялась тем, сказаны они или написаны. Даже переносица не пошевелилась. - ...накинь пока на себя, - сказал он разговорчивой, указывая на доску взглядом. Стряс одной рукой из кошеля какую-то мелочь, кинул под ноги охране веером: - За тунику... Я беру эту рыжую, не раздевать же. Открывай, и иди получи что запросил за нее... Мелочь еще катилась - иная к отдаленным клеткам, иная под навес. Тевкр выдавил в кулак полторы тысячи по одной крупной монете. Наблюдая вполоборота. Не снимая левой ладони с пугио. Ну девка. Он был согласен на хромого, клейменого, однорукого, трясущегося, даже опасного. Девка - не хуже.

Работорговец: Херея даже подошел поближе, слушая, как читает табличку товар, и когда она начала тихо, но все же давать сама себе рекламацию, прерывать не стал, только хрюкнул довольно в конце: - От какова малышка, бойкая, ладная, удочерил бы, да зубы надо вставлять! Зубы, мальчик, целые и крепкие, - это в нашей жизни важнее всего... И видя, как рабыня в клетке просовывает голову в собственноручно исправленную Херей табличку, он хлопнул громко в ладоши - веселье продолжалось! Еще бы зрителей побольше. Фобос хоть и дернулся собирать раскатившиеся по земле монеты, но был остановлен рукой Деймоса и взглядом работорговца. Ну и умыкнут зрители пару монет, что из того? Вооруженный и оскорбленный тощий щенок мог нарезать в капусту много товара, прежде чем сам получил бы железо в живот. Охрана осталась неподвижно следить за пацаном, и пока он ронял монеты, как добрая кура - яйца, Херея подошел к рыжей, потрепал ее ласково по щеке, подмигнул и затер слова "потный пацан" и "1500". На месте первых он быстро нацарапал "Девка грамотная", но вот на месте цены занес стилус и картинно задумался: - Мне было бы ужасно неловко перед Меркурием продавать такую славную малышку по цене потного оборванца... но если ты хочешь именно то, что было написано на табличке..., - он кивнул Рустасу, пришедшему от соседних клеток поглазеть на представление Хереи. - Дружок, приведи кого-нибудь за полторы тыщи из своих закромов, а ты, Деймос, подкати почтенному покупателю кадку воды поближе, пусть у него будет выбор! Через несколько мгновений Рустас подтащил на веревке полуграмотного фракийского оборванца тринадцати лет и бросил его перед пацаном, задрав рабенку тунику. - Нет, ну что еще заставит почтенного.. гы-гы... квирита захотеть то, что на табличке, а не то, что под ней? А в кадку можно смотреться, - Херея хрюкнул своей шутке и написал на табличке рыженькой "2500". Пацан ему нравился, так что торг уместен.

Тевкор: Тевкр, которому как рабу цена была меньше чем тунике, на нем надетой, от бестолковой возни начинал уставать. А исправленная надпись была примерно тем, во что он и собирался изначально вложиться. - Открывай уже, - посмотреть свысока нужна какая-та дополнительная гордость, что ли, но то, что он чувствовал к старательной язвительности продавца, выдавалось этим ленивым вздохом естественно и сполна.

Элени: Эй-эй-эй, ее что, всерьез покупать собрались? Еврей, кажется, веселился при мысли о том, что его посетитель может заплатить требуемую за девчонку цену, и, значит, за настоящего клиента его едва ли считал; у самой-то рыжей понятия пока нет, кто здесь плох, а кто хорош, на кораблях жизнь другая, проще и жестче одновременно. Она послушно вешает табличку обратно на шею, думая, не поменять ли надпись на ней, но работорговец делает это сам, потрепав ее по щеке. Он не злой человек, по крайней мере, к ней не злой, но это его «удочерение» почему-то не кажется рыжей хорошей перспективой. Она не без любопытства читает новую надпись – теперь уже с другой ценой – и поглядывает на этого, покупать который ее собрался.

Работорговец: Херея сочувственно покачал головой, кладя руку на замок клетки, но не отпирая его: - Болеешь, мальчик? С таким тяжелым дыханием где уж за грамотной девахой углядеть, да еще рыжей такой, ты подумай, у тебя есть еще пара мгновений, этот издохнет раньше, чем уведут, да и стоит по твоему кошелю как раз, - Херея ногой поддел полуторатысячного пацана, отправляя его обратно Рустасу. Рустас застыл, придерживая рабенка за поводок и не вступая в спор: натужно сопя, он ожидал решения покупателя, - влезешь с рекламациями, а тебе Херея потом все зубы пересчитает, как уже не раз бывало. Фобос с молчаливого разрешения хозяина оставил пацана на попечение Деймоса, а сам собирал последние монетки, считая их вслух, складывая каждую найденную к сумме предыдущих. К тому моменту, как он выпрямился, набралось три неполных динария мелочью. - Та-а-ак, значит ты мне должен еще девятьсот девяносто восемь динариев, надменный потный ребенок, - Херея весело поцокал языком, - где же мои денежки?

Тевкор: Еврей тянул кота за хвост. Какое заболеть, тут сдохнуть можно было. Иная девка уже родить бы успела. - Выводи-выводи, - Тевкр поглядел на его копания едва ли не с жалостью, нехотя и коротко ухмыльнувшись, ну да, вот прямо сейчас он деньги вперед товара из рук выпустит, - пока она еще рыжая... А то досидишься, что и этого хватит, - кивнул на пересчитанную мелочь. - Надо же глянуть, за что ты столько ломишь.

Работорговец: - За рыжину накинуть бы еще сестерциев сто не мешало бы, смотри-ка, чистая медь, - Херея потрепал рабыню по голове через клетку, глубоко вздохнул и открыл замок, приговаривая. - Ты бы еще про роды сказал, что за молодежь пошла - ни уму, ни сердцу, ни пошутить, ни порыдать. Узри же, мышонок с сумою, девку, за жопу которой платишь мне медью - и заплати серебром! - Херея картинно поклонился публике и рывком вытащил рыженькую из клетки, другим рывком сорвал с нее куски не самой чистой ткани, обнажив перед покупателем, и присвистнул. - Не Гомер, конечно, но и ты далеко не Одиссей, мой мальчик. А вот из-за девчонки могла бы разыграться какая-нибудь войнушка тысячи на четыре копий. Он довольно бесцеремонно повернул ее задом к покупателю и почтенной публике, убрал со спины волосы, и доверительным тоном предложил: - Хочешь, я попрошу ее подогнуть коленки?

Элени: Если киликийцы в чем еще и талантливы, кроме морского разбоя (можно вспомнить еще о прекрасных козах, шафране и изюмном вине, ну так когда пираты уважали своих сухопутных одноплеменников?), так это в усмирении норова своих рабынь. Может какая девица побудь у них поменьше и не разучилась бы брыкаться да зубки при каждом удобном случае демонстрировать, но к Элени это точно не относится; прятать свои истинные желания девчонка научилась отменно. Вот и она – тихая, смирная, лишь волосы назад отводит, когда торговец срывает с нее и так не слишком щедро покрывавшую тело ткань. Здесь, на рынке, грудей можно увидеть сколько хочешь, и не только грудей, так что зрители собрались вокруг них скорее ради реплик остроязыкого еврея, нежели ради нее. Вот Элени и терпит – и задом поворачивается, и колени преклонить готова, пусть только скажет. С ее шкурки хватит и уроков, что преподали ей на корабле, больше рисковать Элени не желала.

Тевкор: Щенок уже готов был пойти поискать настоящего хозяина, в убеждении, что перед ним вышедший из употребления лицедей в тоске по былой славе. Ну а как - полтора слова по делу. Но еврей сподобился наконец вывести и показать товар лицом и прочими местами, в которые Тевкр не поленился заглянуть, щупая подмышки, ненадолго оставив рукоять ножа, и, если не нюхая, то только потому что и так чуял не шевеля ноздрями. Что хороша была, то да. Хоть и второе дело на этот раз. - ...сотню, - довел он до сведения работорговца, - я удержу за каждое твое лишнее слово, - выпрямился из сосредоточенного осмотра промежности на предмет не в прыщах ли, и, прижав лишние монеты двумя пальцами, высыпал наземь перед евреем десяток золотых. - Как договаривались: ты обещал скинуть если она прочитает. Тунику ей верни. И оттер ее плечом от клетки.

Работорговец: Жест собственника заставил напрячься Фобоса и Деймоса. Первый осклабился пацаненку в лицо, второй не без труда забрал оттертую рабыню. Толпа зрителей напряглась, зашумела, забурлила на разные голоса - Откуда берутся такие бестолковые дети? - риторически вопросил в толпу Херея, подтаскивая рабыню обратно к клетке и бросая ей старую мужскую тунику, чтоб прикрыться. - Как ни странно, из того же места, откуда берутся великие императоры и храбрые преторианцы! - Ответил и насмешливо посмотрел на мальчишку, рассыпающего золотые по земле. - Деньги - это тот же хлеб, мальчик, а ты валяешь этот хлеб в земле. А что касается договора, - посерьезнев, Херея чеканил каждое слово. - Я сказал: "Малышка, прочитай ему повнимательнее, если справишься - посажу вас в одну клетку". Тут много свидетелей. Ты действительно заключал со мной такой договор? Думаю, что нет, я бы на это не пошел, ты сожрешь больше, чем прибыли дашь. Поэтому еще... ммм... ну хорошо, полсотни за рыжинку - и забирай.

Тевкор: Охранник осклабился и Тевкр расслабился и высыпал в кошель оставшиеся в кулаке полтысячи. Влезать они обратно не хотели и он завозился; когда его вдруг толкнуло в плечо. Он вскинул глаза: второй цербер с трудом выдергивал из нагромождения кадок, чужих рабов на веревочках и потревоженной им толпы злосчастную рабыню, и Тевкр проводил удивленным взглядом до брошенной туники... будто тряпку добросить нельзя было и дотуда, где девка стояла. Еврей по-прежнему лез из кожи и, похоже, злился. - Что ты ннадоел? - лениво возмутился Тевкр. - Ты мне серьезной цены еще так и не назвыал ни разу: то ты не дослышал, то ты недовидел, то ты без зубов, то ты деньги жрешь вместо хлеба. Он сгреб подошвой свое золото, упавшее кучкой, без суеты подобрал, бурча: - о чем с тобой договариваться, - поднялся и уже с мыслью, что найдет, хрен с ним, другого грамотного, бросил через нехочу: - Короче, последняя цена две тысячи сестерциев. Не нужны - трынди дальше.

Работорговец: Херея наблюдал за странным пацаном с нескрываемым любопытством: - Я поражен, пацаненок, я поражен, как с такой тугоухостью ты еще жив в этом суровом, суровом мире, - он внимательно выслушал цену и равнодушно закрыл за рабыней дверцу клетки. - Две с половиной тысячи. Это цена с ее таблички, если у тебя еще и с памятью проблемы. Он назвал цену нарочито громко, дернул за косу рабыню и добавил еще громче: - И еще пятьдесят сестерциев за рыжину.

Тевкор: У еврея хоть что-то сошлось наконец... когда интерес к сделке уже был потерян. "как ты вообще торгуешь, с таким... рыба уже протухла бы." У щенка вырвался короткий смех, больше похожий на фырк. И, почти уже отвернувшись, почти через плечо, начиная загибать пальцы, он проговорил: - "Малышка, прочитай ему повнимательнее, если справишься - посажу вас в одну клетку" - ты сказал. И тут же признал, что пиздишь. Сколько лишних слов? Десять. За каждое я удерживаю по сотне. Сколько всего? Тыща. Так что за девку полторы, а за погляд ты уже получил.

Работорговец: Херея расхохотался на этот строгий и серьезный взгляд, строгий и серьезный тон вспотевшего окончательно пацана: - Ты еще и считаешь плохо, дружок... Или ты просто не успеваешь? Ну тогда ясно для чего тебе грамотная девка, ты ебешь, она считает. Определенно, ты много сегодня вынес и заслужил маленькую скидку, ты не инвалид Первой пунической? Им я сбрасываю две трети суммы, - Херея задумчиво покачался на пальцах. - Две двести... нет, две, две тыщи задорно звонких сестерциев. Как старому другу.

Тевкор: Мудреный тоже что-то про эту войну рассказывал, да Тевкр, когда понял, что это как с Гомером, уже не особенно и слушал... Другие хоть о собственных боях, а этот... Пренебрежение носило характер грустный. Он дернул переносицей, сгоняя бесполезное "если бы", подвинул спиной кого-то из толпы и опять развязал кошель. - Ну и чего спрятал?.. Выводи. Больше под ноги хлеба не получишь.

Работорговец: - Как это зачем? Чтобы Елена твоя была желаннее, Парис. Херея добродушно кивнул и вывел девку из клетки окончательно: - Дуй к пацану, на вид такой же пират, что тебя притащили, но он хотя бы один, - и внимательно глядя, как пацан отсчитывает причитающееся за рабыню, ответил. - Хлеб, в любом виде, под ноги себе и другим кидают только очень недальновидные люди. Ты поймешь с возрастом.

Тевкор: Ну, ткнуть в возраст... это последний шанс потребовать к себе уважения. Тевкр, едва уместив в горсти отсчитанное - зачем же и подвинул толпу за спиной, чтоб под локоть не шуткануло откуда-нибудь, - взял рыжую за запястье, булькнул в кадку деньгами: "макнись, в башке прояснится", буркнул: - Пересчитай, - и, ленясь даже додумать словами "а то я не умею", зацепил воды и, уже продираясь сквозь сборище, до которого еще не дошло окончание торга, вытер лоб и загривок. А во лбу была шишка, чтоб ее; то есть, уже не шишка, но еще что-то было. И поэтому, пока довел до лавки с тряпками, он настолько был задумчив, что даже качал головой. Ну, положим, торгаш всякое видел, что просек эти его три года. Но Тевкр еще задолго до этого зарекся считать людей за дураков - хотя в случаях вроде этого само напрашивалось. Но рыбаки, корабелы, да те же рабы в доме... почему-то он вспомнил сейчас уже не Мудреного. И не Диграма.

Элени: Она в спор не вслушивается, в лица не всматривается – уныла, молчит, губы надула. Ну, знаете – ее страшит неизвестность, ее страшит новое. Сам юнец, он ведь как пить дать чье поручение выполнял, хотя… мало ли, как сложится. Хотя – может разбойник какой, не обязательно пират? А зачем ему тогда девка, да еще и грамотная? Да и порезал бы он тогда торговца наглого, как пить дать, не насмерть конечно, но проучить-то! Она, надув щеки, брови вместе сведя смотрит обеспокоенно, пытаясь одеться в новую (вернее, очень старую, с прорехами и вонючую) мужскую тунику. Пусть мальчишка окажется вспыльчивым, пусть торговец откажется… ну, знаете, с пиратами она была четыре года, здесь несколько дней – какое-никакое, а постоянство, и перемен ей вовсе не хочется. Нет, есть, конечно, крошечный шанс, что внезапно все станет лучше, ну так а вдруг наоборот? Плетется молча, еле поспевает. Вся надутая, напряженная – мало ли, какая ее жизнь теперь ждет. Ладно б купил кто по дому работать или матрона какая, но здесь вообще сложно все предсказать.

Тевкор: Девка же. Не одеть как полагается так и толку быть девкой. А то вон, вид убитый совсем, как... ну да, в воду опустили да нескоро вынули. Ну да, если только с нависа, какой он будет, вид. Приятно на это смотреть будет?.. - ...прикрыл, - не заметил как ухмыльнулся Тевкр, выведя ее к прилавку разглядеть на фоне всяческой пестроты. Цокнул, качнув головой - действительно, Елена, ресницы смешные... Волосы ползли по замызганной ткани камышом в ил по осени... Прищурился. - Вон, смотри, зеленое... Ну, выбери, что нравится, - скупо махнул рукой, не надеясь, что угадает, как ей будет к лицу. И прямо так же за запястье развернул ее к торговцу. Сам поглядел ему в глаза пристально, но никакого напора во взгляде не было, так и сидело внутри как зверек мордой из норки, и не заметишь пока не выскочит. И долго еще ему сидеть. Беспокоило его что-то во всем этом, как шаг в сторону, как сбой. Он потянул платок, приложил к себе, скрутил и завязал на голове, синяк скрыть. Из рукавов память о портовом пожаре выглядывала не так явно, да и заживала уже. Лучше всего было бы нанять хоть махонькое суденышко и привезти с Сицилии хлеба. Лишним он в Риме не оказался бы. Да из Сицилии поди уже и вывезли что можно было... А был бы ход...

Элени: У пиратов ее не баловали – особо в первый год, когда она зубы демонстрировала (иногда – во всех смыслах, удивительно, что только двух боковых не хватает, хотя, внешний вид ей-таки берегли, кому ж приятно будет страхолюдину мять?), однако ж, когда рыжая к порядкам тамошним привыкла и самых ласковых даже привечать стала, то стали они ей всякие мелочи приносить; вкусности какие, гребни для волос, одежды тоже время от времени перепадало. Часто таскали всякие там белила-румяна, но выглядела Элени со всем этим на лице столь комично, что дальше ей все больше духов приносили. К подаркам и добростям со стороны своих владельцев рыжая не привыкла в общем, и к подобным проявлениям щедрости тоже. Она недолго в тканях копается – да и копается, слово не то. Касается иногда кончиками пальцев, пытаясь понять, понравится ли ей это; с другой стороны, против той грубой дерюги, что на ней сейчас, любое хорошо будет. Вот и тыкает в то самое, в зеленое. Ее уверенность в том, что он просто чью-то прихоть исполняет, все больше усиливается, и когда торговец всовывает ей в руки ткань, она поворачивается-таки к мальчишке: -А хозяин добрый будет?

Тевкор: ...Иные и рядились, кольцами трещали, рукава с золотым шитьем закатывали, под кафтаном туника крашенная в пурпур, Фарнак не один серьги носил, Бусир пояса наборные любил, серебро, Осмарак наручи латунные разузоренные, ладно, куда ни шло, а хопеш его этот, в каменьях... весь... Тевкр не понимал. Оно цепляется, тянет, весит, парит... обувь - другое дело. А на туловище напяливать - ну, красиво раз, красиво два и забыл. И вся эта выбрекень, выпендрень на рукоятках - кому надо? Не взяться как следует. А теперь... Теперь он богатый, но то полбеды, так еще теперь он купец в седьмом колене или как это сказать правильно! Ладно, в четвертом. Все равно срань господня. - Что? - хмурый Тевкр оторвался от пересмотра полотен - лен, шерсть, косский шелк, синее, вот зацепило этим подарком от нищего!.. зыркнул коротко: - От тебя зависит. Снова отвернулся на ткани. Мало понимать в качестве. И мало понимать, что это нужно надеть. - Вот. Смотри. Это... - он кинул через синее узорный образец, приложил тот же синий сверху: - с этим, как женщина скажи. ...а в Риме по две носили, в длинное кутались, кольца... "в аид!" И отмахнул головой навязчивую мысль "морем". В конце концов, он ехал с целью. И... Потом додумать можно. Вечером.

Элени: Ответ ее не устроил; ну, то есть он никакой информации девчонке не дал, и пищи к размышлениям тоже. Ну, то есть и дал тоже – будь хозяином он, то так бы и сказал, но характеристика будущего владельца оказалась достаточно обезличенной, а ответ лишенным какого-либо смысла. Если вести себя так, как хозяину нравится, то любой добрым будет, да только вот рыжая знает, что у некоторых такие желания, что лучше б злыми были б. Элени прижимает к себе ткань, пытаясь представить, как смотреться будет в ней (да, тщеславие в разумных пределах свойственно рыжей даже после того, как она провела много лет в рабстве на разбойничьем судне), но ее довольно быстро отвлекают от этого: -Пираты б не надели. А местные могут, я видала. Нормально. – наверное, ее младший брат уже носит тунику, как взрослый. Ему четырнадцатый год пошел, Элени его вестимо его и не узнает, если увидит. Захотелось зашмыгать носом – от воспоминаний, навеянных голосом юнца (а как его звать?), тканью, каким-то странным чувством внутри; у нее сейчас в глазах туман будто, все как-то слишком не по-настоящему. >>>брундизий стабула

Тевкор: - Да, - сказал Тевкр, поглядев на нее внимательно и недобро, и перевел тот же взгляд... Нет, это был нормальный торгаш и как не слышал. "кто ее привез? Критянин?" - Обмеряй меня и ее. Из этого мне пошьешь. Ей подбери к волосам. Порадуй. слышал, откуда дева? Завтра должно быть готово. Сколько? Болтала она... пусть и тихо, но отучить надо. Ответ устроил. Тевкр подождал пока мерили, расплатился за зеленую тунику и платок, оставил задаток и, застряв на мысли, что так по мелочам и разойдется, как у иных на вино, махнул головой, призывая идти. Разговаривать. >>>>>>стабула брундизий>>>>>>>>

Работорговец: Херея только усмехнулся и не стал посылать Фобоса помять бока убегающему поспешно после устроенной гадости щенку: - Деймос, достань деньги. Бедная рыженькая, я обрек ее на верную смерть под первой встречной разбойничьей шайкой. С повадками ее нового хозяина в Империи долго не живут. - Он длинно сплюнул вслед пацаненку. Херея обладал отличной памятью.



полная версия страницы