Форум » Храмы и храмовые комплексы » Храм Весты » Ответить
Храм Весты
Веста: Веста – римская богиня из сонма богов огня, покровительница домашнего очага. Жрицы богини Весты (весталки) не имели права покидать город, т.к. должны были поддерживать в жертвеннике неугасимый огонь. Этот огонь символизировал саму Весту и бессмертие государства, обретаемое через вечную жизнь богини. Жрицу, по вине которой погас огонь, подвергали смертельным наказаниям. Доступ к огню был открыт для всех днем, однако ночью туда нельзя было входить мужчинам. Для посвящения в весталки отбирались девочки 6-10 лет из благородных семей. Они должны были служить 30 лет – 10 на начальное обучение, 10 на само служение и еще 10 на обучение других. Все это время женщина должна была сохранять невинность и только по истечении срока службы имела право выйти замуж. Но это случалось очень редко – существовало поверье, что весталка, покинувшая храм, не найдет счастья в мире, и большинство из них оставались в монастыре. Если же жрица нарушала обет целомудрия, ее заживо замуровывали в земляном валу. Иногда родственники тайно освобождали ее, но она вынуждена была всю жизнь скрываться. Все эти лишения должны были хоть частично компенсироваться. Весталки пользовались огромным уважением в обществе. По улице они ходили всегда в сопровождении, как высшие чиновники. Впереди шел ликтор[more]Ликтор (lictor) — осуществлял охранные и парадные функции при магистратах, заключавшиеся в сопровождении высших магистров, будучи вооруженными фасциями. Ликторы назначались как правило из числа вольноотпущенников. Число сопровождающих ликторов напрямую зависело от должности сопровождаемого лица: +весталка имела 1 ликтора; +эдил имел 2 ликторов; +претор имел 6 ликторов (2 в пределах города Рима); +проконсул — 11; +консул — 12 (6 в пределах города Рима);[/more] Им полагались лучшие места в театрах и цирках, если они свидетельствовали в суде – их слова не могли подвергнуть сомнению. Если преступник, которого вели на казнь, встречал на своем пути жрицу, он мог просить пощадить его. И если весталка провозглашала помилование, его отпускали на волю. Храм погиб в огромном пожаре 64 года, уничтожившем большую часть города. Но в следующем году был вновь восстановлен. Это событие Нерон отметил чеканкой ауреусов и денариев с изображением вновь выстроенного храма.
Ответов - 85, стр:
1 2 3 All
Мирина: >>>>> Вилла Белецца В середине круглой храмовой залы горел неугасимый огонь. Дым уходил в круглое отверстие в куполе и его струйки змейками расползались по голубому фону неба. Казалось, будто купол храма – огромная оправа для драгоценной, идеально отшлифованной бирюзы. Прохладный пол, вымощенный разноцветным мрамором, бронзовые светильники на стенах, - Мирина с удивлением и трепетом осматривала храм. Поднеся положенные богине жертвы – хлеб, масло и воду из ручья нимфы Эгерии – гетера остановилась перед горящим в чаше огнем. Ее народ наделял огонь великой очищающей силой. Мирина помнила, как она ребенком заворожено смотрела на ритуальные костры. Огонь казался живым – он приникал к краям чаши и снова взмывал вверх, тянулся к рукам и отпрыгивал, он играл с ней – огненно-рыжий танцующий лис, изворотливый хищник и манящая добыча… «Я приручу тебя, - подумала Мирина, глядя на пляшущее пламя. – Я приручу тебя».
Квинт: >>>>>>>форум. День, точнее самая жаркая его часть, доставшаяся Квинту по причине чужого упрямства и необязательности, привела его прежде в состояние злобной иронии, а потом уже в храм для обычной процедуры передачи наконец-то собранных денег на хранение. Суженные глаза (правый был подперт жесткой ухмылкой) рыскали как стрелы в прорезях крепостных стен, и только та самая ирония, хотя и злобная, но все же помогла уравновесить желание немедленно избавиться от тоги неким подобием жалости к этим несчастным священным женщинам, вынужденным в такую погоду греться у неугасимого пламени. Увидав у огня незнакомую фигуру, он обошел ее так, чтоб видеть лицо и невольно поднял бровь - иронию подвинуло удивление: гетера смотрела в огонь почти с тем же выражением, что и весталки. - Трудно себе представить, - негромко проговорил Квинт, - чтобы такую женщину было некому обогреть, что она пришла к костру в такой знойный день...Разве что верно обратное, и ее пламенный дух просто не находит равного среди людей.
Мирина: Погруженная в свои мысли, Мирина не заметила, что кто-то зашел в храм. Услышав мужской голос, она посмотрела на обращавшегося к ней незнакомца долгим тяжелым взглядом – казалось искры неугасимого огня пылают в ее зрачках и готовы испепелить каждого, кто нарушит ее священный покой. - Огонь может очистить, но может и убить - медленно произнесла она и обошла чашу так, чтобы незваному собеседнику не было видно ее лица. Незнакомец явно был не прочь поговорить, а этого гетере хотелось меньше всего. Она пришла сюда за покоем и одиночеством, и мужчина, осмелившийся их нарушить, рисковал дорого поплатиться за это. Острая на язычок гетера с трудом сдержалась от колкого ответа – собеседник мог оказаться кем угодно, и Мирине не хотелось потом жалеть о брошенных в сердцах словах. Она снова погрузилась в мистическую пляску пламени, решив уйти, если незнакомец не оставит ее в покое. Гетера вспомнила о близящемся вечере и намеченной поездке верхом. Она чуть заметно улыбнулась своим мыслям. Если ей помешают приручить огонь здесь, она знает еще один способ завладеть этим обжигающим цветком – беспроигрышный способ. Далеко в степи ей никто не сможет помешать. «Надеюсь, Кресп позаботится о том, чтобы Гром был готов к моему возвращению», - подумала она, уже предвкушая долгожданную свободу в седле.
Квинт: - Убить или очистить может все что угодно, - вздохнул Квинт уже как бы и не обращаясть к женщине, явно к беседе не расположенной, - все дело в пропорции, - дошептал на излете выдоха. - Сегодняшняя жара убивает тело и всяческое желание мыслить здраво, - риторически продолжал он, направляясь к выходу , - ...а так же хватать округлости потных девок, на стол дымящимся блюдо к обеду ставить, - вынес он уже на >>>>улицу, ведущую от храма и до>>>>>>>>лавки Суламиты
Мирина: Гетера посмотрела на выходящего из храма незнакомца и подумала, что была не слишком-то учтива. Все-таки этот человек всего лишь заговорил с ней… Надо быть любезнее с ним, если им придется встретиться еще раз. Близился вечер, и гетера заторопилась. Нужно было еще вернуться на виллу Белецца и приготовить все необходимое для поездки. Пристально взглянув на пламя, которое, казалось, притихло и замерло под ее взглядом, Мирина вышла из-под прохладных сводов. Все еще яркое солнце на минуту ослепило ее, но когда глаза привыкли, и гетера осмотрелась, невольный возглас восхищения вырвался у нее. У ног ее лежал Рим, и с вершины Палатинского холма он казался огромной причудливой мозаикой. Дворцы и храмы, статуи и колонны, резная чаша Колизея и величественный Пантеон – все это было наполнено силой и мощью жестокого, но великого народа. «Да», - подумала Мирина. – Да, этот город пребудет вечно». >>>>>>>> Вилла Белецца
Амата Юлия: начало игры. Юлия неторопливо, в меру старательно, наводила порядок в храме. Сегодня был неимоверно жаркий день и желающих хоть немного охладиться в плохладных храмовых сводах было хоть отбавляй. Юная весталка краем глаза поглядывала в сторону завораживающей красоты женщины, с удивлением отмечая в её взгляде ту же страсть, что разгоралась в глазах всех остальных жриц при виде священного огня. "Она тоже неравнодушна к огню? Так смотрела на него..." Дождавшись, пока женщина и её недолгий собеседник уйдут из храма, Юлия подошла к чаше с огнем и неспешно привела место для жертвоприношений в подобающий вид, убирая следы от прошлого подаяния. Действия девушки были плавными, изящными, лишенными какой-либо угловатости или спешки. Привычные движения, выверенные годами... Ни одного лишнего, все осторожные, чтобы не запачкать белых храмовых одежд.
Рахиль: Девушка подбежала к зданию, но остановилась, решив, что она слишком открыта и откровенно не серьезна для такого сооружения. Таким же милым движением дотронулась до подбородка, нахмурила бровки. Решила прикрыть свои пикантные формы легким платком, который она "одолжила" (не будет во зло сказано) у торговца на рынке. Рахиль легким движением руки накинула на голову большой лоскут платка, пытаясь усмирить непослушные кудри. Окутала шею материей несколько раз. Оставшимся куском прикрыла кожу до выреза туники. Все было сделано так быстро и легко, что это было похоже на ежедневный ритуал. Она подошла к кувшину с жидкостью непонятного происхождения, посмотрела в него, слегка поправила выбившуюся кудряшку и подмигнула улыбающемуся отражению. Потом, как-будто подхваченная внезапным потоком воздуха, кинулась к храму Весты, быстро поднялась ко входу, остановилась и попыталась вглядеться в сумрак храма. Посреди залы стоял жертвенник. Рахиль с большим интересом разглядывала внутреннее убранство храма. Вокруг в малых и больших чашах горел огонь. Он дергался так как будто пытался танцевать. И рахиль стало легче. Около жертвенника что-то прибирала женщина.
Амата Юлия: Весталка закончила свою не утомительную, но довольно монотонную работу, и легонько коснулась тыльной стороной ладони лба. Уличная жара совсем не чувствовалась в храме, поэтому кожа девушки была слегка прохладна. Убрав мешающуюся прядку с лица, заведя её за маленькое ушко, Юлия тихо вздохнула, обласкав напоследок язычки огня взглядом, и повернулась к выходу, поправляя на голове сдерживающую водопад темных волос материю. Подняв глаза девушка узрела новую посетительницу и неспешно направилась к ней, на ходу рассматривая внешний вид. "Почему мне кажется, что она похожа на язычок танцующего пламени? Вроде бы и стоит в нерешительности, а такое чувство, что сейчас сдвинется, мелькнет, загорится..."
Рахиль: "Тут так тихо и прохладно" - разглядывая потолки, подумала Рахиль... Она смотрела и смотрела, но ее мысли были далеко от того места где она стояла. Мягкая улыбка, умиленное выражение лица... а поднятые вверх орехового цвета глаза отражали миллионы бликов. Огоньки вытанцовывали какую-то мелодию. Рахиль слегка двигала головой в такт и улыбалась. Она совсем забыла зачем пришла в храм . С завороженным видом прислушивалась к треску огня ...
Амата Юлия: Чем ближе Амата подходила к незнакомке, тем больше неуверенности сквозило в её движениях. Последние шаги и вовсе вышли какими-то уж совсем робкими, словно бы девушка ступала не по твердому полу, а по зыбкой и слабо натянутой над пропастью веревке. Впрочем, такое её поведение было оправдано - рыжеволосая вела себя очень странно. У Юлии было такое ощущение, что та вообще забыла о присутствии весталки в храме, да и сомнительно, чтобы помнила, зачем пришла. Впрочем, улыбка девушки была довольно милой, да и внешний вид весьма безобидным. Юлия в нерешительности замерла недалеко от незнакомки, наблюдая, как та улыбается своим мыслям и чуть заметно крутит головой.
Рахиль: Рахиль была погружена в свои мысли. Она наслаждалась мечтами. Глубоко вздохнула, сжала по-детски губы и стала искать подношение Весте. Она только сейчас ощутила на себе взгляд девушки. Улыбнувшись ей и окинув взглядом ее одеяние, поспешила выполнить порученное Митой задание. Пробегая мимо весталки, заставила возмущенно всколыхнуться ее одежду и волосы. Подлетела к жертвеннику так быстро, что огонь заволновался и заколыхался как ненормальный. Держа в руках подношение, на сколько возможно на этот момент подумала о своей хозяйке. О ее доброте, о ее хорошем отношении к ней. Мысли не намеревались хоть как-то стать более серьезными. И Рахиль решила не бороться с этим. И пожелала Мите любви, хороших клиентов для ее лавки. Они же привели ее к воспоминаниям об Авле. Она слегка покраснела, и загадочно заулыбалась, опустив вниз свои роскошные ресницы. Положила подношение. Посмотрела, как огонь начинал поглощать его: огонек шипел и обугливал хлеб. Желание дотронуться до него, быстро испарилось и на полпути она остановила руку. "Больше любви ...!"- возникло в ее голове. Потом она представила торс симпатичного садовника, заулыбалась. Должное она выполнила и теперь облегчила свою душу. Встрепенулась, играючи дотронулась до огонька, засмеялась и в танце побежала наружу. Остановилась перед выходом. посмотрела по сторонам. Еще один глубокий вздох прохлады и она исчезла, как-будто и не было. ~~~~~~улица, ведущая от и до~~~~~~~
Амата Юлия: "Нет, она не Огонь...она Ветер. Быстрый, непоседливый, игривый..." Амата чуть ошатнулась, когда мимо нее промчалась рыжеволосая посетительница. Оторопело моргнув, девушка проводила Рахиль взглядом, в котором читалось удивление пополам с неодобрением. Лишь в самом краешке можно было прочитать крошечные искорки сожаления. Сама Амата не могла себя так вести - её бы просто не поняли остальные жрицы. Но порой так хотелось пробежаться вниз по лестнице, до неприличия задрав длинные ткани, что оплетают ноги даже при быстром шаге, чтобы они не мешали стремительному бегу, запрокинуть голову к небу и звонко, заливисто рассмеяться, заражая весельем всех вокруг. Юлия тихонько вздохнула, прогоняя непрошенные мысли, и той же плавной походкой направилась обратно к жертвеннику, возле которого уже совершала подаяния кудрявая незнакомка. Уже почти подходя к чаше, ей снова пришлось отстраниться, пропуская рыжий Ветерок, и только потом подойти и прочитать положенные слова. Уходить от тепла не хотелось... - Сегодня день странных людей...И каждый что-то находит в этом огне, - негромко, почти напевно произнесла весталка, проводя белой ладонью над пламенем, завороженно глядя на игру огня в чаше.
Квинт: >>>>>>>лавка (дом) Суламиты. - Если бы мне сказал кто-нибудь, - бухтел он себе под нос, поднимаясь, - что видел патриция, который тащился с узелком груш через пол города, я бы его высмеял... И если скажет кто-нибудь, возможно, еще высмею, - завершил он, входя снова под своды храма, чью прохладу, на его взгляд, совершенно напрасно в этот жаркий день подогревала жертвенница. - Милое, дорогое дитя, - обратился он к весталке тоном, подобающим человеку лет на двадцать старше, поскольку видел перед собой совсем юную девушку, возможно, еще ученицу,и внутренне смягчился настолько, что вынужден был напомнить себе о святости места. - Милое дитя, ты видишь перед собой старого рассеянного поэта. - (он собирался употребить другое слово, но в последний миг опомнился). - Я принес сегодня сюда деньги и не отдал их. Вернее, отдал, но не те. Верни, будь любезна, мне мой месячный пай и прими вот это на сохранение, - он протянул вперед узелок, поскольку кошель на подходе к храму взял в ту же руку.
Амата Юлия: - Милое, дорогое дитя... Юлия обернулась на голос и с удивлением обнаружила уже знакомое ей лицо. Нет, с самим человеком она была незнакома, но видела его сегодня днем, еще когда в храме была удивительной красоты женщина. С уважением и некоторой робостью выслушивая слова мужчины, она вспоминала, к какой же из жриц он подходил, дабы оставить на сохранение деньги. Верни, будь любезна, мне мой месячный пай и прими вот это на сохранение, - поэт протянул руку с зажатым в ней узелком с грушами. Сказать, что Юлия удивилась - не сказать ровным счетом ничего. Девушка растерянно уставилась сначала на узелок, а потом на самого хозяина этого самого узелка. - Вы уверены, что хотите отдать на сохранение именно это? - неуверенно переспросила Амата, заглядывая мужчине в глаза.
Квинт: - Вот, - покачал Квинт головой, от лица девушки не отводя приятно удивленного взгляда и тряхнул узелок. Узелок звякнул. Вернее, звякнул-то кошель, давая о себе знать, и покачнулся, будто нехотя обращая на себя внимание. - Вот моё сердитое золото, а грушу выбери себе какую вздумается. Он даже не заметил, как ушло раздражение, и отдыхал взглядом на чистом девичьем личике, как отдыхают телом у ручья в роще.
Амата Юлия: Проследив взглядом за качнувшимся кошелем, Юлия облегченно улыбнулась, мысленно обозвав себя глупой. "Надо же мне было его не заметить..." - Вы очень щедры, - благодарно улыбнулась весталка, в силу своей юности еще не осознающая собственного положения в обществе, и смущенно зарделась. - Сейчас я принесу то, что вы оставили здесь в прошлый раз. Забрав кошель и, немного поколебавшись, крепкую грушку, она куда более торопливой чем прежде, но не лишенной изящества походкой направилась к одной из жриц. После того, как ей сказали, где следует искать оставленные Квинтом деньги, Амата забрала их и положила вместо них новый кошель . - Вот, держите, - Юлия протянула мужчине его деньги, чуть заметно растягивая нежные губы в легкой улыбке. Груша уже покоилась в бесчисленных складках белого одеяния.
Квинт: Лицо у Квинта сияло, насколько может просиять вскинутыми бровями и тихой улыбкой смуглое сухое лицо насмешливого плута. "И почему, пусть объяснит мне кто-нибудь умный, это невозможное создание приговорили к тридцатилетнему целибату?.." - подумал он, наполовину это понимая и объясняя себе в этот момент всеобщее почтение к весталкам ничем иным как этой неискушенной красотой. - Давно ли ты в храме? - спросил он, едва не прибавив ласковое "маленькая".
Амата Юлия: -Девять лет, - тихо отозвалась Юлия, с робкой пугливостью рассматривая лицо собеседника. Редко кто желал разнообразить свой досуг беседой с жрицами Весты, а сама Амата разговаривала в основном лишь с женщинами, предпочитая не отвечать на не совсем скромные мужские комментарии, невольно срывающиеся с их уст при виде юной красавицы. Сам факт беседы с кем-то из мужчин был настолько нов и непривычен для девушки, что она сразу же прониклась иррациональным и необъяснимым доверием к Квинту. - Большую половину жизни... - задумчиво продолжила она, все так же не отрывая взгляда зеленых глаз от лица мужчины, отмечая каждую черточку уже немолодого лица.
Квинт: - Ага!Значит еще не все решено бесповоротно. И если в течении года этого тебе встретится какой-нибудь... - Квинт оборвал себя и помахал в воздухе левой рукой: - нет, нет, нет, не надо меня слушать и как-нибудь понимать - я сейчас гляжу на тебя и не хочется мне ни язвить, ни смущать твои мысли сомнениями... Богам, как правило, видней, хотя вкусы у них бывают довольно странные. Ну да не мне об этом судить, чувствуя желание... казаться слишком старым.
Амата Юлия: - Нет, подождите! - Юлия поспешно обхватила ладонь мужчины своими прохладными ладошками, - пожалуйста, продолжайте! Что случится, если мне кто-то встретится в этот год? Амата так разволновалась, что совсем забыла о тревожном блеске своих глаз, который привыкла скрывать от остальных жриц. Повинуясь собственным желаниям, весталка не отпускала руки Квинта, ожидая, что тот все же продолжит свою мысль, прерванную на самом интересном для девушки месте.
Квинт: Квинт осторожно сжал пальцы на одной из обхвативших его руку ладоней, положил на край жертвенницы узелок и накрыл это рукопожатие еще и другой рукой. - Может быть, и ничего не случиться, - медленно сказал он, тронутый этим порывом до глубины души (что с ним случалось не часто). - Я лишь произнес то, что ты наверняка знала от своих наставниц, но не придавала значения подобной возможности... Ведь, пока твое обучение еще не окончено, тебя нельзя считать жрицей в полной мере, и отказаться от служения хотя и постыдно, однако не преступно. Я говорю это все тебе, поскольку кажешься ты мне девочкой здравомыслящей и сознающей свой выбор, - (ни в чем подобном Квинт уверен не был, но не сказать этого означало взять на себя ответственность за чужое состояние разума), - которая не сочтет судьбоносной встречей призрачную или сомнительную возможность изменить жизнь, чтобы пожалеть потом об этом... А теперь, маленькая, отпусти меня, будь добра, ибо я всего лишь мужчина... Хотя как поэт я и благодарен тебе за возможность провести несколько стасимов в мечтах о поцелуе весталки, однако всилу опыта все же вынужден буду сейчас отнести свои потребности по соответствующнеу адресу.
Амата Юлия: Весталка притихла, ловя каждое слово, произнесенное мужчиной, припоминая, что о чем-то похожем уже слышала от своих старших жриц, уже переступивших порог ученичества. Но то, как они говорили о возможности отказаться от служения Весте, отбивало всякую охоту даже думать о чем-то подобном. Слова же Квинта представили все в новом свете. - Да, конечно, - Амата разжала пальчики, выпуская из маленьких ладоней руку мужчины. - Смею надеяться, что мне хватит благоразумия не совершить непоправимую ошибку. Отступив на полшага, девушка прижала тыльные стороны ладоней к пылающим щекам, неумолимо залившимся краской на последних словах Квинта. - Выражу свое нескромное желание увидеть вас как-нибудь еще под сводами этого храма, - тепло улыбнулась Юлия. - Приятный собеседник - отрада для истосковавшейся по нормальному общению души.
Квинт: Квинт тихо хихикнул, взглянув из-под сморщенного бровями наклоненного лба: - Я польщен твоими словами - не каждый может похвастаться, что его считают приятным собеседником в равной мере распутный кравчий и священная дева. Он на миг накрыл свои губы ладонью, которую только что сжимали нежные девичьи пальцы, прижатые теперь к пылающим щекам. - У тебя огонь этого алтаря не погаснет, поскольку рядом всегда найдется ... хорошо если поэт - сказал он и мысленно завершил мысль "чтобы разжечь твои щеки стыдом ли? смущением?..", вынул еще одну грушу и поставил ее, уходя, на краю огненного подножия. >>>>>>>>>Комнаты Квинта в инсуле
Залика: >>>лавка(она же дом) Суламиты Несмотря на раннее утро, в храме было многолюдно. Казалось, что все женщины, чьи мужья сегодня отправились на празднества к Тибру, пришли просить у Весты милости для своих очагов. Но Залике толкотня у священного огня была только на руку. Однажды она совершила глупость, согласившись за приличное вознаграждение ублажить одну из изнывающих в затворничестве жриц, и теперь сильно не хотела столкнуться с ней снова. Клиентка в тот раз осталась довольна, даже очень, и Залика опасалась что её могут пригласить ещё раз. Деньги ей были нужны всегда, но жрица была красива и контролировать пробуждаемую ею страсть было тяжело, а египтянке совсем не хотелось быть причиной бесчестья и казни этой очаровательной девы. А уж как она не хотела собственной казни и говорить нечего. Поэтому, войдя в храм, она скромно стала у стеночки рядом с дверью, высматривая поверх голов одну из весталок-учениц, или жрицу с которой была знакома... не так близко.
Амата Юлия: После ухода разговорчивого поэта время пролетело почти незаметно. Привычные дела не вызывали усталости, не завали заскучать. Амата легла спать примерно в одно время с остальными жрицами, но уснуть смогла не сразу. Не смотря на это, проснулась девушка раньше всех, так что когда старшие девы уже вошли в храм, Юлия успела прибрать храм и теперь активно помогала всем желающим снискать милости богини. С ласковой улыбкой девушка смотрела на маленькую девочку, жавшуюся к юбке матери, и с той же улыбкой обернула голову на вход, пытаясь понять, когда же закончится этот бурный поток людей. Её внимание привлекла стоящая у дверей женщина, казалось бы смотрящая именно на нее. Амата могла поклясться, что та еще не подходила к жертвеннику.
Залика: Выловив, наконец, взглядом стройную фигурку в белых храмовых одеждах, Залика протолкалась к ней поближе, и с легким поклоном тихо позвала: - Отойдем, Амата. Я не к богине, а к её прислужницам. В том углу беседовать будет удобнее - и она приглашающе кивнула в дальний, пустой угол храма.
Амата Юлия: Весталка немало удивилась, когда к ней подошла эта женщина, но все же приветливо улыбнулась. - Хорошо, отойдем. Если тебе там будет удобнее, - подтвердив свои слова легким кивком, Юлия прошла вместе с незнакомкой к указанному той углу и остановилась, благожелательно, с долей любопытства рассматривая ёё, ожидая, что та наконец заговорит.
Залика: Залика усмехнулась про себя наивности юной ученицы, но лицо усмешки не выдало, а только мягкость и малую толику почтения в чуть опущенных ресницах. - О делах всегда лучше говорить без свидетелей, Амата - сказала она, досадуя на себя что никак не выучит полные имена старших учениц: для человека нет ничего приятнее звука собственного имени, а располагать к себе людей полезно в любом случае - Речь пойдет о такой сумме, которую и вслух то не стоит произносить. Будь добра, скажи кому-нибудь из старших, что вольноотпущенница Сертория Залика хочет получить вот эту сумму - Залика сунула в руку девушке сложенный вчетверо маленький кусочек пергамента - а это тебе за беспокойство, светлоликая - и она вручила весталке узелок с кувшином вина и отборными гранатами. - Я подожду тебя здесь. Залика не первый раз не смущаясь лгала в храме Весты её жрицам, называя себя вольноотпущенницей. Но, даже если богини и существуют - эта ложь её не волновала. Со своей Иштар она была честна, а со служанками Весты - щедра.
Амата Юлия: Юлия молча выслушала просьбу Залики, рефлекторно покрепче сжав в пальцах жесткий пергамент. Просьба была вполне себе обычна, поэтому Амата легким кивком дала согласие, мягко поблагодарила за врученный узелок и, надежно держа в ладони кусочек пергамента с написанной на нем суммой, вернулась обратно в центр храма, где как раз была одна из жриц. Девушка тронула её за плечо, чтобы привлечь внимание, склонилась и негромко зашептала, протянув пергамент. Жрица окинула взглядом стоящую в углу Залику и ушла, чтобы через какое-то время вернуться с кошелем. Отдав его Амате, старшая вновь отвлеклась на стоящих у жертвенник людей, а юная ученица направилась в уже знакомый угол. - Вот, держи, - Юлия протянула кошель.
Залика: Пока девушка ходила за деньгами, Залика разглядывала женщин, молящих Весту привести подгулявших мужей к семейному огню и презрительная ухмылка кривила её губы. Но как могли эти свободные женщины отдать себя в рабство она ещё как-то понимала. Чего она действительно не понимала - что держит красивых молодых дев в плену у Вестиного огня. Какие деньги, какое положение стоят того, чтоб отказаться от свободы, зова плоти, зова сердца? Холодная невинная красота юной ученицы не тронула египтянку, но ведь ясно как день, что под этой чистой безмятежностью - живая человеческая кровь. И однажды она закипит, как у неё самой при виде гетеры, как у той черноглазой весталки при виде Залики... Что тогда? Смерть? "Смерть и любовь - две сестры" вспомнила она слова матери. На следующее утро после этих слов отца Залики нашли мертвым... Приняв у девушки кошель, Залика тихо, чтоб не долетело ни до чьих больше ушей, сказала: - Глядя на тебя, Амата, я думаю что боги безумны, раз требуют такие жертвы, как ни разу не любившее сердце. Если ты когда-нибудь вспомнишь, что оно у тебя есть, вспомни и то, что выход - там. Она кивнула и вышла из храма. О своем порыве, заставившем сказать неосторожные слова весталке она не жалела. Подобные порывы были единственным, о чем она не жалела никогда. >>>улица ведущая от и до
Амата Юлия: Сердце кольнуло. Уже второй человек заводил опасный разговор, после которого в душе у юной девушки бушевал ураган противоречий. Бессонная, неспокойная ночь, сплошь пропитанная тревожными, запретными мыслями о свободе, подаренная ей разговором с Квинтом, была еще слишком свежа в памяти. Теперь же и эта красивая, незнакомая женщина с ярким, словно бы горящим взглядом... Говорящая о сердце Юлии. "Да что они, сговорились что-ли? Уйти из храма, отвернуться от места, заменившего дом? Всю жизнь потом прятать глаза, не осмеливаясь поднять взгляда на людей, чтобы, не дай Богиня, не увидеть на их лицах презрения? У меня есть сердце, и не вам судить, как оно должно мною руководить! Я не знаю, что должно будет произойти, чтобы я отказалась от служения Весте." Нежные щеки вспыхнули гневом, а зеленые глаза заблестели смесью вызова и упрямства. Ответив на кивок Залики коротким, отрывистым движением, внутренне и понимая, что ведет себя не слишком красиво, но все же потакая сиюминутному желанию выплеснуть раздражение, Амата развернулась и ушла обратно к жертвеннице. "Чувства чувствами, а основные мои обязанности еще никто не отменял", - подумала девушка, уже через пару минут раскаиваясь в том, что позволила себе вспылить.
Амата Юлия: Все же слова, услышанные от двух недавних посетителей никак не давали покоя юной душе, заставляя в мыслях постоянно возвращаться к опасной теме. И постепенно Юлия начинала ловить себя на желании выбраться в город, посмотреть на людей, увидеть все то, чем её соблазняли поэт и женщина с горящим внутренним огнем взглядом. День медленно переходил в вечер, и Амата с нетерпением поглядывала на выход из храма, уже предвкушая, как будет прогуливаться по улицам города совсем одна, не сопровождаемая надоевшей охраной, не скованная своим положением. Осталась только сущая мелочь - умудриться выскользнуть на эти самые улицы, минуя остальных храмовых дев и стражу. Юлия закончила все дела, что ей поручили старшие жрицы, и отправилась в дом, по пути обдумывая план побега. -------> дом весталок
Осмарак: >>>двуликий дом гетеры Дахи Рим открывался постепенно, как коварная соблазнительница, скидывающая одно покрывало за другим и скрывающая красоту за последним - самым тонким, полупрозрачным. Cтройные арки, портики, статуи которые, казалось, провожают взглядом каждого чужака, видевшего их впервые - все это город отдавал как кокетка - ласку: то скупо, то слишком щедро, то призывая прохладой фонтанов, то отталкивая холодом помпезного здания. И только незажившие кое-где язвы пожарищ намекали что стоИт за манкой красотой города с душой волчицы, отдающейся силе и деньгам. Женщины. В храме в этот утренний час были только они. Ос замешкался на пороге, вспоминая все, что слышал когда-либо о Римских богах. Язвительный тон жены запившего римлянина заставлял сомневаться в том, что сюда можно заходить мужчинам.
Амата Юлия: Дом весталок --------------> Вечерняя прогулка так и осталась тайной для старших дев, чему Юлия была несказанно рада - может быть те, кто лишь недавно закончил первую ступень, едва перейдя из ученичества к непосредственному служению, и поняли бы её, то прочие наверняка бы настаивали на наказании за подобное своеволие. Все утро Юлия была непривычно рассеяна, отвечала невпопад, задумчиво глядела на огонь и чему-то улыбалась. Жрицам Весты было невдомек, что все мысли юной ученицы заняты лишь одним вопросом - придет ли Алтер, как обещал, или же предпочтет не испытывать судьбу, сближаясь с весталкой. Задумавшись, Амата вздрогнула, когда в очередной раз услышала, что в храм вошел новый посетитель. Очнувшись от своих мыслей, девушка проговорила положенные слова, глядя, как в чаше с огнем танцует пламя, и с легкой улыбкой посмотрела на женщин, пришедших в это утро просить Весту о своих мужьях. Впрочем, как всегда...страсть к играм, спиртному, охота до чужих юбок - все это заставляло отчаявшихся женщин приходить сюда, в храм, в надежде, что Богиня хоть немного поможет им. Повернув голову в сторону входа, в душе надеясь, что это пришел именно Алтер, Амата увидела мужчину, который выглядел так, словно был вообще не уверен, зачем сюда пришел. Тихо вздохнув, на ходу поправляя складки одеяния, ученица подошла к посетителю, останавливаясь в нескольких шагах. - Что привело тебя в храм Весты? - голос звучал тихо и немного смущенно, ведь юная девушка совсем не привыкла разговаривать с мужчинами.
Осмарак: Она напомнила ему младшую, перед самым замужеством - свежая прелесть черт и чистый взгляд, полный тревожного ожидания. Ос привык к тому, что у хранителей чистого огня уверенный, пронизывающий, и строго-вопрошающий взгляд, под которым каждый пришедший в святилище невольно спрашивает сам себя на какой он "стороне". Вопрос и вовсе поставил в тупик. Он шел сюда потому, что ему надоело бегать, потому, что чувствовать себя трусом было невыносимо унизительно. Если бы его встретил седой, умудрённый жизнью старик, или ровесник, посвятивший жизнь познанию того, о чем Ос думал реже чем о комарах или, скажем, Адулисе, в котором он ни разу не был, или хотя бы величавая жрица с материнским взглядом, он бы смог объяснить, что привело его в этот чужой храм в незнакомом городе. Но что может понять эта девочка, ученица - судя по возрасту и робости? - Я пришел... - силясь сложить латинские слова в нужную фразу, Ос нахмурился - я пришел просить богиню за своих сестёр и их детей. В моей стране неспокойно. Сюда можно мужчинам?
Амата Юлия: - Днем храм открыт для всех желающих, - плавно кивнула Юлия, невольно замедляя речь, слыша, что латынь не является для мужчины родным языком. - Не стой на входе, проходи. Девушка чуть отодвинулась вбок, приподнимая руку в приглашающем жесте, невзначай указывая на чашу с огнем, у которой стояло несколько женщин, усердно просивших Весту каждая о своем. Украдкой рассматривая посетителя, Юлия ловила себя на мысли, что ей приятно смотреть на его лицо, завораживающее красотой черт. Простое любование, без тени томления или же юношеского волнения, но все же взгляд оторвать было трудно.
Осмарак: - Благодарю... - тут он понял, что не знает не только как положено называть местных жриц, но и как вести себя в этом месте. А главное - огонь, горящий на резном камне, нервировал его как животное - человеческий костер. Сделав несколько шагов, Ос остановился - Что я должен делать? Как молятся твоей богине? И.. как можно звать тебя, госпожа?
Амата Юлия: - Уволь, учить тебя, как молиться я не могу, - губы Аматы тронула легкая улыбка. - Рассказать, что нужно для подношения - запросто. Обычно Весте подносят масло, хлеб и воду из ручья нимфы Эгерии. А как молиться...Каждый выбирает способ, более удобный именно для него. Девушка сделала пару шагов вглубь храма и так же остановилась, немного задумчиво глядя на мужчину. "Как ему объяснить? Как научить человека молиться?" - Я чувствую Богиню сердцем... Попробуй и ты. Называй меня Юлия.
Осмарак: - Подношение... да, конечно...- Ос невольно залюбовался девушкой, лицо которой озарилось светом огня её богини. Его учили, что у Несущего Свет много имён и воплощений, но суть - одна. Ученица странной Весты, любящей хлеб, масло и воду, об этом не знала, но, очевидно, чувствовала. Подношение... Формальность, ритуал всех храмов мира, помогающий людям настроится, переключиться с будничных забот на общение со Светом. Предлог уйти не получив ожога был. Ос поколебался несколько мгновений... и подошел к каменной чаше. "Сестер сохрани. Я поднимусь. У меня получится... только к ним. Сбереги." Молитва получилась короткой. Женские шепотки, вздохи, смущенные, горькие, недовольные, молящие взгляды мешали сосредоточиться на главном. Он вернулся к жрице, рассеянно шаря в мешке. Благодарить жрецов было принято повсюду, но у него нечего было ей предложить, кроме денег. Рука наткнулась на нож - последнее, что связывало его с пиратами. Он вложил девушке в руку сперва несколько сестрециев, потом нож: - Спасибо, Юлия. Это тебе, за помощь. Я вернусь к богине. С подношением. Поклонился и, выйдя за порог, увидел город без единого покрывала: с величием, язвами, красотой, созданной человеческим гением, и уродством порушенной гармонии природы. Шумно выдохнув, Осмарак с минуту смотрел на Рим, простершийся перед ним сотней дорог, и выбрал одну. >>>улица ведущая от и до
Луций Алтер: >>>>> Улица, ведущая от лавки Суламиты к храму Весты На пороге он обогнул темного, гладко выбритого мужчину, невольно дотронулся до собственной щетины и устыдился; скрывая это, потер нудящую грудь — и сделал шаг внутрь, ища глазами ту, к которой пришел. Теперь, когда он увидел язычки пламени в самом центре храма, величавый жертвенник, он понял, куда и к кому он пришел, и был уверен, что Веста способна простить за такую маленькую измену в собственном же доме. Он снова покрутил головой, оглядываясь.
Амата Юлия: Юлия спокойно наблюдала за тем, как мужчина подходил к чаше, как стоял, явно чувствуя некий дискомфорт, находясь под пристальным вниманием стоящих у жертвенника женщин, так же спокойно смотрела, как он возвращается обратно. Но вот к прохладе металла и тяжести ножа в ладони была совсем не готова. Рефлекторно сжав пальцы на рукояти, Амата кивнула на прощание, несколько растерянно глядя на оружие в своей руке. "С каждым днем мне встречаются все более странные посетители..." Юлия коротко вздохнула, отворачиваясь от входа, уходя вглубь храма, чтобы убрать оставленный нож подальше от чужих глаз, так как так острое лезвие в руках весталки смотрелось по меньшей мере странно. Положив оружие и деньги, ученица вернулась обратно к чаше, краем глаза замечая новую фигуру в храме, тут же отвлекаясь на нее. Безотчетная улыбка тронула губы, и девушка чуть более поспешно, чем могла бы, направилась к Алтеру, мягко обходя молящихся женщин. - Ты все таки пришел, - глаза юной весталки радостно сияли.
Луций Алтер: Он увидел Юлию, ловко лавирующую среди женщин, и залюбовался ею — в утреннем свете, рядом с бликующим огнем она выглядела еще тоньше, свежее, нежнее, не осталось и следа от вчерашней растерянности. — Конечно, ну как я мог не прийти, — Алтер улыбнулся, достал из много численных складок туники подарок: спелую грушу и крепкое яблоко. — Возьми, это тебе. Я надеюсь, Веста не обидится: в конце концов, у нее прекрасная жрица.
Амата Юлия: - О, Алтер, спасибо, - Юлия широко и открыто улыбнулась. - Честно говоря, я боялась, что ты не придешь...Весталки пользуются уважением, но мало кто стремится к общению с нами, не считая того времени, когда люди приходят в храм с молитвами. Амата замолчала, смотря на мужчину открытым взглядом, в котором сейчас не было того смущения, что мещало прошлым вечером. Сейчас в темной зелени глаз блестела спокойная радость с легким замесом любопытства - по сравнению с недавним посетителем, щеки которого напоминали о еще юношеской гладкости кожи, небритость Алтера просто бросалась в глаза. Кончики пальцев буквально зудели от жгучего желания прикоснуться к щеке, узнать, какова она на ощупь. В тех детских воспоминаниях, что сохранились у Юлии об отце, он был всегда выбрит, правда девушка помнила, что особого удовольствия ему эта процедура не доставляла.
Луций Алтер: Он смотрел на Юлию, слегка наклонив голову, улыбался: он буквально кожей ощущал это странное зеленоватое свечение в ее глазах, такое… обволакивающее… от которого перестала болеть грудь, и на душе сделалось совершенно тепло и спокойно: — Да, в этот раз я не к Весте, хотя и для нее есть подношение. — Алтер немного замялся и, оглянувшись, понизил голос. — Я не очень привык быть в таких местах, всегда чувствовал себя неловко. Надеюсь, вчера обошлось без приключений? Оставалось надеяться, что все эти кумушки слишком заняты сплетнями, чтоб слушать их разговор.
Амата Юлия: - Редкий человек рискнет напасть на кого-бы то ни было под самым носом у стражи, - Юлия легкомысленно пожала плечами. - Вчера удача мне благоволила - дважды пройти мимо стражников незамеченной...ну, почти незамеченной. Юлия не стала озвучивать то, что было известно всем - поймай её на входе/выходе хоть кто-нибудь из старших жриц или из приставленных охранников, то на утро бы нежная кожа была разукрашена алыми следами. С наказаниями у весталок было сурово. - А ты как добрался? И нашел ли ту девушку, что искал....Рахиль? - с небольшой заминкой припомнила Амата имя, которым назвал её Алтер, обознавшись.
Луций Алтер: — Да, посчастливилось найти среди закоулков, отругать и отвести домой, — о подробностях Алтер решил умолчать, не для нежных ушей Юлии грязь ночного города. По крайней мере он прибережет эту поучительную историю для следующего раза, когда эта упрямица вновь вздумает побродить по злачным местам одна. — Как ни странно, все сложилось хорошо, хвала богам. И..., — он снова замялся, чувствуя, что краснеет, — хорошо, что я встретил тебя. Ты приятный собеседник. Признаться, я давно ни с кем не разговаривал вот так, по душам.
Амата Юлия: - Значит, все хорошо, - Юлия улыбнулась, тут же замечая, с каким пристальным вниманием на них смотрит одна из женщин, и понизив голос до тихого шепота, безуспешно стараясь убрать из него нотки веселья, продолжила, - Я тоже рада, что встретила тебя. Мне с тобой легко, обычно я плохо нахожу общий язык с новыми людьми.. Кстати, Алтер... Тут Юлия еще раз посмотрела на женщину, встречаясь с ней взглядом, и с вежливым недоумением приподняла брови, намекая на то, что вслушиваться в чужую беседу по меньшей мере неприлично, отчего та мгновенно стушевалась и отвернулась к огню. - ...я так понимаю, ты не в восторге от вечерних прогулок по улицам Рима. Возможно, мне бы удалось выбраться в город днем с...неофициальным визитом...
Луций Алтер: Алтер догадался, куда был сейчас устремлен взгляд Юлии, и ему хватило ума не смотреть в ту же сторону. Он напряг слух, чтобы слышать то, что шепчет ему Юлия, отчего ему пришлось немного приблизиться. Уловив смысл слов, он кивнул: — Это было бы замечательно, — в не менее конспиративном шепоте он умудрился зашифровать улыбку. — Только если это не грозит тебе наказаниямми и лишениями. Правда из меня не очень хороший проводник, но я мог бы показать тебе одну замечательную фруктовую лавку. А если ты поплотнее запахнешь покрывало, мы сможем прогуляться по форуму. И спокойно поговорить.
Амата Юлия: - Грозит, - честно созналась девушка. - Вот только чем сложнее что-то дается, тем больше этого хочется, разве нет? При большом желании наказание можно придумать на пустом месте, так что....если оно и будет, то пусть лучше оно окажется заслуженным. Амата сделала шаг назад, выпрямляя спину и плавно отводя руку в сторону, поднимая голос до привычной громкости. - Полагаю, что непосредственное общение с Богиней будет явно нелишним, - маленькая белая ладонь указала на пламя, горящее в чаше, а Юлия коротко улыбнулась. - Ведь ты пришел к ней в дом...
Луций Алтер: Алтер едва сдержался, чтоб не засмеяться, шепотом произнес: — Мне нравится твоя тяга к приключениям. Я приду сюда за тобой завтра днем, да не обидится на меня Веста. Он едва заметно благодарно кивнул Юлии и послушно двинулся к жертвеннику, на ходу вынимая из-за пазухи нехитрые дары — ломоть свежего хлеба и масло. Перед самым жертвенником он остановился, задумчиво повел бровью, и мысленно попросил богиню не гневаться на свою свободолюбивую жрицу, а так же разгладить появившиеся вчера морщинки на лбу матери. Затем осторожно, стараясь не разрушить замысловатую пляску огня, опустил подношение, инстинктивно отдернул руку. Он уже и забыл, что этот огонь — добрый огонь. Улыбнувшись вечноголодным язычкам, Алтер на пятках развернулся и медленно вышел из храма, успев на прощание всунуть в прохладную руку Юлии блестящий сестерций. Просто так, чтобы почувствовать прикосновение. "Интересно, поняла ли она?" >>>>> Лавка Суламиты
Амата Юлия: Амата не поняла. Более того - она едва задавила в себе желание догнать Алтера и прилепить ему на лоб эту самую монету, а после с чувством высказать все, что сумбурным потоком пронеслось в голове. Единственное, что позволила себе ученица - обернуться и смотреть в мужскую спину, мысленно прямо таки уже почти касаясь тонкими, но цепкими пальчиками чужих ушей, чтобы с чувством их потрепать. "Ну, Алтер..." За неимением чужого уха в ладони сжалась несчастная монета, а Юлия с тихим вздохом повернулась обратно к жертвеннику, медленно обогнула молящихся женщин, что все это время украдкой старались услышать чужой разговор, и направилась к окликнувшей её весталке, явно собиравшейся дать новые поручения.
Тевкор: >>>>>>>>>>>>>Улица, ведущая от дома контрабандиста. Хлеб он купил хороший, белый. И большой. Он, вообще, плохо понимал, как могут люди молиться богам не в море (то есть, не будучи полностью во власти и не чувствуя ее). Но тут, зная, как неохотно мужчины женятся, подумал, что поддержкой соответствующего божества заручиться ой как нелишне... И он вошел решительным шагом, глядя в огонь, оторвал кусочек от хлеба, сунул в рот - чтоб Веста понимала, чем он делится, как это Мелькарт понимал - потом положил в огонь хлеб не отдернув руки; вынул нож, надрезал ладонь у мизинца и выжал крови, вытянув над огнем кулак, а пока она капала и шипела, сам тем временем дожевывал хлеб, отер нож о колено чтоб тунику не пачкать и осторожно сунул его за пояс; и, в довершении, вынул полновесный ауреус и тем же жестом скормил огню и его. Он отдал то, что обычно брал Посейдон. Но Посейдон брал сам, зная, чего от него хотят, а Весте Тевкор негромко, но четко сказал: - К моему возвращению моя мать должна быть замужем за отцом ее дочери. Чтобы совсем понятно было, он подумал о матери и Дживане, назвав их в мыслях по именам, и представил их вдвоем.
Амата Юлия: Юлия отвлеклась от разговора со старшей жрицей и посмотрела на очередного посетителя, вошедшего в дом Весты. Он совсем не выглядел так, словно был точно уверен, что пришел именно туда, хоть и шаг его был твердым и целеустремленным. "Надо же...сегодня мужской день какой-то..." - девушка улыбнулась своим мыслям, прекращая беседу с наставницей, но не спеша подходить к незнакомцу - было видно, что тот прекрасно справлялся и без её помощи. Возможно она так бы и простояла, всего лишь украдкой рассматривая посетителя, если бы в ярких язычках пламени не блеснул нож, а после рука не сжалась в кулак, роняя густые рубиновые капли в жадный огонь. Амата сдавленно охнула, непроизвольно потянувшись рукой к кармашку в складках одеяния, где были сложены несколько чистых полосок ткани, на всякий случай - все же иногда руки пачкались и у храмовых дев. - К моему возвращению моя мать должна быть замужем за отцом ее дочери - до весталки долетели уже не слова, а одна слитная, не разбиваемая на отдельные сегменты твердая и повелительная мелодия голоса. - Думаю Весте будет намного приятнее, если она услышит в просьбе мягкость. Все же женщины, а уж Богини тем более, ценят в мужчинах подобное, -Юлия тихо подошла к странному юноше и, колеблясь не более мгновения, протянула руку вперед, обхватывая прохладными пальцами чужое запястье, ненавязчиво, давая возможность в любой момент высвободиться без особых на то усилий, приподняла повыше, поворачивая ладонь и рассматривая порез. Неглубокий, но все же кровоточащий. - Попробуй еще раз. Пальцы второй руки сжались на длинной полоске ткани, пока что не собираясь вытягивать ту из складок просторных храмовых одежд.
Тевкор: Тевкр прожег девчонку взглядом, прежде чем увидел ее. - Думаю Весте будет намного приятнее, если она услышит в просьбе мягкость. Некоторое время стоял, пытаясь понять, что она имела в виду. Была ли в нем мягкость, он не знал, и в данный момент вряд ли нашел бы ее в себе. Боги должны были слышать мысли и знать желания, иначе, на его взгляд, какие же это были боги. Если для того, чтоб Веста слышала, нужна была еще какая-то жертва, ее следовало принести. Только он не знал, как. - Научи.
Амата Юлия: Юлия лишь улыбнулась, все-таки вытаскивая лоскут ткани и осторожно начиная обматывать ладонь, закрывая порез. Научить? С губ едва не сорвался тихий недоуменный смех. Как можно научить тому, что должно прийти само, из глубин сердца? - Никто не любит приказов. И ставить в известность тоже не стоит, - девушка качнула головой. - Проси. Проси так, как умеешь, но не забывай о том, что она ничем тебе не обязана. Жертва - только лишь для того, чтобы она выслушала твою просьбу вперед других, и не больше. То, что её действительно привлечет - искренность. Вот тогда она уже задумается о том, исполнять ли ей то, о чем попросили. Амата замолчала, со спокойным любопытством рассматривая юношеское лицо. Вряд ли он был многим старше её самой - слишком еще тонка фигура, сохранившая в своей угловатости мальчишеские черты. - Ты когда-нибудь просил женщину? - слова сорвались с языка раньше, чем ученица успела задуматься об уместности вопроса. - Не приказывал, а именно просил, отчаянно надеясь на её благоволение?
Тевкор: Он вообще не помнил, просил ли он кого-либо о чем-либо. Он и к Дживану-то пришел не с просьбой, а с делом. Но он точно никогда не просил женщину. Более того, он никогда не надеялся. Но чего ему было не занимать сейчас, так это искренности. - Тогда она слышала. На его взгляд, этого было довольно: бог был теперь вправе сам выбирать, как поступать. И на случай, если соединить двух людей, имеющих общую дочь, не входило в планы богини домашнего очага, у Тевкра был еще один выход. Нежелательный, но приемлемый. Тем не менее, пока он наблюдал, как девушка бинтует его руку, неизвестно как оказавшуюся в ее власти, он незаметно для себя смягчался. - Я хочу, чтоб они были вместе, - сказал он уже своим обычным неуверенным голосом, на вздохе. Сказал девушке, как богине - поскольку не у богини, а у девушки было лицо с глубокими глазами.
Амата Юлия: Губы снова тронула улыбка, куда более широкая и мягкая. Слова по-прежнему были подобраны с какой-то детской неуклюжестью, но при этом не теряли самого главного - желания. Причем, как оказалось, желания не своего счастья, а счастья двух других людей, а это не могло не подкупить. - Уже лучше, - Амата закончила с перевязкой, завершив её плоским аккуратным узлом, чтобы не мешался и не цеплялся когда не нужно. Этот голос шел ему гораздо больше. Не вызывал чувства дисбаланса, когда внешность не соответствовала выбранному образу. Захотелось коснуться ладонью щеки и пообещать, что все будет так, как тот пожелал. Касаться лица она по вполне понятным причинам не стала, и так уже перешла границы приличий, сначала схватив юношу за руку, а потом еще навязав перебинтовку, но вот подбодрить... - Будут. Если на то будет угодно Богине, - не смотря на оговорку, уверенность в девичьих словах звучала чистой, звонкой нотой, не давая усомниться в благоприятном исходе.
Тевкор: Он криво улыбнулся. Чуть снисходительно, потому что девчонка брала на себя право утешать его. И потеряно, потому что она его перевязывала. После матери и Андро это ласковое касание, не будучи новостью, уже не вызвало острой жалости к себе, но все же ослабляло и расшатывало. Он хотел разозлиться, но не смог, только брови нахмурил. Очень уж она была необыкновенная какая-то. - А ты ее... о чем просишь? - мысль напряглась вместе с бровями, губы озадаченно распустились. Забыв, зачем здесь, он рассматривал ее, а от этого еще больше забывался. Фраза: "Ты просил когда-нибудь женщину?", не вспоминаясь явно, обретала смысл.
Амата Юлия: - А ты ее... о чем просишь? Амата замерла, забыв выпустить из прохладных пальцев перебинтованную ладонь. Просила ли она чего-то у Весты? Да, она вчера вечером молилась о том, чтобы её не поймала охрана на входе, да, она порой молилась о тех женщинах, что приходили в храм, но...просила ли она чего-то настолько рьяно, желая всем сердцем, для себя? "А что я могу у нее просить? Сердце весталки не должно знать любви на протяжении тридцати лет..." - Мне.. - голос надломился, Юлия растерянно заморгала. - Мне не о чем просить её... Я прошу о других, о тех, что приходят в храм, о... матери с отцом.
Тевкор: Он потрогал ее пальцы на своей руке, все еще будучи в забытьи, а потом его осенило: - Да ты жрица!.. Что-то помнил он о белых одеждах - то ли со времен, когда еще и не думал о море, то ли Мудреный рассказывал, то ли по аналогии с правом носить белое, дарованным только знати. Улыбка разошлась на все лицо, восторженная: весталка держала его за руку. - Ну да. Ты священная! - открытие звучало бы как обвинение, но улыбка грозила превратиться в смех. Он оглядел ее новыми глазами, уже сам держа ее за руку, счастливо и жадно, как нежданно найденное сокровище. В подобных случаях через несколько мгновений ему обычно приходилось яростно его отбивать, и привычка заставила его осмотреться. Улыбка не успела стать хищным оскалом, поскольку вокруг он увидел только женщин, в разных, в том числе и в белых, одеждах. Многие тоже смотрели на него: он не заметил, что радостное восклицание было слишком громким для храма. Улыбка чуть поутихла, но руки он не выпустил. - Вот это да, - выдохнул тихо.
Амата Юлия: Девушка недоуменно уставилась на юношу, обескураженная такой бурной реакцией, и кивнула, с беспокойством оглянувшись на остальных людей в храме: - Я ученица. А ты ожидал встретить кого-то другого в храме Весты? Не понимая причин чужой радости, Юлия тем не менее продолжала растерянно улыбаться, не пытаясь высвободить руки.
Тевкор: - Ученица! - повторил он, - да почем я знал, кого я тут увижу. Я думал ты тоже просить пришла... И что? - спросил, помимо воли притягивая ее за руку, - что это значит?.. Чего это они так уставились? - чуть повел головой, скосив глаза в сторону белой фигуры. Ненадолго. Надолго не позволяли ее глаза. Такие близкие, что недолго было потерять голову. Если б он только что не просил в этом храме его богиню, он уже счел бы девчонку добычей, и никакое священное место ее бы не спасло. Если бы он только что не просил.
Амата Юлия: Зеленые глаза наполнялись тревогой, весталка вновь обернулась на стоящую неподалеку жрицу, чуть качнув головой, давая понять, что волноваться пока не стоит. - Да тише ты! - Юлия сердито шикнула, невольно приближая свое лицо к нему. - Лучше отпусти мою руку и постарайся сдерживать эмоции. Весталкам не запрещено общаться с мужчинами или дотрагиваться до них, но если твои действия сочтут излишне...компрометирующими...поверь - плохо будет нам обоим. Амата посмотрела прямо в глаза юноши, негромко, так, чтобы слышал только он, проронила: - Это значит, что я неприкосновенна, - и не понять, откуда взялась горечь, тонкой змейкой проскользнувшая в словах. То ли сердце дало о себе знать, требуя положенных ему в этом возрасте эмоций, то ли разговор с Заликой и Квинтом все же посеял первое зерно сомнений. Да еще и всплывшее в памяти лицо Алтера, и эти теплые ладони, сейчас сжимающие её руку, взгляд, почему-то такой...определившийся? Словно стоящий перед ней мальчишка уже сделал какой-то выбор для себя.
Тевкор: - Ааа, - протянул он и дернул головой, словно стряхивая наваждение. Он половины слов из ее объяснений не понял, сердитого совета не воспринял, и единственное, что на него подействовало, это страх в ее глазах. Он с таким взглядом уже встречался, какой приходит ему на смену, знал и увидеть это снова не хотел. Поэтому руки разжались и улыбка сползла с лица. Он уставился на нее, подняв брови. Постепенно дошло, каким тоном она с ним разговаривала, но почему-то это не произвело должного впечатления. Должно быть, потому, что она сказала "нам обоим". Ну да, она сказала "будет плохо нам обоим". Он опять бросил вокруг взгляд, уже спокойно вычисляющий, кто ее тут обижает. Широко открытые глаза продолжали казаться удивленными. - Неприкосновенна? - переспросил он, меряя глазами наблюдающую... Рука потянулась к голове, он вовремя вспомнил, что рану чесать нельзя и понял значение слова. Смотрелся он при этом как тощий толстолапый щенок. Когда он снова взглянул на ученицу, в глазах его была совершенно детская растерянность. То есть она была не против. Она боялась не его. А прикасаться к ней было все равно что к ране.
Амата Юлия: Пальцы разжались и Юлия медленно, чтобы не создать видимости того, что ей были неприятны прикосновения и чтобы не привлекать лишнего внимания резкими движениями, на них и так уже подозрительно косились все присутствующие, привлеченные шумом, прижала руку к груди, продолжая смотреть на собеседника со смесью опаски и неприкрытого любопытства - так дикий зверек смотрит на человека, вроде бы и не зная, чего ждать, оттого опасаясь, и в то же время желая познакомиться поближе. Почему-то лицо у парня было удивленное, и это еще больше распаляло интерес. - Именно. У жриц Весты не должно быть связей с мужчинами, это запрещено, - о том, какого именно рода связи упоминала девушка, можно было догадаться по чуть порозовевшим щекам, да мелькнувшему в глубокой зелени глаз смущению. - Поэтому не стоит вести себя так, что люди могут подумать что-то не то. Амата была удивлена. Она думала, что все в Риме знают о этой стороне жизни весталок, но, как оказалось, она ошибалась.
Тевкор: - Да я понял, что это значит, - лицо продолжало оставаться растерянным. Потом, подумав, что не вечно же она торчит в храме у всех на глазах, он пожал плечами: - А где ты живешь?..
Амата Юлия: Амата улыбнулась. Губы сами разъезжались от одного только взгляда на это растерянное лицо. "Мальчишка...теперь я точно уверена, что он не старше меня, хоть сначала и показался взрослее..." - при храме есть жилой комплекс - там и живу, - она ответила просто, также пожав плечами.
Тевкор: Он тоже улыбнулся, под властью ее приветливого лица невольно повторяя его мимику. Очень трудно было отвести от нее глаза, еще труднее - удержать руку, которая так и тянулась тронуть ее волосы, щеку, губы. - А окно куда смотрит? - ее бесхитростный ответ утверждал его в чувстве, что она не станет противиться, имей он смелость сделать, чего сейчас захотелось, если никто не увидит и ничего не узнает.
Амата Юлия: Засмотревшись на улыбающееся лицо и светлые глаза, девушка рассеянно прокрутила в голове вопрос и раньше, чем смогла понять подоплеку такого любопытства, шепнула: - На ули... - Юлия осеклась, отшатнувшись назад и сжала в руке складки ткани, широко распахивая глаза. - Нет-нет, ты ничего не слышал... Даже и не думай! Голос не покидал пределов тихого шепота, быстрого, взволнованного, но даже сейчас не раздраженного а скорее обеспокоенного.
Тевкор: Он коротко засмеялся, представив себе, как ему пришлось бы лазать по всему фасаду примыкающего к храму домуса, вздумай он попытаться найти ее окно среди всех, выходящих "на ули". Нет-нет, ты ничего не слышал... Даже и не думай! - Да ты ничего и не сказала, - он кроил презрительно-безразличную рожу вопреки тянущей тоске в районе диафрагмы, похожей на ту, что уносил от рыбацкой хижины. Хотя, казалось бы, подумаешь - девка! - Как хочешь, - продолжал он улыбаться, но, меряя ее взглядом, чувствовал, что рожа не клеится хоть убей.
Амата Юлия: Весталка притихла, вслушиваясь в смех, и почему-то так захотелось сказать, вопреки запретам, вопреки здравому смыслу. - Как хочешь Пусть и не рожденный с талантом гениального лицедея парень все же смог убедить если не себя, то хотя бы Юлию в своем безразличии. Внезапное нежелание терять момент сорвало с нежных девичьих губ тихое описание того, как найти окно именно её комнаты среди всех прочих. Вздохнув, Амата закусила губу. "Хоть бы не было беды..."
Тевкор: Тевкр выдохнул. Улыбка ослабла, но в ней появился хищный оттенок. В глазах его отразилось все, что он чувствовал к ней. Смотрел уже не растерянный щенок, смотрел мужчина, входил взглядом в ее глаза... Только спокойствия, какое приходило при малейшей возможности действовать, не пришло в этот раз. Дыхание сбилось: в ее глазах стояла все та же тревога. Он резко отшагнул назад, коротко кивнул, не сводя с нее глаз, и вышел. >>>>>>>>>Термы.
Амата Юлия: Перемены в улыбке испугали едва ли не больше, чем по-началу излишне бурная реакция и громкие восклицания. От взгляда же перехватило дыхание, сжимая сердце прохладной ладонью тревоги. Весталка замерла, не ответив на кивок, и проводила юношу взглядом до самого выхода их храма, полноценно вдохнув лишь в тот момент, как его фигура исчезла из поля зрения. Запоздалое сожаление о том, что не сдержалась и рассказала, легкое смятение от светлых глаз, в которых было столько чувств... Окончание дня подошло незаметно, и все еще погруженная в размышления о всех событиях, что так или иначе были связаны с тремя мужчинами, посетившими в этот день храм, Юлия направилась к себе в комнаты, каким-то чудом не забыв забрать подарки. -----------------> Дом весталок
Луций Алтер: >>>>> из лавки Суламиты Он старался не прихрамывать, и ближе к цели мышцы стали более послушны. Свежий утрений воздух, еще влажный, слегка пахнущий известковой пылью в какой-то степени даже бодрил. Перед комплексом он остановился, осмотрелся — эта небольшая тропинка справа, огибающая массивный каменный забор и уходящая к высоким инсулам, была вполне себе хороша для осторожных побегов. Он запрокинул голову, сделал вдох, словно собирался бы нырнуть — возможно, в последний раз — и скорым шагом устремился к храму. Ждет она, или забыла?
Амата Юлия: -------------> Дом весталок Найти его оказалось проще, чем она предполагала - взгляд сам его нашел, безошибочно вычленив из общей толпы темноволосую мужскую фигуру, такую уже привычно небритую. Он направлялся прямиком к храму, что не очень-то входило в планы девушки. Прихожане могли и не узнать в ней юную ученицу, а вот храмовые девы - запросто. Закинув на голову покрывало, чтобы хоть немного прикрыть лицо, Амата чуть ли не бегом кинулась нагонять ушедшего вперед Алтера. - Попался! - схватив того за руку, весталка быстро дернула его к ближайшей стене, уходя в утренние тени. - Прости, я немного опоздала. Зеленые глаза радостно блестели, а щеки разгорались румянцем. Юлия была безумно счастлива только от того, что Алтер пришел.
Луций Алтер: Удивительно, но он узнал эти легкие, быстрые шаги за своей спиной — и когда ощутил прохладные пальцы в руке, с готовностью ушел за ней в тень. — Попался, да, — он рассмеялся. — Спасибо, что пришла. Боль совсем не чувствовалась, она просто растворилась в этой теплой зелени. Он осторожно погладил ее ладонь: — Бежим скорее, пока стража не появилась, — и увлек ее за собой по примеченной раньше тропинке.
Амата Юлия: - Тебе спасибо, - шепнула девушка, следуя за ним прочь от храма. Людям, казалось, не было никакого дела до них, что не могло не радовать - уж внимание им сейчас явно привлекать не стоило. Тенистая дорожка скрывала от немногочисленных любопытных глаз, стража была на обходе в другой части комплекса, все складывалось как нельзя лучше. - Как тебе спалось? - вопрос, чтобы услышать голос, а не ответ. ------------------> Форум - городская площадь
Луций Алтер: — Практически никак, — он немного замедлил шаг и взял Юлию под руку; прогулочный шаг не привлекал внимания и был гораздо удобнее. — А с утра пораньше сразу в храм. А как у тебя ночь прошла? Впереди показался городской Форум
Нуб: >>>Лавка(она же дом) Суламиты Лица храмовых дев показались ему бледными, а взгляды - тревожными. Принеся жертву, нубиец стал в углу, делая вид что молится и прислушиваясь к разговорам всезнающих кумушек, которые и в храме не смущались сплетничать.
толпа: - а я тебе говорю, она простыла. - Да конечно! В такую погоду! Отравилась она. Рыбой. Жара какая стоит! - ...на сквозняке, говорю, простыла. Думай что говоришь, рыбой их будут кормить, в такую погоду! Вспотела и простыла! Вышла остудиться на ветерок и тут ее и захватило. - Да конечно! В ее-то комплекции, простудишься, как же. Это у тебя вон - ветер в ребрах свистит, а она была дева гладкая. Отравилась... - упрямая подумала с полсекунды и предположила уже тише, делая большие глаза и поджимая губы: - или отравили. - И что ты говоришь такое, постыдись, кому бы в голову пришло! Сама всякую гадость в рот...тьфу, как неразумное дитя. Да за их кухней знаешь как следят, - беглым шепотом, тоже таращась так, словно дополнительную громкость надеялась этим прибавить. - Не то что у тебя, волокут в котел тушу, а помыть - мясник помыл, вся в соломе... - Да конечно! - срывающимся на взвизг полушепотом. - Много ты знаешь что там у меня в котле! В свой почаще бы заглядывала, может, и муж бы не гулял.. - Иди ты вон лучше проследи как у тебя там на кухне управляются да кухарку свою помой, - зашипела в ответ, перебивая, - чем кости-то мои мыть на людях! - Да конечно!...
Нуб: И он бы смеялся, не взирая на место, над их разговором, если бы главное - страшное - не загорелось огнём в сердце... Одна из храмовых дев умерла. Не стройная как тростинка Юлия, кто-то из старших. Новость, печальная сама по себе, грозила ещё и опасностью - ученицу могли посвятить. Нуб не знал проверят ли её чистоту перед посвящением, но если и нет, и она станет весталкой... "Алтер, что же ты наделал, мальчик..." Раб потолкался вокруг храма и дома, надеясь увидеть какую-нибудь рабыню, выходившую из дома весталок, хоть кого-нибудь, кого можно подкупить, чтоб передать весточку. Но никто не вышел. Опасаясь привлечь к себе внимание, он ушел ни с чем, чтоб хоть вторую часть плана успеть выполнить. >>>Бычий рынок
мытарь: Он поклонился, покивал, поманил рукой - без толку. Тогда он просто подошел и настойчиво подергал жрицу за рукав: - Светлейшая, мне надо видеть Амату Ферторию, я отдавал ей на хранение деньги. Второй день не могу её застать!
весталки: Амата вздрогнула но быстро взяла себя в руки. - Говори потише, будь добр, ты в храме, а не на рынке. Амата Фертория скончалась от лихорадки. Мы разберём её записи позже, никуда твои деньги не денутся, приходи послезавтра. Как только мужчина отошел, отмахнулась от взволнованного вопросительного шепота в ухо: - Потому что понтифик велел так говорить.
Летеция: Августовский жар, пеленой окутывающий город, потихоньку спадал. Прим торопливо шла, не сводя глаз с клонящегося к закату оранжевого диска. Если она и переводила взгляд, то лишь на красноватые отблески последних лучей, падающих на булыжники улицы. На прохожих смотреть не хотелось. Достаточно было звуков, доносящихся из домов, начинающих приходить в себя от дневного пекла горожан. Пахло непонятно чем. В нагретом воздухе запахи смешивались, и взбудораженные горячим ветром, скорее раздражали, чем дарили усладу. Она вывернула к храмовым постройкам Весты, прошла мимо дома весталок и приблизилась к храму. На его ступенях она нерешительно остановилась. «Имею ли я право так поступать?» Из толоса вышла молодая пара. Но ее привлекли не они, а округлившийся живот девушки. Прим сжала в кулаке висевший на поясе кошель. Пропустив их, она бросила взгляд на небо и вошла внутрь. В храме, у самого входа что-то бурно обсуждали две весталки. На вид им казалось лет по десять. Что бы они ни обсуждали, но они явно были заняты друг другом. Прим подошла к алтарю. Огонь в нем едва теплился. Она полуобернулась к беседующим, но затем передумала и повернулась к Весте. Она не собиралась совершать традиционные жертвоприношения. Ей хотелось иного. Она мысленно обратилась к ней: «Помоги. Как ты считаешь, это справедливо - быть замужем и не иметь возможности исполнить свой долг? Разве я тебя о таком просила? Избавь меня от него». Она запустила ладонь в кошель и достала оттуда пригоршню орехов. Снова посмотрела на богиню и бросила их в чашу, вымещая все накопившееся негодование. Те россыпью застучали по краям чаши, гася последние тусклые языки жертвенного огня. У Прим округлились глаза от мысли, что «благодаря» ее молитве кого-нибудь сегодня казнят. Бросив взгляд на поглощенных беседой, она схватила небольшой кувшинчик с маслом, стоявший среди подношений и бесцеремонно загребла им орехи. Масло на глиняных краях вспыхнуло, и Прим выронила его. Пламя, на секунду ожив, снова начало затухать. «О боги!» выругалась она и, засунув руку в пустой кошель, начала торопливо выгребать миндаль из еле тлеющих углей в подол хитона, ворохом поднимая искры. Едва она выгребла орехи, не успев оглянуться на жриц, как пламя взметнулось на полметра в высоту, чуть не опалив ее, и по храму разлился божественный запах жареных орехов и масла. На секунду Прим закрыла глаза, прикусив губу: «Помолилась». Она выдохнула и бросила виноватый взгляд на богиню: «Я пойду». >>> Дом Кассия
Летеция: Из лавки Суламиты Летеция вошла в храм, поставила корзину к подношениям, всматриваясь в лик богини, оттененный огнем, чернеющим полумраком, размышляя, что жизнь коротка, неприятности сыпались одна за другой, и во всей этой вакханалии была одна нота с паузой. - Похоже, я вчера погорячилась, - произнесла она, снова замолчав, прикусывая нижнюю губу. – Прости меня. Я лишь слабая женщина, и не мне спорить с тобою. В общем, («Боги, кто сказал, что так легко беседовать с богами!?»), в общем, я к тому, что приму, что есть в моей жизни. Ведь на все воля богов, да? Летеция тяжело вздохнула, еще немного по созерцала на пламя и тени, играющие в стенах прохладного храма, а потом вышла, чувствуя, что сделала все верно. >>>> Дом Кассия
полная версия страницы