Форум » Общественная жизнь » Харчевня Ксена (продолжение 1) » Ответить
Харчевня Ксена (продолжение 1)
Ксен: четырехэтажное по фасаду здание, одним боком подпирающее овощную лавку. Таберны выходят на небольшую площадь с фонтаном. На крыше третьего этажа голубятня. Во внутреннем дворе столы. Выходов из внутреннего двора два - один через таберны, другой напротив. Пиво, вино, свежий хлеб, сыр, соленая рыба, оливки, горячая еда и прочее, что требуется варвару... ну или не варвару, чтоб провести время весело и с пользой. С девочками, правда, дело обстоит хуже - инсула набита постоянными жильцами, свободные комнаты бывают редко. во дворе, случается, заполночь поют какую-то тарабарщину и пахнет пивом.
Осмарак: Когда по штилю доплыл Феликс, Ос неохотно оторвал взгляд от запретного пиратского золота хозяйской дочери, цыкнул зубом и вздохнул плечами. Впервые за несколько лет хотелось над собой поржать, вслух, но, впервые за много же, было... неудобно? И он принялся сосредеоточенно жевать, думая что дурака могила научит, просто не нашёлся ещё тот кто его учиться отправит... или не время пока.
Нерио: Из винной лавки Здесь Нерио появлялся редко, хоть само место и закоулки, к нему прилегающие, знал хорошо. Народ здесь был веселый, а, следовательно, болтливый. Нерио сел за пустовавший стол так, чтобы хорошо просматривать харчевню и кусок дворика, и приветливо кивнул рыжей девушке, которая здесь всем распоряжалась. Он не подал виду, что узнал парфянина, ночного знакомого Бергансы и купальщика с отметинами на руках, сидевшего в этой же самой харчевне.
Осмарак: Но не успел он съесть и половины, как засквозил юго-восточный и по штилю пошла неприятная мелкая рябь. Молодой караванщик увидел что-то и пропал из глаз. Не откладывая хлеба, не напрягаясь, не прекращая есть, Осмарак присмотрелся внимательней. И узнал. Это начинало раздражать. До чего тесный городишко оказался Рим. А ведь этот шлюхин сын со стальным взглядом видел его не только с мешком. Он видел его руки. Глупо было бы надеяться, что в последнее время римляне недосчитались на своих крестах чуть больше одного распятого. С другой стороны, если бы этому была нужна награда за поимку - уже бы сдал по назначению... даже без доказательств и опознания попробовал бы. А значит присматривается. Ко многим. Для какой-то своей хитрой надобности. И Осу, отчего-то, сильно не хотелось чтоб ему рассказали для какой. Хоть меньше двух недель назад он бы пожелал знать что там можно срубить и как уйти оттуда живым. Слежки не было - Ос знал это точно, но ещё точнее чуял звериным нутром. Просто или этот по всему городу шарит, или у Ксена слишком вкусно кормят, в любом случае - совпадение. Одно из тех деревенских совпадений, которые не исключает и столица. Кто-то сказал бы - знак, но Ос... нет, он не верил в знаки. Зато верил, что осторожность лишней не бывает. И ведь у самого дома, чтоб ему! Ладно, спокойно. Спокойно. Надо просто переехать. Жаль, конечно, только обжился... Но, скажем, собственный дом придаст ему... благонадёжности. К тому же всё, что у него есть тут ценного - птица. И к коню надо быть поближе, чтоб в случае чего... Он исподлобья посмотрел на Феликса "да, ты прав. я могу не вернуться однажды". Купить своё, неподалёку от конюшен Серториев, такое, чтоб и жить можно и бросить не жалко. Бросить... Ос хрустнул хлебом и холодно улыбнулся в сторону незнакомца. А ему ведь только начал нравится штиль...
Феликс: Наблюдать бритого зверя это не мешало. Посулы не трогать он слышал в своей жизни довольно часто, с разными интонациями и знал, что относились они чаще всего к способу. При всей неприятности господина предпочтительным был вчерашний, и Феликс только недоумевал, почему, в его случае, кулаком в живот не считалось унизительным или болезненным, и можно было себе это позволять в трезвом уме, а естественную потребность тела - нельзя, даже в забытьи. Интересовало его это чисто умозрительно, потому что оказалось наконец возможным отказаться от других мыслей по собственной воле. Время от времени он переводил взгляд, бессознательно ища рыжего пятна во дворе. Ксения.. ее тоже звали Ксения.
Квинт: Квинт в ожидании лепешки отхлебнул из кружки, оценил мягкость падения в пустой желудок первого глотка и, думая о том, что человек он, в сущности, небогатый, шнырял взглядом по двору в промежутках, вынужденных жеванием принесенной снеди. У понтия кормили изысканней и бесплатней, а он почему-то пришел домой. Причина заставляла улыбаться. Знакомая в лицо по городу личность, оказавшись с утра в родной харчевне, озадачивала, ради чего или кого. Местные варвары тихо перемалывали завтрак и хлебные сплетни. Давешний оратор, играя выражением лица от абсолютного счастья до недовольных раздумий, кормил постельного мальчика. - Где же ты, Ингрид!.. Я сейчас прием все без лепешки.
Ингрид: Она принесла обещанные лепешки и обратилась к новому гостю, которого если и видела, то довольно редко, так как лицо не вспоминалось и о вкусах она ничего не знала: - Сегодня овощи. Запеченное мясо. Жаркое. Бобы. Это если быстро. Лепешки., - и пояснила,-Пшеничные. Можно сделать рыбу. Но рыбу придется подождать. Гость не был похож на того, кто предпочитает сытной еде фрукты, но на всякий случай добавила: -Фрукты. Ягоды. Ягоды пришлось бы покупать. Но лавка Суламиты - недалеко, а Тихик все равно бездельничает где-то -Из напитков пиво, вино..
Нерио: Улыбается. Еще интереснее. На секунду перед Нерио встала проблема - раскрыться, что он с самого начала заметил парфянина или сделать вид, что он его не видит? Но самая большая ошибка в противостоянии даже не недооценить противника, а дать противнику понять, что ты его недооценил. Нерио вежливо кивнул в ответ. Подошедшая рыжая варварка была вполне кстати, Нерио выслушал ее: - Мяса. И вина кувшин. И две печеных репы.
Осмарак: Ответный кивок решил многое. Съезжать. Ближе к окраине. И не позволить себе открытого вызова, упреждающего броска, ножа в нелюдном переулке. Мало ли что и кто стоит за этим смелым... По крайней мере пока следы с рук не сойдут и положение не упрочится. - Ингрид, - позвал громко, широко и спокойно улыбаясь, - красавица, а где отец? Нужен на пару слов.
Феликс: Ингрд. Ее звали Ингрид? Почему тогда Ксения?.. Пришлет ли она голубя? и когда? и для чего... И как тогда к ней? Если пошлют, или если свободен. И не найти ли... нет, не стоило. Никак не стоило.
Ингрид: -отец пиво варит,-откликнулась хоть и через плечо, но приветливо. Как-то не нравился ей этот вопрос от постороннего мужчины, хорошо хоть постояльца. Глупые мысли о собственной беззащитности запрятала поглубже, можно подумать им всем только этого и надо, глупости. Да даже если и этого, что она-не отобьется что ли? Глупый страх не проходил, как будто от мужчины пахло кровью-охотник он и есть охотник. И чтобы побороть это неприятное ощущение подошла поближе. -он прямо сейчас нужен? могу Тихика послать..или может позвать мать? что за дело-то? ей не обязательно было знать детали, просто чтобы отцу передали что за вопрос..да даже это было не так важно, как перебороть страх, так как не дело это, мужчин бояться..
Нерио: Нерио слегка поднял бровь, копаясь за пазухой в поисках расчетных листов за вино. Он здесь проголодавшийся купец, сверяющий числа в своих торговых записях. Однако слух... Рыжая - дочь хозяина, и если парфянин так спокойно подзывает ее и та переспрашивает что за дело к отцу... вероятно он либо поставляет сюда что-то интересное, либо живет в инсулах неподалеку. Или и то, и другое сразу. Интересно, чего боится эта суровая девица, уж не за свою честь и девственность же... Нерио наконец-то нашел листок и "углубился в подсчеты".
Осмарак: Утро кисло и дожевывать не хотелось. Феликс уплыл в себя, парень с холодным взглядом сделал вид, что нырнул в записи, Ингрид смотрела как бок подтопленной торговой галеры ощетиненный копьями. Вот это Ос бы совсем не понял за что... если бы до этого не лапал кухарку. Он смиренно положил руки ладонями вверх на стол, сдаваясь, умягчил взгляд ресницами и обратился как к равной, как к парню не младшему в семье (женщины это иногда любили): - Может и ты мне поможешь, - утишил голос до доверительного, чтоб не было слышно там, где этот рылся в папирусах, - раба надумал отпустить, и ещё дела, но не знаю ваших законов и не знаю того, кому заплатить из знающих.
Ингрид: Она кивнула дескать подожди и отправилась за репой и мясом для нового гостя. На кухне как старшая строго наказала кухарке все принести вооот тому господину с бумагами, а сама, захватив вино для нового гостя, вернулась к Осмараку и села напротив - Я слушаю, - вполголоса, но деловым тоном, как дела решаются. Между мужчинами.
Осмарак: Ос без аппетита дожевывал, ожидая что она приведёт ему отца или кого-то из разбирающихся в римском праве соседей, и едва не подавился, услышав от девы деловое "я слушаю". Понял, что перестарался, но успел на корню подрезать смешок и, солидно кашлянув, убрал из глаз всякое постороннее выражение: - Видишь ли, я перегрин... без документов и поручителя, - ничего такого тайного, а если златовласке приятно... что ж, отчего только не сыпется иное золото в руки, - раба покупал в Риме, гражданин я... другой страны. А ещё вот, - и это было сказано глубже, размеренней, солидней (вот она - благонадёжность), - дом собрался в Риме купить. И опять же - не знаю можно ли и как оформить.
Ингрид: Вот тут стало неудобно, потому что помочь Осмараку ей было решительно нечем - ну не знала она, можно ли вот так просто взять и купить дом как раба. Признаваться в собственной некомпетентности вслух не хотелось, и потому она оглядела зал и указала Осмараку взглядом на Квинта, который, казалось, скучал в отсутвии возможности перекинуться с кем-нибудь парой фраз. И решила реабилитироваться хотя бы в собственных глазах, выдав характеристику: -Квинт Эссенций. Римлянин. Патриций. Но не слишком задается, живет в инсуле. Учит молодых всяким премудростям. По части права тоже. Должен знать. Думаю, не откажется выпить за твой счет. Улыбнулась Осмараку (вот как оказывается, дом..) и вышла на кухню поторопить кухарку. Отцу надо будет сказать, что Осмарак съезжать собирается
Феликс: А она взяла и подошла, рыжая, когда ее позвали, и Феликс постарался не жевать, чтоб соблюдались "не", которые в ее присутствии почему-то были особенно важны; вспомнилось, как она его черносливом угощала. Потом ушла и опять подошла и села к ним, говорить со зверем. И Феликс перестал есть, а зверь сказал... - Что? - тихо невпопад спросил Феликс и сам испугался. Спросил он это уже только когда она улыбнулась, потому что первые минуты стало жарко до невозможности пошевелиться, и казалось он горит в костре ее волос. Это значило, что действительно надо идти что-то искать. Уже не Кассия, Кассий продал. Искать, на что... и зачем жить. Лицо он удерживал по инерции, но дышал с трудом.
Осмарак: Ос облегчённо улыбнулся, потому что в этом безумном городе, где рабыни машут мечами как воины, а богатые охраняемые гетеры теряют головы - ожидать можно чего угодно, кивнул и напомнил: - Спасибо, красавица, за науку, с меня причитается. И про охоту я не не забыл. Проводил взглядом рыжее пламя и ни одного дэва в нём не промелькнуло. Этот бы ещё, ледяной, в кружке растаял что ли... Но такого одолжения римские боги ему явно не сделают. - Что "что"? - не понял Феликса. - Сам же сказал - перепродадут если не вернусь. А я могу. Не вернуться. Однажды. И почесал скулу, обдумывая как и что сказать высокородному.
Квинт: Лепешка и правда приспела к концу. В другое время Квинту ее одной бы хватило. "что это я, забыл вчера поесть?" - поискал глазами, взять еще, пожалуй, кружку чего-нибудь жидкого, и увидел, как хозяйская дочь на него посмотрела. Сделал кокетливую физиономию, пропавшую зря, вздохнул на варвара, поднялся и пошел к нему. С лепешкой и кружкой. - Что за наказание, - вздохнул негромко, подходя. - Я здесь живу сколько себя помню - не подумайте что всю жизнь, не настолько хорошая память, но - могла бы улыбнуться иногда, а то иной раз и не дослушает. А тут пришел, увидел, усадил. На соплеменника не похож. Дай, думаю, твою латынь послушаю - женщина, говорят, любит ушами. Соседи? - спросил, стоя у стола, - или я пошел?
Осмарак: - Так женщина слушает не на каком языке, а как и что, например вот - женщина, ещё порцию и пива! - более-менее нанизал латынь Ос, окликая кухарку, которая тут же метнулась, и широким жестом показывая "садись, мол". - Соседи. Я Осмарак. Перегрин. И это неудобней, чем не очень хорошая память. Мне вот красавица как раз говорила ты в праве разбираешься? Потолкуем по-соседски?
Нерио: Нерио тянул вино, вяло жевал мясо и понимал, что теряет время. Когда высокородный болтун подошел к парфянину, стало ясно, что ловить в этой харчевне уже нечего. Найти этого... Осмарака труда не составит в любом случае, раз он решил оставаться в Риме. Есть даже способ, простейший способ, отличный рыжий способ...
Квинт: - Истину не исказить наречием, - согласился Квинт кивком, плавно затянувшим за стол. - Забыла только сказать, что человек я небогатый, а это, пожалуй, и причина успеха твоей латыни перед моей. Так какое у тебя дело к римскому праву? - лукаво щурясь, он разломил лепешку.
Осмарак: - Так и у меня караваны не ломятся, так, найдется три верблюда по углам, - на всякий случай предварил Ос. - Вот первое дело мой хлеб жуёт, - кивнул на раба. - Хочу чтоб свой ел, а как отпустить не знаю. И дом хочу в Риме взять, небольшой, но свой. Можно ли и где записать? У меня ни документов, ни поручителя. Недавно я тут.
Феликс: Феликс понял только то, что не нужен и здесь, после случившегося вообще ни в каком качестве. Он был обузой, видимо, и обузой неприятной. Но поздно было что-то менять, и уж если просить было кого-то, то он свое уже пробовал отпросить, то, без чего действительно жить не мог. Остальное значение имело постольку, поскольку дальше уводило. И чувство страха, которое он сейчас старательно обуздывал дыханием, медленно уплотнялось в решимость. Смотрел он прямо перед собой, почти осознанно управляя движением чуть ли не каждой ресницы. Так что надеялся, что выглядит, как подобает: живым и спокойным. Не сжимать зубов. Не вздыхать.
Квинт: - Дом не получится. Во всяком случае, сразу. Чтоб купить дом, нужно гражданство, а гражданство привилегия рожденных в Риме, так что если ты не думаешь обзаводиться собственным отцом, то и о собственном доме можешь забыть сразу. А отпустить не проблема, к претору перегринов, и делов - глазом моргнуть не успеешь. Только смысл? - он посмотрел на красивого мальчика, в ком наличие жизни и какого-то понимания угадывалось только по тому, что он дышал. - Ни себе ни людям. Гадать не ходи, понятно какой он будет есть хлеб и главное сколько. Ты тут недавно? Местным блядям дай порвать. Лишний - лучше мне подари, Петр мой равен богам уже только годами, того и гляди что-нибудь выкинет... Или у него родня есть?
Осмарак: "Отцом?!" Ос хрустнул разом занемевшей шеей и молча налил себе пиво. Остальное доходило уже сквозь него. Гражданством... отцом... С парфянским гражданством его ждала виселица там и крест здесь. С римским - дом, работа, солидность, может быть даже какая-то гарантия безопасности. Но сменить родовое имя?! Вот только... у него, изгнанника опозорившего род, не было уже имени. Он давно потерял право на него. Ос допил залпом и кивнул патрицию - понял, мол. Усыновление... Трепливый мужик оказался этот высокородный, но, вроде, толковый и не зажравшийся. И каким-то караванным родством, по еле уже заметной выправке, почти стёртым жестам, Ос понял что и - воевавший. Так что если надумает не по уговору, разобраться можно будет честно - меч на меч, всё лучше чем какого-нибудь жадного старика резать. Договориться можно и прямо сейчас. Спросить по крайне мере - на нет суда нет. И Феликса отпустит уже после, а тогда он станет не каким-то "варваром парфянцем", а римским гражданином, это как раз Ос знал, и грамотный он, найдет работу, так что чего он кудахчет Эссенций этот. Но "блядям порвать" застряло в ушах как затрещина. Он посмотрел на Феликса... каменного, помертвевшего, неживого. И взгляд этот весил как плита на материнской могиле, где он никогда не был и почти наверняка - не сможет побывать. Не ведьма была та гетера, не ведьма. А несчастная глупая баба, отказавшая, посмеявшаяся или мешающаяся в дела, разозлившая какого-нибудь подонка... вроде него, Осмарака. - Извини, Квинт, сейчас вернёмся. Он резко встал из за стола, взял Феликса за плечо и повёл под лестницу, где никто не мог видеть как он, морщась от уже вполне осознанного стыда, украдкой смотрит на ноги парня - не хлещет ли кровь, мало ли утром не заметил... Развернул к себе, осторожно, хэкнул, чтоб голос не рявкнул, но всё равно сорвалось паршиво: - Что с тобой? Я тебе рёбра сломал? Сломаны? Болит? Что, скажи, что? ... понимая, что дело, скорее всего, не в рёбрах. И он уткнул взгляд ниже хрустящих кулаков. Его растили убийцей. Потому что мужчина всегда воин, а воин всегда - убийца. Предатель - сказал бы отец. Мать бы поняла предательство. Но насильника на порог бы не пустила. - Скажи мне что, Феликс, - выговорил совсем тихо.
Феликс: Дышать было пока еще трудно, но господин вел себя не так, как Феликс приучил себя его принимать. Расслабиться и просто разреветься не позволяло знание, что все меняется, и сейчас он добрый - а завтра недоволен. Да и оценку он себе знал, и слышать ее лишний раз желания не было. Так что чтоб ответить на его вопрос пришлось призвать последний разум, чтоб и не соврать и не попасть под раздачу. - Мне не больно, - сказал он вполне живым голосом, когда-то за таким даже возвращалось хорошее расположение духа. - Я простил тебя. Ты мне ничего не сделал, у меня все цело. Я все понял, ты был не в себе. Я не знаю, почему это важно. Если бы я мог, ты бы забыл.
Осмарак: Ос смотрел на Феликса долго. Так долго он не смотрел ни на кого уже без малого три года. Если бы его кто-нибудь... в таком возрасте, ночью в караване... случались там и не такие вещи... он бы хотел одного - убить. Обидчика, а потом, скорее всего - себя. А этот... Прав бывалый тёртый патриций. Прав. И так же глядя на Феликса, Ос стал говорить, ровно, бесцветно, говорить то, за что убил бы (и убивал) если бы это сказали ему в лицо: - Послушай. Моё имя переводится на латынь - женоубийца. Рождаясь, я убил свою мать. Потом убил женщину... там... давно. Я вообще - убийца. И вор. Казнённый дважды. Первый раз - плетью. Второй - крестом. Я, иногда, много пью и тогда - буен. Такое как ночью - первый раз со мной, увидел... кое-что. Но не гарантирую, что не повторится. Если тебе всё это менее страшно чем... Оставайся. Тебя никто не посмеет тронуть пока я жив. Из чужих. И я постараюсь. Я сделаю завещание. Если меня убьют - ты свободен. Не убьют - посмотрим. Я куплю дом, будешь жить у меня, управлять им. Ты... обещал научить меня писать на латыни. Будешь учить. Решай сам. Ты мужчина. Не смотря ни на что. Это я... не мужчина. И не смог уже удержать взгляд, вспоминая эти дни, в которые как-будто учился ходить заново. Как младенец. Охоту. Беркута. И как Феликс отирал его руки от крови он помнил тоже, хоть и смутно. И ощущение дома и штиля, которое почти... почти.
Феликс: От напряжения сдавило голову. - Я знаю, кто ты, - господин наговорил такого, после которого уже обязан был открутить голову, не смотря на то, что констатировал очевидное. - Ты меня купил. Если ты меня отпустишь, я уйду. Скорее всего. Если ты хочешь, ты продашь, или ты будешь приказывать. Мне все равно. - удивительно, но он не врал. Ему было действительно одинаково страшно решиться на любой выбор. Или одинаково безразлично, словом, это было уже хорошо, потому что по это был не Кассий. Потому откуда-то брались слова. Единственное, чего он не выпустил с языка это "я к тебе уже привык". Потому что это будто устанавливало узы, а он не хотел уз, и этой господской откровенности не хотел, которая выдавливала из него сейчас ответную откровенность, он поймал чувство и избегал обозначить его, чтоб не ускользнуло: неизвестность чужого выбора, равноценного в своей неизвестности. И чтоб не затянуло поверить в надежность одного из них, сам поставил условие: - если бы я хотел, ты и не вспомнил бы о том, что я не женщина. - он торопился, делая короткие вдохи после каждого предложения, чтобы успеть договорить, пока его не перебили. - Но в том-то и дело, что я не хочу. Боги не позволяют. чем я выкуплюсь у НИХ? - ему так часто пришлось... понимать это последнее время, что только и была теперь забота, чтоб дослушали, слов искать не приходилось. - Ты можешь приказать мне, и я буду смотреть так, как ты скажешь, ты можешь приказывать, чего ты хочешь. Я это сделаю или умру. Только не заглядывай туда, где боги правят меня. То, что ты там видишь, тебя сердит, потому что ты не можешь это изменить. Просто это учти, если решишь меня оставить.
Осмарак: Да. Безвольность его сердила. Более того - она приводила его в ярость. И он знал почему, но не только в его скудной латыни, но и на всех известных ему языках не наскреблось бы слов, чтоб сказать это вслух - его приводила в ярость собственная безвольность. Другие были виноваты лишь в том, что были зеркалами. И он решил: - Оставайся. И называй меня Осмарак. Я господин только сам себе. И то не всегда.
Феликс: Феликс забылся и засмеялся. Смех быстро снял с головы темную тяжесть и трусливо смотался за всегдашнюю маску просто расслабленного лица. Легко не было, но не было и больно. На груди все еще сидел панцирь, но дышать позволял. И дышать, просто дышать, оказывается, было хорошо, и достаточно.
Осмарак: Ос усмехнулся криво и пошел просить себе новое имя. - Ты прав, Квинт, с отпуском стоит подождать. Потом гражданином отпущу. Если отец найдется, - не уточняя - чей. Глотнул пива и решился: - Кстати, нет ли у тебя на примете приличного гражданина? Не знаю как у вас в Риме, а в моей стране сын отцу должен, если вдруг беда какая, кров, еду и защиту... а меч мой не из последних. Ну и пристойную сумму должен. Разово. И выжидающе посмотрел поверх снова наполненной кружки.
Квинт: Квинт смеялся недолго: пока не принесли новую порцию мяса. И, за время разговора хозяина с будущим отпущенником еще не справившись с ней, сначала только промычал. Зато выразительно возмущались его брови. - И сколько тебе лет, ребенок? - проглотив, осведомился Квинт, и не дал ответить: - Я похож на отчаявшегося старика, не способного уже на тонкую работу?.. Нееет, я надеюсь дождаться собственных, и не собираюсь упускать восемнадцати лучших лет человеческой жизни ради единовременной, даже пускай самой добротной пьянки, даже пускай с самым лучшим из сыновей. Я даже на дочку согласен, но - маленькую. Чтобы сиську сосала, ходить училась... А ученого учить только портить. Да и когда бы я тебя успел зачать? В десять лет? Я тогда еще и разговаривать как следует не умел, не то чтобы... Но я подумаю. Я тебя сведу с кем-нибудь.
Осмарак: - Да, лет мне многовато, - утопил Ос в кружке, вместе с недоговоренным "ума только... видимо отшибли где-то между кушанами и египтянами". Жаль было, конечно, что патрицию не нужен сын, и что так хитрО римское право, но ещё жальче было - что, явно, не нужен высокородному караванщик. Больше всего Осу хотелось собрать мешок и уйти месить пыль, глотать песок, заглядывать в зубы и задницы верблюдов, и думать только о том, как дойти от города "херрасплатишься" до оазиса "хернапьёшься". И больше не думать ни о чём. - А если найдется мне усыновитель, как... - латынь не выходила. То ли сказал слишком много, то ли выпил. - Деньгами моими он не будет распоряжаться? Завещание я составить смогу?
Феликс: Слова падали в сухую почву, сперва зерном, теряясь в ящеричных норах, потом дождем. Единственное, чего стоило опасаться - это своей липкой души, готовой опять к нему потянуться, и поэтому он смотрел, отбивая в сознании это литое лицо, отталкивающее своей тяжестью, которое не прятало презрения и грубости этого человека. Ты мужчина, как же. После макания в бассейн и выволочек за неумение держаться. После этого позорного "что с тобой, что". Они позволяли себе терять лицо. А с него спрашивали.
Квинт: - Будь спокоен, - сказал квинт и поднял кружку. - Сколько угодно. Нет, не подумай, если б я мог, - ополовиненная, она позволила прижать обе руки к груди, - я бы с большим удовольствием грандиозно отпраздновал с тобой твое новое рождение. Но между нами должно лежать восемнадцать лет. Для гарантии, - глаза смеялись.
Осмарак: "Для гарантии что я не сверну тебе шею из уважения к старости" мрачно подумал Ос, но вслух хмыкнул: - Интересные у вас тут гарантии... и что, многим помогает?
Квинт: - А ты вон у него спроси, - кивнул Квинт на мальчика и посерьезнел, копаясь в памяти: - Не переживай, дурного не посоветую. Может даже однажды посреди ночи вломится в этот город ваш караван, вспомнишь меня, разбудишь и сам захочешь снова налить как только что наливал. Будет ли дело до отдыха мне, когда ты выгрузишь караван, пока город спит - я человек не гордый и не богатый, я подорвусь и в полночь вина испить. и засидишься аж до четвертой стражи, побоку - ей рассвета не устеречь - может тогда ты мне о себе расскажешь - к этому времени скапливается речь.
Феликс: Меня? - недоумевал Феликс, теряя положенное выражение, чуть расширив глаза на Квинта Эссенция, да так и остался сидеть, понимая, за что ему дали это прозвище. Заслушиваясь и пытаясь понять, кого он цитирует, если это цитата. Потому что если нет, он бы разговаривать с ним впредь поостерегся, хотя слушать слушал бы. Что и написано было на лице соответственно: легкой улыбкой, осветившей какие-то страхи на дне чуть шире чем всегда раскрытых глаз.
Осмарак: "Это вряд ли, высокородный, это вряд ли" думал Ос, уже пожалевший и о сказанном, и о решении, и о казавшейся теперь чужой, как-будто кем-то другим нашептанной мысли о возможности вернуться к Огню, дому, да даже к каравану. "Какой караван, патриций, если стыда хватает на пару кружек пива, а потом люди снова ведут себя так, что жалеешь что не зарезал, и сам не исключение, а первый пример? И этот ещё сидит в углу как паук... А если не этот, так будет другой. Да и другой не нужен, он и сам себя до следующего креста доведёт. Какой караван, если он, решив завязать, только и делает что обшаривает тела, а теперь ещё и... и ему не стыдно уже, а хочется встать, подняться наверх, собрать мешок и не видеть больше своего позора, уплыть на первой подвернувшейся весёлой галере, забыть всё в первом же кутеже и больше не смотреть в зеркала, особенно кривые? Караван..." - Не посоветуешь? Верю. И спрашиваю. Феликс, что думаешь? И не сказать чтоб он был пьян. Просто смотреть в кривое зеркало - полбеды. А когда смотришь в себя - кружку хочется разбить об голову. Но свою голову - жалковато. Ос поставил кружку на стол и посмотрел туда, где сидел холодноглазый, взглядом, который не понять было невозможно. И на то, что спустился он с одним Милосердным в ножнах, ему уже было наплевать. Кажется, кто-то из них двоих слишком засиделся в этой харчевне.
Феликс: У Феликса даже забегал взгляд. О чем, о том, помогает ли разница в восемнадцать лет? Или доверять ли выбору Квинта Эссенция, чье "у него спроси" было само по себе ответом? Да, в его, Осмарака, случае помогло бы. Да, наверное, Квинт Эссенций не привел бы в жертву под нож человеку с сомнительным чувством чести человека без стыда. Хотя кто знает. - не знаю, - привычно вырвалось у него без участия сознания, а потом он увидел взгляд, понял, что об него сейчас вытрут ноги и сделал слабую попытку подняться чуть выше, чем удобно чтоб наступить, - тебе должно помочь.
полная версия страницы