Форум » Общественная жизнь » Парк Купидона » Ответить
Парк Купидона
Понтифик: Уютный участок парка на Марсовом Поле; та часть Садов Агриппы, которая подходила к самому портику Помпея, примыкавшему к театру Помпея. В небольшом портике - статуя Купидона. В парке - скамьи, беседки, фонтаны. [more]Марсово Поле. Таким образом, в течение ста лет с небольшим парки, шедшие почти непрерывной полосой по окраинам города, все оказались во владении императоров — одни по завещанию, другие путем конфискации. Для огромного большинства римлян этот переход от старых владельцев к императорскому дому был безразличен: парки были и оставались доступными только для тесного круга людей; для широкой толпы они открылись лишь после переезда двора в Константинополь. Тем большее значение приобретали те «острова зелени», куда мог зайти каждый. Первым из таких «островов» были сады Цезаря за Тибром, великолепный парк, где в 44 г. он принимал Клеопатру. Он занимал площадь от 75 до 100 га (с одной стороны он шире, с другой уже) и был украшен со всей роскошью, которую Цезарь любил, и с тем большим вкусом, который его отличал. Здесь были залы с мраморными и мозаичными полами, портики, статуи, фонтаны. Цезарь завещал это прекрасное место для отдыха народу, но беда была в том, что отстояло оно далеко от городского центра и прийти туда пешком (а мы видели, что иного способа передвижения для бедного населения в Риме нет) от Субуры или даже с Этрусской улицы не каждому было под силу. Для общенародного отдыха и гулянья требовалось место более близкое; создать его нужно было не только для украшения города. С жильем в Риме было плохо; бедное население ютилось кое-как; квартиры были дороги, их не хватало. Цезарь нашел средство разрешить жилищный вопрос: он задумал отвести Тибр к Ватиканским холмам, заменить Марсово Поле Ватиканским, а Марсово Поле, еще увеличенное отводом Тибра (получалась площадь около 300 га), отдать под застройку (Cic. ad Att. XIII. 30). Мера была эффективной и разумной, но осуществить ее помешала Цезарю смерть, Август же на нее не отважился. Империя вообще не нашла способа разрешить жилищную проблему по существу — это оказалось ей не под силу; она попыталась только с. 23 скрасить тяжелые жилищные условия: создать для широких слоев населения нечто такое, что хоть несколько могло смягчить жизнь в шуме и грязи римских улиц, в угнетающем однообразии инсул и в духоте жалких квартир. Цезарь знал, что делал, завещая свой парк за Тибром народу. Август, его помощники и преемники, разбивая сады, устраивая амфитеатр и цирк, сооружая термы, прокладывая форумы, придавали Риму вид, который был достоин мировой столицы, и это, конечно, входило в их планы, но в то же время они этим самым вносили некоторый корректив в убогую домашнюю жизнь большей части населения. Никакое могущество не могло выпрямить римских улиц, но украсить Рим величественными зданиями, провести воду в таком изобилии, что не было улицы и перекрестка, где не слышался бы плеск фонтанов, устроить прекрасные городские сады и превратить термы в дворцы культуры — это императоры могли сделать, и они это делали. Существенной мерой в этом направлении было благоустройство Марсова Поля. Марсово Поле, низина в излучине Тибра, площадью почти в 250 га, было местом, где римская молодежь занималась военными и гимнастическими упражнениями. Здесь же собирались Центуриатные комиции, происходили выборы магистратов, производилась перепись населения; отсюда легионы двигались в поход. При империи здесь воздвигаются великолепные здания, устраиваются сады и парки. Страбон, посетивший Рим как раз при Августе, посвятил Марсову Полю восторженные строки: «Большая часть дивных сооружений находится на Марсовом Поле: природную красоту этого места увеличила мудрая забота. Равнина эта удивительна уже самой величиной своей: здесь без помехи можно мчаться на колесницах и заниматься другими видами конного спорта; в это же время огромная толпа спокойно занимается игрой в мяч, бросает диск, упражняется в борьбе. Здания, лежащие вокруг, вечнозеленый газон, венец холмов, спускающихся к самой реке, кажутся картиной, от которой нельзя оторвать глаз» (236). Марсово Поле становится для римского населения излюбленным местом отдыха и прогулок. Радостью Горациева Мены, бедного отпущенника, занимавшего скромное место глашатая, были его друзья, собственный домик, а по окончании дел — прогулка по Марсову Полю (epist. I. 7. 55—59). Здесь дышат чистым с. 24 воздухом, наслаждаются видом зелени, широким горизонтом, любуются произведениями искусства. Здесь же идет торговля предметами роскоши и устроены настоящие базары, где «золотой Рим расшвыривает свои богатства». В портике (он был длиной 1 1/2 км) Юлиевой Загородки (здание это начато было Цезарем и закончено Агриппой, зятем Августа и его ближайшим сотрудником) находился ряд лавок; на обломках Мраморного Плана они ясно показаны. По словам Сенеки, здесь всегда было полно народу (de ira. II. 8. 1), и Марциал заставил Мамурру, героя одной своей эпиграммы, обходить эти лавки одну за другой. В одной из них Мамурра требует, чтобы ему показали красавцев-рабов, которых прячут от глаз толпы, — они предназначены для избранных покупателей, затем переходит к торговцу дорогой мебелью, велит снять чехлы со столов из драгоценного африканского «цитруса» и достать припрятанные колонки слоновой кости, на которых будет покоиться круглая доска этого стола. Вздохнув, что ложе на шесть персон, выложенное черепахой, слишком мало для его стола, он идет к продавцу, который торгует коринфской бронзой, но она ему не нравится. Дальше следуют лавки с хрустальной посудой, — на ней, к сожалению, оказалось пятнышко. У ювелира он пересчитывает драгоценные камни в золотых украшениях и количество жемчужин в серьгах, приценивается к яшме, сомневается, не поддельный ли сардоник ему показывают, и, наконец, уходит под вечер, купив две грошовых чашки (IX. 59). В портике Аргонавтов (выстроен Агриппой в 25 г. до н. э.) муж, ослепленный любовью к жене, покупает для нее хрустальную посуду и кольцо с алмазом (Iuv. 6. 153—156). Марциал часто вспоминает этот портик; здесь постоянно толпился народ (название свое портик получил от картин, украшавших его стены: на них изображена была история аргонавтов). В портике, который выстроил Филипп, отчим Августа (он и назывался Филипповым портиком), вокруг храма Геракла и Муз, шла бойкая торговля париками (Ov. a. a. III. 167—168). На Марсовом Поле, к западу от Широкой Дороги, находились сады Агриппы — парк, разбитый Агриппой, по всей вероятности, с намерением подарить его народу: это вполне согласовалось с его взглядами, а кроме того, парк этот тесно примыкал к его термам, которые, по крайней мере в какой-то своей части, уже давно с. 25 находились в общенародном пользовании. Агриппа развел его на месте Козьего болота (palus Caprae), и устройство этого парка было для Марсова Поля такой же оздоровительной мерой, как устройство парка на Эсквилине. Сады Агриппы подходили к самому портику Помпея; с юга их окаймлял «стоколонный портик» (hecatostylon), а за ним тянулся парк с аллеями платанов. В зелени деревьев стояли фигуры зверей. Маленький Гилл, любимец Марциала, сунул, расшалившись, ручонку в разинутую пасть бронзовой медведицы и погиб от «смертельного укуса подлой змеи, спрятавшейся в темном углублении» (Mart. III. 19). Особо надо отметить статую умирающего льва работы Лисиппа, которую Агриппа привез из Лампсака и «поместил в роще между прудом и каналом» (Str. 590). Пруд, находившийся совсем близко от терм, представлял собой естественный бассейн для купания и был дополнением к фригидарию; Сенека в молодости обычно начинал новый год с купания в ледяной воде этого пруда (epist. 83. 5). Наискось от этого парка, к востоку от Широкой Дороги, находился другой парк — Поле Агриппы. Марциал со своего третьего этажа видел лавровые деревья на этом «поле» (I. 108. 3); парк со статуями и аллеями, обсаженными буксом, примыкал с западной стороны к портику Випсании, который начала Полла, сестра Агриппы, а закончил Август. В этом портике находилась карта, изготовленная по приказанию Агриппы, «который желал показать миру весь мир» (Pl. III. 17). «Если бы мы могли с тобой, — пишет Марциал, обращаясь к другу, — располагать нашим досугом и жить настоящей жизнью, мы не знали бы ни домов знати, ни противных тяжб, ни мрачного Форума, ни горделивых родословных — прогулки, беседы, чтение, Марсово Поле, портики, тенистые аллеи, вода Vigro (Марциал, следовательно, особо выделяет сады Агриппы. — М. С.), термы — здесь проводили бы мы время, этим бы занимались» (V. 20). В конце I в. н. э. житель Рима не может себе представить «настоящей жизни» без прогулок на Марсовом Поле. Что же представляли собой портики, о которых так часто вспоминают поэты августовского времени? На основании Мраморного Плана мы можем представить себе их планировку, более или менее одинаковую для всех. Это прямоугольник, обычно обведенный крытой колоннадой, обрамляющей сад с аллеями (очень любимы платаны и лавровые деревья), купами деревьев и фонтанами. с. 26 В портике (в узком значении этого слова) висят картины; в саду среди зелени и цветов стоят статуи; те и другие — часто произведения великих мастеров (Pl. XXXV. 59, 114 и 126). Портик Октавии был настоящим музеем, где собраны шедевры античного искусства: Александр и Филипп с Афиной работы Антифила, Афродита Фидия «исключительной красоты», Эрот Праксителя, Асклепий и Артемида Кефисодота, Праксителева сына, Эрот с молнией, которого приписывали, одни — Скопасу, другие — Праксителю, и ряд других не менее замечательных статуй. Между прочим, в этом портике стояла и статуя Корнелии, матери Гракхов. Портик был отстроен Августом в честь его сестры Октавии. Он занимал большую площадь (130×110 м) и был окружен двойной колоннадой; гранитные колонны были облицованы дорогим заморским мрамором; в середине портика находилось два храма — храм Юноны и храм Юпитера, зал для собраний и библиотека, устроенная Октавией в память юного ее сына, Марцелла; как и Палатинская, она состояла из двух отделений — греческого и латинского; первым библиотекарем был здесь Мелисс, отпущенник Мецената (Suet. gramm. 21). Главный вход в портик, обращенный к Тибру, был отделан в виде двойного пронаоса (паперти), в котором с внутренней и наружной стороны стояло по четыре коринфских колонны белого мрамора (высотой 8.60 м); на них покоился треугольный фронтон. Получив по наследству от Ведия Поллиона его усадьбу на северном склоне Оппия, Август снес постройки и разбил здесь сад в честь своей супруги Ливии — портик Ливии (115×75 м). Плиний рассказывает, что здесь росла виноградная лоза, побеги которой, взбираясь по деревьям, образовывали «тенистые беседки» (XIV. 11). Это указание позволяет хотя бы схематично представить себе внутреннее устройство этого портика: за колоннадой шли аллеи, и около деревьев, может быть, платанов, а может быть, вязов, были посажены то в одном месте, то в другом виноградные лозы. Лозу пускали виться по деревьям, подрезанным этажами, причем здесь рука садовника перебрасывала еще плети с одного дерева на другое. Сад представлял собой, видимо, любопытное соединение парка и arbustum, т. е. виноградника, где лозы вились по деревьям. Посередине сада на открытой площадке Ливия выстроила храм Согласия. Портик этот был очень любим; для жителей восточной с. 27 части города это самое близкое место, где можно отдохнуть и прогуляться. Значение портиков было двоякое: население столицы могло здесь прогуливаться и отдыхать в любую погоду — крытые колоннады защищали от дождя и от солнца; в аллеях было хорошо в ранние утренние и предзакатные часы. И эти сады с их колоннадами, храмами, библиотеками, хранившие сокровища искусства, были подлинным украшением города. Нельзя отказать людям старого Рима в заботе об украшении родного города. Уже в республиканское время на Марсовом Поле было выстроено несколько великолепных зданий. Но забота их была случайной: последовательного плана тут не было. Страбон хорошо заметил разницу в этом отношении между республикой и империей: «Люди старого времени красотой города пренебрегали: их занимало более важное и настоятельно необходимое. Их потомки и особенно наши современники и об этом думают, но в то же время они создали в городе множество прекрасных сооружений. И Помпей, и Цезарь, и Август, его сыновья, друзья, жена и сестра не жалели на это строительство ни труда, ни издержек» (236). «Рим по своему виду не соответствовал величию империи, — пишет Светоний. — Август так украсил его, что по справедливости мог хвалиться, говоря, что он принял Рим кирпичным, оставляет же его мраморным» (Aug. 28. 3). Следующие за Августом императоры продолжали это дело украшения и благоустройства города.[/more]
Публий: По слушал про "холодную логику планов" и взгляд, направленный мимо Корнелия, становился холоднее чем идущие издалека грозовые тучи, которые он чувствовал начинающим ломить виском. - Женщины живут любовью, Марк. Даже те, которые управляют народами, как скифки или ведут в бой войска, как парфянки. Если бы они жили чем-то другим, разве могли бы они терпеть родовые муки, растить детей? Так задумала Великая Мать. Она мудра, милосердна, и беспощадна. Стоит как бесценный клинок? - Публий фыркнул, вместе с резким и небрежным взмахом руки убивая в воздухе нечаянную мошку. - Ты скуп, Марк. Цена любви - жизнь. Можешь её подарить? Хотя бы представить такое? Нет? Тогда я бы посоветовал тебе подождать пока твоя девчонка подрастёт до возраста, когда женщина если не понимает, то хотя бы примиряется с тем, что мужчина не может всегда жить одной любовью, что ему нужны дело и цель - в лучшем случае. Карьера, власть, удовольствия, другие игрушки - в прочих. Или найти женщину постарше. Но у тебя какая-то срочность... и расчет. Подари ей хотя бы своё время. Это неплохое начало. И подари ей хотя бы столько внимания, чтобы понять самому, что же её обрадует.
МаркКорнелийСципион: — Ну я бы поспорил относительно беспощадности той, что сама жизнь. Считать её беспощадной можно лишь для того, чтобы убить кого-то, удобряя почву для новой жизни. Впрочем, я чту богов, но не претендую на понимание их мотивов... Даже в отношении Марса. Боги в понимании Маркуса всегда были теми, кого беспокоить по пустякам не стоит. И вообще... Всё честно, ты мне — я тебе. А чтобы было что дать взамен надо самому представлять из себя что-то важное и серьёзное. — Да, в отношении моей жизни я скуп. Она отдана Городу, а честь — моей семье и Марсу. И не мне её кому-то дарить. Забрать её могут лишь боги. По крайней мере до тех пор, пока я не буду уверен, что смогу смотреть в глаза победителю Ганнибала там, на Елисейских полях. И, если я не ошибаюсь, обычно этот возраст наступает после тридцати, а, как ты понимаешь, у меня нет времени ждать столько и я не планирую претендовать на то, чтобы ввести в свой дом дочь Тита Фурия при всём уважении к нему и к его роду. При всём желании, я могу отказаться ради неё от других игрушек женского пола, но дело и цель, карьера, власть и удовольствия относятся к тому, что мне нужно. Время... Времени у меня не так много, к сожалению. И внимание... Внимание... Внимание подарить я могу, но оно требует времени... Боги...
Публий: "- Если бы тебе пришлось выбирать между мной и служением империи, что бы ты выбрал? - Миллион человек. И ты. Я выберу империю." Он не мог не уважать его за этот ответ. Но примирили с ним только долгая, томительная пауза и впервые за всё время их знакомства дрогнувший голос. Ну и ироничное "милый, это ведь теоретический вопрос, и зачем мы говна наелись?*" после. Но это не отменяло того, что больше всего ему сейчас хотелось вернуться домой, надавать по медвежьему загривку, нахлестать по щекам, орать, хлопать дверями и, может быть, грохнуть парочку только что подаренных драгоценных чаш прозрачного стекла. Вместо этого... Публий сел, обняв колени и запрокинув голову в сторону грозового арьергарда, вытянувшего тонкие тёмные копья над городом - любоваться красотой, которую Великая являет абсолютно во всём. - Ты думаешь, гетеры торгуют иллюзией любви? Этой мелочью может торговать любая девка Рыжей. Нет, Марк. Мы торгуем зеркалами. Разнообразными, - тонкие губы чуть скривились, не пропуская "и тебе я только что подарил одно из лучших". - А самая большая иллюзия - это контроль. Не знаю как тебе, а мне в арицийской, объясняя почему черепица лучше, чем самый бесследный яд, показывали списки погибших за год от падений черепицы. Ты был далеко, когда здесь гуляла чума. Но вернувшись, ты наверняка недосчитался кого-то из родственников или друзей. Пять лет назад ты был ещё дальше, а здесь, на этом самом месте где мы сидим, плавали дома. Когда на тебя, со скоростью понесшей квадриги, надвигается дом... Ты помнишь пожар. Ты видел войны. Малярия, грабители, несвежая пища, шторма... Но одной маленькой плохо закреплённой черепицы достаточно, Марк. Весь твой контроль и одна старая черепица, вылепленная двести лет назад добрейшим гончаром, поющим за работой весёлые песни. - Публий замолчал, а когда заговорил, голос был холоднее глаз. - У людей есть всего два способа преодолевать ужас перед богами, перед собственным грядущим небытием - контроль и любовь. Я выбираю любовь, потому что она - не иллюзия. Но я не могу выбирать... вот, скажем, за тебя. Публий покосился на мощное, красиво вылепленное тело, вспоминая сколько Корнелию лет. Младше всего на год... Он тоже странствовал и видел многое. Но когда Марк был всего лишь балованным патрицианским ребёнком в богатом, набитом рабами доме, По был уже на улице, впитывая мир как губка. Всю красоту и грязь. Он всегда жил быстрее. Холод словно вышел со словами, привычка говорить с людьми на их языке взяла верх, Публий смягчился, покрутил на запястье новый браслет и саркастично напомнил: - Тактика бессмысленна без стратегии, трибун. А про стратегию я тебе всё сказал. Ладно, давай сначала. Давно вы с ней знакомы? *Два ковбоя ограбили банк. Едут по прерии. Долго, скучно. Вдруг один ковбой видит - лежит куча дерьма. - Джо, видишь, куча навоза, спорим на 1000 долларов что ты её не съешь? Второй ковбой мялся, мялся, но в конце концов жадность победила, и он съедает навоз и получает баксы. Едут дальше. Джо обидно, что он наелся навоза, а Биллу жалко 1000 баксов. Вдруг видят - лежит еще одна куча навоза. Джо радостно говорит: - Билл, если ты съешь эту кучу навоза, то я тоже дам тебе 1000 долларов. Жадный Билл радостно исполняет желание друга, и, натурально, получает назад 1000 баксов. Едут дальше. Через некоторое время мрачный Билл говорит Джо: - Слушай, а зачем мы дерьма-то наелись?
МаркКорнелийСципион: Грозовой арьегард был воистину прекрасен. Подобно эксплораторам и спекулаторам, движущимся впереди стальной стены щитов и копий, также и они, правда, с другой стороны от основной массы тёмных и тяжёлых грозовых туч с неба. Мощь и лёгкость облаков. Быстрота и медлительность. И огненный дождь молний Юпитера, того, младшенького Кибеллы, кто взялся за оружие, собрал своих братьев и сестёр и повёл в бой, решивший судьбу мира. Хорошее знамение. Особенно то, что было когда Марк проводил время с Доми. — Черепица... Черепица... Как-то я разговорился в Греции с одним философом. Он... Он взял в руки вишнёвую косточку и спросил меня. Какие богатства и власть, влияние и знатность, что поможет, если тот, кто ест эту самую вишню, подавится косточкой и задохнётся. И я спросил его о том, что же делать тогда и как жить, если от одной мелочи может случиться непоправимое? Так и жить. Стараясь и пытаясь. Наша сила, сила Города, Публий, в хороших средних. В том, что наш средний уровень — лучший. И мы всегда готовы стиснуть зубы и подняться после каждого поражения. Также и в жизни. Если смотреть по сторонам, ну и не разговаривать за едой... Меньше шанс, что подавишься косточкой. Что же касается того, не иллюзия любовь... Почему? Почему она не иллюзия?! Скажи! Скажи мне, кого учили лгать с детства, потому что чем выше ты, тем важнее твоя правда, тем бесчисленнее легионы лжи, что обязаны охранять оную! И более... Ничего не важно. Потому как почему... Самое важное. Сципион вытер пот со лба, порадовавшись, что волосы не длинные, а после, грустно усмехнувшись, продолжил уже абсолютно спокойным голосом: — Разумеется, трибун это отлично знает. Вот только стратегия детерминирует необходимость победы в заданные сроки и в заданной сфере. А что касается тактики... Расплата за ошибки в тактике наступает сразу и очень жёсткая. Я не хотел бы платить ни за что. Сколько знаю? Лично — с этого дня. Вообще... Два года, как вернулся в Рим и получил место в преторианцах, вот после этого и стал присматриваться.
Публий: По удивлённо вскинул брови на это "почему", прорвавшееся как молния прорывается в самом неожиданном месте... и остальное почти не слушал - ему, не раз ночевавшему под открытым небом в ненастье, всегда казалось, что и у молний есть свои, предопределённые, пути. И, вместо софизма, готового сорваться с губ, посмотрел в глаза Марку и сказал просто: - Ответ Платона про половины тебя, конечно, не устроит... кого он вообще устраивает... Так может быть потому, что ей покоряются даже боги?* Или потому, что любовная нега так похожа на бессмертие? А может быть потому, что всё живое живо только ей - сперва любовью двоих, потом родительской, потом снова двоих и так до конца времён? Или потому, что человек может не знать точно, что берёт, но точно знает что отдаёт - оригинал или подделку?.. Публий замолчал, задумчиво накручивая на палец длинную прядь. Он учился лгать самостоятельно и видел в этом только преимущества - когда действительно умеешь лгать другим, умеешь отличать ложь от правды. Сегодня ему не хотелось лгать, что это простой и лёгкий вопрос, на который есть один, безупречный, исчерпывающий ответ. И он молча смотрел на приближающиеся тучи и на то, как две чёрно-рыжие бабочки судорожно пытаются любить друг друга пока не началась гроза, не ливануло, не прибило к земле... Ветер ещё не трепал их, не раскидывал в стороны властными порывами, крылья самца были больше, красивее, но они же ему и мешали - он не попадал в такт подруге и зрелище было столь же трогательным, сколь и нервирующим, столь же трепетным, сколь и смешным. По улыбнулся, осознав последнюю фразу Корнелия: - С этого дня? Так ты ещё успеешь поднять ставки и попробовать совместить! Кто сказал тебе, что ты окажешься на Елисейских полях? Какой-то бог сообщил тебе лично и внятно? Если нет - я бы не рассчитывал. У них странные представления о судьбах, путях, воздаянии и предопределении. И даже если тебе кажется, что они тебе что-то сказали, это не значит, что ты понял их правильно. Поднимай ставки, Марк. По крайней мере будет не скучно. А то обкрадываешь самого себя, как белка, что прячет орехи на зиму, а половину из них так и не находит. Елисейские... мы не можем быть уверены, что нас с этого, Марсова, сейчас не смоет... при всей осторожности с косточками. *"Любовь ранит даже богов."(Петроний) и "Все побеждает любовь, покоримся ж и мы ее власти."(Вергилий)
МаркКорнелийСципион: — Не устроит. Хотя... Чем мы, потомки Марса, вскормленные Волчицей, отличаемся от стаи волков? Они также вонзают клыки в горла тех, кто претендует на их территорию. Не ради себя, а ради потомства. Что это, если не любовь? Ты хочешь сказать, что я служу Городу лишь потому, что люблю его... И тех в нём, кто мне дорог. Да, наверное. Но в этой ситуации я... Я не знаю, что отдаю, оригинал или подделку. Это было слишком правдой. Марк не знал... И в том и была главная проблема. Незнание в начале дела содержит семя его краха. Краха, избежать которого требовалось вне всяких сомнений. Полюбить специально, внушить себе это всё хотя бы на несколько лет, чтобы гарантированно обеспечить должное прикрытие, а дальше уж будь что будет. Он повернул голову в сторону Публия и заговорил голосом, преисполненным затаённого страха ошибки и понимания того, что времени действительно уже нет. — Я знаю что не успею. Понимаешь, знаю. Времени не так мало. Для всего бывают удачные и неудачные периоды. И сейчас... Сейчас видится удачный. Не то, чтобы продолжительный, но точно такой. И, да, если мне это всё удастся, то окажусь на Елисейских. Если же нет... Ты понимаешь. И сообщил мне лично и внятно тот, кто сейчас освещает тучи своими огненными небесными стрелами. А ему я верю. Пойми, Публий, мне нужно решение. То, которое обеспечит то, что она в меня влюбится. И более ничего. После же... После я примерно знаю что делать. Уверен, что, если не забудешь наш этот разговор, то через несколько лет поймёшь... Поймёшь всё. Что и почему. И зачем я так торопился. Но сейчас... Сейчас мне нужна она, а уж с матерью и прочими родственниками я знаю как договориться. Определённо, проще понять мотивы богов, чем женское сердце. Мне так точно.
Публий: Теперь он слушал внимательно, не столько из-за явно сквозящей из этой срочности политики - это можно было обдумать и позже, сколько из-за знакомых интонаций. Звучащие от другого, они вызывали куда меньше раздражения и кусочки этой мозаики складывались легче, и её не хотелось разбить кулаком, хоть изображена на ней была та же задница - мир нужен был немедленно, срочно, желательно весь, как будто завтра мир собирался кончится как хлеб на раздачах, а небеса рухнуть на землю. И любовь нужна была немедленно, вся, взятая короткой передышкой на привале, а что чувствует другой, мимо которого только что шли как мимо стенки куда-нибудь в Золотой, на лимес, в аид, чью любовь только что игнорировали, а тут она вдруг понадобилась - никого не волновало. "И он ещё удивляется!" закатил очи горе Публий, хотя никто давно не удивлялся. Только, после очередного взрыва лопнувшего терпения, виновато и испуганно приносил в зубах то браслет, то вкусность, то шёлковый отрез... или очередное обещание обязательно сходить в театр. Когда-нибудь. - Вас таких полмира, не понимающих, - негромко засмеялся По. - Отпусти свою страсть и позволь ей говорить за тебя. Её в тебе много, Марк, ведь ты никуда не тратил её кроме войны, - добавил полувопросом-полуутверждением. - Страсть, внимание, время. Если не можешь себе этого позволить - даже не начинай к ней подкатывать, уж лучше сразу договаривайся с роднёй, а хорошо воспитанная девчонка твоего сословия не позволит себе опозорить семью скандальным разводом, имея богатого, знатного и молодого мужа. К тому же женщины привыкают к дому как кошки, а твой дом не так уж плох, хотя и холодноват. Было бы о чём переживать.
МаркКорнелийСципион: Маркус устало усмехнулся. Публий хотел научить находить решения вообще, а ему требовалось конкретное решение в конкретных обстоятельствах. И, желательно, как можно скорее. Потому как в любой большой игре есть бесчисленное количество неизбежных случайностей. И каждую из них нужно заранее знать как правильно обойти. — Я верю. Но меньше нас таких от того не становится. Да, я её не тратил, но отпускать... Да что угодно отпускать страшно. Страсть, внимание и время... Я могу постараться, но сколько хватит? А что же касается родни... Я предпочту не отказывать себе ни в одной из возможностей. Дом обычно согревает женщина. Что же до договорённостей... Как ты думаешь, шкура северного медведя, что обитают на севере той земли, что лежит за Свейским морем, насколько она пойдёт в качестве подарка женщине, любящей меха? Иные шкуры по здравому размышлению пришлось счесть или же слишком вульгарными, или же слишком плебейскими.
Публий: - Страшнее, Марк, это не... - на переносицу плюхнулась первая дождевая тяжелая капля, сползла к губам, и По слизнул её, вместе с фразой, - ну вот, только этого не хватало, стоит выйти без плаща! Не знаю кто подавал тебе божественные знаки, но он точно не намекнул, что надо было уйти из парка на полчасика пораньше? - отряхнул струящиеся ткани Публий, вставая и глядя как угрожающе расползается божественное воинство и первыми редкими водяными снарядами пробивает бастионы кустов. - Шкура белого медведя?! Скажи мне что у тебя их две, иначе я отказываюсь переживать очередной потоп, я искал такую с тех пор, как приехав в Рим, узнал, что одного этого диковинного зверя уже оприходовали и его побила моль в бездонных сундуках Поппеи! Он оглянулся в поисках укрытия, ближайшим из которых оказался ещё не занятый никем короткий узкий искусственный грот, встряхнулся и побежал, пока не заняли, подгоняемый усиливающимся дождём.
МаркКорнелийСципион: Сципион только собрался ответить, но рванул прежде, чтобы не попасть под надвигающийся ливень; в любом случае, так стена воды, что должна была на них обрушиться, всегда проходит быстро. Четверть, максимум половина часа. А потому, заняв искусственный грот и расположившись поудобнее и так, чтобы если что не появилось желания составить им двоим там компанию, продолжил разговор. — Страшнее это не что? И, да, я думаю ты, Публий, в достаточной мере понимаешь, что у богов всегда бывает интересное чувство юмора. Так что пока располагайся тут, у меня с собой даже была какая-то еда. Касательно же зверя и шкуры... Будет ещё одна — скажу. Хотя я бы предпочёл участвовать в охоте на этого громадного зверя. Я слышал, что они, бывает, весят четыре десятка талантов. Поппея... Как забавно. Она родственница моему начальнику Гаю, а её мать была жената на моём двоюродном деде, консуле-суфекте семьсот семьдесят седьмого. Рим очень маленький город, не так ли?
Публий: Издалека казалось, что вдвоём они в это сооружение не влезут, разве что Сципион раздвинет его плечами. Но на деле, втиснуться вполне удалось, и даже осталось локтя два между мокрыми носами, если стоять, а не садиться на корточки. Разве что рослый Марк почти цеплял головой потолок. Публий прыснул, потянулся и снял с марковой макушки задетую и прилипшую паутину: - Крохотный, - согласился По. - Почти как этот грот. А я знаю почему у тебя так удачно сложилась военная карьера. В случае чего тебя можно использовать в качестве дозорной башни, трибун. Так вот о шкурах. Женщины не пчёлы в рою, они все разные, не зная конкретных женщин не могу посоветовать тебе ничего, кроме того, что уже сказал, - он чуть запрокинул голову, чтоб смотреть Корнелию в лицо, а не утыкаться взглядом в подбородок, - главное смотри, чтоб она не свернула себе шею, когда будет с тобой целоваться. Еда... интересно долго нам тут пировать, меня вообще-то дома ждут, да и возлечь тут не очень-то возляжешь. Он высунулся посмотреть на тучи, и тут же пожалел об этом - хлынуло как из прорванного акведука и окатило брызгами. - Страшнее что?.. Ааа... бррр. А вина у тебя, случайно, нет?
МаркКорнелийСципион: — Ага. Всего-то два миллиона населения. Засмеялся Марк, округлив население Города до удобной сейчас цифры и продолжив, перейдя уже на хохот относительно обсуждения его роста и сложения. Отсмеявшись и отдышавшись же, продолжил, роясь под одеждой. — Ага, ага. Особенно если кого-нибудь на плечи посажу. В самой Британии видно. Тот факт, что они не пчёлы, он меня, в определённом смысле, радует, так как были бы пчёлами — вопрос выбора бы исчез и использовать их можно было бы только как в лупанарии. Целоваться... А её подсажу. Руками и снизу, за пятую точку. Вроде бы так помогает. Он устало улыбнулся, вытаскивая флягу. — Фалерн, неразбавленный. И, да, я рад, что тебя ждут дома. А меня как всегда ждёт Гай.
Публий: - По-варварски или по-гречески?.. - улыбнулся Публий, прежде чем приложиться к неразбавленному. - Однажды, в Галлии, я пил хмельной мёд откуда-то далеко с севера. Варвары варят его с болотным миртом, можжевельником, древесной смолой, ячменём, какими-то травами и нашим привозным виноградным вином... очень крепкий. С тех пор, когда пью с трибунами, стараюсь всё разбавлять... для тебя, так и быть, сделаю исключение. Громыхнуло так, словно из своего подземелья выполз сам Гефест и долбанул молотом по гроту. Публий вздрогнул, склонил голову набок пристально разглядывая лицо Корнелия и легко упёрся пальцем ему в грудь. - Но страшнее, Марк, не узнать никогда какой ты - настоящий. А узнать это можно только отпустив страсть и время, чтоб они смыли иллюзию контроля как эта гроза смывает с листьев городскую пыль. Она пройдет, и ты увидишь их настоящий цвет. Хотя что может быть страшнее этого?.. - чуть повернувшись, он указал на всполохи огромных ветвистых молний, разрывающих небо до самой земли, и вернул флягу. - Тебе стоит попробовать. Каждому стоит.
МаркКорнелийСципион: — Вообще. Вообще не разбавленное. Я его таким заливаю на случай, если прикажут скакать в Лугундум или куда подальше, причём не дадут и минуты на сборы. Чтобы можно было если что в пути смешивать с водой и пить. Кстати, что касается того пойла. Знаешь как проверить насколько оно качественное, не дурит ли тебя тот, кто его наливает? Гром был что надо, но осыпающиеся при штурмах башни рушатся не хуже, потому звук Маркусу исключительно нравился. Вот она, мощь богов. Та, которую люди должны обрести, чтобы стать равными богам, как Геркулес. — Возможно, в таком случае мне придётся. В любом случае, девчонка красива в достаточной мере, чтобы отпускать страсть и время было как минимум приятным. Так что... Да, представительницы моего класса хороши не только с точки зрения денег семейства.
Публий: - Дурит ли меня тот, кто наливает, я обычно проверяю губами, - чуть улыбнулся Публий. - Так точнее, - и тут же нахмурился, задумчиво глядя как на луже у входа в грот разбрызгивают крохотное море маленькие снаряды. - Куда подальше... Сколько ещё продлится этот, очередной, привал? Неделю? Две? И опять один, и вечность, которой придаёт остроту игра, остроту, которую очень скоро всё равно перестаешь замечать. Даже игра со смертью - всего лишь игра. А в его случае к ней прилагались ещё и унылые как старые волы связные. По перевёл взгляд на Марка, глядя на него так же задумчиво как на ливень. Короткие промокшие волосы облепили лоб, кое-где слипшись тёмными ручейками и обнажив небольшой отрезок шрама. Публий приподнял мокрую прядь простым жестом, каким заглядывают в алебастровую шкатулку - проверить остались ли ещё белила, и провёл пальцем по всей длине: - Откуда это?
МаркКорнелийСципион: — Есть один ещё метод из тех, что не требует глотка. Кладёшь аккуратно монетку в асс. И смотришь, если не утонет, то, значит, достаточно забористо сваренное пойло. Но, да, меня всегда забавляло, что варварские вожди ценят хорошего раба в амфору вина. Это более чем понятно доказывает каждому римлянину почему миром править должны именно мы, а не эти косматые немытые племена. Сципион приложил пальцы к шраму, а после устало отмахнулся. — А, это. Ну а что... Пять лет назад я был ещё более отмороженным, чем сейчас. И также знал, что боги меня любят. То был восемьсот четырнадцатый и наш Двадцатый Победоносный Валериев с Четырнадцатым Марсовым крошили мятежных бриттов у Вирокония. Ну и я... Скажем так, закрыл одного парня головой от топора кельтского кавалериста. Шлем выдержал... Ну и мой череп. Четыре сотни наших там и остались. А эта рана... Мелочи. Не велика цена за крылья Аквиллы над островом. Кем оказался тот парень преторианец предпочёл промолчать. Всё равно пока не спрашивали.
Публий: Публий спросил не сразу, размышляя найдется ли в Панонии легионер, готовый закрыть... если не собой, то хотя бы щитом и мечом. И о том, не зря ли он потребовал оставить в Галли того сигнифера - парень был преданным, слишком преданным, на его взгляд, но разве важно это? Он вздохнул и всё-таки спросил: - И как, болит на такую вот погоду? Этот, и остальные, ноют?..
МаркКорнелийСципион: — Не, на мне всё зарастает как на лернейской гидре. Засмеялся Марк, в душе раздумывая над тем, что как бы то ни было, но во многом на свой текущий путь он встал тогда. Именно тогда кости легли так, что двадцатилетний юнец стал преторианским трибуном, чтобы послужить Городу... Так, за что, бывало, летели головы. А, бывало, одевались в пурпур. Он не желал ни первого, ни второго. Просто... Жить. Без страха. Каждому.
Публий: - Конееечно... - протянул По со скептической улыбкой. Как ноют шрамы, от ранений в том числе, он знал не понаслышке. Дёрнул плечом и добавил тоном, в котором улыбки не было: - Забавные вы... не боитесь получать все эти шрамы, но боитесь тех, которые останутся здесь, - он приложил ладонь к груди Марка, туда где пока ещё здоровое молодое сердце чувствовалось и под буграми мыщц. - Да, они могут болеть и ныть сильнее, но получать их интереснее. Хотя бы потому что получать их дольше и есть что вспомнить кроме пары мгновений полёта топора. И требовательно перевернул руку ладонью верх: - Дай-ка ещё своего неразбавленного...
МаркКорнелийСципион: — Гораздо сильнее. Улыбнулся Маркус улыбкой готового к смертоносному прыжку хищника, уверенного в себе и в собственной силе, в везении и остроте когтей и клыков. Той улыбкой, которую любили и подчинённые, и начальство. — И хоть боимся, но любим их. За то, что сладость триумфа не промелькнёт в миг, а тянется гораздо, гораздо больше. Это ложь, что полководец празднует свой триумф в Городе. Только на поле битвы, когда на языке кровь, а вокруг трупы и развалины, когда ординарец диктует очередное донесение о том, сколько десятков тысяч взято в плен и сколько миллионов сестерциев взято добычи, но которое не волнует никого. Держи. За тех, кто умер во славу Города. Он протянул флягу Публию.
Публий: По хлебнул, помолчал, смакуя, и напомнил небрежным тоном, как о заезжем жонглёре: - Помнишь, тут в Рим недавно приезжал наш свежеиспечённый вассал Тиридат? Красивый мужчина, но слишком небрежный, если учесть, что он родом из страны, где правители вечно норовят прирезать друг друга, и тем больше стараются, чем ближе между ними родство. День перед коронацией был просто ужасный, и он весь вечер нудел про свой Арташат, что, мол, то, что дают мастеров для восстановления, ещё не повод переименовывать в Неронию и вообще кто его разрушил. Ну и что вино у нас мерзкое и у него видите ли живот болит, - Публий рассмеялся, расколол фибулу на плече и экзотический хитон, поддерживаемый только поясом, соскользнул с груди, обнажая сосок. И довольно свежий шрам под ним. Чистый, хорошо заросший и затёртый лекарями, но очевидно глубокий. - Мы спали, когда его пришли убивать. Ну как мы... Можно подумать, меня туда спать послали. В общем трупа было три - к третьему его величество соизволил проснуться и немножко мне помочь спасать его унылую царскую жизнь. Я не знаю видел ли ты отчёт... Но сколько легионов осталось в живых вместе с этим царьком посчитать легко, а гражданских не трудись. И? Это скучно, Марк. Скуу-чно. И шрам жутко некрасивый. Ужасная гадость. Надо было позволить второму дотянуться до храпящего величества, - фыркнул презрительно. - Кстати, ещё раз пошлёте меня к тому, кто храпит, и половина из вас сразу может занимать очередь к Аиду на приём, чтоб не толпиться, - предупредил капризно. Вернул флягу и завозился с фибулой, закалывая хитон обратно.
МаркКорнелийСципион: — О, да, вообще многие цари пали от рук своих родственников, так что я не вижу в этом ничего странного. Да и хм... Странно. Какой-то он... Несколько не понимающий своё место. Митридату вот в своё время указали... Как и многим другим. Сципион сделал несколько крупных глотков фалернского, прислоняясь к стене поудобнее. — У меня шрамов побольше. А так... Никогда не любил всех этих греков. Животная хитрость есть, а ума ни на силикву. Наглости полный гиматий, а как пнёшь хорошенько стоят все на коленях и умоляют о пощаде. И эти парфяне туда же. Он саркастически усмехнулся, присматриваясь к шраму. — Публий. Над твоим отчётом ржали все офицеры. Сначала недотравили Тиридата. Ладно. Потом припёрлись толпой туда, где хватит и одного подготовленного специалиста. После, зная, что в помещении как минимум двое, один или спит и крепко, или же мёртв, не подумали о том, что прикончить надо сначала второго. Продолжаем. Словить нож в горло это надо быть мягко говоря куском дерьма, так как и черепаха от него увернётся, при всём желании, но в темноте... Ты их кидаешь хорошо, но не настолько. Ладно, потом получить фибулой в глаз до мозга, а третий бал забит блюдом... Убийцы. Страшные убийцы. При том уровне странно, что никого не выжило для допроса. Но выжили некоторые охранники на время, достаточное, чтобы проверить, были ли их действия продиктованы глупостью или изменой. Мне именно после этого и понравился Нерио. Никаких вопросов, никаких проблем с нервами. Когда надо было даже шкурку не попортил, пока не потребовалось в Тибр. Сброд. Редкостный сброд. Галлы и прочие отцивилизованные лучше. Офицер облизнул губы и прикусил нижнюю, прищуриваясь и смотря в проход, на улицу. — Не знаю, не знаю. По мне так стоило дать Корбулону резервные легионы и бросить их в наступление по рекам на Ктесифон. Несколько миллионов рабов и полное разграбление окупили бы все затраты. Что же касается последнего... Все вопросы к Тигеллину, это была его идея. Последний намёк был пробным шаром. Я ни при чём, я просто исполняю волю... Может и скажет чего лишнего, может и нет.
Публий: - Хватило бы и одного, - обворожительно улыбнулся Публий. - Но у них нет меня. Я не стал бы подливать в вино, которое ещё неизвестно кто и сколько выпьет. Я пропитал бы салфетку, а с рук он съел бы вместе с барашком... барашек в тот день был - пальчики оближешь. И, справедливости ради, - добавил, пристраивая фибулу, не желающую закалывать мокрую ткань красивой складкой, - они подумали. Бедняжки германцы... ну извини, добивать третьего прикроватным столиком после блюда тоже была не моя идея. Цитрусовое дерево, инкрустации купидонов - шедевр! У меня бы рука не поднялась, я бы скорее позволил добить царька! А если хочешь знать как я вижу в темноте, даже шрамы... - По оторвал взгляд от плеча и игриво покосился на Марка, - справься у кого-нибудь. Или поверь на слово. Упоминание Тигеллина стерло улыбку с лица не сразу. По ещё немного повозился с фибулой, раздражаясь на лезущие под руки влажные пряди, откинул их и протянул фибулу Марку: - Помоги-ка. Тигеллин... так вот кому я обязан этой... премией. Стоило предположить. Когда дела ведёт наш Сабин, всё идет не так уж плохо.
МаркКорнелийСципион: — За это тебя и держат. За то, что у тебя под черепной коробкой не только кость. Салфетка... Салфетка это интересно, хотя всегда остаётся шанс, что отравляемый будет вытирать руки об скатерть. Комплимент был вполне в его стиле. Кто-то мог счесть подобное попыткой завуалированного оскорбления, однако уж подчинённые знали точно — к себе Маркус относится так же, к своим талантам или же просчётам. — Да зачем справляться, видел. Всё равно риск... Не люблю я этих варваров, ни порядка, ни фантазии. А фибула, да, главное чтобы она была достаточно хорошо заточена, чтобы, если что, вскрыть горло, в нашем деле без этого никак. Парень со смехом помог Публию одеться, а после улыбнулся устало. — Сабин просто с молодости усвоил одну важную деталь. Личный состав делится на незаменимый и труднозаменимый. Только так. И расходуемого в нём нет. И ничего больше. И если линейный состав когорт ещё можно быстро восполнить, выдрав лучших легионеров, то быстро достать из-под тоги специалистов в нужных количествах невозможно. Любого профиля.
Публий: - Держат... Я бы посмотрел на того, кто попробует меня удержать... - сказал По тихо и без вызова, словно Марка тут и не было. Руки трибуна, закалывающие фибулу, огрубевшие и шершавые, были тёплыми, почти горячими, как у всех полнокровных мускулистых мужчин, чьи вены после долгих лет тренировок ветвясь синими лозами выходят наружу, а сосуды подступают к самой поверхности кожи, как будто кровь сама спешит пролиться на поле боя. Утренняя ссора, бурная и холодная как бушевавшая над парком Купидона гроза, вспомнилась от самого начала и Публий замер, не спеша убирать из под горячих рук плечо. Ему было холодно. Холодно как зимой.... - Ты уверен? - А ты - нет? Ты не хуже меня видел, какими глазами он смотрит на мальчишку. Это не вожделение. Это любовь. Настолько страстная и преданная, что готова погубить империю. Он уничтожит кого и что угодно, чтоб быть вместе со Спором. - Вот на это я и буду ставить. На его жадность. - Жадность?! Хотеть быть с любимым человеком всегда - это жадность?! - Естественно. Если ради этого он готов ввергнуть в хаос целую империю. - А ты чем лучше Сабина в таком случае? Ты готов ввергнуть её в этот же хаос, только ради безумной фантазии, что один правитель может быть лучше другого! - Я не Сабин. Я её оттуда вытащу. - Не надорвись, милый. - Рано или поздно в подчинённых ошибаются все, - поднял лицо Публий, пристально глядя на Марка. - Фибулы у меня заточены всегда. Но со вспоротым горлом пусть уходят мои враги. Разве у меня не красивое горло? Я предпочитаю более эстетичный способ. *Между тем в Риме Нимфидий Сабин подчинил все своей власти и не постепенно, не мало-помалу, но разом ...он все полученные награды — и почести, и богатства, и Спора, возлюбленного Нерона, за которым он послал, еще стоя у погребального костра, когда тело убитого императора еще горело, и с которым спал, обращаясь с ним как с законной супругой и называя Поппеей, — все эти награды считал недостаточными и исподволь прокладывал себе путь к императорской власти./Плутарх. Сравнительные жизнеописания/
МаркКорнелийСципион: Пара глубоких зелёных глаз долго и пристально смотрела Публию в глаза, тем взглядом, что кого-то пробирал до костей, кого-то воодушевлял... Тон был слишком... Слишком специфическим, чтобы его можно было не понять. — А я предпочитаю оставаться в живых. А также оставлять в живых подчинённых, которые слишком много себе позволяют и шибко много думают. Потому что некоторые могут знать больше меня. И их знания помогут мне. Он улыбнулся. Улыбнулся как-то то ли иронично, то ли уже и саркастично, а то ли и сам не в силах понять, что вложить в эту улыбку, какое отношение ко всему вокруг, какую эмоцию... Но продолжать требовалось всё равно. — Ради чего ты служишь? Это нервная и опасная работа, особых денег не получишь, всадническое сословие ты не купишь по понятным нам обоим причинам... Расскажи. Я буду молчать. И весь этот разговор останется между нами... Если хочешь, то во имя этого я поклянусь всеми своими благородными предками. Рискнёт рассказать или нет, рискнёт рассказать или нет... Маркус думал. Думал и поднимал ставки.
Публий: - А я-то всегда был уверен, что слишком много думать невозможно, можно только недостаточно много думать, - усмехнулся По. - Значит то, при помощи чего завербовал меня Нерио ты причиной не считаешь? Зря, мне действительно это нужно. Нерио душка и знает свою работу. Слишком устало улыбался с момента их встречи Марк, чтоб считать вопрос провокацией в полной мере. И слишком свеж был в памяти утренний разговор, чтоб Публию было не лень кидать сеть полунамёков и тонких улыбок. - Оставь своих благородных предков в покое, это безобразие - дёргать их из могил в такую погоду. Всё просто. Знаешь чем мне не нравится эта новомодная иудейская секста - христиане? Так-то они не лучше и не хуже многих других вер и философских школ. Но нельзя любить абстрактное человечество, если не любишь человека в принципе, как он есть, это существо. И если ты не умеешь любить какого-то конкретного ближнего, ты не любишь никого. Мне подозрительны проповедники, внушающие другое. Политики, впрочем, тоже. А здесь, в Риме, есть те, кого я люблю. И немножко того, что я люблю. "...и этому кому-то тоже не помешала бы информация. Свинья какая! Орать орал, когда я завербовался, а пользоваться не стесняется!" - раздраженно додумал и потребовал, не взирая на тот очевидный факт, что на дворе стоял жаркий август: - Холодно. Дай ещё пойла. И... можешь считать, что у меня впереди вечность и её надо как-то коротать. А это не самый скучный способ. А тебя как угораздило? Воля отца? Такие как ты хорошо себя чувствуют в свалке где-нибудь в лесах за Сирмием...
МаркКорнелийСципион: — А это смотря для кого и с чьей стороны смотреть. Я вот сколько не думаю — всё мне мало. А некоторым нужны исполнительные идиоты. Потому как на фоне других идиотами окажутся сами. Что же касается того отчёта Нерио... — пара глотков в сочетании с улыбкой и чуть прикрытыми на мгновение глазами были слишком ироничны, чтобы точно оказаться замеченными — Разумеется, я его читал. Но считать это единственной причиной... Глупо. Такие вещи проще купить за деньги. А вот лояльность... Её уже покупают совсем не за деньги. Вообще... Знаешь, Публий, если проблема решается за деньги, то это не проблема, а просто расходы. Марк тем временем разминал шею, думая, как бы сформулировать всё наиболее правильно. Дискуссия всегда остаётся той же войной, где в каждый момент требуется понимание того, пришло ли время выставлять на поле боя резервные легионы или же пока рано. Нет. Всё-таки пришло. — В Риме? Или всё-таки в Паннонии? Вопрос был риторическим. Однако его стоило задать, по крайней мере потому, что лишь после ответа на него стоило переходить к серьёзному делу. — Держи. И, что же касается меня... Ну, знаешь, я слышал, что есть легенда, по которой воздух далёких провинций с многочисленными и верными легионами вреднее, чем воздух мест где войск поменьше, но к городу они ближе. Никак не могу вспомнить от кого я её услышал. Только помню что тот офицер раньше стоял в Поетовио. Так что я решил не искушать Фортуну и действовать в соответствии с этой легендой. Какая-то редкостная деревенщина была при произнесении этих слов настолько откровенно написана на его лице, что Сципион уже начинал сдерживать себя, чтобы не расхохотаться в голос. Поетовио (совр. Птуй, Словения) — на 819 год от основания Города операционная база Legio XIII Gemina Pia Fidelis. Почему Марк упомянул именно эту крепость история умалчивает.
Публий: Публий внутренне отшатнулся от этой то ли классической провокации, до которой опустился Марк по недомыслию или приказу, то ли непомерной жесткости амбиций, но флягу взял непринуждённо и пил не спеша, равнодушно глядя на слабеющий дождь. Даже если никто не копал под ненаглядное домашнее чудовище (да и с чего бы? ведь они ещё даже не выбрали кто достоин того, чтоб срывать через всю страну панонийские легионы), даже если трибун, бросив на кон многое, хочет поговорить искренне, метафора ему всё равно не нравилась. Ситуация тоже. Если Сципиону не дают покоя лавры Цезаря, никакой гаруспик не предскажет можно ли с ним вести дела. А если он так беспечно рассуждает о легионах... впрочем, так ли уж рисковал Марк? Они тут одни, в случае чего - слово против слова, да и всегда можно повернуть это штатной проверкой сотрудников по распоряжению одного из префектов. Они оба могут так повернуть, По бы и сам так сделал в случае неудачи. Только вот полководец считал, что сторонников искать ещё рано. И По был с ним более чем согласен. Он вообще как мог оттягивал момент, разве что не озвучивая "подождём ещё немного, оно развалится и без нашего участия, тогда можно и всунуться, если уж ты так хочешь" - его бы... слегка не поняли. - В случае с такими как ты не-Рим достаточно часто становится Римом, сторона границы и провинция несущественны, - с полуулыбкой вздохнул По. - Разумно. Особенно если не забывать, что воздух Рима тоже не безвреден. Скольких тут сгубила лихорадка... В любом случае доверять он трибуну не мог. Публий вообще верил больше рукам, губам, ночному дыханию, а не словам. Слова, даже выбитые на мраморе или отлитые в бронзе - лгали. Дыхание - почти никогда. Но возможности проверить не было и Публий просто пил, размышляя что и как рассказать об этом разговоре дома.
МаркКорнелийСципион: — О, да, о, да. Римский воздух он штука такая, кого лечит, кого калечит... Но не стоит о грустном. Кстати, кстати... Давно хотел спросить. В твоём досье много информации о местах, которые ты посещал на протяжении последних лет так десяти. Я запамятовал большую его часть, ну, досье. А потому всё хочу тебя спросить, как у тебя там со знакомыми из этих провинций. Может быть, сохранил с кем-то связь? Переписываешься? Поверить в страдающего склерозом Маркуса на трезвую голову его подчинённые, определённо, могли... Меньше, чем в него же, разъезжающего по городу в открытой лектике с несколькими обнажёнными мальчиками. Впрочем, лгать глядя в глаза, одновременно аккуратно выписывая скрытый смысл между строк он учился ещё с самого детства и достиг в оном определённых успехов, хотя и не считал их достаточными. Следовало понять, может ли он рассчитывать на легионы из Паннонии когда придёт время. Чем меньше неизвестных переменных в этом громадном уравнении по имени Империя, тем лучше. И тем проще будет решать его, когда придёт время. — Ах, да, я ещё вспомнил одну историю... Её мне рассказал то ли легат, то ли один из трибунов легиона... Вспомнить бы номер. IV Македонский? Вроде бы. Впрочем, не важно. Всё равно делать нечего в этот ливень, кроме как пить фалерн и слушать рассказы. А сейчас твоя очередь. Он разместился поудобнее, пытаясь как можно лучше прислониться к стене грота. Вот так и творится история. Когда мокро и сыро, когда только вино согревает. Такова жизнь. Таков мир, каким его создали боги, таков мир, столица которого — Рим.
Публий: - Я не храню связи, Марк, - По сделал последний, обдирающий горло глоток. - Они меня хранят. "А если не хранят, тем хуже для них" передёрнул плечами и протянул флягу. Направление разговора окончательно перестало ему нравиться. Но вместо раздраженного "ззз", он вскинул прямой, чуть прищуренный взгляд в лицо молодого... провокатора? предателя? политика? - Если я тебя сейчас поцелую, Марк... В губы... Что ты сделаешь? - и через паузу, в которой успела бы разбиться тяжелая дождевая капля, но никто не успел бы ответить, предупредил: - Ты сейчас делаешь тоже самое, только в другой области. Давай не будем. Но историю, пожалуй, расскажи. Тем более что в истории я не силён.
МаркКорнелийСципион: — Значит ты не даёшь им кануть в воды несущей забвение Леты. Это радует. Значит ты отлично понимаешь, что решивший содрать шкуры, вместо того, чтобы их стричь, рискует очень многим... Особенно если сдирает шкуры со стаи из двадцати восьми голодных волков. Тут может не помочь даже фиолетовая лорика, у этих волков, бывает, очень, очень крепкие зубки. Однако же не стоит всё о животных, да о животных. Он шёл ва-банк, впрочем, терять тут было уже нечего. Словом больше, словом меньше. Если всё, что он знал о Публии, соответствовало действительности, то ход был верным. Нет... Всегда можно сказать, что это была проверка лояльности, ну и припугнуть компроматом. Разумеется, не на него, люди становятся очень разговорчивыми лишь когда мучительная смерть грозит тем, кого они любят. — Ну, это же Греция, всевозможные театры и прочие символы местного морального разложения. Впрочем, одна пьеса, о которой тот легат и рассказывал, мне очень понравилась. Там всё крутилось вокруг какого-то тирана на Востоке, убитого заговорщиками, у которых хватило наглости убить человека, но вот добиться чего-то большего... Нет, отнюдь. И весьма скоро трое мальчишек, которые были достаточно умными и целеустремлёнными, снесли головы всем мятежникам, а один из них занял трон... Мне более всего понравилась судьба остальных двоих. Иметь власть и влияние, деньги и славу... И при том не рисковать ежечасно своей головой, опасаясь убийц... Что может быть лучше? Самым смешным было в этой ситуации то, что из двух произнесённых мыслей первую он написал пару лет назад в официальном докладе, а вторая отражала полезную для любого начальства умеренность в аппетитах. Как всё-таки иногда тонка грань, как незаметна и мимолётна... — Хороший фалерн. Кажется, я перебрал немного. Так что ты там говорил о том, что во всём виноваты бабы? Где-то я слышал, что бабы делятся на два вида: умные стервы и тупые бляди. Мне нужна из первых... И да хранит меня Юнона. База IV Македонского в 709-м — место, где были Октавиан, Агриппа и Меценат, когда убили Цезаря. 28 волков — разумеется, 28 римских легионов на момент игры.
Публий: Умолчание было таким выразительным, а история настолько прозрачной, что Публий едва удержался от соблазна превратить предупреждение в действие. Сейчас Марк напоминал ему таран, и от этой полуэротической мысли он прикусил нижнюю губу чтоб не засмеяться. Но порыв быстро прошел - трибун был уже третьим за полгода, кто прощупывал почву, интересовался связями и слухами. Третьим после полководца. А это означало только одно - то, что есть сейчас не устраивает никого. И жизнь изменится. Скоро и неотвратимо. Мир, каким они его знали, исчезнет. Исчезнут люди, связи, привычки, здания, возможно - целые города... А он был не готов. Не хотел. Он только начал входить во вкус сытой, относительно размеренной жизни, привыкать к уюту прохладных атриумов, изяществу мозаик, нежности шелков, ароматам с кухни по утрам, необходимости думать о своих людях и собаках... Снова становиться бродягой, ищущим себе угла в чьей-то походной палатке в планы По никак не входило. - Кажется, я тоже... Дивная история. Но где-то я её уже слышал. Видимо это один из тех сюжетов, что кочуют из века в век из трагедии в трагедию, - он вполне убедительно шатнулся, выглядывая из грота, но на лицо, удивительным образом, не попало ни капли. - А бабы, милый, виноваты в том, что они есть. Этого достаточно. О, а дождь, похоже, заканчивается.
МаркКорнелийСципион: — И ещё, Публий. В голосе Сципиона, опьянение в котором будто рукой сняло, звенела сталь. — Мне нужны идиоты с деньгами, которые запустили свои грязные руки в слишком многие сундуки с ауреусами. И побольше. При желании на каждого из них найдётся работа на парфянскую разведку. Или же планы по сецессии Египта. Сецессия Египта могла бы вызвать смех у любого профессионала, но чем больше ложь — тем больше в неё верят. — А то я так подумал... Ещё парочка таких вот заговорщиков и я смогу обзавестись своей виллой в Байи, не отцовской. А ты меня знаешь, своих подчинённых я не обделяю никогда. И вытаскиваю отовсюду. Зачем Маркусу внезапно потребовалась своя вилла в Байи оставалось за за гранью. Да и вообще, нужна ли она была ему? Последнее же объяснялось очень просто — преторианец просто знал, что люди далеко не всегда заменимы. — А что дождь закончился это хорошо. А то мне опять писать эти проклятые отчёты.
Публий: - Всем нужны идиоты с деньгами, - отмахнулся По кончиками пальцев. - Что-что, а это расхватывают как горячие пряженцы. Если у меня заведётся лишний, я дам тебе знать. Может быть. В конце-концов ты угостил меня фалерном... - издёвка если и витала в воздухе, была тоньше паутины. - Отчёты... - По закатил глаза. - Если я задержусь тут ещё немного ты потеряешь ценного сотрудника - меня зарежут из ревности. И это будут не твои женщины.
МаркКорнелийСципион: — Смотря кому и для чего, Публий, смотря кому и для чего... Марк наклонился к земле, и, чуть порывшись в мелких камнях, нашёл какой посветлее и стал коротать время до окончания дождя, пытаясь нарисовать им на стене грота аквиллу. Выходило весьма схематично, но время убить позволяло. — Да, держи, я люблю угощать фалерном добрых граждан. Ревность... Я думаю те, кто мог бы тебя так ревновать, знают, что ревновать ко мне бессмысленно. — проговорил он как-то растерянно, а после добавил, уже собранным, "рабочим" тоном — и мне нужны не лишние, а те, кого можно подвести под мятеж и государственную измену. Может у кого найдётся лишняя вилла, премировать особо отличившихся сотрудников.
Публий: Марк, сам того не подозревая, попал так метко, что у Публия даже шрам заныл. Вилла. Вот что ему было нужно - собственный дом, земля, которая не уйдет из под ног. И, конечно, не в Риме, который то горит, то тонет, то... Но, разумеется, не от Марка и не из казны. Ему нужен был залог, вещественное подтверждение намерений, обещание, что все дороги однажды приведут в сад с оливой, где они могли бы свернуть походную палатку навсегда... А если нет... к воронам* его. Публий присел рядом, почти касаясь маркова плеча и обронил мелким камушком: - Даже я этого не знаю. Хлебнул ещё вина, положил флягу, подобрал длинный, почти фаллический скруглённый камень, оставляющий на других четкий светлый след, и набросал лужок с травкой и ползущую по этой травке забавную глазастую черепашку. Лужайка, странным образом, напоминала очертаниями упомянутую трибуном провинцию, а черепаха мило улыбалась орлу. - Фалерн и правда хорош. Надеюсь, мне представится случай угостить тебя в ответ. Ты ведь знаешь где я живу... Разговор стоило продолжить... когда-нибудь. Не сейчас. Потому что сейчас из-за сильно побледневших туч кое-где уже пробивалось летнее солнце, золотя дымчатые края, ощупывая лучами мокрую землю, гроза уходила - выжатая, обессиленная, как проигравшее войско захватчика. И пронзительно хотелось жить. *к чёрту
МаркКорнелийСципион: Глаза трибуна тем временем внимательно изучали рисунок. Затем Марк откинулся на стену, пытаясь что-то сопоставить, а после изрёк тем тоном, которым изрекают сивиллы. Ну или же перебравшие вина, оно дело такое, весёлое. — Дней тридцать пять...* Про какие дни имелось ввиду так и осталось загадкой. Кому надо те поняли, а кому не надо — тем и пытаться не стоит. А может быть Маркус и правда перебрал фалернского? Когда успел... Лишь боги знают. — Я никогда не отказываюсь от возможности уменьшить запасы продовольствия там, куда меня приглашают. Пожрать Сципион и правда любил, вот только с собой было лишь печенье с изюмом, а солнце, хотя и начало изредка пробиваться сквозь тучи, по-прежнему слабо освещало Город, заставляя сидеть в гроте, так как промокнуть не было никакого желания. — Кстати, я тут подзабыл... У нас же последний раз веселье в Городе было в апреле прошлого года, так? А то с этими парфянскими шпионами и иудейскими мятежниками обо всём забудешь, даже о внутренних проблемах, не то что о поисках любовницы какой... Это же ты мне советовал подыскать? 842 км от лагеря Carnuntum Legio X Gemina до Города, при среднем марше в 25 км в день.
Публий: - В этом городе бывает веселье? - вскинул голову резко поднявшийся По. - Разве что на моих симпосиумах. Он уже и на самом деле хмелел, и терпение кончалось. Политика бесила, ещё больше бесила необходимость думать о ней, тем более не по своей воле. Ему хотелось, чтоб из времени вырвали клок, вымарали как лишнее предложение из рукописи, чтобы между грозой и солнцем не было промежутка зябкости, слякоти, тяжелой липкой влажности, грязи, по которой надо тащиться в Остию и слушать про очередную политику, чтоб между моментом когда взбунтуются легионы и ужином под оливой не было ничего - прочерк и закатное солнце. Но Великая не писала сказок и не лепила макеты, этот мир был слишком настоящим. - Я? - поднял бровь По, словно в первый раз слышал такую глупость. - Мирина или Дахи обойдутся тебе в такие нервы, что проще спать с работой. Впрочем, Зоя... но поймать её между поклонниками ещё надо успеть, а ты вечно занят. Он окинул Марка оценивающим и циничным взглядом, в который фалерн добавлял откровенности: - Рыжая тебя выдержит. Тебя и твою занятость. И каменные плечи заодно... - добавил ворчливо.
МаркКорнелийСципион: — Конечно же. Ну, как, смотри. То гладиаторы друг с другом на арене, то ещё кто... Кто ещё было понятно и так. Все. От орущих друг на друга базарных торговок и судящихся друг с другом вольноотпущенников и до... До. Не стоит продолжать. Рано. Боги не любят слишком наглых смертных, ой не любят... — Плечи? О, да, мой раб как-то обмолвился, что лучший способ натренировать пальцы для вырывания кадыков это помассировать мои плечи. Кстати, о плечах. Интересно, Фортис там насколько занят? А то я в палестру никак не выберусь, всё с солдатами, а у хороших гладиаторов всегда бывают какие-то свои интересные финты. Мне на тему фехтования двумя клинками нужно уточнить несколько секторов, ну, есть ли там возможность пробить блоки или нет, а если есть, то насколько сложно. Несмотря ни на что Марк предпочитал никогда не забывать — в каком тёмном переулке всё решает доля секунды реакции, мгновенный удар и капелька благосклонности Фортуны, а потому тренировался всегда, даже когда, казалось, что работа сводится лишь к написанию отчётов и рекомендаций.
полная версия страницы