Форум » Зрелища » Амфитеатр » Ответить
Амфитеатр
Admin: Театр Марцелла (лат. Theatrum Marcelli) — театр близ правого берега Тибра в Риме, строительство которого было задумано Юлием Цезарем, а осуществлено Октавианом Августом, который в 12 г до н. э. посвятил его памяти своего покойного племянника Марка Клавдия Марцелла. При диаметре в 111 метров театр мог вместить 11 тысяч зрителей. Рядом с руинами театра сохранился античный портик Октавии.Здание было перестроено при Августе в 33—23 годах до н. э. на месте портика Метеллы, построенного цензором Цецилием Метеллом Македонским около 131 года до н. э., и посвящено сестре императора Октавии: сооружение представляло собой прямоугольную площадь, 118 метров в ширину, на низком подиуме, окружённую двойной гранитной колоннадой и было украшено мрамором, многочисленными статуями, в том числе 34 бронзовыми статуями всадников работы Лизиппа, изображающие Александра Македонского и его полководцев. Портик включал в себя храмы Юпитера Статора и Юноны Регины, библиотеку и курию Октавии.
Фурия: Похвала была разбавлена, как показалось, еще более надменно. Ирина взглянула и улыбнулась невесело: Минор скучала не напоказ... Отбывала обязанность. В чем эта обязанность заключалась в отсутствии принцепса, понять было бы трудно, если бы здесь же не находился ее сын. Но в связи с положением соседки у Ирины возникла мысль осведомиться: - Не в курсе ли ты, случайно, не появлялось ли в последнее время в Риме сколько-нибудь заметной фигуры египетского происхождения?
Клавдия Минор: Клавдия аккуратно записала на вощёную дощечку памяти каждого из императорской, небрежно её закрыла и заинтересованно вникла в суть. - Египетского... погоди, но они же уехали... хотя... он мог оставить жену с детьми... Если под фигурой ты не разумеешь влиятельную женщину средних лет, - улыбнулась скорее самоиронично, чем весело, - то я не припомню сколь-нибудь значимых, находящихся сейчас в столице. Но за виллы поручиться не могу, кого он там принимает, кажется, даже боги не ведают. Ирина почти разбудила в ней любопытство, но Клавдия слишком хорошо понимала свой пол, чтоб задавать даже касательные вопросы.
Фурия: Она негромко рассмеялась. - В том-то и дело, что я не знаю, кого иметь ввиду. Разве что однозначно не женщину. Я получила вчера цветы, отправитель же назваться не пожелал, намекнул только на египетские корни. Вот и пытаюсь понять, насколько это большая дерзость. Но, если ничего на глаза тебе не попадалось, видимо, достаточно большая. Подарок, выходит, был приятен, однако бесперспективен.
Клавдия Минор: Радужно разулыбавшись, Минор положила безупречный пухлый пальчик на локоть собеседницы, призывая к вниманию. Смуглый смельчак, кем бы он ни был, вызывал уважение - мало того что Фурия, так ещё и Ирина... - Видишь, в императорской, - подсказала, не глядя туда сама, - слева за Статиллией, это её набатейский поставщик. Ничто, сын пастуха удачно вырывшего колодец у нужной дороги. Но мало кто в этом амфитеатре богаче него. Иногда, он привозит принцепсу своих диковинных знакомых, не официально, так... общие увлечения. Музыка... или животные. Или какие-нибудь культы. Среди них попадаются интересные экземпляры. Даже такие, которым, прости, покажется дерзостью если мы с ними заговорим. Убрала руку и кивнула знакомой, сидящей в противоположной от ложи стороне. - Впрочем, мы ведь в Риме. Так что чужеземец в любом случае дерзок, ни так ли?
Фурия: - Ну, - отмахнулась Ирина от личности, на которую обратили ее внимание, лишь только немного рассмотрела, - человек, не поставивший подписи, в любом случае будет вынужден долго дожидаться, чтоб с ним заговорили. Она могла бы выразиться грубей. Да и совершенно в ином ключе. Ей не слишком понравилось вопросительное указание, как ей следует относиться, но она предпочла пропустить это мимо ушей. Женщина остается женщиной, но, говоря без лукавства, мужчины, не пытающиеся диктовать поведение, попадаются еще реже.
Клавдия Минор: Совершенно не понимая для чего женщине Ирининого происхождения, которая посылает за гладиаторами так же спокойно как прочие римлянки, может понадобиться подпись того, за кого ни при каких условиях её не отдадут замуж, Клавдия порадовалась, всё же, её здравомыслию - родственница, вдохновляющаяся без удержу каждым присланным цветочком была бы ей ни к чему. Но пока рабы приглаживали арену, на память пришла куцая розочка, засохшая где-то у зеркала, не выброшенная до сих пор, и улыбка стала задумчивой.
Фурия: Она невольно отметила эту перемену в выражении лица. Это не была улыбка, погасшая просто потому что человек не может сиять беспрестанно. Это было похоже на воспоминание о ком-то, кто дарил цветы, и вызвало это укол, похожий на ревность или досаду. Для Ирины вчерашний подарок был чем-то, выходящим из ряда вон настолько, что поначалу сошел за нелепость, но теперь, когда она подумала, что есть ведь женщины, как Минор, настолько красивые, что им не впервой получать подобные знаки внимания, это задело самолюбие. Ирина не помнила в данный момент ситуаций, когда первым же бегло оценивающим взглядом отсекала всякую возможность проявить к ней какое-то чувство. Ей показалось несправедливым такое положение вещей. Впрочем, на короткое время. Копаться в подобного рода ощущениях было ниже ее достоинства. Но таинственный даритель убраться из мыслей не пожелал. - Я о чем-то тебе напомнила? - все же спросила она Минор. Причем, можно даже сказать, с теплотой... если в ее несколько надменной и сдержанной манере кто-нибудь мог разглядеть такие тонкие смены оттенков.
Клавдия Минор: - О, дааа... - протянула Минор, - ты напомнила мне, что нежданные подарки от мужчин, порой, куда более привлекательны, чем заказанные подношения. В них только радость, не подпорченная ожиданием - будет ли. Риноцер ни к тем, ни к другим подаркам не относился, но она снова посмотрела на приятелей. Ни Авл, ни Ветурий, кажется, в её сторону и не взглянули, занятые друг-другом. Но прикинуть значило ли это, что ни один не искал взглядом Домицию не дали заскрипевшие решетки и усиливающийся гул.
Ветурий: Жест отчего-то повеселил. Возможно, потому, что на лице Авла вожделения не читалось, а Гней в их сторону больше не смотрел, занявшись банным. -Откусит. Хорошо, если палец.
Публий: >>>Дом Понтия Мецената - Не изменишь выражение лица - отправишься домой немедленно, - предупредил По раба, отпуская лектику в тенёк. В толчее амфитеатра выявить слежку не стоило и пытаться, как не стоило и беспокоиться, что его увидят вместе с... всего-то собственным поставщиком вина. И усаживаясь рядом с Нерио на привычное место, Публий только почесал уголок левого глаза - слежка - небрежно и не заостряя. - Аве, дорогой. Я многих пропустил? Или как всегда затянули с открытием?
Сидус: >>>Дом Понтия Мецената Сид хмыкнул, прижав ладонь к жетону болтавшемуся под туникой где-то у пупка. Выражение лица изменилось как-то само. И он изменил его ещё сильнее, когда с видом свободного втиснулся на скамью рядом с хозяином. Не такие уж важные это были ряды, чтоб его лицо в них не вписалось.
гладиатор: Она раскачивается из стороны в сторону не замечая, что сдирает кожу о ржавые прутья крохотного загона. Раскачивается медленно, как Старое Дерево, о которое трётся Семья. Большое Тепло падает в траву. Много, много вкусной травы. Ещё не ушла вода и мягкие-с-зубами не караулят их детей у мелких луж. Хорошо. Вот Средняя подходит к Дереву — туда — оставляет свой след, вот идёт Чёрная — сюда — колышется Дерево. За ней подходит её маленький сын. Трется как мать. Дерево неподвижно, оно ждет. Однажды маленький сын заставит его покачнуться... Ковыляет Хромая. Она стара, стара почти как Дерево, но ещё может его покачнуть, а значит ещё не скоро им провожать её в долину... Будет много хорошей травы. Вместе. Она раскачивается, раскачивается, раскачивается, по боку сочится кровь, не выдерживает железный прут, кричат... они... ...убили всех. Первой упала Чёрная, защищая сына. Хромая подставила бок, но с другой стороны ей в ногу впилась острая палка. Они рухнули вдвоём. Убить, затоптать, спасти, спасти, спасти маленького сына, бежать! Бежать... Бежать некуда, горит трава, она убила много, но их больше, двуногая стая вокруг, и что-то держит ноги, и некуда, и упал маленький сын... стонет Средняя, споткнулась её дочь... Решетка поднимается. Она делает несколько шагов и стоит, раскачиваясь, не видя... В ногу впивается острое. Всё равно. Несколько шагов. Просто идти от боли... И вдруг — запах! Запахи... на двуногом много запахов смерти, на его шкуре которая — не его. И этот, ЭТОТ запах! Он — убил. Убил сына Чёрной, ставшего взрослым вдали от Большого Тепла и Старого Дерева. Далеко-далеко от долины, куда не дали уйти Хромой. Сильного, молодого сына Чёрной. Но они все — её сыновья. Она не может больше видеть-внутри-себя. Красное заливает глаза. Гнев. Гнев. Гнев... Внутри, он поднимает её, несёт вперёд — на этого, только на этого, достать, успеть — поднимает на дыбы и рушит вниз, так, словно на убийцу падает вся Семья, и Старое Дерево, словно Большое Тепло рушится ему на голову и раскалывает, как голый череп гиены. Она падет на колени. Они убили всех. Больше некуда. Больше ничего. Ничего. Здоровенный серый матриарх, на которого возлагали столько надежд, пометавшись и затоптав Одноглазого, рухнул на колени и подниматься не собирался. - Баба... - в сердцах сплюнул Ликург, думавший после волков отличиться заодно в травле слона, и первым вонзил ей в шею копьё. - Я ж говорил, что брать доспехи покойника Муция дурная мысль... - пробурчал Ставр, добивая.
Авл Элий: Авл с некоторым колебанием вытер палец о волосы, а не об тунику Амона. И этой же рукой потрепал его за ухом, как пса. -Не думаю, он послушный.
Andronik: В голове гудело. Нещадно. Не от шума, от которого он отвык, а от того, что он на миг почувствовал себя этим слоном. Он был уверен, что слонихой, хотя с его ряда не было видно, но это не смущало. Смущало меньше, чем застилающее красное. И чувства, названия которым он не рискнул бы подобрать. Когда ее уволокли, он выдохнул. Но ни от белесых кругов перед глазами, ни от шума в ушах это не избавило. И он вышел, пошатываясь, к фонтану-умыть лицо.
Гней Домиций: Слон, такой огромный и яростный, слишком большой, чтоб от него не увернуться, слишком слепой в своей ярости, чтоб быть ловким, совсем не казался опасным для людей противником. До тех пор пока не растоптал бестиария. - Какая нелепая смерть, - отвернулся Домиций. - Всего какой-то фут, даже меньше! И не увернулся... Фут, всего лишь треть шага и человека размазало, раздавило, расплющило в кровавые ошмётки неодолимой силой. Гней сам не понимал, почему на ум пришел Лар...
Ливий Курион: - Эээто ещё что?! - саданул по подлокотнику Ливий, как только слониха, обошедшаяся в состояние, отказалась вставать. Он сказал бы и больше, если бы не предки, разочарованно взвывшие голосами половины зрителей. Мог ли он откзаться от борьбы? Подогнуть уставшие колени и... пример был слишком наглядным. Голоса слишком отчетливыми. - Кассий, - потребовал Курион холодно, - ступай и приведи в чувство ланист. Проконтролируй. Лично.
банныепринадлежности: Едва усевшись, впился остекленевшим взглядом в окроваленную серую тушу. - Не смотри! Слышишь, не смотри! - прижал щеку к щеке, закрывая ужас светлой пеленой собственных волос. - Львы победят. Обязательно. Мы львов дождёмся. - Да. Да...
Кассий: Кровь и так льется. Чего им надо. Что они называют жертвой, если это - не жертва. Кассий молча выбрался со своего места. Это был случай оглянуться и посмотреть в верхние ряды за спиной. Но слишком условный, слишком короткий случай. Его направление вело вниз и еще ниже. Что бы ни планировалось сейчас устроителями, Кассий не представлял, как может изменить настрой за считанные мгновения до начала... казни... И стоит ли что-то менять, зависит ли что-либо от него... Да, сейчас предстояли казни. Он почувствовал необходимость перевести дух и вышел в галерею. Где на него снизошло понимание, что распоряжение Куриона прямо позволяло не вылезать уже наверх до окончания поединков. Это успокоило и перенаправило мысль. Он предполагал, что ланистам так же нужен сейчас подгоняющий, как ему самому. Люди эти и так всю свою жизнь занимались смертью и знали аппетиты римской публики лучше самой публики. Что можно сказать таким людям, которые и так понимают, что вышла оплошность. Он подошел напиться воды и понял, что нашел Андроника, когда уже держал его за запястье.
Andronik: Еще потряхивало, дурнота не проходила, но шум в ушах и белесые круги почти отступили. То как на его запястье сомкнулись пальцы он почти не почувствовал. Осознал только когда поднял глаза. Течение прибило к берегу. Приветствие получилось скомканным-язык еще слушался плохо.
Кассий: ...боги знают, что вложили такого в этого грека, что Кассий опомнился только почувствовав странную податливость тела в руках. А почувствовал он ее потому, что обнимал так плотно, будто хотел раствориться и целовал так глубоко, как только позволяла чужая слабость. Но он все-таки опомнился. Отстранился немного, продолжая поддерживать. Второй мыслью было: "нас видят". Огонь, разлившийся от сердца по телу, немного схлынул и пожарище болело, как будто его уронили с большой высоты и грудная клетка разбилась на множество осколков. - Ступай ко мне. Слышишь? Скажешь Ливии, я прислал. Слышишь? Ты возвращаешься на виллу. Все это он сказал Андронику в лицо вместо того чтоб спросить, что с ним. Он не мог найти трех простых слов, чтоб обозначить свой взгляд в глаза, обеспокоенный и тревожный, и оправдать так и не отнятых рук. Одной он держал грека за талию, другой сжимал предплечье.
Andronik: Пожалел, что не обнял - он уже потом, когда его - почти отпустили. -Как ты..?,- он хотел спросить "нашел меня", но вовремя понял, что Кассий тут непричем. Течение. И Боги. Кивнул, улыбнувшись. Кассию. Богам. И течению. - Подожду тебя. Что мне делать в твоем доме? "..без тебя" В руке было уже достаточно сил чтобы подняться. И лечь ладонью на локоть Кассия.
Кассий: - Это... долго, - сказал Кассий. - Где ты будешь? На трибунах? Я не знаю... - он не знал, как повернется дело и не затребует ли его Курион чтоб разобрать пост фактум, как недостойно прошли игры. - Хорошо, - усмирил он взбаламученные мысли. - Хорошо. Но обещай, что после игр ты придешь ко мне. Даже если мы здесь разминемся и ты не увидишь, как я ухожу отсюда. Я послал за тобой на побережье. Они понятия не имеют, где тебя искать, если ты снова уйдешь.
Andronik: Он не знал, где он будет. -Я приду, Кас. Даже если не встретимся,-обещанием.-После игр. Он не был уверен, что досидит до конца игр, если дальше пойдет - так же. Но потраченных на жетон денег жалко не было. С тех пор, как стало ясно, ЗАЧЕМ его привело сюда.
Юлий: -Когда становишься для кого-то целью, шансов нет. Задумчиво произнес Юлий. Думалось о постороннем, смерти не трогали. Ни людские, ни животные. Он наблюдал со стороны. И был в безопасности. Относительной безопасности. Вспомнилось вчерашнее приключение, невовремя, когда он уже, слишком заметен. И Юлий решил, что это к лучшему. Может быть, не рискнут тронуть.
Нерио: Нерио только отвернул край капюшона, давая понять, что понял, да и разговаривать так было удобнее: - Аве, Публий. Никого интересного, затравили стаю волков и слона, - и коротко уточнил. - Бестиары. Я не думаю, что тебе понравился бы этот слон. Он едва заметно кивнул и улыбнулся: - Как твой огород? Удобрение подошло?
Гней Домиций: - Жаль, что так не в любви, а в смерти, - от души согласился Гней. - В этом - ни доблести, ни красоты, ни пользы, одни холодные пальцы богов на затылке. Даже у тех, кто в них не верит.
Юлий: -И в любви тоже,-ответил бесшумно, одними губами. Любовь представлялась стихией, ничем не лучше смерти. Ничем не милосерднее. С того берега его еще не звали, или звали недостаточно настойчиво, он надеялся, что и эта беда его тоже обойдет, не заметит. -Смерть просто..заметнее,-добавил хрипло.
Публий: - Это была слониха, - вздохнул Публий. - Они нарушают равновесие и думают, что им сойдёт с рук, забавные. Бестиары... Над тем, чего он хотел здесь, можно было только смеяться. Но сам он не мог. Запах висел в воздухе слишком осязаемо. - Удобрение в самый раз. Надеюсь, дальше твой садовник справится... - успокоил напарника и повернулся к рабу. - Сид, до конца игр ты мне не понадобишься. Убирайся на пролетарские. После игр - домой. А о том, что у тебя за пазухой, поговорим позже.
Гней Домиций: - Для Эрота, да, все мы цель. Но если бы человек так мог - выбрать, и сделать свою любовь такой силой, которой нечего противопоставить, которой любимый человек не может сопротивляться, а только - ответить! - забылся на мгновение, говоря горячее и громче чем стоило. - Хотя... это, наверно, тоже было бы страшно. "смерть просто заметнее..." крутилось в голове, но ему казалось, что любовь заметнее, что весь амфитеатр видит, как он старается не обернуться.
Тирр Серторий: Кажется, Тирр пропустил и выход, и первые схватки - с арены убирали труп большого слона. Тирр поморщился. Равный всегда должен сражаться с равным, все эти глупости с животными ему не нравились. Зверь хорош тогда, когда он свободен, а не уморен голодом и натаскан хватать человеков. Тирр поднялся на трибуны, те, что чуть ниже пролетарских, молча стряхнул с места какое-то упитое вином и кровью туловище и сел, позевывая и почесывая колено. Пару боев, всего пару боев - и домой.
Сидус: Пора было привыкать, что этот гад выменял у своих богов пару яиц на пару дополнительных глаз... или ушей, или чем он там?! Сид поднялся с видом "не очень-то и хотелось", протискиваясь выше медленно, заодно оглядывая всаднические и сенаторские с удобной высоты. Лица (точнее профили и затылки) мало ему говорили. Узнал он разве что парочку знакомых нового хозяина, и то - не вспомнил как их зовут. Зато своего недавнего знакомца узнал сразу же. И не только потому, что он поблёскивал на солнце цацками, которые и с верхотуры смотрелись дорого, но и потому, что везучий паршивец сидел аж на сенаторских, да ещё с парнем, который, родись где-нибудь в городской клоаке вроде ватиканского, мог бы и конкуренцию составить. Любому. Сид сжал под туникой жетон почти до хруста. Зато у него будут лоси. И остальное будет тоже. Потом. Давка на пролетарских была такая, что боязно стало за браслеты, за чистоту туники, да и за собственные рёбра. Сид попятился, краем глаза уловив как рядом ниже слетает сразу с двух мест обширное тело и скользнул туда, уточнив с независимым видом у согнавшего: - Не против?
Корнелия: Женские термы авг 26>>>>>>>>> - Не толпитесь, не толпитесь, мои милые поросята, без нас тут точно не закончат, раз уж посмели начать! Тише! Аве! Корнелия всеми своими неимоверными талантами ворвалась на трибуну, положенную по цензу, рассадила маленькую банную свиту по местам, кокетливо подмигнула всем по очереди соседям, поахала, тыкая пальчиком в утаскиваемую тушу слона, раздала море ценных указаний, напомнила сидящим матронам о новых маслах, доставленных с родины убитой только что туши - да-да, это прекрасное черное песчаное масловое дерево с далекого далека так повышает потенцию и привлекательность, а еще согревает пятки, если намазать их хорошенько и положить рядом с жаровней! И когда все взбаламутилось до полнейшей неразберихи, она удовлетворенно кивнула: - Евника, давай вина. Уныние разогнано, пора залить пожар.
Тирр Серторий: Боковым зрением Тирр заметил приближающуюся фигуру, в гуле кое-как расслышал вопрос и кивнул подошедшей: - Не думал, что девушек тоже интересуют бои. Садись, почему нет.
Сидус: Опоясанный парень из квиритов средней руки, так спокойно только что скинувший со скамьи жертву Бахуса, мог и в зуб дать, но Сиду надоело. Надоело до того, что он, понизив голос, ответил кокетливым басом: - А я может на коленки хотела сесть, не думала, что ты их даже не сдвинешь, - с непроницаемо серьёзным лицом.
Тирр Серторий: Ослышался, что ли? Тирр поднял голову и увидел перед собой все же парня, хоть и похожего на девушку. С таким ошибиться мог любой, но Тирр все равно покраснел: - О как... Видимо, я слишком долго отсутствовал в Риме, - и снова кивнул, непроизвольно расставляя ноги пошире. - Ладно, садись, приятель, но на лавку.
Сидус: Парень покраснел. Покраснел! Сид не выдержал и рассмеялся, только чуток подколов таким же тоном: - А че, пока тебя не было, тут что-то изменилось? Или ты оставил Рим когда на Палатине ещё огороды засевали? Протиснулся, радуясь, что обширная рыжая девица с выводком уселась сбоку, а не впереди, закрывая обзор, и уже обычным голосом добавил: - Ты б сам на коленки попросился, гля какая...
Амина: Вскрикнув, Амина закрыла лицо руками, не в силах смотреть на кровавую лужу оставшуюся от человека. Как убирают всю эту кровь после каждых игр? Её же - моря, на арене, под ареной, в гладиаторских, у лекарей... Они терли кубикулу госпожи вчетвером, и то ей всё ещё казалось, что в щелях осталось и нужно пройтись ещё раз. Она не боялась крови, умела зашивать глубокие порезы, обрабатывать раны от кнута, принимала роды у рабынь, кошек и собак прежнего господина, бывала на провинциальных играх, но вот эта, на полу... А бестиариев она даже рассмотреть толком не успела - так всё быстро закончилось. Впереди уселась ярко-рыжая женщина, закрыв шевелюрой обзор, и только тогда, увидев это буйство сквозь решетку пальцев, Амина отняла руки от лица.
Юлий: Для Эрота.. Юлий не верил в богов. Юлий не верил богам. Внутри человека были силы разрушительнее. И страшнее. Он кивнул, опуская глаза, чтобы не выдать и чтобы не разбудить эти силы - в себе.
Гней Домиций: - Я иногда совсем не понимаю, зачем мы все эти книжки читаем, - горячился Гней, забывая, что Юлий как раз книжек в таком количестве не читал, - "любовь превозмогает всё" убеждает Вергилий, Сенека говорит "дан я любовью тебе, отнят любовью одной", Платон вообще что-то такое пишет, про беременность всех и вся*, что если б с женщинами не жил, за месяц страницу не разобрал бы. И кому верить? Если только своему опыту, зачем они их пишут тогда? Иногда кажется - лишь бы написать что-нибудь! Овидий этот... мальчик ему не мил, что он понимал вообще... Почему-то ему было неуютно от того, что Юлий опустил глаза. *Не есть ли… любовь не что иное, как любовь к вечному обладанию благом?…Ну, а если любовь - это всегда любовь к благу, …то каким образом должны поступать те, кто к нему стремится, чтобы их пыл и рвение можно было назвать любовью? Что они должны делать? Они должны родить в прекрасном как телесно, так и духовно… Дело в том, Сократ, что все люди беременны как телесно, так и духовно, и, когда они достигают известного возраста, природа наша требует разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном… Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело… обращаются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе память на вечные времена. Беременные же духовно… беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели.
Квинт: 26 авг из дома Понтия Мецената>>>>>>> С легионерским, чтоб не сказать налетчицким, напором Квинт нахрапом прорвался во всаднические ряды - не без задней мысли оказаться в кругах Клавдии Минор. Благодаря какому чуду ему посчастливилось ее отыскать глазами, знали только боги: может быть, она была самой красивой из пышных женщин четвертого кольца блокады, может, самой пышной из красивых, может, помог случай, может - сам Эрот. Прорыву немало поспособствовал Понтий Стервий Младший самим своим отмытым наличием в тылу и, как был убежден Квинт, парень был отлично подготовлен к продолжению полемической схватки на случай если бы у преподавателя где-нибудь заела баллиста. Парень даже порывался, но у Квинта не заело. Неудобство заключалось в том, что места оказались далеко не рядом с нею. Видеть ее Квинт мог, но издали, и, едва успел сесть, как вскочил и принялся махать руками, сразу обеими накрест над головой, чтоб уж наверняка, и даже засвистел, но в это время с арены что-то уволакивали и демарш мог пропасть даром. Квинт огляделся чтоб призвать на помощь до сих пор не принятого во внимание Кайена.
полная версия страницы