Форум » Окрестности » Арицийское озеро » Ответить
Арицийское озеро
Диана: 30 км к югу от Рима.Современное озеро Неми.) На самом берегу - заброшенная вилла Клигулы. Неподалеку от озера святилище Дианы. Возле храма Дианы в Ариции били целебные ключи, и жрецы богини успешно лечили многие болезни. Была даже устроена специальная лечебница. Сразу за храмом роща у источника нимфы Эгерии. В этой роще мог укрыться любой беглый раб или преступник, но для того, чтобы получить убежище, он должен был стать жрецом богини, сорвав ветвь со священного дерева. При этом он был обязан вступить в бой со жрецом, который охранял священную рощу, и убить его, чтобы занять освободившееся место. Этот кровавый обряд, несомненно, сохранял черты первобытного культа Дианы Неморензис, требовавшей когда-то человеческих жертв. Он очень сближал культ римской Дианы с культом греческой Артемиды в Тавриде.
Ответов - 50, стр:
1 2 All
Осмарак: Раков набрали столько, что вопрос - во что их? - отпал сам собой. Сгрузив в оделяло и завязав его на подобии мешка, Ос кинул туда же котелок, залил кострище, и, только седлая Беркута, задумался - а Феликса куда? Натертые бедра парня врят ли выдержат обратную дорогу если снова посадить его сзади, бежать за конём он тоже не сможет долго... Ос прищурился сверху, подхватил Феликса за талию и вздёрнул в седло перед собой, ногами вбок, как женщину. Гоготнул: - Принцесса краденая... не сцы, не уроню! - гикнул и дал шенкелей, правя напрямки, по еле приметным тропам, через чьи-то поля, по широкой дуге возвращаясь к конюшням. Он прекрасно понимал, как они выглядят со стороны, но ему было плевать. Беркут летел навстречу грозе и сердце заходилось в беззвучном хохоте. >>>конюшни
Феликс: Феликс не испугался и не понял, к чему это было сказано - не сцы, не уроню. Просто закрыл глаза и прекратил думать о том, что у зверя страшные руки, нет клыка и чужой запах. Тело просто принимало тепло, как принимало бы его от солнца, в любой момент способного скрыться, и силу, которая его держала. У зверя было крепкое плечо и шея, и Феликс просто откинулся на нее головой, безразличный к возможности рассердить и быть сброшенным, и иногда приоткрывал глаза. Свистел ветер и немного захватывало дух. >>>>>>>>>конюшни
Мальчишка: Бежать от постылой жизни, бежать из рабства, бежать, пока господин, скотская рожа, еще только смотрит на его задницу, бежать. Украсть оружие и бежать. И есть куда, и есть к кому... Ре-э-э-экс! Царь, выходи! Он перекувыркнулся через голову от радости, зажав в руке заветную ветвь - золотую ветвь,- ту, что когда-то сжимал Эней перед путешествием в страну мертвых и Вирбий - первый неморенский царь, возлюбленный Дианы, его богини, его будущей жены! Справедливейшая, сильнейшая, красивейшая - и ради нее он убьет жреца, и дозволение на убийство или смерть в его руке, осыпается нервно смятыми листками. Жрец вооружен мечом. Жрец готов к схватке. Он тоже готов. Он спрятался, ожидая, когда появится нынешний Неморенский царь и пересчитает ветви. Бой на мечах до смерти без предварительной договоренности
Rex Nemorensis: заброшенная вилла Калигулы. Наблюдал он мальчика еще издали, еще не видя, с первого зова. Он был довольно далеко от капища, резал орешник на стрелы, было еще рановато, но требовался запас. И сошел в направлении зова не раньше, чем затер обрубки, отблагодарил куст, и землю, его вспитавшую, и поклонился месту. Голос был молодой, отчаянный, сколько их тут звучало таких отважных, пресекавшихся без раздумий еще до того как глаза встречались. Меч... Вещь в лесу неудобная, чужая, жизнь в лесу не для каждого, лес принимает не всякого, кого не сможет прокормить - убивает, не его винить - много сильных, мало в них любви, идут и калечат без выбора, без благодарности, богам служат дымно, кроваво, от богов же отрезая, и ему - сейчас ему решать, думать за лес, доверенный ему. Он вплетал теперь в волосы ветви других растений, рисовал по коже другой краской, и богов звали в этом лесу иначе, но врастая в лес, молишься не словами и не называешь богов по именам. Он наблюдал мальчика, как звереныша, по хрусту веток, по месту, выбранному для засады, читал возможное будущее по движению мышц под кожей - далекое возможное будущее, уже приладил стелу, подойдя на двадцать шагов, своих, бесшумных, и в последний момент отвел прицел на волос и прибил за предплечье к грабу - граб терпелив. Через мягкое мясо, чтоб заживало быстро. Сколько он весен уже отсчитал в этом лесу, теплом лесу, не похожем на родной. Ни одна жизнь не вечна. А парень ладный, и, если не дурной - а судя по способу схрона, научить его можно - проживет долго и лесу в пользу. Это он думал уже приминая парня к тому же грабу, зажав ему рот ладонью как подраненому оленю прежде чем перерезать горло... но он не собирался резать горло, а еле слышно, не разжимая губ, старался вмычать в ухо пойманному свое спокойствие. Граб, раненый вместе, принимал разницу - мальчишечья рана была серьезней. Рекс не прерывал выдоха, спеленав жилистой хваткой. Если парень не поймет так - он не жрец. Он не лесной и никогда им не будет. Более того, не поймет и слов.
Мальчишка: Стрела пригвоздила его к дереву неожиданно, заветная ветвь выпала из рук, но меч сжал еще сильнее. "Диана..." Он вырвал стрелу из руки и отбросил ее далеко - в это мгновение Рекс уже зажал его рукой и что-то говорил, нечленораздельное, но спокойное. Он дернулся еще раз и глазами дал понять, что не сопротивляется. Неужели легенды врали? он продолжал сжимать клинок, но замаха не сделал. И не сделает до тех пор, пока не разберется.
Rex Nemorensis: Он снял ладонь со рта мальчишки и приложил к собственному, предупреждая о молчании. И медленно выпуская, отступил спиной, не сводя глаз, думая при этом, не потому ли в иных иерархиях так предписано, что владыка не разумней... И еле заметно склонил голову в сторону, куда думал увести, молча, пока никому в этом лесу, призванному богине, кроме него, не стал явным вызов. Кто этот, откуда, давно ли - особого значения не имело, если сумеет понимать узор не человеческого домысла и намерения, а естественных переплетений стихий и необходимостей. На данный момент он обозначал одно: "убьешь, когда будешь готов служить". И только в шагах семи повернулся спиной, на случай, если мальчик не понял. Вести. Но руку переложил на меч.
Мальчишка: Повернулся спиной. Неморенский царь повернулся спиной к нему, и что это было? Доверие или нежелание бороться? Но возлюбленная Диана приняла бы его только с кровью жреца, с кровью, добытой, выпущенной из крепких жил в честном бою один на один, меч на меч. Он взглянул на истекающее плечо, дорвал на ране тунику, чтобы видеть лучше - и почувствовал скорее глазами, чем мышцами, боль, пульсирующую и пронзающую... бессознательно провел рукой по поцарапанному грабу. Теперь они были одной крови. Рекс отказался драться потому, что не увидел равного? Или потому, что равный был ранен нечестно и силы его были преуменьшены? Или есть что-то, что нужно узнать до поединка, что-то, о чем молчат легенды, о чем можно узнать только тогда, когда сделаешь первый шаг за черту, такой шаг, после которого уже нельзя вернуться к исходной точке - как нельзя прирастить Золотую ветвь обратно к священному дереву, как нельзя отказать богине, однажды склонив перед ней голову. И как нельзя убрать в ножны выхваченный меч. Он сжал в руке опущенное оружие, заткнул дыру в плече куском туники и пошел следом за Рексом. ...Эсбен из Фракии, рожденный свободным, кикон, охотник, раб, беглец. Не поминать имени, не поминать родины, не поминать рабства и унижения, поднять сорванную ветвь и идти за Неморенским царем в чащу, где ждут две лучшие из возможных судеб - поцелуй Дианы или удар Танатоса...
Rex Nemorensis: Он должен был видеть. Почтительно срезанную крапиву - тысячелистник не попался. Сметенные в ладонь опилки из-под гнезда черной пчелы. Сбитые походя тонкие ветки сухостоя. Все это по прямому пути к развесистой ели над тонкой трещиной ручья. Мальчик шел без лишнего звука. Видимо, тоже перешагивая и уклоняясь. Наверняка понимал. Рекс широко разгреб под высокими ветками хвою, оставив внутренний круг, и ссыпал туда же древесную труху. Выстроил тонкий наломанный сушняк, высек огня в трут, взглядом позвал проследить и почти мгновенно обернулся к уже занявшемуся почти бездымному с жестяной чашкой с водой, и поставил ее прямо в огонь. Вскипело без выплеска и почти одновременно стало затухать пламя. Рекс обмакнул в кипяток крапиву, и примотал ее листья к пробитой руке мальчишки. Пока так. До поляны, заросшей чернотравом, было далеко, но он покажет. Лучше туда дойти... А где сочащийся ручей пластается до возможности набрать в ладонь, и где прячутся его плошки, силки и ловушки на людей - уже сейчас, только растерев по земле остаток пепла. Ладонью. Нежно. И укрыв заново хвоей. Не было нас тут. А из плошки выпей - он потрогал край, убедился, что можно взять и протянул.
Мальчишка: В священной роще Рекс развел огонь, не оставляющий дыма, почти без запаха, разве что треск выдавал, но только на удивление безразличным белкам, что скрывались в кронах. Он раньше и не думал об огне, настолько осязаемой и живой была для него Диана, и только она одна, он не думал о кремнях и труте, плошках с кипящим настоем, стрелах, потаенных охотничьих местах. Из жизни он бежал в легенду, а попал в ту же жизнь, только более свободную, опасную, скрытную, жизнь с кровоточащими руками, покрытыми золой, которую нужно втереть в священную землю, чтобы никто не нашел тебя раньше времени. Крапива обожгла рану, варево - горло, он едва не выпустил плошку из рук, удержал в последний момент только силой воли, осознав: он же ничего не знает. Что дозволено, что запрещено, как укрыть и укрыться, как защитить и как увидеть возлюбленную: - Научи всему, - прохрипел, утирая обожженные губы. - Рекс... Ты видел Диану?
Rex Nemorensis: Он взглянул с непониманием, поскольку уже учил, да только дело было не в слове, как и не в том, каким именем называть божество, потому что божество - кругом. Он и развел руки, будто воздух мог стечься и лечь в обе чаши расставленных пальцев, поднял рассредоточенный взгляд, который движение веток отталкивало в бесцельные колебания, потому что увидеть божество в одной точке нельзя, хоть оно и заключено в каждой точке, как нельзя искупаться в одной капле воды. А потом прикоснулся к перебинтованной руке посланного божеством. И улыбнулся пониманию, что здешнего бога зовут Диана, и, может быть, для кого-то она воплотится так, как воплотила ему сейчас сына на короткое время, пока тот станет искать добычи, а не победы. И не кивнул, чтобы не солгать... или чтобы вопрос, сам по себе лишний, не сделать ложью. Это было все равно, что объяснять, чем места, в которых лучше вялить мясо, отличаются от мест, где хорошо сушить стрелы - он не понимал, как об этом можно сказать словами, это можно научить различать кожей, но не выразить именем бога. И он ничего не мог обещать. Он мог показать - но не мог видеть за другого. Нельзя вложить свои глаза в чужие глазницы. Кровь стучала под повязкой. Отвести раненого, чтоб отлежался и набрался сил, можно было на брошенную виллу Калигулы >>>>>>.
полная версия страницы