Форум » Общественная жизнь » Парк Купидона » Ответить
Парк Купидона
Понтифик: Уютный участок парка на Марсовом Поле; та часть Садов Агриппы, которая подходила к самому портику Помпея, примыкавшему к театру Помпея. В небольшом портике - статуя Купидона. В парке - скамьи, беседки, фонтаны. [more]Марсово Поле. Таким образом, в течение ста лет с небольшим парки, шедшие почти непрерывной полосой по окраинам города, все оказались во владении императоров — одни по завещанию, другие путем конфискации. Для огромного большинства римлян этот переход от старых владельцев к императорскому дому был безразличен: парки были и оставались доступными только для тесного круга людей; для широкой толпы они открылись лишь после переезда двора в Константинополь. Тем большее значение приобретали те «острова зелени», куда мог зайти каждый. Первым из таких «островов» были сады Цезаря за Тибром, великолепный парк, где в 44 г. он принимал Клеопатру. Он занимал площадь от 75 до 100 га (с одной стороны он шире, с другой уже) и был украшен со всей роскошью, которую Цезарь любил, и с тем большим вкусом, который его отличал. Здесь были залы с мраморными и мозаичными полами, портики, статуи, фонтаны. Цезарь завещал это прекрасное место для отдыха народу, но беда была в том, что отстояло оно далеко от городского центра и прийти туда пешком (а мы видели, что иного способа передвижения для бедного населения в Риме нет) от Субуры или даже с Этрусской улицы не каждому было под силу. Для общенародного отдыха и гулянья требовалось место более близкое; создать его нужно было не только для украшения города. С жильем в Риме было плохо; бедное население ютилось кое-как; квартиры были дороги, их не хватало. Цезарь нашел средство разрешить жилищный вопрос: он задумал отвести Тибр к Ватиканским холмам, заменить Марсово Поле Ватиканским, а Марсово Поле, еще увеличенное отводом Тибра (получалась площадь около 300 га), отдать под застройку (Cic. ad Att. XIII. 30). Мера была эффективной и разумной, но осуществить ее помешала Цезарю смерть, Август же на нее не отважился. Империя вообще не нашла способа разрешить жилищную проблему по существу — это оказалось ей не под силу; она попыталась только с. 23 скрасить тяжелые жилищные условия: создать для широких слоев населения нечто такое, что хоть несколько могло смягчить жизнь в шуме и грязи римских улиц, в угнетающем однообразии инсул и в духоте жалких квартир. Цезарь знал, что делал, завещая свой парк за Тибром народу. Август, его помощники и преемники, разбивая сады, устраивая амфитеатр и цирк, сооружая термы, прокладывая форумы, придавали Риму вид, который был достоин мировой столицы, и это, конечно, входило в их планы, но в то же время они этим самым вносили некоторый корректив в убогую домашнюю жизнь большей части населения. Никакое могущество не могло выпрямить римских улиц, но украсить Рим величественными зданиями, провести воду в таком изобилии, что не было улицы и перекрестка, где не слышался бы плеск фонтанов, устроить прекрасные городские сады и превратить термы в дворцы культуры — это императоры могли сделать, и они это делали. Существенной мерой в этом направлении было благоустройство Марсова Поля. Марсово Поле, низина в излучине Тибра, площадью почти в 250 га, было местом, где римская молодежь занималась военными и гимнастическими упражнениями. Здесь же собирались Центуриатные комиции, происходили выборы магистратов, производилась перепись населения; отсюда легионы двигались в поход. При империи здесь воздвигаются великолепные здания, устраиваются сады и парки. Страбон, посетивший Рим как раз при Августе, посвятил Марсову Полю восторженные строки: «Большая часть дивных сооружений находится на Марсовом Поле: природную красоту этого места увеличила мудрая забота. Равнина эта удивительна уже самой величиной своей: здесь без помехи можно мчаться на колесницах и заниматься другими видами конного спорта; в это же время огромная толпа спокойно занимается игрой в мяч, бросает диск, упражняется в борьбе. Здания, лежащие вокруг, вечнозеленый газон, венец холмов, спускающихся к самой реке, кажутся картиной, от которой нельзя оторвать глаз» (236). Марсово Поле становится для римского населения излюбленным местом отдыха и прогулок. Радостью Горациева Мены, бедного отпущенника, занимавшего скромное место глашатая, были его друзья, собственный домик, а по окончании дел — прогулка по Марсову Полю (epist. I. 7. 55—59). Здесь дышат чистым с. 24 воздухом, наслаждаются видом зелени, широким горизонтом, любуются произведениями искусства. Здесь же идет торговля предметами роскоши и устроены настоящие базары, где «золотой Рим расшвыривает свои богатства». В портике (он был длиной 1 1/2 км) Юлиевой Загородки (здание это начато было Цезарем и закончено Агриппой, зятем Августа и его ближайшим сотрудником) находился ряд лавок; на обломках Мраморного Плана они ясно показаны. По словам Сенеки, здесь всегда было полно народу (de ira. II. 8. 1), и Марциал заставил Мамурру, героя одной своей эпиграммы, обходить эти лавки одну за другой. В одной из них Мамурра требует, чтобы ему показали красавцев-рабов, которых прячут от глаз толпы, — они предназначены для избранных покупателей, затем переходит к торговцу дорогой мебелью, велит снять чехлы со столов из драгоценного африканского «цитруса» и достать припрятанные колонки слоновой кости, на которых будет покоиться круглая доска этого стола. Вздохнув, что ложе на шесть персон, выложенное черепахой, слишком мало для его стола, он идет к продавцу, который торгует коринфской бронзой, но она ему не нравится. Дальше следуют лавки с хрустальной посудой, — на ней, к сожалению, оказалось пятнышко. У ювелира он пересчитывает драгоценные камни в золотых украшениях и количество жемчужин в серьгах, приценивается к яшме, сомневается, не поддельный ли сардоник ему показывают, и, наконец, уходит под вечер, купив две грошовых чашки (IX. 59). В портике Аргонавтов (выстроен Агриппой в 25 г. до н. э.) муж, ослепленный любовью к жене, покупает для нее хрустальную посуду и кольцо с алмазом (Iuv. 6. 153—156). Марциал часто вспоминает этот портик; здесь постоянно толпился народ (название свое портик получил от картин, украшавших его стены: на них изображена была история аргонавтов). В портике, который выстроил Филипп, отчим Августа (он и назывался Филипповым портиком), вокруг храма Геракла и Муз, шла бойкая торговля париками (Ov. a. a. III. 167—168). На Марсовом Поле, к западу от Широкой Дороги, находились сады Агриппы — парк, разбитый Агриппой, по всей вероятности, с намерением подарить его народу: это вполне согласовалось с его взглядами, а кроме того, парк этот тесно примыкал к его термам, которые, по крайней мере в какой-то своей части, уже давно с. 25 находились в общенародном пользовании. Агриппа развел его на месте Козьего болота (palus Caprae), и устройство этого парка было для Марсова Поля такой же оздоровительной мерой, как устройство парка на Эсквилине. Сады Агриппы подходили к самому портику Помпея; с юга их окаймлял «стоколонный портик» (hecatostylon), а за ним тянулся парк с аллеями платанов. В зелени деревьев стояли фигуры зверей. Маленький Гилл, любимец Марциала, сунул, расшалившись, ручонку в разинутую пасть бронзовой медведицы и погиб от «смертельного укуса подлой змеи, спрятавшейся в темном углублении» (Mart. III. 19). Особо надо отметить статую умирающего льва работы Лисиппа, которую Агриппа привез из Лампсака и «поместил в роще между прудом и каналом» (Str. 590). Пруд, находившийся совсем близко от терм, представлял собой естественный бассейн для купания и был дополнением к фригидарию; Сенека в молодости обычно начинал новый год с купания в ледяной воде этого пруда (epist. 83. 5). Наискось от этого парка, к востоку от Широкой Дороги, находился другой парк — Поле Агриппы. Марциал со своего третьего этажа видел лавровые деревья на этом «поле» (I. 108. 3); парк со статуями и аллеями, обсаженными буксом, примыкал с западной стороны к портику Випсании, который начала Полла, сестра Агриппы, а закончил Август. В этом портике находилась карта, изготовленная по приказанию Агриппы, «который желал показать миру весь мир» (Pl. III. 17). «Если бы мы могли с тобой, — пишет Марциал, обращаясь к другу, — располагать нашим досугом и жить настоящей жизнью, мы не знали бы ни домов знати, ни противных тяжб, ни мрачного Форума, ни горделивых родословных — прогулки, беседы, чтение, Марсово Поле, портики, тенистые аллеи, вода Vigro (Марциал, следовательно, особо выделяет сады Агриппы. — М. С.), термы — здесь проводили бы мы время, этим бы занимались» (V. 20). В конце I в. н. э. житель Рима не может себе представить «настоящей жизни» без прогулок на Марсовом Поле. Что же представляли собой портики, о которых так часто вспоминают поэты августовского времени? На основании Мраморного Плана мы можем представить себе их планировку, более или менее одинаковую для всех. Это прямоугольник, обычно обведенный крытой колоннадой, обрамляющей сад с аллеями (очень любимы платаны и лавровые деревья), купами деревьев и фонтанами. с. 26 В портике (в узком значении этого слова) висят картины; в саду среди зелени и цветов стоят статуи; те и другие — часто произведения великих мастеров (Pl. XXXV. 59, 114 и 126). Портик Октавии был настоящим музеем, где собраны шедевры античного искусства: Александр и Филипп с Афиной работы Антифила, Афродита Фидия «исключительной красоты», Эрот Праксителя, Асклепий и Артемида Кефисодота, Праксителева сына, Эрот с молнией, которого приписывали, одни — Скопасу, другие — Праксителю, и ряд других не менее замечательных статуй. Между прочим, в этом портике стояла и статуя Корнелии, матери Гракхов. Портик был отстроен Августом в честь его сестры Октавии. Он занимал большую площадь (130×110 м) и был окружен двойной колоннадой; гранитные колонны были облицованы дорогим заморским мрамором; в середине портика находилось два храма — храм Юноны и храм Юпитера, зал для собраний и библиотека, устроенная Октавией в память юного ее сына, Марцелла; как и Палатинская, она состояла из двух отделений — греческого и латинского; первым библиотекарем был здесь Мелисс, отпущенник Мецената (Suet. gramm. 21). Главный вход в портик, обращенный к Тибру, был отделан в виде двойного пронаоса (паперти), в котором с внутренней и наружной стороны стояло по четыре коринфских колонны белого мрамора (высотой 8.60 м); на них покоился треугольный фронтон. Получив по наследству от Ведия Поллиона его усадьбу на северном склоне Оппия, Август снес постройки и разбил здесь сад в честь своей супруги Ливии — портик Ливии (115×75 м). Плиний рассказывает, что здесь росла виноградная лоза, побеги которой, взбираясь по деревьям, образовывали «тенистые беседки» (XIV. 11). Это указание позволяет хотя бы схематично представить себе внутреннее устройство этого портика: за колоннадой шли аллеи, и около деревьев, может быть, платанов, а может быть, вязов, были посажены то в одном месте, то в другом виноградные лозы. Лозу пускали виться по деревьям, подрезанным этажами, причем здесь рука садовника перебрасывала еще плети с одного дерева на другое. Сад представлял собой, видимо, любопытное соединение парка и arbustum, т. е. виноградника, где лозы вились по деревьям. Посередине сада на открытой площадке Ливия выстроила храм Согласия. Портик этот был очень любим; для жителей восточной с. 27 части города это самое близкое место, где можно отдохнуть и прогуляться. Значение портиков было двоякое: население столицы могло здесь прогуливаться и отдыхать в любую погоду — крытые колоннады защищали от дождя и от солнца; в аллеях было хорошо в ранние утренние и предзакатные часы. И эти сады с их колоннадами, храмами, библиотеками, хранившие сокровища искусства, были подлинным украшением города. Нельзя отказать людям старого Рима в заботе об украшении родного города. Уже в республиканское время на Марсовом Поле было выстроено несколько великолепных зданий. Но забота их была случайной: последовательного плана тут не было. Страбон хорошо заметил разницу в этом отношении между республикой и империей: «Люди старого времени красотой города пренебрегали: их занимало более важное и настоятельно необходимое. Их потомки и особенно наши современники и об этом думают, но в то же время они создали в городе множество прекрасных сооружений. И Помпей, и Цезарь, и Август, его сыновья, друзья, жена и сестра не жалели на это строительство ни труда, ни издержек» (236). «Рим по своему виду не соответствовал величию империи, — пишет Светоний. — Август так украсил его, что по справедливости мог хвалиться, говоря, что он принял Рим кирпичным, оставляет же его мраморным» (Aug. 28. 3). Следующие за Августом императоры продолжали это дело украшения и благоустройства города.[/more]
Домиция Майор: Доми глянула на то, как он естественно и просто умылся, и улыбнулась: - Наконец-то и ты заметил, как хорошо в этом парке, - опять было в преторианце что-то от романтичного мальчишки, которого он сам уже не раз упоминал, - но ведь человек не всесилен, Марк, на все воля богов, - возразила Домиция, - ты не всегда можешь сделать так, чтобы этого не случилось. Тогда как? - и улыбнулась еще раз, с хитрецой, - я обозначила конкретную ситуацию, которая изменениям не подлежит. Не уклоняйся от ответа, Марк.
МаркКорнелийСципион: В этот момент его глаза сверкнули. Как будто это был не молодой трибун латиклавий преторианской когорты, а... А кто-то, в ком в эти мгновения персонифицировались все три парки, в чьих руках сама судьба. — Чему нас учит история Геркулеса, Доми? Что было в этом вопросе? Для Марка так то была сама суть существования, совокупность критериев мышления и образа жизни.
Домиция Майор: - Что бессмертие и полубожественную сущность приобретаешь, - Скори рассмеялась, - тоже по воле богов, - посмотрела весело на Сципиона, посерьезнела и продолжила уже без шутливости в голосе, - но на вопрос ты все же не ответил, Марк. Предположим, - она выделила это слово, - что ты не можешь менять все в своей судьбе. И вот у тебя на одной чаше - любовь, - Доми развела руки в стороны, изображая весы, и несколько капель скатилось с ее ладоней, - а на другой - Рим. Если ты настолько владеешь всем в своей жизни, значит, можешь сделать выбор. Так что выберешь?
МаркКорнелийСципион: — Что человек может стать богом, если приложит к этому все усилия, возможные и невозможные. И может быть сильнее смерти. Аквилла простёр крылья над Ойкуменой не из-за гениальности отдельных полководцев Города, хотя их и было предостаточно. А законы двенадцати таблиц. И прочие многочисленные меры, создавшие систему. При которой всегда есть сотни и тысячи "центурионов", из которых потом может выйти кто угодно. И так в любой области. Боги лишь показали как. А мир структурируют люди. Да, иногда обращаясь за помощью. Даже изредка её получая. Но не более. А парк... Я последние года два знаю как тут хорошо. Но как-то... Не видел смысла показывать, что ли. Это как с проблемой. Если другой человек молчит, то или он не считает, что проблема существует, или не считает её серьёзной. Он вздохнул, завершив короткую речь. Тема... С неё срочно требовалось слезть.
Домиция Майор: Слушая Марка, Домиция вдруг смутно почувствовала, что ответа на вопрос ей не дождаться - что-то мешало ему выбрать одно из двух. Она не знала, виной тому внутренние предубеждения преторианца, что-то, чего он ей о себе не рассказывал, или иное, что и на ум прийти сейчас не могло, но факт оставался фактом: - Иногда человек молчит о проблеме, поскольку думает, что его никто не поймет, - обронила Скори вскользь; здесь, в тени у фонтана, когда дул ветер, по ее спине пробегал холодок, и сейчас Доми казалось, что это холодок их с Марком взаимного недопонимания, - приблизиться к богам дано очень немногим, Марк... Таких почти нет, - тон был и не грустным, и не задумчивым, но несколько отсутствующим, Скорпии вдруг стало слишком ясно, какая между ними пропасть, это не говорилось, и названия этому не существовало, поэтому она не стала даже и пытаться, просто глянула на него с улыбкой сожаления и негромко сказала, - пора бы возвращаться, а то мать меня потеряет.
МаркКорнелийСципион: — Это хуже чем преступление, Доми. Это ошибка. Всегда найдётся кто-то, кто поймёт. Рано или поздно, так или иначе. Да, предшествующее может оказаться не самым приятным. Ну, когда не понимали. Но рано или поздно... Кто-то да найдётся. В этот момент в глазах Маркуса промелькнула боль, но её почти сразу же сменила его обычная уверенность. — Таких почти нет потому, что это и есть совершенство. Приблизиться к богам. Стать ими. Стать большим, чем просто человек. Да, этот путь долог и труден... Но трудности лишь закаляют характер. Всё, что не отправляет к Плутону, всё это даёт опыт. Опыт, осознание которого делает нас совершеннее, делает нас сильнее. Он улыбнулся, тепло и дружелюбно. — Пойдём. Хотя со мной и не потеряет, но не стоит испытывать её душевное спокойствие.
Домиция Майор: - Преступление молчать о проблеме? - переспросила Домиция и медленно направилась по дорожке от фонтана через парк, - да, пожалуй... - она сделалась рассеянной и смотрела себе под ноги, - приблизиться к богам и стать ими - ноша, непосильная для человека, Марк, - Скори подняла на него глаза, - потому что человеку трудно быть богом, - и слегка улыбнулась ему в ответ, - дело даже не в том, наверно, что он слабее, а в том, что только боги знают, как все на самом деле, - Доми скрестила на груди руки и прошла так несколько шагов, - человек может думать, что прав - и ошибиться...
МаркКорнелийСципион: — Конечно же, Доми. Потому что это означает, что проблема есть, но ты сама отказываешься искать её решение, которое может быть найдено после обращения к кому-либо. А о людях же, ставших богами... Цезарь стал таким. Он спас Рим, хотя и был слишком мягок и беспечен, веря, что дела на благо Города и народа могут спасти от подлых убийц. К счастью для всех нас, его наследник оказался достаточно спокойным, хладнокровным и циничным, чтобы не совершать подобных ошибок. Они думали, что правы... И оказались таковыми. Преторианец поднял взгляд к небу, взирая на облачные чертоги богов. "Не ради себя, но ради Рима..." — прошептал он одними губами.
Домиция Майор: - Но ведь ты говорил о том, что любое слово может быть понято, как удобно, - ответила Доми, - что, если ты придешь к кому-то за помощью, а он, воспользовавшись твоей слабостью, вонзит нож в твою спину? - она помолчала, потом добавила, - Цезарь смог. Но он погиб. Те, что возомнили себя богами, долго не живут. Их, возможно, наказывают за самонадеянность сами боги, Марк.
МаркКорнелийСципион: — В том-то и заключается искусство, чтобы уметь определять того, кто не вонзит нож, а прикроет спину. А Цезарь... — Сципион задумался над тем, кто железной рукой привёл к покорности Галлию и сделал Рим тем, кем ему и положено было быть — Его взял Марс на небо. Потому как пришло его время. Требовалось показать истинное лицо врагов Города. И для этого его смерть... Смерть одного это трагедия, смерть двухсот тысяч это лишь пара движений костей на абаке Фортуны. Ну и на абаке консула, которому поручат формировать новую армию. Только и всего.
Домиция Майор: - Искусство, - махнула рукой Домиция, - может и искусство, да я тебе о промахах... О том, что они могут случиться со всеми, - и добавила тише, - только и всего. - Скори дослушала молча, потом резко повернулась к Марку, - Смерть одного - трагедия, а многих - ничто? - и сощурилась недоверчиво, - где логика?
МаркКорнелийСципион: — Могут. Но на этом фоне лучше всего сияют успехи тех, кто смог. А логика... Нету логики в этом. Сколько было погибших во время мятежа в Британии пять лет назад? Триста тысяч как минимум... Прибавь тех, кто остался без руки или ноги. Чьи дети остались без отцов, жёны без мужей... Сколько стали рабами... А не делали бы глупостей — все эти мёртвые были бы живы, а рабы — свободными. Вот сейчас в Палестине... То же самое будет. Нету тут логики... Устало вздохнул Сципион. Нету тут логики. А он был должен её найти. Должен.
Домиция Майор: - А как же быть с тем, что лучшим надо казаться на фоне лучших, а не на фоне тех, кто заведомо слабей? - в голосе Скорпии звучало несогласие; сейчас ей померещилось, что булыжники в парке раздвинулись, показав ту самую пропасть, которую она почувствовала между собой и Марком, - логики нет, - эхом повторила она его слова и свернула на следующую тропинку, краем одежды и локтем задев свесившийся почти на треть прохода куст, - смерть может быть оправдана, - подумала, - отчасти, если изменила ход событий. И то... кому от этого легче, из тех, кто никогда этим не вернет себе умершего...
МаркКорнелийСципион: — Пытаться, Доми. Не щадя жизни, ни своей, ни тех, кем пришлось пожертвовать. И, что страшнее всего... Вспомни Фабия. Того, кто набросил удавку на горло экспедиционной армии Карфагена. Сколько раз его оскорбляли, требуя дать сражение. И сколько раз он не давал его, зная, что время на его стороне. Сколько лет подряд мой славный предок мог высадить свои легионы в Африку. И он ждал. Иногда ждать важнее, чем делать. Но самое важно... Самое важное почувствовать этот момент. Момент... Когда в твоих руках всё. И принять Решение. То, самое. Понять, где этот Рубикон. Решиться. А после... Уже не рассуждать. А действовать. В этот момент Маркус готов был заплатить любую цену за то, чтобы снять с себя ту ношу, что взвалил на себя по воле бессмертных богов... И знал, что не вправе. Как и не вправе рассказывать об этом кому-либо постороннему. Двое уже слишком много для тайны. А уж для такой... Не стоит никому знать. Как бы ни хотелось выговориться. Ради таких вот серо-голубых глаз, чтобы они могли смотреть на небо без страха. Ради ста миллионов душ Ойкумены, над которыми простирал свои златые крылья имперский Аквилла. "Гуси и те смогли... От чего не смочь мне?" — этот вопрос в его голове остался без ответа. Риторический... Не нужно. Ответ он даст потом. Не важно, сколько и чего придётся платить, но преторианский трибун латиклавий бросит эти слова: "В Риме всё спокойно, мой принцепс."* Отсылка к фразе "В Алькасаре все спокойно, мой генерал.", сказанной полковником Хосе Москардо Итуарте в 1936. Во время Гражданской войны в Испании он имея в своём распоряжении 1300 человек в течение 70-ти суток сдерживал многократно превосходящего противника, укрепившись в Алькасаре Толедо. Когда отправленный Франко с целью деблокирования его сил генерал Варела смог встретиться с командиром гарнизона, то первым, что он услышал, была произнесённая спокойным тоном фраза "В Алькасаре все спокойно, мой генерал."
Домиция Майор: Он становился вдохновеннее, когда говорил о таком - не заметить этого Скорпия не могла: - У нас разный взгляд на людей и смерть, Марк, - проговорила она просто, - поэтому я задаю вопросы или возражаю, - поодаль уже начинал виднеться выход из парка, - потому что ты мне интересен. - Домиция глянула на Сципиона дружелюбно, - мне интересно тебя понять. Я... как тебе сказать, - на мгновение она замялась, - "стоит ли это говорить?" - чувствую, что тебе это важно. Ну, что все эти истории, - она легко сорвала цветок нарцисса, поднесла к лицу желтый венчик и вдохнула запах, - тебя воодушевляют, что ты считаешь их примером. Скажи, - она отвела руку в сторону, держа цветок двумя пальцами, - они помогают тебе утвердиться в правоте собственных взглядов и поступков?
МаркКорнелийСципион: Их глаза встретились и Марк прошептал почти что одними губами, так, что кто-то чуть дальше от них бы не услышал ни одного осмысленного звука, этого дара богов, что отличает людей от бессловесных животных, а лишь шум ветра. — Доми. Я обещаю тебе, что... Что в тот день, когда я смогу окончательно утвердиться в правоте этих взглядов и поступков... Я найду тебя и скажу тебе об этом... Этот шёпот для него был громче, чем те раскаты приказов над дорогой от Лондиниума до Вирокония, это громовое "За Рим, Марс с нами!!!". Потому что судьба Города решалась не в рукопашной у Фарсала, а на берегах Рубикона. Он прикрыл глаза и после в них уже не было ни страха выбора, ни боли об ответственности перед богами и благословлённым им Городом, а лишь вечная уверенность того, кто приговорён нести волю Сената и Народа Рима тем, на кого укажет Марс. — Интересен. Молодой и красивой девушке. Я. Ей интересно понять меня, а не пересчитать мои латифундии или инсулы. Не алый палудаментум преторианского трибуна или же тога с двумя полосами краски из той страны, откуда родом была самая страшная угроза Городу. И она честна со мной. Я знаю об этом. Хм... Определённо, стоит принести жертвы Фортуне. И ещё нескольким богам и богиням.
Домиция Майор: Он говорил очень серьезно, одними губами, почти как тайну - так что Домиция невольно даже оглянулась по сторонам в поиске подслушивающих. Но кругом были обычные люди, кто-то пришел посидеть в тишине и одиночестве, кто-то назначил здесь свидание и теперь держал возлюбленного за руку, не замечая никого вокруг: - Хорошо... - и было ощущение, что она не знает, на что согласилась, да и согласилась только потому, что это важно Марку. - Скорпия уронила руку с цветком вдоль тела и тихо засмеялась словам Сципиона: - Инсул и латифундий мне хватает своих, - не без гордости ответила она, - мне незачем считать чужие. Если это был комплимент, Марк, то спасибо, - Доми произнесла это снисходительным тоном, - но, думаю, можно обойтись без жертв, - улыбнулась и добавила, - жертвы ради этого - лишнее.
МаркКорнелийСципион: Близко вокруг не было никого, что создавало какое-то странное ощущение для Города, который никогда не спит; его можно было, пожалуй, почувствовать лишь в парках или в тех домусах, что покрупнее, желательно с садами. Вспомнился фамильный домус, детство в котором во многом и научило парня не заострять внимания на роскоши... Даже если это была роскошь самого Domus Aurea. — Я скажу тебе о них... Также прошептал он и ответил уже вечным уверенным тоном. — Охотно верю. Я как минимум раз в месяц просматриваю сводку по первой тысяче богатейших семейств Империи. И, да, это был комплимент. Я люблю делать комплименты "для своих", которые непосвящённый может счесть оскорблением... Равно как и оскорбления, которые кто-то не очень разбирающийся может счесть комплиментом.
Домиция Майор: - Вторая часть фразы настораживала бы, если бы ты не сказал, что это все же комплимент, - рассмеялась Домиция, - но это, должно быть, забавно, - в ней оживилось все колкое и ехидное, - когда кто-то принимает оскорбление за комплимент, - она раздумывала над этим пару мгновений, - если этот кто-то, скажем, слишком напыщенный, - Скори попыталась придать лицу напыщенное выражение, передразнивая воображаемого; резные ворота были шагах в десяти, солнечный свет плелся по ним, как плющ, здесь, у выхода солнце было жарче настолько, что захотелось вернуться к прохладной влаге фонтана, - что ж, - слегка опережая прощание, заговорила Доми, - рада была знакомству, Марк. Думаю, мы непременно где-нибудь встретимся еще, - прикинула, где это может случиться, - может, даже на пиру в честь моей тетушки, - Домиция сделала знак рабам, у лектики обернулась и добавила, - и я помню твое обещание. Буду ждать, Марк, - с этими словами она протянула ему нарцисс, - пусть это будет на память.
МаркКорнелийСципион: — О, да. А самое забавное это видеть лицо того, кто так ошибочно принял в тот момент, когда до него всё доходит. И он понимает, что уже ничего нельзя изменить. Потому что надо было всё разглядеть раньше. "Да, очень напыщенный..." — улыбнулся он каким-то своим мыслям, взирая на лицо девушки, как будто сохраняя его в памяти, сопоставляя с ним всё, что читал и слышал о ней, что видел и понял сейчас... — Взаимно, Доми. Мы обязательно встретимся. А что касается пира... Отец в последнее время много работает, поэтому так или иначе я никак не смогу не воздать должное гостеприимству твоей матери. Жёлтый цветок тем временем перекочевал в руки Маркуса. Венками из таких вот жёлтых нарциссов честовали победителей. — Я сохраню его. Обещаю. Лёгкий кивок головы был тому подтверждением. Они встретятся. Недели через две. Как раз у него будет время. Время, чтобы выиграть ещё несколько сражений этой тайной войны. Ради... Ради слишком многого, чтобы от этого можно было отказаться.
Домиция Майор: - Да-да, - весело хихикнула Скори, - и у них от этого такое вытянутое и удивленное лицо, - она притихла и продолжила, - правда, жаль их все-таки... немножко... И уже садясь в лектику, она Кивнула ему в ответ: - Мы будем рады видеть тебя в нашем доме, Марк, - Доми глянула на солнечно-желтый цветок в руках Сципиона, потом перевела взгляд на лицо Марка, - увидимся, - и коротким взмахом руки утвердила прощание. По дороге домой на город почти не смотрела. Все впечатления и картинки сейчас были у нее внутри: "И все-таки странный он, - подумалось Скорпии вскользь, - и как только в нем уживаются этот суровый воин и романтичный мальчишка?" Ей то и дело вспоминались обрывки разговоров, фонтан, прошитый солнечными нитями, лицо Марка, а воображение Домиции все рисовало пляжи Капри... >>>>>>>>> дом Клавдии Минор
МаркКорнелийСципион: 15 августа, около 13-00 — 14-00. — Да-да, ты права, вытянутое и удивлённое лицо. Марк обаятельно улыбнулся, раздумывая над тем, что кроме этого бывают стекленеющие глаза навыкате, предсмертные хрипы и судороги, пытающиеся по-рыбьи схватить воздух губы... Много чего бывает. — Двери моего дома также открыты для тебя, Доми. Отец как всегда много работает, потому мне никак не удастся избежать того, чтобы почтить визитом всё ваше семейство, даже если бы я и хотел избежать. Преторианец всё стоял и смотрел как удаляется лектика, держа в руках этот жёлтый нарцисс. Им награждают победителей. Он должен. Должен. Но как? Что нужно сделать, какие шаги окажутся абсолютно верными? О, боги, дайте знать...
Публий: >>>из городского арендуемого дома, август, 15, день Дома лежало оно - это чудовище с подвёрнутой на утренней пробежке лодыжкой. Лежало и невыносимо страдало, отказываясь уходить к себе "в таком виде" и "хромой как дурак". Публий горячо поддержал самоопределение не только потому, что при виде полной боевой выкладки его мутило вот уже третий год, но и потому, что связного, развёрнутого Тощим у самых дверей, принимать теперь приходилось в парке, как какого-то не в меру романтичного провинциального откупщика. К счастью, связной так и выглядел. Даже мялся и мямлил точно так же. По только с третьего раза, после демонстративного зевка и постукивания пальцем по скамье, понял какого осведомителя и где нужно встретить в Остии. А уж на то, чтоб отвязаться от докучливых "лично императору! лично! и чтоб ни одна живая душа!" ушло и вовсе неприлично много времени. Живых душ, на взгляд По, уже получалось многовато. И, глядя в спину связного, он несколько благостных тихих мгновений размышлял не уменьшить ли их количество. Обратно он шел усмиряя нехарактерно резкие движения - иные могут догадаться и по походке. Корибант не прорвался наружу лишь по одной причине - на пути стоял Корнелий, загораживая проход задумчивым телом. Именно тут, именно сейчас, именно после "ни одна душа!" и прочих умилительно-секретных причитаний. В совпадения такого рода Публий верил свято, то есть примерно как в существование тридцатилетних девственниц - они, конечно, бывают, но боги должны сильно постараться. И вместо кивка, которым отделался бы от... непосредственного работодателя в любой другой ситуации, в этот раз выбрал приподнятую бровь в сочетании с ироничной улыбкой: - Аве. Очень удачная мысль в августовский полдень - прилечь у водоёма с нарциссом и любоваться отражением. Потому что если они решили следить за секретарём грустного фавна - ничего кроме иронии не оставалось. А если этот цветочек загораживает проход случайно - тем более.
МаркКорнелийСципион: Внимание Сципиона было ещё той штукой: боковым зрением он как бы не за несколько десятков двойных легионных шагов заметил знакомую фигуру, отнёс её к "в данный момент не представляющим опасности" каким-то отделом подсознания и продолжил взирать на водную гладь, ибо таковы чертоги Нептуна, вечно изменчивые и вечно неизменные. Но вот услышав отклик он медленно повернул голову в сторону, взирая на прервавшего его покой, встряхнул головой, прочищая её от лишних мыслей. — Аве, Публий. Как будто разминая шею трибун успел описать глазами полный круг, прикидывая сколько народу может в ближайшее время пройти мимо них. Выходило достаточно мало, чтобы не обращать на подобную возможность внимания. — Подь сюды. Кстати, об отражении... Марк перевернулся и сел, поворачивая голову так, как будто был в мастерской скульптора, ожидая, когда тот закончит ваять. — Оно как... Ну, отражение... На бабский взгляд? А то есть мнение и не только моё, что уж кому об этом знать, если не тебе. Ну и не только отражение. Мозг, к сожалению, соображать по данной теме не желал, постоянно сбиваясь на сотни миллионов сестерциев, истарачиваемых на очередные военные программы, на имена и фамилии командующих легионами, на мили дорог и укреплённые города, лежащие на пути от этих легионов до Города, на написанное в личных досье и на рассказы ветеранов, на сенаторов, которым хватит и намёка и на тех, кому бы лучше стать кормом крупных кошачьих на арене, а не на то, как бы переиграть всех и каждого, претендующих на этот приз большой игры, который для него оказывался лишь ещё одной ступенью наверх.
Публий: Трибун так забавно заозирался, считая, как и его тёзка, что делает это совершенно незаметно, что напряжение домашнего и рабочего утра слетело как лишняя одежда в знойный день. Публий вспомнил первый совместный выход и то нечеловеческое усилие воли, делавшее подвижное лицо полководца комической театральной маской, и на его собственное прокралась улыбка. Он с подчёркнутым интересом оглядел каждый окрестный куст, страшным полушепотом поинтересовался: - Ещё ближе? Ты уверен? - и легко опустился на траву рядом с продавливающими её до сводов аида объёмами. Сельское "сюды" оказалось на удивление мягким и прохладным, По мысленно поблагодарил Великую за римских садовников и надвигающуюся с моря грозу, выславшую впереди себя предупредительный ветер, и оглядел с головы до ног явленную натуру. - Ты так удачно изображаешь идиллического пастуха, что эти нарциссические мелочи, кажется, не должны тебя интересовать... хотя я не вижу ни сиринги, ни посоха. И пока, - чуть усмехнулся в сторону, - не видел "не только отражения". А что, она не сказала? - кивнул на цветок. - Не мужчина же тебе его подарил. Сомнения ещё оставались, но сквозь них всё больше зеленел всходами юмор богов.
МаркКорнелийСципион: Желание сказать что-нибудь едкое боролось в Маркусе с пониманием того, что подобная колкость ну совершенно не будет способствовать осуществлению подобного разговора. В особенности, успешному осуществлению. — Она не сказала. Или я не понял. Не важно. Что цветок подарил не мужчина ты угадал, что радует, — мелкая колкость, но крупная тут будет совсем не к месту — но сейчас меня интересует несколько более надёжный результат, чем ещё один цветок. Трибун посмотрел куда-то вдаль и продолжил, решив, что так или иначе, но по соотношению способности помочь в данном вопросе и доверия лучше Публия найти кого-нибудь окажется как минимум весьма проблематичным. — Итак. Дано. Есть одна девчонка. Она должна в меня втюриться. И втюриться означает втюриться, а не сделать вид. Так как вариант с заваливанием драгоценностями стоимостью так с виллу в Байи конечно, может поспособствовать, но не более. Так как деньги для неё как и для меня начинаются где-то с миллиона. Поэтому нужны менее затратные и более надёжные идеи. По которым, надеюсь, ты у нас специалист.
Публий: Начав разговор с традиционного армейского хамства, избежать которого в жизни не удалось даже любовнику Никомеда, Корнелий столь трогательно задумался о цветке, что По, не любивший работать с женщинами хотя бы потому, что редкая из них была хозяйкой собственным деньгам, не говоря уж о прочих сложностях, длинно вздохнул и улыбнулся уже широко: - Не хватает только стола с картами и фигурами манипул. Надеюсь, ты не думаешь, что я стану чертить тебе планы атак на этом прекрасном газоне? Нет, я могу и это, но было бы настолько же жаль, насколько бесполезно. Водоём отблёскивал сбоку короткими вспышками и военно-завоевательный подход хоть и был наивным, но не казался смешным тому, кто вырос на улицах и газонах Рима, у его вод, то тусклых и тухлых, как ров под дождём, то слепящих, как заполненный горящим маслом. - И кому же она так задолжала... - Публий провёл ладонью по траве и прилёг, откинувшись на локоть. - Для начала забудь слово "должна", Венера это всегда возможность, долженствование оставь мужчинам. И Весте. Первая может не простить тебе слов о долге, в отличии от второй... Девчонка... Когда девчонка начинает считать с миллиона, это приятная черта. А есть ещё что-нибудь, что выделяет её среди всех прочих?
МаркКорнелийСципион: Шутка ему понравилась. Причём в достаточной мере, чтобы лицо озарила та улыбка, которой редко добивались подчинённые, чаще всего даже улыбка Марка напоминала оскал готового броситься вожака, когда им отводилась роль стаи. — Стол с картами и фигурами манипул. Хм... А это идея. Но пока обойдёмся без этого, ближайший из подобных столов, к которым у меня есть доступ — дома. Ну и есть ещё тот, что в Кастра Преториа. Так что на данный момент будем обсуждать общие вопросы. Во фразе было даже сколько-то сарказма; Сципион, разумеется, был бы счастлив свести всё к холодной логике войны... Но слишком хорошо понимал, что не получится. — Возможность, возможность... Марс — это тоже возможность. Но я тебя понимаю. Хорошо, забудем это "должна". Что касается приятных черт... В силу того, что за последние два года я уяснил твою способность держать язык за зубами, то продолжу. Она кажется мне достаточно красивой, причём именно она, а не её деньги. Брюнетка с густыми волосами до плеч, глаза серые, фигурка что надо, года два как на выданье. Ну и домус в Эсквилине, очень даже приличный. Такие вот дела. Домус его интересовал в последнюю очередь. А вот материи иного характера — вполне. Скорее те, что более связаны с чем-то неосязаемым. С намёками. С подаваемыми идеями. Которые потом обращаются в чеканные строки.
Публий: Публий оглядел литые плечи, думая сколько с такими возни, с этими мышцами, вечно перетруженными тренировками, каменными, еле-еле становящимися мягкими под разминающими их руками, крепкими, но чувствительными настолько, что лёгкий укус около шеи вызывает стон боли, не удовольствия, настолько, что неосторожное нажатие - и они каменеют снова... Медленно потянулся, чувствуя как глубоко внутри засыпает в оковах корибант, и так же медленно ответил: - Венера и Марс похожи, на первый взгляд. Но общее между ними - только страсть. Тебе же нужна любовь... - это было утверждение, настолько же мягкое, насколько непреклонное, как трава, которая прорастает всегда, даже сквозь камни. - Юных брюнеток с хорошей фигурой, прекрасными волосами, красивыми глазами и неплохими домами в придачу только я знаю около двухсот, и это только в Риме. Что отличает её от других? Что в ней - только её? Если бы тебе писали на лимес все двести - как бы ты узнал её письмо?
МаркКорнелийСципион: И вот тут Маркус чуть не попал в тупик, так как ему самому было как минимум трудно понять, а чем же она отличалась ото всех остальных, как будто и понятно, а на деле... Оставалось только перестать рассуждать и ответить как есть. — Если бы мне писали на лимес все двести... Интересное предложение, хотя на лимес я пока не собираюсь, равно надеюсь, что и никто не собирается меня туда отправить. Она... Не знаю. Непосредственность детства, так органично сплетающаяся с зарождающейся мудростью, одновременно растворяясь в ней и оставаясь цельной. Интерес ко мне, а не к моему дому... И миллионам. Я это чувствую. И какое-то ощущение... Спокойствия, что ли. Понимаешь, Публий, когда какая-то девушка проявляет ко мне интерес, то я всегда прикидываю, кто мог бы её подослать, что именно ей нужно, какие-то финансовые интересы, связи, информация... А тут... Не знаю. Точнее, знаю, что ничего этого нет. Как будто это мне четырнадцать и я всего лишь старший из детей в знатном и богатом роду, но ничего более. И ни о чём не стоит думать. Ни о Городе, ни о его врагах, ни о тех друзьях, что похуже врагов... Ни о чём. Просто взять и уехать. На отцовскую виллу в Байи. В Альпы поздней весной, когда снег почти везде сходит, исключая седые пики на границе с Галлией и Рецией. Куда-нибудь, где хорошо. Не знаю.
Публий: - Да, я тоже не слышал о лимесах в Греции, но чего только не бывает, - кивнул По, глядя как на низеньком мраморном бортике маленький наглый воробей отбивает хлебный огрызок у ошарашенного жирного голубя. Досмотрел драму, закончившуюся, разумеется, победой воробья, и заглянул Корнелию в глаза, едва уловимо улыбаясь. - Хорошо, но мало. Женщины, Марк, любят зеркала, - "в чём не отличаются от мужчин" додумал лениво, - благожелательные зеркала. Найди в ней всё самое хорошее, красивое, достойное восхищения и показывай как она прекрасна. Желательно - искренне. Впрочем, я не знаю расстановки сил, так что как пойдет. Меньше говори, больше действуй, стараясь не распушать павлиньи хвост. У женщин живое воображение - остальное она придумает сама. Включая твои достоинства. Четырнадцать лет... ммм... чудесный возраст... Чем ты заслужил этот цветок? Ты рассмешил её? Тронул? Был с ней искренен?
МаркКорнелийСципион: — Да, они севернее. Там, где за большой рекой лежат будущие провинции Города. Взгляд Марка склонился туда, где продолжалась битва воробья и голубя. — Так легионеры уничтожали карфагенских слонов. Ну и не только карфагенских. И не только так. К несчастью, воспоминания о былом не могли помочь сейчас, а на вопрос Публия так или иначе требовалось отвечать. — Самое хорошее... Да я и стараюсь... Особенно делать это несколько ненавязчиво, так как иначе она может счесть меня льстецом. Искренность... Лучшая ложь — правда, так как она не позволяет обвинить во лжи. Расстановка сил... Спрашивай конкретнее. А чем заслужил... Не знаю. Искренним был точно. Рассмешил ли? Не знаю, но улыбалась она часто. Возможно, что и тронул. Но чем?
Публий: - Ты слишком заработался, Марк, - рассмеялся Публий, обрывая полую травинку, - даже лучшая ложь - всего лишь ложь. - Погрыз её уголком рта и отмахнулся стебельком от лживой правды как от мухи: - Женщины это тебе не сенаторы. Говорить женщине правду - всё равно что трясти членом перед пастью голодного льва, врать женщине - все равно что положить член этому льву в пасть, а не разговаривать с женщиной - положить член в пасть льва и самодовольно им там потрясти. Есть, конечно умельцы, делающие и то, и другое, и тертье, но у них или лев не голоден, или они дрессировщики милостью богов, или львов они обходят десятой дорогой. Но это не твой случай, так что меньше говори, больше действуй, тогда она не сочтёт тебя льстецом. Ты же воин, - Публий протянул руку, взял ладонь сидящего Корнелия и провёл большим пальцем по мозоли, показывая, - должен понимать, как выражать своё восхищение действием. Ведь ты воевал за восхищающую тебя империю. Отпустил огрубевшую от меча ладонь и вынул изо рта травинку. - Она изящно пишет? Подари ей лучших папирусов и александрийских чернил. Вышивает так, что под руками на холсте вырастают живые цветы? Накупи ей косских нитей. Прекрасная наездница? Пригласи на конную прогулку. Милосердна? Помоги ей на раздачах для бедняков. Ловка? Сыграй с ней во что-нибудь. Только проиграть не забудь пару раз, - подмигнул почти серьёзно.
МаркКорнелийСципион: — Публий, мне это говорят сегодня уже раз пятый. Ну что я могу поделать? Уехать куда-нибудь подальше? Рим-то без меня проживёт, и без Октавиана, бывало, приходилось, а вот Сабину я нужен пока здесь. В ответ на аналогию Сципион начал ржать как лошадь, пока не отпустило, а затем, отерев лицо водой из фонтана, продолжил, потирая живот. — Мда. Если среди наших сенаторов и попадаются львы, то я предпочитаю быть бестиарием в полной броне, сражающимся на арене во славу богоподобного. Ну, в случае, если лев голоден и не дрессирован, разумеется. А то прикормленные они полезнее. Да и шакалы среди них попадаются чаще. Выражающая верноподданические чувства формулировка могла показаться весьма странной, но уж как вышло. — Воин. И эта мозоль подтверждение восхищения Римом. Хм... Она... Она любит кататься в седле. Это точно упоминал какой-то делаторий, запамятовал имя. Ей нравится как пишет Тибулл... Что ещё... Ах, да, она предлагала пойти в Цирк... Возможно, ей нравятся скачки? Ещё она расспрашивала меня о службе... Не знаю, может стоит поискать какое оружие, что аккуратно ляжет в женскую руку и будет равно смертоносным и прекрасным? Хотя такие подарки под стать скорее парню.
Публий: - Если говорят, возможно, стоит прислушаться? - покачал головой Публий, откидывая за спину подхваченную ветром прядь. - Взять гетеру, съездить на несколько дней в Байи? Девочки Рыжей хороши, но разве это отдых? Я слышал, Мирина не так давно опять стала выезжать на Аппиеву в бирюзе*, и Дахи снова ставит ирисы на крыльцо, а Зоя сама говорила мне, что покинула нескольких поклонников. Столько возможностей... По прошелся взглядом по гладко выбритым высоким скулам, красиво и чётко очерченным губам, остановился на тёмных ободках вокруг зрачков цвета июньской травы и приподнялся на руке, так чтобы глаза были почти на одном уровне с глазами Марка. - Ты недурён, неглуп, молод, а девчонке всего четырнадцать... Может просто встречаться, отдаться на милость природе и пусть всё сделает она? Зачем тебе эти сложности, расчёты? Чего ты боишься, Марк? *есть поверье, что бирюза это кости умерших от любви.
МаркКорнелийСципион: — Я никогда не видел смысла покупать иллюзию любви, Публий. Девочки Рыжей отрабатывают свой секс и после никто никому не должен... За исключением скидок постоянным клиентам с их стороны и рассказам знакомым как они хороши с моей. Если мне требовался роман с кем-то, то всегда хватало имени, внешности, звания... Денег в конце-концов. Маркус любил этот взгляд глаза в глаза. Было в нём что-то возвышающее обоих. И тех, кто предпочитали не опускать глаз, уважал. Края губ тронула лёгкая улыбка. — Знаешь, к тем, кто занимается твоей профессией, обычно относятся как к делаториям. Причём не самым надёжным. Которые работают только пока им платят. А к тебе я всегда относился иначе. Так вот. Всё весьма просто. Ты умеешь смотреть дальше своего носа. Гораздо дальше. Не на день и не на месяц. А на годы вперёд. И мне всегда нравились такие люди. Они предсказуемы. На них можно положиться. А девчонка... Которой, кстати, почти пятнадцать... Она мне нужна сейчас. Чем быстрее тем лучше. Исключительно потому, что в моих расчётах ей уготовано достаточно важное место. Нет, я понимаю, что мнение опекуна важно, но с ним договориться будет проще. Так что да, время течёт, как вода в клепсидре.
Публий: По никогда не любил работать с шифровками - все эти знаки, цифры и буквы были невыносимо скучны, в отличии от той мозаики, которая собиралась из взглядов, слов, жестов... Пока Марк говорил, По мысленно перекладывал кусочки, перебирал их, как перебирает камушки морской прибой, искал единственный рисунок и почти физически чувствовал, как затвердели его широкие плечи, закаменела шея, как у изваяния, которое силится, но никак не может сойти с постамента, где всё известно и безопасно, привычные римские пожары не в счёт... "Оно как?.. дано, должна... не сделать вид, фигурка... домус... спокойствие... ни о чём не думать... снег... я стараюсь... не знаю, чем?..". Слюда, стекло, мрамор, малахит... Он подался вперёд, к самому уху Корнелия, и мозаика ожила, сложившись в шепот: - Утратить контроль над собой... это... самое. прекрасное. ощущение. в жизни. По неспешно отодвинулся, снова устраиваясь на локте в мягкой зелени, коротко вздохнул и усмехнулся: - Впрочем, если ты решил жениться, тебе понадобится выдержка. Но женщины и любят военных за то, что они умеют совмещать выдержку и страсть. Это получится. А вот расчёт и любовь даже гетеры умеют совмещать реже, чем становятся разведчиками или жрецами.
МаркКорнелийСципион: — Прекрасное? Публий, лишившись контроля над собой можно наговорить столько, что смерть на арене покажется милосердной. А то и наделать... Что похуже. А контролируя себя можно добиться хотя бы частичного контроля окружения. Ну... Немного. Предложение о потере контроля над собой внушало Марку ужас. Перед глазами сразу же встали ряды тех, кому всё что он в таком состоянии мог выложить стоило бы головы. Нет. Нет. Никогда. Ни за что. — Выдержка и страсть не проблема, первого хватает на центурию как минимум, а второе... С такой красоткой не проблема. А расчёт... Понимаешь, мне нужно чтобы влюбилась она. Хотя бы в минимальной степени. С родственниками я дела решу, а вот с ней... Не знаю. Не знаю. Она нужна мне в одной комбинации... Или для чего-то большего. Ничего не знаю. Впрочем, она достаточно молода и горяча, чтобы если что прознает могла развестись, так что в лупанарий дорога мне скоро будет закрыта. Он устало вздохнул и откинулся на траве, взирая в небесную синеву, которую пока не пачкали идущие с моря громады туч, чтобы разразиться гневом Юпитера-Громовержца. Боги... За что, за что... Известно за что. — Вот такова ситуация на текущий момент.
Публий: - Понимаю, - уронил Публий буднично, хотя внутри шипело как масло на сковородке привычное "Великая, за шшшшто мне!". Он слышал это столько раз и в стольких вариантах, что впору было называть это коллекцией. - Я не говорил, что оно ничего не стоит. Всё в жизни имеет свою цену. Особенно прекрасное. По опустил взгляд в траву и глаза потемнели "но ты боишься её заплатить... что ж, ты такой не один". - Значит, велика вероятность, что она почувствует твоё "не знаю". Сердце заменяет женщинам уши, глаза... и ум. Ты хочешь быть у неё на первом месте, перед корыстью или тщеславием, а сам ставишь её на третье после удобства, долга и амбиций. Размен не нов, но молись всем известным тебе богам, чтоб она этого не поняла. Женщина, обычно, может простить мужчине глупость, лживость, трусость, злобу, что угодно... кроме равнодушия. А равнодушием, зачастую, у них считается всё, кроме всепоглощающей любви. Хвала Венере, в пятнадцать лет любовь нетрудно перепутать со страстью. Но... ты хоть раз терял над собой контроль, Марк? Откуда тебе знать - может оно того стоит? Всего... или многого.
МаркКорнелийСципион: — Да я сам не знаю. В том-то и дело. Это не равнодушие, нет... Понимаешь... Вот стоит перед гостями сервиз из серебра в шкафах. Инкрустированный рубинами и изумрудами. Он... Он красив. Очень красив. Но бесполезен. Он дорог... Но дорог всем одинаково. Сколько-то тысяч или десятков тысяч сестерциев. Где-то больше дадут, где-то меньше, но в-общем цена для всех едина. И продать его... Потребуются деньги — продадут. Но есть меч. Из хорошей стали. Из очень хорошей. Да, он будет дешевле этого сервиза. Но меч, с которым воин прошёл сотню сражений, он для него будет ценнее всех богатств Золотого. Просто потому, что этот меч... Это его жизнь, того воина. Хотя да, он может стоить для других какую-то сумму. Сципион стиснул зубы, как будто от нечеловеческой боли, чтобы затем выпалить: — Вот этого я и не знаю. Так-то она должна для меня стоить как тот же меч при покупке у торговца. Тщательно просчитанные сестерции, когда даже знаешь сколько можно торговаться и насколько сбросить цену... А почему-то кажется тем же клинком, что дюжину дюжин раз обагрён кровью врагов. Тем, которому для этого воина нет цены. Но, смотри: в ближайшие годы холодная логика моих планов и страсть должны совпасть, а потом... Как пойдёт. Впрочем, у неё и так достаточно положительных качеств, чтобы согласиться и на дальнейшую совместную жизнь. Поэтому, Публий... Что мне ей подарить. Что? Учти, это должно быть что-то, что поразит воображение. Что-то...
полная версия страницы