Форум » Окрестности » Вилла Белецца » Ответить

Вилла Белецца

Мирина: Принадлежала гетере Мирине, приобретена Публием Педием. Небольшая, но очень красивая вилла в 5 милях от Рима в сторону побережья. Дом утопает в садах, ограда почти не заметна в зелени вьющихся роз и кустарников. Сад перед домом немного запущен, деревья разрослись и дают густую тень. В доме, вокруг атрия - большой триклиний, три кубикулы, вокруг перистиля - комнаты прислуги, кухня и купальня. Перистиль украшают статуи муз. Там же выложенный мозаикой бассейн. Рядом с домом небольшая конюшня, пришедшая в запустение - крыша частично обвалилась, деревянные двери рассохлись. В саду фонтан. Комнаты виллы наполнены необычными предметами и мебелью, большей частью в восточном стиле - это те, хоть отдаленно напоминающие сарматскую культуру вещи, что бывшей хозяйке удавалось найти. На полу роскошные ковры, на стенах - оружие: клинки, копья, лук и колчан со стрелами, ножи... Большие вазы и кувшины, украшенные сюжетами об амазонках. В спальне на полу - шкура леопарда.[more]Вывезено: В больших кованых шкатулках - украшения: кожаные пояса, отделанные металлическими пластинами, длинные тяжелые серьги, крупные браслеты с причудливыми узорами... Дом был похож на потаенный уголок памяти, до времени хранивший все, что дорого его хозяйке. Панонийские гончие Публия: Надежный Отважный Отрава Антилопа Стрела и Дозорная [/more]

Ответов - 94, стр: 1 2 3 All

Левий: - Хуже некоторых родных только тетки из еврейской общины, а этих уже и сам Марс не остановил бы, стоит только им взять в руки свои скалки, - Левий потянул к себе уже наполненный кубок. - Хоть подавляющее большинство и предпочитает лотерею, но возможность самому выбирать себе семью - великая милость. За такое и умереть не жалко. И поднял кубок вслед за Публием, соглашаясь с его тостом.

Публий: - О, Левий, ты просто никогда не был в фуллонике моего отца, - усмехнулся Публий, но легко согласился, - но тетки со скалками, признаюсь честно, самое страшное что я видел в жизни! Как нас гоняли в Геркулануме, когда мы, по незнанию, забрели с тележкой в иудейский квартал... даже императорские облавы ничто, по сравнению с этими дивными созданиями. Я хочу завести льва, - сообщил, без перехода от мемуаров, - можешь пугать свою рабыню, что если она не будет слушаться, ты отправишь её ко мне - вычесывать ему хвостик. И погрузился в фалерн, потому что думалось ему не о фуллонике и не о бывших странствиях с балаганной тележкой настоящей богини, а о том, что умереть - нет, не жалко. Но не все хотят выбираться.

Левий: - Хорошо, сначала тетки, а следом сразу фуллоники, - кивнул Левий и допил свой кубок до капли. - Про льва я запомню, я даже куплю ей чесалку и повешу на видное место. Спасибо за превосходный ужин и, признаться, я давно не пил такого хорошего вина. Когда я опущусь окончательно и буду накладывать швы за еду, твой дом я буду иметь в виду в первую очередь. В одну из первых очередей, то есть, хоть Суламита меня и не слышит сейчас. Но мне пора, друг мой, стеречь девчонку от конюха и выхаживать патлатого бродягу, похожего на бурундука после пожара. А если вдруг твой лев будет не очень любезен или у пирата случится жар, зови. На выходе подумал, что неплохо было бы зайти в трактир по дороге домой, а то там ребенок некормленный... >>>>> Дом лекаря Левия


прислуга: Старший сириец у дверей триклиния с низким поклоном вложил в ладонь лекаря золотой, целуя руку, которая латала обоих его младших братьев. И с не менее низким поклоном закрыл за Левием ворота.

Публий: - У меня отличный поставщик, - улыбнулся По, - когда окончательно разбогатеешь, я покажу тебе его лавочку. До встречи, лекарь, - махнул приветливо. И смаковал деликатесы, пока под взгляд не попалась топчущаяся в дверях Ида. - Что? - Этот... очнулся, господин. И ещё, тряпьё-то его я сожгла, а вот тут... не пойму, вроде как серьга женская на полу там была... чья бы это? - Дай. Он ополоснул в розовой воде руки, серёжку, и пошел в рабью кубикулу, провожаемый любопытными взглядами домочадцев и ворчанием Иды что "и где тунику такого размера взять тут на повара не настираешься". Пират лежал неподвижно, задрапированный по пояс легчайшей дорогой хлопковой хозяйской простынёй, и непонимающе вращал мутными глазами. Публий вложил ему в ладонь цветочек и двумя руками сжал огромную лапищу в горсть: - Твоя серёжка. Только она немного помялась. - ...аое... ая... - с трудом разлепил губы раненый, - таа..ки..ие у матери были... - И у тебя будет, купим, - отмахнуся По, - если будешь хорошим мальчиком, выздоровеешь и будешь меня охранять. Фарнак долго смотрел на человека в странной одежде, пытаясь, не крутя шеей, рассмотреть кольца, браслеты, серьги... Потом вздохнул, свистя грудью: - Обижают? - Пытаются, - улыбнулся По. - Буду. - Вот и славно. Пей отвар и баиньки. Когда он перед сном заглянул посмотреть на приобретение ещё раз, Такитус сидел возле ложа, обтирая горячий лоб страдальца влажной тряпицей и ласково бормоча на непонятном Публию языке что-то, что в переводе не нуждалось: так укладывают спать неугомонных детей, уговаривают девушку не плакать, успокаивают разорившегося брата, утешают вдову... обещают покой, любовь, надежду. По округлил глаза, поманил чёрную сиделку к двери: - Как он? - и всё-таки не выдержал, - пышечка моя, ты же, вроде, женщин любил?! - Кого я только ни любил, господин, - улыбнулся великан. - Бабы хрупкие. Мрут. Он будет жить, - заявил Такитус с непоколебимой уверенностью. Вздохнул, помялся, забавно переваливаясь с ноги на ногу, и выдал едва ли не самую длинную в своей жизни тираду: - Серьги эти... я ему подарил. Давно, ещё когда в египте в подмастерьях у кузнеца был. Я два года в порт ходил — может приплывёт, свидимся... Жена косилась, думала — баба у меня там, в порту. Потом перепродали нас, сюда, жена померла дорогой. Дочь потом, ты знаешь... Ну и... забывать стал. Я думал, пираты столько не живут. А он вот. - А он вот... - эхом подхватил По, глядя в проём на страшную кровавую тушу. Резко развернулся и, уходя, бросил через плечо: - Иди. Лечи. Лицо некрасиво морщило и перекашивало. Он давно не плакал по-настоящему и успел забыть это противное ощущение.

Сидус: август, 26, вечер>>>амфетиатр Марцелла ...а по дороге ещё и крест со свеженьким разбойником попался. Но попался так удачно, что присев сыграть с охранявшими его легионерами, Сид выиграл впятеро против того, что имел. Уходить, правда, пришлось изобретательно, наврав с три короба и пообещав свиданку грубому прыщавому десятнику. И, разумеется, к тому времени когда он добрался, по темноте, вздрагивая от каждого шороха на этой неспокойной дороге и прячась в кусты от каждого позднего прохожего, ужин уже смели. Точнее сожрали всё самое вкусное, оставив ему унылые овощи и немного колбасы - в большой семье клювом не щёлкают. Зато монеты успокаивающе позвякивали за пазухой, оставалось только решить как выбраться, чтоб их потратить. По пути он придумал несколько способов, но самым верным казалось — уйти на весь день якобы выгуливать в полях и перелесках заскучавшую охотничью свору, за несколько асов сдать собак знакомому сторожу оливковой рощицы и постараться вернуться пораньше. - Господин велел тебе доложиться, как только ты вернёшься. Долго ты тут жевать собрался? - отвлекла от размышлений убирающая кухню Ида. - Я думал он спит уже, откуда мне знать! - рыкнул на неё Сид, но поднялся тут же. Из под двери хозяина, и правда, пробивался свет. Сидус поскрёбся и вошел, не дожидась ответа, докладываться. >>>

Публий: Явление дождаться ответа не соизволило и Публий, закончивший протирать лицо миндальным маслом, швырнул в раба тряпицей: - Еще раз и это будет нож. Завтра утром ты идешь в город с поручениями. Нужно поприглашать гостей на симпозиум. Список на столе в таблиниуме, деньги на обед там же. Это займет у тебя почти весь день, так что, надеюсь, ты уже разучил свой танец, - По тщательно, палец за пальцем, вытер руки чистой салфеткой. - Как всё прошло у прекрасного Понтия? Удержаться от улыбки "всё будет ещё легче чем я думал!" было труднее, чем вызубрить тот проклятый танец и Сидус, кивнув, поторопился доложить: - Господин, если позволишь... Это египтянин гетеру порешил. Он слегка того, - сделав безумные глаза и стараясь поточнее копировать виночерпия. - Все слегка того. Особенно некоторые, - выразительно повёл бровью По в его сторону. - Так чему ты научился? - Кошек ловить, - глядя исподлобья ответил Сид. - Значит всё-таки в диктамнус, - промурлыкал По на дерзость. Сидус поднял голову, посмотрел хозяину в глаза и долго молчал, прежде чем сказать: - Не отдавай меня никому бесплатно. Я перережу себе вены. И ты потеряешь десять тысяч. - Ммм... мой ты зайчик! - умилился По. - А если я отрежу тебе руки? - Разобью голову о стену с разбегу. Можешь сразу бросить меня в этот куст. - Сразу не интересно, - возразил Публий серьёзно. - А если я отрежу тебе и ноги? - Я откушу себе язык и захлебнусь, - почти неслышно сказал Сид. - Значит ты научился чем и за что ты готов платить. Неплохо, для начала. И диктамнусом готов заплатить? Уверен? - Да. Я не буду ни с кем бесплатно, - упрямо повторил Сид. - Я хочу быть как ты. - Как я? - рассмеялся По. - Я такой один, зайчик мой. Досмеялся и добавил: - Тебе не надо быть как я. Тебе надо быть как ты. Если вокруг двадцать лавочников продают горшки и ты откроешь лавку с горшками — у тебя не будут покупать, ты прогоришь. Дороже всего ценится то, чем никто больше не торгует. Ты, с виду, холодный северный мальчик. Красивая льдинка. Можно начать с этого... - Я хочу научиться. Всему. И я не буду бесплатно. - Тогда начни с таблиниума, - усмехнулся По. - И что там читать? - оживился Сидус. - Подряд, зайчик, всё подряяяд. А по поводу бесплатно... - голос По стал жестким, - надеюсь считать тебя, худо-бедно, научили? Твоя жалкая жизнь обошлась мне в двадцать тысяч. Да, тебе наврали. Имели тебя, пока ты был без сознания, всем домом и, вроде бы, ещё соседи. Твоё лечение тоже встало мне в неплохую сумму. Тебе кажется, что отработать всё это ты можешь выгуливая собачек?! Я один кормлю вас всех. Каждый день я даю тебе кров, пищу и безопасность, которая в наши дни почти бесценна. Так что пошевелить задницей тебе придётся. И мозгами, если таковые обнаружатся. А как — будет видно. Когда выздоровеет наш новый садовник и займётся собаками, ты станешь виночерпием и моим косметом. Так что в таблиниуме начни с рецептов мазей, отваров, массажей и описаний вин. Если что-то будет не понятно — объяснит Такитус. И ради всех богов, не отклячивай задницу в танце, когда делаешь короткий шаг с проходом бедром! Можно вынести даже твои посеченные концы волос, только не это! - закатил глаза По, трагически прикрывая их изогнутой кистью. Сид буравил господина взглядом, пытаясь понять — убивают его, повышают, оскорбляют или учат, впиваясь ногтями в ладони, стараясь выдержать взгляд, который и поймать-то было нельзя, хоть его и не прятали, и наконец сдался: - Господин, а зачем ты меня послал к нему? Ну, кроме того чтоб я научился? - Наконец-то ты начал задавать правильные вопросы, - одобрительно проворковал По. - А сам как думаешь? - Не знаю, - признался Сид. - Чтоб ему было интересно. Сид не очень понял, и уже открыл рот спросить, но Публий опередил небрежным: - Зачем тебе жетон? - Я его продал, господин, - не моргнув глазом соврал раб, позвенев, для убедительности, асами за пазухой. И тут же испугавшись что хозяин заставит выложить и пересчитать, досочинял на ходу: - Проиграл, правда, много... не на того поставил. Но потом чуть-чуть отыгрался на Фортисе. - Ну и дурак, - зевнул По, отсылая его жестом. - Ставить на того — первое, чему ты должен научиться.

Сидус: <<< О чём это, до Сидуса дошло только за дверью. И для начала он решил поставить на господина. А это значило, что выполнить поручение нужно было во чтобы то ни стало и при этом исхитриться попасть на игры, в театр, и снова на игры. Деньги в таблиниуме он быстренько сгрёб, а над списком имён и адресов просидел ещё с полчаса. Пометки напротив каждого имени задачу не облегчали. "Лар... инсула... - не принимает до второго завтрака... Да чтоб вас!". Хуже всего было то, что город Сид почти не знал - прежний хозяин одного его никуда не выпускал. И тем желаннее были игры и театр. Вставать предстояло до света, но сон не шел. "Имели тебя всем домом и, кажется, ещё соседи" звенело в ушах, как бы Сид ни взбивал подушку и ни ворочался. Такитус, деливший с ним комнату, не выдержав вздохов и шебуршений, принёс вина с мёдом - на двоих - и коротко рассказал про нового раба. И себя. Сид слушал молча, внимательно, и, допив, уснул крепко и сразу, так и не сказав ни слова.

Публий: 27, август, перед рассветом Какая-то дурная цикада вздумала пиликать под самым окном в гордом одиночестве, на самой заре, когда небо только-только начало заниматься бледным неверным светом, таким обычно зыбким, что Публию иногда казалось, что солнце в этот момент думает вставать ему или поваляться ещё. С четверть часа По слушал дурное существо молча и неподвижно, открыв глаза в потолок. Потом ворочался, как будто тело в принципе могло принять такое положение, при котором оба уха плотно прижаты к ложу. И, наконец, встал рывком, тонко и плотно сжимая губы, чтоб не разораться на весь дом, и ушел в таблиниум, где долго мучил стилус, покусывая бронзовый наконечник, прежде чем написать... "Ты уехал таким, каким я тебя не знаю и не хочу знать, потому что это не ты. Не с этим подобает иди в бой мужу. Да, сейчас такое время. Ты верно видишь его и трезво оцениваешь. Но это не правда, что история никого ничему не учит. Она учит хотя бы тому, что каждое поколение добавляло крохотную крупицу. Теперь это холм. Будут горы. А это значит, что мы умнеем. Медленно, но неуклонно. Мы знаем больше, умеем больше, можем больше. Да, мы ходим кругами, застреваем на поворотах, но мы идём. Твои цели далеки как звёзды. Но однажды мы приблизимся и к звёздам. Ты называл это историей, я - мыслью Великой Матери, теперь я думаю это и то, и другое, это суть - одно. И ты, разрушитель, тоже Её дитя. Ты разрушишь и построишь. Вернись с победой. Твой. Всегда." Цикада наконец затихла, оглушенная восходящим солнцем, Публий уронил лицо в ладони, вслушался в утреннюю птичью трескотню, с усилием поднял голову и запечатал письмо, быстро, словно боясь передумать.

Сидус: 27, август, утро Даже собаки ещё не проснулись, и Сид долго пялился в темноту, не понимая почему его подрывает с постели Такитус, а не Отрава или Дозорная. И только когда в руки сунули письмо, понял, что перехватить завтрак перед встречей не успевает - задница порвётся если одна нога на почте, вторая - в термополии. Но на кухню уже выползла сонная Ида, кинувшая ему огромное сочное яблоко, а Тощий, искавший в саду свой всегдашний цветок, поделился пригоршней свежесобранной алычи так же легко, как притыринным где-то поясом. Сид сунул письмо и список гостей за пазуху, монеты спрятал в пояс, а жевал уже за воротами, показав язык высунувшей грустную морду в решетку Антилопе. >>>Тибр (на мост, через почту)

Публий: ...И правильно сделал. Потому что уже через час ему надоело быть хорошим. Надоело, надоело, надоело. И письмо это уже хотелось засунуть ему в задницу, причем лично, причём вместе с печатью. Потому что пока он там играется в свою вечную войнушку, которая неизвестно ещё каким образом приблизит звёзды - может грохнет их миллионам на головы... этот медведь вечно что-то ронял и разбивал... пока он там подминает жалкие деревеньки, которых в империи и так девать неуда, он тут - исчезает! Стареет! Ходит к каким-то парфянским козлам! И вообще когда он последний раз водил его в театр - год назад?! Публий вышел из купальни, сложив губы павлиньей жопкой, выбрал павлиньих же оттенков вызывающе шелка, и выехал получать всё, что хотелось. >>>Цирк Нерона

Сидус: >>>Конюшни Авдиев "Задница ему тощая... сам ты мумия!.." шипел про себя Звезда ещё полдороги, опасаясь именно за неё. Но на такого - оборванного, в грязи, пыли, едва ли не навозе и свежих наливающихся синяках - настолько не обращали внимания, что у ворот уже стало до зубовного скрежета обидно, что никто не пристал. Зато дома встретили. Когда все оторжались и Тощий милостиво выдал новую тунику, грубую и простую, взамен изодранной, Урса помогла отмыться едва тёплой водой, а Такитус быстренько наляпал примочки из бадяги на разбитую морду, Сид ещё полчаса прикидывал как бы податься в бега. Но как это сделать без денег не придумал.

Публий: >>>Остийская дорога 27, август, вечер Ужин ждал. Как и необходимость срочно известить Нерио. Но принцы принцами, а званые гости дороже незваных. По крайней мере - в ближайшей перспективе. - Позови мне этого... ну, этого... как его придурка... каждый раз зовут?! - Сидус, господин, - слегка ухмыльнулся Тощий. - Я устал от сложных лиц, - провел взглядом по ухмыляющейся роже Публий. Ухмылка свалилась как срезанная, в глазах заметался тоскливый испуг. - Оййй. Прекрати. Позови. Будущая звезда симпозиума вползла в кубикулу боком, бессмысленно пряча кровоподтёки. - Что это, скотина ты мерзкая?! - в ужасе взвыл Публий, тыча пальцем во всё, что перед ним предстало разом. - Рабы какие-то соседские, - с достоверным достоинством поднял голову Сид. - На дороге, недалеко тут. Насмехались над... фамилией. Я не стерпел. - Над чем насмехались? - крайне сострадательно уточнил По. - Ну, они говорили всякое... про тебя, господин. - Например? - ласковость голоса стала почти шелковой. - Говорили, ну... что от виллы что-то мочой завоняло и шерстью, а была, мол, приличная, а не фуллоника. И спрашивали почему на воротах жопа не нарисована, не все знают куда идти, - с неподдельной скорбью нехотя признался Звезда. - Такое... вообще стерпеть нельзя было. - И ты их побил, конечно? Золотой, золотой раб. Вот так и будешь танцевать - золотым. Подохнешь, так тебе и надо, - оценил и попытку вранья, и услугу Публий. - Приглашения переданы? - Да, господин, все-все... - Вон пошел. Свитки раздражали уже не меньше лиц, и перед сном он накинул на стол покрывало.

Сидус: - Ублюдок, - искренне обиделся за дверью Звезда, как будто не врал только что напропалую. И пошел к Такитусу, просить горячее вино. Чтоб напоить на ночь его большую любовь. Здоровяка, конечно, было жалко, хоть он уже не только моргал, но и бормотал что-то тарабарское на полдома, и вообще, судя по всему, собирался поправиться. Но себя было жальче, а кто, если не Такитус, будет лечить его после танца в позолоте? Выжить, вообще-то, хотелось. Ужин Сид утащил в самый темный уголок сада - заросли туй у самых ворот. И оттуда проводил взглядом быстрым шагом скрывшегося в ночь Тощего, почти не завидуя его свободе, уже подозревая, что оплачивается она какой-то странной ценой.



полная версия страницы