Форум » Зрелища » Амфитеатр (продолжение 1) » Ответить
Амфитеатр (продолжение 1)
Admin: Театр Марцелла (лат. Theatrum Marcelli) — театр близ правого берега Тибра в Риме, строительство которого было задумано Юлием Цезарем, а осуществлено Октавианом Августом, который в 12 г до н. э. посвятил его памяти своего покойного племянника Марка Клавдия Марцелла. При диаметре в 111 метров театр мог вместить 11 тысяч зрителей. Рядом с руинами театра сохранился античный портик Октавии.Здание было перестроено при Августе в 33—23 годах до н. э. на месте портика Метеллы, построенного цензором Цецилием Метеллом Македонским около 131 года до н. э., и посвящено сестре императора Октавии: сооружение представляло собой прямоугольную площадь, 118 метров в ширину, на низком подиуме, окружённую двойной гранитной колоннадой и было украшено мрамором, многочисленными статуями, в том числе 34 бронзовыми статуями всадников работы Лизиппа, изображающие Александра Македонского и его полководцев. Портик включал в себя храмы Юпитера Статора и Юноны Регины, библиотеку и курию Октавии.
Ветурий: Его уход из дома больше напоминал бегство и был таким же ребячеством по сути как и протаскивание Авла поближе. Электра. Ну и подумаешь, первый мужчина что ли? Так не первый, и не Маркова вина что так сложилось, не самый плохой вариант кстати, а Электре давно пора. Смущало только то, что о Луции говорили, не так давно и слишком неявно, чтобы это было чем-то неважным. И как-то обидно было сознавать, что она играет, и не на его стороне, то, что играют без него. Сестру он заметил сразу, по старой привычке смотреть на трибуны. И до самого происшествия думал о ней и Луции. И о том где остальные и чем заняты вообще. Думать было сложно, не хватало физического контакта и Марк впервые пожалел что не таскает с собой кого-нибудь для вытирания рук об виски или для тисканья в моменты задумчивости.
Гней Домиций: ...и пока он, увязший при выходе в приветствиях, кивках и улыбках, вынужденно общался, кивал в ответ, улыбался, стараясь не смотреть на верхние ряды и то и дело попадая взглядом на арену, совершилась очередная гнусность, из тех, непоправимых, которые меняют даже случайных свидетелей и влияют на такие далёкие судьбы, что, казалось, даже боги не поняли, как сплели эти нити. На арене умирал его соученик, сын императорского отпущеника, одаренного полноценным гражданством. Семнадцатилетний патриций по письму, бывший им по духу, храбрости и уму. На мгновение Домицию показалось, что он перегрелся и бредит, что просто надо подозвать разносчика из дорогих, выпить охлаждённого вина и все сгинет, а завтра на уроке они будут хохотать над шепелявостью историка, нечаянно переименовывающего очередной город. Он даже поднял руку... и опустил её, беспомощно оглядываясь. Никому не было дела до происходящего на арене. Амфитеатр, почуявший совсем другую кровь, текущую по белейшей шерсти, шелкам, камням, благовониям, шумно принюхивался к ложе. И тут он понял наконец, почему Юлий не печётся о своей свободе. Кто тут свободен? А потом чуть не у него по ногам протащили за волосы отцеубийцу и он с брезгливой жалостью отступил на шаг, забыв куда шел.
Публий: - Эта печень протухла ещё лет двадцать назад, - надулся По на всё человечество. - Если, конечно, верить лекарям, которые утверждают, что вино разбавленное только настойкой белладонны дурно на неё влияет. Рассеянно проследив как уволакивают ту, что ни разу не потрудилась хотя бы кивнуть ему в своём доме, он так же невнимательно просветил напарника: - Глупостью было скармливать обоих старому псу публично. Их деньги с куда большим успехом могли перекочевать в казну после тихого мирного удушения или обычного приказа. Ты слышал чтобы кто-то пожалел лицемера Сенеку? Кстати, я прослушал, в чём их обвинили? В сектантстве или оскорблении величия? Впрочем, не важно. Наверняка он ещё и с прокуратора что-нибудь содрал за исполнение его... гм... маленькой просьбы. Но как всегда - наш гений переиграл сам себя. Старые потаскуны не вызовут ничего кроме пересудов, а вот мальчик... логично не оставлять в живых молодого энергичного свеженажитого врага. И наследника. Но не так же.
Ливий Курион: Изначально было понятно, что отвертеться от очередного идиотизма не удастся, и на предсказуемый случай отказа от боя были предусмотрены хищники и лучники, чья зрелищность сомнений не вызывала. Но как можно предусмотреть женщину?! Толпа, однако, звучала пока бодро и возбуждённо, Ливий мысленно "простил" прокуратору долг, который теперь не нужно было отдавать и уже подумывал что бы такого приличествующего случаю сказать гудящему окружению... а сказал, повернувшись на голос: - Да хоть всех. Увидел несколько удивлённо открытых ртов и успел, как ему показалось, поймать конец фразы, изображая растерянность. - Страшная трагедия. Всех охранников следовало бы казнить, всех.
Клавдия Минор: Разговор не клеился, слишком они с Ириной были разными для болтовни и слишком похожими для откровенности. А может виной была жара, неумолимо разливавшаяся над городом. Минор скользила взглядом по рядам, лениво обмахиваясь, ещё ленивее ёрзая, требуя то платок, то воды, то поправить волосы... До тех пор пока не закричали совсем рядом, пока хрип из ложи не заглушил голоса всего амфитеатра. ...Тяжело не совпадать ни с кем ни словом, ни музыкой, ни вкусом, ни ощущением жизни - её темпом, её маленькими и большими откровениями, её послевкусиями. Но тяжелее всего не совпадать ощущением себя. Каждый раз обнаруживать, что человек с которым ест, спит, смеётся, болтает, ругается допущенный к телу и душе, и ты, такой каким ты себя знаешь и видишь - две разные сущности. Однажды, в юности, ей показалось, что иное - возможно. И Клавдия готова была отдать многое, и многим заплатила за попытку. И она понимала её, эту юную патрицианку, чьего имени даже не помнила. Понимала настолько, что когда девушку поволокли, ей хотелось кричать страже "Пощадите!!!" Но любой крик разбился бы об их доспехи, тоги, веера. Любая мольба утонула бы в праведном негодовании тех, кто не знал, не помнил или запретил себе помнить сколько может отдать человек за иллюзию понимания, за призрак любви. Клавдия закрыла глаза и дала слезе незаметно убежать и высохнуть где-то у ключицы.
Юлий: Его, казалось, не замечали. Приветственные взгляды, обращенные к Гнею, проскальзывали по Юлию, не задевая предложениями. Это было необычно и расстраивало бы..но Юлий их понимал. Как понимал и то, что был замечен и еще будет обсужен. Не своими на этот раз, а Гнеевскими знакомыми и полузнакомцами. На арене убивали. На трибунах тоже. Отступивший на шаг Гней налетел на задумавшегося и не сбавившего шага Юлия. И когда ухо Гнея оказалось прямо у его губ, Юлий произнес: -Осторожно, господин. Здесь скользко. Кровь.
Авл Элий: -Какая девушка!,-возбужденно прошептал Авл. -Если ее не казнят, клянусь всеми богами, выкуплю, за любые деньги. Он сам понимал, что клятва была пустой, отцеубийство это страшное преступление. Но решиться вот так, прилюдно и явно..было бы сложно даже мужчине. А выкупать ее было бы глупо, потому как смерть этого была даже выгодна ему, Элию. Старшему. Подскочат цены на товары, бывшие в избытке. Это было так вовремя, что даже без выкупа могло навести на мысли, а с выкупом тем более.
Амон: Амон пожелал ей мысленно самой худшей смерти. И пожалел, что сам этого не увидит. Хотя..когда следующие игры?
Фурия: ...а пока она любовалась чужим ребенком, мысленно, когда он уже и терялся из виду и она, представляя себе и дочь своей прекрасной соседки, отвела глаза, она не заметила сперва, что практически на ее глазах происходит. Сперва крик резанул чужой, необщей интонацией, не похожей даже на протест в давке, когда кому-то наступают на ногу или стискивают меж тел до невозможности дышать, что само по себе маловероятно в этой части трибун - а потом, наблюдая объясняющие все последствия, выпустила из скупо шевельнувшихся губ: - ...глупенькая... Высшим проявлением сочувствия для человека с ее выдержкой.
Дея: Ответ ее не устроил. Некоторых убивать - дело довольно хлопотное, хуже, чем кокетничать с тупой охраной, не то чтобы она кого-то пробовала убивать, но, что таить, настроение бывает разное... мда. Она пожала губами и плечами и спросила: - А нам можно сесть или надо стоять? - потом подумала, что матушке-то сесть можно, она не купленная, и повертела головой, куда бы ее пристроить. Матушка все так же прижимала к губам ладонь. То ли в ужасе от происшествия, то ли под впечатлением от места, в которое Дея ее затащила, то ли от факта, что и в подобном месте случаются подобные случаи.
Нерио: - Оскорбление величия, - машинально отозвался Нерио. - Видимо, в последнее время его одолевают сомнения. А насчет "не так"... как думаешь, сколько теперь юных и энергичных патрициев влезут в свои старые буллы обратно?
Публий: - Только те, кто и так не мешался бы под ногами. А что отложится в голове, например, вон того маленького испанца? - махнул По в сторону Марка Ульпия, чей полупрофиль, искаженный горем и гневом, закрывал от них лицо его сановного отца. - А отпущенники? Половина из них надрывают задницы только ради того, чтоб дети и внуки носили тоги долго и безмятежно. Он смотрел уже на арену и разливавшееся там не вызывало иных мыслей, кроме - Панония далеко, но умение вымачивать омаров в одному ему известном отваре и близкое знакомство с поварами из Золотого важнее расстояний. И ловил себя на неуместной мысли, что подойти на достаточное расстояние тоже не составит труда. Если потребуется.
Гней Домиций: - Она здесь на каждом камне и на каждой тоге, - глухо ответил Гней, выравнивая спину. Таким - прямым как палка, оглушенным - и пошел к выходу, на миг только, проходя мимо и увидев полные отчаяния глаза, сжав плечо малыша Марка. >>>термополий
Нерио: Нерио проследил за жестом: - И что? Как будто он может что-то изменить. И несколько порванных на благо империи задниц тоже не огорчат. Но, признаю, я рад, что твоя дальновидность есть только у тебя, друг мой.
Публий: - Если бы он советовался не с этой пьянью Тигеллином, а с нашим, ему бы подсказали более верные и изящные решения, - тихонечко ответил Публий, кокетливо улыбаясь на сомнительный комплимент напарника, - но всё есть как есть, а судя по размеру их бывшего состояния, деньги мы, по крайней мере, получим вовремя, несмотря на порт.
Корнелия: - На светлокожих и гибких, ты хотела сказать? - Ооо, слушай, золотко, а ты случайно стихов не пишешь? Мне нужно продать много-много притираний и трав богатеньким матронам, но мне вот на ум слов кроме "бесполезные, дорогие, у фуллоники сажали, за латриной отжимали" не приходит. А у тебя явный талант, талант! - Корнелия сделала вид, будто что-то прикидывает и легонько хлопнула себя по коленке. - Ты придумаешь мне нужные слова, останется только зарифмовать, ну, для этого найдем какого-нибудь голодного, но пьяного поэта. Краем глаза она все же смотрела на арену, потому как без перехода воскликнула: - О, боги, как низко пал этот город, если они животными подзуживают квиритов на отце- и детоубийство?! На песке же тем временем творилось явное и бесстыжее непотребство, как и на трибуне, и Корнелия решила, что посвятить свое внимание этим милым и главное живым мальчикам - это самое лучшее, что можно сделать.
Юлий: Он ничего такого в виду не имел, но "На каждой тоге"-прозвучало так в тему, что он едва не повторил. Хорошо, что не повторил. Разные уши были, и глупо надеяться что им всем не до этого. Хорошо, хоть они есть шли. Животу было пусто и тоскливо от этой пустоты. И когда они добрели до термополия (а он старался больше не спотыкаться), пришлось ждать инициативы гнея чего и сколько есть и показать свой голод было позволительно только учтивым вопросом что заказать. Гнею, возможно, понравилось и более свободное дружеское обращение..но они были не одни. И у него была роль. Ширма. И зелье от душевных метаний. Ничуть не хуже любой другой роли, и оплачивается вполне неплохо >>>>Термополий
Ливий Курион: "Второй жетончик" обрёл женские формы, возрастом и сходством сомнений не оставлявшие, и Ливию стоило усилий сохранить подобающе-обеспокоенное выражение лица и не согнать с мест парочку полноправных граждан, сидящих ближе всего к его особе. - Кто-нибудь, два табурета. И пошлите сказать чтоб не вздумали выпускать сейчас мимов, пусть выпустят этого... как там его... с перечнем благодеяний и пожертвований Гая. Он придирчиво покосился на раскладываемые табуреты, и даже тоскливая мысль, что Ливия могла бы, сделай он что-нибудь подобное... коснулась его тихо, как рука давно забытой жены, напоминавшей о семейной трапезе, когда он слишком зарабатывался.
Сидус: - Если ты сама красива, но шершава словно пятка, ты бы масел здесь спросила, чтоб тебя е... гм... ыы... любили сладко, - быстро сообразил нуждающийся Сид и протянул свободную от стакана ладонь, намекая пышке, что нынче даже воробьи задаром не поют. - Меня, вообще-то, учили риторике, - добавил почти снисходительно. - И ещё много чему. Единственное, чему его не учил никто - знать кто есть кто в этом городе. Поэтому громко летевшее по скамьям имя не сказало ему ничего и он пихнул локтем Тирра: - Кого зарезали-то?
Кассий: На этих играх все шло так, чтобы словно нарочно вывести его из себя. Чтобы жизнь не казалась устроенной логично и разумно и из головы не дай боги не выветрилось, ради чего он здесь и кому он принадлежит: ради семейной и (еще какой-то, неважно) чести и - Ливию Куриону, лично. Не сестре - она уже замужем, не матери - она скоро умрет, не жене - она есть дочь его хозяина и не Андро - он вообще символ порока. И, при всех попытках и при всем почтении, не Риму, где все друг друга знают и все друг другу родня и максимум чести, который может быть сконцентрирован в одной семье, состоит в том, чтобы вовремя сделать вид, что она не родня другой семье. Как только предоставляется возможность породниться. Человек, перечисляющий с арены заслуги покойного, должен был в конце обратить внимание на живых и расписать, чей вклад внесен в сегодняшнее представление. Кассий упустил, был ли упомянут молодой Фурий, и если был, то должным ли образом. Он понимал, что это правильный ход, поставить акцент на семье героем, а не позором. Просто в голове его в какой-то момент не было ни одной мысли, только усталая уверенность: "не хочу".
Тирр Серторий: Обнажая свою занудную сущность, Тирр только криво усмехнулся - так уж не сочеталось продекламированное и творящееся на арене - и добавил, обращаясь к толстушке: - Если он придумает тебе что-то такое же и для мужчин, придется платить вдвое больше. - Кого зарезали-то? - Семейные трагедии бывшего прокуратора Реции, если не ошибаюсь. Я ездил туда уже после его возвращения в Рим, поэтому имен остальных участников не знаю. Да и какое это теперь имеет значение?
Корнелия: - Малыш, я в тебе не ошиблась! - Корнелия захохотала и жестом велела Евнике налить юноше еще вина. - Не разбавляй ему слишком сильно, я только что открыла сокровищницу для своей лавочки, следи, чтобы она не захлопнулась от трезвости и не укатилась под трибуны по пьяни. Она положила в протянутую руку два асса и поддержала предложение темненького: - Да, давай еще для мужиков, многие матроны жаждут еб... любви своих мужей, но те без дурмана, увы, не всегда способны смотреть на благоверных, даже если те под слоем моих прелестных притираний. А после расскажи о своих много-чему-умениях, и я возьму тебя в тепло и уют женских терм тетушки Корнелии.
Сидус: Хмыкнув словам чересчур серьёзного парня, Сид потёр краем стакана переносицу, подмигнул пышке и выдал: - Если пахнешь несметным количеством баб - для кого из них будешь опасен? И тебе, славный муж, запасаться пора маскировкой из собственных масел.
Тирр Серторий: Тирр потянулся, разминая затекшую поясницу. Все это, конечно, было весело и интересно, разве что кроме пожираемых тварями сектантов, но надоело, слишком много безделья сразу. Он встал и, вежливо кивнув хлебосольной владелице терм, напомнил Сиду на всякий случай: - Завтра за полчаса до зверья на мосту. А я пошел, дела. И, ловко пробираясь через ряды, вышел с трибун через ворота в галерею с фонтанами и галдящей толпой.
Корнелия: - Прелестно! - громким смехом Корнелия смутила два ряда снизу и ряд сверху. - "Славный муж, запасаться пора..." И такие у меня тоже есть, притирания, которые усилят запах, скроют запах, сравняют запах с тем, чем пахнет вокруг, только вытяжки из конского навоза пока нет. Она вручила юноше еще четыре аса и, посылая рукой поцелуй на прощание темненькому, осведомилась на пол-амфитеатра: - Ой, а что это твой друг уже уходит? Сейчас самое интересное же начнется, особенно когда ты мне расскажешь об остальных своих талантах.
Сидус: - А он деловооой... - протянул Сид, задетый этим непонятным уходом - перед самой интересной частью игр; глядя в спину уходящему и невольно оценивая крепкую, но не кряжистую пока фигуру. "Хорошо же сидели..." - Я приду, - пообещал вслед, когда Тирр был уже почти у прохода, громко, как будто везунчик, разодетый теперь в цацки, мог его слышать с сенаторских рядов. Но без этого странного парня с хозяйкой терм можно было не стесняться, и Сид откинул волосы почти картинным жестом: - Ещё я умею танцевать. И массаж... разный... - добавил потише, пряча ассы за пазуху.
Вистарий: Они уходили, оставляя спину пустой. Пока Вистарий смотрел на казнь, пока носились по арене львы и рвались жилы, он лепил, он облепливал взглядом каждый поворот и вздрог, накрывал податливым покрывалом общий объем картины, и покрывало лопалось цветным криком, и он был спокоен и не слышал ничего, кроме шлепков глины на переферии, где катались мокрыми комьями звери, ища правильного места в композиции, ничего, кроме скребущего звука резца по камню, и резец, проваливаясь в рваные раны, застревал в жилах и от их натяжения вскидывались головы... Потом, когда от перемены звука рядом на лбу выступил пот, он порывисто оглянулся и увидел, что остается один. Они ушли. Мозг заполнила тьма, взмокли ладони, окаменела сутулая спина. Спустя бесконечный промежуток времени он осознал, что с арены вещает человек. Сердце заколотилось быстро, как у птицы. Дышать было трудно... но можно. Разве что затылок неприятно горел изнутри.
Дея: Дея уселась, притягивая матушку к скамейке с прежней настырностью кобылки, на которой сидит неумеха. Объяснять ничего не пришлось, она время от времени поглядывала на Куриона, ожидая, что это вот-вот понадобиться, потому что она понимала, что наглая. Потом наклонилась к матушке сказать на ухо, к кому ее приперла в ложу. - Это Курион. Ливий. Сенатор. Он тут это все сегодня устроил. Я теперь у него управляюсь. Потом она подумала, что матушке все это, устроенное старичком, может пока что кажется страшноватым, заполошенная она, да и как не быть заполошенной, вон, прямо на глазах звери людей ели, брррр, самой неприятно, и неловко, вдруг опять начнут, куда глаза девать, а тут еще какая-то дочка какого-то отца прирезала, а Дея-то знала, чего мать боится, тьфу, невовремя как угораздило, проскочить-то, может, иначе и не проскочили бы, да теперь она сидит, наверно, думает, что раз такое - тут, то ей, Дее, пара пустяков пырнуть ножом и не попасться. Пакость... Она посомневалась и все-таки решила успокоиться: вот, мол, наоборот, и доказательство. Хотела бы - никто бы не остановил. Глупо. Зачем. Должна понимать. Но тут как раз и выяснилось, что они как нельзя вовремее: по арене размахивал руками и орал глашатай. Орал про подвиги покойного сначала, потом пиратов. Собственно, чего и хотелось. - Сейчааааас они, - выдохнула Дея и приготовилась посмотреть, как оно всерьез, когда прятаться не надо. Наверное, большие, сильные и злые.
Ветурий: А вот это уже должно было быть и впрямь интересно. Он не видел пиратов совсем. Давно. И даже излишне громкое их объявление можно было пережить, тем более, что Марк не собирался спорить с объявляющим за аудиторию. В данный момент. В любом случае честная драка лучше казни, даже если за дело. Парнишку было жаль. Его отца-не очень. О чем он и сообщил сидящему рядом Авлу. И всем кто мог слышать вокруг.
Andronik: Бледный и длинноволосый оказался в каком-то смысле..хм..коллегой ("разный массаж",да), но выглядел приличнее, чем тот заносчивый парнишка из терм. И он поинтересовался, именно что поинтересовался, без поволоки в глазах и притяжения нижней частью туловища, как спрашивают о погоде: -и почем сейчас массаж?
Сидус: Слегка захмелевший Сид сообразил, что говорит чересчур громко только когда сверху долетел вопрос. Красивый грек сидел слишком не на тех трибунах, чтоб принять вопрос за предложение, стоящее внимания, и протягивая "тётушке" Корнелии опустевший стакан, Сид полуответил греку, полуспросил пышку: - Наверно, это зависит от того кому его делать...
Электра: Электра заметила своего брата в толпе, но происходящее вокруг отвлекло от его персоны внимание, ей не хватило сил отвести взгляд от драмы происходящей ниже, от криков и крови. Ей, в целом, никогда не нравились игры, но не появляться на них она не могла. Она притянула Луция к себе и тихо ему сказала: - Только не говори, что все это было запланировано, и это лишь часть представления
Луций Фурий: Она вдруг сказала то, что беспокоило всегда его самого. - Если и так... Во всяком случае, это не мой сценарий. Он положил руку на ухватившуюся за него ее руку, спохватываясь, что сказал это напрасно. - И не устроителя, - добавил, на всякий случай подразумевая волю богов, что в большинстве случаев, с пугливыми людьми, работало как настой кошачьей травы. - Выпей вина, выпей. Сейчас выпустят разбойников - станет легче. Это тебе не два дурака в гимнасии, - он посмотрел на нее и подмигнул, - это воины.
Электра: Она коротко кивнула, будто соглашаясь и с фразами до того сказанными и с предложением вина. Она отпустила мужчину и после глотка терпкого вина чуть улыбнулась - Заметь, я вас дураками не называла. - ее голос был уже спокоен, а мысли приходили в порядок, будто натянутую до предела пружину ослабили, вряд ли глоток вина так повлиял на нее, но присутствие Луция почему-то успокаивало и его словам хотелось верить.
Квинт: Квинт, в какой-то момент поняв, что, начни он выгребать из кошеля расплату за шкуру, рискует застрять в прениях о нищете с людьми, знающими об оной много больше него, просто отдал весь кошель, распорядился о доставке в дом Фуриев и пошел. - Женщины, Салацино, мелочности не терпят. Если она прислала тебе витушку, ты обязан ей как минимум шкурой, и скажи спасибо, если не своей. Тем не менее,урок сей не настолько дорог, чтоб стОить тебе объяснений с отцом, что ты поймешь, когда мы не отыщем себе места. Делай выводы, ибо облегчать тебе задачу я не намерен, а как раз наоборот, склонен ее усложнить, и только попробуй мне покрасней, не говоря уж о том, чтобы проследить за своим языком, когда я начну тебя обвинять. А я начну. Я предупреждал тебя, что я тебе не нянька - ррраз! и не совратитель - два. Он, разумеется, как в воду глядел. На местах, занятых под Понтия, восесдал этот, будь он неладен, молодой лев с гривастой львицей... и если первое еще можно было как-то подвинуть, то второе... Он подошел и сказал весело: - Аве, прекрасная дева Электра! Провались ты в Аид, Луций! и я найду этой женщине лучшее место в этом сооружении, откуда и видно отлично, и к ее чести ближе. Поверь мне, я сумею это сделать, хоть и не клариссим. Нашел куда усадить, здесь покоились только что срамные ягодицы Понтиевого виночерпия. Не суди его строго, Электра: едва из лагеря, он не отличает стратегической позиции от достойной. Мой юный ученик, - он обернулся на Салако, представляя его таким образом, - молодой Понтий Стервий, мог бы преподать ему урок хороших манер. Позволите присоединиться?
Луций Фурий: - Заметь, я вас дураками не называла. - Я заметил, - улыбнулся ей Луций, кивнул и положил руку теперь на ее колено. Ненадолго, чтоб не привлекать чужого внимания... - и счел комплиментом. Это был случай, когда не важно, что говорить, лишь бы сказанное позволяло смотреть и прикасаться. Она казалась нехитрой, немудреной такой, и отсутствие кокетства шло образу и притягивало. Это было не очень хорошо. Это отнимало возможность трезво мыслить... И тут стало еще хуже, когда он увидел приближающегося к ним Квинта Эссенция. - О боги... - Луций оперся локтем о колено и склонил голову, спрятав лицо за ладонью, подпирающей брови. Это не спасло. Квинт подошел и заговорил. Даром, что по бокам от них оставалась пара мест, ошибка его была очевидна хотя бы потому, что остаться незамеченным, когда ты встречаешь Квинта, надежды мало. "Ты, жалкий раб музы, смеешь указывать женщине место? Пеняешь мне, клариссиму, что я подвинул безымянный предмет ради ее удобства? И человеку, знающему силу молвы, ставишь в пример мальчишку, знающему о достоинстве из свитков, которые сам же ему подсовываешь?" - Луций воздержался произнести все это вслух, поскольку за тем последовала бы долгая и жестокая игра извращения смыслов. Нет, он был здесь не ради того, чтоб спорить с софистом. И он, ради сохранения достоинтсва, снова выбрал стратегию: - Радуйся, я не в настроении спорить с тобой сегодня, и только поэтому ты прав. Это всаднические ряды, - он со снисходительной улыбкой кивнул и поднялся: - Поскольку здесь находится мой отец, мне следовало сразу туда и идти. Будь моей гостьей, Электра. Он подал ей руку. Говорить в городе, после этой встречи, о них с Электрой все равно будут. Так пусть лучше приплетают сразу политику, а не постельную интрижку. Он подвел Электру к отцу, поприветствовал его и информировал с усмешкой: - Я был вчера пленен Ветуриями. Позволь представить тебе одну из них. Одет в одну тунику. подпоясан гладиусом.
Электра: Электра молча с вежливой, но не более того улыбкой кивнула подошедшему. Она не любила пустословов, а Квинта она относила именно к ним. Мысленно благодаря богов за то, что Луций не стал ввязываться в долгую беседу, встала вместе со своим спутником и приняла его руку. - приятного отдыха вам - она плавно прошла меж Эссенцием и юношей, что был с ним и проследовала за Фурием. - С удовольствием принимаю твое приглашение - она чуть сильнее облокотилась на руку молодого человека и откинула свои волосы, упавшие на лицо. Когда ее подвели к мужчине, в котором она несомненно узнала отца Луция, то мягко улыбнулась, стараясь не показать того, что нервничает, поприветствовала его.
Квинт: - И передай сестре, если раньше меня увидишь ее вблизи, что ее желание исполнено! - напутствовал Луция Квинт и, с сожалением проводив глазами красавицу, уселся. - Тебе повезло, парень, что мы наткнулись на умного человека, - сказал он Салако и вздохнул, - а мне вот нет: ни с ним поговорить не удалось, ни заставить тебя перед отцом оправдываться.
Пуппий: Тем не менее, игры не разочаровали его. В свободную досягаемость взгляда молодой Фурий привел дочь политического оппонента старого, угадав как раз под объявление с арены о его героизме, между тем как в ближних рядах объявилась прилюдная отцеубийца, добровольная жертва одного из законов, поддерживающих иллюзию равенства сил в войне поколений. Под шумок из ложи Агенобарба выбрался представитель младшего поколения этого семейства в сопровождении традиционного свидетельства морального упадка. Его мать восседала на неподобающе высоких рядах, скорее демонстрируя независимость, чем подтверждая опалу. Сенаторского сына с его пассией согнал с места языкатый поэт со своею. Словом, скучно не было.
Тит Фурий: Сын подвел к нему и представил . И тит невольно сравнил. Ирина бы не позволила себе выйти из дома с распущенными по плечам волосами. Хотя чего еще ожидать от этой семьи. Он даже не удивился. Удивился он скорее виду самого Луция. -Аве, сын. Я вижу, тебе пришлось прорываться с боем,-он кивнул на дыру в тунике,-тем бОлее рад я, что ты не просто вырвался из плена, а еще захватил такой прелестный трофей. -Аве, дитя. Будь моей гостьей. Он указал ладонью на место рядом и взглядом приказал слуге отправиться в дом за подобающим Луцию одеянием. Отсылая его, он рисковал, как рисковал и сажая эту девушку рядом с собой. Но не сам ли он совсем недавно искал настои, которые успокоят навек, для себя? И чего ему опасаться? Разве что того, что сын подпадет под влияние..но этого легко избежать. Например, предложив Ветуриям союз не с младшим, а со старшим.
полная версия страницы