Форум » Зрелища » Театр Помпея » Ответить

Театр Помпея

Понтифик: Гней Помпей Великий приказал заложить театр после своего триумфа в 61 году до н. э., здание было освящено в 55 году до н. э. Театр, расположенный на Марсовом поле, вмещал в себя до 40 тысяч зрителей. Театр стал первым каменным театром в Риме, зрительские места и интерьер театра были украшены мрамором. К театру примыкал портик Помпея, где 15 марта 44 года до н. э. был убит Гай Юлий Цезарь, вблизи также располагалась курия Помпея, где иногда проходили заседания сената. расписное на сцене - занавес. он поднимался из пола. парусиновый навес над театром - складной. [more] Храм Венеры-Победительницы в театре Помпея располагался на возвышенности прямо напротив сцены: [/more]

Ответов - 301, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 All

Публий: >>>улица Дослушав жалобы, По растянул рот в тонкую ниточку. Слушать, иногда, было самой скучной частью работы. Он поднялся с ложа и отошел к полкам, где хозяин гримерки хранил коллекцию механических игрушек. Последнее приобретение - маленький пятнистый вол - красовалось на самом видном месте. По повертел его в руках, поставил на стол и сел спиной к собеседнику. - Я, в целом, - усмешка была горькой, - против самоистязания, но глубоко уважал твои чувства к Овису. Но эти, потом... Особенно Гай. Скажи мне, ну зачем после каждой игрушки у которой кончился завод надо биться о стену и восклицать "так это была не любовь?! я снова обознался со спины? о, боги! но почему??", - он качнул вола и тот пошел по столу нелепо раскачиваясь и спотыкаясь. - Знаменитый, талантливый мим, а играешь бездарные сцены. - Можно я это вставлю в комедию? - вздохнули с ложа. - Что? - Публий изо всех сил старался не зевнуть. - Про "боги, но почему?". - Вставляй, - По пожал плечами. - Лишь бы не в драму. И, ради всех богов, рассчитай ты этого Гая. - Не могу. Знаешь какие он мне сборы делает? - Зайчик... зааайчик... - защебетал По, начиная терять терпение, - сборы у тебя будут и без него. Ты такой славный, почему ты не можешь просто подождать кого-нибудь, кого актёрам будет не стыдно играть после твоей смерти? - А как я буду писать?! - Хммм... - то, что у каждой работы свои издержки По понять мог. Понять, но не слушать об этом снова. Он подхватил килик и вернулся на ложе, шепча вздор, щекоча дыханием шею, развязывая пояс... ...упавший со стола вол болтал в воздухе ногами и раздражающе скрипел. Публий скинул на него подушку и потянулся. - Кстати, я был у Вистария, как ты мне советовал. Там такая гииидрааа. Я её хочу. И раз этот дрянной Гай делает тебе сборы, пошли кого-нибудь. Я уже пообещал, что заберу её. Протест был таким слабым, что Публий не услышал его за шуршанием тканей, одеваясь. >>>вилла Белецца

Гай: -Я это не надену.,-он брезгливо отодвинул от себя костюм,- Что значит почему? и объяснил как маленькому -Ну с чего ты взял, что Елена была так атлетично сложена..ну и что, что спартанка, сказано что красивая. А я виноват, что я самый красивый из вас? И что теперь, пусть все герои уродами будут? -Пусть мелкий Елену играет, лицо замазать и нарисовать поверху, парик, одежду позакрытие. А я буду Ахиллесом. И точка.

Нуб: >>>Конюшня Суламиты В театре он всегда знал с чего начинать. Помнил. Даже слишком хорошо. Нуб недолго посмотрел завершающуюся репетицию и обратился к одному из костюмеров. Эти знали всё. На вопросы о постановщике на него посмотрели как на полоумного и, осыпая насмшками, поведали, что Мастер ничего не решает не посоветовавшись с обожаемым. И какой, Мельпомена его декорацией огрей, выход на сцену, если любимец публики и Мастера будет против. И постучали для убедительности по голове. Нуб нижайше попросил указать гримёрку и ему махнули. И он пошел за кулисы, стараясь не смотреть по сторонам, не вспоминать, пытаясь обмануть сердце. За кулисами он не был десятилетия. А я буду Ахиллесом. И точка. ...донеслось в открытую тихо дверь, и Нуб прикрыл её за собой, привыкая к полумраку закулисья. Слава Богу "обожаемый" был не похож. Совсем не похож на того, к кому Нуб послдений раз ходил за кулисы. - Ты будешь великолепным Ахиллесом, - начал с поклоном, и только потом добавил: - Аве. Жаль только - публика послезавтра будет неблагодарная.


Гай: гай кивнул и посмотрел на большого как бык черного уже с интересом. -кто тебя прислал? От этого зависило, предложит он ему сесть или будет страшно, просто безумно занят. Да, он отказывался от почти главной роли, и но, о всемогущие боги..как же надоело изображать женщин! А как только случались греки, начиналось все то же. Мелкий мог не справиться, но давно надо было дать понять этому ..и тут пришла мысль. Расточительная, но должно было сработать. И он стал перебирать в уме оставшихся в живых гетер.

Нуб: Театральные суеверия тоже вспоминались сами и Нуб ответил с небольшим поклоном: - Крайний раз я выступал на пиру у Понтия Мецената. В театрах ничего не менялось. Ни дух, ни нравы. Менялись только лица. И маски.

Гай: -Поонтий?,-заинтересовался Гай, даже развернулся в его сторону, и предложил (указал) кресло -И чего хочет Понтий Стервий?

Нуб: - Понтий? - помедлил Нуб, садясь на свободное от костюмов место. Не дай боги в театре прикасаться к чужому костюму. Скажут потом что подсыпал. От вшей до битого стекла. В театре лгали все. И он, когда-то. С лёгкостью. Но с тех пор прошло столько представлений... - Понтий хочет видеть меня на пирах и дальше. Он тонкий ценитель. И послезавтра, смотря "Трою", наверняка не захочет слушать свист и топот. А они будут, квиритам разве хватит одного дня игр? Оценят ли они игру, если у них ещё запах крови из носов не выветрится?

Гай: -м? и что ты предлагаешь, отложить? или не пускать никого кроме понтия? Уже унизанные перстнями (стащит еще) пальцы двигались в ритм словам.

Нуб: И все-таки чем-то они были похожи. Красотой, капризностью, и уверенностью, что они играют мир, а не мир играет их. Актёр был очень красив и Нуб порадовался, что уже слишком стар для того, чтоб на лице появилось что-то кроме улыбки. И улыбнулся широко, блестя белоснежными зубами, благодаря Всевышнего, что их никому не удалось выбить - все увлекались больше спиной. И колодками. - Я предлагаю остаться артистами во всём. Я предлагаю переиграть весь город. Я предлагаю настоящие бои на всём протяжении представления. И возможность раскрыть твой талант с новой стороны. И поднялся, демонстрируя мускулатуру. - У меня есть напарник - настоящий гладиатор, моложе, он сможет продержаться долго.

Гай: -М.. Идея была интересной. Мускулатура тоже ничего. Если бы он еще лицо чем-нибудь прикрыл, что ли. И помладше бы. -А второму сколько? Вряд ли старый, если гладиатор, мало кто до старости доживает. Но насколько моложе? Гай решил снять с себя ответственность: - А что ты ко мне пришел?,-потянулся, вставая,-интересно, но тебе не ко мне..,-подошел близко, но так, чтоб лица не видеть, - тебе вооон туда. И показал куда. .... А дождавшись, когда выйдет, поманил к себе Мелкого, с видом самым скорбным: -Ну лааадно, буду я Еленой.

Нуб: - Вполовину моложе меня, - заверил Нуб, выходя. А дальше всё было просто. Он даже поднанялся петь в хоре в перерыве между боями, показав голос в двух несложных куплетах. И отдельно обговорил оплату за репетицию боёв с массовкой, в день оставшийся до представления. >>>иудейские катакомбы

Нуб: >>>Конюшня Суламиты27, август, утро - Женщину провести? - вошел в положение Нуб. - Обычно представления для народа Рима бесплатные - казна, император, сенаторы и прочие оплачивают постановки. Но это представление эксперимент автора драмы, он же - хозяин труппы. Так что вход платный... можно поступить так - на входе сообщи служкам её имя и скажи, что оплатишь за неё из заработанного на сцене. Договорился я по пять сотен на человека, если хорошо отработаем. Половину вот таких, - повторил за кабаном жест, - женщин Рима провести хватит. И всю дорогу рассказывал варвару об известных местах города и сообщал названия улиц, по которым проходили - потому что говорить о премьере перед премьерой не мог никогда, слишком это было волнительно. Тем более теперь, когда прошло столько лет с тех пор, как он ступал на подмостки последний раз. - А вот и тот кто тебе нужен, - указал при входе на служку. И помедлил, не решаясь входить.

Кабан: >>>>> С канюшневых сеновалов - Целую половину? - подивился Кабанчик. - Дык не, у этих всех местных баб сиськи с кулачок да жопа еще меньше, дык че их там водить в тиатру... ниче не рассмотрют. А этат... главный трупа, ниче мужик, точно отсыпет монет? а то покажышь, а я ему эту.. экспретальную раму покажу. А дальше Кабанчик молча слушал, молча делал вид, что слушал, пялясь на проходящих мимо баб и подсчитывая мелких птичков. Подошедши к показанному служке, Кабанчик выпрямился, оглянулся на черного еще разок, и рявкнул: - Ты! Эта! Я тут это... играю в тиатре, я твой полубог. Так шта ты пропусти в тиатру баб двоих - ааа... Амину и эту, курицу... Ифу, во. Они те скажут, что они к Вепрю, - он громко покашлял и, наступив на ногу служке, вежливо прорычал. - Понял? А то я тя.. испеплю на хер. Уверенный, что на этот раз птичий хорошо поняли, он обернулся к черному: - Ну че, норм из Вепря полубог, ась? Пошли давай, - и двинул в загадошную тиатру.

Нуб: - Точно, - уверил Нуб, и подчеркнул, - если хорошо и до конца отработаем. Успокаивающе приобнял за плечо перепуганного служку, из тех энтузиастов, что служили бы в театре и бесплатно, если бы им не платили: - Уже в роли... хорош, да? Служка радостно и понимающе закивал, а Нуб попросил: - И паренька, что Забаном назовётся, пропусти, это ко мне, я оплачу. Присутствовавший на репетиции служка только глядел ему - артисту! - в рот, молча кивая, и Нуб ещё долго смущённо улыбался, вводя Кабана в святая святых закулисья, где на новенького тут же принялись пялится, любоваться, зыркать... и не только женщины.

толпа: По толпе пронесся недовольный ропот, первая волна которого отшумела и стихла, а затем кое-где то гудело, то умолкало, будто всплески от бросаемых камушков. Наконец, время ожидания вновь вернуло трибуны к тишине ровно к тому времени, как с двух противоположных сторон сцены к ее центру начали стекаться причудливо одетые танцующие. Толпа единым тысячеглазым существом сделала могучий вдох, пока не спеша с реакцией, не мигая уставясь вниз. Судьба выдоха - быть ему восторженным или разочарованным - еще была не ясна. А там, внизу, сцена развернулась машущим и сверкающим, кружащимся и припадающим к земле. В еще не набравшем силу утреннем солнце рыбья чешуя ловила и рассекала лучи, бликуя, мелькали ослиные ноги Эмпусы, и мощные перья взмахами заставляли мучнистого цвета пылинки взвиваться и вздрагивать над дощатым полом. Не сразу взгляды различили и определили сирен и гарпий, и первый догадавшийся радостно вскрикнул, вскакивая с места и указывая на догадку пальцем. Толпа - сначала не вся, словно осознавала медленно по всему своему кругу, опоясывающему сцену, - частями узнавала и бурно откликалась на узнавание. Кисть львиного хвоста сфинкса, изогнувшись, мелькнула в воздухе, и тут же сам хвост слетел наземь. Театр ахнул, но вслед за хвостом с других артистов полетели перья, чешуя, клубок змеящихся горгоньих волос, брошенный к первым рядам, вызвал испуганный вскрик, а затем хохот. Чья-то извивающаяся кожа то высветлялась косыми лучами, то разрисовывалась скользящими тенями, и все обнажались, открывали зрителям свои подлинные тела и лица. Музыка гремела и лилась по театру, увлекая, затягивая в себя все глубже. И вот из-под всех одеяний показались, наконец, женские, гибко ловящие музыку, запястья, разгоряченные животы и подпрыгивающие при движениях незагорелые груди. Все маски были сброшены, и простые женские тела, такие близкие и доступные сотням взглядов, явили всю свою упругую и нежную открытость, все торжество естественной наготы. И толпа взревела, удивленно и счастливо вскакивая с мест и хлопая тому, как мифическое и звереобразное, одну за другой, как кольца, снимая с себя сущности, становится привычным, как отталкивающее чудовищное сменяется манящей красотой женской плоти. Все трибунное естество, это тысячеглазое существо выдохнуло разом и стало единым зычным звуком, схватившим в кольцо и растворившим в себе дурманящий грохот музыки, и долго еще не стихал этот звук, приветствующий открытие представления.

Галиб: 27 авг утро улица, ведущая от и до>>>>>>>>>>> Места в театре он занимал не так уж и высоко - во всаднических рядах. Пройти, однако, оказалось не так-то просто, Атиру торил дорогу для Зарины, Галиб замыкал и не смотрел, что делается на сцене: и так было слышно, что пришли они рано. Скопления народа иногда его раздражали - даже не толкотней, а тем отпечатанным выражением лиц, что задавалось действом. Одно было хорошо, сегодня в глазах варьировалась не жажда крови, а сластолюбие, и кода иной взгляд попадал на Зарину, чувства Галиб испытывал смешанные: с одной стороны, одета она была и украшена так, что вполне соперничала со зрелищем (а глянув, присаживаясь, на сцену, Галиб уже понимал, что соперничество это не из простых), с другой - он не хотел бы, чтоб на его женщину так смотрели.

Зарина: 27 авг утро улица, ведущая от и до>>>>>>>>>>> А Зарина, напротив, окинула толпу оценивающим взглядом. Только пару мгновений, чтобы понять, кто перед ней. После взгляд уже скользил поверх голов. Был он не высокомерный, но безразличный. Ступала же Зарина с видом, будто весь этот театр и вся толпа принадлежат ей, и доказывать это нет нужды. Уже подойдя к местам, Зарина еще раз мельком взглянула в сторону восседавших недалеко богатых матрон, что оценивали ее, и как бы невзначай коснулась изящными пальцами скифского ожерелья. А потом взглянула в сторону Галиба восхищенно и мечтательно, как смотрят впечатлительные девушки на возлюбленных своих, что щедро одаривают подарками. Галиб в это время глядел на сцену, да Зарине и не надо было играть с ним. Сейчас все ее старания были ради чужих взглядов, рассматривающих ее наряд и украшения. Доиграв до конца эту сценку, Зарина опустилась рядом с Галибом и задумчиво взглянула на него. Внезапно ей захотелось, чтобы и на нее смотрели таким же влюбленным взглядом, только искренним. И от этих мыслей накатила какая-то волна ласки и заботы. Зарина осторожно накрыла ладонь Галиба своей и нежно погладила. Зря она его привела сюда – здесь нет места спокойствию, в котором он сейчас так нуждается. Позвав сюда, думала больше не о нем, а о себе. Вспомнились недавние слова Галиба: «Видеть насквозь - значит не видеть человека». Зарина тихонько вздохнула, чтобы он не заметил, и подумала, что, пожалуй, оба они друг друга не видят. И чья в том вина, неизвестно. - Завтра те матроны захотят выглядеть лучше меня, - иронично улыбнулась она, отгоняя печальные мысли.

Галиб: - Я могу подарить им такую иллюзию, - заметил он, отвечая на ласку, не отводя от танцовщиц взгляда.... Который, впрочем, отмечал: этой - пошире пояс, этой - глубокий ворот, этой пойдет расширенный книзу тонкий кафтан поверх шаровар, эта в бедрах узковата, у той, наоборот, тяжеловатый зад, у этой слабая грудь, хоть груди и красивые... Не оспаривая, что все они в своем роде прекрасны и особенности их не достигают размеров изъяна, он поневоле считал и мерил, считал и мерил... А пальцы гладили другие пальцы, обводили гладкие ногти, пробуя их на своих подушечках, пока Галиб не сощурился, уже не глядя на далеких обнаженных, а продолжая наблюдать сидящую рядом, хоть и не поворачивал по-прежнему головы. - Но только иллюзию. Как не хотелось думать сейчас о красильне, видел он перед собой, прикрыв глаза окончательно, золотистое тело сидящей рядом, только вспышки странных образов мешали насладиться воображением. Глаза змей и морды шипящих по-кошачьи лис. Рах Рубох.

Зарина: Улыбнувшись, Зарина осторожно поцарапала ноготками ладонь Галиба и снова провела вдоль пальцев, чуть прихватывая кончики. - Так и будем мы их с тобой дразнить, - ответила тихо и прижалась щекой к плечу, совсем как-то непривычно доверчиво. Зарина с ленивым интересом наблюдала за происходящим на сцене. Иногда что-то отзывалось в ней, и она чуть наклонялась вперед, присматриваясь, а потом снова возвращалась так уютно к плечу Галиба. Персиянка видела, как иногда кто-то оборачивался взглянуть и на нее. Но редко, когда она встречалась взглядом с любопытствующими, а если и было такое, то случайно. В другие дни Зарина иной раз любила подразнить окружающих своим вниманием, а сегодня ей и в голову такое не пришло. Можно было бы решить, что из-за Галиба – ведь он не любил лишнего к ней внимания. Но нет: высмеяв всю себя ненастоящую, Зарина отчего-то расслабилась и была сейчас просто Зариной, такой, какой бывает обычно наедине с собой или птицами. Окружающие перестали для нее существовать, как только она села. - Можно я спрошу? – она провела ноготками по запястью Галиба и подняла взгляд. – Я редко спрашиваю тебя о таком. А сегодня с утра настроение странное… До того, как ты оказался в Риме, как ты любил проводить свободное время?

Галиб: Стоило труда не отдернуть руку от ногтей в ладони. Медленно открыл глаза, гадая, не поняла она за эти годы, что это не самый приятный жест или нарочно дразнит. "так и будем мы их с тобой дразнить". Но пока он перевел взгляд на нее, она уже ластилась, и взгляд потеплел прежде, чем у нее появилась возможность увидеть. И он снова оставил без внимания или отложил на потом - у его женщин всегда была возможность сделать так, чтоб он не вспоминал неприятного... вопрос был только в том, использовали они ее или ни чутье, ни расположение не позволяли им этого сделать, и ширилось расстояние между ними и Галибом. Это было удобно. И тем тягостней с течением времени оказывалась обязанность обзавестись, наконец, женой. Зарина покогтила запястье, что уже было намного приятней, и спросила о прошлом. - Мало что изменилось с тех пор, - ответил Галиб, слегка взволновав брови, как другой пожал бы плечами. - Птицы, Зарина. Времени было чуть больше, только и всего, - а вспомнилось ему, что тогда несколько лет было больно жить, когда не сложилось по тысяче причин. То есть, это теперь он помнил, что их была тысяча.

Зарина: Зарина кивнула задумчиво, выводя пальчиком узоры на его запястье. Он не спросил, а персиянка говорить сама не стала, но в памяти вновь всполохнула картинка из детства. Отец играет на таре и смотрит на дочь свою улыбчивым взглядом да языком прицокивает от восхищения. А Зарина кружится перед ним в цветастых нарядах, на которых краски искрами загораются от ее быстрых движений. Движения девочки еще хаотичны, ведь танцует так, как душа и музыка велят. Мелкие косички бьются волнами о плечи и спину, путаются вокруг тонкой шеи, а на лице сияет счастливая улыбка. И во всем ее облике столько свободы, страсти и жизнелюбия… - Сколько лет наблюдаю, а так и не поняла, есть ли у тебя среди птиц любимая, - спросила Зарина, игнорируя свои воспоминания. Пальчики ее медленно забрались под рукав рубахи, щекоча кожу нежными прикосновениями. Она улыбнулась и облизнула украдкой губы. А потом, ведомая каким-то инстинктом, оглянулась в сторону, будто взгляд чей на себе почувствовала. И правда, римский мужчина, оперевшись локтем на колено, смотрел на нее неотрывно, будто представление происходило не на сцене, а вот здесь, в лице одной Зарины. Персиянка потянулась рукой к ожерелью привычным жестом, каким обычно вроде как случайно демонстрировала украшения. Но прежде чем пальцы коснулись золота, поняла, что взгляд римлянина предназначен не ему. Зарина вздернула выше подбородок и отвернулась. «Будто меня, как товар, оценивают», - подумала со злостью.

Галиб: У Галиба не было любимых птиц. У него был хор, как у садовников бывает сад, и он считал, что нет на свете лучше звука для пробуждения. - Я люблю, когда они перестают бояться рук и привыкают к месту, - ответил Галиб, - и больше нет нужды в клетке. Мне нравится, что синицы в перистиле садятся на руки, но я не отличаю их друг от друга. Не узнаешь по имени каждый лист на дереве. Но я помню, что черного дрозда ты облюбовала, - он погладил ее руку и слегка улыбнулся. Он почти уже отвернулся обратно к сцене, как тоже перехватил этот взгляд, и долго держал его, следя, пока квирит не понял, что на него тоже смотрят. Тогда Галиб просто покачал головой. Привлекать же внимание Атиру было излишним - в его обязанности входило видеть даже то, чего не видит Галиб. - Не уверен, что ты сегодня насладишься зрелищем сполна, - донес он до Зарины негромко. Не смотря на обретенное после пожара гражданство его манера одеваться могла бы спровоцировать дерзкого на необдуманные действия.

Зарина: - Не думаю, что теперь мне будет кто-то мешать, - ответила она, до конца не веря своим словам. На улицах Рима попадались разные мужчины – робкие и смелые, наглые и понимающие. За четыре года находились и такие, которых не останавливала охрана, и те, кто улучал мгновения, когда телохранители чем-то отвлечены. Зарине нравилось ощущать свою привлекательность. Но как только она поняла, что Галиб не доволен таким вниманием к ее персоне, Зарина еще больше замкнулась в себе и каждую инициативу встречала холодно. Она не верила в то, что после утоления страсти в этих мужчинах останется еще хотя бы грамм иных чувств. И рисковать потому не хотела – ради минутной слабости прощаться с уже привычным домом, любимыми птицами, да и хотя бы… Галибом. Зарина усмехнулась собственным мыслям: да, она уже тоже перестала бояться рук и привыкла к месту. - Дрозд… - персиянка сощурилась и с озорным вызовом взглянула на Галиба. – Будет грустно мне, если дрозд куда-то денется. Стала эта птичка мне другом самым близким, все секреты ей доверяю. Она была почти уверена, что намек ее понят. Зарина снова отвела взгляд к сцене и подумала, как удивительно схожи наложницы и птицы в доме Галиба. И тех, и других приручает, но никого старается не выделять. От мысли этой почему-то стало смешно, и она закусила губу, чтобы не рассмеяться.

Галиб: Галиб смотрел на нее долго, с трудом отведя глаза от чужого внимания, сомневаясь сперва в том, что никто не помешает, а потом... даже поднял бровь. Что-то странное в этом предупреждении было, что-то чуждое, что заставило порыться в памяти - не случалось ли подобного прежде, и не подводит ли чутье. Неужели она приняла его упоминание за угрозу? В чем он ошибся, и не появляется ли интонация, которая насторожила Зарину, когда-нибудь и с покупателями? Или следует прислушаться впредь к Зарине - и она проговорится о чем-то, за что ее стоило бы наказать? А может, взгляд постороннего оттого ее и не побеспокоит, что она находит в нем скорей удовольствие, чем опасность? Тогда неплохо было бы узнать заранее, кто этот человек. И Галиб отвернулся, наконец, и, притянув к себе Атиру, на ухо ему шепнул напутствие. Атиру немедля вынырнул в указанном месте и с бесконечной (по времени тоже) любезностью осведомил квирита, что его интерес к драгоценностям из Скифии всегда найдет понимание и отклик в лавке Раха на такой-то улице, а Галиб глядел издали, улыбался и кивал.

Зарина: Зарина почувствовала, что слова ее взволновали Галиба. И сама задумалась, что сказала не так? Бровь его поползла вверх, а потом…Галиб приказал что-то Атиру, и тот направился к мужчине, о котором Зарина уже и думать забыла. Персиянка кинула в ту сторону короткий удивленный взгляд и обернулась к Галибу. Он улыбался и кивал, улыбался и кивал. Зарине стоило труда не засмеяться, хотя ситуация вызвала у нее смешанные чувства. Ей вспомнилось, как однажды Галиб отдал свою наложницу мужчине, что был привлечен ее красотой. Неужели и Зарину отдаст? И не пожалеет? Тут уже волнение охватило девушку, и она потянулась рукой, чтобы дернуть за край кафтана и привлечь внимание. Но пальцы замерли, едва коснувшись ткани. Не навредит ли, сказав правду? Вдруг реакция такая, потому что щегла унес не просто так? Ведь наверняка для такого подарка была причина… И почему сейчас намек о дрозде вызвал такую реакцию? А если даже все не так… Вдруг решит, что оправдывается? Или что желает спасти неизвестного. Мало ли, что сейчас говорит ему Атиру. Зарина усилием воли заставила себя не оборачиваться, хотя очень хотелось взглянуть на Атиру. В его бы глазах она наверняка прочитала, стоит ли ей бояться или нет. Вместо этого она взглянула в глаза Галибу примирительно, и когда, наконец, дождалась ответного взгляда, улыбнулась искренне и просто: - Мы не поняли с тобой друг друга. Я хотела сказать, что увидев пустую клетку, испугалась. Мало ли, что с птицей случилось. А к дрозду я слишком привязалась, чтобы вот так однажды не обнаружить его на привычном месте. Зарина вздохнула – ей сложно было говорить о себе правду без шуток и прикрас. - Это глупости, наверное, женские, - она снова улыбнулась и потянулась к нему за лаской, неосознанно надеясь так понять, отпустило ли его. – Ты напомнил о дрозде, а я о своих переживаниях подумала… Все перепуталось в голове Зарины – правда, волнение, стремление вернуть расположение Галиба, мысли о пустой клетке, шаги Атиру, который возвращался назад. Не любила она такие ситуации, когда оправдываться приходилось. Чувствовала себя виноватой даже тогда, когда не было ее вины. И оттого спустя пару мгновений начинала злиться на себя.

Галиб: Женщины похожи на опалы: в зависимости от силы и направления света они меняют оттенок и блеск, только что сверкала темная гордость, уже переливается беззащитная нежность. Галиб гладил ее руку, не замечая, как теряет из виду мужчину. Загадочные все-таки существа, ложатся в постель к тому, кого недавно ненавидели, в глазах игра, на лице ни тени, на языке мед, в голове... глупости, наверное, женские... а что оно такое - эти женские глупости, как не страхи? Только бы не одни лишь страхи... - Тебе нечего боятся, медовая, ему не больше двух лет, а живут они, бывает, десять или пятнадцать, так что песня его тебе может еще показаться однообразной... Будешь ходить на плече с ним, когда привыкнет.

Зарина: Зарина улыбнулась радостно от этих нежных прикосновений и успокоительных слов. Значит, все хорошо… Не сумев себя сдержать, она порывисто обняла Галиба и на несколько секунд прижалась к его груди. Ее тонкие пальцы погладили его лопатки, и, потеревшись щекой, Зарина выпустила Галиба из объятий. Сияя, она все же опустила смущенно глаза. - Знаешь, а он уже садился мне на руку, - похвалилась она и подняла руку в жесте, будто дрозд и сейчас сидел на запястье. – Правда, боязливо и, наверное, случайно. Я не приручала его специально… Я даже не знаю, как, - она снова взглянула в глаза Галибу. – Просто разговаривала с ним, кормила… Если знаешь какой-то секрет, научи меня? Люди вокруг захлопали восторженно чему-то, и Зарина запоздало подумала, что уже в который раз отвлекает своего спутника от зрелища. Да и сама увлечена другими мыслями и беседами больше, чем происходящим на сцене.

Галиб: - Нет секрета, кроме любви, - ответил Галиб, целуя ее в висок. - Малиновки и синицы приручаются легко, как голуби - главное, кормить, и будут брать из рук. Жаворонки пугливы, легко срываются с места и устремляются в небо, не видя ничего, и бьются в потолок, потому нельзя держать их в тесных клетках. А каковы дрозды, ты сама узнаешь скоро лучше меня. Многие птицы могут садиться на плечи и брать еду из рук, но избегать прикосновений. Не нужно брать их за крылья, лучше подставлять руку снизу. Только об одном тебя прошу - никогда не приноси в мой дом попугаев. Сцена пустела, танец освобождал место актерам, к удовольствию Галиба, который полагал, что на подобные телодвижения лучше смотреть дома и вблизи.

Кассий: 27 авг утро>>>>>> Кассий колебался, не купить ли ему зонта, но счел, что довольно будет навесов, в конце концов, представление может и надоесть, и к тому времени, как солнце переползет, Прим уже может захотеться покинуть театр по другой причине. На сцене завершался вступительный танец, заманивающий женской красотой в таком количестве, что смотреть после нее на переряженного Еленой актера казалось Кассию удовольствием весьма условным и несколько извращенным... Но, волей воображения представив на сцене вместо танцовщиц обнаженных акробатов, он понял, что его настроении вообще трудно назвать сегодня игривым. Трагедия на площади настроила его более чем скептически. Так что он поневоле расселся с видом, истолковать который при всей сдержанности жестов можно было только как "ну-ну, посмотрим".

Зарина: Зарина оставила сладкий поцелуй на подбородке Галиба и заглянула в глаза, снова обещая взглядом, что сегодня вечером она будет более, чем ласкова и нежна. Дослушав, она кивнула и спросила тихо: - Попугаи шумны и крикливы. Потому ли ты не хочешь видеть их в своем доме? Она все не могла избавиться от мысли: Галиб вроде бы говорит о птицах, а ей кажется, будто о женщинах в своем доме. И Зарину он приручал? Она вспомнила, как первое время сторонилась его, отвечала дерзко. Как Галиб исчез, будто жаворонку, давая больше свободы. И как она то ли повелась на эту уловку, то ли и в самом деле решила, что ради выживания иной раз можно и приблизиться к кормящей руке. А приручала ли Зарина Галиба? Она посмотрела на него, обводя взглядом профиль, опускаясь вдоль одежды к кистям рук и глядя на переплетенные пальцы - его и ее. Так ли искусна она в приручении таких птиц, как этот перс?

Летеция: 27 авг утро Лавка (домус) Суламиты >>> Будь погода прохладнее, возможно и впечатления от случившегося развеялись бы быстрее. Но когда воздух тягостен от жара, плохое не выветривается дольше. Войдя внутрь, Прим молча взирала, как Кассий заплатил за вход. Проходя мимо беседующей публики, она еще рассматривала наряды и лица людей. А сев на место, и вовсе потеряла интерес к происходящему. Ей так невыносимо захотелось уйти, словно толпа вокруг нее была грязью, серым тленом. Туда где спокойно, прохладно… Она усилием воли задавила в себе это желание. Посмотрела на Кассия, решила его некоторое время не трогать. Мысли ее вернулись к утреннему разговору о разводе, о советах брата, и о предстоящем вечернем мероприятии, возникло непреодолимое желание удрать. Ведь он не оставит ничего без внимания. А если так, то возможно станет искать ей новую партию, и все будет упираться в деньги. Кратко, она забеспокоилось о его будущих стараниях, и подумала, что пора взрослеть. - Я пойду, продуюсь, - нерешительно солгала Прим, вставая. – Мне нужно кое-куда…

Кассий: Прим уже не сиделось. В глубине души он был уверен, что причина в нем, в его выражении лица, и в сотый раз попытался разгладить лоб, согнав с него хотя бы скепсис. Первой мыслью было "сбежит", второй - "куда" и "зачем", третьей - "у нее нет с собой денег". Последнее умозаключение заставило его устыдиться первых двух, Кассий достал пару динариев и отдал сестре со словами: - Купи себе веер. В галереях должны быть, - стараясь не допустить мысли, что она потеряется. Изгоняя даже намек на подозрение в подобных намерениях.

Галиб: - И поэтому тоже, - ответил Галиб. - Но к тому же у них человеческие лица, и твердые рты, которые всегда усмехаются, как статуи. Конечно, у них красивое оперение, но фазаны им не уступают. А когда приедет брат, ты увидишь серских уток, и ты удивишься, как играют цвета, неспособные переливаться, и формы, которые мог бы создать лишь самый умелый цирюльник. Я порою не знаю, сожалеть мне или радоваться тому, что птичью кожу невозможно выделать, как мех. Но когда женщина одевается в ткани, сочетающиеся по цвету как, например, соичье или фазанье оперение, разве это не радует глаз?.. Этот город беден воображением, - снисходительно вздохнул он, щуря нижние веки. - Здесь красота цвета определяется его ценой, оттого и запрещен среди простых смертных пурпур. Что женщинам, имеющим вкус, не вредит нимало. Он говорил все тише, и к завершению последняя фраза уже звучала комплиментом.

Домиция Майор: >>> дом Клавдии Минор Домиция пропустила мимо ушей все его замаскированные под комплименты шуточки - ей, наконец, надоело реагировать на все. Но обходительность брата настораживала все больше, и Скори присматривалась к нему все внимательнее, пытаясь выискать подвох. Подвох ждать себя не заставил, обнаружившись сам, как только Фест откинул полог лектики: "Вот же... - мелькнуло у нее в голове и негодующе, и смешливо - не оценить тонкости исполнения поручения Доми не могла, - сама виновата". И всю дорогу до театра она то злилась на Луция, то улыбалась его выходке, и бровью не поведя по поводу отсутствия подушек и покрывал: "Не дождешься, братишка, не дождешься": - Это что у тебя там - яблоки и кувшинчик поски с медом? - весело спросила она, - как мило, что ты захватил, давай сюда, - "давай, Доми, ты должна... чтоб этот маленький негодяй не думал, что все так просто", - ммм, как вкусно, дай-ка еще яблочко, - доев первое, потерла ладони и сочно вгрызлась во второе, глядя на Феста. Выбравшись из лектики и перед тем, как войти внутрь, Домиция оглянулась на младшего со словами: - Ты очень любезен, Луц, - сделала паузу и добавила, - да, кстати... Забыла сказать, - Скорпия улыбнулась, продвигаясь по театру, - за все, что мне не понравится, я буду назначать маленькие наказания или дополнительные услуги, - "чтоб ты не думал, что умнее всех", - о, вот и первое! - сказала она, увидев обнаженные женские тела на сцене, подождала мгновение, чтоб их увидел и Фест, а потом крепко обхватила его голову, чтоб не вырвался, и плотно закрыла его глаза руками, - мой сопровождающий должен сохранять целомудрие.

Летеция: Она взяла их с ладони брата, посмотрела на номер места, запоминая цифры, и еще раз на Кассия: - Я недолго. Прим пошла по рядам, огибая колени и сандалии, и в ближайшем проеме вышла из полукруглой чаши театра в прохладу арочного коридора. Там, в кулуарах теней пришедшие вели беседы, встречались, покупали мелочь в лавочках. Они были разные. И Прим хотелось посмотреть на них, особенно на бывших богатейших. Случившееся на малой площади было ничем по сравнению с тем, что реально ее взволновало. Она забилась в тень и, все еще сжимая металл, прислушалась к общему фону, витающему вокруг. За последние полгода по Риму прокатилась волна самоубийств верховной знати. Умирали богатейшие граждане Рима. Умирали, завещая все казне. И все молчали. Прим наблюдала за людьми, всматриваясь в лица женщин с детьми. Они приходили сюда без мужей. Скрывали лица, пряча ненависть. В этих патрициях, особенно молодых, еще не растворилась горечь потерь. Их было много. Прим с легкостью понимала, что такое остаться без денег и опоры. Гораздо труднее уловить настроение толпы, ритм времени. Желая развестись, она могла оказаться в ситуации, когда не сможет найти достойную замену. Или сможет, но быстро все потеряет, ещё и оставшись одна с детьми и снова без денег. Развод не горел, но хотелось сделать все возможное, чтобы при этом не утратить средств к существованию. И как быть Прим не знала. Она стояла и впитывала атмосферу, сравнивая свои ощущения с прошлыми, что-то менялось и менялось не в лучшую сторону. Украшения не блестели роскошью, женщины не улыбались безмятежно, шаги больше не были легки. Но это были едва уловимые сдвиги того, что Прим не могла понять.

Зарина: После слов о птичьих перьях Зарина задумалась и почти не слушала уже Галиба, только мягко улыбалась. Но когда он закончил, она повернулась к нему с горящими глазами и сказала немного взволнованно: - Как мех выделать нельзя, это правда. Но сколько раз мечтала я, чтобы наряд мой был, точно птичьи крылья! Пусть ярки и пестры мои одежды, но у перьев птичьих есть еще и форма, а она, приправленная воображением, приобретает еще и смысл. Да и сравнятся ли кусочки ткани по красоте своей с пером…- она замолчала, подбирая слова. – Пусть даже павлиньим! Давно я хотела попробовать создать подобие крыла птичьего и сделать его украшением необычным. Не знаю, примут ли такое в людях, но пусть это шалостью моей будет. Если интересно тебе, как сделаю, покажу… Она глядела ему в глаза смело, не как наложница, не как женщина – как человек, вдохновленный мечтой. И речь ее была не так плавна, как обычно бывает.

Забан: 27 август утро из дома Лара на Тибре>>>>>>>>>>>>>>> Летел он сломя голову, его даже на поворотах заносило и утягивало в переулки - то достаточно глубоко, то почти до падения. Новая туника вчера вдоль по Тибру почти не замацалась и гордо развевалась. Лихорадочно соображая, куда ему попроситься, он оббегал весь периметр, тыкаясь запыханным именем в бесстрастные латные сегменты, пока не начал сомневаться, что его имя тут вообще кто-нибудь произносил, а если даже черный старик и не забыл о нем, то привратнику могло быть и не до этого. Они стояли и глазели, и, если не знать, куда, то можно было принять их за жуков, у которых вообще мысли в голове движутся не по-человечески. Предпоследний оторвал взгляд от девок и посмотрел на просящегося Зана так, что Зану пришлось постараться, чтоб не просечь направления жучиных мыслей. Отойдя подальше, Зан прикрыл глаз и померил двумя пальцами фигуру стражника на расстоянии, отползая, пока жук не уменьшился настолько, что его можно было растереть в подушечках, плотно, почти до щелчка, смыкая щепоть. Это немного утешило после его сально-дружеской ухмылки, и к последнему отверстию, ведущему внутрь, Зан подошел с перекошенными и подвернутыми от мысленной расправы над оскорбителем губами. Как ни странно, его впустили. Оказавшись в проходе, Забан даже растерялся, но потом пошел наугад, сделав вывод, что он все равно теперь внутри и его не прогонят. Что он здорово опоздал, стало ясно, когда он даже распалиться не успел, только рот открыть от удивления, а танцовщицы уже стали покидать сцену. Было слишком далеко, и, чтобы догнать кого-нибудь из них, пока не укрылись и не замотались, Зан нырнул в какой-то проход и побежал, сворачивая, как он надеялся, в нужную сторону. Вышивая по галереям с тенденцией спуститься, он ускорился так, что только в последний миг заметил приличную красивую женщину... В которую врезался всем существом, успев только испугаться собственной неуправляемости да увидеть мельком во всех подробностях утонченное лицо со светлыми глазами, и смирился, барахтаясь в ее палле, когда снес ее с ног, кажется, усадив к колонне. Или к стене?.. Он так и не понял, повторяя: - Прости, гспожа, прости, гспожа, прости, гспожа!

Галиб: Галиб залюбовался, расширяя глаза. Он уже не наблюдал, он не заметил, как подпадает под обаяние увлеченности, мысленно примеряя Зарине большие крылья - от рыжих орлиных до трехцветных павлиньих, но выходило все недостаточной длины по росту, и он предполагал уже узнать, где держат подобных птиц, у кого к обеду могут подать павлинов, чтоб сшить пару огромных крыльев из двух или трех пар. Для его перистиля павлины были слишком большими птицами, брат привезет уток - и то уже невольно задумаешься, останется ли место для пары фазанов. Но чтобы взглянуть, как загораются глаза у женщины, которая не всегда тебя любила, разве это высокая цена - три-четыре пестрые тушки? Ведь это даже не паштет из соловьиных языков - вот варварство поистине, в городе, который гордится своими в прошлом суровыми нравами... - Медовая, мне будет приятно сделать все, чтоб тебе удался твой замысел.

Летеция: Она лишь успела закрыть глаза, даже рук не выставила. Почувствовала удар тела, как его волосы задели её лицо, и колонна отвечает твердым ударом в затылок. В следующую секунду она начала терять равновесие, невольно цепляясь за сбившего ее с ног человека. От боли в глазах проступили слезы, и она, вдохнув наконец воздух, разжала ладонь с монетами и уперлась юноше в грудь. - Остановись, - резко и как-то отчаянно осадила его Прим. Только бы он замер и дал ей секунду покоя. Первая боль в затылке притупилась, и она смогла выдохнуть, обрести равновесие и отступить, поправляя паллу.

Забан: Зан отпрянул от окрика почти так же резко, как врезался, и глаза у него заскакали в глазницах чуть ли не вразнобой, пытаясь отследить разлетающиеся по мрамору деньги. В унисон звяканью монет в голове отдавались мысли, побивая одна другую опасениями, что его сочтут вором, и он торопливо сграбастал одну вертящуюся неподалеку и ринулся в бой за другую, готовую уже стать легкой добычей не привыкшего зевать лавочника, потом подобрался чуть ли не на четвереньках к растерявшей серебро госпоже, и ушло у него на все меньше времени, чем у иного патриция на "хранят тебя боги" пожелать. - Вот, - робко выпрямляясь перед ней, протянул в кулаке пойманную добычу Зан, и попробовал заглянуть в глаза. На лице у него было то самое выражение "ну прости, ну прости, ну...", а на груди будто ожог остался - и только сейчас он понял, что там приложилась к нему ладонь госпожи.

Летеция: Прим смахнула серебро с пальцев, обратив внимание на форму. Успокаиваясь от случайного столкновения и уже разворачиваясь, бросила через плечо: - Забудь. Но все же уголок рта слегка пополз вверх… Веста должно быть издевается! Она просила детей, но не таких. Нужно будет обязательно завтра сходить в храм и помолиться нормально. А то, похоже, жареный запах ее просьб докатился-таки до богини. Она прошла до лавочек с мелочевкой, пытаясь восстановить то, что ускользнуло от нее ранее. Те предчувствия, которые она поймала, наблюдая. «Невозможно!» И приложив ладонь к затылку, чувствуя отголоски тупой боли, сосредоточилась на выборе. Купила у лавочницы веер, а у ее соседки пучок щавеля для Кассия. Подумала, что если «Троя» окажется отвратительной, то на этот случай можно взять кулек льняного семени, и «случайно» рассыпать их по дороге назад, меж рядами, и насладиться иным зрелищем. Но после передумала, вспомнив, что вроде постановку хвалили.

Зарина: Лицо ее засияло улыбкой, и она крепко пожала пальцы Галиба. - Я буду счастлива, если получится так, как я представляю, - сказала Зарина, но и сейчас глаза ее лучились от радости. Ей представлялись перья. Длинные, трепещущие на ветру, яркие, будто огоньки, загорающиеся среди травы. И другие – упругие, плотные, с плавными линями форм и самых разных цветов. И ткани ей представлялись, что могли бы составить пару таким прекрасным украшениям. Она увидела стежки, которыми будет крепить перья к наряду. И вообразила себе, как покажет свое творение Галибу. И ему…да, должно понравиться. Зарина даже чаще дышать стала от переполнивших ее эмоций. Фантазия уводила ее все дальше от того, что творилось на сцене и вокруг. Но все же она заметила, как смотрит на нее Галиб. И ей понравилось.

Луций Домиций: >>>>> Дом Клавдии Минор Конечно, Фест сам предпочел бы все съесть на глазах Скорпии, и план был в этом, но когда сестра принялась за ненавистные ей яблоки и уксусно-медовую поску, оставалось только молить всех трех граций, чтобы они не допустили и тени улыбки на лице. Все очень серьезно, очень и очень серьезно... последний раз он так смеялся, когда они с Сервилием Спиритом и Назиком густо намазали мясом кусок репы и скормили бродячей собаке. Она была так же весела и сочно давилась, но лопала. Любому зрелищу приходит конец, и вот уже театр Помпея открыл перед ним свою гостеприимную широкую сцену, переполненную обнаженными женщинами. Но сестра была начеку, и горячие ладони накрыли глаза и попытались вдавить их внутрь головы. Фест раскинул руки в стороны, мешая пройти всем, кто хотел бы их обогнуть, и терпеливо повис, давая Скорпии насладиться всей своей сотней фунтов: - Пока твои руки заняты соблюдением моего целомудрия, сестрица, кто-то может воспользоваться ситуацией и осквернить твое... Хотя перед лицом этих прекрасных танцовщиц я бы счел это.. нелепым, что ли...

Домиция Майор: Домиция с трудом, но развернула повисшего на ней всем весом брата так, чтоб хоть кто-то мог протиснуться мимо них, меняясь в лице от мгновенного взрыва раздражения до тихой ненависти, но тон сохранила радостный: - Не волнуйся, милый братец, если кто-то и надумает, не приведи боги, на меня покуситься, - представление кончилось, и она с облегчением резко выдернула свои из-под его рук, не заботясь, что рискует уронить Феста прямо в проходе, - с ним будешь иметь дело ты, - она прошла в свой ряд и села, повернувшись к нему с улыбкой, - и своими шуточками не отделаешься, - изящным движением Доми расправила складки одежды, - иначе варианта два: либо ты будешь держать ответ перед мамой и Гнеем, почему не защитил сестру, - она поглядела на него с едкой насмешкой и повторила за матерью, - ибо кто осмысленно устремляется ради добра в опасность и не боится ее, тот мужествен, и в этом мужество, - коротко рассмеялась и заключила серьезнее, - либо уже никто никогда не будет держать никакого ответа. Так что то, что ты счел это нелепым...комплимент что ли. Спасибо, братец, - и Скори отвернулась от него к сцене.

Луций Домиций: Фест едва удержался на ногах от неожиданной свободы, а от разобравшего смеха хрюкнул и тут же проглотил остаток - мать настрого запретила вести себя неприлично в таких угодных богам и публике местах. - Снова Аристотель... Только не говори мне, что ты собираешься совращать атлетов-гераклов, сестрица, иначе вместо мордобоя мне придется искать волчий жир, прялку и веретено, - он упал на свое место рядом со Скорпией и спросил с самым заинтересованным видом. - Кого мы вскроем, чтобы узнать, будет ли твой брак счастливым? По чьим кишкам прикинем считанные дни жизни бедного громилы?

Домиция Майор: - Отличная мысль, Фест! - она оторвала взгляд от сцены и снова повернулась к брату, - пожалуй, я совращу парочку, чтоб посмотреть, как ты прикидываешь по кишкам, - в голосе Доми звучала издевка, - не знала, что у тебя, оказывается, есть хоть какой-то талант, - и пожала плечами, - ну, или совращу их, чтобы мама послушала-таки, как ты это допустил, - Скори, еле сдерживаясь от смеха, сделала вид, что ищет по рядам подходящую кандидатуру, - полагаю, рассказ ее увлечет, - с этими словами она легонько стукнула его пальцем по носу, дразня, как раньше, когда он был совсем маленьким, этим жестом намекая, что ничего не изменилось, и маленьким она его считает до сих пор, после чего опять отвернулась к сцене.

Луций Домиций: - Если я правильно помню уроки, то у скорпионов кишков нет, придется ограничиться какой-нибудь рыбой из Тибра, но я готов выловить ее сам, чтобы посмотреть, как от тебя будут стоять и по левую, и по правую руку: один с прялкой, второй с веретеном, - Фест в отличие от Скорпии вида не делал, реально поискал глазами кандидата и ткнул пальцем в самого толстого, на его взгляд, но не очень старого, чтоб сестрица могла оценить тонкость маневра. - Давай вон того для начала, а второго - погераклистее - мы тебе на сцене подберем. А мама... так зачем рассказывать, кто угодно может рассказать. Ты ей покажи лучше. Щелчок по носу он воспринял философски - сколько их еще будет сегодня.

Домиция Майор: Скорпия кинула беглый взгляд в указанном направлении и фыркнула в ответ: - Ну, вот сам его приведи да покажи, а я, так и быть, подтвержу, что это твой выбор, - рассмеялась все так же ехидно, - мне чужих лавров не надо, - и, уже не отрываясь от сцены, договорила, - куда мне до твоего изысканного вкуса, Фест.

Артисты: Сцена пуста. Непривычно, шокирующе гола. Ни декораций, ни хора, ни артистов. Лишь отдалённый шум волн, заглушаемый звоном мечей и хрустом ломающихся копий. Затем внезапная, обескураживающая тишина, затянувшаяся ровно на столько, чтобы зрители успели понять, что толпу играют они — удивлённый шум, возмущённый гул... И, наконец, огромные, как гнев богов, сверху падают, разматываясь, девять* полотнищ со списками кораблей. Грязные, обгоревшие, с обломками застрявших стрел и названиями, затёртыми настолько, что больше половины уже и не разобрать. Медленно выходит Хор: Все корабли Нептуном позабыты, и яблоко давно уж ни при чем... Так повелось из древности, квириты, что добывают женщину — мечом. Но если ты, отнявши Хрисеиду, не прадзнуешь любовь — готовишь рать, то боги, затаившие обиду, найдут чем нечестивца покарать. Который год разгневана Венера, и Апполон теперь — противник наш. Раз столько лет ни удержу, ни меры - любовь назад без выкупа отдашь. И раз любви одной для счастья мало, и войско погубить готов в борьбе, то муки предка — горького Тантала - покажутся наградою тебе. Хор умолкает. От хмурого, замеревшего собрания множества мужей в полной тишине отделяется древняя одеждами и скорбная позой фигура, неверными шагами семенит к краю, воздевает руки. Хрис: Феб ясноликий, внемли мне, услышь голос верного мужа, в жертвенный пламень швырнувшего сотни быков тучнобедрых! В храме прохладном, устроенном семи руками сладко дремал ты в испепеляющий полдень - вспомни о том и послушай жреца: заклинаю тебя Хрисеидой невинной, что не вернется под своды твои! Пусть данайцы поплачут - вдоволь, и в каждой слезинке отца пусть утонет их сотня! За сценой слышится грохот, будто гигантские шаги. Тишина, только тоненький свист, похожий на те, что издают стрелы. Крайние от собрания мужи начинают падать один за другим - молча, без героических всплесков руками. Тишина. Хрис сгорбленно покидает сцену. Ахиллес (он в центре) взмахом руки прекращает падение воинов и выводит остальных ближе к зрителю. Они держат собрание и теперь их слышно. Ахиллес: Мор и отчаянье нас захлестнули: ослепший увидит, сколько ахейцев лежит на земле бездыханно с девятого дня. Тот же, кто жив еще, сед на две трети, ибо он в амфоре каждой видит нацеленный лук и спасения нет. Каждый полог будто саван, каждый костер - погребальный. Сколько терпеть? Лучше ли б было задобрить свирепого Феба или убраться отсюда без крови и славы? Калхас, знающий линии птиц, рассуди. Калхас (осторожно): Готов я поведать о том, что причиною гибели стало стольких мужей, но, Ахилл, поклянись, что закончить мне прежде дадут, чем слетит голова под мечом... Ахиллес: Фебом клянусь, ясноокой Афиной, смертным отцом и морскою богиней Фетидой! Калхас: Слушай меня, Ахиллес, слушайте все вы, данайцы: Феба прогневали мы, и свист стрел больше спать нам не даст - покуда дочь не вернем мы отцу, пока ты, царь Аргоса, не расстанешься с той, что досталась тебе незаконно. Хрис был смертельно обижен тобой, Агамемнон, и чтоб утешить его, надобно нам возвратить Хрисеиду без выкупа, с жертвою чистой - сладким жиром быка и барана. Лишь тогда милость бога вернется. Агамемнон (гневно): Слушал я терпеливо злые речи твои, Фесторид, знал я и раньше, что горе сулить людям любишь ты страстно, и если нектару налить тебе в чашу с амброзией, бросишь ее ты о землю в сердцах, доброго чтоб не сказать! Беды послал Дальновержец нам всем, но теряю награду, добытую кровью, лишь я один? Что же с тобой, Ахиллес, храбрый сын громовержца, ты получил Брисеиду себе точно тем же путем - но отдавать только мне? Это ль не есть оскорбленье отважного мужа: перед лицом Климтенестры лишать его девушки юной, способной в постели хоть как-то... поднять... Ахиллес: Деву оставя себе, ненасытный властитель Аргоса, войско свое ты отдашь Аполлону, или вернее - воронам на расклеванье, да на потеху детишкам троянским. Стоит ли дело, стоят ли девять потерянных лет Хрисеиды, пусть и красива она как Луна среди Солнца дневного? А Брисеиду не тронь - ты прогневал богов и тебе отвечать, величайший из греков (с усмешкой). Агамемнон (закипая): Я величайший, я повелитель ахейцев, каждого, кто здесь приткнулся, твой в том числе, Ахиллес неуемный. Я повелю снарядить круглобокий корабль, я посажу и барана с быком на него, и Хрисеиду, и во главе пусть стоит Одиссей из Итаки, я поступлю так по воле богов, только ты! (мстительно шипя) ты-ы-ы-ы мне отдашь Брисеиду, сам приведешь ее или Патрокл, твой дружок неотлучный. Хватит его тебе, чтоб, позабыв о сраженьях, ложе собой проминать, женских прялок любитель. Хлопает в ладони прежде, чем Ахиллес успевает возразить. За сценой слышен стук дерева - готовят корабль. *по числу прошедших лет осады

Пуппий: 27 авг утро из дома Пуппиев>>>>>> Тот факт, что никто его не остановил (а озираться Эрастус счел трусливой низостью) не придал настроению мягкости. К вступлению он опоздал, но зато не пришлось толкаться, и мохнатое чудовище казалось обузой, особенно при мысли, как выглядит охрана в глазах окруживших - в лучшем случае жалкой попыткой бравады. Если они умеют думать. Пуппий вышел бы сегодня в гордом одиночестве, задрав нос, если б не боялся, что ему придется слишком плотно отираться в толпе. Едва он уселся и огляделся, как по самолюбию прошлась новая неприятность: щенок из высокородных нагло тыкал в него девчонке и смеялся. Во всяком случае, понять выражение на его лице как дружественное было очень трудно. Эрастус нахмурился было еще сильнее, потом усилием воли и глубоким вздохом подавил раздражение и попытался скроить любезную мину, хотя получилась скорей ехидная. Ему еще с возраста этого щенка были памятны шутки, какими развлекают себя мальчишки, не считаясь с чужим статусом, не говоря уже о чувствах. Стереть гневные мысли оказалось значительно трудней, чем морщину с гладкого лба. Эрастус внял актерам только к закипанию Агамемнона. Да и то лишь ценой перенаправленного раздражения: "ишь ты, как разошелся, совсем потерял достоинство!"

Луций Домиций: На сцене уже что-то пел хор и вопили греческие герои, но сестру Фест расслышал хорошо: - И приведи, и покажи... Ну что же, придется повиноваться, сестра. Он вскочил на ноги и развязным шагом направился к одиноко сидящему толстяку, который, судя по кривой ухмылке, и сам не прочь подшутить. Фест застыл перед ним, загораживая сцену, наклонил голову, придирчиво разглядывая, и наконец сказал, с трудом перекрикивая хор: - Аве! Я Луций Домиций Агенобарб, а вон та трепещущая в нетерпении, - он небрежно махнул рукой, - моя сестра Скорпия. Она изъявила желание выйти замуж за тебя. И еще за какого-нибудь иного Геракла одновременно, не подскажешь, где добыть? Он плюхнулся рядом и доверительно прошептал: - Хочет впечатлить семейство, уж кому, как не порядочному патрицию знать, насколько это сложно.

Пуппий: "Разве можно изображать царя столь постыдно разневанным!" - негодовал Пуппий на актеров, под горячую руку на всех скопом. Но не успел он подумать "противно смотреть", как зрелище ему загородили. "Совсем распустилась молодежь", - подумал он, выслушав наглого мальчишку до конца, и неторопливо, можно сказать, с ленцой, поинтересовался: - Прямо сейчас? Ему казалось маловероятным, чтобы сестра участвовала в скверной шутке, но сочувствия он не испытал, считая, что в семейных колкостях эти дети дошли до таких пределов, что им просто необходим глоток свежей крови, чтоб не удушить друг друга. Поэтому, измерив лицо парнишки за короткую паузу, он сказал со всей возможной серьезностью: - Когда она отыщет другого геракла, пусть известит меня.

Домиция Майор: - Куда? - удивилась Домиция, а когда Фест важно зашагал куда-то, сначала даже не поняла, в чем дело. Но, увидев, как братец обратился к указанному толстяку, округлила глаза: "Боги, что он ему болтает? - первым порывом было волоком притащить распоясавшегося обратно, - и хороша же я буду, - после нескольких мгновений колебаний рассудила Скори и осталась сидеть, - что бы он ни нес, я тут ни при чем, - и она даже отвернулась, чтоб это обозначить, - вляпается, сам пусть и матери потом объясняет, и выкручивается. Не маленький". Агамемнон на сцене гневался уже как-то слишком громко, так что Домиции невольно стало казаться, что это выходки Луца бесят его так же, как и ее сейчас, только он почему-то не сдерживался. Это окончательно утвердило ее в правильности решения не кинуться возвращать брата на место. "Как можно так злиться, когда любишь? - мысль пришла в голову внезапно, к брату уже не относилась никак и повлекла за собой еще более внезапные, - вот интересно... - интересно было почти мучительно, - если бы на месте Хрисеиды была я, пленился бы кто-то моей красотой настолько же... а, может, кто-нибудь вел бы из-за меня войны?.. - Домиция настолько увлеклась этими размышлениями, что напрочь забыла о младшем, да и про актеров бы забыла, если бы кричащий Агамемнон периодически не докрикивался до ее мыслей, - интересно, а мог бы Осмарак влюбиться в меня настолько... что, если мой поцелуй, - и она даже непроизвольно глянула по сторонам, словно кто-то мог подслушать, о чем она сейчас думает, - заставил его ко мне перемениться, и он уже в меня влюблен?" - Скори вздохнула: знать ответ на этот вопрос хотелось очень, обещанные три дня ожидания казались бесконечными, а ее собственная любовь, разумеется, была намного трагичней и важней, чем та, о которой речь шла на сцене.

Забан: "Забудь", сказала ушибленная и Зан бы забыл, тут два раза повторять было не надо, когда б не мысль "мне б такую хозяйку". Подождав немного, он потянулся следом за ней, еще не понимая, чем его привязало, пронаблюдал покупку веера и травки, что еще больше расположило его в пользу госпожи, и подполз осторожно сзади, стараясь сделаться меньше ростом чтоб не напугать, потом вынырнул по правую руку. - Не сильно? - спросил с надеждой. - Может, чего-нибудь для тебя сделать, госпожа?

Летеция: Он так гибко поднырнул, что мурашки пробежали по руке Прим. И пока она думала о нарушенном пространстве, он уже спрашивал. - Выйди на сцену и станцуй, - вырвалось у нее скорее капризное, чем злое. Что с того, что ударилась сильно. Что он может исправить? Тут же усмехнувшись и отступив, восстанавливая дистанцию, она устыдилась собственной жесткости. В конце концов, не специально же он. - Не переживай, - Прим осмотрела мальчика с ног до головы: худой, темно-русый, кареглазый… Еще не муж, но уже не мальчик. Судя по брелку, чей-то раб. – Как твое имя?

Забан: У Зана вся кровь кинулась в голову, видимо, чтоб помочь выйти на сцену. Чтоб не думалось четкого и унылого "не пустят" и, как следствие, "отлупят". Только она сменила гнев на милость, хотя в ее приказе ощущался скорее не гнев, а вызов, такой вызов, какой сестра еще демонстрировала соседскому ухажеру: посмей только! Этот вызов точно уравнивал их. Все эти тонкости до Зана не доходили так, чтоб закрепиться выводами, он только почувствовал, что его непривычно высоко подняли, и чуток закружилась голова от догадки "потому что она женщина". Подняла потому что женщина или взволновала поэтому, он разобраться не успел, да и не стал бы, наверное, только ответил: - Забан, - хлопая глазами, растерянно чувствуя, как между ними увеличивается расстояние, и потому счел нужным прибавить: - Это потому что... когда я родился, вода сверху замерзла. Выходило, что вода замерзла в честь его рождения, и он помотал головой. Как сказать это на латыни правильно, все равно ума не хватало.

Кассий: На сцене забурлили страсти, и это отвлекло мысли от Прим. Театр успокаивал. Дело было, видимо, в том, что вся эта кипучая жизнь только изображалась. Не рождалось ни ассоциаций, ни предпочтений, то есть не вызывало и возражений - в кои то веки чужие чувства не касались его и он имел на это полное право. Так что слушал он и смотрел с удовольствием, радуясь тому, что актеры, стремясь усилить голос чтоб донести текст до самых высоких рядов, не слишком искажают при этом достоверные интонации.

Луций Домиций: - Разумно с твоей стороны, мало ли что там за геракл будет, - он с удовольствием смотрел, как ерзает сестра, дергается и отворачивается и пытается делать вид, что смотрит на довольно скверную игру актеров. - Однако ты посмотри, как она извелась. Так, я прослушал, как тебя зовут, благочестивый патриций, куда отправлять гонцов-то?

Летеция: «Забан» повторила про себя Прим. «Что ж ты увиваешься вокруг чужих жен да хозяек? Видимо мало тебе дают поручений хозяева… Отказываться от даров Весты - не это ли неуважение к богам?» - Есть у меня для тебя одно поручение, - проговорила Прим, скользя взглядом по юному кадыку, по еще угловатым плечам мальчика, ловя боковым зрением очередное обездоленное семейство, гордо шествующее на представление. – Вину загладишь, дело доброе сделаешь и в накладе не окажешься. Она протянула оставшуюся в ладони монету Забану, улыбнувшись почти по-матерински. Ну, почти… Не знала она, что это такое.

Ветурий: >>>>Дом Ветуриев>>>>>>> На перебранку он успел. То есть, получается, он почти ничего и не пропустил. Из его вчерашних собутыльников никого не было, Ветурий чувствовал себя почти героем. Не было братьев. И сестры с Луцием. Зато была крошка Доми. Он поздоровался с ней почтительно, издали и сел, неподалеку от Кассия, поприветствовав и его тоже.

Галиб: Она обрадовалась той ненарочитой, непоказной радостью, что бывает лучше благодарностей и комплиментов. Благодарности его даже иногда раздражали. Ужимки, которым место в лавке, да и там сам он умел казаться более искренним. Словно бы воском плод натереть, чтоб блестел, но проку в том, если, надкусив, все равно эту корочку сплюнешь. И совсем другое, когда и спасибо сказать забудет, а глаза засияют, будто в небо посмотрела. Он отвернулся, точно не желая спугнуть непосредственной радости. А на сцене делили женщин. Так, будто это добро можно разделить! Соломон, и тот не нашел ничего лучше, как отправить соперника на войну, и слывет мудрецом среди мудрых... Галиб вслушивался в латынь. Который год он учился, и говорить умел теперь на всякой - и, зная приблизительно, о чем пойдет в эпизоде речь, без труда мог бы симпровизировать любую роль... не вышел только силой голоса, перекричать взбитый над театром воздух. Так что не было бы толку в том, насколько искренней показалась бы его речь.

Домиция Майор: Подоспевший Ветурий весьма обрадовал Домицию, поскольку братец явно замыслил какую-то очередную пакость, а Марк с его легкой и непринужденной манерой общения мог бы помочь ей перевести все в безобидную шутку. Потому Домиция улыбнулась искренне и приветно кивнула. Втайне она даже надеялась, что Марк займет место Феста, что лишний раз бы подчеркнуло, что терпит его Скори только по приговору матери. Но Ветурий прошел мимо и подсел к другим, и Скорпия на миг обиженно и раздосадованно поджала губы, воспринимая это почти как личное оскорбление. То, что творилось на сцене, потеряло для нее значимость, Луций подозрительно долго ошивался возле толстяка, и потому Доми обратилась к Ветурию: - Милый Марк, - она подчеркнула первое слово, - мой братец, призванный сопровождать меня, совершенно не умеет вести себя на людях, - она слегка повела плечом, добавив голосу досады, - не будешь ли ты так любезен заставить его вернуться на свое место? - и добавила мягче, - ради меня.

Зарина: Он отвернулся, и Зарина, кинув украдкой ласковый взгляд, так же обратила свое внимание к сцене. Перья, ткани, стежки постепенно таяли в мыслях и превращались в тепло в груди, от которого почему-то хотелось урчать. На сцене разворачивались споры и страсти. Обняв Галиба за руку и прижавшись щекой к плечу, Зарина внимательно слушала, что говорят издалека эти смешные, но волнующие воображение актеры. Мужчины спорили всё яростнее, Агамемнон, не переставая, твердил «я, я, я». Зарина усмехнулась. В этом все мужчины: считают, мир крутится только вокруг них. И всё, что попадает им в руки, тут же становится их собственностью. Как и женщины. Но нет, пусть добывают их мечом, а вот своими делают иначе. Тут Зарина чуть крепче сжала руку Галиба и нежнее улыбнулась. Она представила себя, сидящую рядом с ним, такую яркую на фоне остальных римских женщин и с ног до головы украшенную золотом. Подумала о доме, в который вернется, и о лакомствах, которыми ее балуют изо дня в день. Конечно, этим он ее тоже подкупил. Но вот только сейчас, после того, как обещал исполнить ее мечту, Зарине захотелось жаться к нему, преданно заглядывать в глаза и щебетать, как мир чудесен и прекраснее всего в нем – он, Галиб. Где-то на периферии ее восторженного и влюбленного сознания лениво тянулись мысли о том, что и сама она сейчас смешна в своих порывах, что жизнь ее ничему, наверное, не учит. И всё никак не могла улететь и оставить Зарину в покое почти незаметная, похожая на подсознательную тревогу, мысль об исчезнувшем щегле.

Ветурий: - Ради тебя, (он окинул взглядом ближайшие кресла, как будто и правда сравнивал) прекраснейшая (вроде никто не должен обидеться, почти сплошь мужчины собрались), я готов сделать и не такое..но..надо ли его возвращать, если я могу занять его место..а он пусть так и сидит с Пуппием? Последние слова проговорил впадая в то самое полудетское состояние, в котором только чужие виноградники обносить, поэтому и тон получился заговорнический. Он понимал, что спасается этим тоном от того, чтоб не смотреть на пухлые губки и не пытаться разгадать форму груди под одеждой. Но возможное неудобство было..внешним. А внутри Марк ликовал - уши! Свободные уши! И никаких Фуриев рядом. - Бедняге приходилось сидеть на лавке чуть ли не в одиночестве, с детства, пусть хоть на старости лет.. он вздохнул с тщательно изображаемым сочувствием

Забан: Будь кто другой ( то есть, мужчина), Зан бы монетку слямзил, а сам делся. Но тут другое совсем. Он взял осторожно, ощущая значение даже самого слабого контакта. Ногтем царапнуть, и то неловкость, а уж прямо пальцами по ладони, да этого могут в жизни же не простить, как бы там ни вызывали "посмей". Зан очень деликатно поступил, даже сам ловкости своей удивился, сковырнув кругляшок за ребро. Зажал в кулаке, будто тепло от ее ладони на нем обнять хотел и спросил со скромным достоинством: - Чего? Не смотря на оставляющую желать лучшего латынь, не смотря на это просторечное и нахальное "чего", чуть ли не "чегонадо", в голосе, как и во взгляде, сквозило почтение и готовность.

Пуппий: Эрастус сделал знак мальчишке приблизиться и сам подался к нему слегка, чтоб не говорить слишком громко. - Даже если ты убежден, что твоя шутка не смутит никого, кроме твоей сестры, все же, пока будешь искать дом Пуппиев, хорошенько поразмысли о том, захочет ли эта фамилия оказаться причастной к распусканию каких-либо слухов о вашей. Доверительно улыбнувшись, он снова отклонился поудобней.

Летеция: - На Яблочной площади, что на Авентине, есть лавка у таберн, торгуют фруктами. Там сегодня девочку шести лет врачевал лекарь. Мне нужно, чтобы ты разузнал у хозяйки лавки, что с ней сталось? Прим чуть сощурила глаза. Даже если он хотел увидеть представление, то сам напросился, да и поручение пустяковое. - Ты, пожалуй, не успеешь вернуться, а посему можешь оставить ответ в доме эдила Кассия Руфа управляющему. На этом сочтемся. Она назвала точный адрес и подумала, что пора бы вернуться к брату. Она и так уже прилично отсутствует, чтобы Кассий начал беспокоится. Подарив юноше улыбку, уверенная, что больше никогда его не увидит, она развернулась и направилась внутрь арены. Она вышла к рядам, где были их места и села рядом с Кассием, протягивая пучок с щавелем и рассчитывая, что это его освежит, раз от сока в лавке он отказался.

Забан: Зан сперва озадачился до испуга прямо. А потом подумал, что чем это тебе не повод узнать город. Вот только немного посмотрит театр, и пойдет. - Эдила Кассия Руфа... - повторил он. - Яблочная площадь. И немного постоял, усваивая мысль, пока госпожа не ушла, а потом выбрался, куда пустили. "А можно было с ней пройти..." - думал он, но не шибко досадовал, что его нагрузили поручением. Зато какая женщина с ним говорила!.. И не смотря на ее убеждение, что они уже не встретятся, он почему-то продолжал надеяться, что в доме этого эдила Кассия Руфа если не увидит ее, то узнает о ней что-нибудь. " Вот дурак! - возмутился он на себя внезапно. - А как я в этом доме эдила скажу, кто меня прислал??" Домозговать эту мысль он сел в самом верху, подвинув кого-то задом, и уставился на сцену, собираясь с духом.

Кассий: Сестрица себе не изменила, вернулась с она с букетом и, задумчиво пощипывая кислые листики, Кассий улыбался мысли, не намекает ли она на сходство его с неким животным. Правда, ему казалось, что не за что было, хотя у сестры за годы могло сложиться иное мнение, раз уж она пришла вчера с таким серьезным решением. По сравнению с тестем, который неустанно давал понять, что не видит в Кассии ничего хорошего, это было даже весело. Коме того, благодаря страстям на сцене собственные поулеглись. - Как тебе в этот раз Ахиллес? То ли Кассий стал менее взыскателен, то ли с прошлого года что-то изменилось в театре, то ли отвлечся сегодня было особенно необходимо...

Домиция Майор: Домиция проследила за его озирающимся взглядом - как назло, практически одни мужчины, в то время как было бы весьма неплохо, чтобы этот комплимент ей одной долетел до слуха как можно большего количества женщин. Но Марку улыбнулась так обаятельно, как только могла: - Рассматривать ли это, как просьбу о моем согласии разрешить тебе сесть рядом? - и она весело рассмеялась, перенимая этот шутливый тон. На братца, правда, все-таки оглянулась, точнее, метнула сердитый взгляд, но, судя по тому, что встречен он был затылком - убить им Феста на месте не удалось: - Так это, стало быть, Пуппий? - Скори сделала вид, что ей интересно, - как думаешь, он уже считает моего брата идиотом? - не выдержала она напускной серьезности и разулыбалась. Уж очень появление Марка Ветурия было кстати.

Луций Домиций: - Дело всегда не в желаниях, благородный Пуп-пий, а в обстоятельствах. Я, может, тоже желал бы себе... - он обернулся и увидел, как к Скорпии подсаживается какой-то один из Ветуриев. - Вот так, не успел ты стартовать - а кто-то уже делает победный круг. Ладно, патриций, но если что, я тебя имею в виду, вдруг этот долго не продержится. Он отсалютовал и, полный достоинства, направился к сестре, и замер прямо перед Ветурием, наморщив лоб и вспоминая: - Эм... Септим. Септим Ветурий, идущий на смерть, ты поприветствовал ее? - он кивнул на сестру. - Если ты согласен жениться, то говори сейчас или лучше смотри представление.

Ветурий: -он считает глупцами всех, но никогда этого не показывает,- Сказал Марк, устраиваясь рядом. И кивнул на наряд Домиции: -Этот цвет очень тебе к лицу. Подошел Луций и встал напротив, все-таки вспомнив (и откуда знал, считал что ли?) не то имя, каким называли обычно. -Аве и тебе, Луций Домиций, и да, конечно, я согласен, коль скоро ты имеешь право устраивать будущее своей сестры и держать за это ответ перед ней и вашей матерью. И раз мы, как взрослые мужчины, договорились... известить о своем решении Клавдию Минор. Он говорил преувеличенно серьезно, а в конце не удержался и подмигнул Доми. -Я был бы полным идиотом, если бы отказался от красивейшего цветка города, - он шепнул ей на ухо, - и я бы глянул, как он будет рассказывать об этом твоей матушке.

Пуппий: Эрастуса так покоробило, что он вслух сказал "фу", на что ему бодренько отсалютовали. "Наглость какая. Совсем распоясались. Тут старший неизвестно усидит ли на месте, а у мелюзги никакого стыда!" Вокруг Домиции же увивался, на взгляд Пуппия, не более вероятный кандидат, такой же шут милостью Агенобарбов, как и Эрастус. Девчонка же будто бы щебетала вполне благосклонно, да кто ее станет слушать, кроме шутов. Следовало справедливости ради заметить, что Эрастусу и такой благосклонности не досталось, но зато не маячила ему и надежда, которая незадачливого Ветурия могла завести в такие дела, из которых мучительно будет выбираться, и хорошо если только сердечные. Он на всякий случай кивнул с улыбкой, когда направление взгляда позволяло попасть в поле зрения, и отвернулся к сцене снова.

Домиция Майор: - Благодарю, Марк, - Домиция улыбнулась поощрительно, но сдержанно, - Луций Домиций! - сменился и тон, и взгляд - оба стали холодными и надменными, - не позорься сам и не позорь семью - ты в людном месте, - она сделала внушительную паузу, - думай, что говоришь, - и беззвучно рассмеялась тому, что было предназначено ее уху, повернулась к Ветурию, чуть склонилась и, глянув в глаза, так же негромко ответила, - если ты так хочешь на это посмотреть, Марк, то у тебя будет такая возможность. На пиру.

Луций Домиций: - Кто позорится? - Луций внимательно осмотрел Домицию, а после гневно оглянулся в поисках того, кто позволил себе позорить семью на весь театр. - Дорогая сестра, я всего лишь сопровождаю тебя и выполняю каждое твое желание, как и велела мама, и мне осталось всего-то выбрать тебе геркулеса со сцены. Ветурий, конечно, не так толст, как ты хотела, но что поделать, в конце концов в фунтах ты не уточняла. Он сочувственно кивнул Ветурию: - Разумеется, приходи на пир, я извещу мать при тебе и, возможно, ей удастся спасти твою жизнь. Как она уже спасла сегодня одну очень храбрую курицу. А о красивейших цветах в свое время сказал великий без преувеличения Проперций... - Луций принял выразительную позу и, воспользовавшись паузой в реве ахеян, прочитал вдохновенно, будто уже стоял перед учителем: "Часто твоя госпожа досаждать тебе будет сначала, Часто ты будешь просить, часто уйдешь со стыдом, Будешь нередко ты грызть ни в чем не повинные ногти И в раздраженье не раз топать со злости ногой. Я понапрасну себе помадил волосы, зря я Шел, замедляя шаги, и потихоньку входил. Тут не поможет тебе ни трава, ни ночная Китея*, Ни Перимеды** рукой сваренный зелий отвар. Ибо, где мы усмотреть не можем причины болезни, Как в темноте мы искать будем источник ее? Здесь уж не нужен ни врач, ни мягкое ложе больному, Ветер, ненастье ему вовсе уже не вредят. Ходит себе он и вдруг друзей изумит своей смертью: Неосмотрителен тот, кем овладела любовь! Лживых каких колдунов не стал я желанной добычей? Иль не толкуют мне сны ведьмы на десять ладов? Только врагу своему пожелаю любить я красавиц, Мальчика лучше пускай любит мой искренний друг. Вниз по спокойной реке поплывешь в челноке безопасно: Страшны ли волны, коль ты к берегу можешь пристать? Словом одним ты его всегда легко успокоишь, Сердца же той не смягчит даже кровавый поток" И чинно уселся рядом с сестрой, не дожидаясь овации. * Ночная Китея — Медея. ** Перимеда — волшебница.

Летеция: Отчего всегда дают одни и те же представления, разочарованно подумала Прим, разглядывая действо на сцене. Почему никогда не пробуется что-то новое, иное? Из года в год, из сезона в сезон одни и те же постановки, на которые приходят одни и те же люди. Придирчиво разглядывая, как Ахиллес в очередной раз бездарно штурмует Трою, Прим думала, что это напоминает старый зачитанный до дыр папирус, который перечитывается снова и снова… наверное, от того, что публика не примет. Когда-то стоя на берегу Тибра, она нашла осколок цветного стекла. Кусок размером с ладонь, от воды, от солнечных лучей, хранил в себе грани лазурно-синего, словно в глубине его таились все тайны мира, но все равно оставался битым куском. Она неловко порезалась, алая кровь, смешалась, и находка потеряла свою прелесть. Пока Прим думала, что с ней делать - выбросить в Тибр или отмыть, кровь запачкала ей подол. Рубиновые сферы на белом впитались и оставили воспоминания о былом… о прогулке на Тибр, об испорченном платье и блеске от того чем был осколок ранее. Так и эти пьесы… воспоминания о былом… Отчаянно ей захотелось, страстно, до безрассудства настоящего, живого! Она посмотрела на брата и грустно улыбнулась ему. - Ахиллес, - ее взгляд задержался на молодых людях сидящих позади брата, и она пожалела, что рядом с ними нет Андроника. – Погиб из-за неправильной самооценки, не находишь?

Кассий: - ммммм... - ответил Кассий сначала, пережевывая с листьями ответ, уводящий от конкретики в философию. - От этого гибнет большинство. Сюжет никогда не оригинален. Оригинальным может быть только его исполнение... - и он вздохнул при этой попытке вернуть разговор к мелочам вроде качеств актера или его игры. Щавель. Всегда было интересно, еще при жизни отца, хотя он и не задумывался об этом всерьез, тем более через такие мелочи, с какой целью и в какую цену получаются под осень весенние цветы.

Ветурий: Проперций, громко, здесь? Что за выбор? И что за намеки? Раб так быстро и так далеко проболтаться не мог. Или мог все-таки? Мальчики, пфф. Уж не себя ли он предлагает? Он жестом подманил Луция Домиция наклониться и произнес негромко: Чтоб не пришлось тебе, Галл, постоянно блуждать по холодным Скалам, по диким горам, меж незнакомых озер, Горький познавши удел, Геркулесу знакомый, когда он В странах безвестных рыдал перед Асканием злым.. Чаще ты слушай сестру и желаньям ее повинуйся. Последняя фраза предназначалась в первую очередь для Доми.

Домиция Майор: Домиция со вздохом закатила глаза на еще одну выходку Луца, на этот раз поэтическую, и пока он читал, приняв величественную позу, старалась слушать как можно менее внимательно. Пару раз она глянула на Ветурия выразительным взглядом, говорящим о том, что она не имеет ничего общего с этим декламирующим мальчишкой, и один раз даже невольно задумалась, не попросить ли Марка увести ее куда-нибудь, только бы прочь от того, что городит Фест. Когда они оба, и младший, и Марк наконец высказались предельно ясно, Скори дернула плечом, слегка улыбнулась Ветурию и ровным голосом, с чувством ничем не тронутого достоинства произнесла, в упор глядя на брата: В твои календы, Марс, Сульпиция прекрасна, Хоть сам сойди взглянуть! Венера знать о том Не будет... Да смотри, не попадись! Опасно, Не растерял бы ты оружье со стыдом! В глазах ее Амур, чтоб сжечь любовью бога, Затеплил факелы безжалостных огней. Куда бы у нее ни пролегла дорога - Изящество тайком повсюду вместе с ней. Развеет волосы - идет к ней в этом виде, Причешется - и так прелестна и нежна! Блистательна она и в пурпурной хламиде, И в снежной тунике блистательна она. На высях вечного Олимпа так блаженный Вертумн в бесчисленных убранствах мил равно... Достойней всех она, чтоб в пурпур драгоценный Тир перекрашивал ей мягкое руно. Чтоб с ароматных нив душистые коренья Усердно собирал Араб богатый ей И чтобы с красного прибрежья слал каменья Ей черный Инд, сосед Эойских лошадей. Спешите же ее в календы, Музы, славить! Воспой же, Феб, ее на лире роговой! На много лет и впредь ей праздник этот править: Милей ее средь вас нет девушки другой! Скорпия умолкла, посмотрела на актеров а потом медленно проговорила, все еще обращаясь к брату: - Мне будет интересно посмотреть на тебя, когда ты влюбишься, Луций... поумнеешь ли ты или поглупеешь еще сильнее? - ее глаза заблестели, - а как ты думаешь, Марк? - повернулась она к Ветурию. Ей становилось скучно и она начинала капризничать, а потому было просто необходимо, чтоб кто-то ее развлек.

Летеция: Прим не любила щавель… кислый освежающий, когда пожуешь его, во рту разливается слюной неясное терпкое послевкусие. Ей по душе были сладости, пряности, смешение вкусов. Но заботу о брате проявить следовало, вот и получилось на тебе дорогой, что самой не… Она мило улыбнулась и подумала, что стоит воспользоваться ситуацией и узнать у брата планы на будущее. Продолжая смотреть на сцену, она чуть сдвинулась к Кассию, но так чтобы не было жарко, и взяла его под руку, положила голову ему на плечо, надеясь, что жест не будет казаться слишком заискивающим, перебирая в голове темы, выбирая не вызывающую подозрений. - Ты чем-то на него похож. Такой же смелый, и отчаянный, - наглое лукавство абсолютно не волновало Прим, в конце концов, кто еще ему скажет приятное, не Ливия же. – Только ты - настоящий римлянин! - она бросила взгляд на сцену, где Ахиллес махая деревянным щитом оскорблял божественного Аполлона, потом взглянула на брата и вспомнила об Андронике. – Знаешь, пока я ходила за веером, на меня налетел мальчик, он так хотел загладить вину, что взялся за поручение. Узнать о судьбе ребенка с площади. Как думаешь, такие встречи что-то значат?

Кассий: Кассий, услыхав о своей смелости и отчаянности, посмеиваясь облизал под губами зубы от липкой травы и поглядел на приникшую сестру, хитро сощурясь. - Ты гадаешь по людям, которые бросаются тебе под ноги? На что же это - на скорость моей гибели от... неправильной самооценки? Обняв за плечо, он притиснул ее к себе, дважды ослабляя нажим, утешая в неудачной лести, а сам, улыбаясь, поискал в памяти признаков заметного отчаяния. Не припоминалось. Во всяком случае, даже когда он бывал на грани, он не показывал этого, не позволяя себе даже думать в этом направлении. - Мальчик... - задумчиво повторил он, пытаясь понять, какой возраст вкладывается сестрой в это определение. - Понравился? Когда у тебя есть дети, на отчаяние нет права. Может, даже на смелость его нет, пусть это и оправдание своему не слишком-то отважному характеру... но если Кассий и чувствовал в себе недостаток какого-либо качества, то уж точно смелости лишней себе не просил у богов. А вот ума и терпения - часто. Так что же мальчик? Любовника она хочет, или ребенка все же?

Летеция: - Отчего ты так говоришь? - Прим подняла голову, вглядываясь Кассию в лицо, вздохнула, и снова прислонилась к братскому плечу. Не нравились ей шутки про погибель, после смерти отца тем более. Только не Кассий и мама, кто угодно, но не они. Она закивала, иронично улыбнувшись словам и своим мыслям... - Да, понравился. Милые они в этом возрасте.

Луций Домиций: Наклоняться Фест не стал, еще чего. У него хороший слух. - И в твоих устах Проперций звучит гордо и величественно, недаром мать велит изучать даже самых мертвых классиков, однако что-то ты напутал в конце, - Фест ухмыльнулся. - В таких случаях мы либо ищем что-то новое у Марциала или придумываем сами. "Зачем, отмщенья алча, ты подбираешь меч, что затупил о голову твою я только что? Ты лучше вот возьми пращу - ей и убить, и удавиться можно..." Он потер руки и добавил: - А сестре я повинуюсь, весь день повинуюсь, и даже вездесущий Тибулл не сможет избавить ее от моего повиновения. Скорпия, ты так говоришь, будто глупеть от любви - это что-то плохое. А как ты думаешь, Марк? - капризничать он не стал, а лишь добавил в тон призыв к солидарности.

Ветурий: Про пращу было здорово и Марк хохотнул. -Что только от любви не происходит,- протянул он задумчиво. С Луцием он бы говорил одними словами, с Домицией - другими, и о другом. Собрать бы это все вместе, да так, чтобы и Луций не заснул, и Домицию не смутить. Чрезмерно, легкий румянец бы ей пошел. Он всем девушкам идет. И Марк ответил Луцию: - Мужчины так устроены, что лет до двадцати, а то и позже, принимают за любовь любое волнение плоти, то, что приводит в движение..,-он улыбнулся,-не только сердце. В том, как это мешает думать, ты еще убедишься, и не раз, я полагаю. Есть и другой вид любви, который не лишает разума, и именно так я буду любить девушку, которую введу к себе в дом как супругу. Так как видеть и любить в ней буду не только тело, но и разум, и душу. И я, повеса и развратник по натуре, буду ей верен, и буду ждать верности взамен. Это равное партнерство, когда двое дополняют друг друга, союз не страсти обладания, которая ослепляет, а уважения и любви. - Впрочем, есть такая порода мужчин, воины или, скорее, охотники, которые в любом возрасте не влюбляясь всерьез, коллекционируют победы и охотно делятся трофеями. Или воспоминаниями о них. Типаж довольно часто встречается, надеюсь, ты в их число не войдешь, хотя все задатки есть. - А что делает любовь с женщинами, я не знаю. Не видел. Есть предположения? Ответа на вопрос он ждал в первую очередь от Домиции. Откуда Луцию знать. И интересовал его не этот вопрос (тут он лукавил), а смежный, тот, на который поневоле ответишь. Отвечая или не отвечая на тот, что был задан вслух. Тон располагал к светской болтовне, шум со сцены убеждал, что эту болтовню можно себе позволить. Соседи были такими, что позволить себе можно именно и исключительно безответственную болтовню о любви.

Электра: Утро, 27 августа. ===> Дом Ветуриев Утреннее уже жаркое солнце сделало ее виски влажными, но, благодаря одежде и ветру, что был на улице, чувствовала она себя вполне сносно. Охрана ее не торопила, да и посмел бы кто, сегодня Электра могла оказаться весьма острой на язык. Вероятно, мужчины это чувствовали, потому лишь молча следовали за своей госпожой. Под навесами оказалось достаточно шумно и поначалу было не понятно, шумно от представления на сцене или же от того, что все говорили на трибуне. Девушка утерла капельки пота тыльной стороной ладони с лица и прошла к рядам. Садиться специально к кому бы то ни было не имело смысла, но, тем не менее, Электра присмотрелась к присутствующим и приметила брата. Что же, это было хорошим знаком. Девушка осторожно, стараясь не мешать остальным и принося извинения, прошла к нужному ряду. - Аве, Марк. - Сестра улыбнулась брату, но в этой улыбке было что-то не то. - Аве всем, - Электра коротко кивнула тем, кто сидел рядом с братом и позволила себе сесть неподалеку.

Домиция Майор: - И я бы предпочла, чтобы избавил, но ты еще не выполнил всех моих желаний, - безразлично уронила Доми в сторону Феста, вскользь улыбнувшись на пращу и слушая в основном Ветурия. Говорил он много и как-то слишком...искушенно, что Скорпии нравилось едва ли. "Интересно, к какому же типу относится Осмарак?" - подумала она с волнением и желанием знать это прямо сейчас. Но угадать было нельзя, и Домиция прикусила губу. А потому приветствие вновь подошедшей вышло несколько рассеянным: - Аве, - Скорпия почувствовала, что вопрос Марка повис в воздухе и, видимо, не над Луцом, - это зависит от того, в какого мужчину она влюблена, - ответила она несколько уклончиво, но любопытство всё же перевесило, - ты хочешь узнать что-то более конкретное, Марк? - и внимательно посмотрела ему в глаза.

письмо: Возле садов Мецената, на восточной стороне, Верю, девочка оттуда вспоминает обо мне, - Ветер в соснах подвывает, колокольный слышен лай: «Эй, солдатик, возвращайся, возвращайся же скорей!» Это было и минуло, не вернуть назад тех дней, И не скачут наши кони вдоль по Лете поскорей! В мрачном Лагере узнал я поговорку тех жрецов: Кто услышит зов Венеры, вечно помнит этот зов, Оказалось, вправду так, я влюбился, как дурак – В солнце, в сосны, в запах этот, в колокольный перебряк. Я обшаркал сандалями все булыжные поля, С моросящего туману кости просят костыля. И с полсотнею служанок развлекался досветла. Про любовь они талдычат, в ней не смысля ни хрена. Толстомордые квашни, про любовь твердят они... С милой девой с Эсквилина их и спьяну не сравни! Доставлено мальчишкой в руки Домиции.

Домиция Майор: Доми разглядела мальчишку, пробирающегося по рядам, издалека. И по тому, как он шел, по тому, что вне всяких сомнений шел к ней, внутри у нее что-то тревожно всколыхнулось. Она приняла из его рук письмо, пробежала по нему глазами, уже на середине призвав все самообладание, чтобы не дрогнули пальцы, не вышло само собой порывисто обернуться и осмотреть всех в театре, насколько хватило бы взгляда: - От кого? - взяла она мальчика за локоть, и вся встревоженность ушла в жест, а голос не дрогнул, - "боги, от кого это?.. Не может же это... быть от Осмарака?.. - Скори слегка мотнула головой, не соглашаясь сама с собой, - или может? Да нет.. Но тогда от кого?" - она слегка улыбнулась, желая стереть напряжение, которое, как ей сейчас казалось, чувствуют все, - то, что меня отвлекли, не значит, что я забыла свой вопрос, Марк, - заметила она, за легкой кокетливостью пряча все нараставшее волнение; она надеялась, что Ветурий начнет говорить, и это даст ей время успокоиться, а заодно отвлечет и брата, - так и? - "только бы Фест ничего не заподозрил..." - она рассеянно улыбнулась еще раз и аккуратно опустила письмо на колени, держа обеими руками.

Артисты: Хор: Ну, допустим, тебя породили бесстрашным* но чего ж ты так прёшь, Ахиллес, на рожон? Ты ведь можешь, воитель, и вашим и нашим - ты воюешь средь воинов, прядешь среди жен, ты всегда и во всём до нутра, без оглядки, что в Патрокла, что в девушку - наглый герой. Но цари есть цари... ты бы помнил о пятке, и стоял бы в строю, не ломал бы им строй. Ну подумаешь, нет у тебя Бресеиды! Да поймай кого хочешь! Завалишь, не суть. Покорись и утихни, прости им обиды, и чего-нибудь, где-нибудь, с кем нибудь суй... Так ведь нет же, несет и несёт чепушину "Не намерен я боле во всём угождать!" Да признают и бога в тебе, и мужчину, стоит только убрать свою бодрую рать по шатрам, и сидеть, отдыхая от боя и на море смотреть, и скучать по боям - и они прибегут к тебе сами же, воя, да ещё и попросят, чтоб воля - твоя. Прекословишь всему, чтоб тебе ни светило, что давно не тобой, Ахиллес, решено... Безоглядный герой, попросил бы Фетиду, чтоб макнула и пятку в огонь заодно. Ахиллес сидит на берегу моря, обхватив руками коленки, покачивается взад-вперед. Он говорит громко, но так, что каждый понимает, что он бормочет. Ахиллес: Мать моя, помнишь, множество весен назад довелось породить тебе сына первого в множестве братьев, кто не сварился в похлебку в кипящем котле, а пускал пузыри от восторга? Сына, которому век отведен столь короткий, что Брисеиды имени выговорить он не успеет, прежде чем деньги положат ему на глаза и отправят к Аиду? Сына, которому честь обещали и имя, и славу во веки, которого ныне унизили так, что свариться бы он предпочел в кипятке - не в стыде, что закрасил малиновым щеки? Если вдруг вспомнишь ты плод, исторгнутый чревом, тогда ты придешь и утешишь меня, Ахиллеса-героя. Из моря выплывает Фетида, тяжело вздыхает под грузом воспоминаний и садится рядом. Фетида: Сын мой бессмертный, не столь кратковечный, чтоб не успеть вызвать мать из глубин, сын мой, любимый герой, я поднялася и жду, когда же откроешь ты, слезы уняв: кто надругался? Кто обесчестил? скажи мне скорей, не таясь? Ахиллес: Знаешь сама! И пытаешь сейчас, ковыряешь мне раны, хоть и известна тебе вся история вплоть до мельчайшей детали, вроде того, сколь красны Брисеиды сосцы... Город мы брали в боях Гетиона, и успешно побили каждого, кто удержать в силах меч был в руках. И поделили до малой детали все, что нашли, а нашли Хрисеиду саму - сладкий плод, хоть и дочерь жреца Аполлона. Царь Агамемнон (ты помнишь такого? он из ахейцев.) сорвал сладкий плод и к себе уволок под пологи. Время пришло - старый Хрис упросил Аполлона наслать на ахейцев смертей ровно только, что хватило б не только на головы - но и на ноги, и руки, и прочие члены. Стали держать мы совет и решили вернуть сладкий плод его ветвям, пусть и помятый изрядно, но не надкушенный слишком. Тут царь Аргоса взбесился и отобрал у меня Брисеиду - я и не понял, зачем, ведь стоять не она заставляла... Фетида, понимая, что сейчас будет, вздыхает еще тяжелее, но продолжает внимать. Ахиллес (теребит мать за подол): Я обесчещен! Я осквернен сим убийцей, имя мое извалялось в грязи и золе, только смогу ли я сам искупить сей позор? Ведь не прикончить ни одного ахеянина мне так, чтоб он понял, что это возмездие Зевса, а не гневливого мирмидонянина злость? Мать, упроси ты отца-громовержца, пусть их накажет, пусть они будут глупы и трусливы, и ни одной не последует битвы, где б не унизили каждого! Милая мама, ты умоли Громовержца, пусть он нашлет пострашней Бриарея невзгоды на них, будь то чума или хворь, при которой взмывают над твердью, ведомые ужасом только да нижней струей! И Агамемнон тогда сам поймет, что прогневал богов, отобрав Брисеиду, и приползет он ко мне, и языком все бесчестье излижет! Фетида (устало): Пяткою вверх я держала тебя, Ахиллес, но могла бы за уши. Я умолю Громовержца помочь тебе, сын кратковечный, недолгий, нещадный, сын злополучный, близок конец твой - так пусть будет сладок хоть так. Фетида (поднимается к Зевсу, мнется, не решаясь заговорить, наконец, начинает): Помнишь, ты как-то преследовал долго меня и невинность мою золотую хотел получить, но испугался, что может родиться дитя, что низвергнет тебя и Олимп весь к Аиду поближе? Помнишь, меня ты Пелею отдал, дабы не сбылось пророчество, он же меня не боялся и получил, что хотел? В общем, того, кто пугал тебя так, громовержец, мы нарекли Лигироном, а после Ахиллом. И вот теперь он в бесчестие впал волей царя ахеян, и прошу я тебя, как отца... пусть не телом, но духом! Греков скорей накажи пораженьем, дабы несносный правитель Аргоса понял, кто главный во всей Ойкумене, а кто - не совсем. Дай непреложый обет, головой хоть кивни в подтвержденье, что понял меня, Кронион! Знаю, ты не оставишь в беде Ахиллеса, лишь потому, что приводит вас вместе в движенье сила одна на двоих, на троих, род мужской целиком. Зевс: Понял тебя я, морская богиня Фетида, помню я все, что сейчас описала ты, только не умоляй меня в смертных дела лезть сейчас - Гера на страже, с ней не хочу в ссору я - плохо придется не только мне, но и смертным, каждому, кто под горячую длань попадет сей ревнивой, сварливой, упрямой жены. Разве что... (озирается, подмигивает) ... разве что просто кивну я - дальше делай что хочешь, будь все, как будет, только уйди так, чтоб тебя заприметить не в силах была волоокая и остроглазая Гера. * Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить, Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми, Хочет указывать всем; но не я покориться намерен. 290 Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги, Тем позволяет ему говорить мне в лицо оскорбленья?" Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный: "Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли, Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный. 295 Требуй того от других, напыщенный властительством; мне же Ты не приказывай: слушать тебя не намерен я боле!

Мальчишка: Захотелось вот прямо сейчас выдернуть руку и рвануть отсюда подальше. Возникло вполне себе явственное ощущение, что вообще не стоило браться за доставку... А то мало ли чего сейчас выйти может. — Не знаю, госпожа. Господин не назвал себя. Только дал сестерций и сказал, чтобы я доставил письмо тебе в руки, лично. Богатый, наверное. И ещё клятву с меня взял, чтобы я не рассказывал о нём. Сглотнул слюну. Госпожа была красива. Наверное, из-за этого тому господину и понравилась.

Летеция: «Милые…», описание мальчика подтолкнуло в ней нечто, что ускользало от нее все время, с момента, как она вчера пришла к нему на порог. Скользя по воспоминаниям, Прим плотнее вжалась в плечо, ощущая знакомый с детства запах, она уже не слышала взывания Ахиллеса по поводу Брисеиды, погружаясь в сокровенное. Все это касалось любовников «которые были не нужны, а нужна семья», и их отсутствия, распущенности или слишком рациональной замкнутости Прим, Квинта, и отношений с Марком, которые он так долго контролировал, сдерживая от импульсивных поступков, разрушающих сложившиеся положение вещей. И ревность Прим к Ливии, и ее покорность Кассию... Все это было выгодно им обоим. И это открытие собственной природы настолько поразило ее, заставляя сердце биться резче, обескураживая, что беспокойно заерзав, Прим не решилась поднять головы и заглянуть в глаза. Как она могла не замечать такую власть над собой, как легко подстраивалась под любой приказ, послушно с радостью подчиняясь. И Марк, похоже, поначалу вероятно казался ему таким же доминантом, но все пошло не так, и, когда она вернулась, он не только принял назад, но определяя ее потребности, не забывая, наверняка о собственной выгоде, весь этот день, начиная с утренней беседы, думал об этом. - Я не люблю, когда мне бросаются в ноги, - пробормотала тихо она, признаваясь скорее самой себе, чем ему, что любит иное. И это иное придет к ней, когда он разрешит. Она продолжила упорно смотреть на сцену, чувствуя себя маленькой девочкой, которой удалось, наконец, сложить два плюс два и она знает, что правильно сложила, но не знает, что с этим делать…

Луций Домиций: На середине лекции Фест не выдержал и зевнул, все-таки не ожидал он, что шутливый вопрос выльется в целое занятие по Катону и его морали, Марк даром что не двустишиями пел. - Зануда ты, а не повеса, Септим, а кем я стану? Великим игроком в гарпастум, и если вдруг вместо мяча окажется женская голова... - на этих словах Фест невольно утишил голос, ведь к ним приближался подозрительный пацан с одной стороны и хоть и симпатичная, но уже почтенная старушка с другой. Решив, что мелкий не волк и сестру в лес не унесет, Фест решил проявить манеры, и не занудные, а вполне себе настоящие. - Аве, прекрасная Ээ..лектра Ветурия, пусть тебя не смущает эта неразбериха на сцене, - он театрально махнул в сторону рыдающего, как Сервилий Спирит после игры, Ахиллеса, - потому что быть может теперь, когда ты здесь, Эвтерпа толкнет Терпсихору со сцены и вынудит этих несчастных скинуть котурны и голосом Катулла прочитать свой цикл к Лесбии... Сестра же тем временем схватила мальчишку, и Луций оторвал взгляд от Ветурии: - Скорпия, ты ему так руку не сломаешь, давай-ка я, а? - а письмецо на коленках он тоже заприметил.

Кассий: - Не каждый, кто падает в ноги, продолжает там валяться, - предостерег Кассий вполголоса. - Так что будь осторожна. В каком-то смысле ее встреча что-то значила. Из таких мелочей и складывается отношение народа. Это называется "участие", его следует помнить и о нем следует чаще распространяться на людях. Паршивое правило. Как у иных получается этого не замечать. Кто вообще придумал, что он годится на эту должность. Ах да, тесть. Ну, круг замыкается. Не каждый, кто падает... Самонадеяно? Возможно. Так что шутить лучше продолжать вполголоса. - В каком же это возрасте они особенно милы, Прим? Если мальчик слишком... молод, можно и не дождаться, когда он поднимется из-под ног.

Летеция: - Не каждый, кто падает в ноги, продолжает там валяться, - предостерег Кассий вполголоса. - Так что будь осторожна. «Ну да! Некоторые сразу лезут под подол», - фыркнула про себя Прим, слушая его. – И действительно… Тогда точно можно не дожидаться, когда он поднимется из-под ног». Обдумывая сказанное братом, Прим не совсем понимала, к чему такая настойчивость. Ее день рождения приходился на праздники Фелицитас, и до него было ой как далеко… - Лет четырнадцать на вид, - прочистила она горло, отстраняясь от брата. – Что ты имел виду под «можно не дождаться»? Ты хочешь сказать, что я выгляжу старой и мне не найти замену Марку? Она состроила оскорбленное лицо и тут же, пока он не успел нахмуриться, но уже понял, что она обиделась, сменила тему. - Между прочим, ты обещал рассказать, почему мы приглашены на день рождения Аканты? И почему Андроник снова в твоей жизни сейчас, когда дела налаживаются, ведь все помнят, как ты был к нему привязан? Ливия об этом знает? Не то чтобы ей хотелось сделать ему больно, скорее понять. Что двигало им? И к чему это могло привести? Еще у нее на языке вертелся вопрос о Марке. Ведь тема осталась открытой. Когда он вернется, Кассий сам это уладит или нет, но она сдержалась. - Почему ты расспрашиваешь об этом мальчике?

Кассий: Прим снова сунула в нос букет - на этот раз вопросов, и Кассий перебрал в уме все, прежде чем выдернул один полюбоваться: - Когда мы не знаем, чего хотим, можно оттолкнуться от того, что нам точно не пригодится. Удачный ли сейчас момент для перечисления чужих недостатков? Обдумай, что тебе особенно не по нраву в Марке, прибавь к этому презрение к тем, кто валится под ноги, и ты облегчишь себе поиск, сократив список кандидатов. Хор на сцене оставил за собой такой шлейф эмоций, что накрыло почти всю Фетиду. Кассий говорил так тихо, что за уши можно было не опасаться. - А если ты интересуешься четырнадцатилетними игрушками, сделай милость, пусть они кончают на пол. Знай только, что в этом возрасте кончают они так быстро, что матроне их может потребоваться с десяток... "разве что просто кивну" - согласился Зевс.

Ветурий: Чувствовалось это все довольно явно. Записка, всколыхнувшая Домицию настолько, чтобы та хватала какого-то пацаненка за руку, прямо на людях. Неужели влюбилась? Похоже, и здесь он опоздал. Хотя кто может писать ей вот так? Тоже какой-нибудь юнец. Видеть бы подчерк.. -Увидим, Луций,- решил он отмахнуться от вопроса молодого Домиция, предполагая, что тот, возможно, станет кем-то вроде Мания. Когда ему станут интересны девушки не в качестве мяча для гарпастума. А осадок от этого всего оставался неприятный и вызывал щекотку в носу, и мысли, что под эту семью копают. Причем, копают с нескольких сторон сразу. И Сципион эту догадку подтверждал, своим настойчивым интересом. Если бы он не знал Элия, предположил бы, что тот тоже участвует. Хотя бы из-за Гнея и странного их поведения в палестре и вчера на играх. Но записки без подарка - это не его стиль. И очаровывать двоих сразу - слишком глупо, даже для Авла. Он наклонился к Домиции и произнес негромко: - Уже узнал. Упадет с колен, может попасть не в те руки. И обратился к Электре: - Аве, сестренка. Цветешь как всегда. "И где же ты потеряла Луция, ненаглядная? Хватать его надо и тащить под венец, пока не опомнился." Это он ей как-нибудь наедине скажет.

Летеция: Какое-то время лицо Кассия находилось слишком близко, так что она могла рассмотреть, как в серых глазах рождается злость, и серебристый оттенок меняется на стальной, вызывая детское желание отстраниться. От услышанного ее щеки вспыхнули, и Прим почувствовала, как тяжелый ком ползет вниз живота, заставляя ее глубже вдохнуть горячего воздуха и ощутить, как по коже пробегает волна дрожи. Она опустила взгляд, рассматривая складки тоги на плече брата, слушая его, ощущая, как звуки идущие со сцены закрывают от толпы, вызывая удушье. «Когда ты отдавал меня замуж за Марка, ты не спрашивал моего желания. Так что ты определись - шлюха тебе нужна или сестра?» Затем она гордо подняла взгляд, больше не отводя его от глаз Кассия, пока подбородок не занял наивысшее положение, и на лице проступила высокомерная усмешка. - Неужели ты думаешь, что мои желание и неуравновешенность способны взять худшее из того, что может предложить Рим? - она облизнула губы, чувствуя, что не хватает воздуха, а щеки красны, словно ткани в красильне. «О боги! Он именно так и думает!» пронеслось с ужасом в голове Прим, и ее зрачки расширились. Едва сдерживаясь, она на секунду опустила веки, стараясь дышать глубже, в ее глазах стало двоиться. Вокруг них слишком много народа, могли быть знакомые, она снова облизнула губы и, подавшись к нему, почти ничего не видя, кроме солнечных кругов, эмоционально продолжила: - Даже если я очень голодна, и мне очень любопытно, я не буду есть в одной канаве с плебеями. Даже если сдохну от голода, и пусть это неразумно. Но если ты скажешь, что так надо, я пойду на это! А теперь ответь мне, брат, когда ты перестал доверять мне?

Кассий: Странный вывод она сделала из его слов. - Тот факт, что я говорю с тобой настолько открыто, и показывает, что я не переставал тебе доверять. Вероятно, я приму и буду жить с тем выбором, который ты сделаешь, независимо от того, насколько это расходится с моими понятиями о... Риме. Однако я был бы тебе благодарен, если бы ты и впредь находила возможным советоваться со мной. И иногда прислушиваться ко мне. Гордость. Она еще сохранила гордость... если б она понимала, куда он засунул свою, возможно, она бы поняла и то холодное спокойствие, с которым он позволял себе говорить с ней о пороке. А если бы представляла себе, по каким канавам выцеживал свое благосостояние, вряд ли заикнулась бы о грязи. Потому что удариться в порок - это далеко не тот уровень падения, что на нем наживаться.

Нуб: В закуте за сложенными декорациями, где им с Кабаном отвели, до поры, место, слышно было неплохо. Во всяком случае лучше, чем на верхних рядах амфитеатра. И, разумеется, он слушал. В театре всё повторялось, и всё всегда было впервые - двух одинаковых представлений не было никогда, даже если одну и ту же трагедию играли одни и те же артисты. Он, конечно, заметил как подошел человек, но не обращал на него внимания, прикованного к сцене, пока подошедший не спросил: - И как тебе? - Хорошо, - искренне похвалил Нуб. - Очень интересный ход со списками кораблей, интересное прочтение. Только этот момент, где нрав схлестнулся с нравом... Я бы прочёл иначе. - Неужели? - Когда кто-то начинает орать про свою силу, значит он корчится от страха и боли. Исключений нет. Сила спокойна и молчалива, добродушна и снисходительна. Априори. Другой силы не бывает, остальное - слабость, надевшая маску силы... Я бы играл про это, - объяснил Нуб. Человек посмотрел на него дико, с какой-то мучительной гримасой, и ушел не сказав ничего. А после его ухода, увлеченный представлением Нуб вспомнил, что это был здешний Мастер, которому, как многим мастерам, было страшно смотреть свою постановку со зрительской скамьи. И понял, что слова летели в него как камни. Неосторожные, хоть и прямые, слова. Они не сделали бы ему ничего, если бы он не боялся провала, не прятался за декорациями сам от себя... Будьте как дети... Только теперь Нуб понял, что это значит - будьте открыты и обнажены, будьте бесстрашны, словно не было зла и боли, словно всё - впервые, чтобы каждое чувство было тем, что оно есть, чтобы знать своё сердце, чтоб зло не имело над вами власти, потому что самое страшное зло - страх. Будьте бесстрашны. Будьте как в первый раз. Он прожил много лет... и понял это только теперь. За это Нуб и любил театр.

Летеция: От солнца в глазах, обуревающих ее эмоций, она устало ткнулась носом в складки его тоги, закрыв глаза, жалея о своей вспыльчивости. О чем они спорят? Из-за зноя, шума толпы, ее лицу стало еще жарче, и она повернулась, продолжая упираться скулой в плечо брата, не глядя на сцену, все равно перед глазами одни разноцветные круги. У него была скверная привычка не отвечать на ее вопросы… Понемногу ее отпустило, и она отстранившись, уже спокойнее посмотрела на Кассия: - В любом случае, пока что я замужем... А по поводу доверия и выбора, не переживай - ты узнаешь.

Электра: И теперь она поняла от чего здесь было столь шумно. Театр - место, куда люди приходят не только посмотреть, скорее даже не посмотреть, а пообщаться, поделиться новостями. Здесь можно встретить тех, к кому бы ты ни за что не пришел в домус, но обязательно будешь на виду. Электра улыбнулась, когда мальчишка, имени которого она к своему сожалению не помнила, заговорил о представлении на сцене. В любом случае те, кто трудился на сцене, делали это не зря. Хотя бы потому, что такие, как этот мальчик, следили за событиями сцены. - Ты хочешь чтобы Эвтерпа толкнула Терпсихору со сцены? - Молодая женщина едва ли улыбнулась, а тут еще брат со своим "цветешь как всегда". - Марк, ты преувеличиваешь. - Электра покачала головой. Она, кажется, была не вовремя. Но все же пребывание здесь гораздо приятнее бесцельного проведения времени в доме. Да и сейчас ее комната говорила ей о Луции и о своей опрометчивости. - Давно ты тут? У меня сложилось впечатление, что ты домой и вовсе не возвращался. - На ее губах появилась улыбка чуть шире, обнажая ряд ровных зубов. - Я смотрю ты даром времени не теряешь? Я так и чувствую, как воздух раскалился вокруг тебя и твоего внимания к женщинам.

Кассий: Тут его словно ударило. - Стараюсь... - медленно ответил он ее призыву не переживать, а сам в этот момент переживал. Свою недогадливость и ее гордость, так и не расставившую точных акцентов, пока они разговаривали наедине в спальне. - Нас поднимают, Прим, - чтобы как-то успокоить себя, начал он. - Это достаточно опасная и двусмысленная честь, она требует, чтобы мы выглядели достойно. У каждого, правда, свое понимание достоинства. Например, то, чего ты страшишься как падения, нимало не смущает столь высокопоставленную женщину, как та, что ждет нас сегодня на праздник. И, должен отметить, ее величия не умаляет. Он перевел дыхание и спросил, еле двигая губами в полудигите от сестриного лба: - Ты хочешь сказать, Марк совсем никогда... ни разу к тебе не прикасался?

Ветурий: Он бы поперхнулся, если бы пил. Из-за досадно забытого инцидента в харчевне. - Не понимаю, сестренка, совсем не понимаю..почему ты обращаешься к Домиции во множественном числе? И вообще, имею право. Этот юноша,- он кивнул в сторону Луция,-любезно предложил мне в жены свою сестру, я, как ты понимаешь, согласился. Теперь вот пытаюсь убедить ее, что она тоже не против. Пока безуспешно, увы. Он развел руками. - Удивительно, что ты заметила мое отсутствие, но причины его не так разгульны как хотелось. Я просто остался у Ксена после ужина. С разгулом там сама понимаешь..десяток варваров и пара гладиаторов, не разгуляешься, короче. Не дадут. Или не хватит. Ты бы их видела..того же Вепря к примеру. Забавная зверушка.

Электра: - Вот так просто и предложил? - Взгляд светлых глаз обратился к тому, кто сделал подобное предложение Марку. - А ты успел удостовериться в чести моего брата, что готов отдать дорогую сестру на растерзание этому чудовищу? - Электра пыталась сдержать улыбку, рассматривая юношу. - Но с уверенностью могу сказать, бьется на мечах он не дурно. Домиция, приходите к нам посмотреть, поверьте, зрелище стоит того! - А Марк раскатал губу на Домицию значит, что же, вероятно ему нужна сестринская помощь. - А чего же хочет сама девушка? Может у нее мысли вовсе не о любви или замужестве, а вы здесь щебечете! Электра поправила паллу, сидеть на одном месте было жарко. - Зверушка значит? - Она вновь обратила все свое внимание на брата, пока Домиция думала. - И в чем же забавность Вепря?

Галиб: Галиб, незаметно млея от доверчивых прикосновений, смотрел на сцену, как смотрит из теплого дупла маленький сычик на олений турнир: у них там пар из ноздрей, трава из-под копыт с корнями - а ему-то что за дело. Разве что смешно, как всесильный герой плачется матери в страхе, что о нем скажут. Любой торговец, которому приходилось отвоевывать себе место на рынке, знает, что каковы бы ни были методы, путь к власти забудется, едва власть развернет крыло над теми, кого пригреет. Как же можно истолковать победу или поражение, если не божественной мудростью, наделившей кого-то силой, кому-то оставив оплакивать чужую несправедливость. Победители, насколько Галиб судил по изрядному опыту, на справедливость богов никогда не жаловались и за потакания им не пеняли. Снисходительно усмехаясь, он продолжал вслушиваться в латынь. Он отмечал, в который раз, ту бесстыдную иронию, с которой римские авторы в приличном театре касались речами срамных мест, и ту немудреную искренность, с которой развенчивали героя. - Веселая нынче Троя, птичка моя?

Летеция: «Да почему же?! Он меня даже со своей лошадью познакомил!» подумала Прим, понимая - произнеси она это вслух, прозвучит это дико пошло и двусмысленно. А потом, что рассказывать - что ее не взяли, а затем не нашли времени приехать в Рим, дать право называться уважаемой матроной. Она же не могла его родственникам в глаза смотреть. Это было крайне унизительно, оскорбляюще, недостойно с его стороны. И это за три года брака! Так что признаваться в этом вслух, даже брату, было стыдно. А ему, похоже, нравилось наблюдать сегодня за тем, как алеют ее щеки. Конечно, кому какое дело до сплетен, они словно пыль на Аппиевой дороге в фестивальный день. Но ей, двадцатишестилетней, было завидно смотреть на подруг, чьи мужья были рядом, чьи любовники одаривали ласками, а дети на попечении нянь и рабынь приближали к почетному званию гражданина Рима. Да просто радовали, подтверждали их право называться женами, матронами, римлянками… Прим закусила нижнюю губу, посмотрев вниз, потом на сцену. Ей хотелось и выругаться и заплакать одновременно, но ни то ни другое не было достойным… она промолчала.

Зарина: Она погладила ласковой ладонью вдоль плеча, отрываясь от него, чтобы взглянуть в лицо и улыбчивым кивком подтвердить правдивость его мнения. Будто ото сна встрепенулась и только теперь заметила, как вокруг шумно и многолюдно. До того Зарине казалось, что ее достигнутое спокойствие потихоньку перешло Галибу и стало их общим на двоих. Она даже и дышать старалась плавно, делая долгие вдохи и выдохи, и будто бы укачивая ритмичным дыханием своего мужчину. - Ты прав, свет очей моих, забавные их речи, - голос ее был тих и нежен, и тягуч, как после сладкого сна. – Ахиллес так капризен, что и не кажется в этот раз великим героем. А в Фетиде, мне думается, найдут себя многие сидящие здесь матроны, чьи дети достаточно взрослы. Вот только… - Зарина на мгновение смущенно отвела взгляд, а когда подняла, смотрела в глаза Галибу маленькой девочкой. – Сколько здесь живем, а то, что говорят они хором со сцены, все равно заставляет меня краснеть. Как и прежде, Зарина выбрала из своих мыслей только те, что посчитала возможным произнести вслух. И не сказала, как противен ей ноющий Ахиллес. И что в Фетиде не только мать, но и любая другая женщина сможет себя отыскать, ведь поддерживать мужчин, будто то сын, муж или любовник, в тяжелый час – их основная роль. А уж какую решить проблему придется – выклянчивать одолжения у других или успокоить, подбодрить и подтолкнуть своего – это уж как кому повезет. Да и насчет Зевса у Зарины было свое мнение. Больше сказать – едва ли не счеты! С тех самых пор, как впервые услышала про его любвеобильность.

Домиция Майор: - Передай господину, что мне неизвестно, что ответить неизвестному, - и она попробовала расслабить плечи, сесть повальяжней и взять себя в руки. Но от слов наклонившегося Ветурия внутренне вздрогнула и медленно повернула к нему голову, так, что расстояние было невелико - можно было даже ощутить его дыхание на щеке: - А разве что-нибудь предвещает, что оно упадет с колен? - больше утвердила, чем спросила так же негромко, а в глаза глянула так, чтоб и тени сомнения в произнесенных словах не возникло, - отчего такое беспокойство, Марк? "Кто же это все-таки может...сады Мецената... - она бы заглянула в письмо, но не хотела привлекать к нему внимания, которое и без того было повышено, - боги... а не.. Сципион ли это?.." Домиция сглотнула и умолкла, пораженная догадкой. Даже на ревность к сопернице сил не осталось, не говоря уже про все остальное.

Мальчишка: — Благодарю, госпожа. Я передам ему твои слова. Ну вот и всё. Сестерций, конечно же, деньги, но за то, чтобы на тебя так заинтересовано смотрело столько богатых патрициев — даже не будь его, всё равно бы доставил. Он сделал шаг назад. — Господин ещё сказал, что тебе он известен... Достаточно, чтобы всё понять. И быстро побежал прочь...

Кассий: Комизм ситуации дошел до Кассия с двух сторон: с одной - он мог снова выдавать замуж невинную деву, с другой - именно любовник спас бы честь Марка. Откинувшись на спинку сидения, Кассий смеялся, даже не подумав, соотнесется ли его смех с актерскими шутками, а не то чтобы о том, как на это отреагирует сестра. И он снова ее к себе прижал, потому что как она посмотрит было уже известно. А ведь ситуация была из таких, что она любила высмеивать, только вот на этот раз в расклад вмешивалась неискушенная девичья гордость. И уж если чьи интересы и ущемлять, то никак не ее. Пусть даже со следующим ее браком бывший муж примется кусать не только свои локти. Сестра выходила на охоту. Она была красива, невинна, относительно (в этот раз) обеспечена, и единственной брешью в ее экипировке был стыд. Он мог заставить наделать глупостей.

Луций Домиций: "Ты хочешь чтобы Эвтерпа толкнула Терпсихору со сцены?" - Ну, если ты предпочитаешь, чтобы она ее пнула... - Луций немного отвлекся от кипящих вокруг сестрицы страстей на сцену и теперь снова возвращался к светской жизни. - Я думаю, это тоже можно было бы организовать, дописать в "Иллиаду" несколько строк и подложить, чтобы местные переработч... о, нет, прекрасная Электра, не стоит волноваться о Скорпии, поверь, - он понизил голос так, чтобы было отлично слышно всем присутствующим, - это самый легкий способ избавить тебя от надоевшего родственника мужского пола. Он пожалел, однако, что из-за Ветуриев не успел добавить настырному мальчишке под задницу, как Эвтерпа Терпсихоре, и решил следить за сестрой пристальнее, например, за тем, как она судорожно измяла принесенный комочек с писаниной: - Скорпи, если это неизвестная доселе элегия Альбия Тибулла, где он мирится с Делией и едет пасти коров на Палантин - а это именно он, с чего ж тебе так метаться? - то не мни, оставь потомкам почитать. С чистыми и теми самыми нужными руками, - и неспешно потянулся к письму, пока просто чтоб посмотреть на реакцию.

Летеция: Смех Кассия заставил ее полуобернуться, затем взгляд метнулся к сцене, ища причину смеха, и только когда брат прижал ее к себе, она вспыхнула. «Над чем он смеется?!» Она уже и забыла, как он умел за пять минут вывести ее из себя, затем покраснеть, а потом возмущаться. Руки мяли край паллы, и Прим, вспоминая услышанное, осознавала правоту брата и страшилась ее. «Их поднимают…» Волшебные слова «если бы все было иначе». Она подумала, что никогда не знала отца, те же обрывки воспоминаний, которые у нее оставались, безжалостно стирало время. Кассий был ей и братом и отцом, но он предпочитал мальчиков, да и женился по расчету. Как будто у них был выбор! Что она знала об отношениях мужчин и женщин? Примеров перед глазами не было, одни только маски. А теперь? Мысли ее хаотично метались. Она подняла взгляд на брата, и улыбка коснулась ее губ. Он умел быть жестким, безжалостным… И если необходимо - будет снова. Особенно теперь, когда у него получалось карабкаться вверх, и появились причины в виде жены и ребенка. Как она узнает, что он не попытается выдать ее замуж за «Марка номер два» в угоду этой цели? Разница заключалась в том, что природа их амбиций была неодинакова, но они были одной семьей, и Прим переживала, как бы ей не пришлось в очередной раз выбирать между личным счастьем и благосостоянием семьи. Но в этот раз все будет по-другому, в этот раз она приложит максимум усилий… Она тяжело вздохнула и неспешно выбралась из-под руки Кассия. - Не помню, когда в последний раз видела тебя смеющимся.

Кассий: Она удивлялась, видя его раз в месяц, что он давно не смеялся! Но, справедливости ради, он и сам не припомнил бы, наверное, когда он смеялся. И причина для смеха в этот раз была далека от радости. То, что ораторы и поэты называют сарказмом. Это в высоко летающую семью можно вернуть бывшую жену нетронутой и никто не удивится, постольку изначально брак был запланирован как выгодное обоим сотрудничество, но Кассий-то выдавал сестру за мужчину. Именно за того, кто в этом союзе по-другому-то и не был заинтересован. Что, казалось бы, для всех было очевидно. - Ничего. Может быть, теперь повод посмеяться будет выпадать чаще. Не исключено, что смеяться ему впредь придется и над собой тоже. И, наверное, чаще именно над собой. Может быть, он вполне к этому готов... теперь. - Ну так смотри и... выбирай, - сказал он со вздохом. - И выбирай не один вариант. Я подумаю, что и как можно сделать.

Летеция: «Значит, он поможет». Прим улыбнулась и довольная откинулась, сложив руку на руку на коленях и глядя на сцену. Спектакль, сегодня никак не захватывал ее. Мысли роились вокруг вчерашних и сегодняшних событий. Выбирай… Легко сказать – что, женихи выстроились, словно войска на Марсовом поле? Любопытно, какой бы из нее вышел Триумфатор. Прим усмехнулась, размышляя о венках и прочих наградах. Первое, что она сделает - это избавится от Пии, затем разведется. И только потом она подумает о выборе, потому что если Марк вернется через три месяца и воспротивится этому, тогда неизвестно, что будет. И будет ли… Но пока солнце палило над чашей театра, римляне наслаждались представлением, а жизнь казалась прекрасной, как лучи, искрящиеся на водной глади, об этом варианте развития событий думать не хотелось. И она зажмурилась, потянула воздух, слушая гомон толпы, хор актеров, крики птиц, чувствуя, что жребий пока не брошен и Рубикон еще далеко впереди. - Что будет, когда я сделаю выбор? - спросила она, открывая глаза и видя над головой вовсе не чаек, а черного ворона. «Уж не вчерашний ли знакомый?» встревожилось Прим.

Кассий: - Когда ты сделаешь его, тогда я частично смогу это предсказать. Голос сел. Оправдывая нежелание объяснять очевидные вещи.

Фурия: 27 авг из дома Тита Фурия >>>>>>>>>>>>>>> "Троя" уже началась. Ирина редко бывала в театрах, предпочитая зрелища другого рода. Публика вела себя... если не сдержанней, то несколько тише: как-никак, некоторые все же предпочитали слышать актеров. Как следствие, тем, кто пришел сюда за сплетнями, было проще услышать друг друга. Когда она уже подбиралась к Домиции, окруженной со всех сторон на первый взгляд неисчислимым количеством молодых людей, ее ловко обогнул удирающий как с пожара мальчик, так ловко, что она даже не успела подумать не посторониться ли - дети бывают крайне невнимательны, даже если они рабы. Но этот был не из их числа, так что мелькнула даже мысль, не своровал ли он чего там, откуда ретировался. Обратив взгляд снова на окружение дочери Клавдии, она поняла, что не все, что кажется предметом зависти, таковым является: с дальней от нее стороны через место или два Летеций Руф смеялся со своей сестрой, один из "молодых людей" вокруг Домиции был ее младшим братом, а больше, кроме Ветурия Септима, поблизости нее и не было мужчин. Зато волосы с золотистым отливом она узнала сразу. - Аве, - улыбнуться всем удалось почти не принуждая себя. Она впервые сознательно оценила внешность Электры и признала, что Луция понять нетрудно. - Забавность, милая Электра, это немного не то слово, которым Вепря охарактеризовал бы человек серьезный, - отмечая краем глаза, что младший сын Клавдии изо всех сил пытается приглядывать за сестрой, как умеет, она даже развеселилась. - Вепрь безусловно красив и невероятно силен.

Публий Сципион: >>>> Из мастерской Вистария Вопрос не был каверзным, но Абат задумался всерьез: - Вдали от родного дома охотно рождается только тоска по нему. И еще разные мысли о том, каким же ветром тебя занесло так далеко и оправдывает ли цель средства. Дружба... У нас есть добрососедство, приятельство, плечо, мы знаем, что спины наши прикрыты, что в любой момент мы встанем черепахой - и не будет ни одного слабого звена в этой коробке, и на переходе один солдат добровольно потащит на спине другого, с вывихнутой ногой - что командир, что легионер. Но только это все не то... Сосед по порядку прикроет меня скутумом от стрел, но вне гарнизона я могу рассчитывать лишь на воинское приветствие. Когда ты на войне, на такой расклад грех жаловаться, но стоит переодеться в гражданское, как тянет на философию. Он умолк, потому что греческие герои разорялись хлеще, чем он сам, когда застукал подчиненных за строительством колодца у самого грязного гарнизонного сортира. Слезливые нотки Ахиллеса обескуражили, и Абат огляделся в поисках чего-то более основательного, пока не увидел... - Вот и сидишь ты на лимесе - без писем, без ответов, ни слова на латыни за много миль вокруг, хоть лагерь и переполнен своими, - и без перехода спросил, приглашая присесть на место в сенаторской ложе и жестом подзывая мальчишку с вином и сладостями. - Эмилия, а ты бы стала, не дожидаясь просьб, писать на лимес другу, точно зная, что британские комары еще не унесли его в лес?

Ветурий: -Забавен Вепрь даже не тем, как выглядит, и не тем, что говорит, а тем, как он изъясняется. Фабий был в восторге. Фурия стоила отдельного и обстоятельного приветствия. - Аве,- поприветствовал почтительно и поклонился как поклонился бы какой-нибудь домине, Ирина была действительно..внушительна. И предоставляла прекрасную возможность немного уязвить сестру, не сильно, любя. И потому произнес с детской непосредственностью: - А Луций появится в театре?- и, предвосхищая расспросы почему ему это интересно, пояснил: - У меня появилась мечта, только что. И чтобы она осуществилась, мне просто необходимо сесть между двух табу..Луциев. Один уже есть,- он кивнул на Агенобарба.

Эмилия: >>>> из мастерской Вистария Эмилия пробежалась взглядом по лицам, улыбаясь издалека знакомым. Низкий голос Публия держал внимание Эмилии, не давая ей отвлечься на сцену. Черепахи, вывихнутые ноги, стрелы…Ей представились люди в крови, и Эмилия поморщилась, склоняя голову. «Дурочка, а чего же ты ждала от рассказов воина? И это он еще избегает подробностей», - она побольнее укусила щеку, чтобы избавиться от плохих мыслей. Устраиваясь удобнее, она, наконец, кинула взгляд на сцену. Но едва только оценила актеров, как голос Публия снова завладел ее вниманием. - Если он столь отважен, чтобы дать отпор комарам… - Эмилия иронично улыбнулась. Ответ был скорее побегом от правды. Поймав себя на этом, девушка задумчиво потеребила кольцо на пальце и неспеша продолжила. – Другу бы стала. И даже в том случае, если б не была точно уверена. Вопрос его прозвучал, будто просьба. Эмилия покосилась, разглядывая лицо собеседника и пытаясь прочесть реакцию на ее ответ. - Хотя, признаться, мне трудно представить себя такой. Отсылающей письма в никуда и ждущей ответа. А еще нужно придумывать, что писать каждый раз. Я…не умею беззаботно щебетать, как большинство девушек, - к этому времени она уже перевела взгляд на сцену. Ахиллес настолько возмущал ее, что, пораженная очередной его репликой, Эмилия даже чуть отпрянула.

Публий Сципион: - Бесценное не-умение, - Абат улыбнулся и через силу заставил себя не бегать глазами по соседним ложам, - если пишешь по-настоящему в никуда, там уже не до пустого щебета. И я бы сказал, что на границе Империи одно слово идет как три-четыре: это чуть больше, чем в южных провинциях, и определенно меньше, чем у тех, кто идет разведывать новые земли и строить там гарнизоны. Но теперь уже Зевс, прячущийся от Геры, завладел его вниманием настолько, что он молча досмотрел сцену до конца, и только после этого задумчиво: - Дела творятся... Они читают Илиаду так, будто в окно какой-нибудь инсулы близ Тибра смотрят. Надеюсь, и в этом году Гера до него доберется, - Эмилия выглядела не менее удивленной, чем он сам, а потому Абат решил ее отвлечь от падения бога хотя бы до ближайшего хора. Яблоки с разноса подошедшего мальчишки он отверг сходу, хотя и оценил тонкость шутки. - Эмилия, как насчет фиников в меду? Или печенья? Парень, давай сюда лучшее свое вино и кувшин ледяной воды. Нам нужно как-то запить этот привкус божественной супружеской жизни.

Электра: Ничто не предвещало беды. Ирина словно возникла ниоткуда, а пересекаться с родней Луция сейчас ей не особенного хотелось, да и быть представленной его сестре она представляла несколько иначе. Электра коротко кивнула в ответ с негромким "Аве!", при этом она поняла, что посмотреть спектакль уж точно не удастся, поскольку именно теперь ей предстоит контролировать себя. О характере Ирины ходило множество слухов и проверять его на себе не хотелось. - Ввиду того, что я, к сожалению, не видела Вепря, могу делать выводы только со слов своего брата, а,он как известно, далеко не всегда способен сохранять серьезность. Надеюсь, у меня еще будет возможность оценить его по достоинству или же недостатку. Как говорится, на вкус и цвет абрикосы разные. - Девушка широко улыбнулась, однако именно сейчас, после вопроса Марка, она готова его ущипнуть, чтобы не смел больше задавать ненужных вопросов. Что же, если он продолжит в том же духе, домой ему лучше не приходить. Судя по всему он забыл, какова бывает Электра в гневе. Правда вот несколько раз это заканчивалось для них весьма своеобразно.

МаркКорнелийСципион: дом Клавдии Минор (продолжение 1) ==> Настроение у Маркуса было как минимум... Специфическим. Равно как и его мысли, даже более тяжёлые, чем обычно. "Вот так всегда. Истерички подчинённые, похотливые начальники, трусливые запланированные освободители Города... И в этой ситуации ещё и Рим спасать. Я же не гусь." Приятного было мало. Что нервный делаторий Публий, который был нужен кровь из носу, так как были нужны эти шесть дунайских легионов, очень нужны. Что Сабин... Хотя, ладно, лишняя причина для участия в таком деле не помешает. Что Веспасиан, опасающийся рисковать... Но Сципион знал, что он бы боялся как минимум не меньше. Слишком высоки ставки. Слишком. Принцепс. Или врата Плутона. Так или иначе, приходилось подумывать о работе гогочущим пернатым. Хотя кто такие преторианцы как минимум часть времени, если не гуси Города? В подобном преотвратном состоянии духа он и вошёл в театр, по армейской привычке быстро оглядев сенаторские ряды и, чуть не вскрикнув от радости, стал медленно и скрытно продвигаться, на ходу доставая свой стилос и крепко сжимая его в кулаке, выставив наподобие стилета, только тупым концом, с шариком. Шаг. Шаг. Ещё шаг. Мягкая поступь, как и положено большой кошке, о, боги, только помогите, Марс и Меркурий, жертвы после принесу только, только... Есть! Рука вылетает со скоростью гастрафетного болта, чуть тормозит у самой шеи, чтобы не сдавливать особо горло, но холод металла вжимался в кожу. — Руки вперёд, не двигаться, или режу горло. ** преторианская когорта. Ты обвиняешься... Доля секунды на раздумья, такая забавная, когда все взгляды уже устремлены на них, когда голос внезапно меняется с жёстко-официального на тот, каким и положено встречать брата. — Да, ты, Абатон, обвиняешься в том, что пошёл сюда, не найдя перед этим меня! Аве всем, мой младший вернулся из Британии! И Марк бросился обниматься. Встреча с Нерио подождёт. Иногда нужно и отдыхать. Даже преторианскому трибуну.

Эмилия: - О, с удовольствием, - отозвалась с улыбкой Эмилия, наблюдая, как Публий распоряжается мальчишками. – Что касается писем… Не думала, что у вас там даже расценки есть! – она тихо засмеялась и легким движением руки убрала за ухо выбившуюся прядь волос. – Тогда уж точно надо быть уверенной в местонахождении друга, чтобы знать необходимый минимум слов для письма. Значит, чем дальше друг, тем длиннее философские рассужде… Она вздрогнула, едва не вскрикнув, от внезапного резкого движения из-за их спин. Но почти сразу же поняв, что опасности нет, подняла строгий взгляд на шутника. - Аве, - коротко ответила Эмилия и снисходительно вздохнула, заметив, сколько радости старшему Сципиону принесла эта встреча.

Публий Сципион: - Тащи все, и орехов не забудь, - напутствовал Абат разносчика, а сам повернулся к Эмилии. - Ну, не совсем расценки. Все условно, ведь иное слово и двадцати может стоить, а иногда лучше бы и не писали вообще. Хотя вру я, писать надо много и часто, чем чаще, тем лучше, а что до местонахождения - так ты просто представляй себе друга заметенным снегами где-то близ самого края Германия Магна, да еще ни одной стабулы вокруг - и сразу испишется весь папирус так, что голубь будет у самой земли лететь. И не обязательно про философию, вот хотя бы про театр или что было сегодня на обед... Он засмотрелся на изящный жест, заговорился на светские темы - и тут же получил удар поддых от вероломного общества, пропустив чей-то выпад. Прикосновение металла к коже заставило напрячься спину и руки, он невольно прикрыл рукой Эмилию, отодвигая ее с линии удара, прикинул шансы, как вдруг холод потеплел родным голосом. - Преторианская когорта?! - он вскочил на ноги и расхохотался, крепко обнимая брата. - Я убью тебя трижды, прежде чем ты это выговоришь, служака! Аве, Лат, как я рад тебя видеть! Я бы нашел тебя, не сбеги ты из родного дома, кстати, когда и куда? Эмилия, эта бесцеремонная гора мяса - мой старший брат Марк Корнелий Сципион, а это Эмилия, дочь сенатора Тиберия Скавра, - он немного смешался. - Глупо, что именно я, лесной медведь, вас представляю друг другу, да?

МаркКорнелийСципион: — Именно поэтому если мне нужно говорить, то с клинком у горла стоят другие. Или, в редких случаях, с клинком стою уже я. И молчу. Комментарий был по теме. Ну, в профессиональном смысле. Хотя сейчас Марку думать об этом не хотелось совсем. — Сразу после пожара. Я же сразу, как ты отправился на север, прибыл в Город. После служба в преторианцах. Во время пожара и сразу после не спал совершенно. Ну... Только в седле, и то если кто другой вёл коня. Ну... Отец счёл, что клиенты семьи несколько пугаются, когда в домусе постоянно дежурит полтора десятка преторианцев... Да и спать сложновато, если посреди ночи туда вваливается их взмыленный трибун. Вот и купил мне отдельный, на Виминале. Про обстановку я сказал "угу". потому в начале были только немного обгоревшие стены, но сейчас там всё в норме. Разворот в сторону златовласой красавицы, быстрый взгляд, оценивающий всё, от форм тела и манеры держаться до стоимости нарядов и украшений. Определённо стоило тонко намекнуть домовладыке, спрашивая о том, что тот думает о семействе Тиберия Скавра в долгосрочной перспективе. — Моё почтение прекрасной представительнице древнего и славного рода. Я знаком с твоим отцом... И рад, что судьба свела с его дочерью. И на этом официальное приветствие закончилось. — Что?! Не верь ни одному его слову про лесного медведя, готов поставить сотню ауреусов, что он и на каледонской границе мылся также часто, как и в Риме. А усталые легионеры, вылезшие из болота и видящие его с кифарой, сразу же начинали слушать явившееся к ним из-за Монековых скал воплощение Феба!

Эмилия: Эмилия не поднялась и смотрела на мужчин снизу вверх, с изящной небрежностью чуть обернувшись и улыбаясь приветливо, но не более того. Она кивнула в ответ на слова Марка о знакомстве с отцом, подумав, что и сама раньше слышала его имя. От этого взгляд не смягчился, став лишь более внимательным. Но потом она усмехнулась, больше забавляясь не самим словам, а тому, сколь различные образы создавали в своих речах оба брата. - Что ж, если даже легионеры имели честь слушать великого игреца на кифаре, я буду тешить себя надеждой, что воплощение Феба когда-нибудь удостоит и мой слух. Это было бы по-крайней мере интересно. Особенно теперь, когда появилось столько разных зацепок, но истинная история о новом знакомом, его суть, будто бы специально пряталась за нагромождением слов, часть из которых наверняка была правдой, а другая – преувеличенной почти до вымысла. Отделять одно от другого для Эмилии было так же увлекательно, как решать любые другие словесные головоломки. Она и сама не заметила, когда интерес к Британии перерос в любопытство по отношению к самому рассказчику.

Домиция Майор: Мальчишка пригвоздил ее на месте, брякнув, что написавшего письмо она знает, и опрометью кинувшись прочь. "Сципион..." - и мысль эта не огорчила, не обрадовала, а ошарашила: - Я недовольна твоими выходками, Фест! - и Скорпия дала брату по рукам, - если жаждешь стихов, сходи в библиотеку, - ошарашенность вылилась в раздражение, которое становилось слишком заметным, а потому Домиция улыбнулась, преимущественно Электре, - прости наивность и неотесанность моего братца. Пока женщины для него - не больше, чем мяч для игры в гарпастум, он понятия не имеет, как с ними обращаться. И я бы не спешила меня сватать, - это было сказано всем в равной степени, с ноткой сдержанного достоинства, - хотя бы потому, что мой брат успел предложить меня в жены уже половине театра, выставляя себя дурачком и рискуя сделать так, чтобы все в конце концов подумали, что он тоже часть происходящего на сцене, - Домиция овладела собой и продолжила, - пока ты не начал собирать овации, сходи-ка лучше за водой, - и добродушно глянула на Электру, - ты не хочешь чего-нибудь? Луций все исполнит. И отдельно, почтительно обратилась к подруге матери, которая привнесла нечто спокойное, словно напомнив, что в любой момент можно обратиться за помощью именно к матери: - Аве, Ирина.

Галиб: Не каждая женщина теряет целомудрие вместе с девственностью... не просто не каждая, а далеко не каждая. Ни одна клятва не убедила бы Галиба в верности наложницы больше, чем этот взгляд... или эти слова. Отдельно друг от друга. Вместе это уже казалось немного слишком. Будто по белому полотну сажей чиркнули, чтоб показать, насколько оно белое. "Но она не девочка, чтоб не найти в себе смелости сказать в глаза, чего она боится. И она - женщина, и, возможно, ее возбуждает то же, что и смущает". Можно было сказать себе это и, тихо улыбаясь, продолжать смотреть на сцену, обнимая ее все чувственней. Но и ощущения подвоха забывать не следовало. Сколько уже лет, как он умел не думать того, что знал, и знакомые удивлялись, с каким спокойствием он принимает вести о чьем-то предательстве, при том что недоверия он никогда не выказывал?...

Зарина: Он просто улыбнулся и отвернулся вновь к сцене, то ли не поверив ее словам (ах, как же это раздражало иногда!), то ли, наоборот, умилившись. И Зарина жадно впилась взглядом в его лицо, пытаясь понять, о чем говорит эта улыбка. Хотя, уже хорошо, что она. Но потом почувствовала, как его ладонь прижимает сильнее, не жестко, а так, что тело отзывается резкими выдохами, ударяющимися о низ живота. Пьянея новым чувством, Зарина послушно прижалась. Ее дрожащие ресницы медленно поднялись, и взгляд задержался на губах Галиба. Зарине вспоминались их жаркие прикосновения. А сейчас они были растянуты в улыбке, будто он дразнит ее, испытывает, так ли она невинна, как хотела казаться. Губы Зарины предательски приоткрылись, готовые к поцелую. Как много, ох, как много она могла бы сделать сейчас, будь они наедине! И Галиб бы пожалел, что дразнит ее. Хотя нет, не пожалел бы… Она отвернулась и стала глядеть на сцену исподлобья, не понимая, что там говорят и делают эти актеришки. Кусая предавшие ее губы, Зарина пыталась прийти в себя.

Галиб: Чувствуя от женщины жар не солнечной природы, невольно поддаваясь ему оплывающей вниз рукой, он понимал, что поступает сейчас либо некрасиво, либо нечестно. Когда ладонь доползла по фигуре до бедра, он слегка волновался. Широкий рукав накрывал достаточно, чтоб дерзкий человек рискнул запустить кисть под бедро и попытаться удовлетворить чужую страсть незаметным движением пальцев, но дерзким в этом театре можно было назвать каждого второго, и вряд ли происходящее осталось бы секретом для окружающих. - Прости меня, - попросил он, все еще балансируя на грани дерзости и благоразумия. - Прости меня, медовая...

Зарина: Как же хотелось ей, чтобы все эти люди разом исчезли, оставив их наедине. И тогда могла б она открыться беззастенчиво этой ищущей руке, и его увлечь за собой туда, где бы точно забыл обо всем на свете. Но люди, люди, люди… Зарине казалось, что хоть раз уступи в их присутствии своему желанию – не отмыться от грязи до скончания лет. Она закрыла глаза, чтобы не смотреть умоляюще ни о прекращении, ни, тем более, о продолжении. - Прости меня. Прости меня, медовая… - вдруг услышала она его голос, когда уже вся напряглась и дрожала. Зарина вслепую нашла его руку, пальцы переплела, сжала порывисто, и прощая этим жестом, и разделяя с ним это решение. И благодаря. «Прости» как признание в ней женщины, чья честь ценится. Услышать такое от Галиба, едва ли не лучше, чем признание в любви, о котором пока и мыслить не смела. Зарина посмотрела ему в глаза с нежностью и коснулась губ доверчивым поцелуем. - Попросим воды? – сказала ласково, будто разделяя какую-то тайну на двоих, и отодвинулась чуть дальше, чтоб не распалять.

Галиб: ...и что они находили в переплетении пальцев... Может, ничего, что объяснялось бы лаской, может - только поиск опоры. Это надо запомнить и прощать. По возможности. Так он думал, прижимая губы к виску, пока она мяла его пальцы. Потом поцелуй этот - легкий, отдаляющий, внешний. Конечно воды. - Атиру! И не только. Чтобы и виноград, и даже так - лучше виноград, но вода пусть будет, подкисленная еле-еле, и веер из паланкина принести. Давно такого не получалось. И даже опасно как-то выглядело.

Зарина: - Теперь не могу думать о театре, - шепнула ему на ухо и пальчиками провела легко вдоль подбородка. – Только о тебе… Как сложно сдержаться от прикосновений, когда так и влечет навстречу искушению. Будто вихри носятся по голове, сменяя проблески рассудка на опасные воронки страсти. И попадая в них, вся становишься жадная: взглядом находишь места, которые, кажется, ждут поцелуев, руками задерживаешься дольше, чем обычно… И жадно вдыхаешь, будто хищник, что затаился перед прыжком. А внутри-то все натянуто – одно неосторожное движение, и снова жаром окатит, ударит вниз, вскинет вверх, бросит навстречу тому, что с каждым разом сдержать все сложнее.

Галиб: Это "только о тебе" хотелось вычеркнуть. Подвернулись губы. Не того рода признание, что уместно сделать... или приятно услышать в момент вынужденного отказа. Оно и само по себе слишком нарочито выглядит, в любых условиях, даже когда не знаешь, что есть ручной дрозд, тар и мечта о наряде из перьев - как минимум. То, что может стоять в ряду с театром и, при всем самомнении, способно отвлечь от человека, и к чему, тем не менее, ревновать глупо, даже если признать ревность правомерным чувством, когда дело касается людей. Не думает ли она, что его нужно утешить?.. Там, где утешением служит сам факт благоразумия? Или это способ что-то пообещать? Почему так... театрально? Поцелуй "на люди" уже все сказал. А слова слишком сильно отдавали сценой - оттуда нельзя ни разглядеть выражения лица, ни уловить силы дыхания, и поэт пишет актеру реплику. Он погладил ее руку, кивнул, на шепоте "Благодарю" прикрывая глаза - у шепота нет выражения, а пожатие было теплым. И выпрямил спину спокойно. Даже величественно.

Зарина: Он приосанился и поблагодарил – Зарина украдкой улыбнулась. «Это не комплимент вовсе», - глаза ее на мгновение сузились от веселья. – «Это было признание». Она снова отстранилась, оставив только еще горячую ладонь на его колене. Теперь нестерпимо хотелось подразнить Галиба, чтобы не выглядел так серьезно. Как иначе выжить в этом мире, не умея иной раз посмеяться над собой? И все же… Зарина окинула его взглядом с ног до головы и, любуясь, улыбнулась шире. Все же нельзя не отдать должного: как величественен сейчас! Как прекрасен самообладанием, как притягателен спокойствием. А характер колючий, как янтак, да кто ж поймет это, взглянув на такого?

Луций Домиций: Фест успел убрать руки до того, как опустилась на них длань слабая и карающая, задумчиво окинул всех присутствующих: - Половине театра, да... и ты же не станешь отрицать, что никто не согласился? Придется попытать счастья со второй половиной, - он мысленно приплюсовал к этим ничего не подозревающим счастливцам и могучую Фурию, которая играючи уделала бы половину их команды, стоило ей захотеть завладеть мячом для игры в гарпастум. Однако такое положение в семье было уже занято тетушкой Сагитой, а Скорпии вторые роли никогда не нравились. Заботливый брат, Фест припас эту мысль на крайний случай и с серьезной почтительностью поклонился пришедшей. - Аве, Ирина Фурия, рассудительная Минерва, смею ли я просить тебя стать своей спасительницей? Если сестре моей угодно, я готов быть водоносом для всех прекрасных домин, ибо матери обещал перед лицом отважной Друзиллы Лорем Скорпио исполнять любую прихоть сестры. Только нет доверия Септиму Ветурию, боюсь, что уйди я - и его таинственная мечта исполнится сразу, даже без участия твоего брата. Присмотри за Домицией - и я принесу тебе кристально чистой воды, какой не знали и на Олимпе в лучшие годы. Или вина, например. Или фруктов.

Фурия: Ирина взглянула на мальчишку не столько надменно, сколько лукаво, и обратилась к Домиции: - Видно, что растет мужчина: столько красивых слов! Ну беги же, мальчик, и попроси Квинта Эссенция, чтоб научил тебя давать меньше обещаний. Видимо, этого ученого мужа, - голос по сравнению с первоначальным лукавством на миг набрал сарказма, - в манере разговора варвара привлекло именно это умение. Мне хотелось бы надеяться, что существуют в ойкумене мужи без хвастовства - тем более, что Вепрю после недавних событий оно бы и не понадобилось. Не знаю, Марк, соизволит ли Луций заявиться сегодня. Пользуюсь, как видишь, его отсутствием, пока могу, и вволю прославляю гладиаторов.

Галиб: Атиру, быстрый, как и в основных своих обязанностях, что не принес сам, то привел с разносчиком. Галиб велел тому опуститься у ног и держать на блюде перед Зариной угощение, как на столе. И даже отвел в сторону собственные колени, чтоб было куда этот стол с изогнутой спиной придвинуть: отвел, отгораживаясь от соблазна, и его извинение приобретало с этим жестом твердость решения. Хотя он знал, знаал, что за такого рода решение женщины зачастую мстят. Ему трудно было понять, за что, но от того, что ты не понимаешь, откуда ветер приносит дождь, дождь не прекращается. И почему он идет в определенное время года, важно ли, если он все равно идет, хоть ты молись, хоть колдуй.

Зарина: Жажда сделала ее нетерпеливой. Обхватив пальцами скифос, будто кто-то и впрямь подумал бы его отобрать, Зарина запрокинула голову и жадно стала пить холодную воду. Через пару глотков напряжение сменилось наслаждением. Глаза сомкнулись томно, лишь вздрогнули ресницы, и губы расплылись в довольной улыбке. Так велико было это простое удовольствие, что и не заметила, как из уголков рта вдоль выгнутой шеи зазмеилась тонкими нитями вода. Спохватилась Зарина только тогда, когда капли уже нырнули под вырез одежды и скользнули меж грудей. Она поспешно прижала ладонь к ребрам, будто пытаясь поймать под кафтаном капли, и засмеялась своей неловкости. - Приятно, - Зарина поежилась, глядя на Галиба, а потом тыльной стороной ладони коснулась подбородка, вытирая воду. – Хочешь, и тебя оболью? Сделаем вид, что это случайно… Произнося последние слова, она чуть подалась к нему, снижая голос и озорно заглядывая в глаза.

Галиб: Это было красиво, настолько, что не отсюда... а оттуда, где такой жест вызывает в лучшем случае ярость у того, кто видит, поскольку вода слишком дорога. Потом Зарина спросила и он поежился: - издевается? Он вспомнил случайность в доме Мруха, и от смеха, который тут же ворвался из воспоминания в реальность, стало так неприятно, как не было, когда он сидел за семейным столом соотечественника. Видела ли Зарина, в каком состоянии была его одежда, когда он возвращался из гостей, он не знал. Уповая на то, что намек у нее получился не нарочно, он тем не менее представил липнущую к телу ткань и довольно сухо улыбнулся: - Не нужно, медовая. Незачем. Кушай виноград, моя красавица. Так выражался - с той же интонацией - его отец. Никогда не опускаясь до напоминаний, кто какое место занимает, никогда, даже с явными конкурентами, не используя угроз, он всегда находил, кого чем накормить. Так, по крайней мере, Галибу помнилось.

Летеция: Она открыла глаза и, посмотрев на брата, подумала, что ей до смерти надоело сидеть на одном и том же месте. Начав вертеть головой в разные стороны, она пересеклась взглядом с Ириной Фурией, улыбнулась ей, кивнув. Было в этой патрицианке что-то притягательное. Затем взгляд Прим наткнулся на двух обнимающихся парней, представляющих собою явный диссонанс. Их приветствия были слишком радостными для обычной встречи. Затем она наконец увидела Эмилию. Еще в лавке Маруха ей хотелось с ней поговорить, и теперь ей представился такой случай. Прим было мало что видно из-за стоящих патрициев, так что ей пришлось привстать с места, чтобы поймать взгляд Эмилии. Казалось, девушка была слишком поглощена беседой и смотрела только на юношей.

Публий Сципион: - А, можешь не объяснять, в наших краях с информацией было проще - никто не понимал, что лопочет повстанец, поэтому никто ничего и не спрашивал, - Публий на монетки обменял у запыхавшегося мальчишки орехи в меду и лукаво протянул их Эмилии, кивая на брата. - Предлагаю с ним не делиться, потому как если он уже сейчас топочет так, что может перебудить весь сенаторский дом, что будет с городом, если он еще и орехов вкусит? Абат еще не успел обдумать, веселее ли жить на Виминале, как Марк переключился на его музыкальные способности, и пришлось отбиваться: - Нет-нет, солдаты недолго наслаждались цивилизованной музыкой, ибо лесные духи рыжими руками разбили мою кифару в один из черных дней ссылки, а просить новую было совестно - стрелы не успевали стругать. Так что Феб являлся на болота с кимвалами, заодно и комаров убавлял, а это для солдата порой ценнее музыки, - Абат развел руками, пытаясь таким образом удержаться за перила пристойной и светской жизни, пока гарнизонные привычки и байки тащили его обратно. - Я готов поиграть специально для тебя, Эмилия, как только раздобуду хорошую кифару и место, где ее пение не будет хаотично отскакивать от пустых стен. В городе не намечается каких-нибудь высоких и веселых праздников, брат?

Зарина: Улыбка не изменилась, только взгляд от слов остыл. «Кушай виноград, моя красавица» прозвучало все равно что «займи уже себя чем-то другим и замолчи». - Конечно, любовь моя, - протянула она сладко, вкладывая в интонацию все тепло, которое только смогла найти. – Спасибо за угощение. И покорно потянулась за виноградом, подхватывая пальцами корешок аппетитной веточки. Зарина тихо вздохнула, обхватив губами ягоду. Даже раб, что стоял сейчас перед ней на коленях, был роднее и ближе, чем Галиб. Ведь и ее сейчас одной фразой на колени поставили. Ни песчинки любви в этом человеке, одна гордость нескончаемая, обида и жажда власти. Зарина втянула в рот ягоду и, почувствовав сладость на языке, покосилась на Галиба. Вот раб, он тут для того, чтобы угощения держать. Атиру – чтобы выполнять поручения. А Зарина для чего? Чтобы внимание привлекать к нарядам и украшениям, да показывать, как велик и богат тот господин, у чьих ног покорной может быть такая женщина? Что ж… Она подняла руку повыше и запрокинула голову так, чтобы гроздь винограда спадала к ее приоткрытым губам. Коснувшись кончиком языка нижней ягоды, Зарина подтолкнула ее в рот и мягко обхватила у корешка. Пусть не нужна ему самому. Но надо быть таким сокровищем, для которого бы Галиб не смог найти другого владельца, боясь прогадать.

Галиб: Ох уж этот изгиб шеи, ох уж этот виноград... Быку, на котором пашут, при виде подобного жеста свело бы шею, у тигра шерсть вокруг пасти взмокла бы от слюны... у Галиба дрогнуло веко. Дважды. Потом перешло на бровь. К счастью. Поскольку дрожь века - это нехороший знак. А бровь это уже претензия, какое-то присутствие сознания, оценка, критика, стена, отгородиться можно в присутствии посторонних от этого томного ветра в душных песках, а влага хочешь-не хочешь и стекает вдоль позвоночника, и ткань липнет. Все равно. Женщина-песок, женщина-топь. И очевидна же эта уловка, очевидна как хамата под туникой Атиру, как расчет под улыбкой ростовщика, как... сумма, блестящая на шее у этой женщины. И все равно. Да видно же, видно, что кошка прыгнет! Но как она спину гнет! - А ты не боишься, медовая, что тебя отбивать придется?

Зарина: Зарина откусила половинку сочной ягоды и слизнула сладость с губ, переводя взгляд на Галиба. - А почему я должна этого бояться? – она отправила в рот вторую половинку, будто целуя кончик пальца и не спеша отымать его от губ. – Пусть волнуются те, которые будут отбивать. Улыбка тронула уголки ее губ и глаз. Зарина оторвала от ветки еще одну прозрачно-зеленую ягоду и повертела ее в пальцах. - Но только я не хочу, чтобы ты волновался, - она поднесла виноград ко рту, задумчиво водя им по губам. – Мне вести себя скромнее, свет очей моих? Только скажи, и я буду стараться, мой господин… И постарается так, чтобы скромность стала соблазнительнее томности. Пусть боится!

Ветурий: "по недостаткам..ох и нарываешься ты, сестрица" Марк был далек от мысли, что девушка, ведущая себя так..почти распутно, наверное, по мнению строгих, как, например, Фурии, найдет союзников и союз с ними. Какие бы слухи не ходили об Ирине, насколько бы они ни соответствовали действительности, вряд ли она захочет брату супругу, обсуждающую достоинства и недостатки гладиаторов при таком количестве зрителей и слушателей. Пока он думал, оглядывая разномастную толпу знакомых лиц, в голову пришла идея. - А мальчишка не доверяет мне сестру совершенно справедливо. Более того, я намерен набраться наглости и осуществить свое заветное желание прямо здесь, при нём. Откровенно говоря, ему хотелось положить голову ей на колени, затылком в ложбинку между ногами и уткнуться носом в мягкий животик, но сидения не располагали к подобным вольностям, к тому же девчонка бы наверняка испугалась. И сцену не было бы видно совсем. - Но я могу подождать. Только не слишком долго, так что торопись, дающий обещание перед светлым ликом Друзиллы. Тем более, что прекрасные желают еды и напитков.

МаркКорнелийСципион: — Удостоит, удостоит, когда-нибудь он всех удостоит... Сочтя, что лишать его орешков это уже слишком Марк решил пойти на ответные меры, параллельно судорожно пытаясь прикинуть, во сколько ему обойдётся по-настоящему хорошая и дорогая кифара, причём совершенно срочно. И где её можно будет купить. — Вообще во времена моей службы там после пятой где-то сожжённой дотла со всеми жителями мятежной деревушки местные быстро выучивали латынь и начинали всё рассказывать заранее, не дожидаясь начала приготовления жаркого по-кельтски. Странно, что до сих пор не все местные его так сразу учат. Бардак в Британии очень даже радовал. Как минимум три легиона останутся в местах постоянной дислокации. Второй, Девятый и Двадцатый. Задача немного упростилась. Немного... Но, всё-таки, это же лучше, чем ничего, не так ли? — Праздники, праздники... Ну, вот одна из почтенных домин сегодня вечером организует пир у себя в домусе, на Эсквилине. Приглашено всё наше семейство. Отец где-то между Тарентом и Байями, мать занята, сестра... Не знаю. Так что да, у тебя будет великолепная возможность блеснуть своими музыкальными талантами в прелестном обществе. А что касается комаров... Воевать лучше не с ними, а с болотом. Равно как и крыс проще и надёжнее вытравливать или разводить кошек покрупнее, а не стоять у каждой норки с гладиусом. О каких кровососущих насекомых и крысах шла речь трибун предпочёл умолчать. Кому надо — те поймут.

Эмилия: Эмилия улыбнулась, принимая из рук Публия угощение. Словесные перепалки братьев выглядели так забавно, как будто то были не сенаторские сыновья и воины, а дурашливые мальчишки, не упускающие шанса показать, кто главнее. Но потом Марк заговорил о сожженных дотла деревнях и людях… Такое Эмилия слушать не желала. Она отвернулась от мужчин, давая им возможность наговориться, и со спокойным безразличием стала рассматривать, как одеты актеры. Это быстро наскучило. После урока Вистария хотелось разглядывать только лица. Эмилия кинула взгляд в сторону и почти сразу же увидела Летецию. Та, казалось, была рада, что привлекла внимание. Поняв, что Прим, судя по всему, не хочет ограничиваться только приветствием, девушка кивком пригласила подойти. - Пир у Клавдии Минор, - вновь включилась она в беседу. – Прекрасная возможность поразить всех своим талантом. Осталось только найти кифару.

Кассий: "Что, непоседа?" Кассий проследил, куда она смотрит, ну и естественно уперся взглядом в Марка Сципиона. "Интересно, подобных мужчин женщины вроде Прим высмеивают тоже?" Он бы с удовольствием проверил, но вряд ли у сестры после только что произошедшего разговора откуда ни возьмись оказалось бы подходящее настроение. - Он, кстати, не женат, - шепнул он Прим на ухо. Увидел рядом мальчишку помельче, сопоставил мимику и добавил: - Они оба. Хочешь к ним? Приготовился подняться, хотя ни малейшего желания разговаривать сейчас с оживленной и напористой молодежью не было. Разве что слушать. (кто сестру пригласил, он не видел)

Летеция: «Он, кстати, не женат»… После всех этих разговоров уже было все равно женат кто-то или нет. Ей хотелось встать, уйти, оставить неприятную сцену. И потому она была рада Эмилии. - Да, хочу, - произнесла она, стремительно поднимаясь и еще раз бросая взгляд на девушку и ее собеседников. Нужно было выйти из ряда, и она взяла брата за руку. Пока они не сдвинулись с места, а Кассий находился близко, Прим все же спросила, глядя ему в глаза: -А почему на пол? Ты сказал, что нужно на пол. Про десяток ей было понятно, а вот про пол ну совсем никак.

Кассий: Если она хотела подойти к ним, то уж не одна. Эмилию он увидел только когда уже поднялся, но не придал значения. Замешкался с ответом, пытаясь привязать вопрос к чему-то окружающему, но понял, вспомнил, неприятно ухмыльнулся и бросил: - или в подушку. Не суть. Предложив руку сестре, чтоб опиралась, он подошел к этим задорным и юным, чувствуя себя, наверное, как Курион: между ними с тестем была более разумная для приятельства разница в возрасте. - Приятно снова встретить тебя, Эмилия. Равно как и общество, в котором ты блещешь. Бесцветный голос он компенсировал выражением лица, приветливо улыбаясь молодым людям, любому из которых с бОльшим удовольствием в данный момент свернул бы шею. Неприятно было думать, что Прим мог понравиться кто-то из них. - Давно ли ты возвратился, Публий?.. Тебя трудно узнать. Когда б не присутствие Марка, - (легкий поклон в его сторону), - я так и гадал бы издали, что за смутно знакомое лицо. Возможно, ты так же сейчас гадаешь, что я за старый хрен, - голос никак не окрасился, - так вот я Кассий Летеций Руф, а это сестра моя... Не хотите переместиться ближе к центру?... Мы только что оттуда поднялись ради удовольствия вас приветствовать, и вернуться в бОльшем составе еще не поздно. Невозможно длинная для него речь. Оттяжка момента, когда придется любоваться, как эта пара павлинов возьмется распускать перья.

Электра: Споры брата и сестры немного разряжали обстановку, и Электра мысленно выдохнула. Домиция была очаровательна, и сама мысль сватать ее прямо сейчас и отдавать замуж, казалась бредовой. - Домиция, милая, как я тебя понимаю. – Девушка смотрела прямо в ее глаза. – Все хотят тебя повыгоднее отдать замуж, в то время, когда сама ты чувствуешь, что еще не время, да и вообще, сердцу не прикажешь. Очень нечасто вкусы родителей совпадают со вкусами их детей. – Ведь сама она могла уже считаться старой девой, но Электра таковой себя не считала, она посвятила свою юность развитию самой себя, хотя хлопоты по хозяйству ей доставляли удовольствие. - Луций, будет чудесно, если ты раздобудешь для меня чистой воды и винограда. – Мальчишка был маленьким мужчиной и вел себя в некоторых вопросах подобно Марку. Что же, тем интереснее будет посмотреть, что получится в результате, когда он войдет в возраст ее брата. - Ирина, уж не знаю, что думает по этому поводу Луций, но без лести могу сказать, что рассказываешь ты про гладиаторов интересно. Мне, человеку, не слишком интересующемуся боями, стало весьма любопытно взглянуть на этого Вепря и послушать его.

Летеция: -Аве, - поприветствовала Прим, слегка нервничая. В первые секунды она даже не поняла отчего. Пока Кассий приглашал, она, улыбнувшись Эмилии, скользила взглядом, осознав, что именно смущает. Это был классический треугольник, в вершине которого сидела Эмилия, а по краям - братья. Кассий же сместил центр тяжести фигуры, утяжелив ее подножие. Если бы не его приглашение, она бы встала между Эмилией и Марком, таким образом вернув равновесие и получив возможность поговорить с ней. Когда она встретила ее сегодня в лавке, то подумала о том, что давно не видела ее. В ней легко угадывались черты ее родителей, брата… Прим на пару секунд воскресила в памяти смеющееся лицо Квинта. Ей захотелось поговорить с ней, узнать подробнее о делах. О том, как там маленькая Эмилия? И лучше бы это выглядело, как простое любопытство. Теперь же она вынуждена была стоять возле Кассия и мило улыбаться, чувствуя досаду и смущение.

Публий Сципион: - Воевать еще и с болотом? Ну нет, я столько жижи не выпью, не то место и не то время, зато натренировал меткость - за сто шагов сшибу мельчайшего шмеля его собратом. А вообще, братишка, говорить о сожжениях в таком прелестном обществе - будто больше не о чем? Как-то вы совсем разбаловались в своем римском каменном мешке, куда лучше о музыке, картинах, театре, да хоть о вине! - Абат забрал у следующего мальчишки заказанный кувшин с разбавленным, сам налил по трем стаканам. - И хотя я привык хлестать прямиком из кувшина, но сейчас мы будем готовиться к пиру у Агенобарбов, милая Эмилия, хорошо, что есть кто-то, кто может напомнить мне о манерах... И тут на него упала тень, коротенькая, не угрожающая, и сразу еще одна. Публий поднял глаза и не успел напустить в них даже фальшивой тени узнавания, видимо, поэтому вступительное слово незнакомца оборвалось представлением. - Старый хрен Руф? - Он широко улыбнулся обоим, давая понять, что подкол засчитан. - Но как у старого хрена может быть сестрой молодой цианус*, что-то изменилось в ботанических списках? Вернулся я только что, еще британская ряска с ушей не свалилась, как видишь, и сразу - в высшее общество. И если Эмилия и Лат пожелают сменить трибуну, я тем более буду не против. Он протянул один стакан Эмилии, другой с поклоном - не вспомненной сестре, третий медленно поставил на поднос и снова подозвал мальчишку: - Еще кувшин. И орешков. * Василек (Cyanus) - цветок, посвященный Церере, росший на пшеничных полях, сопровождавший пшеницу. Важный цветок для голодных путников - считалось, что если в дороге видишь васильки, значит, недалеко поле, зерно и еда.

Галиб: Галиб не хотел ее пугать, прямо объясняя, почему. Лучше когда-нибудь он, возможно, расскажет случай из жизни, наглядно говорящий о том, как может получиться со спорным предметом, когда его отбивают. Иногда от него остается треть, иногда случается так, что делить в итоге некому. Но не теперь, чтоб не провоцировать обиду или вызов. - Хотелось бы верить в твое благоразумие, - он улыбался, - но больше я доверяю твоему вкусу. Ты и сама прекрасно знаешь, что тебе к лицу и сколько лукавства должно быть в твоей скромности, чтоб меня самого не обмануть ненароком.

Зарина: Зарина побоялась, что взгляд выдаст недоверие, а потому увлеченно стала разглядывать виноградину, подставляя ее солнцу. Можно было подумать, что Галиб и вправду о ней самой беспокоится, если бы не эти слова о вкусе, да про то, что к лицу идет. Зарине захотелось закричать или разбить что-то (возможно даже о голову Галиба), но вместо этого она, улыбаясь и с любопытством глядя на ягоду, сжала сильнее ее между пальцев. Сверху показалась капля сока – Зарина сдавила еще крепче, до тех пор, пока виноградина не лопнула, и сок не начал стекать по ногтям. - Красиво, - тихо произнесла она и, наконец, взглянула на Галиба, уже спокойно и снова тепло. Губами собрала с пальцев влагу. - И вкусно. – Потом, помолчав немного, продолжила. – Я немного забылась, любовь моя. Когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности. И потому позволяю себе чуть больше, чем если бы была без тебя. Прости мне эту вольность. Взгляда не опустила и глядела в глаза по-женски мягко, пытливо – простит или нет. Вот ведь! А еще недавно едва ли не пела от любви, представляя перья да ткани, руки едва не целовала, когда просил прощения за дерзость. «Ой и гораааазда ты себя обманывать, Зарина!»

МаркКорнелийСципион: — Именно. Осушать его. Тогда и комаров не будет. А что касается сожжений... Да, пожалуй ты прав, мне стоит проехаться как минимум до Альпийского вала, в это время года перевалы ещё не закрыты снегом, а природа там поистине прекрасна. "Ага... Девчонка всё-таки не сказать, что так уж приучена к тому, что на самом деле представляет собой жизнь, в отличие от отца, и это в этом возрасте... Интересно, интересно..." — выводы были сделаны. Осталось их лишь уточнить. Нехватка времени? Он считает, что время ещё есть? Нужно было всё узнать и уточнить. Чем скорее — тем лучше. — Аве. Ну, если Эмилия предпочтёт переместиться, то я не вижу причин нам быть против. Эдил Кассий, кого я вижу... Как приятно видеть знакомые лица тех, кому мы обязаны благоустроенностью Города. Положенные кивки обоим новым собеседникам не заставили себя ожидать. Детали же того, что Сципион на самом деле думает о родственнике Куриона,он, разумеется, держал при себе. Привычка держать язык за зубами чаще всего быстро вырабатывается у детей сенаторского сословия. — Летеция, как я рад тебя видеть. Твой муж по-прежнему всё на лимесе? Служба далеко от Города всегда казалась мне трудной, но почётной обязанностью римских мужчин, которых ждут дома сестры, матери и жёны. "Марк Бруттий... Всадник... На лимесе... Ещё один трибун ангустиклавий в Сирии. После казни Куриона ей потребуется протекция... Ковать железо надо пока горячо..." — ещё одна мысль, ещё идеи. Вопросов много, ответов нет, ответы нужны ещё вчера. И с братом стоит поговорить. О деле. Несмотря на всё желание оторваться.

Галиб: Взял ее за руку и кончики пальцев потрогал губами, то ли проверяя, остался ли сок, то ли целуя след ее губ, а глаза стали сужаться и приобрели выражение. Может, женщине этот взгляд и польстил бы, но очень хорошо, что его никогда не видели люди, с которыми он торговал: взгляд выдавал аппетиты. И не скрывал, что в способах утоления этот человек не слишком разборчив. - А я и не сердился, милая. Можно ли сердиться на то, что красиво. Будь осторожна только, будь осторожна. И повел ее пальцами про своей щеке. В чем-то римская мода все же была на руку. Кроме очевидного выигрыша внешности в отсутствии не слишком красивой и густой бороды. Отклонился снова, вовсе закрыв глаза. Нехорошо выпускать взгляд в таком многолюдном месте.

Эмилия: - Публий так вдохновенно рассказывал про природу Британии, что не в силах унять свое любопытство, я дала уговорить себя на поход в театр, - она тихо засмеялась. – Так что я за разговоры о природе! Когда подошли Кассий и Летеция, Эмилия встала – разговаривать, как прежде, с четырьмя уже было бы неудобно. - Взаимно, Кассий, - ответила она вежливой улыбкой и протянула руку к его сестре, тихо обращаясь только к ней. – Прим… Мать всегда так делала – легкое прикосновение и ласковый взгляд, чтобы помочь гостю заговорить. А Летеции хотелось говорить, Эмилия это чувствовала. И у Маруха девушка пыталась быть к ней поближе, и сейчас выглядывала через ряды. Только все время что-то мешало беседе. На фоне всей предельно вежливой речи Кассия «старый хрен» прозвучало для Эмилии так резко, что мысль об истинном его отношении к собеседникам показалась не такой уж и абсурдной. И хотя Публий отшутился, она дала себе обещание быть повнимательнее к Руфу. Один за другим братья Сципионы переложили право принять решение на ее плечи. Но Эмилию даже повеселила эта ситуация: сейчас под ее командованием по собственному, надо заметить, желанию оказалось целых два воина. - Благодарю за приглашение, Кассий, - она кивнула. – И раз никто из моих спутников не против, я буду рада его принять. Эмилия обвела всех взглядом и еще раз улыбнулась. Хотя всё предстоящее ей казалось лишней суетой, именно в этой суматохе она и надеялась отвести Летецию в сторону и дать их беседе, наконец, состояться.

Кассий: На фоне легкого острословия Публия топорная лесть Марка выглядела как плевок. Кассий положил руку на плечо преторианскому трибуну, удерживая его на месте, и видя готовность, с которой Эмилия поднялась навстречу предложению, сел там, откуда она только что встала. - Думаю, Марк не случайно встретил меня по должности в таком месте, куда люди приходят развлекаться, ему, по всей вероятности, есть что сказать на тему о благоустройстве. Так что мы можем позволить женщинам оставить побоку наши скучные разговоры... а сами перекинемся парой слов? Это не займет много времени, - обратился он к младшему из братьев. Миг подумал и прибавил: - Но если тобой владеет понятное желание немного развеяться по прибытии... мне кажется, ты не успел порастерять находчивости на полях сражений и сможешь порадовать прекрасное общество изящным разговором, - в том, как он развел руками и чуть скривил губу, тут же снова улыбнувшись, можно было прочесть невысказанное знание, что до чего бы они с Марком Корнелием ни дошептались, старший брат не преминет поделиться итогами с младшим. Нельзя сказать, что ему хотелось сейчас делового разговора. Ему даже нетрудно было предположить, что с глазу на глаз он услышит много вещей неприятных. Но зачем-то эта грубая лесть была высказана, и он не хотел портить и без того не самое приятное расположение духа томительным ожиданием неизвестно чего. Да и сестре некоторые вещи выслушивать не следовало - она и так все прекрасно понимала.

Зарина: Сначала руку хотелось отдернуть, как от опасности. Но все эти прикосновения, взгляды и речи вновь дурманили рассудок. «Будь осторожна только», говорил Галиб в продолжение разговора, а Зарина повторяла это же себе, напоминая недавние выводы. Она погладила его щеку ладонью, неотрывно глядя в глаза, а когда он их закрыл, подушечкой пальца осторожно обвела уголок губ. - Обещаю, что буду, - ответила и ему, и себе.

Домиция Майор: Домиция смотрела на спокойную и внушительную Ирину, на Электру, на Феста, на которого даже не надо было смотреть, чтоб знать, что вот прямо в этот миг он что-то замышляет, поскольку он всегда что-то замышлял, бросила вскользь взгляд на актеров, только едва прислушалась к иносказательным разговорам - и вдруг почувствовала такую скуку, что заерзала на месте, едва усидев: - Осуществить свое желание, говоришь? - произнесла достаточно громко и веско, чтоб слышали все, а глаза заблестели задорным и дерзким огоньком, - я сама решаю, кому себя доверять, - в голове пронеслись встреча с Осмараком, все эти ее дурацкие переживания по поводу того поцелуя, тревоги думает ли он об этом и, если думает, то что, Маний Ветурий и необходимость подарка Гнею, Марк Сципион, прогулка в парке и теперь вот эта записка, - "...мама меня убьет..." - главное, чтоб тот, кому я доверилась не переоценил своих возможностей, - и с этими словами Доми наклонилась к самому лицу Ветурия, так, чтоб почувствовать тепло чужой мужской щеки, и замерла за самую ничтожную малость до поцелуя, - а ты уверен, что хочешь, чтоб желание сбылось, Марк? - сказала она, выдохами слов касаясь уголка его губ, - "да, точно убьет.." - подняла на него взгляд и так и осталась сидеть, не отклоняясь.

Ветурий: Марк подвинулся ближе, слегка сместившись влево и прошептал на ушко Домиции, едва касаясь его губами: -Конечно хочу, смысл желать того, чего не хочешь.. Еще немного и я тебя поцелую. Здесь, на людях. Мне и так сложно сдерживаться, а твой взгляд..и губы.. Это была вполне себе правда, особенно после того, как он вдохнул парфюм с ее шейки. И он, возвращаясь на исходные, произнес: - Не доверяй мне. Я не всегда могу оставаться человеком. *если нужно, перенесу.

Летеция: Эмилия прикоснулась к руке Прим… Как и любое изменение в природе, изменения в их семье начали происходить задолго до ухода отца. Признаки увядания появлялись то здесь, то там. Прим смутно помнила день ссоры отца с Кассием, там была мать... и гости. Все, что она тогда улавливала, так это то, что все доступное ранее, скоро закончится… Отец схватил ее за руку, сорвал с тонкого запястья браслет из бирюзы, и яростно швырнул его в сторону непреклонной матери. От боли Прим прижала руку к груди, ей хотелось плакать, и Кассий выпроводил ее из комнаты, закрыв за собой двери выгоняя к гостям… Расстроенная, она шла по дому, в котором выросла, ничего не замечая. Услышанные слова больно ранили. Ей в голову не могло прийти, что вся ее жизнь может перестать принадлежать ей. Она дошла до триклиния и расстроенно опустилась на софу. Подошел раб и предложил угощение. Прим кивнула, глядя сквозь него, погруженная в свой внутренний накал. «Этого не может быть! Это моя жизнь!» кричало ей сознание, отказываясь что либо понимать, бушуя и отбиваясь. Взгляд Прим упал на стоящую перед ней тарелку, и она обнаружила, что сидящий в углу стола человек с нее ест! Ее сосиску!!! Шокированная, возмущенная, она подняла взгляд и признала в нем сына Эмилия Скавра. Она снова опустила взгляд на тарелку, там было еще две… Эта тарелка и сосиски - ее! Пристально глядя захватчику в глаза, когда он потянулся за второй, она выхватила еду у него из-под носа и победно запихала в рот. Почувствовала, как мясной сок вытекает наружу, а щеки распирает. На улыбку не осталось места. Пусть она ничего не может сделать, но это ее тарелка!!! Парень оторопел и, странно посмотрев на Прим, медленно потянулся за третьей, с вызовом взял ее и хорошенько откусил, продолжая смотреть. В этот момент Прим пожалела, что у нее нет второго рта. Она сидела, ненавидя его всеми фибрами, сузив глаза и оценивая, успеет ли она проглотить то, что во рту, и вырвать новую порцию! Пусть даже изо рта! Но вторая сосиска была такой большой, что требовалось запить… Она оторвала взгляд от обидчика, в поисках бокала и слева от себя нашла еще одну тарелку с тремя сосисками… Проглотить то, что во рту, сил не нашлось. Она снова посмотрела на него, готовая провалиться сквозь пол. Это была не ее... Она переводила взгляд с одной тарелки на другую, начиная краснеть… На лице юноши расползлась ехидная улыбка, вгоняя Прим в еще больший стыд. – Заканчивай уж, что начала, - с издевкой произнес он, едва сдерживая смех. Она выскочила из триклиния, невероятно уязвленная, полыхая... Прим улыбнулась от этого воспоминания, и посмотрела на Кассия. Ему хотелось поговорить? Пускай. - Я видела у лавочников симпатичные веера, - предложила она Эмилии. – Конечно, не такие интересные, как у Маруха, но, думаю, тебе стоит на них взглянуть.

Луций Домиций: - Я никогда не даю обещаний, которых не могу исполнить, - с достоинством возразил Фест на выпад почтенной Ирины. - Но Квинт Эссенций отличный учитель, давеча он не порицал пустые восковые таблички, как сделал бы это иной ритор, и мы даже поспорили было о Демокрите и об атомах, наполняющих... Фурия самым возмутительным образом пренебрегла своими обязанностями, и то короткое время, отведенное Фесту на раздумья, он использовал по полной - всунул голову меж голубками и скривил довольную ухмылку и закончил громким голосом прямо в раскрасневшееся от нетерпения ушко Скорпии: - ...СОВЕРШЕННО ПУСТОЕ ПРОСТРАНСТВО! - и продолжил обычным тоном, загибая пальцы. - Чистейшей воды для питья Ирине, столь же прозрачной для Электры Ветурии, еще гроздь винограда, стакан воды Септиму Ветурию... вылить сверху? Я мог бы плюнуть, чтоб сдержать тебя без промедления, мой друг, и не дать погибнуть прямо на трибунах, но - что поделаешь? - недостатки воспитания. Я матери скажу, чтобы наняла кого-нибудь исправить это. Он кивнул всем по очереди и ушел за обещанным. Как-никак, Домиция уже взрослая и порку примет с достоинством.

Фурия: Так неприятно царапнуло, будто ей было все еще тринадцать. А она давно уже забыла эти ощущения. Но потому-то и царапнуло, что соперничать приходится теперь с дочерьми своих ровесниц. Не их же вина, что в их возрасте она пренебрегала кокетством. Выручил самый младший, избавляя и ее от нелепой досды и собеседников - от достаточно резкого замечания с ее стороны. Она рассмеялась, опуская ресницы и отворачиваясь. Даже прикрыла губы рукой - очень женственный жест, малая толика от обязанности выглядеть женщиной. - Какой резвый отрок этот твой брат, Домиция. Сдается мне, что некоторые молодые мужчины нарочно пытаются казаться столь же непосредственными, но лишь при живом примере заметно, как плохо это им удается. К сожалению, совсем без подкола обойтись не получилось, и она с еще не сошедшей улыбкой вскользь мазнула взглядом Марка Ветурия и продолжала: - Каждый возраст прекрасен своими особенными приметами, и было бы приятно увидеть, как однажды он перестанет хвалиться пустым разговором.

Публий Сципион: Публий только развел руками. Мгновение назад здесь сидели брат и прелестная Эмилия, - и вот уже трибун латиклавий с эдилом собрались обсуждать благоустройство города, как будто здесь еще было недостаточно свободного места, прямых дорог и красивых зданий. Прекрасные девицы тоже взялись за ручки, и мешать им означало либо быть принужденным высказывать мнение о веерах, либо получить ими по голове. - Благоустройство или веера? Признаться, редкая находчивость сможет решить вопрос так, чтобы остаться в выигрыше и не обидеть остальных. Но, Марк, я вижу еще одно знакомое лицо, и, пожалуй, схожу поприветствовать всю их честную компанию, если ты мне напомнишь, кто там остальные, - Публий кивком головы указал на ряды, где была Электра с одним из братьев. И обратился уже с улыбкой к Эмилии. - Британские болота научили меня никогда и ничего не забывать, и, хотя к именам граждан города это не относится, они надежный гарант того, что ты услышишь обещанные рассказы и кифару, когда только пожелаешь.

МаркКорнелийСципион: На его слова совершенно не отреагировали. Никак. Совсем. Нет, Маркусу не раз приходилось сталкиваться с тем, что с ним не желали говорить... Но обычно это случалось где-нибудь на допросе и так и оставалось тайной для избранных. Здесь же это могло показаться даже плохо завуалированным оскорблением, но, в очередной раз посокрушавшись о нехватке собственного опыта подковёрных игр, он решил пока не развивать эту тему. Стоило сначала разобраться. — О, да, в Британии природа из тех, что ему нравится: та, где не ступала ничья нога кроме варварских. Горы, болота... — ответил он Эмилии и перевёл взгляд на брата — Что же о лицах... Женщина покрупнее это дочь сенатора Тита Фурия, Ирина. До сих пор не замужем, если это тебе важно. Её младший брат Луций недавно только вернулся из Иудеи. Молодой парень и девушка — брат и сестра Ветурии, Марк и Электра. И ещё двое, совсем ребёнок и молодая девушка, Луций и Домиция — дети Клавдии Минор, у которой как раз пир. И, прошу, не лишай меня надежды тебя там увидеть. Сказать что-то типа "все подробности я тебе расскажу, но они не для чужих ушей" сказать мог только взгляд, да нет ему доверия, потому оставалось лишь надеяться на возможность переговорить и до пира. И потому он сел рядом с Кассием. — Да, нам действительно перекинуться парой слов. Это всегда так... Много думаешь, мало говоришь и очень много делаешь. Оставалось лишь дождаться, когда все спустятся.

Эмилия: Откуда–то появилась непонятная для самой Эмилии обида. Вроде бы и повода не было…Однако после слов Марка о незамужних женщинах аж грудь резко опала, и девушка едва успела надеть на лицо улыбку на вдохе. Непонятное и беспричинное чувство нужно было подавить в зародыше. - Я учту это, Публий, - ответила она мягко. – С большим удовольствием воспользуюсь твоим обещанием при первой же возможности, - а затем обратилась уже и к остальным. – Что ж, если все нашли себе занятие по интересам, то и мы с Летецией пойдем взглянуть на веера. – Кивнула каждому, обратившись по имени, и снова коснулась руки Прим. – Так где, ты говоришь, эти чудесные вещицы? Веера смотреть не хотелось. Но раз Летеция предложила уйти так далеко (возможно, от брата?), чтобы поговорить, то почему бы и не сделать уступки.

Летеция: «Да вы что, серьезно?!» Прим с укором и разочарованием посмотрела на Марка и Кассия, пряча потемневший взгляд. «Последние дни лета, а они собрались обсуждать какие-то дела?» Она недобро сузила глаза. Ну ладно Марк, всем известный… ломом опоясанный, но Кассий… Они не виделись месяц, не считая короткого разговора утром и недавней неприятной сцены. А теперь снова дела?! От негодования она закусила нижнюю губу, чувствуя, что сама сейчас вцепится в руку Эмилии. Да, ей очень хотелось узнать, как у нее дела. Еще больше – как дела у ее семьи, да и веера тоже хотелось бы вместе глянуть. Но насколько затянется беседа мужчин? Что они собрались обсуждать? И получаса не прошло, как Прим чуть затылком не снесла одну из колон в театре, и Кассий испереживался «бедненький» по этому поводу. Сейчас же он спокойно отправляет ее, куда глаза глядят. Что же касается, братьев… Публий… Такая готовность к побегу…. Она не смогла сдержать злой усмешки - ну да, только на кифаре играть. Вероятно, Эмилия его не так сильно впечатлила, раз он готов приветствовать едва знакомых людей… Прим выразительно посмотрела на Марка… Ее муж не на лимесе! И что он мог знать о ее муже? И тем более о ней. - Я тоже рада тебя видеть, Марк, - выделяя каждое слово, холодно поприветствовала она и посмотрела на Кассия, надеясь, что он помнит, что она вышла из дома без денег. Наверняка в таком большом здании найдется еще пара малолеток, готовых садануть двух богатых патрицианок без сопровождения о колонну. - Мы недолго. Она скользнула взглядом по расстроенной Эмилии, развернулась, и начала спускаться к выходу. – Они там, у лавочников, недалеко у выхода из театра.

Кассий: Обождав - скорее от неохоты поднимать спорные вопросы, чем из опасения быть услышанным недавними собеседниками - Кассий чуть повернул голову, не отрывая глаз от сцены. - Так что же... мешает тебе высказаться? Если дело не терпит, а ушей жалко, можно обсудить его, как постановку, - он кивнул на действие, - я пойму... постараюсь. По не думаю, что в данный момент кому-то, кроме меня, будет дело, - ироничная усмешка. - Прости за каламбур. По бокам еще оставались свободные места. Для сидящих сзади прислушаться было бы сложной задачей.

МаркКорнелийСципион: К счастью, лишних ушей рядом уже не было. Да и не собирался Марк говорить громче, чем требовалось, чтобы собеседник расслышал. — Дело, дело... О чём это я? Ах, да, вспомнил. Совсем уже заработался, в Байи мне пора. Так вот... Времена сейчас, конечно же, не те, что при Сулле, или же когда Цезарь и Октавиан спасали Город, но тоже... Сложные времена. Нервные, я бы сказал. И меняется всё почти также быстро, как и тогда. Но вот те люди, которые следят за благоустройством Города, всё равно нужны... В центре ещё столько пепелищ... Подумай, Кассий. Хорошенько подумай. Где найти меня ты знаешь. Он встал и, размяв шею, двинулся вниз, за братом. Сказано было даже больше, чем требовалось, но Сципион предпочитал намекать так, чтобы не было никакой двусмысленности, если это не мешает делу. Бывали же случаи, когда и правда не понимали...

Кассий: Кассию пришлось напрячься, чтоб пепелища не заглушили предыдущего определения - "в центре". Потому небольшая пауза, естественная после повелительного глагола, не закончилась вопросом. Схлынуло внезапно, можно сказать - торопливо. Возможно, именно затем, чтоб вопроса именно по благоустройству и не последовало. На угрозу эти "нервные времена" похожи не были. Доверяя догадке, можно было удивиться: над Сципионом нависал такой же... Курион, как и над самим Кассием? При его-то благосостоянии? Если так, оборот, пожалуй, скверный. "устал я. Устал" - мысленно вздыхая, он чувствовал, как родственно это жалобе "заработался". Как бы ни были перемены хороши, процесс это болезненный. Настолько, что жене и сестре лучше в такой момент находиться хотя бы на вилле. Или на Кипре. Да, это предупреждение. И чего-то Сципион за него хочет. Информации? Содействия? В процессе перемен строить бессмысленно. Так что ж, благоустройство здесь случайное слово? "нужные люди" - ключевое? А чем может быть полезен человек в его шатком положении?.. Или положение перестает быть шатким? Если доводить параллель до конца.

Галиб: Так недолго было и забыться. Галиб сидел в расслабленной позе и считал, сперва до десяти, потом до двадцати, чтоб не ушло сознание. Слишком безразличен был ему сейчас окружающий люд, и легко было повести себя простецки, как наедине с самим собой, спину сгорбить, лицом в женскую грудь зарыться, но этого нельзя было - это отозвалось бы позже. Нельзя показывать людям, что такой, как ты с виду - шелковый и изнеженный - ты и настоящий где-то глубоко внутри. А когти под под тюфяком, которые чует всякий, кто пытается встать с этого удобства не заплатив - не истина и не суть. Он ведь мягкий человек, Галиб, совсем мягкий. Даже слишком. Глаза потом открываются снова во всю ширину, и слух настраивается на сцену. "Троя" ведь неплоха, отнюдь. В этот раз весьма неплоха. Неизбита и остроумна.

Электра: Все происходящее словно вычеркивало ее из компании. Домиция не ответила на вопрос, Марк уделял максимум внимания юной деве, Фурия никак не прокомментировала ее слова. Было это хорошо или плохо Электра не совсем поняла и решила обдумать этот вопрос как-нибудь потом. Воды она могла бы и сама найти, если Луций принесет и не застанет ее здесь, то ведь тоже ничего страшного не произойдет? - Любому мальчику нужен мужчина, с которого он мог бы взять пример. - Девушка откинула волосы за спину и посмотрела в небо, где раскаленный шар двигался слишком медленно. Трою посмотреть ей не удастся совершенно, не тем заняты мысли, не те люди ее окружают. Хотела бы она видеть рядом с собой брата Ирины? Сейчас вряд ли. Ее самочувствие и мироощущение этому не способствовали. Тогда кто? - И полагаю, что совершенно не обязательно это должен быть отец, хотя получился бы идеальный пример. Твердость в характере появляется лишь в том случае, если не позволять мальчику слишком много. Но... Это лишь мое мнение и оно может расходиться с мнением матерей. - Электра говорила, а ее взгляд тем временем скользил по рядам ниже, в поисках того, с кем ее душа могла бы отдохнуть.

Летеция: Пока они спускались по рядам, Прим молчала. Мысли крутились вокруг слов брата «Нас поднимают… » и лица Марка… «Летеция, как я рад тебя видеть. Твой муж по-прежнему всё на лимесе?». Она подняла глаза к небу, вдыхая раскаленный воздух от нагретого камня театра. Как же все было непросто. Благоустройство города, конечно… Еще года не прошло с тех пор, как потухли погребальные костры, и стих вой над могилами заговорщиков…Был ли среди нераскрытых отец Марка? Как бы там ни было, у Сената не было реальной власти, а значит и Марк, являясь сыном сенатора, потенциально был опасен для императора. Она посмотрела через плечо на Эмилию. Как же не хватало реальной информации. Улыбнулась ей, выходя в прохладный кулуар. - Я рада тебе, - произнесла Прим, начиная разговор. – Мне показалось, или я видела на последних Сатурналиях маленькую Эмилию? Ты с тех пор очень расцвела. От мысли, что дочь похожа на Квинта, у нее слегка сжались нижние мышцы живота. Это могла быть ее дочь. Наверное, мало она возносила молитв Опс. Прим слегка порозовела.

Эмилия: Оказавшись в прохладе тени, Эмилия облегченно вздохнула. В жаркую погоду мысли двигались лениво, и даже любая мелочь вызывала раздражение. Здесь же, внизу, можно было снова почувствовать себя настоящим человеком. - Я тоже рада встретить тебя, Прим, мы и правда давно не виделись, - она провела по лбу пальцами, словно сбрасывала с лица усталость, и на глубоком вдохе улыбнулась. – А, малышка Эмилия!.. Да, Валерия Терция давно уже в Риме. Привезла с собой дочь и сестру свою, Минор. Ты, наверное, уже слышала об этом… - девушка задумчиво отвела взгляд, и брови ее недовольно дернулись, выдав неприятные мысли. – Скорее всего, не открою тебе страшной тайны, сказав, что отношения у нас с ними более чем натянутые. Поэтому…к сожалению, я почти не общалась с племянницей все это время. Отношения с Терцией у нее не сложились с самого начала. Жена брата была красива и умна, в другой ситуации она, возможно, наоборот стала бы примером для подражания. Но… Наблюдать за тем, как Квинт смотрит на другую девушку влюбленными глазами, а ее, свою родную сестру, уже почти не замечает, было невыносимо. К тому же, Эмилии всегда казалось, что в Терции есть что-то опасное, холодное и скользкое, как змея. И потому уверенность, что дружелюбие Валерии напускное, неестественное, только крепла. А затем Терция допустила и вовсе непростительную ошибку, позволив Квинту умереть. Восемь лет назад Эмилии было сложно до конца понять, почему отец так взъярился, узнав об этом. Но в тот день, видя его ярость, она дала и своему сердцу воспламениться от ненависти. - Малышка так похожа на Квинта, - произнесла Эмилия тихо, зачарованная своими воспоминаниями.

Зарина: Галиб внимательно наблюдал за тем, что происходит на сцене. Зарина отвернулась от него и, оперившись руками позади себя, откинулась, вдохнула полной грудью, умиротворенно прикрывая глаза. А когда вновь открыла их, увидела, как рассекают яркое голубое небо черные стрижи. Взмывают ввысь, колотя воздух острыми крыльями, и вдруг резко ныряют к земле. Зарина прислушалась – когда затихали на сцене фразы, и впрямь был слышен клекот птиц. Наверное, где-то там, у самого верха каменной кладки, стрижиные гнезда. Зарину всегда удивляла смелость этих крошечных созданий, которые не умели взлетать с земли, а потому чтобы оказаться в небе, им нужно было обрушиться с высоты. Где же набирались эти птички храбрости? Зарина осторожно приблизилась к Галибу, а чуть позже и вовсе положила голову ему на плечо. - Стрижи, - прошептала, все еще глядя в небо, а потом потерлась щекой и обратила свой взгляд туда, куда смотрел ее мужчина. Чем все это для нее закончится, если так и будет продолжать его бояться? Долго ли будет рядом с ним, если продолжит сторониться и защищаться? Красота ведь когда-нибудь увянет, и что тогда сможет она ему предложить? Будь Зарина стрижом, она бы набралась смелости и рискнула броситься с высоты своей отстраненности, углубиться в те чувства, что иногда теплом заполняют грудь… Возможно, она бы действительно смогла поймать спасительный поток и лететь, лететь… «Галиб, тебе нужна моя любовь?» - она ткнулась носом в плечо и вдохнула его запах. Интересно, а птенцы стрижей тоже боятся перед тем, как рухнуть вниз? «Зарина, очнись, какой ты птенец? Какой ты стриж! Твои отношения – это маленькая война. С ним. С другими наложницами. С другими женщинами», - ей вспомнилась недавняя гостья, что голодной хитрой кошкой пробралась к ним в дом. – «Хочешь остаться рядом, тебе надо одержать победу в этой схватке». Когда голоса на сцене снова стихли, Зарина погладила вдоль его руки и спросила: - Как думаешь, была б я птичкой, то какой? На какую больше похожа я? – отстранившись, заглянула в лицо с веселым любопытством.

Домиция Майор: - Поцелуешь? - Домиция отстранилась и весело рассмеялась, по-детски не сдерживаясь, - ты правда думаешь, что всё так просто, Марк? - ей, безусловно, влетит за провокацию, но если Ветурий поцелует ее на людях, ему влетит гораздо больше, равно, как и Фесту, который недостаточно тщательно оберегал честь сестры, это невероятно забавляло Скорпию, которая даже в случае поцелуя поддавшегося искушению Марка выигрывала...как минимум, поцелуй, - как скажешь, милый Ветурий, - она меньше прежнего склонилась к нему, но взгляд был таким же цепким и пристальным, - тогда я не разрешаю себя целовать. Заодно спасу в тебе человека, если ты боишься перестать им быть, - последние слова сказала довольно громко и улыбнулась невинно. Невинная улыбка играла бы на губах дольше мгновения, если бы в этот момент между ними не влез Фест, о чьем коварстве Скори, наслаждаясь замыслом, позабыла ровно на то время, какое требовалось для его осуществления: - Луций Домиций! - она начала громко, чудом сдержавшись, чтоб не подскочить от неожиданности, но вовремя совладала с собой и перешла на сдавленный шепот. Пока она нашлась с ответом, братец загнул пальцы, перечисляя необходимое, и был таков. "Дряной мальчишка!" - вся ее злость была вынуждена проявиться во взгляде, которым Доми жгла ему спину, пока та не исчезла из поля зрения. Внутри кипело, но она ни за что не желала подавать вида, потому только поджала губы и резко отвернулась: "Ничегооо, я тебе покажууу..." Она смотрела на сцену и от злости не видела сцены. Зато ей отчетливо рисовалось, как вместо актеров на празднике в честь тетушки Аканты с ее братом происходит великое множество недоразумений, одно другого хлеще.

Ветурий: "Я думаю, что все намного проще, чем мы привыкли считать" Луций успел вовремя, чтобы спасти ситуацию и сохранить видимость приличий. После запрета притягательность этих губок только усилилась. А тут пока ухо от крика разотрешь, вроде как и жить можно. - Поцелую,- нагло откликнулся Марк и поднес к губам ладошку Домиции, и едва коснулся губами каждого пальчика. - Видишь, сестренка, я был не так уж ужасен. В детстве,-кивнул он Электре на Домиция.

Фурия: Ее решили не замечать. Даже не решили. Вот оно, чем оборачивается соперничество с юными. Хорошо, что улыбку после выходки Феста стереть было труднее, чем переменить мысли. "Тщательней нужно выбирать собеседников! Ветурий попал в общество детей и будет усердно притворяться их сверстником. И много же надежд возлагает на меня ее мать, или слишком много питает иллюзий насчет ее дерзости". И она мельком взглянула на Электру. - И как ты находишь, твой брат стал более толстокож с той недалекой поры или менее восприимчив? Удравший мальчик делал ее лукавство поистине материнским.

Публий Сципион: Эмилии и сестре эдила он успел только кивнуть. - Агенобарбы, Фурия, Ветурии... Прекрасно, - Абат мысленно пересчитал всех едва ли не по головам и пошел через ряды. Прощаться с эдилом он не стал, не было сомнений, что встреча эта не последняя, уж слишком серьезен Лат, наверное, постоянная возня в каста претория действует на него так... осерьезняюще. Письма, письма, письма - ничто не раздражало больше, чем тишина среди тишины и шуршания лесных болот и чащ, особенно после того, как ты выпрашивал униженно хоть пару строк. Себе нынешнему тогдашний Публий казался маленьким и нестерпимо глупым, каждый шаг навстречу Электре добавлял стыдливого, удушливого румянца в щеки - хвала богам, что он не стал бриться поутру. Он едва увернулся от мальчишки Агенобарба и остановился перед компанией ровно в тот момент, когда казалось, что под таким огнем не устоит и щетина. - Дружная компания позволит старому солдату Публию Корнелию Сципиону поприветствовать ее и присоединиться ненадолго? - Абат бросил щеголеватый воинский салют и почтительно склонил голову, обращаясь к каждой и наблюдая за реакцией. - Ирина, Домиция... Электра... один из братьев Электры. Так необычно и приятно беседовать с прелестными девушками в мирной обстановке, зная, что тебе ответят. Последнее он многозначительно усилил голосом и остался стоять, ожидая ответа, поглядывая на всех девушек по очереди. Что же, по логике три все же лучше одной, пусть она и знает толк в рисунках и рассказах.

Электра: - Да, может быть ты и не был ужасен в детстве. Пока сосал грудь матери и спал большую часть времени. За все остальное время ручаться точно не могу, - бледные губы Электры тронула улыбка. Она и правда не знала каким был Марк, когда тот едва ходил под стол, об остальном же детстве Марка зналось не так много, но значительно больше, чем стоило знать остальным. Подобное он мог бы разве что доверить своей женщине, но стал бы? - Ирина, - Электра перевела взгляд с брата на Фурию и улыбнулась чуть шире, - как мне кажется, Марк местами толстокож. А местами так чувствителен, что может быть не скуп на слезы. Но разве слезы в глаза мужчины это плохо? Порой мне кажется, что он понимает женщин, но все чаще я убеждаюсь, что не суждено ему стать всепонимающим и он всего лишь один из многих особей мужского пола. Но, - короткий взгляд в сторону брата, приглушенное внутри себя воспоминание и вновь внимание к Ирине, - стоит признать, особь симпатичная. Особенно когда не разливается соловьем и делает умные глаза. Хотелось сказать что-то еще, но перед ними возникла тень мужчины. Точнее сам мужчина, а если еще точнее, то это был тот самый юноша, что был долго и страстно ей предан душой. Публий Сципион. Кажется она не видела его три года и уже успела забыть тембр его голоса и эти черные глаза. - Публий... - Губы Ветурии словно застыли в улыбке, пока она смотрела на него. - Когда же ты успел вернуться? - Кончики пальцев даже закололо, а сердцу стало жарко. Она, чтобы остудить пыл младшего Сципиона, не отвечала на его призыв и прекрасные слова писем. Но никогда не признается, что читала все, что от него приходило. Да, не любила, но ценила преданность, ум и дружбу. Сейчас же могло быть все совсем иначе.

МаркКорнелийСципион: Неизвестно, воля какого из божеств была на то причиной: ветреная девчонка Фортуна, любовь которой к Маркусу всегда имела энное количество специфических особенностей, Меркурий, вселившийся в Луция в обличье великого шутника и обманщика, Диана, решившая посмотреть и за этим видом "охоты", или же всё-таки Венера, кого орёл Юпитера убедил, что во имя будущего Города надо призвать Амура, выдать тому гастрафет с лучшим прицелом и ждать результата, параллельно смеясь над попытками одного преторианского трибуна латиклавия добиться своего. Так или иначе, привыкший примечать любые детали взгляд зацепился за пустое место рядом с дочерью троюродного брата текущего принцепса, а дальше всё было лишь делом техники; Сципион рванулся так, как будто увидел в толпе варваров разрыв, в который немедленно нужно ввести несколько отборных когорт, что рассекут строй с лёгкостью, с которой гладиус взрезает плоть. — Клевета! Старым солдатом мой братец станет минимум лет через сорок. И чтобы до того успел получить какую провинцию в проконсульство. Мне же нужно будет к кому-то ездить в старости и вспоминать молодость. Аве всем, хвала богам, он-таки вернулся с британского лимеса и сейчас расскажет о том как его когорта героически несла волосатым рыжим варварам римский порядок и закон на своих мечах. Марк улыбался, улыбался до ушей, потому что был почти что счастлив. Многих шокировала эта почти что ребяческая маска на его лице. Многих. Кроме тех единиц, которые точно знали: это тоже он. Как бы странно это ни звучало. Ведь в своё время со смехом и шутками бравые парни с пиллумами на плечах посыпали солью громадное пепелище в трёх днях пути от Рима. — Доми, теперь я знаю, что разбудили гарнизон Капитолия в тот страшный год совсем не гуси, а твоя пра-пра-прабабушка, благо оное, значит, фамильное. Ну, прекрасный голос, который слышен лучше, чем те, что со сцены. Кстати, не могу не поблагодарить тебя за то, что ты предупредила свою матушку о моём прибытии — она отказала мне в конной прогулке, но ваш прекрасный сад более чем достойная замена. В конце концов, самое прекрасное в мире это его разнообразие, а искал я её, а не конную прогулку. Он буквально излучал энергию и радость жизни. Всё... Всё было идеально. А с богами он ещё успеет расплатиться. Впрочем, не стоило лишать своего внимания остальных возможных собеседников и собеседниц. — Ирина, ты по-прежнему воплощаешь Минерву, однако если ранее, советуй я кому натуру для статуи на форум, предпочёл выбрать клинок, щит, щлем и доспехи, а сейчас... Сейчас, даже не знаю, не стоит ли сделать акцент на мудрости... В отношении подрастающего поколения. Взгляд идёт дальше и дальше, не лишая внимания никого... Не стоит. Не здесь. Да и ни к чему это. — Ветурии... Жаль, что служба мешает мне так или иначе видеть ваше славное семейство чаще, но разве театр не построен для того же, что и Цирк, где можно увидеть всех и каждого, принцепса и последнего раба? Прекрасное место, не находишь, Электра? Или ты, Марк? Вроде бы сказано всё. Не больше и не меньше, чем нужно. Но почему так неспокойно на душе? "Боги посылают самые трудные испытания своим любимцам, дабы укрепить их волю и характер." Сулла. Одни родственники... Но почему? Потому что слишком просто умереть на лимесе. Но что именно в Городе сейчас ему было сложно, Сципион не знал. Или же знал, но боялся своих догадок...

Домиция Майор: - Да, моя уж очень знатная кровь, - Домиция сделала отчетливый упор на последние слова, и во взгляде мелькнуло надменное достоинство, как всегда при разговоре об именитых предках, - ко многому обязывает меня, Марк, - "боги, он еще и пришел сюда после того, как передал записку.." - Скори крепче сжала в пальцах письмо, - а спасать - это вообще, видимо, наша прямая обязанность. Я вот сегодня только и делаю, что спасаю кого-нибудь...от чего-нибудь, - и она расплатилась с Ветурием эффектным взглядом и за самоуверенное "поцелую", и за сам поцелуй; отнимая от его губ ладонь, она улыбнулась и, приободрившись всеобщим вниманием, продолжила, - аве Сципионам, - при этом оглядела Публия, насколько хватало обзора, задержалась на красивом лице, и голос стал мягче, - только слышала о тебе и, кажется, не имела удовольствия общаться. Рада, что предоставился случай, Публий, - он ей понравился, скучно теперь не было вовсе, пальцы еще чувствовали прикосновение губ Ветурия, сердце билось чуть быстрее от неожиданного появления Марка Корнелия Сципиона, про Феста Скори позабыла вовсе, а тут еще и тот, о ком она вскользь слышала только какие-то обрывочные рассказы, оказался очень даже мил. Только Ирина незримо продолжала напоминать о старших и о строгости правил, но даже это не унимало приятного покалывания в груди предвкушающей увлекательное времяпрепровождение Домиции. Сцена была не внизу, она была здесь, и Скорпия радостно ощущала себя ее центром.

Ветурий: Слезы в глазах мужчины - это было плохо. С точки зрения Марка. Но спорить было еще хуже. Появление Сципионов заставило подобраться. Публий этот, некстати. Неплохой парнишка, но связи не из тех, которые стоит поощрять. А бессмысленную женскую жестокость он не одобрял по определению.

Фурия: - Слезы никого не красят, - вздохнула Ирина, - ни мужчин, ни женщин. Но, если мужчина женщин не понимает, они могут обозначать, что хотя бы сам факт непонимания им осознается. Пользы никакой, но все же лучше, чем продолжать разливаться с умным видом. Если перед нами, конечно, не поэт, - закончила она негромко, видя, как к ним приближается еще один молодой мужчина. Один? Двое. И если первый подползал осторожно, то второй принесся буквально в считанные мгновения, пока Электра приветствовала первого. "расскажет? Еще одно хвастовство. Хотя, как он начал, так пусть лучше хвастается, чем ноет. Зная, что ответят! Да уж такого вряд ли проигнорируют!" - поднятая тема слез остро отозвалась Ларом и настраивала отнюдь не дружелюбно. Не к Электре, а к окружению вцелом. В таком настроении помолчать всегда безопасней - в том числе и для окружающих. Как бы острие сарказма ни затачивалось в сторону собственных недостатков, чужие все равно выступали тоже, заслоняя собой физическую красоту. "Мудрости! Будь я мудрой, я смотрела бы на тебя сейчас, как на товарища по играм моего подрастающего поколения." - Да хранят вас боги, - поприветствовала она обоих, - но избавьте меня сегодня от обязанности что-либо воплощать. В конце концов, это я пришла посмотреть на игру актеров, а не наоборот. Улыбку, которая еще держалась за одну щеку, Ирина подтянула позадорней, и взгляд, адресованный ею Марку Корнелию, случайно получился исключительно по-женски вызывающим.

Летеция: «Жаль» подумала Прим, не всматриваясь в праздно шатающихся, остывавших от жары горожан, снующих рабов и торговцев. Она усмехнулась, тайна не тайна, но ей об отношениях вдовы Квинта и его родни ничего не было известно. А говорят Рим маленький, разочарованно выдохнула: - Значит, случай сведет. Рано или поздно она увидит дочь Квинта, подумаешь каприз… Теперь, ровным счетом как и тогда, ничего не изменишь. Ни тогда, ни сейчас. Прим, тоскливо скользнув взглядом по мраморным полам с крупной мозаикой, стала рассматривать картины великолепного греческого письма. Только когда она носом снесла кем-то остроумно вложенную в руку бронзовой статуи ветку сикоморы (коими была засажена половина площадей, прилегающих к театру), и к ее ногам шлепнулась желтая фига, она очнулась, инстинктивно отшатнулась и, узрев в этом знак, засмеялась. --- Сикомор, сикомора или египетская фига (Ficus sycomorus) являет собой огромное вечнозеленое дерево, похожее на дуб по размерам, внешнему виду и прочности, относится к роду фикусов из семейства Тутовых. Имеет мощный ствол и толстые ветви, на которых вырастают плодоносные ветки – столоны, по виду, напоминающие грозди винограда, только более короткие и утолщенные. На этих ветках по несколько раз за сезон тепла появляются грозди довольно крупных (20-25 мм в диаметре) оранжево-розоватых фиг с душистым ароматом. Фига является соплодием, а не плодом, и образуется у кустов, деревьев и древесных лиан рода фикусов из соцветия. Цветы растения находятся на дне фиги и расположены в шахматном порядке. Их много, они тычиночные, с длинными либо короткими пестиками. При созревании входное отверстие фиги закрывается. Самцы насекомых-опылителей делают в стенке плода узкий проход для самок, а также срезают тычинки и оставляют их в кучке. Самки пробираются к срезанным тычинкам и собирают пыльцу в специальные «карманы». По дороге, в тесном проходе, они обрывают крылья, которые закупоривают отверстия. Дороги назад нет, и самки помещают пыльцу в длиннопестичные цветки, а яйца откладывают в короткопестичные.

Публий Сципион: Улыбка на лице Электры показалась ему вымученной, и он выдавил из себя такую же. - Вчера... Не далее как вчера вернулся, и вот уже, - он оглянулся мельком и развел руками, - живу полной римской жизнью, только гражданское купить не успел... Рядом загрохотал братишка, и Публий уже не смог сдержать искреннего смеха облегчения - как-то чересчур он размяк на болотах, что в обществе таких женщин краснеет, мямлит и теряется, как какой-то малолетка. - Ла-а-ат, где твое воспитание? Сравнивать прабабку столь прелестной девы с гусыней, хоть и спасшей наши породистые задн... Простите, головы! Так вот, хоть и спасшей наши головы - это даже для тебя слишком. Солдафоны, что с них возьмешь? - он подмигнул дочери Агенобарба, но сесть предпочел рядом с дочерью Фурия. - Ирина, должен признаться, нашим легионам подчас не хватает мудрости. Из всех присутствующих здесь я мог бы усладить слух пением Электры или любоваться, как жонглирует душами юная Домиция, но в разведку я бы отправился только с тобой. Не в обиду, Лат, просто тебя слишком издалека видать.

Валерия Пирра: >>> с еще одной улицы Вместе с тем, как Валерия покинула Сцинтиллу, ее покинули и мысли о ней, которые, подобно песку, просыпались сквозь пальцы, пока она шла, убыстряла шаг, стремилась навстречу единственному человеку, которого желала видеть рядом с собой сейчас и всегда. С той же последовательностью, с какой ее покидали размышления о Бруттии, Пирру наполняли мысли о Тирре. Она чувствовала новый прилив какой-то распахнутой нежности, невообразимой по силе, словно заранее рисовала себе картину, что ей дадут увидеть его на мгновение, а потом незримая рука времени заберет его, заставит раствориться перед ней в воздухе, будто его и не существовало вовсе. Валерия все убыстряла шаг, нагнетая самой себе мысли о не произошедшем, а потому даже толком не продумала, что и как скажет, с чего начнет. Так что, в конце концов, ее даже охватила смутная тревога непонятного происхождения и свойства - то ли от опасения, не подумает ли и Тирр, что вина в смерти Тривии целиком на Валерии, то ли от страха, что он уже и думать о ней забыл, и все произошедшее имеет смысл и важность лишь для нее, а на деле же превратилось в мимолетное счастливое сновидение. Даже не зная, сколько сейчас было, совершенно потеряв счет времени, Пирра догадалась, что пришла она явно рано. Внутрь заходить не стала, потому что театр ей не нужен был совершенно, если театр, как и она сама, не осчастливлен появлением Тирра. Валерия перевела дыхание, только теперь заметив, насколько быстро шла, и огляделась. Чуть поодаль, среди незнакомых ей людей, вдруг заметила - или показалось только - знакомые черты... И через мгновение уже знала, что не показалось. Эмилия. Дурацкая встреча. Хуже и быть не могло, учитывая, какие отношения, если их вообще можно было таковыми назвать, скрепляли две семьи. Самым худшим в этом было то, что Пирра себя к этим распрям причастной не считала. Смерть Квинта для нее самой была непроясненной и туманной, Тривия, разумеется, об этом с ней никогда не заговаривала, а спросить... Валерия даже невольно прикоснулась к щеке, вспомнив, чем обернулся ее недавний интерес к делам сестры. Неприятное ощущение усиливалось еще и от того, что вот теперь Тривии - на этой мысли Валерия отвела взгляд от узнанной Эмилии, щебетавшей, очевидно, с одной из подруг, - нет в живых, а дела, возможно, только усугубились. "А что, если они захотят забрать племянницу? - вдруг подумалось ей, и она закусила губу, осознавая, что пока не знает, как урегулировать этот вопрос, - что, если смерть Тривии вообще подстроена этой семейкой? С них станется..." Но даже эта мысль не могла снять с души какой-то груз, вину, которую непонятно еще, должна ли она была испытывать. Пирра вздохнула тяжело и окончательно отвела вновь брошенный на Эмилию взгляд - ей прекрасно было известно, какой неловкостью могла бы обернуться встреча глазами, если бы ее заметила и Эмилия. Она отошла чуть дальше, за мрамор, и стала ждать Тирра, чувствуя, как нервничает все сильнее с каждым мгновением, в которое он не появился.

Электра: - Я считаю, что театр - это то место, где под прикрытием выступления актеров, можно вести нужные беседы и осуществлять более чем случайные встречи. Где, как не в театре или, как ты заметил, в цирке, узнаешь чем дышит город. - Улыбаться она перестала почти сразу, как ответила старшему брату Публия. Отношения их не очень складывались с самого начала знакомства. Интересно, знает ли Публий, о том, при каких обстоятельствах они были представлены друг другу? - Публий, я рада видеть тебя в здравии! - Появилось желание протянуть руку и по старой дружбе сжать руку молодого мужчины. Вот только подобные жест был скорее уместен для самого Сципиона младшего, нежели для нее самой. Услышав про разведку, Электра улыбнулась уже расслабленнее. А Публий возмужал, даже говорить стал как-то иначе. - Я слишком давно не пела и уже не могу утверждать, что твой жадный до хорошей музыки слух получится усладить.

МаркКорнелийСципион: — Ну, если спасать и правда ваша прямая обязанность... Маркус сделал вид, что о чём-то задумался. Ещё с самого начала службы он понял потребность в умении с лёгкостью менять выражение лица с задумчивого на уверенное и наоборот. Это позволяло делать вид, что всегда занят делом, а также убеждать окружающих в своих будто бы внезапных озарениях. — Галлию от варварства, помню, спасали, юг Германии, помнится, тоже... Доми. Могу ли я надеяться на собственное спасение в твоём лице от скуки и одиночества? Вот так всегда. Пробовать, пробовать, пробовать. Шаг за шагом подбирая варианты действий... Ветурия следовало так или иначе хотя бы как-то вывести из текущей игры. Вопрос был лишь в том, как именно. — Мы всегда что-либо или кого-либо воплощаем, вольно или же не вольно, Ирина. И на игру каждого в этом мире смотрят, на кого-то больше, на кого-то меньше... Даже на игру самих бессмертных богов. Комплимент. Ещё один аккуратный комплимент. Тит, конечно, при его здоровье может пережить и любителя носить фиги в Сенат, но если он скоропостижно скончается, то слишком многое придётся выстраивать заново... И лучше уже сейчас быть готовым к этому. — Воспитание моё осталось там же, где лежат восемьдесят тысяч варваров. Но, да, ты прав, я ждал тебя именно для того, чтобы вспомнить звуки кифары... А не вопли из лужёных глоток центурионов. И, да, зато врагов видно далеко. А, кроме того, можно спрятаться под брюхом вражеского слона и ночью пробраться незамеченным куда требуется. Последняя фраза прозвучала уже не Лату, а так, по секрету всей Ойкумене. Шутка... Марк надеялся, что она выйдет смешной.

Домиция Майор: На подмигивание и отшучивания Публия Скори только усмехнулась и коротко отрезала: - Уж не знаю, какое сравнение забавней: с гусыней, или с жонглером, - и с насмешкой в одних глазах обронила взгляд Ветурию. Да, Марк явно был ловчее обоих Сципионов по части разговоров с женщинами. Вопрос же второго Марка - ах, как не изобретателен Рим на имена, - заставил ее усилием воли не сжать в ладони письмо и не обозначить угадываемую связь одного с другим: - Спасение от одиночества, Марк, может иметь пагубное влияние - есть риск разучиться существовать без...спасшего, - и улыбнулась очаровательно-беззаботно.

Ветурий: За малышку Доми становилось обидно, так как заигрывали с ней, а присматривались и подсаживались..к Ирине. Даже Сципион-младший уделил не столько внимания ей, и, что удивительно, Электре, как этой грозной..Минерве, чтоб ее. Последнее он мог понять - не при старшем брате же вспоминать былые чувства. Но за сестру обидно было тоже. Сестру хотя бы можно было утешить, чуть позже. А Домицию, при том, как к ней явно подбирался Марк, было небезопасно. Когда его волновали такие глупости как собственная безопасность, Марк уже забыл, но то, что вызывала эта девочка в его теле, доставляло ощутимый дискомфорт. Насмешка не могла быть вызвана пониманием, это было бы слишком. - А так ли необходимы срочные спасательные операции? Что, в Городе уже совсем скучно?-поинтересовался у тезки.

Фурия: "Издалека видать. А меня, значит, можно и не заметить," - насмешливо оценила Ирина публиев комплимент, и только беззаботная колкость Домиции помешала нахмуриться на реплику старшего из братьев, слишком смахивающую на нравоучение, чтоб не ответить тем же: - Когда людям нечем заняться, кроме как поиском чужих воплощений, их часто постигает разочарование. Да и играть напоказ - впустую тратить жизнь, если, конечно, ты не актер. Электра, кстати, совершенно права, город никогда дышать не забывает. А как в итоге твою жизнь истолкуют - ведомо только богам. Они бессмертны, у них есть время и на игры. Что такое, в конце концов, этот Марк Сципион? Да мальчишка. Ирина и внимания не обратила бы, наверное, выскажись кто-нибудь другой в том же духе, приходилось все же признать, что задевает ее отнюдь не речь, а внешность. А уж во вторую очередь интересует, можно ли с этой внешностью говорить, или она ничем не лучше съемных гладиаторов.

Эмилия: Случай сведет непременно, но вряд ли лишь с одной Эмилией. К сожалению, племянница еще не достаточно взрослая, чтобы появляться где-то без сопровождения старших. А эти самые старшие вряд ли будут расположены к приятным беседам. Прим засмеялась, и Лия оглянулась на звуки. Перед ногами девушки лежала желтая фига, ставшая, судя по всему, причиной веселья. - Что случилось? – усмехнулась Эмилия, заражаясь весельем. Она снова подняла взгляд к лицу Летеции, как вдруг заметила рыжий всполох. Взгляд тут же стал холоднее. Эмилия слегка наклонила голову вбок, вглядываясь в толпу. Такие рыжие… и почему-то знакомые… Валерия шагнула, скрывшись за какой-то скульптурой, и пропала из виду. Какая из сестер? Кажется, Пирра… Эмилия отвела взгляд, брови поднялись выше, придав ее внешности еще больше неприступности.

Летеция: Прим нагнулась и подняла фигу. Небольшая, оранжевая, со сладковатым ароматом. - Я подумала, - призналась она, улыбаясь и опуская взгляд на плод. – Может быть не стоит, но все же не могу не спросить – что бы ты увидела в таком знаке? Она подняла фигу на уровень глаз, привлекая внимание Эмилии, и продолжила: - Знаешь, когда-то твой... Квинт… мне очень нравился. Это было так давно, и в тоже время недавно… Теперь же, когда хочется лишь взглянуть на его дочь, и боги посылают такие вот знаки, возникает непреодолимое желание пнуть э-т-о подальше! Они продолжили путь, остановившись у лавки с безделушками и веерами. - Вот эти, - показала Прим на те, что были вырезаны из белой кости – пластинчатые, с необычными рисунками, с вкраплением бежевого. Среди прочих побрякушек лежала пара маленьких арф размером в две ладони и несколько кифар. - Скажи, – спросила Прим, беря в руки один из вееров. – Ты сговорена с Публием? Вы отлично вместе смотритесь.

Галиб: Галиб присмотрелся и тихо рассмеялся. - Ты настоящий журавль, Зарина, благородный и величавый... но когда вот так смотришь - похожа на сороку. И хочется дарить тебе блестящие камни. Давно он не наблюдал, как она наряжается. Чем обычно объясняется ее выбор, и как она к нему подходит? Даже те, кто меряет у него в лавке ожерелья одно за другим, не всегда высказывают причину, по которой откладывают в сторону даже самую замечательную работу. Он не спрашивал, какие она любит камни. Он предпочитал это угадывать... но часто ее выбор все равно удивлял.

Публий Сципион: - О, поверь, Электра, я тоже рад быть в здравии, здесь, где еще столько вина не выпито, а песен не сыграно. Надеюсь, моя кифара будет вопить чуть тише центурионов. Девушки говорили все одновременно, успевай только поворачиваться. Абат не мог жаловаться на свою координацию, но сегодня голова уже потихоньку кружилась - от запахов мирной праздной жизни и блестящего мрамора. - Пожалуй, я бы выбрал жонглера, - задумчиво протянул он, улыбаясь Домиции одними глазами. - У него есть и зрители, и чувство равновесия, а если он мастер, то знает, когда следует прекратить номер, не дожидаясь львов. Другое дело гусыня! Она умеет плавать, не даст умереть ни с голоду, ни со скуки... - он пихнул брата под ребра, чтоб не философствовал. - Без этого не посуществуешь, особенно на лимесе. Лат, - он рассмеялся шутке, стараясь не представлять того слона, - в таком случае противопоказано таиться, нужно всю ночь строиться со слоном в боевые порядки и атаковать на рассвете. И обратился к Ирине так, чтобы остальных по старой армейской привычке видеть лишь краем глаза: - Мой брат не философ-зануда, Ирина, он славный малый, а если и позволяет себе выдать нравоучение, то винить стоит меня: в детстве я был несносен, и только старший брат мог спасти меня от порки, а честь семьи - от пятен, - все-таки Домиция была Лату не по размеру, а вот дочь Фурия... Не хотелось, чтобы она думала о брате плохо.

Эмилия: - Символ плодородия, - только и успела сказать Эмилия, как Прим вдруг продолжила. «Твой Квинт» прозвучало едва ли не как признание за ней права на единоличное обладание. Эмилия почему-то не удивилась следующему признанию. Возможно, всегда догадывалась, просто не хотела замечать очевидного. А может быть, теперь это не имело значения. «Хочется лишь взглянуть на дочь? Неужели она до сих пор питает эти чувства?» Вот что было поразительно. Учитывая то, что Летеция замужем… «А детей-то и нет», - подумалось вдогонку. Эмилия покосилась в сторону. Неудобно было говорить на больную тему среди толпы незнакомцев. О таком говорят наедине, когда обстановка располагает к откровенности. Осталось только улыбнуться: - Какой же смысл ты вложила в эту несчастную фигу, упавшую к твоим ногам, что теперь ей суждено от ног твоих и пострадать? Квинт бы рассказал тебе про нее такую историю, что тебе б захотелось плод у сердца держать. Я так и не научилась сходу такие истории придумывать. Но если ты как-нибудь зайдешь к нам, я постараюсь…ради судьбы ни в чем не повинной фиги! Веера и вправду были симпатичные. Резьба по кости была затейливой, но все же ей недоставало изящества. Эмилия склонилась над одним и кончиком пальца повторила особо необычный завиток. - Нет, - ответила, выпрямляясь и небрежно пожимая плечом. – В первый раз его сегодня увидела. У Вистария. Он принес карту и так интересно рассказывал о Британской природе, - она опустила взгляд, задумавшись, а потом едва заметно усмехнулась. – Брата мне чем-то напомнил.

Зарина: - Дарить камни? – глаза ее сузились, сверкая лукаво. Она вновь оплела его руку своими и прижалась к ней, голову склонив на бок и разглядывая лицо Галиба. – Я люблю, когда ты мне что-то даришь… Она скорее подыгрывала образу сороки, это веселило ее, вот так выпрашивать блестящий подарок. Губы Зарины медленно растягивались во все более очаровательной улыбке, а взгляд гипнотизировал, делаясь все более и более глубоким. Она всем телом жалась к нему, но дойдя до какого-то выбранного ею предела, отстранилась и рассмеялась, превращая все в шутку. - Знаешь, - произнесла она, наконец успокоившись, - они мне нравятся не только потому, что прекрасны сами по себе. Не только потому, что могут подчеркнуть черты или настроение. Мне нравится носить твои подарки еще и потому, что они напоминают о…взглядах, - ресницы Зарины вздрогнули, выпуская на волю жар взгляда, - об улыбках, прикосновениях и словах. О тебе. Тебя, может быть, и рядом нет со мной весь день, а вот посмотрю на колечко, - тут она подняла руку, будто и в самом деле любуясь украшением, - или услышу звон серег – и словно ты рядом. Или ткани, что обнимают и поглаживают тело… - она прикрыла глаза и слегка повела плечами, представляя.

Летеция: - Зайду обязательно, - пообещала Прим, наблюдая, как пальцы Эмилии гладят поверхность веера. Тонкие, изящные… - У Вистария? Кажется, это художественная лавка, да? Там много цветов. Она попыталась вспомнить, откуда знает об этом, но память услужливо рисовала картины от рассказчиков из Британии. Так много знакомых в последнее время вернулось из тех мест, а еще больше не вернулось… Она нахмурилась, слова Марка Сципиона оставили неприятный след в душе, царапая, мучая ее. «Может это стыд за то, что не ждет?» Прим усердно принялась разглядывать вещицы. «Но ведь она ждала!» Сердце ехидно продолжало: «Но ведь не так, как все остальные…» Ее щеки против воли вспыхнули. «Хватит!» Она вздохнула, закрывая внутри себя непрошеные мысли, отталкиваясь от них, возвращаясь к действительности. - М-м-м, все, что я слышала о Британии, касалось лишь ее фауны, - произнесла она, кладя веер на место. – Если бы в римских зверинцах можно было разжиться на комарах и мухах, в табернах закончились бы все запасы вина. Она улыбнулась Эмилии, кивнув на прилавок. - В первый раз они мне показались более привлекательными. Тут вроде больше нечего смотреть. Пойдем, а то, глядишь, Кассий прямо на Трое захрапит, начав конкурировать с хором.

Электра: "...и только старший брат мог спасти меня от порки, а честь семьи - от пятен" Еще не известно было кто спасал честь этой семьи от пятен, а кто наоборот. Электра поднялась, гордо распрямляя плечи. Здесь становилось крайне тесно и невероятно душно, появлялась вероятность того, что внимание, предназначенное спектаклю, они возьмут на себя. - Публий, ты и твоя кифара всегда желанные гости в нашем доме. Как вдохнешь горячего римского воздуха и вкусишь праздной жизни, приходи к старым друзьям. - Теперь она улыбнулась вполне искренне и коротко кивнула молодому человеку. - Ирина, надеюсь у нас еще будет возможность побеседовать, но в более спокойной обстановке. - И вновь небольшой кивок. - Домиция, если Марк тебя совсем достанет, вылей на него той самой холодной воды, что принесет тебе твой брат. В любом случае это пойдет на пользу! И, не задерживаясь более, Электра покинула ряд, который норовил стать центром внимания. Прощаться с Марком Сциипионом она совершенно не собиралась, ее гнев и неприятие к этому мужчине поутихли, но сменять гнев на милость Ветурия не хотела. В этой жизни каждому свое место, Сципиону же явно не в ее обществе.

Эмилия: - Мне удалось узнать не многим больше, - Эмилия тихо засмеялась, тряхнув головой. – Думаю, я могла бы расспросить и не только о комарах, но тут пришел брат Публия, Марк. И сразу же, конечно, начались мужские бахвальства о сожженных деревнях и прочем. Она все-таки взяла в руки один и распахнула его, придирчиво оценивая, подставляя взгляду то одной, то другой стороной. - Как бы мне хотелось тоже отправиться в путешествие, – протянула она задумчиво, а затем обернулась к Прим, чтобы продолжить. – Увидеть своими глазами все эти леса, реки, скалы… Да даже города! Смотришь иногда на улицы Рима, на все эти разные лица, и думаешь, что за каждым из прохожих своя уникальная история. Ведь многие из них приехали откуда-то, а значит, и видели больше, чем я. – Эмилия отложила веер и подалась навстречу подруге, будто бы доверяя большую тайну. – Мне нужно было родиться мужчиной. И, засмеявшись в пальцы, она двинулась обратно, кидая напряженный взгляд в толпу. Где-то там ходит Валерия… - Приходи к нам…сегодня! Может быть, прямо сейчас? Ведь вечером праздник у Клавдии…Да и брат твой, как мне кажется, рад видеть меня меньше, чем утверждает. А мои спутники благополучно куда-то сбежали.

Галиб: - Сколь многолика твоя природа, Зарина! Вот ты уже щебечешь как жаворонок. Хорошо что я понимаю, о чем ты щебечешь, не то боялся бы, что станешь биться в потолок или потеряешься в небе, держал бы в клетке с шелковым верхом, мотыльков приносил бы. Только тогда, когда ты сошьешь свой наряд из перьев, я и узнаю наверное, что ты за птица. Он терял нить повествования, до сцены ли ему было, когда женщину одолевало любопытство вкупе с желанием покрасоваться. - А кем видишь меня ты, пичужка моя, добрый ли я тебе хозяин, милая пара или страшный ястреб?

Луций Домиций: Разносчика удалось убедить, что виноград должен быть све-жай-шим, только тычком в ребра. Он захныкал но вытащил несколько гроздей, пожалуй, даже слишком хороших для собравшегося общества, где он мог бы предложить лучшее разве что Минерве. Хотя почему разве что, она сурова, так сурова, что можно было бы взять пару уроков по усмирению задавак вроде Скорпии. Ей Фест прикупил еще поски. Свежая и холодная вода нашлась тоже не сразу - всего приходилось добиваться грубой физической силой, тащить было неудобно - кувшины, корзинка - он даже подустал, поэтому подходил к ряду в не самом благом расположении духа. Сидящие на местах хмыри едва не заставили перепроверить ряд, да только попискивание сестры ни с чем не спутаешь. - Скорпия, а ты молодец, времени даром не теряешь, сколько их тут уже вьется, - Фест придирчивым взглядом осмотрел и лопоухого в военном рядом с богиней, и здоровяка с пурпурной полосой. Ха, пурпурнее видали. - Или это не к тебе? Та-а-ак, ребята, я Луций Домиций Агенобарб, и это мой ряд и мои женщины. Фест с обворожительной улыбкой поклонился и поднес Ирине гроздь покрупнее и самый чистый стакан, налил из кувшина прозрачной воды (внимательнейше следил же, чтоб разносчик туда не плюнул), всунул Скорпии ее стакан, тряхнул вторым кувшином: - Поски? Тебе вроде понравилось, весь мой запас выпила. А куда вы дели милую Электру Ветурию, кстати, ты ее не слопал часом, Кронос? - он кивнул здоровяку и поставил третий стакан на опустевшее место.

Зарина: Выслушав, она нежно поцеловала плечо его: - Ты все равно приноси мне мотыльков. Любви ведь слишком много не бывает, а забота твоя греет меня. Вопрос Галиба застал ее врасплох. Да к тому же удивительно было услышать его, потому как и сам он, получается, не понимал ее отношения, а знать хотел. И раз желание такое появилось, значит, не так безразлична она ему. Вновь послышался клекот стрижей, и Зарина рискнула… Отпустила себя и стала говорить просто то, что приходило: - Ты родина моя, дом мой, - выплеснулось внезапно, и Зарина почувствовала, что Галиб и вправду ей дороже, чем она привыкла думать. – Ведь не осталось у меня никого, только ты. И в тебе моя Персия… Нет у меня семьи другой, кроме тебя. Потому потерять тебя боюсь или сама потеряться. Аж здесь, - она прижала ладони к груди и животу, - все сжимается от мысли этой ужасной. Как я буду одна? – Зарина головой помотала, отгоняя дурные мысли, и продолжила: - Ты моя радость, улыбка моя, веселье мое, - теперь она посветлела, глядя ему в глаза. – Вот когда беседуем с тобой так, или обсуждаем что-то, когда совета моего просишь, когда нежен со мной и жарок, чувствую, что и просить мне нечего больше – все, что нужно для счастья, все имею. – Она мягко погладила его по щеке, говоря тихо, так, чтобы только он слышал и, может быть, понял, что все это не пустые слова, а от сердца. – Но бывает, что ты отдаляешься от меня, и чувствую я холод и чуждость от тебя. Вот тогда видишься ты мне ястребом опасным. И снова начинают терзать меня мысли, вдруг я одна останусь? Как мне жить тогда? – голос ее задрожал от волнения, она впервые за долгое время была так честна с Галибом. – Вдруг ты и вовсе забудешь меня, свою пичужку? Она чувствовала, что в ней нашлись бы силы пережить такое. Хватило бы ума придумать, что сделать в такой ситуации. Но страх… страх все равно всегда следовал за ней по пятам. Однажды она уже боролась просто за право жить. Повторения ей не хотелось. «Жду, когда снова возьмешь меня под свое крыло» - так и просилось на язык. Но тут вдруг появилась гордость, которая напоминала, что смирения в Зарине обычно маловато бывает. И лучше уж помалкивать о том, чего нет. Кажется, нет.

МаркКорнелийСципион: Письмо в руках старшей дочери Клавдии подсказывало — иногда посыльных всё-таки следует оплачивать подороже. Есть некоторая разница между "потратил" и "вложил". А для первого семейство Маркуса было слишком бедным. — Поверь, Доми, риск это всегда возможности, те или иные... Да я и вообще люблю рисковать. А просто бросать кости... В этом нет риска, нет азарта, от этого не пламенеет кровь, не стучит в висках... Щёлк. Перед глазами полчища кельтов, волна за волной накатывающиеся на стоящие неколебимо, как сами Альпы, утёсы когорт под сенью Единорога*, и волна за волной откатывающиеся назад, оставляя раз за разом на поле десятки тысяч мёртвых и умирающих. Щёлк. И сотни корабельных торсионных машин срабатывают разом, засыпая левый берег Евфрата своими снарядами. И отбивают шаг легионы по мосту у Гиераполиса, один за другим. Щёлк. Кровь так и норовит залить глаз. Сил нет совершенно. Какие-то подземные ходы. И вид какой-то... То ли со стороны, то ли в тумане. "— Я не смог исполнить свой долг. Я опозорил... — кажется, это он. Вечные боги, за что... — Именем Сената и Народа Рима преторианский трибун, встань. — мальчишеский голос... Где-то уже слышанный. Где? Рост чуть пониже Марка, румяное лицо, большие глаза... Он встаёт, практически беззвучно, несмотря на полную броню и шлем на голове. — Я клялся на фамильном гладиусе... — Ты клялся спасти Город и выиграть войну. Вы все клялись. Тогда, пять лет назад. Прости, я пробрался и подслушал. — лёгкая улыбка и чуть раскрасневшееся лицо. — Я понимаю что ты сейчас чувствуешь. Он был мне как отец. — голос на мгновение дрогнул — Семь дунайских легионов стоят в суточном переходе от Города, ещё девять на подходе. Ты должен. Ещё день. — Два. Им два дня идти. И это если Прим соберёт всю кавалерию для одного удара и он восполнил потери остатками Вителлия. Хотя... Прикрывать город некому, карробаллисты можно бросить. Кони устанут, но не важно, на улицах можно и пешими. Сейчас... — в голове бегут цифры организационно-штатных структур и лица командиров — Десять тысяч, если отказаться от всего, включая патрули, и даже если гонцов перехватят... Огонь над Капитолием ночью будет виден и на сотню миль. — в, казалось, уже окончательно усталых глазах вспыхнули огоньки. — На Квиринал тебе нельзя, к себе не приглашу, мой домус на Виминале, рядом. Отцовский на Капитолии, он сейчас кишит вителлианцами. Ну да ладно... Из города выезжать рискованно, мы поступим немного иначе." Через час двое вылезли откуда-то из-под земли на Авентине и зашли в какую-то неприметную лавку — нарушение секретности, но снявши голову по волосам плакать уже бесполезно, да и кого удивишь в этой припортовой клоаке чем-то подобным? Ещё через час двое жрецов Исиды в чистых льняных одеждах постучались в один из домусов на правом берегу, где-то в сотне актов на юго-запад от Бычьего Форума. И, хотя одному из них более подошло бы чтить Гора, — и нести в мир не сокрытые знания, но неотвратимое возмездие — их впустили. А затем картинка перед глазами исчезла. Сципион тряхнул головой. От такой жизни никакой театр не нужен. Но не стоит подавать виду. — Достаточно необходимы. И в городе в последнее время и правда очень и очень скучно. Хотя, я уверен, что в скором времени случится что-нибудь интересное. Тут он хитро прищурился. Конечно, конечно случится. На то уже приказы подписаны. — Мудро, Ирина. Однако ещё Геркулес доказал, что и смертному можно сравняться с вечным богами. То был любимый из героев молодого офицера. То был гордый вызов, брошенный самому мирозданию, квинтэссенция упорства в достижении великой цели, открытая дорога человечества ко второму Золотому веку, но, в отличие от первого, существующему по воле людей, но не богов. А в следующую секунду потребовалось мгновенно выдохнуть, как будто уходя от рубящего в живот; не хватало бы ещё чтобы звякнула сталь лорики хаматы. К счастью, не звякнула. Хотя Публий точно почувствовал. И должен был бы понять, что в Городе всё слишком... Весело. — Абатон, строиться я предпочитаю со своей когортой. А что до сносности... Наши родители нас выдержали, а, значит, нет причин не отметить твоё прибытие у меня дома парой когниев фалерна. Пообещать пьянку стоило. Как минимум для того, чтобы обсудить дела с глазу на глаз. Электра тем временем в который раз пожелала скрестить словесные клинки, не оставив "жезлу"** никакого выбора. — Я верю, что в отличие от потомков автора кавдинского позора праправнучка триумфатора Ионического моря*** отличается не только ловкостью и координацией движений, но также вежливостью и разумностью. И, тебе аве, Луций. Даже если бы я и был Кроносом, то у Электры слишком много яда, так что я бы не стал её есть. Вот так всегда. Молчишь, молчишь, хочешь сделать вид, что хотя бы не на людях, а потом приходится... *Символ Четырнадцатого Легиона. **Фамилия Scipio дословно переводится как "жезл". ***Имеется ввиду 3 октября 711.

Летеция: Это превзошло все ожидания. Она так жаждала этого приглашения, что непроизвольно заулыбалась еще шире, поспешно опуская взгляд. Тут же расстроилась, закусив губу – ведь как бы ей сильно ни хотелось, не сегодня. Она вздохнула. Подождет, как ждало уже почти год с прошлых Сатурналий. Мечтания о путешествиях были ей близки, и она закивала. - Кто-то сказал, что в путешествиях люди теряют и, возвращаясь, заново обретают себя, и только так познается жизнь, - Прим посмотрела на Эмилию, добавив про себя «А не сидя под деревом и откусывая яблоки, как сказывает народ». - Жаль, что то же самое нельзя сказать о походах в гости. Сегодня у меня есть дела с братом, поэтому не могу. Я с удовольствием принимаю твое приглашение Эмилия, но на другой раз! Она покрутила в руках фигу, подумав «Вот она разница в возрасте». Семь лет назад, когда Нерон убил свою мать, Эмилия была ребенком. Тогда не одной женщине в голову пришло сожаление, что она не родилась мужчиной, но вместе с этим пришел и страх. Всем больше нравилась судьба Ливии Августы. Вероятно, для молодежи возраста Эмилии страха уже не существовало. Да и кому еще сожалеть об этом, как не дочери сенатора. Но скорее всего это просто девичьи мечтания о выборе. - А насчет Кассия - не переживай. Хочешь, чтобы он обратил на тебя все свое радушие, - Прим усмехнулась, вспоминая прелестное личико Шийер, – посмотри ему прямо в глаза, хотя бы некоторое время. Уверяю тебя, это возбудит в нем неподдельный интерес к твоей персоне. Прим улыбнулась, поворачивая в обратный путь. Выходило забавно, она была почти уверена в благоразумии Эмилии, а посему не видела ничего дурного в таком двойном совете.

Домиция Майор: Сципион, как показалось Домиции, был несколько в своих мыслях. А, может, только показалось... Но он как-то неуловимо отличался от того себя, которого она узнала в парке и с которым довольно долго общалась. Впрочем, это вполне может сказываться его двойственность, по поводу которой Скори недоумевала до сих пор. И если романтик внутри подтолкнул его сказать про риск, то, очевидно, тот, холодный, - делал Марка отчасти погруженным в себя. Или, опять же, все это ей только казалось и было не более чем додумками растравленного любопытства. Тем не менее это даже заставило Скорпию не обратить никакого внимания на издевку брата: - Спасибо, Фестум, не хочу. Пей сам, - но она все же попыталась произнести хоть что-то, похожее на шутку, чтобы вывести себя из задумчивости и увлеченности разгадывания загадки, - позволю тебе считать, что мне стыдно: я ведь лишила тебя вкусного в пути. Вот мое желание: выпей три кувшина, - и улыбнулась неопределенно. "Так романтик или жестокий воин?" - разум почему-то отказывался верить, что и то, и другое, пытаясь выбрать. Нужна была определенность и уверенность в чем-то одном: - Тогда ты весьма своеобразно любишь риск, Марк, - она говорила спокойно и медленно, как будто что-то еще взвешивала про себя, - что может быть волнительней, чем бросить кости? Рассчитать все и рискнуть - это всего лишь рассчитать. Настоящий риск - это когда что-то уже происходит, а ты только заметил, что даже не думал ничего предусматривать и загадывать, - Доми внимательно посмотрела на Сципиона, - хотя что кажется одному, может в действительности вообще не иметь места в другом. И снова она говорила какие-то вещи, которые до этого - это было точно - не приходили ей в голову. Будто Марк Корнелий толкал ее на то, чтобы в ней просыпалась та, что умней. Или хочет быть умней. Это все Домиция стряхнула, как наваждение, услышав сначала про то, что в Электре "слишком много яда", а потом удивленно посмотрев ей вслед, словно на глаз определяя, действительно ли его там...столько.

Валерия Пирра: Валерия пару раз еще бросила осторожный взгляд в сторону девушек, но те были увлечены выбором вееров, и, решив больше не искушать судьбу, она отошла подальше, запретив себе смотреть в ту сторону. Тирра не было. Чтобы как-то унять тревогу и отогнать мысли о том, что он забыл о назначенном времени и не придет, Валерия представила море, то, к которому выходила на скалы в Греции, которое снилось ей недавно и которое она разглядела где-то в глубине карих глаз Тирра. Волны вздымались тепло и спокойно, море дышало. Оно то расправляло крылья, подобно птице, и тогда крылья, разбиваясь о камни, роняли перья - соленые брызги, их, приносимые ветром, Пирра ощущала на лице, шее и плечах. То вдруг море синело на глазах, зеленый уходил вглубь, и, всматриваясь, можно было представить воду огромным зверем, настороженно изгибающим спину. Здесь, в пыли и духоте города, память о море возвращала жизнь, память о Тирре - надежду, и Пирра снова и снова возвращалась к мыслям о волнам, сама становилась этими волнами. А, может, это время ожидания текло сквозь нее, вдох и выдох, новый и новый миг... Она даже прикрыла глаза, чтобы чувствовать острее, видеть - ярче. Тирра не было. Там, на Тибре, она играла с памятью, вольная рассказать или не рассказать ему, что пожелает, вольная быть собой, окунающая ладонь в прохладную воду, чтобы остыть, поднимая ладонь вверх, чтобы капли высохли под лучами солнца. Здесь, у театра, память играла с ней, возвращая ей момент за моментом, раскрывая перед глазами картину за картиной. И Валерия подчинялась, заново проживала то, что недавно произошло, слышала голос, видела лицо Тирра, помня, как вздрогнула и замерла под ее ладонью его спина. Подчинялась, осознавая, что у нее ничего, кроме этого, не было... ...пока не было Тирра.

Тирр Серторий: >>>>> Из цирка Нерона через лавку Суламиты Об обещанном крыжовнике он вспомнил в последний момент. Голоса в триклинии (кажется, и Авл снова здесь, куда угодно влезет без масла) и лавке он оставил без внимания, на цыпочках прокрался на склад и нашел спрятанную утром корзинку. Отвернул с краю ткань проверить: ни убавилось, ни прибавилось - ее никто не нашел. Так же тихо вышел, перетянул сандалии... и побежал, гулко топоча по булыжнику. До театра был не так уж далеко, но все равно пару раз дыхание перехватило, словно и не трудился он в палестре, в дороге или по утренней росе в пригородах, тренируясь до седьмого пота. Разбрасывая сандалиями пыль во все стороны, виляя влево и вправо от бесконечно тянущихся во все стороны прохожих, Тирр едва не сбил с ног торговку сушеными финиками, увернулся от лотка в последний момент, упал на колено, оберегая драгоценный крыжовник, вскочил и побежал дальше, подгоняемый криком "Тише, заполошенный, собаки гонят??" Разве собаки могут гнать росомаху? Он сам себя гонит - раз-два, раз-два, вдох, два шага, выдох-выдох, два шага, глубже вдох, чаще выдох, раз-два, придет не придет, увидит не увидит, раньше, позже, раз-два,раз-два, чаще вдох... Он ни о чем не думал, вбегая в портик, просто уговаривал себя бежать если не быстрее, то хотя бы не сбавляя хода, и только чудом притормозил, заметив в последний момент ярко-рыжие волосы, пламя, которого не было больше ни у кого в этом городе. Опоздал, боги! Развернувшись резко, чудом не потеряв равновесия, Тирр согнулся и перестал дышать, пытаясь унять заодно и колотящееся в груди сердце, но воздух с шумом рвался наружу. Она здесь и ждет, давно уже ждет, может, это мгновение последнее, которое она согласна простоять под колонной, эти три очень долгих шага. - Валер... ия, - тихо позвал он, задохнувшись, и оперся свободной ладонью на колонну. - Я... прости... опоздал... Внутри, в боку что-то отчаянно закололо: то ли от бега, то ли от странной тревоги на ее лице.

Эмилия: - Возможно, потерять себя на время – это интересный опыт. Иногда я начинаю уставать от себя, - Эмилия покачала головой, усмехаясь. Валерии нигде не было видно. Оно, наверное, и к лучшему. Ни к чему портить день пустыми ссорами или даже намеками на них. Эмилия сожалела только о том, что нельзя было узнать о маленькой племяннице. Неужели отец все и оставит так, позволит дочери Квинта воспитываться в чужой семье, в других традициях и взглядах, возможно даже, в нелюбви к роду отца? Да и Терция еще молода, может повторно выйти замуж. И тогда племянница будет совсем потеряна для них. Интересно, приглашены ли Валерии к Клавдии Минор?.. - Дела?.. – обронила она тихо. Эмилия задумалась, будет ли ей интересно остаться в театре одной или стоит вернуться на время домой, уладить дела с покупками. Еще не мешало бы решить вопрос с собакой. Арзес становился слишком стар, близилось время подыскивать ему замену. - Твой брат так чувствителен к взглядам? – в голосе девушки звучала ирония. Кассий ей вовсе не казался впечатлительным. Было даже весело теперь проверить этот совет. - Приходи, когда тебе будет удобно. В нашем доме тебе всегда рады. Получалось как-то…нехорошо. Разговор снова не состоялся, а теперь и вовсе откладывался на неопределенное время. Эмилия коснулась пальцев Летеции и доверительно заглянула в глаза: - Прим, будем подругами? Мне бы пригодился твой совет. И почему она так вдруг? Может, оттого, что Прим до сих пор испытывает теплые чувства к Квинту? А может, потому что и в самом деле ей не хватало рядом кого-то, более умудренного жизнью. И снова рыжий всполох, за плечом у идущей рядом Летеции. Вопреки своим намерениям, Эмилия все же вгляделась в черты. Нет, не Тривия. Младшая ее сестра. Пирра.

Галиб: Может быть, женщины на то и созданы говорящими, чтоб время от времени напоминать: если ты хоть чего-нибудь стоишь, вся твоя жизнь состоит из чужих ожиданий. - Ты еще помнишь Персию, - то ли спросил, то ли вздохнул в пространство. Ему иногда казалось, что он уже позабыл. Вошел к Маруху в дом и потерялся. Ковер ширазский от сердца оторвал, словно в своем доме ему не лежалось! А к чему? Чтоб и там чего-то от него ожидали? - Ты бы хотела вернуться?

Валерия Пирра: "Валер... ия", - голос она узнала сразу, сразу обернулась к тому, кого она так ждала. Уже двигаясь, Валерия смотрела на слегка побледневшее лицо, пугалась, не случилось ли что-нибудь, видела, как тяжело вздымается его грудь... - Тирр... - и слова кончились. Пирра чувствовала, как дрожат колени, как этой чужой римской земли не становится под ногами, да она и не нужна ей. Все, на что ее хватило, - это взять его за плечи, сжать их, еще не веря, что он здесь - настоящий, живой, видимо, разгоряченный быстрой ходьбой или даже бегом - и всматриваться, до мельчайшей детали, каждой черты, радуясь, что они совпадают в памяти и наяву. "Возьми себя в руки..." - и Валерия вдыхала воздух поглубже, чтобы не заплакать, приподнимала голову и улыбалась, потому что... - Ты пришел, - земли под ногами не было, театр качнулся и растаял неизвестно где, все перестало существовать, и единственным, что служило ей опорой, были плечи Тирра, за которые Валерия держалась так, будто это навсегда. Она нырнула взглядом в его глаза, погружаясь в это море, сине-зеленое, темнеющее там, за карим, и как только она совпала с ним, как только получилось скользнуть ладонями по его плечам, поймать пальцами шрам на шее и коснуться щек, силы изменили совсем, и Пирра качнулась, соприкасаясь с ним всем телом. Немо, растерянно, счастливо.

Зарина: Помнит ли она?.. Зарина закрыла глаза и глубоко вдохнула. Ей виделась ночь, красящая дома из песчаника в синий. Ей виделись храмы Огня, лижущие языками сумрак. И своды крыш над улицами, и россыпь мозаик, и пестрящая гладь ковров. Дневной гомон караванов и одинокий клекот ястреба в ночной тиши. Ей чудился ветер и песок на зубах. И золотой фаравахар. Зарина не заметила сама, как положила руки на колени ладонями вверх. Положила, но не подняла. - С каждым годом воспоминания о Персии становятся все прекраснее, - мечтательно протянула она. – Ты забываешь тяготы быта, забываешь все ее недостатки… Все плохое отсеивается, и в памяти остается только самое чудесное. Ей нравилось грезить о детстве. Реже она вспоминала о тех временах, когда отец покинул их с матерью. Почти никогда не думала о своей жизни у родственников. Много боли было в тех воспоминаниях, много обиды и гнева. Но вопрос Галиба вернул ее именно к этим дням. - Мне не к кому возвращаться, - ответила она холодно, а когда глаза открылись, взгляд их был жестким. – Меня там никто не ждет. Ведь ты знаешь это. Она смотрела прямо перед собой, на сцену, но не видела ее. Вспоминались ей не только родственники, которые посмели продать ее, как залежалый товар. Кто вообще дал им такое право, распоряжаться ее судьбой?! Память не сохранила лиц тех, кого она когда-то считала подругами. Зато сохранила образ того, кто был ей любимым. Его синие глаза с такими густыми ресницами, что казалось, будто сурьмой подвели. Скулы широкие, словно из песчаника вырезанные. Губы… нет, Зарина не помнила, как они выглядели. Зато впечатления сохранились – они были мягкими от робости, но жесткими от жажды. А еще руки! Ладони такие шершавые, зато прикосновения их нежнее легкого ветерка… И еще одно ощущение… Зарина снова прикрыла глаза, погружаясь в него. Грудь у него была такая широкая, а она на ней такая хрупкая, худенькая, еще не налившаяся женской красотой. Девочка совсем – и телом, и душой. Может быть, только вот эти объятья помогали ей пережить все невзгоды и стать сильнее. Он мог бы быть ее первым мужчиной… Но жизнь повернула все иначе. Нет, никто ее там не ждет, совсем никто. - А тебе хотелось бы? – только сейчас она заметила, что отклонилась от Галиба и даже голову склонила к дальнему от него плечу. Зарина улыбнулась и потянулась за кисточкой винограда, снова устраиваясь так, чтобы быть поближе к мужчине.

Тирр Серторий: Слабость в ногах от быстрого бега сменилась другой, той, что не проходит, если просто постоять, опершись на колонну. - Ты... дож... далась, - он попытался улыбнуться, закашлялся и снова задержал дыхание, но грудь все равно ходила ходуном, это уже не бег, это разгорелась внутри усыпленная ненадолго вином, преторианской когортой и жутким сном печь, сердце расширилось от жара, сдавило все внутри, горло, напротив, сжалось так, что в глазах потемнело и даже пламя ее волос стало мутнее. Но Валерия поняла, что ему вот-вот не жить, не хватает всего каких-то жалких пол-вздоха, она сделала шаг, положила прохладные ладони на судорожно подергивающуюся жилу на шее, успокаивая, провела ладонями по щекам, одним движением разрушив слабость, дрожь, неловкость, страх безнадежного ожидания и заодно слова Сида "за нее сожрут...". Сил не хватит, ни у кого не хватит. Тирр обнял ее так, словно и здесь, под стенами театра, хотел прикрыть от ветра, а заодно и взглядов прохожих, и едва не выронил злополучную корзинку из рук. Он лицом зарылся в ее волосы, самое сердце огня, вдохнул, поцеловал чуть выше уха: - Как я рад, что ты здесь, любимая...

Корнелия: >>>>> Дом Корнелии - Цезаря убили, да и мне что-то не по себе, - пожаловалась Евнике Корнелия, с шумом взрезая портик театра и оглядываясь в поисках знакомых по термам матрон. Маловато их было здесь, видимо, в этот раз актеры все же превзошли себя и либо скакали голыми, либо раскрасились так, что все побежали срисовывать узоры. Она приветливо помахала рукой юной дочери Скавра и сестре Руфа и решила пока не обращать внимания на вчерашнюю парочку, ставшую определенно друг к другу ближе, прямо до неприличия. - Милый Серторий, где же ты потерял своего поэтичного дружка? - пробормотала она под нос и, подтолкнув Евнику и отвесив подзатыльника Назику, полетела искать себе местечко. На сцене надрывались, и она велела Евнике, - Драгоценность моя, слушай внимательно, что они там горланят, потом расскажешь. Судя по всему, стены Трои или уже треснули или вот-вот.. вот... Назик! Прекрати пятиться, или в Аиде тебя загнут колесом и велят Сизифу катить! Мы уже почти пришли... ах, извините, извините, все, что этот чурбан вам оттоптал, хорошо отстирается в термах тетушки Корнелии всего за асс и еще за асс массаж того, что не оттоптал... О, и тебе повеселиться! Она плюхнулась на место, сунула руку в корзинку, подхватила булочку от завтрака и наконец поглядела на сцену: - А недурно... Ахиллу перьев не хватает, не находишь, моя радость?

Летеция: Уголки губ Прим дернулись в усмешке. Вчерашний поход в храм, говорил, что лучше уж трезвая голова на плечах, чем честь в кустах. О потере себя она могла рассказать достаточно, и даже более - познакомить с Пией. Это не было интересным опытом, и не будет. Горьким, как прокисший гарум. Один болезненно-бледный вид Прим чего стоил. - Конечно, - кивнула она, принимая предложение дружбы. – Я всегда только за, Эмилия. Если бы она знала, как мало у нее подруг, может быть, даже сочла подозрительным. Прим резко пошла вперед, спеша вернуться к брату. Официальной лучшей подругой Прим была Ливия. Ливия!!! Как же она не любила это имя, ненавидела. Не далее, как сегодня утром мать опять ставила ее в пример: «Ах, Ливия такая, ах, Ливия сякая. Тебе бы у нее поучиться». А не «Где твоя пала? Что за походы по городу в одиночку? Вот образец, достойный подражания. Нет, не богиня, жена твоего брата». Прим едва не раздавила фигу в ладонях, лишь ускорила шаг, чуть не налетев на владелицу терм с Яблочной площади. Благо желтые ткани с позолотой - яркие, она вовремя сманеврировала, приветствуя и кивком извиняясь. А пара, та пара - огненной девы и парня, что заставляли сорваться в шаг, не достойный патрицианки - ничем не лучше парочки у храма Весты! Прим закусила губу и заставила себя идти медленнее, чувствуя, что становится неудобно перед Эмилией. - Извини, - произнесла она уже почти перед входом в солнечную чашу, полную зрителей, у миниатюрной лавки, полной выпечки. Под взглядом торгующего раба, Прим взяла в одну руку пару сдобных корзиночек, усыпанных фисташковой крошкой, а другой, положив фигу на прилавок, полезла в почти пустой кошель. – Знаешь, Кассий вовсе не такой холодный, как кажется. Временами он напоминает мне раскаленный диск во льду, - она протянула продающему оставшуюся от первого похода монету, подумав, что не знает, кто дискоболос. И, пожалуй, поэтому возле него и задерживались люди, либо абсолютные амебы типа Ливии, либо с самообладанием как у титана, типа Фортиса. Всех остальных, казалось, он ненавидел и терпел, либо находил недостойными внимания. А его развлечения с Фортисом, любовь брата к сильным эмоциям на лице раба… - Горячий внутри, холодный и острый снаружи. Так что да, он чувствителен к взглядам, - она улыбнулась Эмилии и протянула пирожное. – Весьма.

Евника: >>>>Дом Корнелии По Остийской дороге мимо храма Флоры, потом вдоль верфи (хоть какой-то ветерок с Тибра) затем через бычий рынок, затем на развязке у подножья Капитолия они свернули на Карменталис, вдоль нее. И вот они у театра Помпея. И это по жаре, под палящим августовским солнцем, так и хотелось на спуск к Дубровой роще у Тибра, но вместо этого они вошли в прохладу стен. Ой-ли, ее тронула пара, место которым было в их горячих термах, там валились такие вот окутанные жаром, уходя счастливыми. А корзинка с ягодами ничего. Они были так заняты, что та представляла интерес для любого карманника. Затем кивок с милой улыбкой в сторону двух патрицианок. Надо будет Корнелии рассказать о последних сплетнях, гуляющих по Риму о сестре Кассия Руфа. Но пока было не к спеху. Оказавшись в полукруге театра, заполненного римлянами, Евника зажмурилась от солнца, моря пестрых тканей и забылась от шума хора, зрителей и птиц над головой. Что уж тут можно услышать из Трои, но разве что развязанный выкрик сидящего сбоку, у самого входа, разомлевшего от жарищи мужика, отреагировавшего на вой Ахилесса (может быть от ранения в пятку), пьяной икотой с нотками пущенного петуха в голосе: - У-б-е-йте кто-нибудь эту…. чайку!!! Назик шарахнулся, подумал наверное что это про него, начав топтать людям ноги. Хорошо, хоть вином не поливал. Наконец уселись, и Евника завозилась, осматриваясь. Как же жарко, подумалось ей. - Перьев? Угу. Я слышала, что этот Ахиллес в императорских термах именно с хвостом и гулял, - может к нам, тоже пригласим?

Эмилия: Летеция добавляла динамики в размеренную жизнь Эмилии. Уже сейчас. Эта ее импульсивность, решительность пока не раздражала, но уже удивляла. Хотя, надо признаться, удивляла приятно. Подхватив одной рукой полы одежд, Эмилия старалась поспеть за своей торопливой подругой. Боги, куда она так спешат?! Как же непривычно так бежать… Эмилия только и успевала всем кивать с извиняющейся улыбкой на лице. Сумасшедшая гонка и лавирование в толпе, в конце концов, показались смешными, и она, с облегчением вздохнув у лавки с выпечкой, тихо засмеялась в ответ на «извини». - К взглядам, способным растопить лед, я так полагаю, - она убрала со лба выбившуюся прядь волос и небрежными движениями поправила складки паллы. – Пожалуй, большинство мужчин способно заинтересоваться таким взглядом. Последние слова были сказаны с неким негодованием. И, поймав себя на этом, Эмилия быстро нашла причину такого чувства. Имя этой причине было Саломея. Новая отцовская игрушка… Или серьезное увлечение? Не то чтобы Эмилия не могла примириться с тем, что и у отца могут быть отношения с другими женщинами… Но почему-то с появлением этой девушки в доме она временами начинала чувствовать себя преданной и одинокой. И только Арзес до сих пор оставался ей беспредельно верным. - Ты знакома с нашим псом, Арзесом? – захотелось сменить тему. – Наверное, ты видела его еще резвым щенком. Теперь он стал совсем старенький…

Валерия Пирра: Тирр обнял ее так, что Валерия обмякла в его руках, подавшись навстречу всем телом, едва держась на ногах. И внутри, раз зародившись, теперь опять теплела уверенность, что не будь этих объятий, не было бы ни Рима, ни мира вообще: - Конечно... Я бы ждала, пока не придешь... неважно, сколько, - он касался волос, как теплый ветер, его "как я рад, что ты здесь, любимая" было баюкающим и сладким, как тогда, когда сидишь в сумерках у моря и на глаз можешь определить, какое оно еще неостывшее, прогретое за день, шелковистое и обволакивающее. Мир на несколько мгновений смазался и качнулся в полуприкрытых от смешанного чувства усталости и радости глазах Пирры: - Я так рада, что ты... мне столько надо тебе... сказать. Я... - на глаза наворачивались слезы, которые она хотела сдержать, - Тирр... - и обняла крепче, насколько могла, поцеловала висок, прижалась губами к шраму, уткнулась в плечо, вдыхая, казалось, саму жизнь, выравнивая дыхание; постояла так, потом отстранилась, ощутив, что он что-то держит в одной руке, - это...да неужели ж это крыжовник?.. - и засмеялась тихо, временами легонько втягивая носом воздух и глотая подступивший к горлу ком, который - Валерия чувствовала - исчезал по мере того, как она все больше верила в то, что Тирр здесь, рядом с ней.

Тирр Серторий: Он бы мог стоять так вечно, пока не вспомнил, что они в театре на Волтурналии, и она - патрицианка древнего рода. Отрезвило. Что-то было в ее радости напряженное, тяжелое; через мгновение он понял, что больше поддерживает Валерию, чем обнимает. Тирр знал, почему он так бежал сюда, что едва не зашиб торговку и не потерял сандалии. Но неземная, свободная, прекрасная Валерия, из-за чего ей-то едва сдерживать слезы? Это Авл поверил бы, что стал причиной такой встречи, но Тирр себя заставить не мог, это было слишком нелепо. Что она хочет сказать, что семья запрещает ей видеться с плебеем? сестра? уехать в Грецию? замужество? - Крыжов... да, это он самый, - Тирр рассеянно вложил корзинку в руку Пирры, вглядываясь в ее лицо в попытке разгадать не спрашивая. - Что-то случилось? Что сказать? Может, пойдем в парк? Там не так шумно. Он и спросил, и предложил, и повел сразу, взяв ее за свободную руку, не отпуская от себя далеко. Он до смерти боялся показаться грубым, но толпа вокруг с ее лишними ушами и глазами сбивала с толку, нужно было освободиться от нее и поговорить в тишине. Уж он-то выдержит любой удар, даром что бумага в легион прожигала валяющуюся дома тунику насквозь. >>>>> Парк Купидона

Галиб: Не к кому - не значит, что не хотелось бы. Так он понял, не по ее словам, а по расстоянию, которое им приходилось преодолевать, физически видимому, между ней - помнящей и скучающей по родине, - и им - привыкшим к тому, что в этом городе змеи хранят очаги. - Десять лет, - ответил он, отводя глаза на сцену. Ответил той настоящей Зарине, что отстранилась, хотя и спрашивала его эта, лукавая, которая знала, что незачем хотеть, если не к кому возвращаться. - Я здесь уже десять лет. Пока длилась эта война, я не заметил момента, когда перестал понимать, о ком говорю "мы". Тебе, возможно, не понравится это, но некуда девать правды: не существует римлян и персов. Существует народ, который воюет и народ, который торгует.

Валерия Пирра: Все, что Валерия чувствовала сейчас, - это свою руку в ладони Тирра. Ни окружающих, ни пыли и земли под ногами. Только сейчас она вновь задумалась, как она ему все расскажет, с чего начнет: - Случилось... - вышло слишком сокрушенно, и Пирра пыталась быстрее сформулировать остальное, чтобы не пугать его, рассеянно кивая на "может, в парк?" - я расскажу, сейчас, только уйдем подальше, хорошо? Здесь столько людей, - ничего она не хотела сейчас, без промедлений променяла бы любое из мгновений, чтобы только так и держать его за руку, идти за ним, не оглядываясь, - Валерия почувствовала себя совсем маленькой и беспомощной, Тирр так бережно вел ее за руку, словно ребенка, что захотелось сидеть у него на коленях и плакать, - ты мне крыжовника принес, милый... - сказалось тоже по-детски: искренне, радостно, как тогда, когда ушибешь коленку, плачешь, а кто-то большой и теплый вдруг поцеловал и успокоил, - это так...спасибо... - и спохватилась, что все-таки пугает, - ты только не думай, что это насчет нас... что нам... - Валерия провела свободной рукой по лицу, изо всех сил ловя мысль, - с нами все хорошо. Все по-прежнему. Это о другом. Вот... - и сжала его ладонь крепче, - "с нами все хорошо, с нами все хорошо... Ты здесь". >>>>>> Парк Купидона

Летеция: - Нет, конечно, не видела, - Прим сковырнула кусочек фисташки от пирожного. У многих знакомых зверинцы полны, эта привязанность выглядит крайне милой. Прим уважала любовь к животным, хотя не обладала таковой. Почему-то вспомнился Квинт со щенком на руках, но Прим не была уверена, что это воспоминание настоящее. Она редко бывала в их доме, а после истории с сосисками - тем более. Как же ей хотелось спросить Эмилию о том, чего нельзя было спрашивать, пока нельзя, и Прим быстро сунула кусочек орешка в рот, ощутив на языке легкий привкус масел с медовыми нотками. - Пойдем, - произнесла она, выходя из тени в пекло и чувствуя, как прохладные участки кожи нагреваются, солнечное дыхание наполняет ткани подола, колышет локоны у шеи. Спускаясь мимо сидящих увлеченных зрелищем людей, они вернулись к Кассию, нырнув под спасительную тень натянутой над головами ткани.

Зарина: Она задумалась над его словами, медленно обирая виноград с веточки. - Люди по сути своей и вправду везде одинаковые. Есть честные, а есть бесчестные, есть миролюбивые и те, что постоянно рвутся в бой. Но все, что нас окружает, отражается в нас самих. А потому кроме сути своей мы имеем что-то, что придает нам форму. Как золото превращается в то или иное украшение, при этом оставаясь всем тем же металлом, - Зарина помолчала немного, рассматривая песочно-бирюзовый подол своего наряда и тапочки, расшитые золотой нитью, а потом перевела взгляд на Галиба, так же сидящего вовсе не в римских одеждах. – Не бывало ли у тебя такого, что увидишь вдруг в толпе квиритов перса – и сердцу теплее станет? Будто не человека увидел, а очаг родного дома… Она протянула ему ягоды на ладошке и заглянула в лицо. Конечно, пройдет еще лет шесть, и ее римская жизнь обточит, отшлифует под себя. Персия останется только лишь сладкой грезой. Возвращаться тогда совсем смысла не будет, потому как вряд ли старый ключ подойдет к замочной скважине давно другим оставленного дома.

Галиб: - Знаю, - сказал он, хмурясь, почти отмахиваясь, словно в момент молитвы ему напомнили помолиться: разве он сам среди этого сброда, сплава, грязного, как новые ауреусы, как железные кольца с впаянным золотом, со свинцовым привкусом и позеленевшего от завалящей меди, не носил себя, как носят тонкие браслеты с рубиновыми глазами?.. подбирал длинные шелка от мостовой, проще было казать свою брезгливость, чем переодеться в шерсть до колена. Разве не о том уговаривал он сейчас себя, разделяя мир на вояк и торгашей? - Входишь в дом соотечественника, и там понимаешь, кто ты, и сколько выпил местного вина, и сколько видел на веку ахиллов. Словно предательство совершил два года назад, а не по указке брата строил и кланялся преторам. Словно и в самом деле презирал.

Амина: 27, август, день >>>Двуликий Дом Дахи Безалаберная Дахи, сбежавшая от родственников в сомнительную свободу опасного Рима, письма писала редко, а отправлять поручала только Айдане, с какими-то её знакомыми купцами. Поэтому почта поразила Амину до глубины души, а возмутила и того глубже - она и не подозревала в себе таких подвалов с огромными глухо рычащими собаками, терпеливыми мрачными крокодилами и истерично орущей курицей. Но расценки!.. Но очереди!.. Подуспокоилась она только в лавках, вдыхая запахи лечебных трав и благовоний. Решив, что это всё - последствия недавно пережитых ужасов, а она просто непозволительно распустилась, Амина строго себя осудила, выйдя из очередной лавки - мягко пожурила, а, проходя мимо театра - искренне пожалела и позволила себе... немножко... одним глазком. На полчасика. В конце-концов что плохого в том, чтоб успокоить нервы глядя на придуманную, совершенно ненастоящую трагедию и настоящего мусулистого галдиатора? Можно же себе позволить раз в жизни! Тем более что, зная как работают римские чиновники, Амина не сомневалась, что новая хозяйка вернётся не скоро. Имя у входа она называла с сомнением, но Вепрь не забыл, её пропустили, денег не взяв, и от этого театр показался не таким уж шумным, а место нашлось как-то само...

Фурия: - Ты считаешь, твой брат нуждается в защите? - негромко, склонясь головой к Абатону, доверительно спросила Ирина. И пока Марк Сципион, словно боясь остаться незамеченным, раздавал ответы, попутно доказывая свое право на заблуждение, из компании вдруг вздумала самоустраниться едва ли не самая интересная, как выяснилось, когда она решила ускользнуть, составляющая. "куда вы дели Электру!" - возмущался невнимательный мальчик, принесший воды, совершенно не смущаясь тем, что говорит уходящей в спину. "...слишком много яда..." - удивил Геркулес и Ирина, вряд ли услышав, если в ее адрес кто-либо что-нибудь в этот момент говорил, вполголоса заметила все для того же Абата: - Видимо, да... И отпила с полстакана. - Благодарю, милый юноша, но, сдается мне, одной воды мне все же оказалось недостаточно. Не думаю, что я многое пропущу, если выйду на четверть часа подышать, - обратилась сразу ко всем, не повышая особенно голоса, и неторопливо окликнула Электру: - Дорогая, не спеши! Поднялась величественно, без порывов вслед, сочтя, что если ее не станут ждать, то это, во-первых, действительно знак какой-то уязвимой точки, а, во-вторых, совершенно очевидное свидетельство отсутствия общего секрета. Оффтоп: прости, Марк Ветурий, не дождалась

Электра: Изнутри вновь принялось что-то подниматься, но договориться с собой на эту тему, Ветурия уже научилась. Стоило ли вообще приходить в театр? Пожалуй в этом были и свои плюсы. Во-первых, она сама лично убедилась в том, что Публий вернулся и узнала это не из сплетен, во-вторых ... - Дорогая, не спеши! Во-вторых додумать не успелось, поскольку человек, о котором только что пришла мысль окликнул ее. Электра едва вздрогнула и обернулась, ища глазами Ирину. Молодая женщина была великолепна в своей неторопливости. А ведь разница у них в возрасте была не столь велика, как ей показалось. - Ирина? - Электра действительно была удивлена. Ветурия застыла в ожидании, пока сестра Луция станет с ней наравне. - Ты тоже решила, что сегодня спектакль посмотреть не удастся? - Губы тронула улыбка, хотя определенную робость девушка ощущала в обществе Ирины.

Зарина: Зарина отложила виноград и, вновь обернувшись к Галибу, ладонями медленно, мягко, заботливо провела от локтя к плечу, а там погладила успокоительно – так гладят детей по голове, - и щекой скользнула, уткнувшись носом в шею. Больно ему было. Возможно, даже больнее, чем ей. Ведь решение родину покинуть сам принимал, а теперь нес груз ответственности за него. И сомнениями терзал себя тоже, видимо… Она сомкнула глаза и прильнула поцелуем под ухом, не спеша оторваться. - Я расстроила тебя, любовь моя? – прошептала, ладонь на грудь ему опуская. – Как бы я хотела, чтобы в свой дом войдя, ты и вовсе забывал обо всех ахиллах, увиденных и не увиденных. Чтобы и вовсе не думал о выпитом вине, а чувствовал только, как душа твоя отдыхает. Чтобы забывал всех, кем приходится быть, и был бы самим собой. Тогда каждый раз это было бы возращением на родину… Женщина, только женщина сможет создать такой дом. Только та, что ждать будет в свои утешительные объятья. Одна единственная, а не десятки. Нужная женщина, любимая. Ведь не стены таким домом становятся, а люди.

Ветурий: Никто не собирался обливать его холодной водой. Доми о чем-то задумалась, сестренка - сбежала, возможно, все из-за того же Сципиона." Вот ведь упрямая девчонка, сил нет",-посокрушался Марк про себя. Между тем, холодная вода была бы очень кстати.

Фурия: Она пожала плечами, увлекая Электру за собой к выходу легким касанием пальцев, задеваюшим разве что ткань. -Отличный вкус. Еще не решила. Если, пока я выберу себе веер, они там не угомонятся, видимо, ты окажешься права. Юный Агенобарб несносен как большинство детей, но это еще полбеды. Я не очень люблю, когда люди навязывают другим свое мнение без малейшего повода. С одной стороны, своим заявлением Сципион будто бы показывал, что по крайней мере Электра не соперница ей, с другой - видимо, она его сильно задевала, может быть, даже сильнее, чем Луция, а с третьей... Нужен ли и интересен ли был Ирине человек, не способный удержаться на пустом месте? Если закрыть глаза на его физическое великолепие.

Электра: Фурия ответила на вопрос и похвалить успела, что именно - Ветурия не сразу сообразила. В такую жару веер и правда был необходим, хотя дома лежало их достаточное количество, но, вместе с тем, отказать себе в удовольствии посмотреть на нечто новенькое, она не могла. Низ живота неприятно тянуло, потому отвлечься было просто необходимо. - Зная Марка, он сделает все возможное, чтобы удержать внимание юной Домиции. Но я отчего-то сомневаюсь, что Домиция сильно заинтересована его кандидатурой. - Электра прошла к выходу, краем глаза наблюдая за Фурией. Говорила ли Ирина про Сципиона, тем не менее, кандидатов в навязывание собственного мнения в ложе осталось не так много. Комментировать этот момент она не собиралась.

Фурия: - Он достаточно хорош собой, чтобы заинтересовать юную девушку. Если он к тому же умеет ухаживать, вопрос встанет только о том, насколько этот брак сочтет приемлемым Клавдия. Она не кажется мне склонной к необдуманным решениям, - предложение, так прямо высказанное Ирине в термах, представлялось теперь немного странным: при таком выборе было бы странно предпочесть сомнительное прошлое Луция прочной позиции Марка Сципиона. Разве что она знает о последнем нечто более пугающее, чем те сведения о Луции, доступ к которым у нее мог быть в силу принадлежности к этому роду. А если она не осведомлена, то тем более: едва прибывший в Город молодой человек с амбициями, вовремя перетянутый на нужную сторону и благодарный в последствии за поддержку - это добыча легче и перспективней, чем уже сформировавшиеся цели. Ей хотелось предупредить Электру, пока у Луция еще был шанс сохранить голову на плечах. Трудно было представить эту девушку интриганкой, что ринется в бой не разбирая средств. Но Ирине так же хотелось поговорить и о Сципионе: представить, что он бросался едкими обвинениями без весомой причины, было ничуть не проще. Но от прямого вопроса она воздержалась. Потому, что и самой было бы неприятно, если б малознакомая тетка с места в карьер полезла бы в ее дела. Пусть даже и чья-то сестра.

Электра: - Как бы сильно я ни любила своего брата и ни желала ему добра, все же о женском счастье я пекусь гораздо больше. Мне порой не верится вовсе, что Марк когда-либо станет серьезен и подумает о чьих-то чувствах по-настоящему. - За спиной остался шумный театр, а потому когда они вышли, Ветурия вздохнула глубже и позволила себе более смелый и прямой взгляд на Ирину. Будет ли та прощупывать почву относительно Луция или здесь и так все понятно, а может слухи о характере Фурии подтвердятся и та быстро расставит все точки над "и"? Сципион был против того, чтобы Электра даже думала о Публие, в данном случае она может оказаться столь же нежеланной партией. - Думаю Клавдия уже все решила и Марк не прошел отбор. Как любая мать, как мне кажется, помимо благополучия, она желает и счастия своей дочери. А ведь достаточно понаблюдать за этими двумя, чтобы прийти к выводу, что Домиция всего лишь кокетничает, сейчас ей приятно любое мужское внимание. Уверена, этот поход в театр она запомнит, ведь мы ее оставили наедине с тремя мужчинами, а ведь каждый хорош по-своему.

Фурия: - Ну конечно ты о брате!.. - рассмеялась Ирина. Она даже не уловила сперва, почему от Сципиона Электра так внезапно перевела речь, но она ведь имела в виду другого Марка, и, разумеется, Марк Ветурий... чем он не хорош? Разве что несерьезностью. - Боюсь, тут ты права. Но я о другом. Из всех троих только Марк Корнелий представляет из себя достаточно серьезную фигуру в равной степени как на взгляд Домиции, так и с точки зрения ее матери. Возможно, я предвзято сужу, предполагая, что всем, как и мне, нравятся крупные мужчины, и не зная совершенно его характера. Не уводи меня слишком далеко, где-то в галерее мне кажется попадались на глаза веера. Отличный повод отлучиться, когда утомляет разговор и есть на кого оставить собеседника... Что бы ты могла сказать о нем? Мне показалось, вы с ним достаточно хорошо знакомы. Во всяком случае, ты знаешь его лучше, чем я. Не сочти меня навязчивой, и, если не захочешь, можешь не отвечать, но мне показалось, что именно его присутствие заставило тебя покинуть трибуны. Она все-таки об этом заговорила. Как бы ни повела себя в ответ Электра, это пролило бы свет если не на геракла, то на нее самое.

Электра: Электра принялась искать глазами названную лавку и, заприметив ее, все так же неспешно взяла направление к ней. Что же, пожалуй данная прямота, хотя вопрос был задан достаточно ненавязчиво, была приятнее долгих прелюдий и хождений вокруг да около. Улыбаться расхотелось вовсе, потому Ветурия не стала натягивать дежурную. Что-то ей подсказывало, что с Ириной можно быть отчасти настоящей. - Ты права и в то же время заблуждаешься. - Лавка оказалась не столь большой, веера не слишком изысканные, но подходящие для подобной жары. - Корнелий лишь стал последней каплей и я посчитала, что мне следует пойти в более прохладное место. Голова кружится немного, а солнце не способствует улучшению самочувствия. - В голове лениво и, вместе с тем, активно формировалась мысль касательно Марка. Если она начнет выражаться, то ни одного приличного слова не найдется, а потому следовало тщательно подобрать описание. - К счастью или же наоборот, я не знаю его настолько, как тебе показалось. Но, мне довелось узнать не самую светлую сторону Сципиона, сталкиваться с ней вновь у меня нет никакого желания, а веры в то, что человек его выправки способен измениться - у меня нет. Электра вновь взглянула на Ирину. Очень хотелось понять, ответила она на ее вопрос, какие эмоции вызовут слова и вообще, рассмотреть, какова Фурия наедине.

Фурия: - Если это так, могу только посочувствовать: человека в его должности нехорошо иметь среди врагов, - задумчиво произнесла Ирина, невнимательно разглядывая товар. Ей понравился ответ. Он был достаточно честный, обрисовывал натуру, не желающую высказывать однобоких суждений, освобождал Сципиона от притязаний этой красавицы и оставлял надежду брату. И он позволял следующий вопрос. - А как ты находишь моего Луция? Он тоже военный и, уверяю тебя как человек, знающий его с колыбели, тоже имеет неприятные качества характера, - она расплатилась за безделушку и отвернулась прочь от прилавка, чтоб Электре не пришлось отвечать при чужих ушах. Не самые значительные люди, но сплетни рождаются не только среди высокородных. Если она будет так же честна, она либо достойна знать, с чем ей придется столкнуться, либо ей будет совершенно безразлично, с чем придется столкнуться Луцию.

Электра: Ветурия задумалась. Она умолкла на какое-то время, глядя перед собой и не видя куда идет, доверяясь Ирине. - Ты хочешь услышать мнение как о мужчине, на которого я могла бы иметь виды или мнение со стороны? - Она наконец-то решила заговорить. Тема Луция была достаточно щекотливой. - Я не могу знать, как бы повел твой брат в ситуации, в которой отрицательные качества Корнелия имели место быть. У меня не было достаточно времени, чтобы составить полную картину и порадовать или расстроить более полным ответом.

Фурия: - Чего я хочу, - повторила Ирина, шевельнув бровью, и отошла присесть на каменной скамье в тени, - я хочу брату счастья. Именно так - если Луцию придется за него драться (а как он может драться, она знала), то это должно было быть именно счастье, а не красивый мираж. - Он отзывался о тебе с достаточной приязнью, - "влюблен всем телом"! А как еще обозначить подобную фразу в разговоре, не опасаясь задеть самолюбия или скромности? - И я полагаю, что если у него достало времени на впечатление, то и у тебя какое-нибудь сложилось. Если, конечно, это не слишком смелый вопрос для такого условного знакомства, какое у нас с тобой было до сего дня. Она была предельно искренна. Ее, по большому счету, не интересовало, как Луций провел эти ночи вне дома и как оказалось, что они вместе объявились на играх с Электрой - это был слишком говорящий факт, чтоб предположить за ним скорее совпадение, чем вопиющую наглость. Но, в конечном счете, значение имело только то, что Луций вышел из себя.

Электра: Сложилось ли у нее мнение? Если взбунтовавшийся организм, долгое отсутствие мужчины можно воспринимать верными ориентирами для правильного впечатления, то да, определенно мнение касательно Луция у нее имелось. - Мы все, за редким исключением, желаем своим близким счастья. - Ветурия села рядом с Ириной и была рада, что скамья находится в тени и есть возможность опереть спину. - Как мне показалось, несмотря на весь опыт Луция, он не утратил веры в хорошее, а также может быть добрым. Если быть предельно честной, а такое я могу сказать только тебе, несмотря на то, что знакомы мы всего ничего, с ним приятно просыпаться. Так что, в этом ты права, какое-нибудь мнение сложилось, - Электра улыбнулась, припоминая в какой спешке они собирались на Арену. Это было столь естественно, - но не то, при котором действительно всерьез задумываешься о будущем.

Фурия: Она рассмеялась - весело, хоть и негромко - от этой простой откровенности в ней проснулось игривое настроение: - Это пока он не занят на какой-нибудь службе! - разговор приобретал черты, далекие от всяких политик. Перед глазами встал утренний Марк Сципион, строящий рабов на перекличку - глаза еще в кучу, ягодицы наверняка ноют от ночного напряжения. А ведь она никогда не задумывалась о том, каково после ночи с нею выходить на бой какому-нибудь Северу! Измотанным, на ослабших ногах... Еще улыбаясь, она дала себе труд вернуться к серьезному вопросу. - Не знаю, - вздохнула, глядя куда-то сквозь стены в Эфиопию, - возможно, он лучший любовник, чем вся эта братия под ареной... а может, просто я предпочитаю просыпаться одна... но... ему могут этого не позволить, с большой вероятностью. Ты ведь уже имела случай составить свое впечатление и об отце?

Эмилия: На эту тему Прим явно была не заинтересована говорить. Когда же она снова решительно и торопливо направилась в сторону зрительных рядов, Эмилия задержалась в тени ненадолго, глядя ей в спину. Казалось, что Летеция перехватила у Лии контроль. А теперь только и остается, что бегать за ней от рядов к веерам, от вееров к пирожным, от них – снова к сцене. Но, кажется, сегодня весь день такой… Эмилия потерла запястье, вспоминая, как подчинилась воле Вистария. А затем согласилась на предложение Публия прийти сюда. Она плавно шагнула навстречу солнцу и все же продолжила путь за Летецией. Что ж… Каждый, кому она сегодня подчинялась, привнес что-то новое в ее жизнь. Возможно, еще что-то интересное ждет ее там, в покинутой ложе? В конце концов, она всегда может уйти. Соблазн взглянуть Кассию в глаза и задержаться там был велик. И, пожалуй, взгляд получился действительно чуть более долгим, чем мог бы, когда она кивала ему. Поэтому и улыбка превратилась в беззвучный смех, скрытый поворотом головы, пока садилась.

Электра: Смех Ирины позволил внутренне расслабиться, но вот ответ породил новые вопросы. - Прости, мне кажется, что сейчас ты сказала вовсе не про Луция, а о ком-то из других мужчин? Не потому что мне хочется поспорить, что он лучший любовник, а из-за слов о том, что ты предпочитаешь просыпаться одна. Мне тоже нравится просыпаться одной, просто тебе не встретился тот, с кем хочется не заснуть, а встретить утро вместе. И дело тут вовсе даже не в чувствах. - Электра достала свой веер и обмахнулась им, не хотелось бы ей прибегать к помощи трав, но все шло к тому. Вопрос про отца оказался неожиданным, хотя стоило бы ожидать подобного. Рано она расслабилась, все это походило на допрос, но как бы случайный. - Я думаю ваш отец человек со стержнем внутри. Но походить на него не хотела бы.

Фурия: - Стержень этот называется политика, - проговорила Ирина неторопливо, видя, что ее не понимают вполне, что слишком расплывчато то предупреждение, которое она сейчас высказала. - Это только я могу быть убеждена, что жениться следует на женщине, а выходить замуж - за мужчину. И поэтому если у брата возникнут на этом пути какие-нибудь препятствия, то не с моей стороны, а сложенные из интересов Рима. Она рассматривала свой веер, и улыбка с лица у нее сошла. - Совершенно бездарная вещица. Утешаюсь тем, что если бы послала раба, выбрал бы еще хуже. Любила ли она мужчин так, чтобы хотеть с ними просыпаться?

Электра: И все-таки они пришли к разговору о препятствиях. От чего же так складывалось, что все те мужчины, что выбирали ее общество, были связаны с политикой так или иначе? Ветурия поджала губы и глубоко вздохнула. - К сожалению, я знаю, как это называется. - А может она зря не дождалась брата Домиции, он принес бы холодной воды. - В интересах Рима мне должно оставаться вовсе без мужчины, тем самым не нарушая существующей гармонии. Не могу сказать, что меня это уж слишком расстраивает, но совершенно точно не вызывает приятных ощущений. - Электра перевела взгляд на веер Фурии. - Я думаю знаю, какой веер тебе понравится. - Она улыбнулась, припоминая один из своих. Он был куплен случайно, просто потому что глаз зацепился, но ни разу не был использован по назначению. - Если будет возможность - передам лично, если обстоятельства сложатся иначе - пришлю рабыню, если ты не против.

Фурия: - Еще бы, - подняла брови Ирина. Кому такое может понравится. - Если бы одному стержню было все равно, какую женщину выбирает другой, можно было бы добиться этой гармонии без неприятных ощущений. Зачем же рабыню?.. уж если у женщины не найдется минутки сложить обстоятельства веером, её можно отправлять командовать в Сирию, - насмешливо хмыкнула она. - На днях Клавдия предлагала прогуляться посмотреть сересские, и я, конечно, пойду, но, похоже, что выбирать их я не умею, так что буду рада подарку из твоих рук. Из рук в руки. Мне нравится и мой брат, и твое платье, так что твоему вкусу я доверяю. Интересно, Электра поймет, что она по сути объяснилась с нею за брата?.. Сам-то он удосужился ей сказать, что с ним происходит?

Электра: - Рабыня только в том случае, если .. - А после осеклась и взглянула на Ирину. Действительно, рабыня здесь ни к чему и дар следует отдать лично в руки, возможно в доме Фуриев. Что это было? Начало дружбы или просто приятная беседа не всегда о приятном, но не вызывающая оскомину? - Вот как? Спасибо, ты умеешь делать комплименты. - Ветурия закусила губу и вновь обмахнулась. Луций. Этот случайный молодой человек и снова моложе. Юный, но горячий. А еще нежный. И с не самым приятным отцом на свете, но у нее самой он был весьма не дружелюбен, когда пекся о благе семьи и дочери. Кто знает, какую бы роль она играла теперь, будь он жив. - Стоит найти человека с водой, иначе нет гарантии, что я доберусь до дома без приключений. Неужели все они бегают в театре, заботясь лишь о благе зрителей?

Кассий: Так что же с... Додумать мысль, застоявшуюся на какой-то привычке, на каком-то упорстве, препятствии, он не успел. Дамоклов меч на то и дамоклов, что он над тобой расположен всегда в одной и той же позиции, и его название и предполагает неизменность владельца... Вернулась Прим. Тут он вспомнил, как спровадил ее, без денег, и мысль засуетилась запоздало - а снабжать ее деньгами при стольких свидетелях вокруг из рук в руки, это ли не говорящий жест?.. Да из этого сплетен родится больше чем от поцелуя с Андро в губы на людях. Эмилия поглядела сверху в глаза, еще не успевшие принять подобающего выражения, и задержалась в них, будто читая всю неприкрытую растерянность, все... отсутствие его в это время в данном месте. Не удивительно, что вид ее показался Кассию насмешливым, когда она отвела взгляд. Так отводят взгляд, спохватившись, когда застают... Застают. За самоудовлетворением, например. Он даже попытался что-то сказать. Что-то вроде "весьма утомительные молодые люди". Но это означало подсказывать, что им думать. А Марк Корнелий утомить, как ни странно, не успел.

Публий Сципион: - А без кифары? - Абат был удивлен поспешным бегством Электры и не придумал лучшего вопроса, отвечая на который, она могла бы задержаться настолько, чтобы передумать уходить. Ты считаешь, твой брат нуждается в защите? - Всегда найдется, от чего защитить... - рассеянно начал он, но договорить не успел, Ирина сама ответила на свой же вопрос, в краткости превзойдя весь Лакедемон. А затем встала, окликая Электру и тоже ушла. Женщины все уходили, а Абатон не мог сообразить, что его смутило в прощании Ветурии: она была вежлива безупречно и смотрела на него, если он правильно помнил, тем же самым взглядом, который спустя пропасть из двух лет он мог бы расценить как дружеский. Но что-то было не так... Та-а-ак, ребята, я Луций Домиций Агенобарб, и это мой ряд и мои женщины. - Можешь забирать их, малыш, если догонишь, а мне давай поски, - Абатон протянул руку за кувшином, и до него дошло - брат! она не попрощалась с Латом, и это было странно. - Попробую, какова она стала в Риме, чего больше, уксуса или воды. Братишка, отвлекись от прелестной Домиции, и расскажи мне, как тебе удалось измерить содержание яда в Электре Ветурии? Или отложим до фалерна?

Летеция: Присев, Прим взглянула на Кассия - задумчивый он какой-то. Опять Феба гонял по бровям. - Надеюсь, мы не пропустили ничего интересного? А где?.. - она скользнула взглядом по пустым местам, и повернулась в сторону компании, к которой присоединился брат Марка. Там было довольно шумно, впрочем, как и вокруг. Решила, что у Минор, хотела бы все-таки поинтересоваться у Сципиона, что он знает о ее муже. Возможно, он знает то, чего не знает она. Прим снова посмотрела на брата уже улыбающегося смущенной Эмилии. Уголок рта Прим дрогнул, и она с легкой усмешкой посмотрела на подругу. Кто ж так смотрит? Хотя надо сказать, будь Эмилия понастырнее, возможно эффект вышел бы комичней. До нее дошло, что та, похоже, совсем не умеет флиртовать со взрослыми мужчинами. Коим, без сомнения, был ее брат. Уже не мальчик, твердо знает, чего хочет. И потому Прим решила не давать впредь Эмилии подобных советов – как бы чего худого не вышло. - Хорошо, что вы так быстро решили все дела, - сообщила она, довольно переводя взгляд на свои колени и руки, даже не пытаясь разобраться, какой сейчас момент в спектакле. Ну вот не пошло сегодня зрелище. И вообще, что-то есть захотелось… В трех рядах по диагонали сидела пара - восточного вида мужчина и красивая молодая женщина, они так активно уминали виноград, что у Прим заурчало в животе, словно не она только что съела пирожное. Она посмотрела на Эмилию, беря в руки стакан с вином. - А твой отец сегодня будет у Клавдии?

Луций Домиций: - Недостаточно? Но есть же еще виноград! - разочарованно махнул Фест гроздью вслед уже уходящей Ирине и огорченно сел на ее место. Вот уж кто действительно был толковый в этой компашке, и та ушла, да еще вслед за сестрицей Ветурия, явно тут что-то не так. Передавая кувшин ушастому, он заметил вновь поспешившей с желаниями Домиции: - Я-то выпью, сестрица, но только пятно вины с твоей совести не смыть ни тем, что в меня войдет, ни тем, что выйдет. Помни, ехать нам в одной лектике, разве что Кроноса попросишь тебя понести. Он так восприимчив к яду, что я уверен в твоей безопасности, - Фест откусил от грозди поплоше несколько виноградин, сделал светскую физиономию и обратился к остальным, - ну что, мои обделенные вниманием Скорпии счастливые новые друзья, как вам театр? Кстати, ты кто? - он тихонько толкнул ушастого в плечо, - вас с Кроносом на одном гончарном круге делали или мне кажется?

Эмилия: Эмилия, положив подбородок на согнутую кисть, следила за происходящим на сцене, пытаясь разобраться, что же они пропустили с Летецией. Спрашивать у Кассия, похоже, не было смысла – ведь с Марком Сципионом они вряд ли обсуждали, насколько хорошо актеры раскрыли ту или иную ситуацию. Да и выглядел он слишком растерянным. Неужели старший Сципион мог чем-то взволновать столь едкого собеседника? Хотя, может быть, она действительно ошибается на его счет? Эмилия покосилась в сторону Летеция, не поднимая глаз от земли. - А твой отец сегодня будет у Клавдии? – поинтересовалась Прим, и Эмилия качнула головой, возвращая взгляд к сцене. - Я не могу сказать за него, - она пожала плечами. – Если не отвлекут дела, скорее всего, он будет. Ты хотела бы увидеть его?- Эмилия оглянулась на Прим с легкой улыбкой. В последнее время отец старательно избегал шумных и многолюдных собраний. Так что и в этот раз, если появится, то только чтобы выказать вежливость.

Кассий: - Ничего, - ответил Кассий с трудом. - Ничего серьезного. Не только деловой, но, как выяснялось теперь, любой разговор требовал от него усилий почти видимых. Прим только усложняла положение, хотелось протестовать непонятно против чего - против каждого выражения ее лица, против этой косой и малозаметной улыбочки в себя... Не его ли они с новой подругой обсусоливали за веерами? Где Прим, там суматоха и недоразумения, и нельзя рассчитывать, что ситуацию удасться спрогнозировать. Ну, тем лучше. Кассий невольно улыбнулся, улыбкой слабого или безразличного человека. Удобно не будет. С ней никогда не будет удобно, от ее попыток распутать клубок противоречий этот клубок только собьется плотнее и хорошо если не слипнется насмерть. От этого даже веселей дышать, случается. Это пьянит. Ее поведение провоцирует махнуть рукой на все, пуститься во все тяжкие и нести необдуманный бред. Она вдыхает воздух, а выдыхает хаос. Тот, что породил Урана и Гею. И может быть, кого-то еще. Потому-то и хочется наплевать на нормы и знания. Историю изувеченного отцовства мы уже проходили. Ничего умного из нее вынести не получилось. Может быть, если ляпнуть наугад, окажется, что тебе покровительствует безымянное божество. Отвечающее за нечто большее, чем рождение и смерть. Прим девственница. Она еще ничего об этом не знает. А невозможное совершают те, кто не осведомлен, что это невозможно. У него не было сил. На это невозможное. - И ничего смешного тоже. Он, будь один, остался бы посмотреть. Но Прим едва села в прошлый раз, как ее будто подогрели... - Есть идеи, куда прогуляться? - опережая ее, бросил он наугад. У него не было идей. Он был пуст, как хаос до рождения богов.

Летеция: - Нет, - Прим покачала головой, не было смысла куда-то идти, она и так пропустила половину «Трои». Лучше остаться и досмотреть до конца, потом вернуться домой и переодеться к вечеру. Как любой женщине Прим хотелось блистать. Нужно будет дать указания в своем доме, оставить поручения вилику, поговорить с Пией и написать письмо Марку. - Да, было бы неплохо его увидеть, - ответила она Эмилии про отца, и, отпив вино, повернулась к сцене.

Эмилия: Могло показаться, что последнее замечание Кассия сказано в ее адрес. Эмилия провела рукой по волосам, скрывая новую улыбку. Было так жарко! Она провела кончиками пальцев вдоль шеи и по ключицам, как бы сбрасывая с себя этот жар. Вот бы сейчас скинуть с себя все одежды и в воду прохладную окунуться. Эмилия даже кожей почувствовала, как сначала ступни, а затем постепенно и ее всю принимает в свои освежающие объятья вода. Замечтавшись, она вдохнула глубоко и прикрыла глаза. - Если разговор не срочный, то отец, несомненно, с удовольствием бы уделил тебе время как-нибудь вечером, у нас дома, - ответила она Летеции тягуче, все еще во власти своих фантазий. – Когда спадает жара, мы любим с ним посидеть в перистиле, обсудить что-нибудь интересное нам обоим. Эмилия вспомнила, о чем хотела спросить Прим там, у вееров, но, сбитая с толку вопросом о смокве, запамятовала. Между братом и сестрой, казалось, все было не так гладко. Поход за безделушками напоминал побег, а вопрос Кассия – неудавшуюся попытку примирения. Интересно, если бы Квинт был жив, какими бы сейчас были их отношения?

МаркКорнелийСципион: — Знаешь, Доми, не так давно я их бросил... Одна уже легла. Шесть. А вот вторая всё ещё вертится. И мне и правда интересно какой гранью та упадёт. Что касается причин, что меня на это сподвигли... Рассчитать слишком просто, ты права. Потому что всё уже известно. Методы и способы. А тут всё оказалось несколько иначе... Не сенет, а кости. Бывает. Это было... Слишком правдой, наверное. Вероятно, издержками жизненного опыта. Пока выходило что Сципион смог сыграть свою роль в большой имперской игре, но... Но. Если в чём-то нет опыта — нужно импровизировать. И верить в свою удачу. Не только на поле боя или в подковёрных интригах. — Не уверен, что в случае Ирины стоит ставить вопрос именно как "догнать", а не "удержать". А о моей удачливости в измерениях... Скажем так, она начала свой яд как-то изливать... Ну и не смогла остановиться. Остальное да, лучше под фалерн. Детали и всё такое. Да, это Абатон должен знать. Нет. Обязан. Если Марк ему не расскажет, то сестрёнка точно поведает. И лучше поскорее. Одновременно с другим... Очень серьёзным разговором. Девятнадцать лет... Придётся.

Артисты: У края сцены справа - пыль поднятая приближающейся армией ахейцев, из глубины сцены справа - птичий клёкот. У края сцены, слева, воины-троянцы, из своих тел образуют курган амазонки Мирины, который среди людей именуется Батиеей. Основание кургана - построение римской "черепахой". Слева, из глубины сцены, Елена смотрит на сбор троянских войск с высокой стены. Хор: Один в довесок к трону брал меня, второй к казне меандровой в придачу*... Коня бы мне! Такого бы коня, что по костям и судьбам их проскачет! Мирина, ты там, сильная, лежишь, славнее всех, хотя и всех безмолвней, а я живу в бессилии и лжи, и твой курган высокий как бельмо мне! Мне не поднять ни меч, ни щит, ни стяг, сломить меня и опорочить просто**... но за меня однажды отомстят мои потомки - дочери и сёстры; за всех, кого угнали словно скот, кто был рабой, служанкой и изгоем. Настанет век, а в нём настанет год. Пророчь, Кассандра. Я скажу другое: настанет день, когда их воле - пасть. Мы станем строже, выбор наш - суровей, а эта унижающая власть, охочая до славы и до крови, которой для войны любой предлог годится, раз развязывает руки, всё это безнаказанное зло - стеной троянской каменною рухнет. Настанет век, а в нём настанет год, проснутся силы, что покуда дремлют, проснёмся мы. И каждый упадёт, насилующий женщину и землю. Рыдайте, сёстры, падайте без сил, отчаивайтесь, войте, но - живите! И кто б из них кого ни победил, а всё же будет третий победитель. Армия ахейцев выходит из пыли, которая постепенно оседает. Армии стоят у краев сцены, напряженно глядя друг на друга. Ряды троянцев размыкаются, выходит Парис, он в короткой шкурке черного цвета, в натертых до блеска доспехах, пускающих в зрителей солнечных зайчиков, в руках по копью. Парис: В ужасе пусть содрогнется ахейское войско, клич боевой Александра услышав, брызжущий в стороны красный песок увидав, что вырывается из-под копыт крутокрупных дарданских коней, все сметающих в скачке смертельной. Пусть затрясутся в кошмарах они пред оружьем моим, скрежетом медным, железным, серебряногвоздым, пусть их тела будут порваны в клочья мечами, кованными сыновьями славнейшими Трои, в пламени жарче гефестова, ярче ахейского, больше того, что объяло когда-то юное тело Ахилла... Из разомкнувшихся рядов ахейцев выскакивает Менелай, хватаясь за рукоять меча. Парис (меняясь в лице): ...только забыл я, что горн не погашен, и в кузнице страшный быть может пожар! (пятится назад и скрывается за троянцами) Менелай озадаченно смотрит на троянцев, потом на своих, потом на зрителей. Гектор в глубине строя троянцев ловит Париса, вытаскивает его с противоположной от ахейцев стороны и пеняет ему, тыча пальцем в грудь. Гектор: Ах, ты порочный, женолюбивый мошенник, самовлюбленный трусливый осел! Лучше бы ты не рождался, клянусь своим шлемом, лучше бы вместо тебя у Гекубы действительно факел родился, мы бы его зажигали раз в год и свиньям бы уши палили! Двенадцать нас, храбрых троянцев - Приамовы дети, братья и сестры друг другу, а ты между нами щенок неприкаянный, червь, недоносок! Длинноволосых ахейцев ты слышишь язвительный хохот? Нет? Так услышишь, коль выйдут они с отупенья, в кое вошли, увидав твои черные пятки. Так что пока мы тебе из щитов и мечей не сложили могилы, птицей вернись к Менелаю - орлом иль кукушкой, решай сам, - только вернись, прекрати поношенье троянцев! Парис: Гектор, прости, поднимается сердце из пяток, я уже чую его у пупка и готов выходить, только пускай он не смотрит так страшно... (Гектор багровеет) Я вспоминаю предания славные, в коих выходит вперед храбрый муж и войну прекращает только одим лишь прицельным движеньем меча. Я испытаю судьбу, я готов, пусть мне помогут богини и боги, только не так ты смотри на меня, старший брат, я боюсь... Ты объяви Менелаю, что биться мы насмерть с ним станем и победитель Елену возьмет, и сокровища, а проигравший отступит и войско свое уберет, боги как жутко, ладно, согласен, согласен, иди же скорей! Объяви! (грызет ногти, готовится) Гектор (выходит на середину сцены, говорит громко, упирая на последние слова): Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах! Так говорил Александр, из-за которого здесь мы собрались: "В честном смертельном бою с Менелаем пусть победит тот, кто боле достоин, тот заберет и Елену, и то, что с Еленой, а проигравший знамена свернет и уйдет" Менелай: Что же, не против я буду такой мировой, крови меднохитонных ахеян и Трои мне лить неохота, лишь бы вернуть себе честь да жену и приданое, то, что коварно похитил наглец Приамид, гостеприимством моим поступившись. Шлите за белым барашком и черной овечкой, кровью их нежной насытим Зевеса, Ареса, Афину, и пусть обреченный на гибель - погибнет. Троянцы и ахейцы ликуют, складывают оружие и снимают доспехи, рассаживаются полукругами; за сценой слышно блеянье жертвенных животных. Гектор с Одиссем выбирают место, размахивают руками, наконец определяются и ведут бойцов. Вернее, Одиссей придерживает Менелая, Гектор подталкивает Париса. Парис, увешанный оружием, в неправдоподобно огромном блестящем шлеме и мрачный Менелай становятся друг напротив друга. Менелай: Правды прошу у тебя, Кронион, Зевс-олимпиец, правды для всех, а прежде всего - для себя. Дай мне покончить с надменным и пышным Парисом, тем, кто худое мне сделал, дай мне сразить его острым копьем, словно белку на дереве, - в глаз! Парис швыряет копье в Менелая, оно втыкается в толстый щит. Менелай бросает свое копье в Париса. Щит раскалывается на мелкие кусочки, и с Париса падает набедренная повязка. Пока тот в панике ее подбирает, Менелай выхватывает меч и обрушивет его на шлем, керамический крашеный меч разлетается. Менелай: О, Кронион, несмешной и коварный поборник троянцев, как можешь крушить мне оружие ты, когда я так близко у цели, как ты можешь вставать на защиту того, кто портки потерял даже в бой не вступая? А Елена?! Кому отдалась, с кем сбежала, скажите? Обманут я, проклят, я обесчещен - смерть собачья собаке наступит без твоего, Кронион, дозволенья! Хватает Париса за шлем и тащит его к улюлюкающим ахейцам, Парис хрипит, бьется, как рыба, и протягивает руки к брату. С балкона, на котором прежде стояла Елена, спускается мускулистая Афродита (актер в хитоне и златокудром парике), деловито разрезает ремешок, взваливает Париса, как мешок брюквы, на плечи и медленно удаляется. Афродита (бросает через плечо): Баста, закончили, есть у героя дела поважнее войны вашей грязной. Менелай мечется по сцене меж притихшими войсками, хватает шлем Париса, рвет зубами перья на нем, швыряет ахейцам. Агамемнон (откашливаясь): Видели все славного мужа победу, надеюсь? Пусть завершился сей бой странно так, но, я уверен, мальчик падет с плеч богини и шею сломает. Значит, пора вам, троянцы, вернуть нам Елену, а также сокровища все и еще сверх того за волненья супругу. *Изгнанный Фиестом царевич Менелай бежал из Микен в Спарту, к Тиндарею, на дочери которого, Елене, женился, унаследовав престол тестя. Парис вместе с Еленой похитил и сокровища Менелая (сокровища Елены по факту). "Кто из двоих победит и окажется сильным, Тот и жену и богатства ее пусть уводит с собою"(с) Илиада, разговор перед битвой. ** До этого несчастную царевну уже похищали: герой Аттики Тесей с помощью Пирифоя похитил Елену из Спарты, когда ей было 12 лет (либо когда ей было 10 лет), когда она плясала в храме Артемиды Орфии или приносила жертву в святилище Артемиды. Её братья Кастор и Полидевк освободили Елену и вернули в дом Тиндарея, она осталась девушкой. Согласно же Стесихору, когда Елена вернулась из Афин, она была беременна и родила в Аргосе дочь Ифигению.

Галиб: "я расстроила тебя, любовь моя?" Вопрос толкнул его, и у него отрицательно качалась голова, пока Зарина ласкала его словами, обещала желаниями... - Меня не так просто расстроить, ты знаешь это. Разве стОит чего-то тар со слабыми колками?.. Мы оба... и каждый из нас... мы делаем все возможное, чтоб музыка продолжалась, - Мне не поднять ни меч, ни щит, ни стяг, сломить меня и опорочить просто**... но за меня однажды отомстят мои потомки - дочери и сёстры; за всех, кого угнали словно скот, кто был рабой - с какой бы силой ни била судьба по струнам нашей души... пока не скосит последний враг, побеждающий любого - старость. Он и не старался своим почти шепотом перекрыть хор. - Я берегу тебя... не затем, что ты тогда сбережешь меня. А потому, что хочу, чтоб за твоей красотой она не приходила как можно дольше. Нет, он не рассматривал людей как товар. Или рассматривал в той мере, в какой и сам был товаром на весах чужих ожиданий. Но этот хор, написанный наверняка женщиной, открывал ему глаза - не впервые, но в заново - на ту войну, в которой его самого иначе, чем врага, не рассматривают. Врага, которого нельзя победить и продать обычным и законным способом.

Домиция Майор: Видимо, мужчины либо слишком перестарались, угождая, либо угождать совершенно не умели. Об актерской ли сцене, или о мужчинах вокруг сделала такой вывод Домиция - различить было трудно. Скорее, это замечание она отнесла ко всем сразу: - Вот ты, напившийся этого, и будешь залогом отсутствия Кроноса, - съязвила в ответ Скори, - в противном случае, я просто высажу тебя из лектики, братец. - В случае с Ириной я бы поостереглась делать такие двусмысленные комплименты, - с насмешливым удивлением заметила она Сципиону, - и...что ж, мне интересно, что покажет вторая, - Домиции было интересно и в целом из природного любопытства, и потому, что разговор этот сейчас для нее имел туманный характер, - подождем. Она недовольно глянула на Фестума, который наглел и запанибратствовал, открыла, было, рот что-то ему по этому поводу сказать, но поскучневшая и туманная обстановка к этому не располагала. Поэтому она остановилась на своем "подождем", которое опять-таки относилось ко всему сразу: и к происходящему на сцене, и к тому, что выпадет, и даже к тому, что дальше делать с этой запиской. "Сказать матери или не сказать? Сказать или.." - Доми бросила взгляд на сжимаемый в ладони клочок и закусила губу. Все зависело от того, что Марк Сципион скажет еще. Или не скажет. От того, что выпадет.

Зарина: Галиб говорил тихо, но Зарина, прильнувшая к плечу, и дыхание его слышала. Слова со сцены шумели, словно листва в ветреный день, зато под ладонью сердце мерно билось, а Зарина его будто слушала пальцами. - Я люблю в тебе эту стойкость, - прошептала в ответ, водя носиком вдоль виска. Потом она теплыми мягкими губами подхватила его мочку, подержала немного и выпустила поцелуем. – Спасибо, что бережешь меня. Когда Зарина вновь отодвинулась и перевела взгляд на сцену, мысли ее снова были не о Трое. Она вспоминала отца, у которого «колки» оказались слабоваты, и главным врагом его «музыки» оказалась вовсе не старость. Отец потерял смысл в жизни и из упрямства не хотел искать другой. Смог бы вынести такое Галиб? Зарина и в самом деле восхищалась его выдержкой, но пока…вроде бы…жизнь не преподносила ему действительно внезапных испытаний. - Что бы ты стал делать, если бы вдруг все, что ты любил и умел, исчезло из твоей жизни? – в ее голосе звучало любопытство.

Летеция: «Нет» отдавалось в Прим эхом, пока она смотрела «Трою», смотрела и чувствовала, как мнется в воспоминаниях лазурное стекло, рассекает пальцы. Алые капли - наливные. Как же это было… все… предсказуемо… боль, а потом свобода от нее. Потянула носом раскаленность серого камня Помпея. «Прохлады бы…» Искоса взглянув на Эмилию, на брата, подумала, что греческий язык обоим в помощь. По крайней мере, один из них точно им владеет. Если Эмилия желает кокетничать, а Кассий изображать Горгону уставшую от вечности, ей хотелось поговорить с Марком Сципионом. (Муж есть муж.) Она встала с места, ощущая, как солнечный свет сопротивляется, давит, мышцы стонут к не движению, и не сказав ни слова, она прошла по рядам, с вежливой улыбкой присоединилась к шумной компании, разминувшись с двумя, приветствуя «Аве», коснулась незаметно локтя Сципиона, смотря прямо на Марка Ветурия. Словно к нему хотела подойти… - Марк.

Галиб: Ах как Галиб ежился от похвал, когда они не исходили от тех, кому положены подобные ритуалы... Стойкость? Красивое слово, гораздо лучше звучит, чем "жестокость" или даже "непреклонность", и уж подавно не похоже на "себе на уме", а по сути - качество, предписанное любому купцу и ростовщику свыше. Он удивился вопросу и даже помедлил, а потом усмехнулся слабо. - Мир создан так мудро и умело, что он полон вещей, достойных любви, и невероятно предположить, будто все они могут быть уничтожены в одночасье. Но если ты говоришь о том, что я стану делать, когда меня оставят слух, зрение и речь, откажут конечности и я стану во всем, кроме разума, схож с мертвецом, мне придется положиться только на бога. Однако знает ли кто заранее, какие страсти таятся в его сердце, пока не произойдет что-нибудь иначе, чем происходило прежде и прозвучит слово, ранее не звучавшее?

Эмилия: Эмилия изумленно взглянула вслед уходящей подруге. «Может…я прослушала что-то?» - она моргнула, удивленно подняв брови, и оглянулась на Кассия. - Я… - девушка усмехнулась и качнула головой, изящным жестом указав в сторону удаляющейся Прим. – Она всегда такая непредсказуемая? «Своевольная» - это слово было бы точнее. Эмилия все больше укреплялась в мысли, что между братом и сестрой произошла ссора. Но даже в этом случае поведение Летеции казалось ей странным. Возможно, предложение стать подругами было сделано поспешно?

Зарина: Она закусила губу и пару мгновений просто любовалась им. Много раз за свою жизнь видела она, как те черты, что казались другим плохими, в иных ситуациях, напротив, оказывались сильной стороной характера. И думалось ей, что любой человек в правильных условиях становился достойным уважения и любви. Так и Галиб… Порой Зарина теряла терпение и мечтала предать этого мужчину всем известным ей мукам. Но от ненависти к восхищению путь был не дальним: и вот он уже делал что-то, что позволяло ей гордиться им, восхищаться… И хотеть служить. Не потому что раба по положению, а потому что сама так пожелала. - А за что бы ты стал бороться? – она положила виноградинку в рот и пососала задумчиво кончик пальца. – Кроме успешной сделки. Есть ли что-то, что ты бы стал отстаивать до конца? Или чего бы ты добивался, несмотря ни на что?

Кассий: "Прим?.." - Всегда, - повернувшись за сестрой, внезапно покинувшей место, он так и продолжал смотреть ей в след, пока не увидел, что она коснулась Сципиона. Идей не было у нее, надо же. Это значит, что на тот момент на троих не было, а своя - нашлась. Ну так она и не пошла далеко. Удивление быстро испарилось, Кассий перевел взгляд на Эмилию и улыбнулся. - Раньше я ее лучше понимал. А теперь изменился, а она осталась прежней. Теперь предстоит нам заново друг к другу привыкать, - это он сказал уже вполголоса, и понял, что сказал лишнего: тут кто-нибудь, знающий Кассия достаточно хорошо или умеющий достраивать слова до ситуации, задумался бы: почему, если живут они разными домами?.. Впрочем, делать тайну из того, что сестра переберется к нему на ближайшее время, Кассий не собирался. Да, Прим не всегда успевала высказать свои намерения. Может быть, их было слишком много, и противоречивых? Или она не облекала их в слова вообще, если они не казались ей важными? Или совсем наоборот, если ей что-то казалось важным, а она не думала, что ее одобрят, если высказаться, и помешают?

Галиб: - А я и отстаиваю, и намерен отстаивать впредь, положение и благополучие своей семьи. Способы, которые он порой применял ради этого, снискали ему прозвище "лис" и определенную славу. Выходящую далеко за рамки этого прозвища и не слишком приятную потому, что он бы иногда предпочел выглядеть в глазах конкурентов невинной овечкой, а чужие неудачи объяснять высшей волей, а не своей. Да, и он предпочел бы, чтобы народ, который торгует, избегал бы противостояний, схожих с военными, и потому-то ему все еще удавалось оставаться Лисом и не превратиться в коршуна, что сам он держался на том уровне жестокости, что хотя бы формально можно было назвать справедливой. А удавалось это потому, что он никогда не допускал мысли принизить конкурента... хотя, надо признать, иные его имя грязными словами поливать не стеснялись.

Эмилия: - Я за ней пока не поспеваю, - произнесла Эмилия с улыбкой и небрежно пожала тонкими плечами. – А я вам даже завидую… - она покивала и подняла на Кассия доверчивый взгляд. – Летеции особенно. Здорово, когда есть брат, с которым можно иногда поспорить, покапризничать, но знать при этом, что он все равно будет стараться тебя понять. И оберегать. Эмилия вновь посмотрела в сторону Прим, беседующей с мужчинами. Отчего-то в груди стало так тесно, что сил не нашлось подавить глубокий вдох. Как много она сегодня думает о Квинте! Об отце и его новой пассии… От одиночества, вдруг схватившего за горло, захотелось куда-то спрятаться. Но медленно выдыхая, Эмилия лишь расправила плечи и выше подняла подбородок.

Кассий: - Мало кто за ней поспевает, - снова улыбнулся Кассий. Надо же, казалось, Эмилия его братским чувствам больше, чем Прим, верила. Может, со стороны и в самом деле видно, а может, хочется так думать. "Вот, в чьих-то глазах, кроме Ливии, хорош", - подумал он и потупил взгляд, баюкая это лестное мнение с иронией, присущей людям, привычным к обратному. - Иногда она и на слова... тороплива. Так что и хорошо, что не успеваешь. Сердцем она нежная, и насмешлива к себе не менее, чем к другим.

Ветурий: "Количество красавиц неизменно и это прекрасно" Марк не произнес этого только потому, что подошла одна, а ушли две. И глупо предполагать, что женские языки не доставят его фразу до ушедших, снабдив по пути ехидством так, что каждая будет думать, что обделили ее, глубоко оскорбится и будет страдать. А зачем женщинам страдать. Незачем, как и думать. У них от этого прыщи и головная боль. Подошедшая была замужней (мало ли чего болтают) матроной. С отсутствующим (как у многих) мужем. Но, в отличие от этих многих, без детей. "Тема болезненная, лучше не трогать". Тема, конечно, болезненная, но удобная. В некотором смысле. Особенно когда смотрят так..кхм..завлекающе. И так очевидно обращаются не к тому. К тезке. Прелесть. И хороша собой. Домиция, похоже, уплывала, увлекшись солдафоном (еще бы, такой мощный), но уступить еще и эту Марк просто не мог. Хотя бы потому, что с Домицией явно ничего не светило, кроме хорошей партии, на что ее мать наверняка не пойдет. - Аве, Летеция. Пожалуй, мы зря пренебрегаем зрелищем, раз даже ты спустилась с Олимпа, чтобы посмотреть на сражения героев. И, да, скажи мне как богиня, кто тебе милее, Геракл или Одиссей? ЛЕТЕЦИЯ (LAETITIA), богиня радости. Встречается на монетах римских императоров в виде женской фигуры с атрибутами — венком, якорем, рогом изобилия, рулевым колесом, скипетром и другими. Где живет, неизвестно.

Публий Сципион: - На одном, да, - подтвердил Абат, перехватывая руку маленького наглеца и тут же отпуская. - Видел бы ты, как нас ваяли, глаза б выпали. Реплика братишки не понравилась еще больше, чем демонстративный уход Электры. Он оставлял ее в Риме красивой, взрослой, благоразумной и благочестивой, и неужели что-то так резко поменялось за два года? - Хорошо, Лат, под фалерн, так под фалерн, но он же будет вечером? - он встал, опершись на крепкое братово плечо, и это немного придавило червячка сомнения... Нет, братишка ничего такого не мог, что бы он не сделал, все из хороших побуждений, все, как скажет голос разума. Он вытянулся и посторонился, пропуская на свое место сестру Кассия: - Мой брат популярнее меня! В этом городе разлюбили запах болотной тины и бессмертного геройства? Садись, я пойду к той, которую уже пообещал сегодня не забывать, - зацепив краем уха вопрос Ветурия, весело добавил, обращаясь к сестре Кассия. - И я бы советовал выбрать Пенелопу. Пусть и не из этой поэмы, но она-то уж точно знала, чего хотела. Махать рукой, мешая квиритам, он начал заранее, чтобы внезапное появление не стало для Эмилии неожиданностью: - Снова аве прелестной! Я все еще без кифары, и если ты велишь мне убираться, я покорюсь... Но Британия! Она жаждет чутких и свободных ушей.

Летеция: Прим усмехнулась словам Публия, присев на его место. Учитывая, что нынешняя постановка никак ее не волновала, а сама она уже три года как освоилась в роли Пенелопы, успев проклясть всех воспевающих ее, а заодно и тезок, то Одиссей точно ей не подходил. Хоть с конем, хоть без… Что же касается Геракла… Она посмотрела на Сципиона, его конь тоже был Прим до самого Аида. Но она, надеясь, что Марк все же не бесчувственный и ощутит, что она пришла к нему, хотя если заржать ему в ухо, может до него явственнее дойдет смысл ее прикосновения. Зачем женщина неожиданно подходит без приглашения в компанию, пусть и знакомую, и прикасается ни с того ни сего к мужчине? Уж наверняка не для того, чтобы героев «Трои» обсуждать… Ей срочно, прямо сейчас хотелось узнать, иначе она сгорит от нетерпения, что именно он знает о ее муже. Она снова посмотрела на Ветурия: - Богини, конечно, могут проявлять симпатии и даже больше, но согласись - не к героям?

Луций Домиций: - Когда б мои глаза упали, я подбирать не стал бы их, поскольку шанс процесс увидеть хоть мизерный, но все же есть. А рука освободилась раньше, чем Фест успел что-то предпринять, а потом еще оппонент постыдно сбежал, будто почуял, что Фест готов обрушить на его голову еще несколько емких нескладных эпиграмм. Хотелось бы думать. - Скорпия, мне кажется, ты прогнала не того Кроноса, этот хотя бы в лектику поместится, да и не обидчивый вроде. Может, у него даже защита от тебя нашлась бы, а так... Чем больше шкаф... - Фест не стал продолжать во избежание, а просто предложил возникшей на месте ушастого матроне гроздь, предназначавшуюся Ветурии, и наконец посмотрел на сцену. - Марк, оба, смотрите, куда Афродита поволокла несчастного Париса. Я бы подумал, что это предупреждение всем нам, очень похоже. Точно так же никто не обращает внимания. Доми, на ее месте могла быть ты, если бы лучше ела ту ячневую кашу с молоком, что варят на завтрак по велению тетки Аканты.

Эмилия: - Как тепло ты о ней отзываешься…Мне кажется, что к такому любящему брату привыкнуть будет несложно, - Эмилия тепло взглянула на Кассия. – Особенно если когда-то уже были близкие отношения. Она была приятно удивлена, что Летеций оказался не таким язвительным и колючим, как представился ей вначале. Возможно, с ним и стоит общаться вот так, с глазу на глаз, чтобы раскрыть полностью. Или это случайный взгляд произвел такой эффект? Эмилия улыбнулась будто бы в поддержку своих слов и отвернулась, с удивлением замечая приближающегося Публия. - Аве, - ответила она ему с улыбкой и, тихо засмеявшись, добавила: - Тебе следовало пойти с нами. Мы видели не только веера, но и кифары. Вот такие, - она показала расстояние между ладонями. – Хотя, для великого таланта эти кифары, наверное, были бы маловаты? – взгляд ее был скорее хитрым, чем кокетливым.

Зарина: Зарина качнулась в сторону Галиба, хитро растянув губы в улыбке: - Какой семейный, - протянула сладко, с легкой насмешкой в голосе. – Но разве благополучие и положение твоей семьи не зависит по большей части от успешности сделки? Так что это не считается! – она покачала пальчиком, прикрыв глаза. – Что-то еще. Что-то только твое, дорогое сердцу… - а после небольшой паузы вдруг ахнула, прикрыв улыбку пальцами, и добавила: - Может быть, это я? Звонкий, переливистый смех полился над рядами. Зарина и не заботилась о том, помешает ли он кому и будет ли уместен. Но, на удачу, и вокруг все засмеялись над диалогом Париса и Гектора. Даже раб, держащий поднос, не смог сдержать улыбки – то ли в ответ на шутки со сцены, то ли заразившись весельем от Зарины.

МаркКорнелийСципион: — Доми. Ты даже не представляешь как я рад твоему интересу к игральным костям. Я же должен научить молодую девушку сенаторского сословия как играть в азартные игры, не правда ли? А что до Фурии... Ну лично я, если потребуется, на руках её удержу. Ну, если подходить к вопросу в чисто академическом ключе. В подходе в ином ключе смысла и правда не имелось. Хотя... Брат. Луций Фурий, 20 лет, недавно вернулся из Иудеи, где показал, что долг для него выше, чем исполнение приказов. Именно такие и требовались. "— Тебе не семнадцать, трибун ** преторианской когорты. И твоя задача сейчас не рубить кельтов в первых рядах. А найти нам кого-нибудь на освободившуюся должность, вместо Юлия Поллиона. Вас трое, если ты не забыл. И когда придёт время... — Есть уже идеи по кандидатурам? — Да, вот свиток. Здесь личные дела и общие соображения. Ступай. — Сила и честь! — Сила и честь!" И разговор тот произошёл слишком недавно, чтобы даже начать выветриваться из головы. Но пока ему было чем заняться, кроме как попыток подкопаться к брату Ирины. — Да, Летеция? Сципион даже не повернулся, справедливо сочтя, что, если у неё есть какая-то проблема или предложение, то стоит дождаться, пока всё это будет сформулирована. Это же не крик о помощи, в самом деле. Сравнение с Одиссеем вызвало живейший интерес, так как не было понятно, кого Ветурий имеет ввиду, потому Марк сделал вид, что его эта тема совершенно не заинтересовала. Лучше выжидать. По крайней мере, пока. — Абатон. Фалерн будет вечером у Клавдии. Если что-то важное... Найдёшь меня. Ну и вообще, потом отойдём и обсудим. Он постарался поймать взгляд, говоря максимально серьёзным тоном. Только бы убедить. Только бы всё прошло как надо. Им есть о чём поговорить. Хотя бы... Хотя бы в общих чертах до пира. Затем Маркус медленно развернулся к младшему брату Домиции. — Луций, — тон был тем, каким пристало быть у большой, ленивой и смертоносной кошки, нежащейся на солнце, с хвостом которой приятно играется милый ребёнок — мне вот интересно. При приверженности твоего старшего справедливости и всему такому прочему... У него, насколько мне не изменяет память, рука что надо, удар приличный, ну для его возраста. Так вот... Тебя давно последний раз били? Марк постарался облечь это в шутку, насколько мог. Да и хм... При всём желании, стоило попытаться понять что из себя представляла ситуация у них в семействе. А при каждом штурме есть своя пробная стрела. — И, да. Запоминай. Что естественно, то небезобразно. Например, общество прелестных женщин, в котором мы имеем возможность находиться. Комплимент был весьма общим, но в условиях рядом с ним Доми Сципиону оставалось надеяться, что он дойдёт до адресата.

Галиб: Это была не тема для насмешек, и ни лукавства, ни вызова Галиб не принял. Настолько, что едва не ответил резкостью, которая если и была правдой, то лишь в той мере, в какой неприятно было видеть, как его вынуждают к комплиментам. Даже лучшее кушанье надоест, если кормить им насильно. Однако он не был бы успешным торговцем, если б позволял себе слова, содержащие сиюминутную правду. - Не нужно путать причину и следствие, цель и способ, - сказал он довольно холодно, не заботясь о том, чтоб повысить голос. - Пока ты входишь в эту семью, в твоих интересах, чтобы ее благополучие обеспечивалось тем, что я умею лучше всего, и то, что у меня получается хорошо, получалось бы еще лучше.

Зарина: «Я вхожу?!» - отчего-то начала она кипеть негодованием. - Я и не сомневаюсь нисколько ни в тебе, ни в твоих умениях, - бросила Зарина и отвернулась. Еще бы ей сомневаться! Все, что хотели Галиб и его семья – они получали. В том числе и ее саму, Зарину. Увидел пару раз – и вот, пожалуйста, теперь она «входит в семью». Только зачем, кажется, и ему самому не всегда понятно. «Пока ты входишь», - смаковала она язвительно, блуждая взглядом вдоль рядов. Вот и правда вовсе не обольстительная о том, что скрывалось за «берегу». Память собрала по кусочкам то, что было сказано сегодня и до этого, все эти «кушай виноград» и до боли сжатые пальцы. Зарина оперлась рукой о камень, яростно дыша. Сколько можно ломать себя и прогибать под него? И главное, ради чего? Хотелось вот прямо сейчас ткнуть пальцем в первого попавшегося и сказать: «Отдай меня ему». Она медленно подняла полный ненависти взгляд…и увидела, как до смешного нелепый мужчинка ободрительно подмигивает ей. Лопоухий, с таким широким носом, будто ему на него наступили, и выражением глаз, утверждающим, что нет ничего смешнее жизни. И рукой махнул он, вроде сказал: «Да подумаешь!» Зарина опустила голову и улыбнулась. Действительно, чего злиться-то, когда и сама понимает все? День чудесный, постановка забавная. Можно ее и молча посмотреть. Все равно Галиб уйти пораньше хотел. Вот и пусть уходит. Она обернулась, когда на сцене у Париса набедренная повязка слетела. Ахнула и глаза рукой прикрыла на мгновение, улыбаясь. Бесстыдники все-таки, эти авторы римских поэм!

Галиб: Сердитая она тоже была красива. Может, поэтому Галиб не слишком-то и задумался над тем, поняла ли она, что ближе к сердцу, чем родные люди, нет и не будет у него ничего, и на что она несет обиду. Может быть, и поняла, но на этот раз - промолчала, не стала разливать медов, и Галиб чуть не вздохнул с облегчением. Привычная сдержанность не дала сорваться вздоху. Но для чего она так старалась выпытать, будто подозревала тайну? Для чего так расточала ему похвалы? Как он иного покупателя нахваливал, чтоб не ушел в другую лавку. Сколько искренности в ее словах, и сколько - страха за судьбу? Нет, он поверить все равно не мог бы, скажи она словами, что любит больше жизни. Подобное или видно по тому, как с тобою ведет себя человек, изо дня в день, либо искренне смиренный с тобою, либо снимающий душную маску, стоит отвернуться. Она не носила маски, это он видел. Так почему?..

Домиция Майор: - Ячневую кашу надо было есть самому, - смерила брата язвительным взглядом Домиция, - тогда бы и изгнание Кроноса на меня не сваливал. Даром, что вырос, защитник из тебя... - язвительный взгляд распространился на всех присутствующих. Скорпия даже не трудилась его менять. Ситуация с хождением людей туда-сюда с плохо скрываемыми на то причинами начинала раздражать. Фестум становился все наглее, Ветурий без зазрений совести переключился на вновь пришедшую. И откуда она только взялась... Уж не придется ли ей, Домиции Майор, и в самом деле, как Афродите - Париса, "тащить" на своих хрупких плечах какого-то из присутствующих мужчин, подсказывая, как подобает себя вести? А вели они все себя хуже малых детей: один напоминал несмышленого щенка, дразнящего гусей, второй рисковал так и не определиться ровно до тех пор, пока не останется без обеих женщин, а третий предпринимал такие туманные попытки ухаживаний, что они, похоже, даже для него самого являлись тайной: - О, Марк Ветурий у нас горазд на комплименты, но можешь не беспокоиться: дальше комплиментов у него ничего не следует, - с усмешкой обратилась Домиция к пришедшей и подчеркнуто не взглянула на Ветурия, - если бы его лупили за каждую выходку, Марк, - переключилась она на Сципиона, - то сейчас он бы заикался, и все его шутки были бы гораздо смешнее, - Домиция изогнула бровь в деланном удивлении, - а ты разве азартен? Не замечала за тобой... - она рассеянно пожала плечами, - обычно тот, кто азартен в играх, азартен и во многом другом. Ну, или более...страстен, что ли, - она нанизывала фразы одну на другую с холодным ехидством, как бы невзначай, совершенно невинно при этом глядя на присутствующих, - где-то это да проявляется... Например, - и сделала вид, что подбирает примеры, - "должен же он, если рассчитывает на что-то, понять и проявлять симпатию яснее..." - в скачках, в написании писем, в очевидных, - и выделила голосом, - опять же, если к ним вернуться, - комплиментах женщине. Словом, глядя на такого человека, можно точно увидеть, чего он хочет. Решив, что на первый раз с них всех достаточно, Скорпия едва слышно вздохнула и замолчала. "Нерешительные, изображающие что-то из себя, проигрывающие в этом изображении действу на сцене", - подумала с откуда-то взявшейся досадой про всех разом, раздраженно дернув плечом. Вспомнился Осмарак, вот он-то точно знал, чего хочет, и точно никого из себя не изображал, когда притянул ее к себе и поцеловал. Грубовато, конечно... Зато прямо. Вспомнилась прогулка, пригнутые ветром травы, похожие на кроличий мех, если по нему вести ладонью, уверенность Осмарака, какая-то природная, не придуманная, от этого немного злящая, потому что если хотел что-то ей противопоставить - то это должно было быть тоже что-то очень настоящее. То, как сердце билось где-то в горле, когда она поднялась на цыпочки и коснулась обветренных мужских губ, и синие-синие глаза Адриана... Вот сколько всего вспомнилось. Что вспомнит она об этом дне, где около нее аж целых трое мужчин? Домиция не знала. Хотя не оставляла надежды на что-нибудь интересное - она всегда надеялась на что-то интересное. Но сейчас в переполненном людьми театре стало как-то тоскливо.

Ветурий: -Конечно, и этим отличается человек воспитанный от варвара, хотя бы тем, что не компрометирует замужних домин и детей. Поступками, высказывая им своё восхищение на словах, до поры. Не, со Сципионом он зарекся впечатление производить, воистину женщины любят глазами, а не ушами, и когда видят габариты, мозг у них отключается напрочь, если до этого вообще был.

Летеция: - Охотно тебе поверю, - Прим понимающе улыбнулась четырнадцатилетней девушке, отмечая, что ее собственная кожа уже не светится такой юностью и принимая виноград у Луция. - Надеюсь, что не зайдет, но и не остановится, - она бросила взгляд на Ветурия и снова посмотрела на Домицию. - Всем приятны комплименты. - Что, Летеция? Она вздрогнула. Марк что - все еще в мыслях на лимесе? Да, очевидно деликатность не входила в число его достоинств - Сципион не повернулся. Он намеренно оскорбляет? От удивления она приподняла бровь. Прим и не знала, что Марк такой вспыльчивый и обидчивый. Холодное приветствие он вернул не менее жестким вопросом, который, учитывая выправку и командный голос, вероятно вдохновлявший солдат на победы, больше походил на окрик. Выходило, что не только не счел нужным проявить дружелюбие и элементарную вежливость, он еще и капризничал, подобно женщине отражая то, что давал ему собеседник. Допустим, что она ему жутко неприятна, хотя вроде бы за ним не водилось славы мужа, обижающего женщин только потому, что они ему глубоко несимпатичны. - Марк, - мягко позвала Прим, растягивая губы в усмешке, как умеют женщины, обращаясь к малым неразумным детям (глядя при этом на Ветурия, ведь Сципион все равно сидел отвернувшись). Она не собиралась протягивать ему виноград - пусть сначала обернется. – Безусловно, на твои плечи и шею мне смотреть любопытно, но тут… есть еще много интересного. Это тебе… Насколько ей было известно, если мужчина позволяет себе такое (ведь наказывать презрением ее вроде было не за что) - он слаб. На что именно - трудно сказать. Если ее муж служит с такими людьми… Что ж неудивительно, что Британия до сих не принадлежит Риму, а его никогда нет дома. Прим снова перевела взгляд, полный разочарования, на затылок и плечи Марка. Для нее открылась новая грань Сципиона - он был больше воином, чем дипломатом, и не факт, что воспитанным.

Амина: Но только она уселась - заголосил хор, запестрела героями сцена и Амина едва руками не всплеснула "вот те на! вот тебе и отвлеклась!". Хор такое запел, что впору было затыкать уши, чтоб остались сухими глаза - правду пели, за живое задевающую, поднимающую со дна сердца гнев, а из памяти - все обиды, всю боль, всю горечь женской судьбы, такую правду, которую и слушать-то не хотелось, и сама бы она не стала, кабы знала - к чему душу травить, да ещё сегодня?.. "Да, женщинам... всё так и есть... конечно, тяжелее... чем спасёшься? как? подводит слабое тело... и... и кто тебя спросит?"... Амине вспомнилась некрасивая молодая гречанка, её предшественница, которую хозяин, не такой уж и злой, но очень скаредный человек, после весеннего половодья заставил вместе с остальными рабами спасать из подвала подмокшие старые вещи - всем ничего, сама она, Амина, только чихала недельку, а девушка застудила чрево, и через месяц, на хозяйском ложе, страшно вскрикнула, схватилась за живот, да так и металась с криками боли, пока боги, сжалившись, не прибрали... Это потом уж опоздавший лекарь развел руками и сказал, что всё равно ничем не смог бы помочь - разорвалось воспалённое, случилось внутреннее кровотечение, многие, мол, так погибают, и если хозяин не хочет разориться покупая всё новых, то поберёг бы он девок... Вспомнилась и Малика, которой только умереть позволили так, как она хотела... и безголовая Дахи, которую ни красота, ни богатство не уберегли, когда пришел мужчина с мечом. Вспомнила она и себя - маленькой девочкой, дрожащей от страха и омерзения на ложе старика, заплаканной женщиной, стискивающей зубы на ложе юнца... Да что рабыни, беднячки, наложницы, если ничего не помогает и высокородным, которых отдают из дома как вещь, в залог какого-нибудь договора, а потом отрывают от детей, остающихся с отцом, и передают в другой дом за какой-нибудь важный мужской пост? Редкая женщина может отстоять свою жизнь, свое достоинство, своих близких оружием, кулаком, да хотя бы - судом, потому что какие их права-то против мужских? И что слабые женские силы против их кулаков, ножей, мечей, политических игр?.. Но люди, хлебнувшие в жизни всякого, или теряют чувство справедливости навсегда, или оно въедается в них так, что и захочешь себя обмануть - не обманешь. Амина была из вторых, и, уже над курганом из живых пока тел, она думала, что и мужчин порабощают, унижают, насилуют, и по мужчинам, сминая судьбы, прокатываются беды... и их сгибают люди, обстоятельства, войны, и только самые сильные и смелые могут им противостоять. Только эти сильные и смелые всегда оказываются злыми. Или не всегда?.. Амина невольно вспомнила ощущение тонкого деревца, защищённого от ветра скалой... Глупость, конечно - что он смог бы сделать со смертью хозяйки, например, если восемь охранников не уберегли? Или что он сможет сделать, если новая госпожа тоже вляпается в большую политику и в дом снова придут - убийцы, вигилы или преторианцы? Но в его руках ей было так спокойно в то мгновение, как не было никогда... ...А на сцене его не было и Амина принялась выискивать Кабана взглядом на скамьях. С верхнего ряда театр был как на ладони, она даже нашла две похожие мощные фигуры - одну на сенаторских рядах, вторую много выше, там, где шумной ватагой сидела коллегия пекарей - здоровенные румяные мужики с могучими ручищами, в навсегда пропылённых мукой коричневых туниках. Но Кабана нигде не было видно. Первые ряды были заняты, как всегда, во всех городах, исключительно собой, ряды повыше делили внимание между представлением на сцене и представлениями в первых рядах, и только народ, плевать хотевший на современных героев, воинов и елен, глазел на сцену, упивался игрой или свистел, хлопал себя по коленям от избытка чувств, сопереживал, кривился, и верил, что разрисованная тряпка - парус, расписанные доски - крепостная стена, а драмы прошлого уж куда интереснее и точно красивее драм, что у них самих на кухнях или у соседей за стенкой. И когда дюжая Афродита поволокла бедолагу Париса по более важным, чем война, делам, Амина, вместе со всеми, расхохоталась в голос... тут же благопристойно прикрыв рот ладонью.

Луций Домиций: Мысленно Фест увернулся от ядовитого хвоста Скорпии и понял, что увальня нужно спасать любыми средствами, ибо если его, Луция, таким объемом яда можно умертвить не мучая, то Сципиону придется биться в агонии минимум пару ночей. Не то, что его это волновало как-то, но терять такого кадра расточительно. - Луций Домиций Агенобарб, ты хотел сказать? Мой старший брат, склонный к справедливости, как ты сейчас верно заметил, дружище, знает, что руками - включая те, что "что надо" - не только бьют, но еще и едят, например, земляничное варенье с тонкими хрустящими блинчиками из пшеницы, обычно за дельной и остроумной беседой, в которой и побивают аргументом и шуткой. Но это годы упорных тренировок и неистового самоистязания! На такой д-д-диете, сес-сы-сы-стрица, я могу совершенно естественно за-зза-защитить кого угодно и от чего угодно, даже Марка Корнелия от тебя. Только винограду ты ему не давай, - обратился он, смеясь, к подсевшей к ним миловидной домине, - сил он не придаст, а продукт кончится.

МаркКорнелийСципион: И в этот момент сердце Марка резко застучало сильней, разгоняя кровь так, как не было ни среди британских лесов, ни у истоков Евфрата. Потому что это понимание того, что вот оно, то мгновение, когда, если верить египетским жрецам, боги взвешивают сердце умершего, решая, какая судьба его ждёт. — Да-да, Летеция, сейчас, мне как раз надо ненадолго отойти... Он даже не попытался ответить что-то Луцию, например то, что и его мать предпочитает называть просто по имени — одно из бесчисленных прав представителя добродетельного семейства правящего класса на протяжении десятков поколений, дружба с отцом и кое-что много большее. Потому что взгляд по-прежнему был направлен на девушку, потому что... Потому что иногда слова и правда лишние. Ну, как минимум большая их часть. — Хм... Вот чего хочет дочка. И точка. Ты не оставляешь мне выбора, Доми. Сейчас его глаза горели, как будто воодушевляя... Или же объясняя... Так объясняя, как будто Маркус сейчас в Сенате и от этого объяснения зависит судьба Города и мира. А может и зависела? Принцепс в Греции, всё как и планировали... — Любитель скачек не азартен, он рискует лишь какими-то ауреусами. Игрок, не способный понять, что лишь то игра, где народы ставка — не азартен. Потому что лишь в таком случае он рискует чем-то большим, чем те же золотые кружочки. И раз тебе важно прямо сейчас видеть чего я хочу... Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что умение мгновенно оценивать дистанцию и перемещаться может оказаться полезным не только в фехтовании... Но и в чём-либо более... Мирном. Выбросить левую так, чтобы ладонь если что легла на затылок. Всё равно они сидят рядом. Голову вперёд, главное не долбануться лбом об нос, не важно для чего отрабатывалось движение. Наклонить немного на правый бок, так. Коснуться губ, сразу же чуть прикусывая, чувствуя вкус слюны, запах здорового молодого и горячего тела... Трибун встал со своего места, нагло улыбаясь и смотря вокруг с довольным лицом и ощущением, что все сделано, как должно.

Домиция Майор: Домиция успела только фыркнуть на слова Фестума. Если бы она знала, что собирается сделать Марк Корнелий Сципион, то трижды бы успела каким угодно образом отреагировать, пока он предварял это торжественной речью. Но она только отметила не без легкого удивления, что преторианец как-то подобрался и стал говорить отрывисто, словно торопился куда-то: - Выбор есть всег... - сумничать не вышло нисколько, Скори среагировала слишком поздно, ровно в тот момент, когда реагировать нужно было уже по-другому. Она слабо дернулась, почти сразу ощутив, что ей нечего противопоставить силе, превосходящей ее собственную, как минимум, втрое, и только отталкивающим жестом уперла ладони в крепкие плечи. Два поцелуя без предупреждения за такой короткий промежуток времени было уже слишком. Слишком остро и волнующе. Где-то в глубине вспыхнуло и стало постепенно угасать изумление, что холодный и почти всегда равнодушно-сдержанный Сципион на ощупь...теплый, с мягкими и чувственными губами, что от легкого укуса, мягкого прикосновения губ, чужого, но странно-приятного вкуса у нее на миг прервалось дыхание... и нахлынули воспоминания. Сознание мгновенно вернуло и добавило к нынешним ощущение от поцелуя Осмарака, мгновенно сравнило все, чувствуемое от двух поцелуев, удвоило и разъединило. Ладони Домиции бессильно соскользнули с плеч Сципиона, когда он уже поднимался на ноги. Где-то здесь были Марк Ветурий, не рискнувший, несмотря на то, что она подначивала, сделать то, что сделал преторианец, от которого никто не ожидал, женщина, чье имя Домиция сейчас ни за что бы не вспомнила, потому что даже запомнить толком не успела, и ее собственный младший брат, насчет чьего неумения защищать она, видимо накаркала, и сейчас ему придется... "...хорошо, что не Гней", - мелькнуло у нее в голове почти с облегчением. Но тут же запульсировала другая, нервная, слегка раздраженная мысль: "Что делать? Вот что?" Скорпия вскочила вслед за ним: - Ты...ты.. - губы, на которых она еще так отчетливо чувствовала след чужого прикосновения, дрогнули, - не знаешь, что... - она пыталась взять себя в руки, ни на кого не глядела, смутно видя только тех, кто попадал в поле бокового зрения и пытаясь как можно скорее взвесить, чем ему предпочтительней ответить, - не оставил мне выбора, - предпочтительное нашлось, вернув самообладание, Доми на мгновение посмотрела в упор на брата, развернулась к Сципиону и сделала шаг назад, - кроме как сделать так, чтоб не сметь приближаться ко мне, когда это вздумается тебе, - "а как это сделать, я придумаю... я уже знааааю.." - пусть это будет вместо пощечины, - она расправила плечи и оглядела всех так, словно это она была на сцене и ей полагались рукоплескания, - позвольте откланяться, - и даже улыбку легкую не забыла.

Луций Домиций: А Сципион решил, что проще покончить с собой, чем вступать с ним, Фестом, в перепалку, - здоровяк дернулся вбок и вцепился в голову Скорпии так, будто собирался пересчитать ей зубы таким вот странным способом. Фест почувствовал, что лицо его, кажется, вытягивается, и он присвистнул, не находя слов, чтоб откомментировать такую... глупость. Просто развел руками, извиняясь перед невольными зрителями за эту сцену. Так или иначе, но честь семьи опорочена, и хоть сестра и попыталась сохранить лицо ("когда вздумается тебе?" - да какого вообще, что это за угроза?!), последнее слово должно было остаться за ним, Агенобарбом. И Фест, с удовлетворением поймавший тревожный взгляд Скорпии, принял самое верное решение. Он отодвинул сестру плечом и вежливо предложил: - Марк, запей! - он отточенным гарпастумом движением швырнул здоровяку кувшин с брызжущей в стороны поской прямо в руки и, подпрыгнув следом, резко выбросил сжатый кулак вперед, целя наверняка в немаленькую такую физиономию, в нос. Хорошего тычка достаточно, чтобы пустить кровь. За то, как обошелся с милой доминой, ну и немного за то, что погрыз сестру, как редьку.

Фурия: Так она нехорошо себя чувствует, может быть, со вчерашнего дня! Вот чем объясняется обморок... если, конечно, она не пытается обыграть его сегодня, оправдать как-то, женщины иногда такое делают. - Кажется, ты бываешь в этом театре нечасто? В галерее есть фонтанчики. Правда, придется немного вернуться, но не до сцены ведь. Тебе помочь? Она поднялась. - Буду рада, если немного проводишь меня, мне пора возвращаться - все-таки мы там оставили юную девочку в компании красивых мужчин. Не хотелось бы думать, что она натворит глупостей в общественном месте, однако же какая-то доля вероятности есть. Да и "Трою" посмотреть хотелось бы.

Электра: - Верно, не часто. - Электра согласно кивнула и поднялась, соглашаясь на предложение Ирины. - Благодарю, но пока я справляюсь сама. - Девушка лишь качнула головой, расправляя плечи и уверенно направляясь в обратную сторону, чтобы проводить Фурию.- Здесь очень шумно, многолюдно и ощущение, будто ты гол. Не самое приятное сочетание, по крайней мере, для меня. Сегодня я правда пыталась сосредоточиться на спектакле, но для того, чтобы понять, что же происходит на сцене - надо либо сидеть одному, либо в правильной компании, которая преследует цель именно посмотреть действо. Она помолчала, прислушиваясь к своим шагам и мыслям. - Домиция вряд ли даст себя в обиду, к тому же, у нее там такой защитник... - Ветурия улыбнулась припоминая юного Луция. - Но здесь ты права, юность привлекает, как нектар пчел. Пожалуй этот цветок все же нуждается в бережном уходе и тщательном присмотре.

Фурия: - Не пришлось бы, отстаивая себя, натворить глупостей. В юности всегда сложно остановиться, - степенно вышагивая в сторону фонтана, она то ли грустила - по той самой юности - то ли прилукавливала слегка. - Не зная, где тот предел, который сам остановит, юное существо не остановится, пока не врежется лбом. Или не прыгнет с обрыва. Бежит эдакий щенок, ничего кроме стрекозы не видит, стрекоза над водой - он по дну, и хорошо если плавать научился, стрекоза даже направления полета не поменяет, а он - с обрыва... кто ж под ноги смотрит в таком возрасте! Вон и у Луция, помнится, коленки заживать не успевали. Фонтанчик приманил и ее. Она провела по лбу слегка макнув пальцы в воду, и улыбнулась Электре. - Когда тебя в гости ждать?

Электра: - Щенок останется щенком, если не разобьет ни одну коленку, не покалечит ни один лоб. Только собственный опыт способен действительно чему-то научить. - Ветурия едва ли не застонала, когда руки, остуженные водой фонтана, она приложила к вискам. - Вспомни себя саму. Разве ты слушала кого-то? Быть может да, но как часто ты следовала советам, что давали тебе остальные? В возрасте Домиции кажется, что только она знает как правильно и ведь эта девушка окажется отчасти права. Как же хорошо... - Электра вновь опустила руки в воду. - В гости? - Она не ожидала столь быстрого приглашения. Да что уж там говорить, ей с самого начала общения с Луцием казалось, что вот с его семьей у нее наверняка возникнут сложности. Они и возникли, но только с его отцом. Пока. - Лестно слышать от тебя подобный вопрос. - Ветурия улыбнулась глазами. - Если сегодняшнее празднество Клавдии пройдет не слишком бурно и на меня не свалится мешок с пшеницей, то, коль это и правда будет уместно - я загляну к тебе завтра, когда жара немного спадет.

МаркКорнелийСципион: Настроение было... Слишком прекрасным, слишком возвышенным, чтобы думать о чём-либо кроме этого "пусть это будет вместо пощёчины". Да-да, конечно. За то время можно было бы не то что по щеке врезать, а при желании и кинжал какой достать из-под одежды. И ведь даже не оттолкнула особо. Как же это всё... Просто. Просто как на войне, когда обе стороны вынуждены предпринимать те или иные шаги, чтобы сделать вид, отлично зная, что противник всё понимает. — К сожалению или к счастью, не все просьбы прекрасных домин мы в силах исполнить... В момент, когда мозг всё-таки смог начать обдумывать что-либо, кроме "вместо пощёчины", возникла проблема. Проблемой было летящее в лицо нечто. Лети оно откуда-то издалека и не расплёскивая вокруг поску Марк бы попытался уклониться. Вместо этого он почему-то решил ловить, но то ли не рассчитал силу и скорость... вскинул руки вперёд и чуть вверх... Удар... Удар, более сильный, чем можно было бы ожидать от кувшина, керамика рассыпается десятками осколков, заливая всех вокруг... К тому времени, как пальцы правой сомкнулись-таки на кисти мальчишки, спасать одежду было уже, наверное, и не у кого. — Луций Домиций Агенобарб, — тон был именно таким, который долженствует учителю, отчитывающему нерадивого ученика, — признавая полезность отвлекающих действий, подпрыгивать стоит или если тебя точно не видят, и потому не успеют среагировать. Или же на короткой дистанции. Желательно когда ты держишь противника и он опять же не имеет возможности увернуться. Кроме того, бить сейчас лучше было снизу, практически вертикально. Меньше шанс что заметят. Чуть приподняв брата Доми за руку, он усадил того на скамью. — А земляничного варенья с тонкими хрустящими блинчиками из пшеницы я и сам любитель отведать. Так что загляну как-нибудь... На варенье. И пить я предпочитаю фалерн. Удачи всем, увидимся вечером. И преторианец двинулся вверх, в сторону Галиба. Ему нужно было прикупить тряпки и стекляшки. И не важно, что стоили они как маленькая вилла в Байях. Отец с самого детства приучал, что "Мы слишком бедны чтобы покупать дешевые вещи". С этим кувшином реально повезло. А если бы уклонялся не в ту сторону? Вот так всегда в Городе. Расслабляться можно только у Плутона.

Фурия: Вспомнить себя был неважный совет. Если это был совет. Это могла быть случайная неловкость, вызванная недомоганием. Могло это быть и первым признаком характера, не пренебрегающего давлением. Но придавать значение и тем более делать вывод было рано, и Ирина с теплой улыбкой кивнула, соглашаясь на завтра. - Ну а по ком, ты думаешь, я сужу? Не только из наблюдений, но и из собственных ошибок... "хотя в моем случае не принимать советов в возрасте Домиции было бы весьма чревато. Иногда я сожалела о том, что никто не торопился поделиться опытом", - она не сочла возможным произнести этот бред вслух. Ей только хотелось надеяться, что это нытье тоже можно трактовать как признак... признак нового отложения замужества. Может быть, именно поэтому окружающие ее сегодня люди раздражали до неприятных мыслей. Прежде такие моменты слабости настигали ее, к счастью, довольно редко, и ничто в ее глазах их не оправдывало. Но сегодня она почти обрадовалась. Правда, самым удачным решением при таком настрое было бы тихое место, откуда хорошо просматривается сцена... - Думаю, нам будет чем поделиться при следующей встрече. Было приятно с тобой увидеться. ...и просьба Клавдии присмотреть за Домицией оправдала бы возможную резкость. В таких условиях старшая подруга просто обязана выглядеть цербером... немного... ...однако надежда на то, что в отсутствии живого воплощения Минервы (или кого там?) компания успеет насладиться свободой , потерпела жестокое поражение. Картина, которую она успела оценить издали, являлась поистине отвратительной. Хуже, чем эти достойные граждане и потомки знатных фамилий, не мог бы себя повести даже Лар. И никакое любопытство плебса и соперничающее с ним в злорадстве внимание сенатских рядов не могли сравниться по силе воздействия с тем, что, без сомнения, почувствуют эти молодые люди, когда трезво оценят свое поведение. Она подошла уже к тому моменту, когда все, что могло пролиться, пролилось, а Домиция сбежать еще не успела, и негромко, но отчетливо выговорила: - Я полагаю, здесь кто-то забыл извиниться.

Летеция: Неожиданно… Бледный амарантовый неряшливо лег на ткани. Прим наблюдала картину, напоминающую пародию на Олимпийские игры: Домиция была прекрасна, Сципион не разочаровал, Домиций удивил, Ветурий не сдал зачет на героя, а ее платье… еще со вчерашнего похода в храм и к авгурам продолжало умирать. Судьба, видимо, у него такая. Кувшин ударился о камень, и поска потекла под тонкие подошвы сандалий, увлажняя, поднимаясь с горячим ветром свежестью воды и пикантного уксуса и мгновенно теряя блеск на солнце. Оставалось только глубоко дышать, наблюдая как Сципион «дипломатично» уходит, так и не повернувшись к ней ни разу… лицом. А может ему нравится, когда за ним… словно собачка… бегут вдогонку. Такое демонстративное игнорирование с пренебрежением Прим, вкупе с хвастливыми поцелуями четырнадцатилетней девчонки и вежливым отшвыриванием ее брата заставило ее хлопать глазами ему в след. Да этого преторианца, похоже, прет от собственной значимости! Прим выдохнула и посмотрела на присутствующих: - Прошу прощения, мне нужно привести себя в порядок. Она развернулась и направилась к брату. Нужно было сообщить, что просмотр «Трои» для нее прошел более чем насыщенно и на сегодня окончен, извиниться перед Эмилией за неожиданный уход и действительно привести себя в подобающий вид.

Луций Домиций: Недолет! Нужно будет еще потренироваться, вечерком сегодня. Луций напряг бицепс зафиксированной руки и хотел было размахнуться свободной, как сообразил, что тогда милая домина рядом будет ходить не только в поске, но еще и с фингалом. Превращать ее в Сервилия Спирита после матча не хотелось, и Луций перекинул руку на Сципионову, чтобы ослабить собственную тяжесть, и с размаху ударил громилу ногой в колено. Которое, видимо, было бито уже не раз, если он даже не сморщился. Ну, в глубине этой риноцеровой шкурки он-то наверняка пищит, как девчонка. - ...бить сейчас лучше было снизу, практически вертикально. Меньше шанс что заметят. - Сложно не согласиться, - кивнул Луций и двинул ногой еще раз, так, pro forma. - Просто кто-то вымахал с каледонский дуб, нужно было импровизировать. Оказавшись на скамье, он вскочил, но преторианец уже светил спиной, покидая поле боя. - Эй..? Тебе придется влить в меня немало фалерна, прежде чем блинчики... А, - он махнул рукой, и оглядел окружающих, оценивая масштабы бедствия: недавно подошедшая девушка уже уходила следом за Сципионом. - Извини, домина, я ему еще отомщу... за всех поруганных, и за тебя, Ветурий, тоже. А вот перед подошедшей Минервой он сконфузился и, чувствуя, как румянец ни с того ни с сего заливает щеки, пробормотал, вытирая лоб и одновременно вытаскивая мелкие осколки кувшина из волос: - Сципион забыл... И Скорпия, да?

Кассий: - Тепло?.. - переспросил Кассий, задерживаясь у нее в глазах взглядом дольше приличного. Может, от желания перестать задумываться о сестре. От стремления наконец унять свое недовольство, которому не было ни оправданий, ни оснований - вот она жизнь, вот она идет, вот чужие интересы, вот свои, и вот их пути, и некого обвинять, если они пересекаются, а надо просто делать, что должен, даже если чувствуешь невысказанные обвинения. В том, что положение вещей установилось до тебя. "Рассеян, - опомнился наконец, уловив приближение и устремляя внимание на него, чуть подвинув зрачки. - Соберись". Да, он ждал от Сципиона удара, и, когда разговор ограничился этим "ах да", он еще пытался распробовать, что же растворено было в короткой фразе человека, от которого трудно было ждать намеков, и до сих пор чувствовал себя так, будто пытался сдвинуть груженую телегу, увязшую колесом, как вдруг под нее подлезла целая декурия и подняла на плечах, и тело глупо спружинило, готовое от внезапного облегчения оторваться от земли. До шума в голове. До непонимания, что дальше делать. Как будто прежде это было понятно! Но не успело лицо сложиться в приветливую улыбку ответом на появление Публия Сципиона, как окаменело. Подвело то самое усилие воли, которым он принудил себя замечать окружающее, и там, откуда пришел Публий, Кассий увидел... И выругался так грязно и зло, что при едва надетой улыбке это выходило сознательным шагом. Это он боялся, что сестра выкинет номер, да? Выкинула не сестра. Однако номер был достоин сестры. У нее бы лучше не вышло. - Прости, Публий Корнелий, - чувствуя, как его уносит от земли, Кассий поднялся навстречу Прим, улыбаясь все шире и естественней, - это относилось не к тебе.

Летеция: «Будь проклят Марк Сципион!» Прим горделиво расправила плечи. Это был тычок, хороший такой… еще бы… «Их отец упал. Детям до - нельзя - подняться». Она подавилась жаром, август встал поперек горла. Опалил. А она-то думала, что они равны! Равны! О! Всем у кого денег больше их! И она улыбнулась брату, резко, словно кулаком по ракушке, чтобы выдавить, что осталось. И плевать на поску на платье! А потом занервничала сверх, и вместо того, чтобы оправдаться, он и сам все видел, задержала его за руку в своей. - Рим, - выдохнула она, улыбнулась. – Марк. Это было произнесено сквозь зубы, как же в этот момент она ненавидела окружающие… и любила одновременно. Рим, их дом. -Знаешь, у меня похоже неудачный день, - наконец нервно рассмеялась, и сжав ладонь большую, горячую, чуть не заплакала, подумаешь кто-то кому-то чем-то кинул в лицо. Ей-то что? Она лихорадочно втянула пахнущий чужими людьми воздух, нахмурила брови. - Нам придется вернуться домой.

Зарина: Зарина удивленно ахнула, когда мускулистая Афродита закинула на плечо Париса, и нахмурилась, когда Агамемнон вновь начал предъявлять свои требования. Бедная Елена! Будучи женщиной прекрасной и желанной, она при этом была лишь трофеем в мужских соревнованиях за право называться самым сильным и могущественным. Красота стала наказанием для нее: мужчины видели только лишь кудри златые, ладную фигуру и личико, будто на зависть здешним богиням созданное. И подобно клинку, камнями украшенному, или щиту, узорной ковкой оплетенному, Елена стала еще одним сокровищем, которым все хотят обладать. Статусной вещью. Интересовался ли кто-то, что на душе у Елены и как ее сделать счастливой? Зарина почувствовала, что ей снова нужен этот волшебный взмах рукой от большеносого мужчины. Она почти оглянулась уже, но, так и не подняв взгляда, потерлась щекой о свое плечо и глаза закрыла, восстановила ту ситуацию в памяти, и снова облегченно улыбнулась. Она подперла ладонью подбородок и стала увлеченно считать лысины внизу. А пока пересчитывала, заметила, как много тех, кто пришел в театр друг с другом пообщаться, а не спектакль оценить. В ее воображении сценой вдруг стали ряды. Вот парочки милуются. Здесь о чем-то яростно спорят старики. На одну компанию Зарина смотрела дольше прочего. Там действия было едва ли не больше, чем у настоящих актеров. Поцелуи, драки, разбитые кувшины… Люди уходят, люди приходят. А один, самый мощный из находящихся там мужчин, который, кажется, и стал причиной всего шума, вдруг пошел в их с Галибом сторону. Уверенная в том, что отсюда квирит не заметит ее взгляда, Зарина с интересом стала рассматривать его. Пожалуйста, вот он, не сценический, а настоящий представитель агамемнонов. Потом Зарина повернулась в другую сторону, не задержавшись взглядом на Галибе, зато дружелюбно улыбнувшись Атиру, и стала разглядывать матрон. Лето подходит к концу, а значит, скоро им потребуется новое, осеннее настроение. Иными словами, новые ткани, новые фасоны, новые украшения…

Ветурий: - Ах ты ж!- возмутился Марк, погда посыпались осколки и брызги. Одежда была по крайней мере временно испорчена. "Ждать пока высохнет или ну ее?" - эта мысль занимала даже больше, чем прелести присутствующих и отсутствующих дев и домин. Поска мало похоже на холодный душ, но флиртовать в таком виде Марк не мог. - Не варвар. Слон. В посудной лавке,- прокомментировал произошедщее, не без удовольствия замечая, что Домиции, похоже, не слишком понравилось. Да и Летеция после такого должна бы поостыть. продолжение 1



полная версия страницы