Форум » Зрелища » Театр Помпея (продолжение 1) » Ответить
Театр Помпея (продолжение 1)
Понтифик: Гней Помпей Великий приказал заложить театр после своего триумфа в 61 году до н. э., здание было освящено в 55 году до н. э. Театр, расположенный на Марсовом поле, вмещал в себя до 40 тысяч зрителей. Театр стал первым каменным театром в Риме, зрительские места и интерьер театра были украшены мрамором. К театру примыкал портик Помпея, где 15 марта 44 года до н. э. был убит Гай Юлий Цезарь, вблизи также располагалась курия Помпея, где иногда проходили заседания сената. расписное на сцене - занавес. он поднимался из пола. парусиновый навес над театром - складной. [more] Храм Венеры-Победительницы в театре Помпея располагался на возвышенности прямо напротив сцены: [/more]
Домиция Майор: "К сожалению или к счастью, не все просьбы прекрасных домин мы в силах исполнить..." - крутилось и крутилось в голове. "К сожалению или к счастью, - про себя перекривляла она, - к сожалению, Марк Сципион! Твоему сожалению!" - Домиция сгоряча прошла шагов десять, когда решила, что она этого так не оставит. Чего? Этого! Поэтому она круто развернулась на полпути, но застыла, с изумлением наблюдая, как ее висящий в воздухе брат убивает преторианца...очень медленно, конечно... и немного неэффективно...то есть, со стороны это выглядело так, будто Луц зацепился за сук растущего из скалы дерева и изо всех сил вымещает злобу на камне. Но старание в ход шло, и Доми была готова уже за одно это простить ему все выходки, включая утреннюю с птицей, самую подлую и глупую. "Нет, нужно вернуться, хотя бы, чтобы..." - грудь тяжело вздымалась и бешенство подступало комом к горлу, хотелось прямо как в детстве, когда они втроем играли и Гней не рассчитывал силы, кинуться на загривок и оттащить от Фестума, только теперь уже не Гнея, а этого...этого самоуверенного, самовлюбленного... "Да кем он себя возомнил?! Вернуться... чтобы.. - Скори злобно проследила, как скала оставила в покое брата и стала удаляться, - да вот хотя бы, чтобы извиниться перед этой...как же зовут-то эту девушку? Вот перед ней, да!" - Домиция ускорила шаг, возвращаясь и выискивая ее глазами в толпе. Поравнявшись с братом и Ветурием, не глянув на второго, она бросила брату через плечо быстрое: - Спасибо, но со мной не езжай, - и, не задерживаясь ни на мгновение, проскользнула мимо них туда, куда направилась незнакомка. - Аве, - с ней был какой-то мужчина, но Скорпия не узнавала его то ли из-за гнева, то ли потому что раньше не видела, не обращала внимания, а, какая вообще разница, - я...не запомнила твоего имени, - дышалось все еще тяжело, но мать учила в любой ситуации уметь владеть собой, поэтому Домиция, как могла, выровняла дыхание, поправила выбившуюся из прически прядь сознательно медленным жестом и проговорила уже размеренно, - я хотела извиниться за этого... - она опять бросила взгляд на присутствующего мужчину, теперь уже узнала в нем Кассия и продолжила, опустив слово, каким хотела окрестить Сципиона, - скоро он поймет, что был неправ, - теперь она говорила уже почти совсем спокойно; девушка была ладная и как-то нравилась, - но твое платье... - Домиция, всем лицом выражая сожаление, окинула ее взглядом с головы до ног, - я не могу этого так оставить. Ты же будешь у нас на пиру, да? Позволь мне подарить тебе любое мое платье, из новых, какое только тебе понравится. В знак извинения за произошедшее. Потому что произошло оно в какой-то степени, - Доми негодующе дернула плечом, вспомнив, - из-за меня. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать.
Корнелия Сципиона: - ...и матушка не велела приходить к началу, потому что там неприлично. А я ей говорю - мама, на пиру у Ицилии выступали те же танцовщицы! А она мне - Лана, они танцевали одетыми! Я говорю - тряпочка меньше салфетки одеждой не считается! А потом подумала - что это я? Танцовщиков же всё равно не будет, что мне эти танцовщицы, и решила что и в этот раз к началу не пойду, тем более что наконец-то вернулся наш Публий и столько дел! - звонко засмеялась Сципиона, от входа высматривая старшего, потому что её брат был самый красивый, самый высокий, самый большой, самый замет... ...самый заметный в городе! Лана хлопнула глазами - раз, другой... набрала побольше воздуха и высказалась без перехода, на одном дыхании, увлекая стайку в шелках и перьях в первые ряды, удерживая внимание своей ослепительной и пышной компании, пока подружки из лучших семейств не принялись выискивать на рядах своих отцов, братьев, женихов, и не увидели это... что Лат учудил! - Но я и от представления многого не жду. Ну что ещё можно вытянуть из этой Трои, которую уже тысячу раз как только не ставили? Вот на прошлых календах драму показывали, "Лоллия", прям так и называлась, я бы на месте Лоллиев обиделась, кстати... новую совсем, даже автора не запомнила... Вот там - там обо всём было! О неумении любить, о чрезмерном себялюбии, о слабости, о тоске человека по собственному невинному восприятию мира, как в золотом веке, когда все люди - дети, о невозможности совместить в одной любви человечность, свет и страсть, там было так о многом! Слишком о многом... а этот прекрасный мотив, когда оказывается, что в малышке-невесте есть и хитрость, и коварство, и лживость, и подлость, накалённый прямо до телесного - она не девственна оказалась, всё - о главном, о том, что невозможно как ламия присосаться к кому-то "светленькому" и посветлеть, если это не изнутри, в лучшем случае получишь болезненную иллюзию, в худшем - два кома душевной боли, два клочка грязи - себя и второго... А главное - драма была не в стихах, говорили как живые люди! "Что мама скажет?! Маны пресветлые!". На счастье, каждое появление вечно опаздывающей модной стайки лучших невест города всегда перетягивало взгляды публики не только от сцены, но и от сенаторских рядов. Ещё бы - Лана не помнила у себя ни одной подруги, собиравшейся перед выходом меньше трёх часов. Паллы, стоившие состояния, играющие на солнце светлые кудри (свои и не только), румяные (от природы и не только) щёчки, стройные (от упражнений и не только) фигурки... А великолепные опахала, а ладные черные рабыни с вызолоченными по последней моде щиколотками (после скандального пира у Мецената и громкой смерти персидской гетеры все считали своим долгом пренебрежительно золотить ноги черных рабов), а крохотные собачки, а огромные драгоценности? Взгляды на девушек сыпались как цветы на пиру. Хотя некоторые напоминали камни... Домиция проскочила мимо, подружки разлетелись по родственникам и знакомым, а Корнелия Сципиона отважно ринулась спасать ситуацию. "Ой-ой-ой!" Она чуть не зажмурилась, подходя, потому что разрушения произведённые их боевым слоником с приближением стали ещё заметнее. Но вдохнула ещё разочек и впорхнула на облитый ряд: - Ветурий, аве! Ты не представляешь, я по дороге встретила Навтию, её папа сослал в Байи! Потому что она купила третье ожерелье за неделю... не знаю - что так сердиться? Она же нечаянно! В общем, она очень расстроилась, а тебе передавала привет! Аве всем! Найдется мне местечко?
МаркКорнелийСципион: Идя в сторону сидевшего с незнакомой ему женщиной Галибу Марк позволил себе чуть улыбнуться, так как в момент пинка ноги, как и всегда, были у него суть согнутыми. Не только у Гнея был младший брат. А забыть за пять лет, насколько милые дети могут быть опасными если не смотреть на них, мягко говоря затруднительно. И вообще... Хорошо что это не было вино. А то ведь сделает выводы и начнёт кидаться кувшинами с вином... — Аве. Маркус Корнелий Сципион, трибун латиклавий ** преторианской когорты. Мы можем поговорить о делах? Вот так сразу, просто и прямо, без каких-либо предисловий. Предисловия могут убить то прекрасно-возвышенное настроение. А оно ведь так редко, так мимолётно... Жестоко его убивать. Жестоко.
Галиб: Теперь, когда Зарина уже не подпитывала мысли, оставленные на самотек, они приобрели утешительное направление: она поймет, что значит "войти в состав семьи". И он даже вспомнил про Атиру, так и сидящего в неподобающей охраннику позе с подносом и виноградом, и тронул его за плечо, разрешая подняться. Вовремя. К нему приближался римлянин, огромный, какими редко бывают даже мавры или галлы, но от этого не менее олицетворяющий. - Да хранят тебя боги, высокочтимый вир. Ты не надеешься на мою память или за прочими делами сам успел запамятовать мою скромную лавку, в которой мы и встречались неоднократно? Какое дело заставило великолепного предстать недостойным очам собственной персоной, не доверяя посредникам переговоров? Тот факт, что Галиб не встал навстречу трибуну, объяснялся желанием прежде выяснить, какого рода распоряжения оставить Атиру... ну и компенсировал заодно.
Зарина: «Красивый», - подумала Зарина об остановившемся рядом мужчине, кинув на него лишь один короткий взгляд, когда услышала его отрывистое «аве». Дальше стала «рассматривать» на слух. Мужчина огласил все свои регалии, и уголки губ Зарины иронично дрогнули. В другой ситуации, возможно, испугалась бы, что такое приветствие повлечет за собой массу неприятностей… Но не в этот раз, когда преторианец пришел один, довольный собой, после побед на любовном поприще. И так громко, во всеуслышание, заявил, кто он. «Какой… Любит производить впечатление», - думала она, выводя пальцем узор на кафтане. Такие люди – находка для купца. Во многом... Галиб песню завел: «высокочтимый вир», «скромную лавку», «недостойным очам». А сам тем временем даже не поднялся. Зарина бровью повела, совсем опуская голову. От двух противоречивых, одновременно появившихся чувств, неуютно стало. Она злилась на Галиба, который и тут проявил в очередной раз свою жесткость. Но в то же время и восхищалась им, ведь сейчас перед Зариной разыгрывалась сцена, подтверждающая их недавний разговор о талантах Галиба. И, не в силах себя понять, она ненавидела его. Недолго, но яростно. Потом подумала, что несколькими рядами выше видела Корнелию с девочкой («Как же ее там зовут?»), и если бы Галиб сейчас ушел («Пусть идет, видеть его не желаю!»), они бы мило побеседовали. Хотя бы о наряде из перьев, с которым обещал помочь… Зарина тихо вздохнула, покосившись на колено Галиба. Может быть, зря она на него злится?
МаркКорнелийСципион: Честно говоря, эта рекомендация позволяла открывать, пожалуй, все двери в стенах Рима. Многие так и вообще пинком. Так всегда делают варварские вожди. Но не тогда, когда за твоей спиной тридцать столетий цивилизации, от древних стен Иллиона, откуда сын Венеры отправился туда, где его потомки возвели Город, объединивший всю Ойкумену. Чем больше возможностей, тем меньше ими нужно пользоваться. Особенно когда это видят. И потому всегда было так интересно смотреть на реакцию людей. И делать выводы, раз за разом. Особенно когда эта рекомендация звучит внезапно. Пару мгновений он раздумывал, не попрактиковаться ли в парфянском, но счёл, что может где-нибудь ошибиться, употребить не самый подходящий оборот... Да и вообще, смысл? Никакого. Абсолютно. Ответить с положенной витиеватостью проще на латыни. — И да хранит тебя достойный почитания, возвещающий волю свою в пламени. Забота о благе Вечного Города привела к тому, что я уж слишком привык представляться именно так. Или же мне стоит предаться каким-нибудь наслаждениям где-нибудь в Байях... На месяц так. Мечты, мечты. А что до посредников... У каждого бывают ситуации, когда доверять нельзя даже себе. Но себе... Если постараться, то можно. Я как раз собирался подыскать пару-тройку безделушек, которые в твоей лавке, я надеюсь, есть. Ничего такого. Отрез виссона, шкура полярного медведя, что живёт в землях за Свейским морем... И диадема или колье. Золото или серебро... Рубины цвета пурпура. Сапфиры, синие настолько, что тонешь в этой синеве. И изумруды, равно зеленее травы и листвы и под лучами солнца и под всполохами факела. Денег было жалко. Даже не своих. Даже зная, что это не трата, а вложение. Только так преторианец позволил убедить себя, что потратиться на "какие-то стекляшки" лучше, чем на десяток гередиев виноградника. Оставалось лишь понять что именно ему нужно. — Ах, да. И ещё кифару. Такую, чтобы не стыдно было предложить Фебу.
Публий Сципион: Публий засмеялся, приложил ладони, деликатно не касаясь рук Эмилии, и развел их на локоть в сторону каждую, едва не изобразив британского орла: - Лучше как-то так... Да, вот это будет мой размер, - он не успел сесть, как старый хрен выдал порцию хорошей лагерной ругани. - Прощаю, Кассий Летеций, вынужден даже признать, что ты вернул меня ненадолго в прошлое, поверг в воспоминания, добавил седых волос... Но стоило ли так делать с прелестной Эмилией? Если хочешь, я тебе объясню потом, что он такое сказал, - понизив голос, таинственно добавил он ей, как сестре, и подмигнул. А затем проследил за злобным взглядом Кассия, обернулся и по замызганным шелкам приближающейся домины понял, что Пенелопа так и не дождалась. - Если это сделал мой брат, я поучу его... - и умолк, предоставляя извиняться дочери Агенобарба, когда еще такое услышишь.
Электра: Ирина оказалась неожиданно приветлива. К этой мысли удивления пришла и следующая, Электра не чувствовала небольшой разницы в возрасте, а также смущение, возникшее в самом начале, отступило. От улыбки Фурии стало как-то легко. Ветурия улыбнулась в ответ на согласие о завтра и стряхнув капли воды с рук, пошла в противоположную от сестры Луция сторону. Как много женщин было в ее окружении, с кем можно было чувствовать себя самой собой? Ни единой. А мужчин? И того меньше. И все же, чувствовать себя абсолютной, к тому же бесчувственной, одиночкой не хотелось. Глаза предательски защипало, Электра поспешно глубоко вздохнула и обмахнула свое горячее лицо. Это все не она, это просто день такой, все пройдет. Домой идти не очень-то хотелось, тем не менее самочувствие говорило именно об этом. Сейчас хотелось свежести или того, что могло успокоить ее и помочь собраться с силами к вечернему празднику Клавдии. Сочетании хвои и бергамота - вот что ей нужно. Но если бергамот у нее точно был, то вот хвои могло не оказаться. Стоит ли сделать небольшой крюк и прикупить чего для души и тела? Размышляла она не очень долго, если есть средства, способные помочь, то не стоит отвергать возможности, которые сейчас были. ===> Парфюмерная лавка
Галиб: Галиб встал поклоном. Согласным и почтительным. Дополнительных распоряжений для Атиру не требовалось. - Это очень хорошо, не говоря о том, что невыразимо приятно, что ты изволил по такому случаю побеспокоить меня самого. В мое отсутствие в лавке ждал бы тебя обычный выбор, и некоторых вещей, привезенных совсем недавно, тебе бы не показали. Он поклонился вторично, обозначая готовность вести дорогого покупателя в святая святых сокровищницы, а потом - еще раз, уже в сторону Зарины, ниже и дольше, подобрал кисть, чертящую по подолу задумчивые знаки, и прижал пальчики к губам, а затем так же бережно, раскрывая ладонь, выпустил как синицу, берущую из рук конопляное зерно. - До вечера, светлая прелесть моя. Паланкин ждет твоих распоряжений. Следуй за мной, досточтимый Корнелий. >>>>>>>>>>Ювелирная лавка Галиба
Эмилия: - Как велик твой талант! – Эмилия пораженно приложила ладони к груди и со смехом добавила: – И как мала, должно быть, скромность… Последние ее слова едва ли остались кем-то услышаны, в то время как Кассий вдруг взорвался проклятьями. Эмилия закрыла глаза, чуть хмурясь и отворачивая лицо от ругавшегося. - Боюсь, узнав это, я тоже поседею. А мне так нравится цвет моих волос, - она улыбнулась, решив не превращать недоразумение в трагедию. После кинула взгляд туда, куда недавно направилась Летеция. Эмилия была практически уверена, что столько эмоций у Кассия могла вызвать только она. Прим не заставила себя ждать. Наряд ее был испорчен, и хоть на лице тянулась улыбка, Эмилия видела за ней плохо сдерживаемую ярость. В след за Прим появилась Домиция, так же в растрепанных чувствах. Происходящее становилось с каждой минутой все удивительнее. Пожалуй, кому-то это представление было бы гораздо интереснее, чем то, что показывали на сцене. Но Эмилия не любила быть свидетельницей чьих-то ссор, как в принципе старалась и сама избегать таковых прилюдно. Чем и кому она могла помочь в этой ситуации? Пожалуй, всем стало бы легче, если б чуть меньше взглядов было обращено на Домицию и мокрую Прим. Эмилия отвернулась к сцене, холодно и без интереса наблюдая, что происходит там, и пытаясь исключить из своего внимания то, что происходило рядом.
Кассий: Судя по поведению Марка Корнелия, он вряд ли поймет это скоро - думалось Кассию, когда он вторично приносил извинения Публию, и в третий раз - уже Эмилии. В мыслях уже царил хаос, новорожденный и, как все новорожденные, невыносимый. Он орал, то ли недовольный, то ли счастливый своим рождением. - Вижу, - ответил он сестре, и улыбнулся бы адресованно Домиции, если бы неуправляемая улыбка не распускалась уже на лице задолго до ее появления. - Кассий. Кассий Летеций Руф. Хотел бы добавить - к твоим услугам, но в данный момент обстоятельства вынуждают меня покинуть милое общество, - теперь он уже сам держал за руку Прим, чтобы помочь ей как-то умерить бурю чувств, разыгравшуюся у нее в груди... Нет, он не видел этого - внешние события были слишком ярки и затейливы, чтобы предполагать, не вглядываясь в выражение глаз. - ...поскольку за лектикой послать некого. Выйти сегодня без рабов было ошибкой. Никогда не следует выходить без сопровождения, даже если оно успело намозолить глаза.
Евника: Слушать, что они там горлопанят, да еще на солнечной стороне не хотелось. До спектакля ли, столько людей и экзотики. Вокруг пестрели наряды, и казалось, все девушки Рима собрались посмотреть на Париса. Сравнивая с чужими нарядами простую льняную тунику с плиссированной оборкой на себе перехваченной голубой шелковой лентой в тех местах, где пока еще не все выросло, как надо… Евника недовольно фыркнула. «Толку-то с этих нарядов, когда вон – обливаются». Она посмотрела на Корнелию, видит ли та - сенаторские ряды, и подумала: «Конечно не театр Марцела, но тоже сойдет!».
Фурия: Крошка Домиция металась так, что Ирина простила ей невнимание к собственной персоне. - Твоя сестра, несомненно, понесла их туда, где они всего нужнее, - снисходительно ответила она мальчику, ища глазами, куда бы присесть. Взгляд был достаточно красноречив, слова - и того пуще, так что о Марке Сципионе она предоставила собеседникам додумывать самостоятельно. Пока же она мешкала, не привыкшая суетиться, к испоганенным местам вспорхнула сестра безобразника, и Ирина ответила за всех: - Аве, дорогая. Местечко, может, и найдется, но его только что вымыли... поской, кажется? Не твоим же нарядом ее промокать. Затруднения, вызванные тем, что вокруг не наблюдалось ни одного раба, заставили ее усомниться в правильности решения вернуться на прежнее место. - Сделай мне еще одно одолжение, дружочек, - обратилась она к Домицию Агенобарбу, - найди кого-нибудь, кто приведет здесь все в порядок после твоей... нечаянной оплошности. Очень не хочется снова бродить по рядам.
прислуга: Обманчиво-дородная Трифена*, отставшая от своей прыгучей хозяйки, как всегда - на несколько шагов, достала из сумочки кусок парусины и, вместо того, чтоб постелить его, как обычно, в господских ногах, широким несуетливым жестом вытерла и обмахнула сразу два с половиной места, едва удержав замах руки, чтоб не смахнуть заодно и близсидящих высокородных, всем своим безупречно-черным нубийским телом являя живой укор патрицианкам, выходящим из дому без прислуги. И огорчённо посмотрела на пол у скамьи. Телохранители вообще не очень любят прибираться, Трифена исключением не была. *От греч. tryphe — роскошь. Такие имена часто носили рабыни.
МаркКорнелийСципион: — Я люблю беспокоить людей в двух случаях. Когда они этого хотят, как сейчас. И когда они этого не хотят. Он кивнул Галибу и, как ни странно, Зарине, как бы извиняясь, что забирает её мужчину до самого вечера. — Выбор, выбор... Я на него надеюсь. Ну, на то, что в твоей лавке у меня будет возможность понять, что ни в какие другие мне идти не надо. А теперь пусть покажет всё. Марк решил разделить подбор подарков на две стадии. Поиск нужных и убеждение парфянина в том, что ему это всё совершенно не нужно, да и вообще стоит не дороже пары ауреусов. ==> Ювелирная лавка Галиба.
Летеция: Слишком много извинений со всех сторон… Прим, чувствуя поддержку, пыталась успокоиться. И девочка… Домиция, дочь Клавдии Минор. Непосредственность и взъерошенность с попытками не выходить из роли взрослой домины. В груди потеплело, хоть кто-то принес извинения, и, хотя она их ждала совсем от другого человека, почему-то стало легче. - Спасибо, - искренне поблагодарила она Домицию после извинений Кассия, тщетно попытавшись вытащить ладонь из пальцев брата и вспоминая, что Ливия с матерью уже там. – Конечно, вечером буду. И с удовольствием приму от тебя подарок. Она даже пошире улыбнулась, мечтая побыстрее уйти. Хотя бы до фонтанчиков, омыть ладони и объяснить Кассию, зачем она туда пошла. Вот ужас-то, если бы она пришла в гости в таком виде! Прим сдержалась, борясь с внутренней волной злой самоиронии. - Кажется, тебя уже потеряли, - она кивнула в сторону облитого ряда, все внимание которого сосредоточилось на Домиции и преторианце. Прим посмотрела на Эмилию, всем видом говоря «Извини», недовольно - на Публия (буквально вчера брат забрал у нее чуть не изо рта за ужином нечто, объяснив, что большой - не значит сладкий; так же и с кифарами - размер вовсе не говорит об умелости музыканта), и сдержано кивнула: - Не стоит. Твой брат сам ответит. Она бросила взгляд на Кассия, менее нервный и чуть виноватый. Какая нелепая сцена, провалиться бы сквозь пол, и вид у нее такой же. Он держит ее так крепко. Чтоб не сорвалась никуда? - Пойдем, я руки вымою, - выдохнула она, понимая, что сейчас будет разговор со старшим братом, по непонятной ей причине ощущая себя примерно равной по возрасту Домиции…
Зарина: Занятно было, когда римляне старались быть подстать Галибу, отвечать ему так же витиевато и почтительно. Но сравниться с ним мог бы, наверное, только тот, кто так же зарабатывает словами, пытаясь подкупить, чтобы потом купили больше. Кто так же изо дня в день оттачивает свое мастерство, наблюдает за людьми давно и теперь может с первого взгляда понять, кому и что говорить. Большинство из тех, что старались быть наравне, казалось, только лишь барахтались в море изящных слов, не умея выбрать то надежное, за которое следует ухватиться. Некоторые вовсе терялись во фразах и тонули. Другие все же выбирались кое-как. Иногда кому-то удавалось подобрать что-то действительно стоящее, и тогда Зарина понимала: Галибу придется приложить сегодня больше усилий, чем обычно. Зарина улыбалась, слушая, и медленно водила пальчиком по ткани кафтана. Галиб поднялся, она приготовилась холодно проститься с ним. Но вдруг он склонился, ниже, чем перед гостем, и задержался настолько, что Зарина успела заметить это и взгляд перевести на его лицо. Он аккуратно взял ее руку с коленей и поднес к своим губам – Зарина затрепетала. Его губы коснулись пальцев, и кисть вновь вернулась к узорчатой ткани, звякнув браслетами. - До вечера, светлая прелесть моя, - Зарина следила за губами. Что это? Примирение? Попытка растопить ее холодное молчание? Или же очередная купеческая уловка? - До встречи, душа моя, - ответила она негромко, глядя широко ему в глаза. И словно проникнувшись уважением, после того, как бережно отнесся к ней Галиб, Марк Корнелий Сципион кивнул Зарине с виноватым видом. Она вежливо улыбнулась ему в ответ и проводила взглядом обоих. «Вот и ушел Галиб, как ты хотела», - думала Зарина, прижимая к губам целованные пальцы. - Угощайся, - тихо произнесла для Атиру, кивнув в сторону винограда. Наверное, он хотел пить, да и устал, стоя перед ней на коленях. Она бы сесть ему предложила рядом, но понимала, что не положено. Атиру поблагодарил, однако к винограду не решился притронуться. Тогда Зарина поднялась и сама протянула ему ветку: - Кушай, - повторила предложение настойчиво. – И пойдем вон туда, выше, - указала она движением головы.
Домиция Майор: - Это самое малое, что я могу для тебя сделать, - открыто, но мельком улыбнулась Домиция, - благодарю, - обратилась к представившемуся и теперь совсем узнанному, - Кассий, но не смею задерживать, - и снова улыбнулась, теперь уже более продолжительно и обоим сразу, - увидимся на пиру. Доми немного склонила голову набок, повернулась и пошла по направлению к выходу. - Прошу меня извинить, Ирина, - приостановилась она у злосчастного ряда на обратном пути, только сейчас сообразив, что по запальчивости, очевидно, не заметила Фурию, - я, кажется, была невежлива, - и дернула плечом, - это... Невежливость одного влечет за собой еще одну невежливость, - "вот теперь-то точно скорее из этого места", - Скорпия бросила презрительный взгляд на невысохшую под ногами поску, липко связавшую пыль в мутные лужицы, - встретимся на пиру. Замерла на пару мгновений, чтобы слишком поспешным уходом ничего не добавить к общему впечатлению, а потом быстрым шагом вышла к лектике: - Домой, - бросила недовольно. "Только бы мама была дома", - подумала, скрипнув зубами, и зло отвернулась от удаляющегося театра. >>> дом Клавдии Минор
Корнелия: - Прямо-таки с хвостом? В заднице? Бунт Лисистраты - да в императорских термах? - Корнелия недоверчиво поглядела на Ахилла. - Милая, наверняка это был очень маленький хвост, иначе где бы это все поместилось... ну-ка, ну-ка... На сцене звенело, пищало и бушевало, сдавалось и плакало, таскало голых героев на плечах, и незаметно для себя Корнелия увлеклась театром, забыв даже откусить от булочки и дать подзатыльник Назику, который все никак не мог устроиться, вертелся и поглядывал на кувшин. Кувшин! Разбитую посуду, понесенные убытки она чувствовала кожей за многие мили и - видят терпеливые боги - каких усилий ей стоило не сигануть с верхних рядов, чтобы поймать чужой, но ни в чем не повинный кувшин. - О, боги, вот несносный мальчишка, два мальчишки! Нанять их, что ли? - наметанным глазом оценив повреждения славной Летеции, громогласно вопросила она воздух и подтолкнула Евнику в бок. - Гляди, мой свет, как делать не нужно, если только ты не владеешь первоклассными женскими термами в самом сердце Рима. Тот, что покрупнее, побрел рядами наверх, и не будь Корнелия благоразумна даже на такой жаре, она бы решила, что орешек идет за контрактом. Но мальчик лишь ненадолго заслонил от зноя Зарину и ее Галиба, а потом и вовсе куда-то его сманил. - Или к деньгам, или не к добру, - заключила Корнелия и помахала рукой одинокой теперь уже Зарине. - Поднимайся ко мне, детка, вместе веселее!
Кассий: ...у фонтана, на удивление, не было никого. Прилипшая улыбка сходила неохотно, Кассий уже и уговорить себя попробовал, что это не смешно, но не получилось. "Развлек", - посмеивался он над собой, вспоминая, как метался прямо в чужих желаниях: симпосий у Публия или сесть и напиться с Прим? Наедине. Чтоб высказалась уже прямо и до конца. Чтоб не осталось чего-либо давящего, готового прорваться в неожиданный момент. "Вот у Клавдии и напьется", - зудела ехидная чуть ли не по-квинтовски мысль, в ожидании бури глотая свободу, напоенную хаосом. Он почти хотел этого прорыва. - Пойдем. Еще вчера он сам шел, отдирая с тоги грязь. Сегодня вывозили сестру. Не город, а большая начальная школа.
Летеция: - Да, так и есть, как ты подумал и как не сказал… - Прим захлебнулась от обиды. - Да, я такая и есть: непредсказуемая, не управляемая, не успешная… будь проклят Юпитер! Она ласкающее окунула сначала тонкие пальцы, а потом и целиком ладони на фонтанчик, видя и не видя стоящего перед нею Кассия. Струйка нежно обласкала тонкую кожу. Объяла. - Ты прости меня, - ровно произнесла она, собираясь расставаться, холодно вспоминая о прошлом словно отрывая от себя. Да, как же можно, он же брат! Прим посмотрела на него - он вовсе не собирался ее ругать… вовсе нет… ему вообще было все равно!!! Ему… все равно! Лишь приличия важны в обществе. Она, отчуждая от себя, поводила над прохладной струйкой ладонью, омывая поску. - Я большая девочка, Кас… Уже давно…лет с четырнадцати. Знаешь, в моем возрасте матроны имеют по пять-шесть отпрысков. А у меня… ни одного. Ни одного! Она промолчала, что у него есть… Развлекать ее давно уже не нужно было, Прим закрыла отверстие, чтоб струя набилась, жестко - набухла, нажала, взбунтовалось под ладонью! Так чтобы больно было! А потом отпустила... Посмотрела на брата. И зачем она к нему пришла вчера? Он и сам не смог бы ей ответить. А ей с разводом, что искать у него… защиты? Горько усмехнулась. - Я пойду домой, а ты оставайся. У тебя были… свои какие-то дела? Она вздохнула, из под ресниц наблюдая за ним, опустила взгляд еще ниже - в пол, и вопреки словам, подошла и с рвущейся наружу… улыбнулась ему… - Ты, правда, думаешь, что я куда-то пойду без тебя? – бровь игриво взметнулась вверх. – Никогда!!! Прим засмеялась и обняла его. Ей все равно было, что он ругать ее хотел. Какая разница, если он не даст ее в обиду. В Риме не было ни одного человека, которому она могла бы довериться, как ему, как в детстве, как сейчас. И сейчас ревнуя к Андронику, она любила его и его выбор больше, чем кого-то ни было. - У мамы в сундуках, наверняка, много сокровищ…
Кассий: - Ну вооот еще, - ласково протянул Кассий, не в силах перестать улыбаться, - Кронос с ним, с Юпитером. Не было у меня дел... - и погладил ее плечо. Она взглянула хитро, как в детстве, и он даже ответить не успел, как она его поймала. "сокровищ..." - Домой пойдем, сокровище, - вздохнул, обхватив ее и сцепив пальцы у нее за спиной. Пушистая голова ее пахла полуднем. И еще фруктами какими-то. - В купальню, а там видно будет, Клавдия или не Клавдия.
Зарина: Подобрав подол кафтана, расправив статно плечи и гордо вскинув подбородок, Зарина двинулась вверх. Каждый шаг ее отзывался тихим звоном браслетов. А ткани дорогие, тонкие, с узорной набивкой, при каждом движении маняще переливалась оттенками. В двух шагах от Зарины ступал Атиру – и так-то обычно незаметный, а тут и вовсе потерявшийся за ослепительной красотой хозяйки. Зарина улыбалась, рассматривая Корнелию. Державшая в руках булочку, пышная красавица и сама была похожа на ароматную сдобу. Так же аппетитна своими формами, румянцем и той сладкой притягательностью, которая как бы говорила: «Смотри, я наслаждаюсь жизнью и сама - наслаждение». - Как я рада встретить тебя тут, моя дорогая, - почти нараспев протянула Зарина, оказавшись перед подругой. Она выпустила подол из рук и, оглядевшись, милостиво произнесла: – Чудесного всем дня, - затем плавно опустилась на скамью рядом с Корнелией.- Давно мы не виделись с тобой. Но я вижу, ты сияешь, а значит, что-то хорошее происходит в твоей жизни.
Корнелия: - Моя милая, аромат фруктового сада по утру не доставит большей радости, чем глядеть на тебя и слушать, - Корнелия отвернулась от жалких попыток Париса сохранить хоть на ноготь достоинства и без стеснения любовалась подругой. - Евника, счастье мое, найди самый прозрачный стакан и угости гостью вином, Атиру, хочешь воды? Я бы предложила ему вина, но ни за какие булочки не готова терять тебя из своего сердца и терм из-за пьяного телохранителя. Она незаметно и очень больно стукнула по лодыжке Назика, который как всегда уставился совершенно непристойным образом (вот еще!), и, смеясь, ответила: - Хорошее, много хорошего, дорогая. Перво-наперво эти медовые булочки с ореховым маслом, которые ты должна попробовать - Мессандра превзошла себя, и если бы в пантеоне была хоть одна мало-мальски умеющая печь богиня, то тосковать мне по ней, как Идмону по Арахне. И уж затем скажу, что перебралась с Яблочной площади подальше, в дом старого деда Корнелия. Не то чтобы мне опостылела женская болтовня, но я рада, что теперь хоть где-то в этой жизни есть тишина. Не считая моих маленьких отважных охотниц - истребительниц летучих мышей, конечно. Корнелия погладила Евнику по голове и вернулась к Зарине: - А чем украшены твои дни, милая?
Евника: Отыскался. Уложенный заботливо Мессандрой, отыскался не только стакан из желтоватого плотного стекла с вкраплением жилок чудесного золотого египетского, но даже к кувшину с вином взвар из белого меда с мятой на воде и маленькая корзинка нарезанных полосками яблочной пастилы. И когда она только успевает, удивилась Евника, подумав, что фруктовому лакомству не сравниться с восточными сладостями, но на такой жаре и сладкого не хотелось. - Вино или это, - спросила она, доставая оба, на солнце ее гибкие тонкие руки казались еще прозрачнее, локти острее, а глиняные кувшины увесистее и тяжелее. – Это мед с мятой на воде настоянный. Про тишину она тоже подумала... Сейчас когда лето, конечно здорово, но зимой тащится в термы по сырой грязной смешанной со снегом дороге. Бррр! Зато Корнелия обновит гардероб и обзаведется парой новых меховых плащей. Она улыбнулась, посмотрела на подругу Корнелии, и пойдут они за ними наверняка в их лавку.
Публий Сципион: Холодный взгляд Эмилии можно было истолковать и тем, что Публий совсем заврался, но скорее всего дело было в столпотворении. "Братишка... сначала сбежала Электра, не обращала внимания Домиция, и теперь еще Эмилия вынуждена наблюдать за трусливым Парисом, в наше бы болото его на пару дней. Ох и задам я тебе, Лат". Публий отвернулся от сцены с извинениями и сделал вид, что тоже смотрит на сцену со всей серьезностью, хотя улыбка так и просилась на губы. - Давай не обращать на них внимание вместе? Скромность мала, это верно, но только потому, что природа не терпит пустоты, и когда скромность убывает, ее место приходится заполнять таланту. Боги дали мне коротковатые руки, иначе кифара, пристойная мне, протянулась бы до конца ряда. И... - он помялся перед следующей фразой, не будет ли она слишком вольной для пары часов знакомства, но слово в который раз обогнало мысль, - мне тоже нравится цвет твоих волос, поэтому переводить не стану, но как же ты тогда будешь слушать про Кельд? Разве что... музыка. Шелест струн действительно куда более похож на его шорохи, чем голос. Но пока я расскажу о чем захочешь и обещаю выбирать выражения.
Летеция: Когда они выходили из театра, Прим на минуту пожалела о не досмотренной до конца «Трое». Ведь если подумать, это могло оказаться последним представлением перед неделями дождей. Они всегда шли в конце августа-начале сентября. Две-три недели на Рим изливались тонны воды, Тибр поднимался, затапливая улицы и канавы города, закрывались рынки, театры, пустовал форум, не было почти никакой деятельности, новостей, сплетен. Только один промозглый всепоглощающий дождь. Римляне сидели по сырым домам, простужались, ругались и скандалили от скуки. Прим предстояло слушать мать на тему, где и как положено жить замужней матроне, и смотреть на беременную Ливию, но даже это было лучше, чем одиночество в доме мужа и компания прислуги. И хорошо, что Кассий не отправил ее в Регину. Держась за руку брата, она старалась не смотреть на окружающих, разглядывающих замысловатые пятна на ее тунике, и на лице снова появилась веселая улыбка. Ведь потом будет сезон грибов. Последний всплеск лета перед месяцами зимы. Любимое время года Прим. Все, от мало до велика, от бедных до богатых ехали за город, устраивали пикники, игры, собирали грибы, купались в еще теплых речушках и озерах, любуясь последним цветением ползучих роз и люпинов, и снова будут скачки, пиры и новые представления. А пока стоило наслаждаться тем, что есть - хорошим днем, солнцем, греющим кожу, и твердой рукой брата, пока единственной опорой в ее жизни. Но она верила, что обязательно будет и другая. Ведь должен же он где-то быть… тот, кто предназначен именно ей. >>>>>Дом Кассия
Зарина: - Ты меня перехвалишь, - ответила Зарина и смущенно опустила взгляд. Но когда речь зашла о вине для Атиру, она посмотрела на него сочувствующе и улыбнулась Корнелии, покачав головой: - Что ты, дорогая, Атиру и не посмеет напиться, когда Галиб поручил ему меня. Он очень ответственный… И заботится о моей сохранности с тем же рвением, что и ты. Поэтому, если ты не против, я бы… - она окинула взглядом то, что извлекла из корзины изящная Евника. – Угостила его чем-нибудь вкусненьким, - теплую улыбку она разделила между Атиру и Корнелией. – Всегда приятно отблагодарить человека, который так заботится о тебе. Для Атиру Зарина ничего не жалела. Не только потому, что он был ей симпатичен, как человек, и не потому, что Атиру платил ей тем же. Зарина не питала лишних надежд на то, что когда-нибудь этот верный слуга Галиба ослушается его. Но она нашла путь к сердцу этого мужчины и знала, что так или иначе он всегда ей поможет в критичной ситуации. Подскажет взглядом, как сегодня с настырным квиритом, или намекнет на что-то важное о своем господине. Все, что нужно для этого делать – восполнять там, где не может дать Галиб. Поэтому, когда Зарина приняла из рук Евники медовую булочку, вдохнула сладкий аромат и восхитилась талантами кухарки, она преломила угощение и половину вложила в руки смутившегося Атиру. - Тебе нужно перекусить, - ответила она строго на его сопротивления. – Иначе как же ты будешь меня оберегать от тех, кем пугал меня сегодня твой господин? – и кивнула благосклонно, когда слуга послушно принял и еду, и напиток. Потом сама поднесла угощение к ноздрям и вдохнула: «Мммммм, божественно!» На вкус булочки были еще прекраснее. Зарина даже глаза прикрыла от удовольствия, из-под ресниц глядя на рассказывающую Корнелию. - Поздравляю тебя с переездом, милая, - произнесла она, облизнув губы от крошек, и погладила подругу по мягкому и нежному на ощупь плечу. – Он уютный? Хотя, зачем я спрашиваю! Сейчас дом обрел хозяйку, которая непременно превратит его в самое славное гнездышко. – Облизнув пальцы, она ответила на вопрос: - Мои дни украшены прекрасными планами. Галиб приказал вырыть прудик и разрешил мне там выращивать лотосы. Скоро он наполнится водой, и там распустятся эти сказочные цветы! – она раскрыла кисть наподобие цветка. – А сегодня, дорогая, ты не представляешь! Вдруг зашел разговор о перьях, и… - Она оживленно развернулась к подруге. – Я рассказала ему о своей мечте. Хочу сделать наряд с крыльями, - она плавно взмахнула руками, расправляя воображаемые крылья. – И любимый обещал мне помочь с ним. Я так счастлива! – ладони сомкнулись в беззвучном хлопке.
Ветурий: Девушки приходили и уходили, как будто влекомые таинственным течением. Ветурия бы это не волновало, пока их заносит к нему, если бы не разлитая на него поска, которая, к тому же, отвратно пахла. -Аве, красавица,- обратился к новой. -Навтия, надо же, прелесть какая. Полагаю, она очень обрадовалась - прекрасное место для того, чтобы пощеголять обновками. -Кстати, то, что у тебя в волосах-просто чудо. Запах поски смешивал мысли и делал неуклюжим. Домой, отмываться, срочно!
Эмилия: Эмилия сощурилась, откинувшись слегка в сторону, чтобы лучше рассмотреть Публия. Ближе к концу его речи смех сдерживать было уже почти невозможно, и она улыбнулась широко, качая головой. - Скромность не просто мала, Публий, - начала она спокойно, а потом подалась навстречу мужчине, хитро глядя ему в глаза. – Она ничтожно мала. Ты себе представить не можешь, как я заинтригована! С каким нетерпением жду теперь музыкального вечера, чтобы иметь возможность оценить твою гениальность, - она взмахнула рукой, описывая нечто необъятное. – Я поражена, как смели допустить такое – отправить тебя на лимес. Тебя! Которого общество должно ценить, как самое величайшее музыкальное сокровище современности, - Эмилия прикусила губы, чтоб не рассмеяться, и снова покачала головой. Вечером, думала Эмилия, выяснится не только то, насколько талантлив этот хвастунишка, но и насколько он уверен в себе. Она еще раз внимательно всмотрелась в его лицо: понимает ли он, что обещаниями и хвалебными речами может поставить себя в неловкое положение? Или же Публий настолько отчаян, что его нисколько не волнует, будет ли выступление соответствовать ожиданиям? - Про что рассказать? – Эмилия задумалась. Один вопрос особенно интересовал ее, но задавать его она долго не решалась. И все же начала нерешительно: - Люди. Интересно, как они живут, их обычаи, их особенности… Но стоит ли задавать такой вопрос воину? – и подняла взгляд, полный сомнения.
Кассий: Рим, продолжая стекаться к театру, корчил навстречу такие рожи, что собственное лицо хотелось снять и разбить об дорогу. Как слишком смазливое и невыразительное. Резчику масок было чему поучиться у стойких пороков: скупец, блудодей, насильник, интриган, лжец. Гиппопотам, коршун, лев, обезьяна, петух, крокодил. Выставка чувственных рыл и поджатых губ, крысьи трепещущие усы, песьи широкие ноздри, глаза с зубами, уши с кисточками. - Смотришь на них и видишь их голоса, - пробормотал он, не переставая улыбаться, - этот сейчас закрякает. Тот - заурчит. Что ни говори, Прим, актеры были сегодня на высоте. Этим бы научиться у них играть. дом Кассия
Евника: Евника передала булочку Зарине и, достав пастилу, предложила Корнелии. Девочке нравилось, когда та гладила ее по голове, и Евника, сама того не осознавая, ластилась под эту ладонь. Она думала о бунте Лисистраты, вообще о бунтах, термах, возможно ли такое… Затем внимание ее переключилось на Атиру, которого так заботливо угощала хозяйка, и страшилки. Любопытно, чем он пугал, этот перс с выпученными глазами? Ламиями-страшилищами? И что сделали бы? Украли для выкупа? На секунду она даже представила… Еще неизвестно, кого бы они предпочли украсть, и стал ли бы Атиру защищать их? Хотя тут Назик, но от того защиты, как от вчерашнего веника Мессандры. Она посмотрела на Корнелию - почему она ходит без охраны, ведь за красотой Корнелии стояли и деньги. Невольно вспомнилась вчерашняя находка… И не удержалась, представила сцену кражи с романтичным финалом. С таким, где он, ах! могуч, пахуч и волосат, как вон тот, ушедший с хозяином Зарины, спасает сначала ее, потом Корнелию, потом Зарину, потом Назика, и может быть даже Атиру и обязательно окажется не меньше, чем патрицианцем, родственником императора. Ведь бывает же такое! Хотя нет, Евника поменяла образ. Обычно роскошно-мускулистые не очень умные. Образ сменился на доходягу Назика. Евника поморщилась, никуда не годилось - слабак. Ну хорошо - кто-то средний, не слишком загорелый и не слишком мышцатый. Ее глаза стали выискивать в сидящих по рядам людях подходящий объект… - Наряд с крыльями? – вырвалось у нее от удивления. – Для чего? Она тут же прикусила язык и полезла в корзину за водой, но все же не удержалась и, посмотрев на Корнелию, спросила, сжимая стакан для охранника: - Может тоже стоило бы завести такого? На всякий случай.
Публий Сципион: - Слово "ничтожность" в твоих устах вызывает во мне трепет и даже какие-то нервные мурашки, но скромность уснула так крепко, что понадобится молот, чтобы добудиться ее, - Публий улыбнулся в ответ, наклоняясь к ней ближе, будто они заговорщики и собираются стащить несколько яблок с лотка зеленщика. - Воспользуйся им без стеснения, если я не смогу усладить твой слух. Вопрос о людях не стал неожиданностью, но как раз его Публий предпочел бы не слышать. Однако обещание есть обещание, и он глубоко вздохнул, покоряясь. - В общем-то ты права, я был там больше воином, чем, скажем, болтуном Плутархом. Но и мне есть что рассказать, и я помню, что обещал выбирать выражения и быть честным. Во первых, они рыжие. Ты удивишься, но несмотря на то, что вся Британия, что я видел, сумрачна и дождлива, они действительно все рыжие, в веснушках и пятнах от солнца. Ума не приложу, где они его брали, нам вот очень не хватало, - он коротко рассмеялся и почти сразу осекся, задумавшись. - Наверное, тебе было бы интересно послушать про личные встречи? Эборакум стоит практически у реки, они называют ее Оузой, а я бы сказал - холодная, пахнущая тиной речонка с парой тощих уток за день. Но это слишком длинно, и на карту не поместится, поэтому Оуза. Вверх по течению она теряется в Кельде, и там, в глубине леса, есть несколько поселений местных, к нам часто приплывал разный мусор, круглые бревна, подточенные слишком ровно для бобров. За все время, что мы отстраивались там, корчевали деревья, вытаскивали из земли и укладывали в дороги камни, исследовали болота, нам нечасто попадались невооруженные местные, да и видели мы их издалека - никто к нам не приближался. Но ближе к делу. Однажды я осматривал местность - патрули заприметили свежее кострище прямо у реки, в четверти дня езды от лагеря. Мы нашли только уже остывшую золу и сожженные зеленые ветки, охапку птичего клея - омелы. Их культисты, друиды, видимо, решили, что нас можно как-то так проклясть. Эта штука еще похуже сектантов из Иудеи, поэтому мы вырыли здоровенную яму и похоронили в ней все, что нашли. Вернулись в Эборакум затемно, и все это время нас преследовали лягушки и сверчки, знаешь, такие противные... Публий попытался издать треск сверчка, улыбнулся неудачной попытке и продолжил: - Ночью буцинаторы ревом подняли лагерь по тревоге - мимо стен, пусть река и далеко, плыла лодочка, освещенная огоньком, маленьким таким, будто лучина тлеет. Любое движение вне лагеря - угроза и нападение, поэтому караульный контуберний выстроился в ряд, и дротики полетели точно в лодку, а за ним еще два ряда. Когда лодка стала больше похожа на ежа, чем на кусок дерева, человек тридцать с факелами отправились к реке, спустили лодку и поплыли поглядеть, от кого же мы все-таки спасли Империю. В лодке был мальчишка лет пятнадцати, хорошо одетый, при таком богатом оружии, что скромный трибун краснеет и умолкает. Мертвый, конечно, но не от наших пилумов. Мы забрали его в лагерь до выяснений, но долго ждать не пришлось - спустя три четверти часа тысячи полторы бриттов напали на лагерь со стороны реки. Тут я умолчу... скажу лишь, что когда мы взяли вождя, оказалось, что мальчишка - его сын, и был пожертвован Тевтату - их Марсу. Отец убивался, что не следовал в точности ритуалу - ему показалось за бесчестие топить сына и поэтому он пустил его по реке в лодке при всех регалиях. Он был уверен, что проиграл только поэтому. В благодарность за возможность воссоединиться с первенцем и отправиться к морю он дал мне вот это, снял с плаща сына, - Публий, засунув пальцы под левый наплечник и порядком повозив там пальцами, вытащил из тщательно замаскированного тайника в лорике потертую медную застежку и показал Эмилии. - Длинный листик с прожилками - ветла. До сих пор не знаю, что это может означать. Он пожал плечами, извиняясь за свою сентиментальность, и протянул застежку на раскрытой ладони, чтобы Эмилия могла посмотреть поближе.
Эмилия: Глаза. Темные, карие, глубокие и сверкающие от веселья. Увидев их так близко, Эмилия почему-то почувствовала, что дразнит не она, а ее. Насколько же удивительно было наблюдать, как за считаные секунды этот искрящийся взгляд вдруг посуровел, а обладатель его стал взрослее и серьезнее. Перемена эта с каждым следующим словом Публия зарождала в Эмилии все больше уважения. И где-то в глубине души она даже стала себя корить за поверхностность: до нынешнего момента все его шутки она принимала за чистую монету и снисходительно позволяла развлекать себя этими занятными веселыми рассказами. Теперь же Эмилия не могла оторвать от Публия глаз. Ей казалось, будто она только сейчас впервые встретила его. Это был все тот же великолепный рассказчик, только в этот раз история, пусть и сдобренная редкими шутками, брала за душу. Публий, в отличие от своего брата, избегал прямого упоминания жестокостей … Но именно поэтому Эмилия еще отчетливее понимала, какой ужасной была та схватка. Страшнее всего стало тогда, когда Публий протянул на ладони подарок своего врага. И то, что не было произнесено вовсе, вдруг яркой картинкой вспыхнуло у нее перед глазами. Человек, что сидел сейчас рядом с ней, в ту ночь убил дарителя. Убил из милосердия. Ее пальцы немного дрожали, когда она осторожно коснулась застежки, не решаясь взять ее с ладони. Разглядывая ивовый листок, Эмилия даже забыла о том, чтобы вести себя подобающе: ее губы приоткрылись, и грудь часто поднималась и опадала, выдавая волнение. Но все это забытье не длилось и полминуты. Эмилия отстранилась, расправила плечи, пытаясь взять под контроль чувства. - Я не сильна в толковании символов, но… Ты веришь, что подарок этот сделан с благими побуждениями? Стоит ли держать его все время при себе? Эмилия и сама не особо верила в приметы, но эта застежка почему-то вселяла в нее леденящую неприязнь. Может быть, потому что была подарена ради смерти человеком, который умертвил своего сына, а затем и сам получил желаемое. Вдруг подарок несет в себе соответствующее пожелание? Эмилии хотелось выхватить эту вещицу из рук Публия и зашвырнуть куда-нибудь подальше.
Корнелия: - Конечно, моя радость, угости защитника, возьмите еще пастилы, она чудо как хороша, - Корнелия приняла корзинку из рук малышки и сама предложила всем по очереди: Зарине, Евнике, Атиру и Назику. Тот буркнул было невнятно что-то про вино, но вспомнил про уже крепко стукнутую ногу и молча взял яблочную полоску, исподлобья глядя на телохранителя Зарины. - Назик... Будь добр, следи внимательно, пожалуйста, за сценой и предупреди, как только увидишь что-нибудь необычное: женщину о трех головах или синего птицеящера в пурпурной тоге. Она повернулась к подруге и улыбнулась виновато: - От корней не убежать. Будь он хоть вполовину воспитан... ну да ладно, лотосы? Лотосы в этом пыльном городе? Непогрешимые пенаты, вот это действительно будет самый уютный дом из всех, что мне доводилось видывать, - Корнелия весело рассмеялась. - В моем доме пока что темно и страшно, но мы все стараемся, мы поборем всю годами копившуюся грязь, и я хочу, чтоб ты обязательно посмотрела на него, старый дом Корнелиев. А Мессандра приготовит свои чудесные рассыпчатые корзинки с ягодами, медом и сливками и морс. При словах о наряде у подруги так разгорелись глаза, что даже замечтавшаяся Евника ощутила тепло и пробудилась. - Ох, Евника, сердце мое, тебе наряд с крыльями пригодился бы, чтобы каждый, кто поглядит, знал, что в этот самый миг ты уже поднялась за облака и машешь руками Фаэтону, чтобы он немедленно свернул с твоего пути. Итак, перья! Зарина, дорогая, ты знаешь, что напротив моих благословенных терм находится лавка птиц? Ее держит моя падчерица Медея Лоллия, особа увлеченная и необыкновенная. Конечно, надергать живых перьев она не позволит, даже если к ней явится сама Диана и покажет колчан облезших стрел, но, возможно, она подскажет, где можно достать самых красивых. Какие крылья ты хочешь, милая? "Завести себе такого..." Назик тяжко вздохнул и воткнул взгляд в сцену поглубже. Уж если найдут, так хоть счаз посмотреть на пци.. птицеящура, где он там уже?
Публий Сципион: - Не знаю, с благими ли... В конце концов, я же еще жив, а он был неподдельно благодарен за другую лодку и возможность соблюсти обычай, - Публий вздохнул, медленно сжимая ветлу в кулаке, но не убирая обратно. Он забыл отточенное за несколько месяцев движение, которым прятал застежку в лорику с первого раза, и теперь вспоминал, как это делается. - Я не знаю наверняка, что он хотел сказать или сделать, но в этой вещице есть один не сакральный смысл, мой собственный. Понимаешь, вождь одним не взвешенным решением, пусть и с помощью, как ему казалось, богов, положил полторы тысячи воинов, скорее всего, все свое племя. Там ведь были и люди с мотыгами и с молотами, может быть, ремесленники, рыбаки и друиды. Полторы тысячи. Он снова разжал ладонь, но смотрел уже на Эмилию, краснея, будто признавался в чем-то постыдном, недостойном военного трибуна: - Когда я смотрю на нее или чувствую на себе, я стараюсь думать тщательнее. Все взвешиваю. Чтобы не корить себя потом остаток жизни за то, что моей волей кто-то не вернулся возделывать свои поля. Война войной, но как оно было, так не должно быть. Теперь Абат вспомнил и решительно сунул ветлу на место, туда, где она будет в этой и любой другой лорике, что ему придется носить, можно даже в тоге проделать тайничок, когда придет время отложить меч и заняться болтовней. Он смутился тем, что развлекательный поход в театр превратился в печальную панихиду по юношеским идеалам, и попытался отвлечь Эмилию: - Вот еще история, и зря я ее рассказываю, но... - он улыбнулся, вспоминая, - два года назад ехали мы в Эборакум, я должен был поступить на службу в злополучный Девятый. Посмотрели по пути и Лондиний, и Камулодунум, несколько хороших укреплений, и наконец прибыли в Линдум с приказом, как простые посыльные. К тому времени тоска по родине взяла свое, и трибуну, то есть мне, захотелось отведать гарума. Запасы мизерные, понимаешь, потому как возить с собой на войну такие вещи - верх неприличия. Была амфорка у лагерного лекаря, но тут уж тебе нужно умирать, чтобы получить пару капель. Принципиальный коновал. Решили мы тогда научить готовить его местных, чтобы через пару месяцев вернуться и забрать линдумский гарум. Отправились в рыбацкий поселок, нашли пару толковых, все объяснили. Те заверили на ломаной латыни, что поняли. Со спокойной душой мы отправились в Эборакум служить Империи. Публий выдержал небольшую паузу, чтобы дать прокричаться и актерам на сцене, и продолжил: - Через три месяца, когда тоска стала уже невыносимой, приезжает нарочный с амфорой: "Трибун, вот твой гарум, получи". Открыл я его - и свалился на пол палатки. Когда меня вынесли и натерли уксусом, денщик признался, что я сдал ему всю диспозицию лагеря, поименно личный состав и пищевые привычки принцепса, лишь бы прекратилась эта вонь. Оказывается, рыбаки не могли понять, как можно оставить под плитой сырую рыбу, и, чтобы не быть обвиненными в отравлении, перестраховались - сварили все, включая траву, даже вскипятили масло. С тех пор гарум я не ем, а палатку пришлось сжечь.
Зарина: Зарина, перекатывая языком во рту небольшой кусочек пастилы, искоса поглядывала на воркующую Корнелию. Яблочная кислинка накапливалась в слюне, и только тогда девушка глотала ее. Когда же пришло время отвечать, Зарина оставила лакомство под языком и улыбнулась: - Даже обещания твои – уже великое искушение! Что же говорить о том, какими будут угощения на самом деле. Говори о Мессандре потише, дорогая подруга, - перешла Зарина на шепот, - иначе, боюсь, похитят у тебя такое сокровище. – Рассмеявшись, она продолжила уже обычным тоном: - Что же касается самого визита, то ты просто предвосхитила мое любопытство! С огромным удовольствием я посещу твой дом, милая. И говорить не стоило, что не только посетит, но и поможет его обустроить. Конечно же Корнелии потребуются ткани на занавеси и новую обшивку, покрывала на ложе, да по мелочи… Что тут говорить, Зарина всегда готова помочь подруге с выбором. А Галибу – с покупателем. И для самой развлечение. - Наряд с крыльями для радости, славная Евника, - тепло обратилась Зарина к девочке, доев кусочек пастилы. – Иногда нужно себя баловать бессмысленными, но красивыми и приятными вещами. – А потом подхватила разговор о перьях: - Конечно, я знаю эту лавку. Как раз хотела зайти на днях…Так та девушка – твоя падчерица? Как тесен мир! – всплеснув руками, Зарина покачала головой. – Какие хочу? Я пока не знаю точно… Думаю, мне надо походить, посмотреть разные, попробовать их на ощупь, приложить к ткани… И тогда пойму.
Эмилия: Эмилия не замечала уже ни голосов со сцены, ни даже голосов рядом сидящих. Только Публия она слушала внимательно и вдумчиво. Так, как рассказы одного отца. Вот, оказывается, какой смысл вкладывал Публий в эту вещицу. Что ж, похвально… Эмилия так и сама считала: трибун должен уметь обходиться минимальными потерями. Излишняя «щедрость» (а другими словами, расточительность) делает полководца невнимательным, притупляет его хватку, чутье. И в результате, приводит к поражению. Сколько раз слышала она от отца рассказы о тех, кто недостаточно ценил жизни солдат, а в итоге нередко терял еще и свою. Так в чем была ошибка британского вождя? В том ли, что не берег людей? Или в том, что слишком понадеялся на волю богов? Вот только планы богов иногда не совпадают с планами людей, дары им приносящих. Пусть даже самые ценные дары вроде старшего сына. А все же хорошо, что даже в таком трагическом моменте нашлась польза – если на чужих ошибках учатся, то для Публия это был отличный урок. Эмилия уж было потянулась, чтобы руку Публия своей накрыть в знак поддержки, но он решительным движением спрятал ветлу назад, под левый наплечник. - Вот еще история, и зря я ее рассказываю, но... , - он уже улыбался, а Эмилия пока не могла. Только смотрела на него внимательно, приглядывалась, куда он спрятал взгляд этот, который только что на нее был направлен вместе с откровением. Но к концу истории она все же засмеялась: - Какие старательные! Они, наверное, никак не могли в толк взять, что за вкусы у тебя, раз способен есть столь благоухающие блюда. А сами они? Едят что-то, непривычное для нас?
Евника: Рассыпчатые корзинки с ягодами, медом и сливками всегда удавались Мессандре на славу, рот Евники наполнился слюной. А Фаэтон… она улыбнулась, нет, от крыльев бы вряд ли отказалась. Кто ж от такого отказывается? Фраза «Наряд с крыльями для радости» вызвала в ней неподдельное любопытство, и она перестала слушать дальнейшую беседу. Вот интересно же… она сунула в рот пастилу, проглотила и даже толком не почувствовала вкус, размышляя о какой радости говорила Зарина. Ведь она много раз видела в термах - пары приходили и читалось на их лицах: ожидание, волнение, вожделение, томление, а потом – удовлетворение и усталость. А радости – нет. Евника снова посмотрела на персиянку, спохватилась о телохранителе и торопливо полезла за кувшином. От жары пальцы скользили, она расплескала больше половины, протянула стакан с водой Атиру, отряхивая руку от капель, и посмотрела на Назика, тот старательно сопел выискивая кого-то на сцене. Жажды он явно не испытывал. - Я не против крыльев, - ответила она Корнелии чуть виновато, пытаясь вспомнить, о чем они еще говорили. Кажется, она прослушала большую часть беседы. Ах да, она смотрела подходящего на образ. - А для какой радости? - Она взглянула на Зарину, решив больше не отвлекаться, улыбнувшись. - Ты будешь танцевать перед возлюбленным и все? Вот бы посмотреть, как это будет. Наверное, красиво. Все это представлялось ей экзотичным и чем-то очень непохожим на римское, но от этого не менее любопытным. Таких, как Зарина, наверняка с детства учат танцам. Она, наконец, поймала взгляд Назика и приподняла почти пустой кувшин. Получив одобрительный кивок, Евника наполнила стакан остатками и протянула ему. - Тут вода закончилась, - сообщила она Корнелии удивленно, словно не она почти полкувшина разлила. – Я схожу?
Лупас: >>>Аппиева дорога27, август, день ...осталось только протоптать окольную дорожку, если на прямой окажется ловчая яма. Про Пуппия он знал столько, что вполне мог рассчитывать уплыть в светлое будущее на кораблях его папаши. Но дома патриция не оказалось, а вокруг дома подозрительно несло слежкой. Пришлось тащиться в каменный загон, чтоб присмотреть за жирным агнцем. Ведь если он его не сливал, это не не значит, что кто другой не постарался. Тем более, что с Курионом толстяк повязан неочевидно, но крепко... Затеряться на верхних рядах среди всякой швали было несложно, сложнее было с верхотуры разглядеть детали. Переждав и высмотрев всё, что можно было с задних, Дентер спустился пониже, сев сразу за третьим цензом, благо одёжа позволяла. На этих рядах не дрались, не толклись, да и гомонили поменьше, но и место отыскать оказалось сложнее - то матрона рожу кривит, то отпущеник на два места розложится... Чтоб долго не мельтешить, пришлось сесть на первое попавшееся. И всем оно было хорошо, если б не раздражающие рыжие патлы прямо перед носом. "Рррразвелось вас!" молча оскалился волк. Но, хочешь не хочешь, а вперёд смотреть надо, и вокруг, и на сцену, чтоб не выдать слишком пристальным взглядом какое представление смотреть пришел. Вокруг Пуппия прямо тишь да благодать разливалась, успокоительно блеяла публика, солнце бы ещё куда-нибудь убрали, совсем, а не за тенты, и - вполне можно жить. Даже рука, наконец-то, ощутила приятную тяжесть спрятанных монет. И когда впереди какая-то птичка неожиданно решила вспорхнуть, да передумала, щебеча о перьях, волк облизнулся расслабленно "экая... сладко поёт" и взгляд оставил отдыхать на чёрных, как любимая ночь, волосах.
полная версия страницы